18 октября, в восемь часов утра, г-н Франц Монталь, директор всемирного гаража аэропланов в Париже, был арестован у себя в квартире г. Санглие, начальником охранной полиции.
С соблюдением полной тайны арестованный был отправлен в префектуру полиции, так что даже служащие гаража не подозревали этого.
Когда Франца Монталя ввели в кабинет префекта, он нашел там трех человек: г. Еннион, г. Санглие и еще третьего, которого он не знал. Еннион спросил его:
— Господин Монталь, вы входите в состав тайного общества XV-ти?
Франц пожал плечами и сказал с хорошо разыгранным изумлением:
— Тайное общество XV-ти?.. Это что такое?
— Бесполезно притворяться и лгать, — обрезал его Еннион. — XV имели в Париже агента, которому подчинялись часто и вы… Этот агент назывался у XV-ти Ипсилон… Но в свете он был известен под именем Бастьена и исполнял обязанности секретаря у г-на Санглие… Вы видите, мы все знаем!
Как ни владел собой Франц Монталь, он побледнел и дрожь волнения охватила его. Не давая ему времени опомниться, Еннион продолжал:
— Бастьен вчера все рассказал. Мы сегодня арестовали вас… Если вы все скажете, вы, в свою очередь, будете отпущены на свободу. Если нет, мы представим вам обвинение в соучастии похищения и убийстве… Вас не будет судить суд присяжных. По отношении к вам мы применим способ, которым пользуются XV по отношении к подсудимым. Мы вас заставим исчезнуть и никто никогда не услышит о вас.
Франц Монталь был поражен, ошеломлен. Он не ожидал подобного удара. Все-таки он пробормотал:
— Я ничего не понимаю из всего этого. Я не знаю ни Ипсилона, ни Бастьена, ни XV-ти. В первый раз слышу эти имена.
Еннион пожал плечами и повернувшись к третьему лицу, бывшему в комнате, сказал:
— Друг мой, не хотите одним словом убедить г-на Монталь, что всякие запирательства напрасны?
Франц взглянул на человека, к которому обращались, и движение испуга вырвалось у него. Человек этот стащил бороду и очки, изменившие его лицо, и глазам Монталя представилось лицо Ипсилона или Бастьена. И в то же время он сказал ему:
— Узнаешь меня, Сигма?
«Сигма» было тайное имя Франца Монталя.
— Ты можешь говорить свободно, — прибавил Бастьен. — XV нам изменили, покинули нас… Коинос, которому я не нужен был более, хотел меня убить. Тебе предстоит та же участь, потому что Тот занял на земле место Коиноса, а Тот, как ты знаешь, тебе завидует и ненавидит тебя… Итак, говори, спаси себя и будем бороться против XV-ти. Мы победим их, потому что знаем их тайны. А Сэнт-Клер победит их в Конго. Я имел случай оценить Никталопа: он один сильнее XV-ти вместе взятых… Говори, Сигма!..
Наступило продолжительное молчание. Франц Монталь опустил голову, он размышлял. Когда он поднял голову, лицо его было бледно, а брови нахмурены.
— Бастьен, — сказал он, — напрасно открылся. Он не знает всего могущества XV-ти. В одном только Париже у них сколько товарищей!.. Менее чем через неделю удар кинжала накажет Бастьена… Вы грозите мне, что уничтожите меня, если я не буду говорить, — но если я заговорю, меня также убьют…
— Нет — сказал Бастьен. — С тех пор, как уехал Ноэль, нас всего два в Париже, ты и я, потом еще один невольник и механик Мальтест… Но Мальтест арестован сегодня ночью. Прибавлю, чтобы успокоить тебя, что на всей земле осталось только три товарища: твой брат Ноэль, Тот — не знаю где, и Феликс Нума в Браззавиле. Что касается невольников, то Пикар с Нумой, а затем Бретон и Норман на радиодвигательной станции, это единственные, кого оставил Оксус на земле и…
— Я тебе не верю! — прервал Монталь с мрачной энергией…
Бастьен хотел возразить, как вдруг раздался резкий стук в дверь. Санглие встал, пошел открыть дверь, и сейчас же вернулся, держа конверт в руке.
— Это радиотелеграмма, которую вы ждали, — сказал он Бастьену, — и которую, по вашему приказанию, пост на Эйфелевой башне передал мне…
— Давайте, давайте! — закричал Бастьен с лихорадочным нетерпением.
И он протянул руку, схватил конверт, открыл его. Адрес радиотелеграммы состоял из двух букв: А. Г.
Это были инициалы, которые Бастьен назначал Сэнт-Клеру, как ответный адрес в радиотелеграмме, полученной Никталопом на радиодвигательной станции в Конго.
Бастьен вскрыл телеграмму и, пробежав ее глазами, испустил крик торжества.
Потом, сразу успокоившись, сказал:
— Несомненно! Никталоп победил!
И голосом намеренно холодным он произнес:
— Господа, и ты, Франц, ты в особенности, слушайте эту новость, которая свидетельствует о первой победе Никталопа над XV-ю… Я настолько хорошо знаю шифр Сэнт-Клера, что сразу могу перевести телеграмму. Слушайте:
И он прочел:
— «Тот расстрелян. Владею станцией. Иду на Марс. Поручаю вам Христиану. Берегите ее мне. Сэнт-Клер».
Живейшая радость отразилась на лице Енниона, Санглие даже захлопал в ладоши.
Совершенно холодно Франц Монталь произнес:
— Кто мне докажет, что эта телеграмма подлинная, что она с радиодвигательной станции и что она заключает в себе правду?
— Никто, в самом деле, не может этого доказать! — возразил Бастьен с некоторым нетерпением.
— В таком случае, пока это не будет доказано, я отказываюсь говорить! — упрямо заявил Монталь.
— Ты с ума сошел!
— Ладно! А ты, ты изменник!
— Нет! Я освобожденный…
— Хорошо! хорошо! Не будем спорить, — отрезал Еннион. — Так как Монталь не хочет говорить, мы и без него обойдемся… Дорогой Санглие, велите отвести арестованного, вы знаете куда.
Тотчас же были вызваны двое полицейских, которые подхватили Монталя и исчезли вместе с ним в маленькой двери, открывшейся перед ними, которая сейчас же и закрылась.
Четверть часа спустя Еннион, Санглие и Бастьен произвели обыск в аэрогараже.
Бастьен знал секрет, как открыть сундук Монталя и из глубины этого сундука он вытащил пачку белых конвертов, запечатанных сургучом с инициалами Ф. М.
— Здесь все, — сказал он Енниону. — Мы можем уйти.
Еннион, Санглие и Бастьен вышли из бюро аэрогаража, объявив испуганным конторщикам, что их патрон скоро вернется.
В кабинете Енниона все трое вскрыли конверты и осмотрели тщательно их содержимое.
Просмотрев третью связку, Бастьен воскликнул:
— Чудесно, я знаю все! Христиана и m-me Рондю в замке Пьеррефор Канталь с Ноэлем Монталь, по прозванию Ноэль де-Пьеррефор… По правде сказать, я подозревал это… Но в этом деле мы не должны выдавать себя, мы должны идти и действовать наверняка…
И повернувшись к Санглие, он продолжал:
— Начальник, — сказал он, переходя опять на прежний тон, — хорошо было бы послать предупредить Баптиста, что его госпожа найдена.
— Я пошлю полицейского инспектора…
— Да… А чтобы журналисты оставили нас в покое, Еннион напишет заметку в газеты.
— Отлично! — сказал Еннион. — А вы что будете делать?
— Вместе с г-м Санглие я отправлюсь на аэроплане в замок Пьеррефор. Я произнесу слово XV-ти и Ноэль примет нас… Мы поступим, соображаясь с обстоятельствами. Но нам должна быть предоставлена свобода действий, потому что если Ноэль воспротивится, придется, может быть, пустить в ход револьверы…
— Ступайте! — сказал Еннион. — Война объявлена. Цель оправдывает средства.
— Тогда все в порядке! Вернемся в аэрогараж; возьмем аэроплан Монталя: лучшего в Париже нет.
— Идем! — сказал Санглие.
Оба они простились с Еннионом и вышли.
Был уже полдень, когда Бастьен и Санглие увидели замок Пьеррефор. Сотрудник XV-ти знал его по названию и по местоположению, но он никогда в нем не был.
Замок возвышался мрачный и черный, с четырьмя толстыми, феодальными башнями, как огромный утес, громоздясь над потоком, переходившим далее в речку. Сосновые леса окружали этот утес и давали ему защиту и тень… На террасе этого замка пристал аэроплан Монталя, руководимый на этот раз Бастьеном и Санглие.
Прибытие механической птицы было замечено потому, что тотчас же на террасе появился человек.
Когда аэроплан остановился, человек этот вытащил револьвер из кармана своей куртки и, целясь в Бастьена, который держал руль поворота, сухо сказал:
— Кто вы такие? Я знаю аэроплан моего брата, но вас я не знаю… Не рискуйте двигаться, или я стреляю…
Бастьен тихо рассмеялся и сказал:
— Посмотри на меня, Ноэль… Неужели ты забыл Бастьена?.. Правда, ты меня видел только один раз… Послушай!.. Учитель сказал: «кто приходит во имя Оксуса, тот повелевает, кто принимает во имя Оксуса, тот покоряется»…
Ноэль де-Пьеррефор вздрогнул и медленным движением, как будто сожалея, опустил револьвер.
— Кто двое? — промолвил он.
— Близнецы, — ответил Бастьен.
— Кто единственный?
— Омега, что есть инициал Оксуса, который означает льва и короля!
Тогда Ноэль опустил револьвер в карман, снял фуражку и поклонился, говоря:
— Кто приходит именем Оксуса, повелевает, и кто принимает именем Оксуса, покоряется. — Потом он выпрямился и, улыбаясь, протягивая руку, направился к авиаторам.
Те спрыгнули уже на террасу.
— Милости просим, — сказал он. — Вы разделите мою трапезу; когда часовой объявил о вашем прибытии, я собирался сесть за стол…
— Один? — спросил Бастьен, который, приняв сразу начальнический тон, хотел сохранить его до конца.
При этих словах Ноэль покраснел и ответил после некоторого колебания.
— С заложницей, m-lle Христианой Сэнт-Клер, которая сделала мне честь допустить меня к своему столу.
Санглие ничего еще не сказал, но испытующим оком осматривал элегантного тюремщика.
— Этот малый влюблен, — подумал он. — Это может усложнить приключение.
Но Бастьен небрежно сказал:
— Мы, как раз, ради нее и приехали, я и… наш товарищ Тот, посредник Коиноса предводителя…
И произнося имя Тота, Бастьен жестом указал на невозмутимого Санглие.
Ноэль поклонился, сильно побледнев. Подняв голову, он пробормотал:
— Могу я знать?..
— Да, так как мы торопимся, — отвечал властно Санглие. — Мы приехали за пленницей.
Ноэль вспомнил ужасные слова своего брата, когда тот поручал ему Христиану и предостерегал его от любви.
Ноэль вспомнил эти слова, полные угроз, и он содрогался от возмущения и страдания. Пришел час отдать Христиану, и тот, который требовал Христиану, не был ее братом, это был официальный представитель XV-ти… Это значило, что Христиана должна умереть…
У Ноэля мелькнула мысль вытащить револьвер и убить двумя выстрелами обоих людей. Но он сдержался. И став между лестницей и вновь прибывшими, он сказал:
— Господа!.. Моя пленница уже в столовой, куда прямо ведет эта лестница. Прежде чем сойти туда, я был бы счастлив узнать, каковы будут приказания, которым я должен повиноваться…
Молодой человек казался спокойным. Но взор его, ставший твердым, дрожание его губ, напряженность его тела, выдавали пылкость чувств, кипевших в его душе.
Санглие подумал:
— Черт побери! Этот малый, по-видимому, не одного мнения с братом по отношению к XV-ти… Тот не хотел ни изменять, этот кажется собирается с ними бороться.
Бастьен отвечал:
— Приказания следующие: вы нам выдадите пленницу.
— А что вы с ней сделаете? — бросил в ответ Ноэль, тоном, ясно выражавшим протест.
Бастьен сдвинул брови и небрежно сказал:
— Когда приказывает учитель, не спорят, не спрашивают, не отвечают, не думают. Только покоряются. Вы выдадите нам m-lle Христиану Сэнт-Клер. Приказ Тота вам ее поручил, Тот сам ее берет…
— А я, — возразил Ноэль таким же сухим тоном, — а я думаю, отвечаю, спрашиваю и спорю…
— Что это значит?
— Что вы с ней сделаете? Я не выдам Христианы, прежде чем не узнаю этого… Вы не сделаете шага вперед, прежде чем не ответите мне…
Он быстро выхватил револьвер и направил его на Бастьена. Затем, не покидая взорами глаз и рук обоих пришельцев, он продолжал:
— Малейшее движение защиты, и я стреляю!.. Говорите… или сейчас же уезжайте!
Санглие, который знал людей, восхищался Ноэлем Пьеррефор. Полный возмущения, он был в самом деле прекрасен.
Что касается Бастьена, он остался невозмутимым. Потом, улыбаясь, очень мягким голосом сказал:
— Ноэль, если мне скажут, что любовь делает трусом, я отвечу, что я видел человека, который во имя любви встал против самой ужасной власти: против власти Оксуса, властелина XV-ти. Вы пылко любите Христиану. Я желаю вам, чтобы чувства ваши были разделены… Но мы умираем от голода, потому что скоро час пополудни, — а мы не влюблены.
Он подошел к выбитому из колеи Ноэлю, просунул ему руку под его руку, ту, которая не была вооружена револьвером, и дружелюбно произнес:
— Идем завтракать, Ноэль. Вы нас представите m-lle Христиане… Мы не хотим ее у вас похищать… Наоборот, вы останетесь ее стражем более чем когда-либо. Но с этих пор это будет для Никталопа, а не для XV-ти… Ну, идем завтракать!.. Мы объяснимся после десерта!
И он повлек Ноэля по лестнице.
Смеясь от всей души, Санглие следовал за ними в полном восторге от того, что любовь хотя один раз стала помощницей полиции.
А на другой день Бастьен и Санглие уехали одни. Они оставили в замке Христиану с Ноэлем, но с Ноэлем совершенно преданным Сэнт-Клеру и ожидавшим, чтобы обстоятельства позволили ему просить руки Христианы у ее брата. Дня два спустя, пользуясь банальным способом передвижения железной дорогой, управляющий Баптист сел в Париже в поезд, отходивший на Сен-Флюр, где ожидал его слуга из замка Пьеррефор, чтобы отвезти его к m-me Рондю.
А 22 октября, Франц Монталь, побежденный, появился снова на свет Божий и, не боясь более XV-ти, снова принял на себя ведение дел всемирного аэрогаража.
Того же 22 октября, г-н Санглие принимал молодого человека, на карточке которого значилось: Дамприх, лейтенант флота.
На другой день, 23 октября, тот же Дамприх получил аудиенцию у военного министра, генерала д’Амад. Все помнят последствия этой аудиенции.
Через неделю 3000 человек, избранных унтер-офицеров и солдат, под командой тридцати офицеров и полковника Буттио, улетали на трехстах десяти военных аэропланах, из различных гарнизонов Франции и Алжира. На четырех добавочных аэропланах следовали: на одном Ноэль де-Пьеррефор, Христиана и Бастьен; на другом астроном Фламмарион и два молодых инженера, на третьем Морис Реклю, Анри Франсуа, специальный корреспондент газеты «Matin» и молодой Блерио, сын знаменитого авиатора; наконец, на четвертом лейтенант Дамприх и механик Норман.
И на закате солнца, 3 ноября, триста четырнадцать аэропланов спустили своих 3042 пассажиров, в том числе одну женщину — Христиану, на эспланаду радиодвигательной станции в Конго.
С утра следующего дня принялись за работу, под командой полковника Буттио и под техническим наблюдением лейтенанта Дамприха…
Принялись за работу в ожидании известий от Сэнт-Клера и его спутников, уехавших на Марс.