I Заря новых времен

Лео Сэнт-Клер на радиоплане, который он занимал вместе с Максом Жоливе, заметил в бесконечности междупланетных пространств появление светящейся точки — радиоплана Алкеуса.

И прежде чем он успел сделать предположение об этом явлении, направо от него произошло столкновение радиопланов.

Никталоп повернул голову и испустил крик ужаса. Экспедиция состояла теперь только из четырех радиопланов. Четыре! Кто командовал погибшим?

— Макс! Сделай перекличку, — приказал Сэнт-Клер. Благодаря блеску хрустальных колпаков на радиопланах, Сэнт-Клер не мог различить лиц сидящих в них.

Расположение радиопланов справа налево было следующее: Радиоплан I: Сэнт-Клер, Макс Жоливе. Радиоплан II: Клептон, Гайнор, Мерляк. Радиоплан III: Бонтан, Тори, Пири О’Бриен. Радиоплан IV: Плакар, Тардье, Джонсон. Радиоплан V: Сизэра, Дервинг, Дюпон.

Который из пяти погиб в невообразимом столкновении? Единственный способ узнать, было сделать перекличку. Гениальная система беспроволочных телефонов соединяла радиопланы бесстрашных путешественников.

Макс, нервы которого хотя и были сильно расстроены катастрофой, послушно нагнулся к телефону и крикнул:

— Алло! Алло! Клептон?

— Есть! — ответил голос.

— Алло!.. Бонтан?

— Есть!

— Алло!.. Плакар?

— Есть!..

Сэнт-Клер побледнел… Все кроме одного ответили… Значит…

— Алло! Алло! Адмирал Сизэра?

Сэнт-Клер почувствовал, что его сердце перестало биться…

Ответом было молчание.

— Алло! Ало!.. Сизэра, — повторял Макс, дрожа.

Молчание.

— Алло! Ал!..

— Довольно, Макс!.. — нервно крикнул Сэнт-Клер. — Это адмирал… с Дервингом и Дюпоном…

И он подумал:

— Я приеду к Ксаверии, если только я приеду, с известием о смерти… Ее отец!..

Но не время было предаваться печали. Девять остальных радиопланеров уже знали о смерти адмирала, потому что переговоры по телефону начались в одно время на всех аппаратах.

Вдруг на одном радиоплане заметили приближение новой светящейся точки. Сейчас же это было передано по телефону.

Но на этот раз появление не было так неожиданно, как раньше.

Сэнт-Клер сейчас же отдал приказание разойтись шире и уменьшить ход.

Макс хладнокровно передавал приказ Сэнт-Клера.

Четыре радиоплана рассеялись в разные стороны. И почти тотчас же с трехсот тысяч километров в час скорость была уменьшена до тридцати тысяч.

— Уменьшить еще! — кричал Сэнт-Клер.

Указатель отметил три тысячи километров…

— Еще!..

Наконец скорость доведена была только до тридцати километров.

А блестящая точка все увеличивалась. Но и она двигалась очень медленно и вскоре, как казалось, остановилась.

Сэнт-Клер посмотрел на хронометр. Прошло одиннадцать минут после катастрофы с адмиралом и двумя его компаньонами.

Вскоре стало ясно, что враждебный радиоплан перестал совсем двигаться.

— Чего он хочет, этот? — прошептал Сэнт-Клер.

Он не долго ждал.

Марсовский радиоплан медленно подвигался с минимальной скоростью тридцати километров в час. Сэнт-Клер мог вскоре заметить, что на нем находился всего лишь один человек, и Макс в ту же минуту узнал человека, лицо которого ясно было видно сквозь хрустальный колпак, который с той стороны не блестел.

— Это тот, которого на Жиронде называли маркизом де-Бриаж! — воскликнул молодой человек.

— Это Коинос! — сказал Сэнт-Клер с легким волнением.

В это время радиоплан Коиноса изменил направление и пошел рядом с радиопланом Сэнт-Клера.

С невыразимым волнением Никталоп сказал Максу:

— Дай мне телефон!

Потому что он увидел, что Коинос нагнулся к телефону.

Сейчас же начался разговор.

— Алло! Алл!.. Сэнт-Клер.

— Да! Коинос?

— Да!.. Видели вы радиоплан?

— Прежде всего кто вы, друг или враг?

— Друг… пока!.. — возразил Коинос.

— Хорошо… радиоплан в самом деле прошел от Марса; он исчез, уничтожив один из наших радиопланов с тремя людьми.

— Это был Алкеус и он шел на вас, Сэнт-Клер. В числе погибших был кто-нибудь кого я знаю?

— Да, — адмирал Сизэра!

— Отец Ксаверии?

Странно устроено человеческое сердце! При этом имени в устах Коиноса, Сэнт-Клер почувствовал ревность, как будто его кто-нибудь полоснул ножом.

Он отвечал почти грубо:

— Да, Ксаверии и Ивонны.

— Я здесь, — продолжал Коинос, — чтобы исполнить волю Ксаверии… И вот, нарушая клятву XV-ти и мой долг, я пришел сказать вам… Алло! Алло! — вы слушаете?

— Слушаю.

— Не приставайте на Марсе у острова Аржир. Там ждет вас неминуемая смерть… Оксус обладает разрушительными средствами, которые уничтожат вас… Верите вы мне?.. Я говорю от имени Ксаверии…

— Я вам верю, — сказал Никталоп.

— Хорошо!

— Где же мне пристать?

— Остров Аржир находится в южном полушарии, которое в настоящее время года обращено к земле… Приставайте у острова Нилиак, в северном полушарии, на озере того же имени. Там вы найдете обширные леса и покинутые мастерские армии Марсиан… Вы все хорошо слышали?..

— Слышал, — сказал Сэнт-Клер. — Но ваша помощь ограничится только этим?

— Пока этого достаточно… Я возвращаюсь на остров Аржир, где Ксаверия может быть в большей опасности, чем будете вы, сойдя на Марс…

— В какой опасности?

— Не знаю ничего определенного… Но я боюсь Оксуса!.. Прощайте, берегитесь XV-ти и Марсиан!.. Ваша авантюра — чистое безумие.

Сэнт-Клер хотел отвечать, но услышал стук повешенной телефонной трубки…

Коинос уже повернул свой радиоплан и мчался к Марсу…

Некоторое время Сэнт-Клер оставался в полном недоумении, как и Макс, но через минуту велел Максу передать свои приказания на остальные радиопланы.

— Повторяй! — сказал он Максу.

И он продиктовал следующее:

— За мной в одну линию, приблизительно на расстоянии пяти километров один от другого… Максимальная скорость… Повторять мои движения и следить за телефоном… Вперед!..

И четыре земные аэроплана возобновили свой чудесный бег в междупланетном пространстве…

Проходили часы… Мимо наших радиопланов проносились болиды и другие астральные тела; впереди виден был уже громадный шар Марса, к которому неслись жители земли, спокойные, холодные, невозмутимые, как сама судьба…

В конце седьмого дня Сэнт-Клер, спавший все это время только изредка, закричал, а Макс передал его возглас по телефону:

— Озеро Нилиак в виду! Уменьшайте ход по одному градусу в минуту… Постройтесь в фронтовую линию…

Озеро Нилиак, огромное, настоящее море, расстилалось под ними едва заметное в тумане… Ослепительное для земных людей солнце только что скрылось за озером Нилиак…

Вскоре посредине черных вод озера стал виден остров…

В такую грустную, зимнюю ночь четыре радиоплана легко и без толчков спустились на почву планеты Марс. Две луны Марса, его спутники, Деймос и Фабос, смягчали ночную темноту.

Тишина была полная; вода стояла неподвижно.

Четыре радиоплана быстро раскрылись и воздушные путешественники выскочили оттуда и бросились друг другу в объятия.

Итак, это Марс!

В том, что увидели люди земли вокруг себя не было ничего ужасного, ничто вокруг не вызывало мысли о чем-то красном, кровавом; тогда как на земле они представляли себе Марс в ужасном виде. А тут все было прекрасно…

Они ждали войны, а очутились в идиллической обстановке, в которой охотно предаешься тихим мечтам!..

Сэнт-Клер высказал свое впечатление, которое разделяли его спутники.

Он сказал или скорее прошептал со вздохом:

— Здесь прелестно!

Было около 6 часов, когда земные люди сошли на Марс. В продолжение восьми дней они спали только урывками. Поэтому, несмотря на странность обстановки, они скоро устали наблюдать за двумя лунами Марса и следовать за их быстрым ходом по звездному небу…

Самый слабый из одиннадцати человек первый уступит природе.

— Я спать хочу! — сказал Макс.

И он вздрогнул, потому что ночной воздух был свеж.

Голос Макса напомнил Сэнт-Клеру его обязанности начальника.

— Друзья мои, — сказал он, — Макс прав. Войдем снова в радиопланы, куда не проникнет холодный воздух, и будем спать. Восходящее солнце, позолотив хрустальные колпаки, разбудит нас.

Две минуты спустя, одиннадцать человек заперлись в своих радиопланах и все погрузилось в сон.

Проходили часы… Пробила полночь, потом тринадцать часов, четырнадцать, потом пятнадцать, шестнадцать. Восток таинственной планеты окрасился в бледно-палевый цвет, потом перешел в зеленовато-оранжевый и затем порозовел… восходило солнце… начинался светлый, хороший осенний день.

Хронометры радиопланов, разделенные на 24 часа, показывали 17 часов 35 минут, когда первым проснулся Сэнт-Клер…

Он протер себе глаза… и увидел недалеко спящего Макса, который улыбался во сне…

— Пусть он поспит еще! — сказал Сэнт-Клер и вышел первым из радиоплана. Вдали над красноватыми лесами, покрывавшими низкие холмы, небо окрашивалось яркими цветами… Это продолжалось долгие минуты… окраска горизонта менялась целой гаммой ярких цветов… Наконец показался первый, потом второй, третий луч… потом целый сноп лучей… И солнце начало выходить из-за леса…

— Солнце! Солнце Марса! — крикнул Сэнт-Клер.

И все пробудились от сна…

Крик энтузиазма вырвался из груди людей земли:

— Да здравствует Франция! — кричали французы.

— Да здравствует Англия! — вторили им англичане.

На этот раз первый, к кому вернулось необходимое хладнокровие, был англичанин Клептон.

Жестом он собрал вокруг себя своих товарищей и энергично заговорил:

— Друзья мои, вчера мы достаточно наслаждались природой… Теперь надо жить, уметь бороться и побеждать… Мы имеем в консервах на радиопланах на восемь дней съестных припасов. Наше вооружение годится для борьбы со зверями и с людьми на близком расстоянии. Но против Марсиан, если они нас откроют, оно не больше чем игрушка. В ближайшие восемь дней мы должны устраивать себе убежище и приготовить лучшее вооружение… Мы находимся почти в отчаянном положении… Если нас увидит хоть один из Марсиан, мы погибли. Тем более, что отсюда мы не можем ни вернуться на землю, ни послать известие на станцию в Конго. Через месяц три тысячи человек отправятся с этой станции. Если мы их не предупредим, они прибудут на остров Аржир, где Оксус их уничтожит раньше, чем они ступят на почву Марса. Вот задачи, которые требуют неотложного решения.

Одиннадцать человек уселось на траве красного цвета и составили совет. Каждый свободно изложил свои мысли и все решили, что раньше всего надо наследовать остров Нилиак.

Коинос говорил о военных мастерских. Следовало найти их.

С общего согласия маленький отряд выбрал предводителем Сэнт-Клера, помощником которого был избран Клептон. Решено было идти на север.

Быстро вооружившись, маленький отряд двинулся вперед.

По дороге люди наблюдали странную природу планеты. Деревья, которые им приходилось ломать, были гораздо мягче, чем земныя деревья, но они были гораздо выше. Точно также и кусты достигали вышины в шесть раз превышавшей человеческий рост.

Что касается окраски, то они были всех оттенков красного цвета.

Так сквозь фантастический лес двигались люди вперед, как вдруг раздался крик Сэнт-Клера:

— Стой! Там впереди развалины!

Одним прыжком все бросились вперед.

В самом деле, в глубине неожиданно открывавшейся аллеи, они увидели циклопические развалины…

Огромные глыбы красного базальта образовали как бы стену.

Сэнт-Клер первый бросился карабкаться на стену, за ним все остальные.

Через минуту они очутились на эспланаде, полузаросшей кустарником, на краю которой возвышалась круглая башня, сложенная из тех же громадных глыб.

Мерляк обежал эспланаду, обогнул башню и закричал:

— Там еще четыре такие же башни.

В ту же секунду послышался шум крыльев и с вершины первой башни вылетел апокалипсический зверь, клюв которого был такой же величины, как и туловище. Он взмахнул крыльями, закаркал и исчез за вершинами деревьев…

— Браво! — крикнул Бонтан. — Значит есть же здесь живые существа.

— Мерляк, — спросил Сэнт-Клер, — вы не видели дверей по ту сторону башен?

— Нет, начальник.

— В таком случае, друзья мои, надо найти способ проникнуть туда.

— У меня есть способ! — вскричал Тори.

— Какой?

— Срубить самое толстое и самое высокое дерево; обрубить ветки, оставив концы их у ствола так, чтобы можно было по ним взойти на башню. В этом странном краю все предметы так легки, что не трудно будет это сделать, затем приставить дерево к стене, как лестницу.

— Принято! — сказал Сэнт-Клер.

Когда после долгих усилий дерево было срублено и прочно укреплено в яме, по стволу его поднялись на башню все участники экспедиции.

II Совет XV-ти

Пока Алкеус и Коинос неслись на встречу Сэнт-Клеру, Оксус размышлял, осведомлялся, спрашивал, наблюдал…

Тут он открыл то, чего никогда раньше и не предполагал: он открыл, что в сердцах этих людей жило не одно только честолюбивое желание побеждать; что у них было и другое желание, детское желание быть любимым, обожаемым молодыми девушками-пленницами.

Только один из его учеников, казалось, не поддался общему влечению. Его звали Киппер… Это был худой, нервный человек, среднего роста, англо-саксонской расы, сухой, подвижный и холодный, как стальное лезвие. Ему могло быть лет около сорока. Это был математик-инженер.

Судьба предоставила этому Кипперу веселую, прелестную, Фелиси Жоливе, жизнерадостную парижанку, которая за несколько дней перед похищением была избрана королевой королев, по старому парижскому обычаю.

Киппер сделал себе из нее служанку, не на черные работы, конечно, так как для этой цели у XV-ти было много невольников африканских негров.

На обязанности Фелиси лежало содержать в педантической аккуратности рабочий; кабинет и библиотеку ее господина, чистить, набивать и зажигать его трубку, качать гамак, в котором Киппер имел обыкновение лежать, занимаясь сложными математическими выкладками.

И когда Оксус осторожно стал его расспрашивать, Киппер ответил:

— Моя пленница удовлетворяет меня в достаточной степени.

— Она так же красива, как и другие? — промолвил небрежно Оксус.

— Красива? Я не видал других и никогда не присматривался к Фелиси.

И Киппер удивленно посмотрел на учителя.

— Я хотел сказать, — продолжал удовлетворенный Оксус, — что иногда женщина имеет внешнюю прелесть, которая приятно поражает глаз мужчины…

— Фелиси опрятна, покорна и молчалива, — сказал сухо Киппер, — это все, что я от нее требую.

Киппер ни разу не пропустил случая осмотреть наблюдательные посты Марса, где перед аппаратами негры-невольники были готовы каждую минуту поднять тревогу.

Один в своем рабочем кабинете Оксус видел, что игла на радио-автоматическом указателе все стоит на 150, показывая этим, что станция в Конго посылает свои волны максимального напряжения.

Вдруг размышления Оксуса были прерваны сильным звоном.

Старик вздрогнул, поднял голову и посмотрел на фонографический павильон, откуда послышался голос:

— Алло! алло!.. Учитель, в районе нашего наблюдательного поста появился радиоплан, направление от земли, скорость максимальная…

Облокотившись на стол, Оксус держался обеими руками за голову.

— Кто это? Алкеус? Коинос или Сэнт-Клер?.. Абсолютная неизвестность.

Через три дня после предупреждения, Оксус находился на террасе своего дома в тот час, когда должен был прибыть загадочный радиоплан… Оксус был вооружен электро-зеркалом, ужасным переносным прибором, который выделял электрический ток такой интенсивности, что убивал на значительном расстоянии…

Радиоплан показался в небе, озаренном кровавым отблеском заката.

Он опустился на террасе дома Коиноса, и из него вышел хозяин этого дома.

Вновь прибывший низко поклонился Оксусу и скрылся в отверстии лестницы, ведущей в дом.

Две минуты спустя, Оксус, сидя за рабочим столом, между картами земли и Марса, принял Коиноса.

Коинос стоял посреди комнаты спокойный, в своей естественной позе.

— Говори, — сказал учитель, — что случилось?

— Алкеус умер…

— Каким образом?

— Я следовал за ним, я видел.

Коинос лгал, но он потерял счет своей лжи.

— Радиоплан его столкнулся с радиопланом, шедшим с Земли, и погиб в пламени…

Оксус даже не вздрогнул. Его бледное лицо было все так же невозмутимо, взор все так же светел, холоден и строг…

— А ты что сделал? — допрашивал Оксус.

— Я тотчас же вернулся назад, подхваченный волнами, шедшими от земли…

— Почему ты не продолжал путь к земле?

— Я думал, что это бесполезно… Очевидно, что если бы радиопланы могли, то их полетело бы несколько сразу… В такой путь человек не рискнет отправиться один…

Наступило молчание.

Не сказав ничего о четырех радиопланах, Коинос изменял клятве, но он уже не считал своих измен…

— Хорошо! — сказал Оксус.

И после минутного молчания он продолжал:

— Пусть же прошлое будет забыто. Коинос, сын мой, ты главная причина смерти Алкеуса… Это больше чем ошибка, это преступление… Я тебя прощаю… Но больше я уже не прощу…

Он замолчал опять, затем, снова тем же спокойным голосом, продолжал:

— Иди… Отдохни эту ночь… Завтра соберется совет XV-ти… Я скажу мою волю…

Голос его стал еще суровее, когда он прибавил:

— И я надеюсь, что никто не посмеет противиться моей воле… Ты ее узнаешь завтра… Ступай, сын мой!

Он встал и протянул над столом руку. Коинос приблизился и спокойный, невозмутимый, без всякого угрызения совести, взял эту руку и поцеловал ее.

Вслед за тем он вышел из обширного рабочего кабинета Оксуса.

Но когда дверь за ним закрылась, он пожал плечами и прошептал:

— Оксус, ты слеп… Ты дал мне другого повелителя!.. Велениям Ксаверии подчиняюсь я теперь…

И он побежал со всех сил к ее дому, так было велико его нетерпение.

Когда он вошел в первую комнату, раздался обычный сигнал и необыкновенный город Космополис опустился под землю, как то делалось каждый вечер.

В комнате, освещенной электрической люстрой с колпаками из светло-зеленого стекла, сидела в кресле Ксаверия. У ее ног, примостившись на пуфе, сидела Ивонна.

Обе сестры были погружены в неясные, но печальные мысли…

Мечты эти прерваны были появлением Коиноса.

— Коинос! — воскликнула Ксаверия, вставая.

Ивонна повернула голову и посмотрела на начальника XV-ти презрительным взглядом. Не видя Ивонны, он прямо подошел к Ксаверии и бледный, глухим голосом, просто сказал:

— Он спасен!

Она устремила на него свои глубокие глаза… И в то время, как по щекам ее текли слезы, она протянула ему руку и, вздохнув, сказала:

— Благодарю!

Он взял эту руку и пожал ее, не смея поднести ее к губам. Этот сильный человек был теперь слабее ребенка.

— Садитесь и расскажите мне все.

Он послушно сел. Почти неслышным голосом, быстро рассказал он все, что произошло. Когда, назвав Алкеуса, он вслед за тем сказал «умер», Ивонна закрыла лицо руками.

— Знаете ли вы кто был на борту того радиоплана, который был уничтожен Алкеусом? — спросила Ксаверия.

Коинос колебался… Но Ивонна схватила его за руку и умоляющим голосом произнесла:

— Прошу вас, скажите нам все.

Коинос сделал головой движение непритворного отчаяния и прошептал:

— Я прибыл слишком поздно, чтобы, помешать… Я мог бы, может быть, отстранить Алкеуса, но я даже не видел… Сэнт-Клер назвал мне жертв катастрофы…

— Жертв? — сказала Ксаверия.

— Из них один только вас интересует, — прошептал Коинос.

— Кто он? Говорите!

— Ваш…

— Мой отец! — крикнула Ивонна душу раздирающим голосом.

И бедное дитя упало навзничь без чувств.

Болезненное рыдание потрясло Ксаверию, но более сильная чем сестра, она победила свое страдание, подняла бесчувственное тело сестры и понесла его на кровать… В это время Коинос открыл какой-то ящик, достал из него нюхательные соли и подал Ксаверии…

Через несколько минут Ивонна открыла глаза.

— Я вам больше не нужен, я удаляюсь, — сказал Конное.

— Да, уходите, — сказала Ксаверия тихо.

— И еще раз благодарю! — И снова протягивая ему руку, она прибавила: — Коинос, не забудьте, что Сэнт-Клеру грозит еще опасность… Вы знаете, где он… Помогите же ему!..

— Я помогу ему! — сказал он.

На этот раз он не мог удержаться, чтобы не поцеловать протянутую ему ручку.

Час спустя, электрический авион, едва превышавший по величине земного орла, поднялся с террасы дома Коиноса.

На этом авионе был только один человек. Это был — Альфа, слуга и друг Коиноса, готовый по его приказанию убить самого Оксуса.

На этом авионе, который развивал скорость только до пятисот километров в час, Альфа, одетый в хрустальную каску и каучук, вез четыре заряженных электро-зеркала. Альфа направил свой полет в сторону острова Нилиак.

Расстояние от острова Аржир до острова Нилиак равняется, с птичьего полета, приблизительно 1200 милям или 4000 километрам. Делая по 350 километров в час, Альфа должен был пройти это расстояние в 14 часов; полагая два часа на остановку и четырнадцать часов на обратный путь, Альфа должен был отсутствовать из Космополиса почти тридцать часов.

Утром в тот день, когда Альфа летел из Аржира, специальный звон возвестил XV-ти, что Оксус, учитель, созывает их на совет.

В круглую залу, устроенную в центре дома Оксуса, вошли четырнадцать человек, одни порознь, другие группами по два и по три человека.

Посреди зала стоял стол и вокруг этого стола поставлено было пятнадцать кресел… Шестнадцатое, более высокое и богаче украшенное, составляло центр.

Эта зала со строгими голыми стенами, единственную меблировку которой составляли стол, стулья и два обширных шкафа с ящиками, получала свет из стеклянного купола. Окон в ней не было. Две двери были проделаны одна против другой.

По мере того как члены XV-ти входили, каждый из них становился за своим креслом. Когда все места были заняты, раздался звон и дверь, остававшаяся до тех пор закрытой, распахнулась… Черный невольник, одетый в красное, появился и закричал:

— Учитель!

— Слава учителю! — ответили четырнадцать присутствующих.

Вошел Оксус. Как остальные, он был с обнаженной головой, одетый в белое, в высоких зеленых сапогах из мягкой кожи.

Важно и величественно занял он председательское место.

— Братья, садитесь! — сказал он.

Потом не без некоторой торжественности он сказал:

— Объявляю триста восемьдесят седьмое заседание совета XV-ти открытым!

Наступила минута молчания.

Оксус повернул голову к тому креслу, которое было пусто, и сказал невозмутимо:

— Одного брата не достает. Кто это?

— Алкеус, — ответили в один голос два брата, сидевшие рядом с незанятым креслом.

— Кто-нибудь знает причину его отсутствия? — продолжал Оксус.

Один брат поднялся, это был Коинос. Он произнес холодным тоном:

— Я знаю.

— Какая это причина?

— Смерть!

При этом слове одним движением тринадцать союзников вскочили и скорбное удивление отпечаталось на их лицах.

Оксус один оставался невозмутимым.

— Какая смерть? — спросил он спокойным, ясным голосом.

— Смерть славная, на своем посту, — ответил Коинос.

— Присутствовали вы при ней?

— Нет! Но я знаю причину ее и следствия.

— Хорошо! Вы сообщите это подробно, письменно. Завтра это будет объявлено в полуденном приказе. Затем подробности смерти Алкеуса будут высечены на мраморной доске, которая будет прибита на стене почетной залы! Да будет брат Алкеус вознагражден и прославлен!

— Навеки! — воскликнули вместе все четырнадцать и все сели снова.

Оксус после нескольких минут молчания продолжал быстро и властно, опустив глаза:

— Я решил, что брат Киппер будет возведен в ранг предводителя и что он получит все прерогативы Алкеуса…

— Благодарю, учитель! — сказал Киппер сухим тоном, хотя краска удовольствия выступила на его лице.

Оксус поднял голову, бросил на Коиноса испытующий взгляд и продолжал, снова опустив глаза:

— Я решил, что товарищ Альфа будет возвышен до степени брата и примет место, права и имя Алкеуса…

Коинос побледнел.

Чего хочет Оксус? Было ли это сделано для того, чтобы почтить Коиноса, воздавая честь его товарищу?.. Или Оксус знал об отсутствии Альфа? Не предугадывал ли он цели… Но нет, это невозможно! Альфа уехал ночью, когда воздушная стража спала под действием наркотика, подмешенного в табак… При том же Оксус не знал о высадке Сэнт-Клера и жителей земли на острове Нилиак.

Но Коиносу не было времени приводить в порядок свои мысли, полные смятения.

Оксус поднял голову и приказал:

— Раб! Пусть найдут Альфу и пусть он явится без оружия видимого или скрытого, с завязанными глазами, между двумя безмолвными носителями кинжала и чаши!

Черный страж дверей поклонился и вышел.

Коинос страшно бледный, думал:

— Если Оксус знает, угадывает или предчувствует, я погиб… и Ксаверия со мной…

Учитель опустил голову. Все братья были погружены в свои размышления… Коинос старался в это время собраться с мыслями.

Наконец, дверь отворилась, появился негр и закрыв дверь, сказал:

— Альфы нет в Космополисе. Его служебная табличка указывает, что он производит разведку около острова Аржир. Но воздушный часовой не записал его выезда. Альфа отправился 8–29–XX.

— Хорошо! — сказал Оксус.

И повернувшись к Коиносу, Оксус спросил:

— Коинос, это вы приказали ему сделать эти разведки?

— Да, учитель.

— Зачем?

— Потому что я задумал проект прорыть от Космополиса к морю подземный канал, для подводных лодок, планы которых вам представил на рассмотрение Миниок.

Миниок, один из XV-ти, худой и длинный, с кирпично-красным цветом лица, одобрительно улыбнулся широкой улыбкой.

— Почему вы не представили мне на рассмотрение этот проект? — спросил Оксус.

— Я не хотел этого делать, прежде чем у меня будут точные сведения…

— Хорошо, — прервал его спокойно Оксус, — Альфа будет посвящен только завтра.

Коинос вздохнул спокойно.

В самом деле Оксус приказал:

— Раб, пусть явится сейчас воздушный часовой, который был дежурным в час отбытия Альфы, — приказал Оксус.

Спустя пять минут негр вернулся. Он держал за руку маленького рыжего человека, глаза которого были завязаны. Оба, входя, сделали три шага по зале и остановились.

— Какая его цифра? — сказал Оксус.

— 75, — отвечал негр.

— Так вот! Ты, 75, знаешь ли кто уезжал во время твоего дежурства?

Человек побледнел, он колебался.

— Никто! — сказал он, наконец.

— Ты лжешь! — сказал Оксус сухо. — Авион вылетел в 8–29–XX. Что ты делал? Отвечай!

Человек весь дрожал и едва слышным голосом прошептал:

— Я спал.

— Знаешь ли ты, что ты заслужил смерть?

У несчастного вырвалось рыдание.

— Раб! — продолжал бесстрастно Оксус. — Раб, выслушай мою волю…

— Слушаю, повелитель!

— 75 будет казнен через час перед собранием товарищей и невольников. Проводи его на эспланаду.

Негр взял за руку едва стоявшего на ногах осужденного и увел его, в то время, как Оксус говорил:

— Коинос, вы приведете в исполнение приговор…

Коинос ответил:

— Учитель, буду послушен!..

Он думал о Ксаверии, и у него не было ни малейшего угрызения совести в том, что он отчасти был убийцей этого человека.

— Инцидент исчерпан, — продолжал Оксус, — перейдем к вопросам более важным, чем смерть Алкеуса!

Он сделал паузу и продолжал голосом необыкновенно авторитетным:

— Братья! Причиной смерти Алкеуса были не те обстоятельства, которые изложит вам в официальном рапорте Коинос. Причиной смерти Алкеуса была женщина.

При этих неожиданных словах Коинос почувствовал страшное беспокойство.

— Алкеус любил женщину, которая досталась ему. Эта женщина не захотела ему подчиниться, и Алкеус решил умереть. Если бы ему не представился случай умереть со славой, он лишил бы себя жизни.

Он встал и с повелительным жестом продолжал:

— Братья, передо мной, вашим повелителем, передо мной, который для каждого из вас более чем отец, будьте благородно откровенны… Слушайте!.. Пусть те из вас, которые уверены в том, что могут убить без сожаления, если надо, женщину, вошедшую в их дом и в их жизнь… пусть те встанут и пройдут направо!..

При этом неожиданном страшном приказании среди четырнадцати воцарилось страшное смущение… Лица всех вдруг исказились.

И один только человек встал; один только спокойно перешел направо от учителя: это был Киппер.

Оксус нахмурил брови, в то время как неподвижно сидевшие тринадцать мятежников с видимым смущением смотрели друг на друга.

Спокойно, бесконечно печальным голосом учитель предложил:

— Мои бедные дети. Только один из вас господин своей воли. Если бы я был только вашим учителем, я убил бы вас в один миг. Я в состоянии это сделать! Достаточно нажать один коммутатор, которого вы не знаете и никогда не узнаете, чтобы кресла, на которых вы сидите, сделались для вас орудиями смерти.

Дрожь пробежала по телу тринадцати, но ни один не встал.

Оксус понял их мысль.

— Я знаю, — продолжал он с улыбкой гордости и печали, — что вы не боитесь смерти. И что вы предпочитаете скорее умереть, чем восстать против меня.

Наступило молчание; глаза некоторых из тринадцати выражали волнение. Оксус был их учитель, их отец, их бог!.. И не было случая, где бы их воля не склонилась перед его волей… Но на этот раз брало верх что-то неизвестное и всемогущее.

Да, верно, они скорее готовы умереть, чем возмутиться против него; но они тоже скорее умрут, чем исполнят его волю во вред молодым девушкам.

Учитель поднялся, протянул правую руку и спокойно, бесконечно печальным и усталым голосом сказал:

— Дети мои, вы меня победили… Потому что я вас люблю… Я не убью вас. Но вы должны выбирать между моей смертью и вашей клятвой…

И повернувшись к единственному из XV-ти, который перешел направо, он сказал:

— Киппер, произнесите слова клятвы.

Холодно, сухо, без единого жеста Киппер произнес:

— Жизнью и смертью, всем что я любил, люблю и буду любить клянусь быть послушным Оксусу, что бы он мне ни приказал.

Клянусь ничего не делать такого, что было бы противно миссии XV-ти, миссии, которая заключается в воле Оксуса.

Пусть гром поразит меня, если я нарушу клятву!

Сказав это, Киппер низко склонился перед Оксусом и сказал:

— Пусть приказывает Оксус, я буду ему послушен!

— Иди, возьми… — начал Оксус.

— Замолчи! — крикнул страшный голос.

И среди всеобщего оцепенения, Коинос, который прервал учителя, поднялся.

Он вышел из круга XV-ти, стал перед удивленным Оксусом и голосом властным и полным огня, с величием и силой, которую дает любовь, сказал:

— Учитель и вы, братья мои, простите меня, что я сделал то, чего никогда никто не делал, что я прервал Оксуса! Но я хотел помешать произнести невозвратные слова.

…От моего имени, от имени вашего, братья, я прошу пять минут отсрочки; после чего, если угодно Оксусу, я пойду и схвачусь сам за медную ручку аппарата, который поразит меня на смерть.

Он замолчал.

— Говори, Коинос, — сказал Оксус голосом, в котором слышалась глубокая печаль.

— Зачем мы здесь, — воскликнул влюбленный в Ксаверию, все более и более страстным голосом. — Зачем мы, неустрашимые, здесь, на планете Марс? Чтобы завоевать его, чтобы сделать его господином вселенной, светочем миров!.. Кто из нас отказывается от этой добровольной миссии?.. Никто!.. Но мы люди, в нас живет не только один всепобеждающий разум, в нас бьется сердце… Мы знаем любовь!.. Чем же любовь вредит исполнению чудесных планов Оксуса?.. Пусть учитель скажет слово, и мы станем во главе легионов вооруженных невольников и пойдем против Марсиан, которых мы пришли покорить… Но пока учитель не сказал этого слова, чем же клятва XV-ти мешает нам любить и стараться быть любимым?

…Братья, так ли я передал ваши мысли. Отвечайте!.. Пусть учитель знает и рассудит!.. Что касается меня, то если я превысил мои права, пусть он пошлет меня на смерть!.. Я пойду, не бросив ему даже укорительного взгляда… Братья, говорите!..

И вдруг двенадцать голосов закричало:

— Да, да! Каинос хорошо говорит! Коинос говорит правду!.. Слава Оксусу!..

Еще весь дрожа от волнения, Коинос пошел и вернулся на свое место.

Все ждали от Оксуса какого-нибудь страшного слова. Наступило разочарование.

Спокойно, голосом сухо равнодушным, Оксус заговорил, как говорит начальник с подчиненным:

— Коинос, знаешь ли ты, что радиодвигательная станция в Конго все еще действует?

При этих неожиданных словах, тринадцать сделали жест удивления.

— Я знаю это, — сказал Коинос.

— Знаешь ли ты, что радиодвигательные волны доходят сюда с максимальным напряжением.

— Знаю.

— А между тем я хотел, чтобы земная станция была разрушена. Она не разрушена. Люди, по-видимому, покинули землю, чтобы лететь на Марс. Эти люди — это родственники, любовники, женихи женщин, которых вы любите…

— Очень возможно! — сказал невозмутимо Коинос.

— Алкеус, — продолжал Оксус, — умер, уничтожив один радиоплан наших врагов… Но конечно этот радиоплан не был единственным. Другие отлетят или уже отлетели, чтобы с нами сразиться.

— Конечно, — сказал Коинос.

Тринадцать слушали, увлеченные этим словесным поединком, боясь за его исход…

— И вот, — сказал Оксус каким-то странным пророческим голосом, — теперь я к тебе обращаюсь, Коинос…

— Я слушаю!

— Представь себе, что какой-нибудь радиоплан привезет на Марс отца, любовника или жениха молодой девушки, которая у тебя в доме и которую ты любишь… Представь себе, что заботясь единственно о цели, которую преследуют XV, я скажу тебе, Коинос: — Смерть отцу, любовнику, жениху! Что ты сделаешь?..

Это была минута невыразимого напряжения. Все присутствующие затаили дыхание.

Коинос встал, и бледный, с челом покрытым потом, чистым и твердым голосом сказал:

— Учитель, на твой вопрос я отвечу: Хорошо!.. Я возьму молодую девушку и передам ее в руки отца, любовника или жениха. И потом свободный, я вернусь к тебе и скажу: — приказывай еще, с кем должен я сразиться?.. И тогда я пойду туда, куда ты мне прикажешь!

— Ты клянешься? А вы, мои братья, вы слышали, что сказал Коинос?

— Да, — отвечали двенадцать голосов в общем порыве.

— Одобряете вы его слова? Повторяете ли вы их каждый за себя?

— Да! да!

— Клянетесь ли вы?

— Клянемся!

— Хорошо! Заседание кончено…

И так же спокойно, как после каждого обыкновенного заседания, Оксус вышел из залы.

Только когда дверь за ним закрылась, четырнадцать опомнились и произнесли обычный привет:

— Слава учителю.

— Навсегда! — крикнул невольник.

Выходные двери раскрылись, пропуская всех на залитую солнцем галерею.

III Приключение Альфа

Через четырнадцать часов после отъезда с острова Аржир, Альфа планировал над островом Нилиак. Коинос, его начальник, сказал ему:

— Как только земные люди сойдут на Марс, они, вероятно, двинутся на поиски покинутых военных сооружений, которые мы с тобой осматривали. Планируй над ними и ты наверно откроешь жителей земли. Заставь их представить тебя Сэнт-Клеру и передай ему эту посылку. Ты вернешься только с его словесным ответом и передав ему эти четыре электро-зеркала.

Поэтому Альфа направился прежде всего к месту расположения этих сооружений. Когда он приближался к башням, окружавшим эспланаду, из одной из них внезапно вылетел орел-кондор.

— Эта птица вылетает только, когда на нее попадают, — подумал Альфа: — здесь, наверное, есть люди.

Альфа направился прямо к тому месту, откуда вылетел кондор…

Скоро он увидел под собой пять башен покинутых построек.

Он спустился ниже.

— Нет более сомнения. Жители земли здесь. Они сделали из дерева лестницу, чтобы влезть на башню. И по всей вероятности, они скрываются, потому что мой авион не внушает им доверия… Так как я имею дело с людьми подобными мне, то будем поступать как на земле!

Действительно, в тот момент, когда аппарат коснулся полозьями зубьев стены, из глубины башни послышался голос:

— Кто идет?

— Друг! — ответил Альфа.

— Откуда вы?

— Из Аржира! У меня поручение от моего начальника Коиноса к Сэнт-Клеру!

— Хорошо! Подождите!

Из дыры, проделанной посередине платформы, которая обозначала когда-то первый этаж, появился человек… Человек этот, цепляясь за необтесанные камни, добрался до второй платформы, и после новой пятиминутной гимнастики предстал перед Альфой, который тем временем сошел с авиона.

— Г-н Сэнт-Клер? — спросил посланный Коиноса.

— Это я! — ответил Никталоп.

— Вот! — сказал Альфа, подавая ему сложенную бумагу.

Сэнт-Клер взял ее, развернул и прочел следующее:

«Если вы, как я предполагаю, в старых укреплениях Марсиан, войдите в пятую башню, считая с юга на север. Там вы найдете подземелье, которое ведет в покинутые мастерские, но где остаются еще предметы, могущие быть вам полезными. Во всяком случае вы там будете защищены.

Выходите оттуда поодиночке и только на охоту. К северу лес богат дичью. У подножия деревьев растет трава, розовая с желтыми полосками, корень ее похож на большую редиску; вареная она питательна и сочна. Если у вас есть огнестрельное оружие, употребляйте его только в случае, если оно снабжено контр-детонатором. Выстрелы могут привлечь Марсиан, плавающих по озеру Нилиак. Чтобы охотиться, а также и для защиты употребляйте электрические зеркала, которые вам передаст Альфа, и употребление которых он вам объяснит.

Если Марсиане вас откроют — вы погибли.

А против XV-ти вы не в силах ничего предпринять.

Я жалею вас. К».

— Ни слова о Ксаверии! — сказал Сэнт-Клер.

Вдруг чудесная и смелая мысль, мысль гениальная и ужасная, какая могла зародиться у одного только Сэнт-Клера, загорелась в его мозгу.

Он вытащил живо револьвер из-за пояса и направил его на Альфу, который инстинктивно отпрянул назад…

— Как вас зовут? — спросил Сэнт-Клер, целясь в посланного.

— Альфа.

— Ну, Альфа, дорога вам жизнь?

— Да, — отвечал тот, ошеломленный.

— Коинос хорошо расположен к нам, — продолжал Никталоп. — Он всех нас спас и хочет еще раз спасти. Мне необходимо с ним переговорить… Так вот, если вы не хотите, чтобы сию минуту я вам прострелил голову, вы возьмете меня на ваш авион и отвезете к Коиносу.

Альфа пришел в себя. Он пожал плечами и отвечал:

— Это невозможно.

— Почему?

— Потому что о моем возвращении будет, несомненно, известно в Космополисе. Если я вернусь один, я беспрепятственно проведу авион в гараж, потому что Коинос отвечает за все мои поступки, и судьба его связана с моей… Тогда как если мы вернемся вдвоем — это, несомненно, вызовет подозрение учителя, потому что выехал я один. И как только мы спустимся на террасу дома Коиноса, нас схватят и через пять минут казнят, посредством электричества.

— Хорошо! — сказал Сэнт-Клер невозмутимо. — В таком случае, оставайтесь здесь; я поеду один.

Альфа не мог удержаться от смеха, таким безумным показался ему этот план.

— Но вы никогда не найдете острова Аржира!.. Вы не знаете планеты…

— Я знаю карту наизусть.

— Карта, сделанная на земле, неполная.

— Хорошо, вы дадите мне указания… Я вижу компас на вашем авионе… С ним можно добраться куда угодно…

— Марсиане вас уничтожат!

— Вы же их избегли; вы мне скажете, как это сделать…

— А если я ничего не скажу?

— Мне придется, к сожалению, вас убить, а потом поехать на вашем авионе.

Альфа усмехнулся. Этот Сэнт-Клер показался ему достойным быть одним из XV-ти. Он подумал минуту, потом сказал:

— Коинос велел мне передать вам послание и электро-зеркала, но он ничего не говорил по поводу того, чтобы я пустил вас на свое место. Поэтому можете меня убить, я не уступлю! Моя вина в том, что я был так доверчив и вышел из авиона с голыми руками… Ну, что ж, стреляйте!..

На этот раз пришла очередь Сэнт-Клера восхищаться.

Но он ничем не выказал своих чувств. Он бросил свой револьвер, стремительно ринулся на Альфу, и, обхватив его руками, закричал:

— Ко мне! Тори! Пири! Бонтан!

На верхушке стены началась молчаливая борьба. Приход Тори, Пири и Бонтана положил конец сопротивлению. Альфа был схвачен, связан поясами и уложен как тюк на платформу башни.

— Будете вы говорить? — спросил Сэнт-Клер.

— Нет! — отвечал Альфа.

— Тогда я уезжаю!

— Вы идете на смерть.

Перед своими десятью спутниками, полными удивления, Сэнт-Клер повернулся к авиону.

— Клептон, это электрический аппарат. Ничего особенного, не правда ли?

— Ничего… Подвижные крылья… Они бьют как у птиц..

Клептон уселся и попробовал его действие.

— Это просто. Удивительный аппарат!

— Пири, карту Марса, — прибавил Никталоп. — Я еду, сложи карту и положи ее на сидение.

Он нагнулся, взял четыре черных ящика, привязанных ремнями к сиденью, и передавая их Клептону, сказал:

— Возьмите, это электро-зеркало. Альфа объяснит вам их значение… Кроме того прочтите это письмо Коиноса, когда я уеду… Прощайте!.. Ваши руки, друзья мои!

Под личиной равнодушия Сента-Клер скрывал сильнейшую радость, счастье всемогущего человека. Ведь он направлялся к Коиносу, к Оксусу, к Ксаверии!..

— Наконец-то! — кричал он от всей души.

IV Загадка страстей

Оксус вернулся в свой кабинета и долго смотрел на циферблат, где стрелки по-прежнему показывали 150. Он сел за свой рабочий стол и пробормотал:

— Киппер останется здесь, чтобы принять жителей земли, если они к нам пожалуют. А я организую экспедицию против Марсиан. Через неделю XV будут на войне далеко от своих женщин…

Покинув товарищей, Коинос вернулся к себе и отправился в помещение Ксаверии. У нее он застал Ивонну. Со времени отъезда Алкеуса, сестры не расставались.

Увидев Ивонну, Коинос подумал, что эта нежная блондинка станет подругой Альфы, потому что Альфа наследовал все права и привилегии Алкеуса. Но он не остановился на этой мысли, которая не представляла для него интереса.

По приглашению Ксаверии он сел перед ней и рассказал все, что произошло в совете XV-ти.

Ксаверия слушала его с возрастающим волнением, а Ивонна смотрела большими, удивленными глазами.

Когда он кончил, Ксаверия протянула ему руки, которые он взял и поцеловал со страстью, полной затаенной печали.

— Вы благородны и добры! — сказала она. — Несмотря на все ваши ошибки и преступления…

— Прошу вас!.. — умоляюще произнес он.

— Хорошо, оставим прошлое… Коинос, вы поступите, как сказали… Так как наш отец умер, вы нас отдадите моему жениху, который будет настоящим братом моей сестре… Вы вернете нас ему?..

— Увы!..

— Я понимаю ваше страдание, друг мой! Вы любите меня, я это теперь знаю… Но сердце мое не свободно, вы это тоже знаете.

Она замолчала, покраснела, потом, освободив свои руки, прошептала:

— Коинос, если бы я не любила Лео, вы были бы достойны…

Он улыбнулся страдальческой, полной гордости улыбкой…

— Ксаверия, не пытайтесь меня утешать бесполезными словами…

— Я думаю то, что говорю…

— Благодарю вас за это… Но если бы вы не думали, вы могли бы сказать это так, что горе мое уменьшилось бы от этого… Ксаверия, перед Оксусом, столь великим, сильным, всеми любимым, я страдал за мои измены, они наполнили меня стыдом и я хотел искупить мой грех перед вами, перед самим собой, принося в жертву мои надежды… Ах! Я знаю, они были безумны… Никогда вы меня не полюбите!.. Но я, наконец, хозяин здесь! Моя страсть, я мог бы удовлетворить ее, отомстив вам же самой, обладая вами, мучая вас. Потому что это тоже счастье, ужасное, безнадежное счастье!..

— Коинос!

— Оставьте! Дайте мне сказать! — прорыдал Коинос трагическим голосом, полным страсти. — Ваша душа была бы мне недоступна, вы бы прокляли меня!.. Но я обладал бы вашим телом, которое… Ксаверия, вы были бы моею, как этот мрамор, который я разбиваю…

Он встал. Резким движением схватил белую статуэтку и бросил ее с силой об стену, так что, не смотря на обои, она разбилась вдребезги…

Но он тут же упал на колени перед Ксаверией, и, спрятав лицо в руках бесстрастной девушки, он отчаянно рыдал и умолял ее:

— Прости меня! Прости меня!

Во время этой пылкой сцены, Ивонна не тронулась с места, не произнесла ни слова. Она дрожала всем телом.

Вдруг сдавленный крик вырвался из ее уст… Она встала, нагнулась над распростертым человеком, над поверженным колоссом. Своими дрожащими ручками, горящими в лихорадке, она прикоснулась к его челу, подняла его голову…

Перед Ксаверией, улыбавшейся загадочной улыбкой, глаза Коиноса и Ивонны встретились и проникли глубоко в бездну…

И странным голосом, таким глубоким, какого у нее еще никто не слышал, Ивонна просто сказала:

— Поди ко мне, Коинос…

Он встал… Обеими руками она повисла на шее у него, вся прижалась к нему и с какой-то безумной настойчивостью сказала:

— Унеси меня!

Он схватил ее, поднял, как ребенка, прижал к своей широкой груди…

Глубоко задумавшись, не улыбаясь более, Ксаверия осталась одна…

V Сэнт-Клер, Коинос, Оксус

Была глубокая ночь, когда на террасе дома Коиноса из отверстия лестницы появился человек.

Он сделал несколько шагов по гладкому цементу террасы; потом с глубоким вздохом он мягко опустился и лег на спину, положив голову на скрещенные руки… Он смотрел вверх, теряясь взором в небе, где две луны, освещающие Марс, находились в эту минуту на противоположных краях горизонта…

Часто вздыхал этот человек, часто губы его шептали что-то неясное…

Это был Коинос… Он пришел мечтать здесь, в то время как Ксаверия одна в своей комнате была погружена в думы, а Ивонна спала, истомленная, на ложе предводителя XV-ти… Этого даже Оксус, учитель, не предвидел…

Коинос, уста которого горели еще от безумных поцелуев Ивонны, отчаянно старался заглушить в себе мысль о недоступной Ксаверии… Страсть заставляет иногда человеческую судьбу описывать страшные зигзаги!

Коинос мечтал.

И вот внезапно черная точка, как птица на быстром лету, привлекла его взоры, терявшиеся в бесконечности звездной ночи.

— Альфа, — сказал он себе.

Он быстро встал.

Птица была не более как в ста метрах высоты, огромная, с повисшими крыльями.

— Что такое с ним? — подумал Коинос.

И в самом деле, механическая птица, казалось, обезумела. Она кружилась на одном месте, то удалялась, то снова приближалась. По-видимому, авиатор, введенный чем-нибудь в заблуждение, искал пункта для аттерисажа.

— Он должно быть заснул, — сказал себе Коинос, — и теперь не узнает ничего… Может быть Альфа боится, что тут кто-нибудь другой из XV-ти… На такой высоте он не может различить мое лицо…

И сдержанным, но ясным голосом Коинос закричал:

— Го-гоп!.. Альфа!.. Го-гоп!

— Го-гоп! — отвечал с высоты сдавленный голос.

Через минуту авион тихо спустился на террасу.

Человек соскочил с сиденья, шагнул вперед, остановился и тихо сказал:

— Коинос!

— Никталоп! — воскликнул предводитель.

И на минуту он остолбенел от изумления.

Но потом присутствие духа сразу вернулось к нему.

— А Альфа?

— В плену у моих спутников.

— Вы самый восхитительный противник.

Вдруг одним и тем же непроизвольным движением, они протянули друг другу руки, и каждый почувствовал, что рука другого дрожала.

И в голосе Сэнт-Клера чувствовалось волнение, когда он сказал:

— Благодарю вас, Коинос!

— Нет, не благодарите меня, — пробормотал начальник XV-ти. — Не произносите ее имени… Она там… Пойдемте!..

Он побежал и исчез в черном отверстии лестницы. Никталоп последовал за ним.

Вдруг открылась дверь и Сэнт-Клер не видел больше плеч и затылка… Блеск электричества в великолепной комнате поразил его взор; глухой голос проговорил:

— Вот она!.. Войдите! Будьте счастливы!

И Сэнт-Клер, сильнее взволнованный, чем когда бы то ни было за всю свою полную приключений жизнь, Сэнт-Клер очутился перед молодой девушкой, которая при виде его, испустив громкий крик, упала полумертвая на глубокий диван, на котором сидела…

И оба любовника — потому что это слово подходило к ним, конечно — оба любовника, забыв все, забыв далекую землю, окружающую их среду, прошедшие и будущие опасности, убаюкивали себя в объятиях друг друга безумными словами и поцелуями… И ни тот, ни другая не сознавали, какое безумие было в этот момент думать только о любви. Каждый из них предавался той сладости, которую никогда не знали ни Никталоп, ни Ксаверия…

Роковая слабость!

Дверь открылась и вошел человек, за ним другой.

Первый был Оксус, второй Киппер.

Они стали с двух сторон двери.

Оксус подал знак.

Двадцать черных невольников, черных, голых, огромных; двадцать диких и безмолвных сбиров проскользнули вперед и набросились на Сэнт-Клера и Ксаверию.

В один миг Никталоп был оторван от Ксаверии, схвачен и унесен…

— Теперь к следующему! — сказал Оксус.

И закрыв перед пораженной девушкой бронзовую дверь, учитель и Киппер прошли в соседнюю комнату.

Там, лежа на диване, положив голову на колени Ивонны, Коинос, казалось, спал. Совсем по-детски молодая девушка гладила своей тонкой рукой бледный лоб коллоса.

— Коинос! — сказал голос.

Он вскочил и увидел Оксуса, Киппера… Как громом поразило его ясное сознание того, что произошло здесь поблизости, за минуту перед тем…

И в припадке страшного гнева, он бросился на Оксуса с кулаками.

Но он был остановлен целым укреплением из десяти широких грудей, голых, черных, непоколебимых. И в свою очередь он был схвачен, поднят, унесен…

Так же как и Ксаверия, Ивонна осталась одна.

Через несколько минут обеим сестрам, благодаря явлению телепатии, в одно и то же время пришла мысль и желание соединиться друг с другом.

Не видя одна другой, так как их разделяла стена, они обе поднялись в одну и ту же минуту, сделали одинаковые жесты, одинаковое число шагов…

Но у двери, которую они беспрепятственно открыли, каждая из них нашла негра, который могучей рукой преградил ей путь.

Ивонна яростно вцепилась в руку своего стража, который улыбнулся и мягко, но с силой отвел молодую девушку на средину ее комнаты.

Ксаверия, та сразу остановилась перед протянутой рукой. По ней пробежала нервная дрожь гнева и досады. Но она почувствовала, что ее страж смотрит на нее… Она подняла голову и в одно и то же время улыбающаяся и властная, едва охваченная пеплумом из белой фланели, который обрисовывал ее фигуру, она погрузила свои глаза, свои чудные глаза в глаза черного цербера… Тот задрожал, хотел бороться и побежденный закрыл глаза…

Его протянутая рука дрожала…

Ксаверия не настаивала. Она отступила на шаг и закрыла дверь… И негр не видел ее более…

VI Суд XV-ти

В восемь часов десять минут утра, зал трибунала был наполнен братьями-союзниками; негры из стражи Оксуса, с электро-зеркалами в руках, стояли у дверей. Зала была та же, что служила для заседаний. Но ее иначе устроили.

На эстраде, один, сидя в кресле с высокой спинкой, прислоненной к стене, председательствовал Оксус. Направо и налево стояли два негра, опираясь на обнаженные мечи, концы которых вонзались в ковер.

Перед ними, в десяти шагах, стояли три скамьи, между которыми находился проход, по которому мог пройти один человек.

Со стороны Оксуса, между краем скамеек и самим Оксусом стояло одинокое кресло на высокой эстраде, это было кресло обвинителя. Правила требовали, чтобы только один Оксус оставался с незакрытым лицом. Братья были замаскированы чем-то вроде капюшонов, с прорезанными отверстиями для глаз.

Одно обстоятельство давало братьям большой повод к удивлению, это было то, что обвиняемых было три, потому что было три скамьи.

По знаку Оксуса, дверь отворилась и вошел человек, с головой покрытой капюшоном; это был обвинитель. Он сел в кресло.

Тотчас, следуя ритуалу, все двенадцать человек сели.

Вошел Коинос… Чернокожий, вооруженный мечем, следовал за ним.

Бледный, спокойный, с гордым взором, держась прямо, с решительным видом, Коинос пошел и сел на среднюю скамью. Негр стал направо…

Появление Коиноса никого не удивило, но оно было принято глухим ропотом неопределенного характера.

Потом вошел другой негр. Он стал направо от одной из скамей, остававшейся пустой. Это значило, что один из обвиняемых отсутствовал и должен был быть судимым заочно.

В душах братьев любопытство все возрастало.

Но любопытство сменилось изумлением, когда увидели появление третьего обвиняемого. Этого никто из двенадцати не знал.

Он держал себя мужественно и просто. Его странные глаза ночного хищника, его лицо правдивое и спокойное, полное благородства, блистало умом: все это поразило судей…

Под капюшонами глаза блестели ненавистью, потому что это был враг; брат, жених или любовник одной из пятнадцати девушек!..

Оксус, не вставая, сказал:

— Судьи, произнесите клятву!

Встав все вместе, братья произнесли одним тоном:

— Мы клянемся быть беспристрастными и справедливыми, взвешивать все за и против, и если обвинение будет доказано, применять закон XV-ти.

Тогда обвинитель поднялся, снял свой капюшон… и все увидели лицо Киппера.

Холодным и ясным голосом он сказал:

— Если обвинение лживо, я займу место обвиняемых, и казнь, которой достойно их преступление, будет применена ко мне.

— Таков закон XV-ти — воскликнули судьи в один голос.

— Пусть обвинитель говорит, — сказал Оксус. — Мы будем судить.

Предварительные переговоры кончились. Началась настоящая драма.

Киппер протянул правую руку и указал на Коиноса, серьезные глаза которого смотрели на Оксуса.

— Этот, — сказал обвинитель, — это Коинос, предводитель XV-ти, первый между нами после учителя! Он изменник!..

Вытянутая рука Киппера сделала движение и он указал на пустую скамейку.

— Здесь, — продолжал он, — должен бы находиться Альфа, товарищ Коиноса и его сообщник.

Потом, указав на иностранца, он произнес:

— Этот, это Сэнт-Клер Никталоп, враг XV-ти!..

При этом имени, которое все знали, так как часто слышали от самого Коиноса, в его рассказах о путешествиях и исследованиях в диких странах земли, при этом имени, знаменитом и восхищавшем всех, двенадцать человек вздрогнули.

— Развращенный своей собственной пленницей, Коинос отправился вслед за Алкеусом навстречу земным людям, прибытие которых предчувствовал Оксус. Коинос солгал по возвращении, говоря, что один только радиоплан шел с земли и что этот радиоплан был уничтожен Алкеусом… Умер ли Алкеус?.. Коинос утверждает это… Это возможно. Но жертва Алкеуса была бесполезна, потому что Коинос пропустил не предупредив Оксуса, другие земные радиопланы… Несомненно также, что Коинос указал земным людям пункт для спуска, удобный и безопасный, потому что логически руководствуясь документами, найденными на станции Конго, они могли прибыть только на остров Аржир. Эти гипотезы тягостны для Коиноса. Но мало того, у нас есть еще доказательства…

На заседании прошлого совещания, Альфа, сотрудник Коиноса, не мог явиться. Где он был?.. На разведках, гласит служебная таблица. Ложь! Альфа по приказанию Коиноса отправился с посланием от Коиноса к людям, прибывшим на Марс… И вот доказательство…

Киппер, расстегнув свою куртку, вынул из внутреннего кармана большой, плотный конверт, который открыл. Он вытащил из него кусок пропускной бумаги и фотографический снимок.

— Вот пропускная бумага, на которой виден отпечаток последних строк послания Коиноса, а вот фотография этого отпечатка, который показывает буквы, поставленные в нормальном порядке… Первые строки мало разборчивы, но все-таки их можно разобрать.

И он прочел: «…Электрические зеркала, которые вам передаст Альфа и употребление которых он вам объяснит… Если Марсиане вас откроют, вы погибли. А против XV-ти вы не в силах ничего предпринять! Жалею вас. К».

Затем, знаком подозвав дежурного невольника, он дал ему пропускную бумагу и снимок и невольник передавал от судьи к судье обличительные бумаги.

Оксус оставался строгим, бесстрашным и неподвижным, как статуя мифологического бога.

Коинос, очень бледный, со скрещенными на широкой груди руками, сидел с закрытыми глазами.

Что касается Сэнт-Клера, то он смотрел на Коиноса, и его глаза и лицо выражали симпатию и сострадание.

И обвинитель заговорил снова.

— Остальное можно отгадать. Альфа нашел тех, к кому его послал Коинос. Он отдает им послание. Убеждениями или силой Сэнт-Клер заставляет его уступить свой авион… Он занимает место Альфы и едет в Космополис… Наступает ночь, теплая и располагающая к мечтам… Учитель видел, как Коинос мечтал на террасе своего дома, в ожидании Альфы… Приезжает Сэнт-Клер. Коинос не обнаруживает смущения. Он подает руку врагу XV-ти, он вводит его в дом, он приводит его к молодой девушке, к той, которая совратила и свела с ума его, Коиноса; он оставляет обоих любовников вместе, чтобы пойти — о, верх заблуждения и безнравственности, — чтобы пойти забыть свою измену и утешиться в объятиях другой девушки, сестры Ксаверии, этой роковой Ивонны, причины отчаяния и смерти Алкеуса!

Он замолчал и губы его сложились в гримасу бесконечного презрения, которое он и вложил в слова свои. Потом он быстро закончил свою речь:

— О Коиносе я сказал!.. Судьи! Я обвиняю Альфу, товарища его, что он изменил клятве, не доложив учителю о поручении, которое дал ему Коинос; я обвиняю Альфу в соучастии в измене Коиноса. Об Альфе я кончил!..

Судьи! Я обвиняю Сэнт-Клера в том, что он захватил станцию Конго, убив двух сторожей, бывших там, и украл радиопланы и документы XV-ти, а также и авион Альфы.

Судьи! Все эти преступления Коиноса, Альфы и Сэнт-Клера наказуются смертной казнью. Судите!

Тогда Оксус просто сказал:

— Судьи! Находите ли вы обвинение правдивым и доказанным; хотя бы по одному из поименованных пунктов по отношению к Коиносу? Говорите!

Сцена была ужасна по своей необычайности. Один за другим судьи вставали.

Первый сказал.

— По одному и многим!

Второй сказал:

— По одному!

Третий:

— По многим!

Четвертый:

— По всем!

И так далее до двенадцатого. И ни один не сказал, что обвинение не было правдиво и справедливо.

Когда последний из судей сказал свое мнение, Оксус поднял правую руку и голосом, полным великой грусти, произнес:

— Довольно! Коинос, вы приговорены к смерти. Можете вы сделать такие признания, которые потребовали бы вторичного суда?

— Нет! — ответил Коинос ясным голосом, открыв глаза и устремив строгий и важный взор в лицо Оксуса.

— Хорошо! — сказал учитель, выдержав без рисовки, но и без слабости взгляд того, кто был так долго его помощником и другом. — Хорошо, вас казнят по выходе из суда.

Неподвижные судьи не выказывали никаких чувств. Их темные капюшоны скрывали выражение их лиц.

Потом равнодушным тоном учитель продолжал:

— Судьи! Обвинение Альфы в соучастии с Коиносом кажется ли вам правдивым и доказанным? Говорите!

И ужасная церемония началась снова.

Последовало двенадцать «да».

Учитель закончил, сказав:

— Братья, товарищи и невольники, для вас теперь будет священной обязанностью умертвить Альфу при первой встрече, без всяких объяснений.

— В заседании совета, завтра, брат Коинос и товарищ Альфа будут замещены в их чинах, правах, прерогативах и обязанностях.

— Да будет прославлен учитель! — вскричали все двенадцать в один голос.

И без промедления Оксус сказал:

— Судьи! Кажутся ли вам доказанными и правильными все здесь перечисленные обвинения против Сэнт-Клера Никталопа? Говорите!

Двенадцать неумолкаемых «да» последовало за этим вопросом.

— Этого достаточно! — сказал Оксус. — Можете ли вы дать объяснения, которые могли бы служить мотивом для вторичного суда?

— Да! — ответил Сэнт-Клер.

И он встал.

Его ответ и его движение были как удар грома, разразившийся над обвинителем и судьями.

Коинос посмотрел на Сэнт-Клера с жалостливым вниманием.

Что касается до Оксуса, он даже не моргнул.

Стоя, улыбающийся, уверенный в себе, Сэнт-Клер ждал, чтобы улеглось волнение.

Жестом Оксус водворил молчание.

— Говорите, — произнес он.

Голосом сначала холодным и спокойным, потом постепенно разгорячаясь и воодушевляясь, Сэнт-Клер заговорил:

— Прежде всего, я опровергну обвинение по многим пунктами. Если правда то, что я овладел станцией в Конго; что я, не имея на то позволения того, кого вы называете учителем, забрался в Космополис сначала, а потом в дом союзника, если все это правда на самом деле, то сделано это по побуждениям, которые не имеют ничего общего с преступлением. Я объяснюсь, если будет необходимо. Но я объявляю прежде всего, что все остальные пункты — ложь!.. Я не убивал товарищей, которые сторожили и приводили в действие радиодвигательную станцию Конго. Бретон и Норман живы.

При этих словах крик вырвался у всех, Коинос усмехнулся, Оксус поднял правую руку.

— Кто нам докажет, что вы говорите правду? — спросил учитель.

Сэнт-Клер пожал плечами и отвечал:

— Пошлите человека на землю… Записка с моей подписью сделает его неприкосновенным. Он увидит и даст вам отчет.

— Хорошо, — сказал Оксус, — продолжайте!

— Неправда, что я украл авион у Альфа. Этот авион, обвинитель хорошо это знает, находится в доме Коиноса. Неправда и то, что я украл планы, документы и радиопланы XV-ти… Планы и документы находятся на станции Конго; что касается радиопланов, которые я почти целиком построил сам, они находятся на Марсе… Все это находится в вашем распоряжении… Вы можете их взять, как только отдадите пятнадцать девушек тем, кому они принадлежат по праву, и которых вы украли и держите, в чем я вас и обвиняю!

Последняя фраза была сказана решительным, сухим и резким тоном… Но она была так логична и так неожиданна, что поразила двенадцать судей, обвинителя и самого Оксуса… Неслышно было ни малейшего ропота. В особенности был ею поражен Оксус, потому что ему в ней почудилось что-то…

Сэнт-Клер продолжал:

— Я отказываюсь признавать в вас судей. Я не хочу даже видеть в вас врагов. В странной борьбе, которую вы ведете против нас, вы истинные зачинщики и виновники. Вы убили некоторых из наших… Ваш Алкеус умер, но он убил адмирала Сизэра и еще двух человек!.. Что же вы, мыслящие существа или только животные? Ваша сила не единственное ли ваше право?.. Когда смотришь на поразительные произведения вашего ума, ваших трудов, вашей храбрости, вашей организации; когда видишь царственное и гениальное лицо этого Оксуса, вашего учителя, нельзя поверить, чтобы на одном уровне с вашими статутами и вашими правилами вы не поставили нравственного долга.

Сэнт-Клер остановился. Он окинул взором неподвижные капюшоны, из-под которых блестели властные взоры. Потом среди полного молчания он продолжал свою речь.

— Как это случилось, что вы могли так низко пасть? Вы, которых я считаю такими благородными и великими!.. Вы хотите завоевать Мир, и не можете, подобно земному пастуху в горах, завоевать сердце девушки?.. Зачем вам было совершать это недостойное похищение? Разве вы могли, если чувствовали необходимость в подруге, которая бы усладила ваше существование, полное трудов и борьбы, не могли вы разве прожить на земле несколько месяцев, как обыкновенные люди, заставить себя оценить и полюбить!.. За всю вашу жизнь, в продолжение всего вашего существования сверх-человеков, вы сделали только одну эту ошибку, одну глупость, если смотреть на это с точки зрения вашего величия!

Это было поразительно! Двенадцать и с ними Киппер — задыхались. Растроганный Коинос плакал, облокотившись на ручку кресла и опустив голову на руку. Оксус смотрел на Сэнт-Клера с восхищением…

Сэнт-Клер продолжал:

— Обвинитель назвал меня врагом XV-ти. Врагом этих людей, которыми я хотел бы командовать! Врагом! Я?.. Но это безумие. С гордостью был бы я, как Коинос, предводителем XV-ти! С радостью согласился бы я стать хотя бы товарищем, как Альфа! Но если бы я был вашим предводителем, я не позволил бы вам сделать преступление или глупость, думая, что для того, чтобы обладать женщиной, достаточно захватить ее в свои лапы!.. Вот тогда, если б я был вашим товарищем, я изменил бы вам, предал бы вас… И если бы этим я мог помешать вам сделать глупость или преступление, я был бы счастлив заплатить жизнью за такую измену!

Он сделал порывистый жест и, вдруг успокоившись, сказал:

— Но я не спорю более… Если вы продолжаете смотреть на меня, как на врага, убейте меня!.. Но если вы видите во мне то, что я представляю собой на самом деле, то выслушаете мои слова.

Сэнт-Клер величественно сел на скамейку, как будто он садился на трон, и тоном могущественного парламентера, вежливо предлагающего условия мирного договора, продолжал:

— Вы примете в Космополисе, с полной безопасностью для себя и для них, моих спутников, за которыми поедет Коинос… Вы соберете всех пятнадцать похищенных девушек. Я переговорю с ними. Те, которые после моих слов захотят вернуться на землю, будут отправлены на станцию Конго, откуда мой дирижабль Кондор перенесет их в Париж. Они будут возвращены своим семьям. Те, которые захотят остаться, останутся здесь, и им будет предоставлена возможность жить, как они хотят и выбирать между нами и вами… Вы и я с моими спутниками, верность которых вне всякого сомнения, только мы владеем тайнами XV-ти… Мои люди имеют сестер, братьев и семьи на земле. Они уговорят их перейти на Марс. Таким образом Космополис сделается настоящей колонией. Все, и я первый, мы поклянемся в верности законам XV-ти и вместе выработаем необходимые изменения уставов… Вот, что я предлагаю вам. Если вы не примете этих условий, то убьете меня, и сделаете с молодыми девушками все, что захотите, а уничтожить товарищей моих вам будет легко. Но помните, что этим вы оскверните ваше дело и обречете его на позор и бесплодие, потому что непрочно то, что построено на ненависти и крови! Я все сказал!

И поднявшись снова, лицом к Оксусу, он прибавил:

— Вы, который здесь повелитель, я прошу вас позволить мне выйти из этой залы, чтобы прения произошли в мое отсутствие. В том случае, конечно, если вы находите возможным, чтобы по поводу моих заявлений прения состоялись.

В молчании, последовавшем за этими словами, было что-то страшное. И среди этого молчания раздался голос, которого никто не узнал, такое волнение слышалось в нем: это был голос Оксуса и Оксус сказал:

— Такова моя воля!

Он сделал жест рабам.

Через две минуты, Сэнт-Клера и Коиноса уже не было в зале.