Этот большой мир – 5. "Тайна пятой планеты"

I

«…Перебои в работе „батутов“ на Земле и орбитальных станциях продолжаются; причиной стали флуктуации тахионного поля, вызванные, несомненно, тем, что творится в настоящий момент на Японских островах. Первый сбой был зафиксирован пятьдесят два часа назад при плановом запуске грузового контейнера с батутодрома Куру во Французской Гвиане. Отмечены так же массовые нарушения сверхдальней связи, из-за которых крайне затруднен обмен радиосообщениями с обитаемыми объектами и автоматическими станциями за орбитой Марса. Связь со станциями на орбите Луны, например, с „Константином Циолковским“, стабильна, их „батуты“ действуют без перебоев…»

Дима покачал головой — хоть на «Звезде КЭЦ» всё в порядке, и на том спасибо… Конечно, это слабое утешение — из– за этой чехарды с «батутами» Внеземелье, что Дальнее, что Ближнее, лихорадит уже третьи сутки, и конца-края этому пока не видно. Ну ладно, приостановили пассажирское сообщение но ведь орбитальные станции надо снабжать, и желательно, без перебоев! А это сотни тонн ежесуточно, номенклатура грузов огромна, а собственные запасы станций и застрявших на орбите Земли кораблей с каждой минутой тают. Скоро придётся переходить в режим жесткой экономии, и как долго это продлится — не может сказать никто…

Он развернул газету, нашёл нужную статью.

«…предпринимаются попытки восстановить снабжение с помощью грузовых контейнеров. Около трети их бесследно исчезает в „червоточинах“, однако этим неприятности не ограничиваются. Вчера, в момент выхода контейнера из „батута“ орбитального отеля „Джемини-Хилтон“, произошёл аномальный выброс из „батута“ станции, в результате чего, жилая и служебная зоны были частично разрушены. Есть жертвы, много раненых и пострадавших. Силами других орбитальных станций организованы спасательные работы, эвакуированный персонал и туристов переправляют на „Гагарин“. Земля пока не может оказать помощь — после катастрофы наложен запрет на любое использование „батутов“ ближе орбиты Луны…»

Перед тем, как наведаться в столовую, Дима видел видеосъёмку этого выброса — запись крутили на телеэкранах в холле королёвского Центра подготовки. Зрелище было пугающее — вместо ослепительной точки, растекающейся в лилово– зеркальную плоскость тахионного зеркала, в «обруче» полыхнула ярчайшая вспышка, уничтожившая несколько секций жилого «бублика». Все, кто находился там в момент катастрофы, погибли мгновенно, однако аварийные системы сработали штатно, запечатав гермодвери и гермозатворы, разделяющие станцию на изолированные, не связанные между собой секции. Электроника, за исключением нескольких особо защищённых систем вышла из строя; туристам, запертым в каютах и ресторанах орбитального отеля, пришлось провести несколько часов в тревожном ожидании — без связи, порой без света, пока до них не добрались спасатели.

…Предпринята попытка перебросить со станции «Константин Циолковский» два малых грузовых контейнера с грузом жидкого кислорода. В связи с наблюдаемыми сбоями в работе «батутов» на орбите земли, контейнеры отправлены «свободным» способом’. Успеха удалось добиться лишь частично: из-за сильных отклонений в финиш-точке (вызванных, несомненно, всё теми же флуктуациями тахионного поля) один контейнер сгорел в атмосфере, второй же оказался на высокой орбите и был пойман там буксировщиками со станции «Гагарин». Сейчас готовят к переброске новые контейнеры с запасами воды и провианта, однако, руководство «Циолковского» отмечает, что их собственные запасы практически истощены, и оказывать помощь другим станциям они больше не в состоянии…’

Диме вдруг остро захотелось что-нибудь сломать — например, вилку. Или столовую ложку, благо та отштампована из мягкого алюминия, и ничего не стоит завязать её черенок узлом. Да, дела обстоят по-настоящему скверно: если в самое ближайшее время науке не удастся найти решение и наладить хотя бы частично снабжение орбитальных станций — начнутся серьёзные проблемы, которые рано или поздно затронут и Ближнее, и Дальнее Внеземелье. И неважно, что тамошние «батуты» на орбитах Луны и Марса действую исправно — все эти объекты так или иначе завязаны на подпитку с родной планеты, собственных запасов надолго не хватит. А дальше — голод, жажда, удушье; и когда появятся, наконец, спасатели с Земли, то они застанут мёртвые металлические бублики, кружащие по орбитам вокруг Луны, Марса, Энцелада, Титана…

«…Страшная катастрофа на Японских островах! Группа активистов уфологических, псевдорелигиозных и некоторых других организаций захватила исследовательский ’Стар Миррор», на котором в это самое время проводился эксперимент с найденным в Антарктиде «звёздным обручем». В результате произошёл энергетический всплеск, вызвавший сильнейшее землетрясение, приведшее к нарушению целостности земной коры и обширному выбросу магматических масс. Катастрофа сопровождается жертвами и разрушениями, как на острове Сикоку, так и в других регионах Японии. Возникшая в результате катаклизма волна цунами вызвала разрушения и человеческие жертвы в прибрежных районах островов Хонсю с Кюсю…

…Сообщается, что сам «звёздный обруч» уцелел; по мнению ряда специалистов именно он является причиной того, что тектоническая активность в регионе не только не утихает, но и набирает силу. Власти Японии спешно эвакуируют население острова Сикоку. Представители Всемирной метеорологической организации при ООН прогнозируют глобальные климатические потрясения, вызванные попаданием в атмосферу колоссальных масс вулканического пепла. В качестве примера ссылаются на взрыв вулкана Кракатау в 1881-м году; последовавшие за этим событием перемены климата привели к неурожаю и голоду в ряде регионов планеты…

…Стало известно, что среди атаковавших комплекс «Стар Миррор» активистов замечены граждане СССР. Советское консульство в Токио никак не комментирует этот факт, сообщая, однако, что речь может идти об участниках международной УФОлогической конференции, состоявшейся в городе Мацуяма на острове Сикоку; город этот находится всего в нескольких десятках километров от комплекса «Стар Миррор». Сотрудник консульской службы, отвечавший на вопросы нашего корреспондента, сообщил, что в работе упомянутого конгресса приняли участие четырнадцать граждан СССР, и большая их часть участвует в нападении…’

Дима едва сдержал нецензурное ругательство. Ещё и эти грёбаные одержимцы! Вот куда, спрашивается полезли? Теперь молодым идиотам (судя по газетным сообщениям, самому старшему из «активистов» не больше двадцати пяти) придётся отвечать по всей строгости, что по японским законам, что по советским — если, конечно, им повезёт выбраться заварушки живыми…

«…осведомлённый источник в руководстве проекта „Великое Кольцо“ сообщает, что несмотря на предпринятые усилия, установить связь с тахионным планетолётом „Заря“ до сих пор не удалось. Напомним, что планетолёт проводил исследования в поясе Астероидов; экипаж его составляет…»

Хочется верить, подумал Дима, что с «Зарёй» всё в порядке. Сколько там бывших его подопечных — трое, четверо? Скорее всего, дело в проблемах со сверхдальней связью — если понадобится, планетолёт может уйти к Энцеладу и переждать там. Конечно, и на «Лагранже» скоро тоже начнутся проблемы с продовольствием, но у них хотя бы хватает воды и кислорода, сами добывают из добытого на поверхности планетоида льда…

Персональный браслет (он, как и многие, не снимал его и на Земле, используя в качестве электронных наручных часов) тихонько звякнул. Пора — занятие на курсах переподготовки начинается через пять минут, а ему предстоит ещё подняться на восьмой этаж! Что за несправедливость: люди там, во Внеземелье, рискуют, спасаются сами, спасают других — а он вынужден торчать как школьник из ’юниорской программы, торчать в учебных классах, изнурять себя на тренажёрах, крутиться на осточертевшей центрифуге, выслушивая язвительные комментарии инструктора по поводу состояния вестибулярного аппарата… Неужели для него, закалённого ветерана Внеземелья, не найдётся в такой ответственный момент подходящего дела?

Широченный холл, второго этажа, куда выходили двери столовой, Дима, пересёк почти бегом. Архитекторы, проектировавшие эту часть здания Центра Подготовки, несколько перемудрили с планировкой — края холла нависали над вестибюлем первого этажа образуя два балкона. Напротив, на фоне огромных, в два этажа высотой, зеркальных окон, висели на проволочных растяжках уменьшенные копии орбитальных станций «Гагарин» и «Звезды ’КЭЦ»; на центральном, почётном месте раскинул крылышки солнечных панелей королёвский «Союз–1». Чтобы попасть к лифтам, нужно было сперва спуститься по широкой лестнице. Дима скатился по ней едва ли не кубарем, чудом избегнув от столкновения с поднимавшимся наверх парнем в белом лабораторном халате — тот был нагружен охапкой бумажных рулонов, и не заметил торопящегося навстречу человека.

— Дмитрий Олегович? Как удачно, что я вас встретил!

Дима затормозил, проехавшись с разбегу по гладкому мрамору, и закрутил головой. Навстречу ему шёл Геннадий Борисович Монахов — ведущий конструктор НПО Энергия, один из разработчиков ’орбитальных батутов, а так же — отец Лёшки Монахова.

— Здра… здравствуйте, Геннадий Борисович! — запыхавшийся Дима не сразу сумел выговорить имя-отчество собеседника. — Очень раз вас видеть! Извините, спешу, у нас сейчас…

— Занятия, да. — мягко улыбнулся инженер. — Боюсь, сегодня придётся их пропустить.

Он подхватил Диму под руку и увлёк к лифтам.

— А я к вам с поручением, Дмитрий Олегович…

— Можно просто Дима. — машинально ответил молодой человек. С Геннадием Борисовичем он был знаком давно, и не раз бывал в московской квартире Монаховых.

— Так я к вам с поручением, Дима. — повторил инженер. Вас хочет видеть один наш общий знакомый. Евгений Петрович, вы с ним встречались на Байконуре, припоминаете?

Дима споткнулся и полетел бы на пол, не поддержи его спутник под локоть. Евгений Петрович, всесильный и всемогущий И. О. О., которого многие не без оснований считали одним из руководителей всего проекта «Великое Кольцо» — и вспомнил о его скромной персоне? Впрочем, инженер прав, они действительно встречались — на Байконуре, во время преддипломной практики. Тогда Геннадий Борисович был тогда куратором их группы, и именно он сосватал перспективного подопечного в свою инженерную группу — а заодно и в «батутную» программу Проекта. Евгений Петрович тоже присутствовал при этом «вербовке», и Дима не забыл, какой сумбур творился у него в голове, когда он выходил из гостиничного номера, где состоялся предварительный разговор…

— А вы, случайно, не в курсе, зачем я ему понадобился? — поинтересовался он.

— Не стоит обгонять события. — тонко улыбнулся инженер. — Кабинет Главного Психолога тут, на пятом этаже, скоро вы всё узнаете…

Делать было нечего. Дима кивнул и, обуреваемый самыми разными, поплёлся вслед за провожатым. Нет, в самом деле — с чего это всесильный и всезнающий И. О. О… вдруг заинтересовался его скромной персоной?

Они подошли лифтам. Геннадий Борисович нажал кнопку, в окошках поверх двери замигали зелёные цифры, отсчитывающие этажи. Двери лифта бесшумно раздвинулись, и он посторонился, пропуская спутника вперёд.

Сказать, что Дима робел, шагая по коридору за провожатым — значит сильно преуменьшить истинное положение вещей. Ну, хорошо, насчёт И. О. О. его бывшие подопечные могли и нафантазировать лишнего (хотя это ещё как сказать!), но Главный Психолог действительно был неординарной личностью. Среди сотрудников Проекта сложилось устойчивое мнение, что ни одно сколько-нибудь серьёзное дело не решается без его участия; что же касается кадровых вопросов, то Дима и сам имел случай убедиться, что тут его слово окончательное и бесповоротное. Не раз он вмешивался и в его судьбу — начиная с разговора в 412-м номере гостиницы «Звёздная», когда Евгений Петрович сделал студенту-дипломнику МЭИ, бредящему космосом, предложение, от которого тот не смог отказаться.

Хозяина кабинета на месте не оказалось. Секретарша провела гостей в небольшую боковую комнатку и оставила дожидаться. Оказавшись там, Дима странным образом успокоился и принялся озираться. Обстановка странным образом напоминала гостиничный номер, где состоялась памятная встреча. Никаких монументальных столов с телефонами и парадными письменными приборами; нет и тяжёлых портьер, портретов на стенах, и массивных кожаных кресел в углу. Вместо этих начальственных атрибутов имелся журнальный стол, вокруг которого были расставлены три мягких кресла, тумба с телевизором и видеомагнитофоном, ещё одна с единственным телефонным аппаратом. В углу стоял буфет со встроенным холодильником, из которого Геннадий Борисович извлёк две запотевшие бутылки минералки — открыл и протянул одну Диме. Сам же уселся боком на подоконник и стал потягивать воду, покачивая ногой.

Дима успел покончить с половиной своей бутылочки (оказывается, он очень хотел пить!), когда дверь без скрипа распахнулась, и на пороге возник Главный Психолог. Он вскочил, едва не опрокинув столик вместе с недопитой бутылкой; И. О. О. же улыбнулся, махнул рукой — «сиди, мол…», снял пиджак, повесил его на спинку кресла (Дима заметил серебристую булавку в форме «Зари», той, из фильма) — и уселся напротив. Инженер же поприветствовал начальство, приветственно помахав зажатой в ладони бутылкой.

— Итак, Дмитрий… э-э-э…

— Дмитрий Олегович. — подсказал Дима.

— Итак, Дмитрий Олегович, у нас к вам предложение. Должен предупредить: то, о чём мы будем говорить, должно оставаться секретом для всех, кроме присутствующих. — он сделал многозначительную паузу. — Вы поняли меня? Для всех, без каких-либо исключений! Добавлю, что предстоящее вам дело крайне опасно, и если вы не готовы пойти на риск — не скрою, очень высокий, возможно, даже смертельный — то лучше скажите сразу. В этом случае мы расстанемся, и вы вернётесь к своим делам. Заверяю так же, что отказ никак не скажется на вашей дальнейшей карьере.

— Я согласен! — Дима торопливо закивал. В самом деле, какие ещё отказы? Геннадий Борисович одобрительно улыбнулся и показал оттопыренный большой палец.

— Хорошо. — кивнул И. О. О. — признаться иного ответам мы и не ожидали. Вы, разумеется, в курсе тех печальных событий, которые творятся сейчас в Японии, а заодно и на земной орбите. К сожалению, по сугубо политическим соображениям правительства стран-участниц Проекта лишены возможности предпринять активные действия — во всяком случае, пока вопрос не решён на уровне Генассамблеи ООН, — однако мы решили, что медлить больше нельзя.

И серьёзно посмотрел на собеседника. Инженер же всё так же сидел на своём подоконнике и покачивал ногой.

— Мы решили принять меры, чтобы покончить с этим безобразием.

— Извините… — нерешительно заговорил Дима. — Вы что же, собираетесь действовать вопреки им… правительствам, ООН?

— А вас это смущает? — улыбнулся в ответ И. О. О.

Это ещё как смущало Диму — пойти против решений властей — это вам не удрать зайцем с орбиты Титана, имея в качестве оправдания временное помутнение рассудка. За такое могут взгреть всерьёз. Ещё и от Внеземелья отстранят, навсегда… Но — промолчал, ограничившись неопределённым пожатием плеч: мол, понимайте, как хотите…

— Да не волнуйся ты так… — заговорил с подоконника инженер. — Формально Проект — самостоятельная организация, подчиняющаяся межправительственной комиссии, а та своего мнения не высказала. И пока этого не произойдёт, руки у нас до некоторой степени развязаны. Собственно, они там вообще не в курсе нашей задумки — и, надеюсь, останутся таковыми, пока всё так или иначе не закончится.

— Понятно… — согласился Дима, хотя по-прежнему чувствовал себя несколько неуютно. — А можно спросить: я-то вам зачем?

— Как я уже упоминал, тут важна, прежде всего, секретность. — заговорил И. О. О. — Вам, Ветров, мы доверяем целиком и полностью. Необходимой подготовкой вы обладаете, в физическом плане полностью восстановились, признаны годным без ограничений. И самое главное — Шарль Д’Иври, которого мы решили привлечь для этой миссии, затребовал в напарники именно вас.

Дима молчал, переваривая новость. Даже не спросил, о какой миссии идёт речь — придёт время, сами расскажут. Ну а Шарль… вот уж не ожидал!..

— Когда мы закончим, вы с Геннадием Борисовичем, — продолжил И. О. О., словно не замечая ступора, в который впал собеседник, — отправитесь в Жуковский, на аэродром ЛИИ ВВС. Оттуда военный самолёт доставит вас космодром Плесецк. Сейчас он почти не используется, поскольку «батута» там нет — но сейчас, в силу известных вам обстоятельств, придётся прибегнуть к помощи ракеты-носителя. Её как раз сейчас готовят к старту.

«Ну да, конечно, подумал Дима, раз все, до единого, ’батуты» на планете парализованы — другого способа попасть на околоземную орбиту попросту нет. Но зачем вообще туда попадать? Ведь «звёздный обруч», ставший внезапно источником опасности, находится на Земле…

И. О. О. в очередной раз прочёл его мысли. И как это у него получается?..

— Вижу, у вас возникли вопросы, Дмитрий Олегович. Я могу уделить для них… — он посмотрел на наручные часы, — … не более пяти минут. Остальное вам объяснит ваш спутник по дороге на космодром. И ещё — к сожалению, вы не сможете сообщить о своём отъезде супруге. Поймите нас правильно — наши планы могут сорваться, случись хоть малейшая утечка. К тому же, как бы не повернулось дело, через двое, максимум, трое суток вы вернётесь домой.

— Но Нина… моя жена то есть… она же будет волноваться!

— Наш сотрудник её навестит и успокоит. Кроме того, перед стартом вы сможете написать письмо. Только уж извините, — он развёл руками, — перед тем, как отправить, Геннадию Борисовичу придётся его прочесть.

— Секретность, понимаю. — кивнул Дима. — А долго я буду… отсутствовать?

— Суток двое, не больше. — ответил инженер. — Да вы не переживайте так, всё будет хорошо. Вы и не из таких переделок выбирались. Чего стоит только ваш побег из системы Сатурна!

— Вы вообще везучий, Дмитрий. — добавил с улыбкой И. О. О. — А везение — это как раз то, что нужно нам сейчас больше всего.

Тяжёлый военно-транспортный борт оторвался от бетонки и круто полез вверх. На таком же, припомнил Дима, он улетел из Москвы в Севастополь, на аэродром Бельбек, откуда отправился в «Артек». История повторялась — только сейчас пузатый АН–12, набрав предписанную высоту, описал широкую дугу и взял курс не на юг, а на север, где в Архангельской области располагался космодром Плесецк.

О предстоящей миссии Геннадий Борисович начал рассказывать ещё по дороге в Жуковский — детально, обстоятельно, не упуская ни единой сколько-нибудь значимой детали. Дима узнал, что учёные Проекта «Великое Кольцо» разработали аппаратуру, которая могла заблокировать японский «обруч». Создатели устройства (в работе они использовали данные, полученные от одного из сотрудников Гарнье, сохранившего лояльность бывшим коллегам) давали восьмидесятипроцентную гарантию успеха. Однако, имелась и проблема: аппаратуру следовало установить непосредственно на поверхность «обруча», а японские власти и слышать не хотели о том, чтобы допустить к нему конкурентов. А хоть бы и согласились, подумал Дима — приближаться сейчас к «обручу» то же самое, что лезть в кратер действующего вулкана, извергающего потоки раскалённой лавы, плюющегося столбами раскалённого пепла и вулканическими бомбами. Остаётся только удивляться, как подобные нагрузки выдерживают стальные пилоны, на которых он установлен. А может, чёртовы японцы предвидели такое развитие событий и изготовили их из особой жаропрочной стали?

Оставался один-единственный путь — добраться до обруча по воздуху. Если бы Диме всего пару часов назад сказали, что кто-то настолько обезумел, что обсуждает такой вариант — он рассмеялся бы шутнику в лицо. Но, выслушав аргументы Геннадия Борисовича, вынужден был согласиться: да, реально, хотя и рискованно до чрезвычайности. Вероятность успеха составляет процентов тридцать, и то при определённом везении. Не было бы и того — если бы для выполнения задания не решили использовать десантный бот, сконструированный для изучения атмосферы Титана. Дима нисколько не удивился, узнав, что автором идеи был ни кто иной, как Шарль д’Иври — гасконец, бывший «юниор» и его, Димы, подопечный по космической артековской смене. А так же — один из лучших пилотов малых кораблей во всём Внеземелье, бесстрашный исследователь Титана и один из немногих, имеющий опыт полётов в бешеной атмосфере Венеры. Единственную вылазку туда он предпринял полгода назад, в рамках совместной советско-китайской экспедиции к сестре Земли, сумел выбраться невредимым, и вот теперь готов сунуть голову в очередную смертельную ловушку.

Если коротко, то план состоял в следующем. Имеется новенький десантный бот, приготовленный к отправке в систему Сатурна (там как раз стартовала программа зондирования верхних слоёв атмосферы планеты-гиганта) но, в силу известных обстоятельств, застрявший на земной орбите. Сейчас он ждёт у причала орбитальной верфи Китти-Хок; Шарлю с Димой предстоит, отстыковавшись от станции, выполнить спуск в атмосферу и на высоте примерно пятидесяти километров выйти на курс, ведущий к острову Сикоку. Это, разумеется, встревожит японцев, в особенности, их ПВО. Однако, диспетчерская служба Ближнего Внеземелья успокоит их, сообщив, что это следствие аварии — потерявший управление грузовой лихтер решили, пока он не натворил бед, свести с орбиты затопить в Тихом океане. Диспетчер, на которого была возложена эта миссия не в курсе операции — он будет искренне уверен, что дело обстоит именно так и никак иначе. Параметры траектории рукотворного болида так же не должны вызвать опасений — японцам ведь будет невдомёк, что снизившись до тридцати километров, бот на скорости в пять Махов преодолеет зону действия ПВО и, прикрываясь шлейфом вулканического пепла, приблизится к комплексу «Стар Миррор».

Что будет дальше — инженер не говорил, а Дима не спрашивал. Ясно, что придётся приблизиться к «обручу», а приблизившись — установить на его поверхности контейнер с аппаратурой. Сделать это одними только манипуляторами десантного бота невозможно, придётся выйти наружу. Для этого на подмосковном НПО «Звезда» был спешно изготовлен особый жаропрочный скафандр — и Дима точно знал, кому предстоит в него облачиться.

II

— Вот, значит, как погиб Фаэтон… медленно сказала Оля Молодых. Она висела за Юлькиным ложементом, держась за спинку и, не отрываясь, смотрела в панорамный иллюминатор. Там, в самом центре, сияла ослепительная точка — обруч-планетоубийца, проклятие погибших миллионы лет назад фаэтов, разумных обитателей пятой от Солнца планеты.

Я покосился на Леднёва. — именно эту фразу он произнёс, когда тахионное зеркало выбросило в Пространство первую порцию магматических масс и каменных обломков, мгновение назад бывших частью японского острова Сикоку.

— Что же, теперь и нашу Землю ждёт такой ужас?

Олин голос предательски дрогнул, красные, измученные набрякли слезами. Валера не ответил — нахохлился в пилотском кресле и глядел прямо перед собой, на тёмные, мёртвые циферблаты, экраны и шкалы ни разу за весь рейс не оживавшего на резервном мостике пульта.

Юлька закинула руку за подголовник, поймала ладонь подруги.

— Оль, ну что ты, не преувеличивай. Тогда выброс пробил планету до самого ядра, что и привело к её полному разрушению. Это как выстрелить в перегретый паровой котёл — пока стенки целы, он нормально держит давление, но стоит появиться хотя бы крошечному отверстию — в сопромате это называют «концентратор напряжения» — всё, конструкция не выдержит, взорвётся…

— Ничего себе — крошечное! — Оля фыркнула. — Такая громадина…

— В масштабах планеты — не такой уж и большой. — отозвался Леднёв. Голос у него был надтреснутый, полностью соответствуя внешности. — В любом случае японский обруч на порядки меньше, так что и последствия будут не столь разрушительными. Чтобы убедиться в этом, достаточно оценить объём выбрасываемой ежесекундно материи.

Я покосился на астрофизика.

— А ты оценивал?

— Мы над этим работаем. А вообще-то, сейчас есть заботы и поважнее.

— Например — как погасить этот обруч?

— Именно. И как только мы это сделаем — отключится и тот, другой, на Японских островах.

— А если не отключится, к чему это может привести? — спросила Оля. Глаза у неё уже высохли — вот что значит дать человеку надежду… — Земля ведь не развалится на куски, как Фаэтон?

Леднёв повозился, устраиваясь поудобнее. Теперь он уже не был похож на нахохлившегося воробышка.

— Полагаю, образовавшаяся скважина имеет в глубину, самое большее, несколько десятков километров. Да вы ведь сами видели выбросы из обруча на Энцеладе — какими они были в высоту?

— Ну… километров сорок, или около того. По-разному.

— Вот видишь! А японский обруч сопоставим с ним размерами — так что, полагаю, и шахта будет примерно такая же. То есть, дотянется до слоя магмы, она под Японскими островами залегает неглубоко, но ядро не затронет, так что в глобальном смысле последствия будут не слишком ощутимы. В худшем случае, тектонические плиты под Японией слегка просядут, это вызовет перекрытие лавовых каналов, и извержение прекратится само собой. Но это в глобальном плане — а вот для самих Японских островов и в особенности, Сикоку, последствия будут действительно катастрофическими. Уверен, уже сейчас Японию, а с ней и прилегающие регионы, включая Корею и наш дальний Восток трясёт не по-детски. А что будет, когда просевшие плиты начнут расходиться?

Я припомнил читанный когда-то роман «Гибель дракона» японского фантаста Сакё Коматсу. Примерно такая катастрофа в нём и описана с леденящими кровь с подробностями извержения вулканов, которых в Японии полно, цунами, чудовищные землетрясения… Да, мало японцам точно не покажется…

Я ухмыльнулся.

— Не будь я таким добрым и гуманным — сказал бы, что они сами виноваты.

— Как ты можешь? — гневно вскинулась Юлька. — Добрый нашёлся… Представь, сколько ни в чём не повинных людей пострадало, и ещё пострадает!

— Да и соседям Японии может достаться. — подтвердил Леднёв. — Китаю, нашему Приморью, Курильской гряде, Сахалину…

— Вот видишь! — палец подруги обвиняюще уставился мне в грудь. — А ты — «сами виноваты…» Дурак!

…Ну, не спорить же с ней — тем более, Юлька права, переборщил я с цинизмом, не тот случай…

— Как полагаешь, на Земле могут что-нибудь сделать? — спросил я Леднёва.

Тот ответил не сразу.

— Мы над этим думали. Пока приходит в голову единственный вариант, но, предупреждаю — он вам не понравится.

— Жахнуть по «обручу» ракетой с термоядерной боеголовкой? Их, насколько я понимаю, хоть и сняли с вооружения, но ещё не все уничтожили?

Валерка дёрнулся — и улетел бы из кресла, не удержи его привязные ремни.

— Как ты?..

Я хмыкнул.

— Тоже мне, бином Ньютона! Думаешь, они таки попробуют?

Астрофизик пожал плечами.

— А что ещё остаётся? Можно, правда, попробовать снять аппаратуру с «обруча», но какой псих рискнёт сунуться туда в разгар извержения? Да и не выйдет ничего — добраться до «обруча» можно только на вертолёте, а он к нему и на полкилометра не приблизится — разобьётся или сгорит, как спичка. Так что, хочешь, не хочешь, а бомба — единственный вариант.

Середа (он сидел в крайнем ложементе и в беседе не участвовал) недовольно поморщился.

— Валер, хорош бредить, а? И ты, Лёха, тоже хорош — бомбу какую-то придумал… Ежу ведь понятно, что сперва надо осмотреть контейнеры с приборами, которые воткнул туда Гарнье, и только потом что-то решать!

— Как это — осмотреть? — я сделал вид, что удивился, хотя и ожидал чего-то подобного. — Зеркало же действует!

Витька пожал плечами.

— И что с того? «Обруч» в ширину имеет десятки километров, а аппаратуру они пристроили у внешнего края. Не суйся к самому зеркалу — и будет тебе счастье!

Я поискал взглядом Юрку-Кащея. Вон он, на своём излюбленном месте, под потолком — притихший, насупленный, и отмалчивается, будто сказанное нисколько его не касается. А ведь это нам с ним, если что, лететь к «обручу»…

— Логично. — отозвался Леднёв. — Остаётся понять, как туда подойти. Фубуки, если ты не забыл, висит между нами и «обручем», и если снова послать «буханку» — японцы её заметят и легко перехватят.

— Это ещё бабушка надвое сказала. — Середа упрямо набычился. — Подойдём поближе, затормозим, развернёмся — и сразу, на полной тяге, назад. А в точке разворота сбросим «омары», они и пойдут к «обручу».

От неожиданности я закашлялся. Это чтобы осторожный, всегда сдержанный Середа, и предложил авантюрный налёт? Хотя — предлагать-то легко, особенно, если полетят другие…

— А обнаружат буксировщики — тогда что? Будем бодаться?

— Есть один хитрый способ. — Середа широко улыбнулся. Вместе с «омарами» выбросим из кузова обрезки дюралевые, куски труб, консервный банки… Оль, у вас на камбузе есть пустые банки?

— Поищем. — ответила она. — А зачем тебе?

— Для маскировки. Вместе с помехами от «обруча» металлический хлам даст такую засветку на экранах локаторов, что японцы хрен чего разберут. А когда разберут — будет поздно, «омары» уже доберутся до контейнеров.

Я задумался — впрочем, ненадолго.

— А что, может прокатить. Я и сам мог догадаться приёмчик-то известный, ещё со времён Второй Мировой! Только вот как возвращаться-то? Грузовик, как я понимаю, сразу уйдёт, а «омарам» горючки на обратный путь к «Заре» не хватит!

— Можно подцепить подвесные баки. — предложил из-под потолка Кащей. — Да и «буханка» развернётся, встретит на полпути. Справимся, короче. Вопрос — кто полетит?

— Это как раз не вопрос. На «омарах» — мы с тобой, а Витька, поведёт «буханку». Справишься?

— Как-нибудь… — отозвался Середа. — А с собой кого возьмёте? Нужны, минимум, три человека: двое на буксировщиках, а третий займётся контейнером.

Я представил себе ситуацию: закрепиться на поверхности обруча невозможно, работать придётся без опоры… нет, не получается!

— Одного мало, нужно хотя бы двоих. Невесомость, будь она неладна…

— Не вижу проблемы. — ответил Середа. Видно было, что он уже успел всё обдумать. — Стенки контейнера тонкие, это не металл «обручей» — в них и вгонят якоря. Но ты прав, вдвоём лучше.

— Я могу! — раздался мальчишеский голос. Я обернулся — Серёжка Лестев. И когда это он успел пробраться в «Секрет»?

— Лёш… Алексей Геннадьич, я, правда, могу! Я и якорными гарпунами пользоваться умею!

— Я смерил его оценивающим взглядом. — Убедил, стажёр. Нужен ещё доброволец.

— Может, я? — неуверенно предложил Леднёв. Юлька, услыхав его, немедленно вскинулась:

— Вот уж нет! Если с тобой что-нибудь случится — кто будет анализировать данные с захваченных приборов?

— А с чего со мной что-то должно случиться? — попытался возразить астрофизик. — На Энцеладе работал, и ничего…

Договорить я ему не дал.

— Это не обсуждается, Юлька права. На «обруч» выйду я, а буксировщик поведёт Гена Власьев, он умеет.

Леднёв кивнул, как мне показалось, с облегчением.

Юрка под потолком поднял руку — словно ученик, просящийся к доске.

— Чего тебе?

— Я с вами пойду на обруч, втроём быстрее управимся. А Власьев подержит мой «омар», чтобы не улетел.

— Как это — подержит? — удивился Леднёв.

— Дурацкий вопрос. — огрызнулся Юрка. Манипуляторами, как же ещё?

— А что, мысль! — я хлопнул ладонью по колену, отчего завращался вокруг своей оси. Пришлось хвататься за поручень и бормотать что-то невразумительное.

— Так что, решили? — поинтересовался Кащей.

— Решили. Вы со стажёром — я подмигнул довольному Серёжке, — начинайте готовить «омары». А мы с Валерой к капитану — надо же получить его разрешение…

Волынов предложение поддержал. А куда ему было деться? Я прекрасно понимаю, как ему тяжело — делать что-то надо, потому как больше некому, а вот что именно — решительно непонятно. Так что нашей инициативе он обрадовался и немедленно взялся на разработку плана.

Между прочим, в разговоре выяснилось кое-что новое: Леднёв сообщил, что за последние несколько часов наблюдений они с Коуэллом заметили необычное явление длиннопериодические колебания тахионного поля, порождённые видимо, какие-то процессами в «червоточине». Ничего подобного раньше не замечалось; Коуэлл с ходу предположил, что «червоточина» теряет стабильность и вот-вот схлопнется. Увы, американец выдавал желаемое за действительность — каждое колебание заканчивалось не затуханием, а, наоборот, всплеском активности тахионного зеркала — не гигантским энергетическим столбом, подобно тому, что мы наблюдали из «омаров», а куда более скромным, своего рода «микровыбросом». Объяснений ни Валера, ни Коуэлл, предложить не смогли, лишь констатировали, что с «червоточиной» происходит что-то странное.

Волынов осведомился, что именно они имеют в виду, когда говорят о «длиннопериодических колебаниях»? Леднёв объяснил, что полный цикл нарастания и угасания тахионного поля, заканчивающийся упомянутым «микровыбросом» составляет от нескольких часов до суток; предсказать заранее это пока не получается, однако, они над этим работают. Тут в разговор влез и я — с вопросом, как это может повлиять на выполнение нашей миссии? Валера задумался примерно на минуту, и изрёк, что точно не знает, но на всякий случай стоит подгадать визит к обручу к середине периода, когда параметры тахионного поля наиболее стабильны. Коуэлл заспорил, предлагая противоположный вариант — дождаться «микровыброса» и взяться за дело сразу после него, когда напряжённость поля достигнет минимума. Дальнейшая беседа переросла в маловразумительный спор узких специалистов, сопровождаемый переходами на личности, криками и обвинениями в научной безграмотности. Я посмотрел на Волынова. Капитан пожал плечами — а я-то что могу сделать? Я пожал плечами в ответ, бочком выбрался из капитанской каюты, где происходило «совещание», и поторопился к ангару буксировщиков.

— Юр, ты что сегодня смурной? — спросил я. — В «Секрете» отмалчивался, да и сейчас словно в воду опущенный!

Действительно, обычно энергичного, не лезущего за словом в карман, Кащея было не узнать. Вот и сейчас: я уже десять минут откручиваю фиксатор колпака своего омара, трижды упускал гайки и гонялся за ними по всему ангару — и ни одного язвительного комментария!

— Понимаешь… — он оторвался от кронштейна фары– искателя. — Не хотел говорить, но, наверное, нужно. Да и кому ещё?.

Я напрягся — начало было многообещающее.

— Мира собиралась в Японию с гастролями. — сказал он. Сразу после нашего отлёта. Уже и билет взяла…

Всё ясно. Что ж, если бы я знал, что Юлька сейчас в этой клятой Японии — тоже места себе не находил бы…

— Гастроли — это, наверное, в Токио или ещё каком-то крупном городе? Их трио там сейчас очень популярно, собирают полные залы!

— Заключительное выступление у них в Мацуяме. — очень тихо произнёс Юрка. — Я видел буклет с программой тура — центральный город самой крупной префектуры острова Сикоку. Того самого. Даты я точно не помню, но плюс-минус в тот же день когда там… это самое…

…Час от часу не легче! Везёт же маленькой скрипачке угодила в самый эпицентр…

— Ну… рано психовать, а? — я сделал попытку утешить друга. — Наверняка их эвакуировали. А может и сами улетели, ещё до того, как бабахнуло.

Он хотел ответить — судя по выражению лица, нечто безрадостное, — но тут люк ангара отполз в сторону, и в ангар вплыли Середа и Власьев, нагруженные баллонами со сжатым азотом, и нам сразу стало не до разговоров.

…бедный Кащей, не хотел бы я сейчас быть на его месте…

Прозрачные колпаки с «омаров» мы решили снять и грузиться в «буханку» без них. Всё равно пилот с напарником будут в «Кондорах», зато покинуть «омар» можно на несколько секунд быстрее — да и откинутый вверх колпак не будет мешаться при маневрировании. Конечно, это нарушение всех и всяческих инструкций — но что делать, ситуация требует!

Отсоединить половинки прозрачных пузырей от корпусов оказалось не так-то просто — повозившись около часа, мы плюнули и вырезали узлы креплений газовой горелкой. Теперь вернуть колпаки на место стало невозможно — ещё одно вопиющее нарушение инструкций, даже вредительство. В иной ситуации нам с Середой, как авторам этой гениальной идеи мало бы не показалось — но сейчас внутренний голос подсказывал, что репрессий ожидать не следует. Чем скорее мы отрапортуем о готовности, тем лучше; ну а дальше — как там учил Наполеон? Главное ввязаться в драку, а там видно будет…

Кстати, о драке. Серёжка Леднёв, принимавший самое деятельное участие в подготовке (я отметил, что парень реально рукастый и отлично знает матчасть, надо будет сделать пометку в стажёрской книжке) вылез с неожиданным предложением — взять на борт лазерный револьвер, свинтив предварительно с него датчик спектрографа. Я поинтересовался, с кем это он собрался воевать и услышал в ответ маловразумительное «ну… мало ли что…» А действительно — мало ли что? За вменяемость пилотов японских буксировщиков-«ика» я не поручусь, а так — хоть какое оружие на борту…

Короче, я согласился. Стажёр сразу воспрянул духом и выдвинул новое рацпредложение — оказывается, он ещё на «Лагранже» соорудил переходник, позволяющий подключать лазерный револьвер непосредственно к бортовой сети, что позволяет обойтись без аккумулятора в рукоятки. Девайс при этом оказывался связан с «омаром» трёхметровым кабелем — зато время на перезарядку электровоспламенителя сократилось с полутора секунд до четверти. Я осмотрел изобретение и опробовал его прямо в ангаре — вхолостую, разумеется. А что, толково — ещё один плюсик в стажёрскую книжку… Надо бы по возвращении на Землю написать о нём Командору — пусть порадуется за воспитанника.

III

Диме случалось бывать на многих околоземных станциях а вот на орбитальной верфи «Китти Хок» оказался впервые. Возведённая американскими космическими строителями, это грандиозное сооружение получило название в честь крошечного городка в штате Северная Каролина, который в далёком 1903-м году Орвилл и Уилбур Райты выбрали для испытаний своего самолёта, обеспечив ему место в мировой истории. Что до его космического тёзки — то орбитальная верфь до сих пор оставалась крупнейшим объектом такого рода во всём Внеземелье.

Шарль встретил будущего напарника у шлюза, куда пристыковался корабль, заброшенный на орбиту ракетой-носителем с Плесецка. Перелёт дался Диме нелегко — он, конечно, проходил все положенные тренировки на центрифугах, однако до сих пор ни разу не подвергался серьёзным стартовым перегрузкам. Они, вместе с рёвом ракетных дюз, в которых ежесекундно сгорали тонны токсичного ракетного топлива и окислителя, остались в прошлом, навсегда, казалось бы, вытесненные ’батутными ’технологиями. И вот — пришлось-таки испытать и этот архаичный вид космического транспорта, за что следует благодарить француза Гарнье и его японских работодателей.

Встреча с бывшим подопечным (Дима был вожатым артековского отряда, где состоял Шарль, а позже состоял куратором «юниорской» группы, где тот проходил начальную подготовку для работы во Внеземелье), прошла на удивление сдержано. Дима, увидав француза возле шлюза, хотел, было, броситься к нему с объятиями, но Геннадий Борисович подхватил его под локоть и вежливо, но настойчиво увлёк в другую сторону. Шарль же ограничился лёгкой улыбкой и отвернулся, беседуя с одним из новоприбывших. Так что Диме оставалось только оправиться вслед за инженером, гадая по пути, чем могла быть вызвана такая странная реакция…

До вращающегося кольца «Катти-Хока» пришлось добираться с помощью стандартного переходника-лифта. По пути к нему Дима со спутником миновали обзорную секцию, выполненную в виде прозрачной трубы, и смогли полюбоваться открывшимся видом на рабочие причалы орбитальной верфи. Дима поискал взглядом судно, на котором им с Шарлем предстояло через несколько часов вернуться вниз, на Землю — и не нашёл. У причалов «Китти-Хока» яблоку негде было упасть: заканчивались последние работы на трёх больших кораблях, включая спешно достраивающийся «систершип» «Зари», тахионный планетолёт «Тантра», и полдюжины других, поменьше. В таком столпотворении (кроме строящихся единиц вблизи станции было не протолкнуться от орбитальных грузовиков, буксировщиков, пассажирских и грузовых лихтеров) проще простого затеряться столь скромному объекту, как «Скиф-Алеф».

Именем этим новенький десантный бот (недавно появившийся класс малых кораблей, предназначенный для высадки на планеты и спутники с бурными атмосферами) был был обязан своему первому капитану Шарлю д’Иври, который позаимствовал его из книги братьев Стругацких «Полдень, XXII– й век», весьма популярной среди бывших «юниоров». Название это, сугубо неофициальное (по документам бот значился в судовом реестре Внеземелья как «БВПЗ–3», что означало Бот Высадочный Повышенной Защиты, тип «3»), использовалось, тем не менее, всеми, начиная от вакуум-сварщиков, собиравших элементы корпуса у достроечной стенки «Китти-Хока», до самого капитана. Сейчас «Скиф-Алеф» прятался от чужих глаз на дальнем, вспомогательном причале среди пустых грузовых контейнеров. Их давно следовало вернуть на Землю — но из-за глобального сбоя в работе «батутов» десятки ребристых стальных ящиков застряли на орбите на неопределённый срок.

— Установлено, что «обруча» подвержено каким-то странным аномалиям. — объяснял Геннадий Борисович. — Странность эта заключается в резонансных явлениях, происходящих в тахионном зеркале и, как следствие, «червоточине» — коротко говоря, она пульсирует с периодом от нескольких часов до примерно полусуток…

После того, как Дима прибыл на «Китти Хок» и встретился– таки с Шарлем, им пришлось около двух часов дожидаться в выделенной для них каюте. Сопроводивший их туда сотрудник Проекта настрого предупредил, чтобы никто не покидал каюты и не пользовался внутренней связью. Инженер же потратил это время для общения с учёными Проекта (они, как он пояснил, вели наблюдение за тем, что творится на Японских островах с орбиты, с помощью аппаратуры, установленной на паре висящих над эпицентром событий кораблей) и теперь излагал то, что ему удалось выяснить.

— Причин этого выяснить пока не удалось. — продолжал Геннадий Борисович. — Не приходится сомневаться, что оно — прямое следствие грубого вмешательства в работу «обруча» уфологов, захвативших комплекс. Они заранее подготовили некую аппаратуру и установили её на действующем обруче. Результат налицо.

— Что нужно этим помешанным? — спросил Шарль. — Как их вообще допустили к «обручу»?

Геннадий Борисович развёл руками.

— Расследование сейчас ведётся — к сожалению, японская сторона не считает нужным делиться с нами результатами, — но и того, что мы знаем довольно чтобы сделать вывод, что у злоумышленников имелись свои люди на территории «Стар Миррор», из числа молодых учёных и инженеров, работавших непосредственно с «обручем». Они-то и помогли им осуществить свой план.

— Учёные, говорите? — Дима с отвращением скривился. — Поганой метлой гнать таких учёных из науки… они что, не понимали, что такое грубое вмешательство может привести к катастрофе?

— Боюсь, понимали, но пошли на этот риск сознательно. Это ясно следует из заявления, которое их организация опубликовала сразу после захвата комплекса. Да вы наверняка его читали…

Дима кивнул. Пафосное обращение террористов-уфологов (а кто они, если не террористы?) — перепечатали все мировые газеты, прокрутили все теле– и радиостанции.

— С ними, как оказалось, работали весьма талантливые специалисты, и не только из числа сотрудников «Стар Миррор». Они-то и предложили подобный метод для того, чтобы установить связь с создателями «обручей» где-то далеко за пределами Солнечной Системы. Но в чём-то они, видимо, просчитались, и вышло… ровно то, что вышло. «Червоточина» пошла вразнос и теперь перекачивает раскалённые магматические массы в Пояс Астероидов. И наплевать бы, пусть перекачивает — но сие явление вызывает тектонические сдвиги в земной коре под Японскими островами, а это может привести к трагическим последствиям. Уже привело — по данным, которыми мы располагаем, только на острове Сикоку счёт погибших идёт на десятки тысяч. На всех же Японских островах он приближается к полумиллиону, а процесс и не думает затихать — как раз из-за этой самой аномальной пульсации. Дело в том, что при временном затухании «червоточины» подземные каналы сужаются, перекрывая путь раскалённой массе, извержение несколько ослабевает. Потом пульсация повторяется, новый выброс пробивает новую шахту для магмы — и всё начинается заново. Это пока только версия, но наблюдение вполне подтверждают её справедливость…

— А что мы-то должны сделать? — осторожно поинтересовался Шарль. Дима молчал, подавленный грандиозностью нарисованной инженером картины.

— Надо воспользоваться моментом пульсации и нырнуть в тахионное зеркало. — ответил Геннадий Борисович. — У вас для этого будет секунд десять, потом в «обруч» снова хлынет магма и к нему будет не подойти.

Шарль резко выпрямился на стуле.

— Нырнуть? Зачем?

— Об этом чуть позже. Сейчас важно вот что: извержение пробудило множество вулканов, как на Сикоку, так и на других островах. Летать там — смертельный риск, даже на вашем «Скиф-Алефе», который защищён лучше любого военного самолёта.

Дима кивнул. На десантном боте установили двойной слой термической защиты. Один выгорит при торможении в атмосфере, второй же — защитит кораблик при прохождении сквозь облака вулканического пепла. А то, что от него останется, не позволит им изжариться в непосредственной близи от столба магмы — как курица поджаривается на жаровне, над раскалёнными углями.

— Итак, вы входите в атмосферу, совершаете манёвр торможения. — продолжил Геннадий Борисович. — далее на высоте примерно десяти километров подходите к острову Сикоку и резко снижаетесь до самой поверхности. Учите: на этом этапе главной опасностью будет не пепел и даже не вулканические бомбы…

— А что же тогда? — Дима недоумённо нахмурился. — Не зенитные же ракеты?

— Угадали. Власти Японии объявили воздушное пространство над островами запрещённой для полётов зоной и предупредили, что любой самолёт, приблизившийся к Сикоку, будет немедленно сбит средствами ПВО.

Точно, психи. — Шарль выругался по-французски. — Похуже, чем эти одержимцы-уфологи.

— Не могу не согласиться. — инженер невесело улыбнулся. — Японцы привели в готовность зенитные комплексы и подняли в воздух истребители-перехватчики и самолёты дальнего радиолокационного обнаружения. Одна надежда на то, что выброшенный вулканами пепел, а так же помехи, создаваемые самим «обручем», позволит вам приблизиться к объекту незамеченными хотя бы километров на двести. Дальше будет попроще: горный массив, где он расположен, изрезан узкими, глубокими ущельями — по ним-то вы и подойдёте к комплексу. Учите, пилотировать придётся в крайне сложных условиях. Справитесь?

— Куда мы денемся… — пробурчал француз. — И не с таким справлялись, верно, Дим?

Дима торопливо закивал. Помимо обычных аэродинамических рулей, «Скиф-Алеф» нёс дополнительные поворотные движки на выносных кронштейнах. В процессе недавней переподготовки он прошёл обучение управлению такими агрегатами.

— Итак, вы приближаетесь к комплексу. — снова заговорил инженер. — Километрах в пяти от него, вот здесь… — он ткнул указкой в рельефный макет острова Сикоку, занимавший весь стол, — имеется удобная площадка. С двух сторон она защищена высокими горными склонами, и как раз в этих направлениях расположены радарные станции и зоны патрулирования японских АВАКСов. Вы приземлитесь на площадке и будете ожидать, когда пульсация червоточины достигнет минимума. После этого у вас будет около десяти секунд до очередного выброса — за это время вы должны стартовать, долететь до обруча и нырнуть в тахионное зеркало!

Повисла тишина. Дима переводил ошарашенный взгляд с Геннадия Борисовича на Шарля и обратно. Нырять в «обруч», когда туда потоком хлещет из земных недр лава? Неужели не нашлось более простых способов самоубийства?

— Гхм… — француз откашлялся. — А как мы узнаем, когда это произойдёт? Я имею в виду минимум пульсации…

— Мы вам сообщим. Одновременно с вашей посадкой корабли-наблюдатели займут положение над вами, на орбите, на высоте примерно двух с половиной тысяч километров. Они и транслируют вам сигнал — направленным лучом, так что его невозможно будет перехватить.

— А хоть бы и перехватят. — Шарль легкомысленно махнул рукой. — Что они смогут сделать за десять секунд?

«А ведь он всё знал, — понял Дима. — Знал — и ни слова не сказал! Хотя, конечно, секретность… Но мог хотя бы намекнуть, друг, называется…»

Инженер встал.

— Что ж, если других вопросов нет — пойдёмте на корабль. Старт через час, вам стоит самим проверить все системы.

— А вы что же, с нами полетите? — осторожно осведомился Дима. — Вопрос бы идиотским, но удержаться он не смог.

— Нет, разумеется. — Геннадий Борисович мягко улыбнулся. — Но должен же кто-то помахать на прощание платочком!

Готовя «Скиф-Алеф» к старту, техники и инженеры «Китти Хока» сняли с бота всё лишнее. В рубке убрали третий ложемент — штурман-радист в этом вылете не предусматривался. В крошечном приборном отсеке, где обычно помешались два оператора-исследователя, остались только пустые стойки, а в «бомболюк» (так именовали обширный отсек, предназначенный для научной аппаратуры) загрузили дополнительные баки.

Горючее вообще было слабым местом операции. «Скиф-Алеф», создававшийся для работы в условиях пониженной гравитации, мог стартовать с поверхности Земли и даже разогнаться до скорости около полутора махов — но скромных запасов топлива и окислителя (ракетные двигатели были, разумеется, жидкостными) хватило бы на считанные секунды полёта. Разрабатывая десантный бот, конструкторы предусмотрели, что кораблику, возможно, понадобится тяга помощнее — и предусмотрели установки по бокам на поворотных кронштейнах корпуса разгонные блоки, именуемые «бустерами». Это были связки из трёх твердотопливных ускорителей каждая; последовательно запуская их, пилот мог стартовать и разгонять «Скиф-алеф» не хуже реактивного истребителя, стартующего на пороховых бустерах — с места, вертикально, колёсного шасси бот не имел. Полёт на бустерах был занятием сложным, даже рискованным, и требовал участия второго пилота — его задачей было управлять поворотным вектором тяги (это можно было делать как синхронно для обоих блоков, так и с каждым в отдельности) и вовремя переходить с одного комплекта ускорителей на другой. При необходимости можно было даже заставить бот выполнить довольно сложные маневры и даже закрутить «бочку». Диме приходилось проделывать это — правда, только на тренажёре-симуляторе.

Старт с поверхности Земли на бустерах полёт в атмосфере были опробованы в процессе лётных испытаний — тогда последовательно выгоревшие ускорители позволили поддерживать тягу на протяжении примерно сорока секунд. После этого «Скиф-Алеф» переходил на жидкостную тягу. Что же до спуска с орбиты — то его нужно было выполнять в аэродинамическом режиме — основной двигатель включался только на заключительном этапе траектории и, конечно, при посадке. За пределами же атмосферы использовались стандартные маневровые движки, вроде тех, что стоят на малых орбитальных грузовиках.

Всё это им и предстояло проделать: сперва пробить земную атмосферу, выполнить аэродинамический манёвр (бот был снабжён парой крылышек-коротышек, загнутых на кончиках вверх, к тому же сплюснутый его корпус создавал некоторую подъёмную силу в плотных слоях атмосферы), снизиться, выйти в нужный район и совершить посадку в намеченной точке. На это согласно расчётам уйдёт три четверти запасов топлива и окислителя; остатки же следовало сэкономить для разгона на той стороне «звёздного обруча». Разрабатывая операцию, специалисты Проекта исходили из того, что «Заря» находится не далее, чем в трёх, самое большее, пяти тысячах километров от точки выхода. Экипажу «Скиф — Алефа» оставалось таким образом отойти на остатках топлива подальше от финишного «обруча» — и уповать на то, что на планетолёте их услышат и подберут. Ждать при необходимости они могли долго, до нескольких суток — запасы воздуха, воды и ресурс системы регенерации позволяли продержаться. Имелись так же четыре гермокостюма со съёмными кислородными баллонами, но это уже на самый крайний случай.

IV

…В это трудно поверить, но никто, ни один из нас — тех, кто отправился к «обручу», и тех, кто остался на «Заре» — не удосужились задать себе вопрос: а как, собственно, японцы сумели закрепить контейнеры с аппаратурой на его поверхности? Ведь если мы не смогли этого сделать (неизвестный металл не брала ни плазменная сварка, ни якорные гарпуны) то и наши оппоненты должны были испытывать те же трудности?

Должны, говорите? Как бы не так! Припоминаете эпизод из «Москвы-Кассиопеи», когда Федька Лоб демонстрирует ребятам свой чудо-клей? В этой реальности он, похоже, работал на японцев — контейнеры были попросту приклеены к неизвестному металлу обруча! Способностями персонажа Смоктуновского мы, увы, не обладали — все попытки отколупнуть контейнер от поверхности обруча ни к чему не привели, сколько мы не ковырялись с ломиками, пневматическим молотком и другими инструментами. Интересно, а смог бы наш И. О. О. (он же Евгений Петрович, он же главный Психолог Проекта) отделить контейнер или хотя бы отодрать кусочек желтоватой, чрезвычайно твёрдой массы выдавленной из-под его краёв так же легко, как его киношный прототип отодрал от стены портфель? Я бы не удивился если бы смог — но, увы, проверить это возможности у нас не было.

Оставалось снова взяться за резак и, понося на все лады хитромудрых японцев, вспороть контейнер острым языком плазмы — именно это я и собирался сделать, когда в наушниках раздался тревожный возглас Власьева.

— Монахов, ребята, тревога! На радаре три буксировщика! Дни над кромкой «обруча», идут к вам. Дистанция пятьдесят восемь километров, быстро сокращается!

Говорил инженер-электронщик Гена Власьев, временно переквалифицированный в пилота буксировщика. Выполняя задание, мы общались с помощью ИК-переговорника — дистанция позволяла, все «абоненты» в прямой видимости, да и перехватить такой разговор практически невозможно. Потому и шли переговоры открытым текстом, без шифрования и даже кодовых слов — да и что такого важного могли узнать из них «потенциальные противники» кроме того, что мы здесь и собираемся учинить какую-то гадость их аппаратуре? Ну, так они об этом и так знают, раз выслали буксировщики. Правда, далеко не сразу — предложение Волынова подходить к ’обручу с ребра, рассчитывая на то, что помехи от тахионного зеркала затруднят работу радаров, подтвердились, японцы обнаружили нас с изрядным запозданием. Как впрочем, и мы их.

— Дистанция?

— Сорок семь и сокращается.

Неровная щель, оставленная факелом плазмы, протянулась на метр с четвертью. Предстоит сделать ещё поперечный разрез, а потом отогнуть треугольный кусок металла, чтобы получить доступ к начинке контейнера. Нет, не успеть!

— Дистанция сорок. — дисциплинированно отбарабанил Власьев. — Середа их тоже заметил, идёт к нам. До него сто восемьдесят будет здесь… так… на тридцать секунд позже японцев.

— Сможешь преградить им путь?

— Я? — он запнулся. — Лёх, на мне же твой «омар» навьючен, с ним не особо-то размахнёшься…

Действительно, когда я выбрался на поверхность «обруча», Гена перехватил пустой буксировщик клешнями– манипуляторами, и теперь дрейфовал в некотором отдалении от нас. Громоздкая ноша мало того, что изрядно затрудняла маневрирование — она ещё и перекрывала обзор пилоту, создавая, заодно слепую зону для бортового радара. Теперь, чтобы удерживать японцев в зоне видимости, пилоту приходилось постоянно подрабатывать маневровыми дюзами.

— Бросай, потом подберём. — распорядился я. — Постарайся оттеснить япошек от нас. Продержись до прибытия «буханки», Середа поможет.

— Ясно, делаю. — отозвалось в наушниках. — Лёша, уже тридцать один! Они расходятся!

Я едва не выматерился. Пилоты японских буксировщиков делали ровно то, что и я бы сделал на их месте — развернулись широким фронтом с интервалами около километра, не давая Гене помешать всем трём одновременно. Теперь, пока он будет бодаться с одним, остальные доберутся до нас и тогда… Что будет «тогда» — думать не хотелось.

— Замыкающий «омар» начал передачу! — отрапортовал Гена. — Узким лучом, морзянкой, открытым текстом! Лёша, он тебя вызывает!

— Это Стивен, больше некому. — отозвался я. — Можешь перекинуть канал на меня?

Власьев отозвался не сразу.

— Нет, не могу. Не предусмотрена такая возможность.

…А с другими Стив говорить не будет, побоится. Хотя — он и так мог спалиться, выйдя с нами на связь. Одна надежда, что пилотом обоих «ика» сейчас не до того, а «Фубуки» слишком далеко, чтобы засечь переговоры, ведущиеся по узконаправленному лучу…

— Интервал между буксировщиками?

— Пятнадцать между «ика», они идут крайними. ’Омар держится позади, в трёх километрах.

— Передай ему — пусть там и остаётся, в свалку не лезет. А сам займись правым.

— А как же второй? Лёш, до них уже семнадцать!..

— Делай что говорю. — ответил я. — Мы его встретим.

Я нажал клавишу инфракрасного передатчика.

— Серёга, как слышишь?

— Порядок. — дисциплинированно отозвался стажёр. — Слышимость на пять баллов.

— Хватай свой самопал и изготавливайся к стрельбе. По моему сигналу бей по японскому буксировщику. Целься в блок движков, они у него ближе к корме и по бокам — видишь, такие цилиндры?

— Вижу. — ответ прозвучал неуверенно. — Мне что, прямо в него стрелять?

— А куда ж ещё? Только кабину не задень, не хватало ещё трупов… И смотри, без команды не стрелять! Всё понял?

— Так точно, всё! — Серёжка приходил в себя. — Я сейчас, я быстро…

— Смотри, маслята не упусти… патроны то есть. А то разлетятся, лови их потом!

— А вы как же? — неуверенно осведомился он. Ясно, парень психует — хотя, похоже, был готов к такому развитию событий. Надо бы его приободрить, а то, в самом деле, влепит в кабину! Новые, усиленные патроны-вспышки давали лазерный луч такой мощности, что он вполне способен прожечь дыру и в пластиковом корпусе буксировщика, и в панцире вакуум– скафандра.

— Разговорчики, стажёр! — рявкнул я. — Начальство знает, что делать. Твоя задача — подбить ему с первого раза маневровые.

Выслушал в ответ бодрое «Слушш!» и полез в набедренный карман скафандра, куда перед вылетом засунул двуствольный громоздкий пистолет-ракетницу. Шесть красных ракет к нему лежали в другом кармане, и их тоже предстояло не упустить — что не так-то просто в громоздких, неуклюжих перчатках «Кондора».

Обошлось. Я зарядил оба ствола, повесил ракетницу на запястье и взялся за дальномер. Скафандр мой был из числа новых моделей, и предназначался, в том числе, и для исследовательских работ в Пространстве. В отличие от «Кондора-ОМ» и «Пустельги» в его оснащение входила масса полезных приспособлений — в том числе и мощный монокуляр, совмещённым с радиодальномером. Прибор крепился над правым плечом на телескопической штанге; я выдвинул его и принялся рассматривать приближающиеся японские буксировщики.

Что ж, пока всё идёт, как и задумано: Гена перехватил правого «Ика», и тому пришлось сбросить скорость. Сейчас буксировщики висят один напротив другого на дистанции в полкилометра, не предпринимая активных действия. Вот и хорошо, вот и не надо…

«Омар» Стивена (на этом расстоянии оптика позволяла разглядеть нарисованные на борту единичку и изображение фигуристой блондинки в экономном бикини), как я и ожидал, держится позади, не демонстрируя стремления принять участие в намечающейся схватке. Третий буксировщик, «ика», идёт прямо на нас, Красные циферки отсчитывали дистанцию — семь километров… пять… три…

— Серёга, готов?

— Держу на прицеле! — мгновенно откликнулся стажёр. Представляю, как у него сейчас зудит палец на спуске…

— Стреляй сразу после меня!

Я поднял ракетницу, уперев запястье в край контейнера, и навёл стволы на быстро растущее пятнышко, превратившееся спустя несколько секунд в крошечный крестик. «Ика» надвигался неумолимо, раскинув щупальца-манипуляторы подобно своему тёзке, гигантскому кальмару-убийце, атакующему зазевавшегося кита. Я представил, как суставчатые щупальца захлёстывают колпак кабины, как сдавливают её, вминая людей фигурки с ложементы, как хлещет из расколотых гермошлемов воздух, смешанный с кровавыми брызгами. Нет, ребята, теперь уж на жалуйтесь, не мы начали…

Отсчёт дистанции перешёл на метры — семьсот, пятьсот, триста, сто… Я дождался, когда на экране вспыхнут пятёрка и нолик, и надавил на спуск.

Первая ракета ударила в борт буксировщика по касательной и отрикошетила, рассыпавшись огнистыми искрами. Вторая прошла впритирку к прозрачному колпаку кабины, не задев прозрачной брони, и улетела вдаль. Но и того хватило, чтобы напугать пилота — он резко дал импульсы маневровыми движками и крутанул свой «ика» так, что развернулся нам бортом. И тут же ожил револьвер стажёра. Мы успели немало поработать плазменными резаками, и лучи, проходя через оставленные ими дымные облачка, на миг становились видимыми, а места попаданий было хорошо заметны по ослепительно-белым веерам искр. Первый луч угодил в щупальце-манипулятор, не причинив видимых повреждений; Вторым выстрелом Серёжка промазал, а вот третий и четвёртый попали именно туда, куда он и целился — в один из трёх цилиндров маневровых двигателей. Из цилиндра ударила белёсая плотная струя, и «ика» закрутился на месте. «Как бы не рвануло, — встревожился я, — но тут же вспомнил, что маневровые двигатели питаются от баллонов со сжиженным или сжатым азотом, а этот газ, как известно, воспламеняться не может…» Я скомандовал «Прекратить огонь!» — и стал наблюдать, как японский пилот пытается справиться со своим аппаратом.

Получалось это у него неважно. После нескольких кувырков ударила ещё одна струя, из соседнего цилиндра — видимо стажёр сумел повредить и его, — и буксировщик с возрастающей скоростью понесло на «обруч». Я замер — «ика» неизбежно должен был врезаться в металлическую поверхность метрах в трёхстах полутора от нас. Видимо, японский пилот тоже это понял — блеснул, отлетая, прозрачный колпак кабины, и из неё вылетели наружу две фигурки, привязанные к ложементам. Брошенный «ика» закувыркался ещё сильнее и изменил направление движения. На миг мне показалось, что он избегнет столкновения, но нет — удар, отозвавшийся подошвах моего «Кондора» через металл «обруча», растущее бесформенное белёсое облако, разлетевшиеся в разные стороны клочья, обломки, оторванное щупальце-манипулятор, конвульсивно дёргающееся оторванной паучьей лапкой лапкой — финита!

В наушниках зашипело.

— Ну, вы, блин, даёте… — голос Власьева был обалделым. — Что дальше делать, а? Мой «ика» не движется, «омар» тоже завис на одном месте…

Я откашлялся — в горле першило.

— А ничего, мы уже всё сделали. Отстучи Стивену морзянкой — пусть забирает этих лишенцев и валит вместе со вторым «ика» к «Фубуки». Хватит с них на сегодня баталий… да и с нас тоже.

— Ясно, сделаю. — Гена отключился. Через несколько секунд одна из ярких точек сдвинулась и быстро понеслась к «обручу» это Стивен спешил подобрать незадачливых японских коллег. Я мысленно пожелал ему удачи и утопил пальцем клавишу ИК-связи.

— Отличный выстрел, стажёр! Можешь гордиться, — первая в истории победа в космическом бою, место в истории тебе обеспечено!

Серёжка не ответил, переваривал произошедшее. Я поискал взглядом Юрку-Кащея.

— Чего застыл? Давай-ка отколупнём эту хрень, — я похлопал по боку приборного контейнера, украшенного замысловатым иероглифом, — и назад, пока япошки ещё какую-нибудь гадость не придумали…

V

Миру тошнило от отвращения — никогда в жизни она не была такой грязной и вонючей. Верее сказать, тошнило бы, останься в желудке хоть крошка хлеба, хоть капля воды. Остаток они допили ещё вчера — хватило по половине глотка каждой из трёх. Соня то и дело теряла сознание, лепетала что-то воспалившимися, сухими губами — у виолончелистки был жар, она мотала головой, и приходилось следить, чтобы не ударилась о битые кирпичи, которыми был завален подвал, где укрывались девушки. Мира держалась только на отвращении к себе самой — ей невыносима была мысль, что когда их выкопают, её тело увидят в таком вот ужасном состоянии. Если выкопают, конечно…

Влада же долгими часами сидела, сжавшись в комочек, в дальнем углу и не реагировала на попытки заговорить с ней — впрочем, Мира давно уже оставила их, не в состоянии выговорить хоть слово мучительно сухим, запёкшимся ртом.

Здание, двухэтажный административный корпус, в подвале которого девушки укрылись сразу после катастрофы, непрерывно потрясывало — то несильно, то так, что стены ходили ходуном, а с потолка сыпалось цементное крошево. Во время особенно сильного толчка по бетонным стенам зазмеились трещины, и Мира поняла, что следующие судороги земли могут похоронить их тут заживо… если, конечно раньше их не прикончат жажда и отравленная атмосфера.

Что же теперь — выбираться наружу? Но там метель из обжигающего пепла, валящиеся с неба камни, убийственно– горячие вулканические газы, расползающиеся от пролома в земле, из которого тёмно-огненным столбом бьёт в проклятый «обруч» раскалённая магма. Мира разглядела эту апокалиптическую картину, когда они побросали бесполезные автоматы и, волоча за собой парня-ЭВРовца, которому свалившийся с неба кусок бетона раскроил голову, ползли вдоль стены дома. Вокруг метались люди, что-то горело, земля содрогалась, словно её корёжило в чудовищном эпилептическом припадке. На стоянке пылали выстроившиеся в ряд автобусы те самые, на которых они прибыли сюда. Рядом зияла воронкой большая клумба, по краям её были разбросаны изуродованные тела — сюда, поняла Мира, упала вулканическая бомба…

Это было настоящие чудо, что девушки сумели-таки отыскать в этом хаосе укрытие — подвал в крыле наполовину обрушившегося от подземных толчков административного корпуса. Здание рухнуло на их глазах, открыв взорам часть холла и лестничную площадку — и под нижним пролётом Влада разглядела уходящую вниз узкий проём. Туда они и кинулись и глазам своим не поверили, увидав незапертую стальную дверь в конце очень крутой лестницы, ведущей вниз.

Раненый умер спустя пять часов. Девушки ничем не могли ему помочь, только промыли рану (на это ушла почти вся вода из нашедшейся в сумке Влады пластиковой бутылки) и перевязали тое-как страшную рану на затылке. Тело и сейчас лежало в углу, и от него по подвалу уже начал распространяться отвратительно-сладковатый аромат разложения.

Не только трупный запах гнал измученных девушек наружу. Мира осознавала (насколько она ещё сохранила способность что-то осознавать) что это лишь вопрос времени — и недолгого! — когда очередной подземный толчок похоронит всех троих заживо — если жажда не прикончит их раньше. Она подползла к железной двери, поднялась и потянула за ручку. Дверь подалась только после четвёртого рывка (секунды мертвящего ужаса, за которые скрипачка ясно представила себе лестничный пролёт заваленный рухнувшими сверху бетонными глыбами) но всё же открылась с ужасающим скрежетом. В открывшийся проём ворвались облако пепла, сразу стало нечем дышать. Они с Владой перетащили Соню через порог — вверху, в прямоугольном проёме, выводящем в холл, было сумрачно, и Мира поймала себя на мысли, что не знает, какое там время суток. Часы показывали половину четвёртого, но это запросто мог быть и день, а сумрак — это следствие затянувшего всё вокруг вулканического пепла.

— Пойдёмте, что ли? — прохрипела Влада, и они, подхватив под мышки болтающуюся безвольной куклой виолончелистку, принялись карабкаться по высоким ступеням вверх… в неизвестность.

Уцелевших машин ни на площади перед административным корпусом, ни на парковках не нашлось сгорели, были побиты падающими с неба камнями, превратились в высоченные сугробы вулканического пепла. Однако, сбоку от здания обнаружился широкий навес, под которым стояло несколько машин, избежавших общей участи, и в одну из них, крошечный микроавтобус (на таких по территории комплекса разъезжали сотрудники вспомогательных служб и экскурсанты) девушки и втиснулась, Влада уселась за руль, правый, как и на всех здешних авто; Мира устроила Соню, села рядом и микроавтобус, объезжая брошенные, разбитые, сгоревшие машины, выехал из-под навеса и направился к воротам. Пеплопад немного поутих, хотя по-прежнему застилал всё вокруг, и даже фары дальнего света, которые Влада включила в попытках разглядеть хоть что-то, мало исправляли ситуацию. Но всё же они были не вполне бесполезны — лучи выхватили из сплошной серой пелены автомат, торгующий напитками водой. Влада затормозила и, вскрыв автомат нашедшейся под сиденьем монтировкой, вернулась с охапкой бутылок. Мира тут же завладела одной и поднесла горлышко к губам подруги. Нескольких глотков хватило, чтобы Соня пришла в себя, а микроавтобус уже выскочил из распахнутых настежь ворот и бодро катился по серпантину вниз, прочь от комплекса. Мира оглянулась — сквозь пепельно-серое марево просвечивал огненный столб магмы, озаряющий всё вокруг зловеще– багровым светом.

Через несколько километров серпантин круто повернул. Пеплопад почти прекратился — почти отвесный скальный обрыв защищал их, но впереди возникла новая напасть. Лес на склоне, по которому петляла дорога, был охвачен огнём — видимо, его зажгли вулканические бомбы. Влада затормозила и совсем было собралась остановиться — но тут справа открылось узкое ущелье, куда убегала от шоссе узкая грунтовка. Туда они и свернули; колея петляла вдоль берега горного ручейка, зажатого между отвесными скальными стенами. Пепла здесь не было, и даже воздух, казалось, очистился от смрадных вулканических газов.

Проехав около километра, они обогнули завал из деревьев и остановились на укрытой со всех сторон площадке. Тропа отсюда круто спускалась к речке, и Мира, а вслед за ней и спутницы, с наслаждением смыли с себя грязь, страх и жуть этих дней. Вода была холоднющая (речка сбегала с лежащего на перевале, ледника) — но девушек это не остановило — наскоро ополоснувшись, они прополоскали одежду и развешали её на кустах сушиться. Влада отыскала в бардачке начатую пачку фруктового печенья и два вездесущих шоколадных батончика «Марс» — не слишком обильная трапеза для троих, но всё же лучше, чем ничего. Кроме минералки, Влада прихватила из раскуроченного автомата несколько бутылочек американского лимонада «Кока Кола» — в тёмно-коричневой жидкости было много сахара, и он, как и тонизирующие вещества, был сейчас не лишним для измученных двухдневной голодовкой девушек.

Прикончив свою бутылочку (стеклянную, с узкой осиной талией) Мира принялась озираться. Давшее им приют ущелье в ширину имело метров триста и тянулось вверх, к перевалу на два-три километра. Скальные отвесные стены возвышались по обе стороны метров на двести — хорошо, подумала скрипачка, что стоянка их не у подножий скал, откуда могут свалиться камни. И тут же, подтверждая её опасения, земля под ногами дрогнула, издалека долетел гул, а со склона, метрах в двухстах от их стоянки, обрушился довольно сильный камнепад. Соня ойкнула; Влада проводила падающие с обрыва глыбы, мрачным взглядом и заметила, что если уж случится землетрясение, достаточно сильное, чтобы обрушить скалы, им хотя бы мучиться не придётся — раздавит, разотрёт в порошок, и охнуть не успеют…

Несмотря ни на что, уезжать отсюда девушки не собирались. Чистая вода есть, голод кое-как утолили, пепел с неба не падает (ну хорошо, почти не падает) — не так уж плохо в их-то отчаянном положении. А что потрясывает время от времени да погрохатывает где-то за хребтом — так сейчас, наверное, по всему острову, а может, и по всей Японии трясёт и громыхает… Рано или поздно, заявила Влада, всё это закончится — и тогда они сядут в машину, задним ходом (на узкой тропе было не развернуться) выберутся из ущелья и попробуют добраться до людей. Мира её уверенности не разделяла, но соглашалась, что сейчас, и правда, не стоит трогаться с места. В микроавтобусе имелся радиоприёмник, и сквозь трескотню помех то и дело прорывался голос диктора, убеждавшего слушателей найти безопасное место и ни в коем случае его не покидать. Спасатели работают, силы самообороны (армии в Японии, как известно, нет) приведены в готовность, не падайте духом, помощь уже близка… Других радиостанций они поймать не смогли — были тому виной помехи от взбунтовавшегося обруча, или прохождению радиоволн мешали облака пепла — Мира не знала. Оставалось радоваться даже этим скудным обрывками информации, долетавшим из внешнего мира…

«Скиф-Алеф» трясло. До сих пор Дима ни разу не испытывал такой зубодробительной вытряхивающей душу тряски — разве что на вибростенде, во время переподготовки в ЦП. Атмосфера взбесилась ещё на подходе к Японским островам — на цель решено было заходить с юго-востока, со стороны под прикрытием колоссального шлейфа пепла и пыли, ежесекундно выбрасываемых в атмосферу десятком пробудившихся вулканов. Выше этого шлейфа ревели бешеные горизонтальные потоки, которые тащили за собой длинные полосы мельчайшей пыли, и как раз к ним старался прижаться Шарль — в этом адском месиве, пронизанном ветвящимися молниями, безнадёжно вязли лучи наземных радаров, как и самолёта ДРЛО японских сил самообороны, патрулирующего близ побережья острова Сикоку. Вообще-то летучих радаров должно быть два, плюс несколько истребителей-перехватчиков, но их пришлось вернуть — воздухозаборники турбореактивных двигателей наглотались вулканического пепла, и это могло закончиться катастрофой. Но и десантному боту, чьи жидкостные ракетные движки не нуждались в забортном воздухе, приходилось нелегко.

— Топливо! — прохрипел Шарль. Забрало шлема его «Кондора» было сдвинуто на лоб, и это позволяло обходиться без интеркома.

— Остаток сорок семь процентов. — торопливо отозвался Дима. — На посадку должно хватить, и ещё останется процентов пять…

Двигатели заработали после того, как «Скиф-Алеф» пробил верхние слои атмосферы и, затормозив в огненном коконе раскалённого воздуха, перешёл в горизонтальный полёт. Кургузые крылышки и плоский, напоминающий формой портсигар, корпус создавали подъёмную силу, достаточную до пологого планирующего спуска, но сейчас они не могли позволить себе такого манёвра. Резко снизившись до семи километров, Шарль врубил маршевый движок, сжиравший запасы топлива и окислителя с невероятной скоростью.

В наушниках заверещало — орбита выходила на связь. С трудом разобрав фразы, едва пробивающиеся сквозь ураганные помехи, Дима повернулся к напарнику.

— Три пуска зенитных ракет на девять часов! Дистанция восемьдесят девять, ракеты почти сразу ушли в сторону и взорвались над океаном.

— Это «Найк-Геркулесы» с военно-воздушной базы близ Куросио. — пробурчал Шарль. — Американское старьё, японцы их ещё в конце шестидесятых закупили… Пыль слепит радары, вот и палят почём зря, наугад… Сколько ещё до береговой полосы?

— Двенадцать километров. — Дима сверился с картой. — Потом сразу сворачиваем на полтора градуса к северу. Ориентир — пик Исидзути, комплекс и ущелье рядом с ним, в пяти километрах к юго-востоку.

— Ещё разгляди этот пик… — ворчливо отозвался Шарль. В самый пепел лезем, не видно ни зги! Ну да уж ладно, как– нибудь…

Он перехватил поудобнее рога штурвала.

— Приготовься, сейчас будет трясти всерьёз! — и толкнул штурвал от себя, прежде чем Дима успел удивиться: «а раньше что, шуточки были?..»

Звук пришёл сверху, по ущелью. Поначалу девушки решили, что это очередное извержение и заметались в поисках укрытия (к скалам приближаться было нельзя в опасении камнепадов) но вскоре стало ясно, что к тектонической активности этот гул, напоминающий звук реактивного самолёта, отношения не имеет. Они уставились в небо, силясь разглядеть что-нибудь в затягивающих его облаках вулканического пепла, но успели заметить только какой-то объект, стремительно пронёсшийся над ущельем и скрывшийся за противоположным склоном. Потом звук изменил тон, в нём появилась отчётливая пульсация, и загадочный объект появился снова. Тёмный, угловатый, с короткими, загнутыми на концах вверх крылышками и какими-то бочонками по бокам, на торчащих из корпуса кронштейнах, он завис над ущельем в самом широком месте на двух огненных столбах и стал, покачиваясь, спускаться. Из «брюха» выдвинулись три короткие лыжи — на них аппарат и опустился, подняв огромную тучу пыли. Девушки переглянулись — и, не сговариваясь, бросились к неожиданному гостю.

Боковые иллюминаторы, как и лобовое стекло кабины, почти сплошь залепили пыль и пепел, и всё же Дима сумел разглядеть бегущих к планетолёту девушек. Трое, европейки, в истрёпанной одежде, они подпрыгивали, размахивали руками, кричали — внутрь, в кабину не проникало ни звука. Секундой позже он узнал одну, затем и другую и охнул от удивления.

— Шарль, это же Влада Штарёва — помнишь, она с вами в «Астре» был?

Француз приник к почти непрозрачному иллюминатору и выругался.

— Точно, её потом выставили из-за той истории с учебной тревогой!

— А вторая Мира, скрипачка, она ещё была на «Лагранже» прилетела на Тихо Браге’, вместе с Юркой и Лёшей Монаховым. Но откуда они здесь?

— Понятия не имею! — Дима пожал плечами. — Откроем, впустим?

— Нет, нельзя. — Шарль помотал головой. — Тут и так не развернуться. И потом — ты что, собрался их с собой тащить?

— Предлагаешь оставить здесь? Сам же слышал — ожидается сильнейшее землетрясение, ущелье может завалить, и тогда им точно крышка. А с нами — хоть какой, а шанс!

— Ну, не знаю… — Шарль попытался почесать переносицу, но не смог, помешал гермошлем. — Сколько времени до старта?

— Двенадцать с половиной минут, если с орбиты не поторопят.

— Тогда впускай. — решил француз. — Время есть, объясним им насчёт рисков, пусть сами решают, в конце концов!..

Дима кивнул — в решении Миры, да и Влады, отличавшейся отчаянным характером, он нисколько не сомневался.

— Только устраивать их будешь сам! — торопливо добавил Шарль. — И объяснять, как «Скворцы» натягивать, у меня и без того дел хватает!

— Это каких же, интересно? — осведомился Дима, берясь за запорный штурвальчик внешнего люка. Вроде, сидим, пока ничем не заняты, времени ещё вагон. А со «Скворцами» они и сами разберутся — Влада проходила вместе с вами обучение, да и Мира бывала во Внеземелье, имеет опыт…

Шарль уже не слушал — он с сосредоточенным видом терзал верньеры настройки рации. Динамик отзывался на его усилия треском и завываниями…

— Ещё сорок секунд… — пробормотал француз. — Корабль– транслятор окажется точно над нами, стены ущелья не будут мешать прохождению сигнала. А ты чего встал, впускай скорее!

Дима кивнул и в несколько оборотов отдраил люк. Высунулся, махнул девушкам рукой и сбросил лёгкую алюминиевую лесенку. Первой в кабину поднялась Мира узнала, кинулась на шею и сделала попытку расцеловать, но помешал всё тот же гермошлем. Дима осторожно высвободился из её объятий, помог подняться второй девушке — он припомнил, что вроде, видел её на плакатах трио, на станции «Гагарин», — а потом и Владе. Но, прежде чем он успел сказать гостьям хоть слово, Шарль вскинул руку, требуя тишины. Сквозь какофонию помех пробивались отдельные фразы:

— У вас… трёх минут… извержение… ущелье завалит… старт!

— Слышали? — Он повернулся к гостьям. — Всё, объяснять некогда. Дим, приготовься, стартовать будем на бустерах. А вы он повернулся к девушкам, — натягивайте гермокостюмы, они сзади, в аппаратном отсеке. Гермошлемы, чемоданы жизнеобеспечения — в общем, по полной программе. Справитесь?

Мира и Влада торопливо закивали. Соня испуганно переводила взгляд с подруг на Шарля и обратно — её веки набухали слезами.

— Вот и ладно. — Шарль посмотрел на часы, встроенные в приборную панель. — На всё про всё у вас полторы минуты, потом взлетаем, успеете или нет. И ухватитесь покрепче за что– нибудь — трясти будет немилосердно.

VI

— Как дела, Юджи-бой?

Механик, к которому он обращался Стив, поднял взгляд от разобранного поворотного блока дюз, нашёл босса и показал оттопыренный большой палец. Говорить ему было непросто распухшие, напоминающие оладьи губы, с трудом пропускали осмысленные звуки. Вообще вид у старшего механика группы был более, чем предосудительный: роскошный, начинающий уже чернеть, фингал налился у него под левым глазом, свёрнутый набок нос украшен пластиковой нашлёпкой. Да, японец– астроном, с которым он повздорил вчера в кают-компании, не пожелал, несмотря на мирную профессию и субтильную внешность, изображать боксёрскую грушу. Дьявол их разберёт, этих япошек — с виду дохляк, соплёй перешибёшь, а потом выясняется, что это мастер боевых искусств с чёрным поясом…

Как и Стивен, Юджин был по происхождению ирландцем, только не из Канзаса, а из Бостона. Характером он отличался неуживчивым, и всегда готов был пустить в кулаки, размерами мало уступавшими кувалде. Как, например, во время позавчерашней стычки — и надо было механику потребовать, чтобы астроном заменил в музыкальном автомате какие-то восточные завывания на свой любимый рок-н-ролл! В результате — сломанная челюсть астронома, разбитый вдребезги музыкальный автомат, три сломанных стула. Хорошо хоть Стивен успел вовремя вмешаться, не дал ирландцу покалечить ещё двух коллег пострадавшего, сделавшего попытку ввязаться в драку… Происшествие запросто могло закончиться для механика карцером (имелось на «Фубуки» и такое) но у двух из четырёх «омаров» очень вовремя обнаружились поломки, и капитан Йошикава вынужден был отложить наказание. Бостонец кроме буйного нрава славился тем, что мог разобрать и собрать любой «омар» с закрытыми глазами, а француз Гарнье, которому не смел возражать даже японский капитан, кровь из носу требовалось держать все наличные буксировщики в постоянной готовности. Впрочем, механик уже получил своё — будет с другой раз думать, прежде чем затевать свару. Хотя — именно сейчас это очень даже кстати…

— Я вот думаю, как это по-дурацки получается… — заговорил Стив. — Япошка отделал тебя, как бог черепаху, а ты тут на них, косоглазых, горбатишься, вместо того, чтобы лежать в медотсеке и щупать за задницы медсестричек!

Женщина в медотсеке была всего одна, и не медсестра, а врач, сорокалетняя миниатюрная японка, да и драка закончилась скорее вничью — но Стивен менее всего собирался придерживаться фактической точности.

К его удивлению, ирландец не вспыхнул, как сухой хворост — видимо, сломанный нос всё ещё причинял ему боль, заставляя вести себя сдержанно.

— Ну… вроде, платят они прилично, условия в норме. — отозвался он. — Премиальные хорошие обещают по окончании рейса выплатить… Нет, особо не на что жаловаться, босс. А что рожу мне превратили в отбивную — так в бостонских барах и не такое бывало!

— Много тебе из тех премиальных достанется! — подлил масла в огонь пилот буксировщика, щуплый негр, уроженец Большого Яблока, которого все звали Полли (на самом деле имя его было Джимми Паульсен). — Вычтут из премиальных за сломанную мебель, и разбитый музыкальный автомат, да ещё Хадсон штраф насчитает, вчера грозился…

— Да чего там стоит этот ящик с радиолампами! — ответил ирландец. Раз разломал — заплачу, все по справедливости. На премиальные, которые нам обещали, таких дюжину можно купить, и ещё останется на парочку коллекционных альбомов «Пинк Флойд». А англичанин, и правда, та ещё сволочь, штрафами пугать вздумал… Вот сойдём на берег — отыщу его и раскрою морду!

— До возвращения, Юджи-бой, надо ещё дожить. — заметил Стивен. — Япошки, чтоб ты знал, собрались всерьёз сцепиться с русскими, и этот грёбаный Хадсон убедил кэпа выпустить нас, всех четверых, вперёд. Думаешь, с чего он тебя в холодную не упёк? Нужны мы ему, вот и вся загадка!

— С какими ещё русскими? — ирландец недоумённо нахмурился. — С парнями на «Заре», что ли? Так там международный экипаж — и русские, и наши, и французы тоже!

— Так и я о чём! — согласился Стивен. — Вот ты хочешь с ним драться?

Что я, совсем идиот? — обиделся Юджин. — Я ничего не имею против русских. Нормальные парни, не хуже и не лучше других. А япошки хороши: сами по соплям получили, теперь нас подставить собираются?

— У меня приятель работал на станции «Лагранж» заговорил Фред Дэвидсон, уроженец штата Калифорния, третий из пилотов группы. — Так он говорил, если бы не русские — они все бы там подохли!

Стивен кивнул.

— Я знаю кое-кого из этих ребят, учились когда-то вместе. Кстати, трое сейчас на «Заре» — подозреваю, они-то и наваляли косоглазым у «обруча»! И что же, вы, парни хотите с ними бодаться по указке чёртовых япошек?

Слушатели загудели — в том смысле, что нет, конечно, не хотим.

— А Хадсон, ставлю десятку против жестянки из-под пива, именно этого от нас и потребует! — Стивен повысил голос, теперь его слова гулко отдавались в ангаре. — Старт могут дать в любой момент, хоть прямо сейчас — очень уж япошки не хотят допускать русских к обручу!

— Их, пожалуй, не допустишь… — ухмыльнулся Дэвидсон. — Пилоты подбитого «ика», говорят, умом едва не тронулись, когда русские врезали по ним лазером! Да и кто бы на их месте не тронулся, прямо Звёздные Войны какие-то!

— Да на чёрта ли с ними теперь бодаться? — добавил Полли. — приборы-то русские ещё в тот раз сняли и утащили к себе на корабль!

— Значит не всё сняли. Так что, парни, вопрос стоит так: подписываемся мы или нет?

Некоторое время все молчали. Первым заговорил ирландец.

— Ты, конечно, босс, Стив, но это без меня. Пусть Хадсон, если хочет сам забирается в буксировщик и летит, у них ещё один остался. А я посмеюсь, как у него это получится!

Стивен покачал головой.

— Считаешь, я такой идиот, и не подумал об этом? Нет, Юджи, пока мы будем смеяться, япошки вместе с Хадсоном конфискуют наши «омары» и посадят туда своих пилотов. Они у них, конечно, дерьмо, но летают…

Это как — посадят? — механик нахмурился. — В контракте сказано, что работать с нашими буксировщиками имеем право только мы!

— Полагаешь, их это остановит? Хадсон так и сказал: раз вы нарушаете свои обязательства, то и нас ничего не заставляет соблюдать свои. Конфискуют и не почешутся!

— А когда загребут «омары», нас засадят в карцер до конца полёта. — поддакнул Дэвидсон. — А через недельку, перекроют кислород и всё спишут на аварию — мол, не хотели, так получилось. Соболезнования там, страховка семьям, компенсации… Нет уж, вы как знаете, а я — пас!

— Что ж, Юджи с Фредом считают, что пора бросить карты, и я с ними согласен. — Стивен обвёл американцев взглядом. — Кто ещё так думает?

Они по очереди подняли руки. Чуть замешкался Полли, но, получив локтём в бок от Кормака, поспешно вздёрнул ладонь к потолку.

— Тогда делаем так. — Стивен выпрямился, придерживаясь за раму «омара» в ангаре, как и во всех вспомогательных отсеках «Фубуки», царила невесомость. — Сейчас приводим наших коней в порядок, цепляем дополнительные баки, облачаемся в скафандры, и ждём. Когда скомандуют старт — отдраиваем внешний люк. Те, кому не хватит места в кокпитах… — он демонстративно пересчитал присутствующих, это на круг выходит шесть человек, цепляются к лыжам. Выходим наружу, разворачиваемся, даём полную тягу — и к «Заре»!

— А если догонят? — усомнился Полли. — «Ика» у них остался только один, но скорость у него побольше, чем у «омаров» — тем более, с такой-то нагрузкой!

— Этот, что ли? — Стивен с ухмылкой ткнул пальцем в японский буксировщик, притулившийся в дальнем конце ангара. — Пять минут работы, и он долго никуда не полетит!

Остальные согласно загудели — действительно, нашёл проблему! Здесь что, школьники собрались, девочки из команды чарлидеров?.

— Тогда да… — Полли под давлением очевидного мотнул головой. — Тогда, конечно, не догонят они нас, не на чём будет…

Стивен дождался, когда утихнут голоса.

— Больше идиотских вопросов нет?

Вопросов не было.

— Тогда за дело, парни. Вешаем баки, Фред, поставь дополнительные крепления на лыжи, висеть на них придётся долго. Юдж, Полли — проверьте баллоны у скафандров, если нужно — смени, тут есть запасные. Да, Юдж, прямо сейчас заблокируй люк в коридор — а то явится кто-нибудь в самый неподходящий момент…

Он опоздал. Створка бесшумно откатилась в сторону, в проёме возникли три фигуры — одна впереди, ещё две чуть позади. В руках у них что-то металлически поблёскивало.

— Затеяли заговор, джентльмены? — широкая улыбка Хадсона вызвала у Стива острое желание заехать по его физиономии чем-нибудь тяжёлым, скажем, гаечным ключом. — Если кто не в курсе, по действующим в Японии законам это акт пиратства и карается он смертной казнью! Скажите спасибо нашему капитану — он намерен ограничиться заключением в карцер, а судить вам будут уже на Земле, и не только за нарушение контракта!

Он обвёл слушателей взглядом, задерживаясь на каждом на одну-две секунды. Когда очередь дошла до Стивена, тот едва не заскрипел зубами от бессильной ярости.

«…ну, ничего, сволочь, дай время, пожалеешь…»

— Но возможен иной вариант. — продолжил англичанин Пока вы тут беседовали — признаюсь, я с удовольствием вас послушал, — снаружи кое-что произошло.

И он ткнул пальцем во внешний люк ангара.

— Около часа назад из «обруча» появился десантный бот. Не стоит удивляться, джентльмены — он сделал предупредительный жест, заметив, как поползли вверх брови его визави. — Я, признаться, сам глазам своим не поверил, однако, факт: бот вынырнул из тахионного зеркала чуть ли не одновременно с очередной порцией магмы и каменных обломков, и на полной тяге рванул к русскому планетолёту, вызывая его открытым текстом. Мы, разумеется, тоже попытались связаться с гостями, но, увы, безрезультатно. Бот двигался к «Заре» на такой скорости, что поднимать наперехват буксировщики смысла не имело — даже если предположить, что вы согласились бы выполнить такой приказ, а в этом у нас с капитаном Йошикава имелись сомнения — как я теперь понимаю, небеспочвенные.

И улыбнулся, глядя прямо в глаза Стивену. Техасец постарался принять независимый вид — насколько это было возможно в таком положении.

— Так вот, «Заря» двинулась навстречу гостю с ускорением около полутора «же», что само по себе достаточно необычно для корабля подобного класса. Сблизившись, планетолёт затормозил — тоже с приличным ускорением — и принял бот на борт. Мы, как вы понимаете, ничего не могли сделать, а потому оставались на месте и наблюдали. И вот, около четверти часа… — англичанин посмотрел на мигающие цифрирки браслета, — да, семнадцать минут назад «Заря снова дала тягу и двинулась к краю обруча, от которого её отделяло на тот момент около тысячи семисот километров. Мы постоянно прослушивали их радиопереговоры, и это позволило сделать вывод: русские намерены предпринять новую вылазку к ’звёздному обручу», и на этот раз они вряд ли ограничатся похищением или уничтожением приборов, которые ещё остаются на его поверхности. Профессор Гарнье уверен, что бот доставил с Земли что-то, способное разрушить все наши планы — а этого, как вы, надеюсь, понимаете, мы допустить не можем.

«…Почему он всё время называет экипаж „Зари“ русскими? — подумал Стив. — Юджин прав, кроме советских космонавтов там и американцы, и французы… Неужели англичанин так ненавидит Россию, СССР что искренне считает именно его граждан корнем всех зол?»

— Хотите, чтобы это мы им помешали, раз уж это не удалось вашим пилотам⁇ — спросил он.

— Приятно иметь дело с умным человеком! — Хадсон широко улыбнулся. — К сожалению, «Фубуки» требуется слишком много времени на разгонный манёвр, мы попросту не успеем к месту действия. Но вы, как я вижу, готовы к немедленному старту. Через три минуты, — он скосил взгляд на электронный браслет, через три минуты мистер Югаки займёт место в своём буксировщике, и вы, все пятеро, стартуете и отправитесь вдогонку. «Ика», как вам известно, обладает несколько большей скоростью, чем ваши «омары» — он перехватит русские малые корабли, которые «Заря» наверняка вышлет вперёд, и заставит их затормозить. Ну а там и вы подоспеете.

И он снова осклабился — так, что у Стивена опять зачесалась ладонь, сжимающая гаечный ключ.

«…Нет, ещё не время…»

— Ничего сложного, верно, джентльмены? — продолжил британец. — Я же со своей стороны гарантирую, что мы забудем о недавнем недоразумении.

Югаки звали японского пилота буксировщика — того, которому повезло увести свой «ика» целым после стычки у «обруча».

— И только-то? — Полли ухмыльнулся в своей обычной нагловатой манере уроженца Бронкса. Вид у чернокожего пилота был наглый. — Предлагаете, мистер, ловить русский бот бесплатно?

— Вот деловой подход! — кивнул Хадсон. — Конечно, не только мистер… Полсон?

— Паульсен.

— Да, разумеется, простите. Так вот, мистер Паульсен, я уполномочен предложить вам по возвращении на Землю двойную премию — кэшем, заметьте, и вы можете не указывать её в налоговой декларации. Неплохо, не правда ли?

И широко улыбнулся, в который уже раз за этот разговор. Стивен невольно поморщился — до того неестественно выглядела это чисто американская, в тридцать два белых зуба, улыбка на физиономии обычно невозмутимого британца.

— Но должен предупредить, в особенности, вас, мистер О’Хара, — Хадсон упёрся в Стива взглядом, в котором ясно угадывалась угроза, — Я прекрасно понимаю, о чём вы сейчас думаете, и советую эти мысли оставить. Поверьте, ничего хорошего из этого не выйдет. Ваши механики останутся здесь, в этом ангаре, без скафандров, и стоит вам выкинуть какую-нибудь шуточку, например, попытаться сбежать к русским — я без колебаний нажму кнопку, открывающую внешний люк и с удовольствием понаблюдаю за их попытками дышать вакуумом!

В ангаре повисла тишина — тяжёлая, давящая. Нарушил её Стив.

— Ладно, мистер Хадсон, ваша взяла. Я… мы согласны.

Остальные пилоты молчали. В самом деле, что тут скажешь? Чёртов Хадсон припёр их к стенке… или думает, что припёр.

Англичанин вплыл в ангар; оба безопасника последовали за ним. Стив бросил короткий взгляд на Юджина — механик чуть заметно кивнул, а Полли, старательно делавший вид, что этот обмен знаками его не касается, незаметно для вошедших нащупал в привешенном к поясу подсумке торцевой ключ на Г– образной рукоятке. И, стоило Хадсону оказаться между Стивеном и его свитой — негр оттолкнулся от лыжи «омара», одновременно взмахнув рукой. Взблеск металла, тупой удар, болезненный вскрик — правый громила, получив стальной загогулиной ключом в самую середину лба, поплыл к стене ангара, волоча за собой редкий шлейф красных шариков. Второй вскинул пневматический пистолет, разворачиваясь к Полли, но не успел — метко пущенный Юджином огнетушитель угодил ему в грудь и заставил закувыркаться по направлению к люку. Стивен с Фредом насели на Хадсона и выкручивали ему руки. Англичанин пытался сопротивляться, но, получив удар гаечным ключом по затылку, обмяк и бессильно обвис на руках нападавших. Ещё один американец, механик, пулей пролетел через весь ангар и вдавил кнопку на панель рядом с люком. Створка с тихим шуршанием выдвинулась, перекрывая проход прямо перед носом ещё двоих японцев, и механик несколькими ударами монтировки вдребезги разбил панель.

Стивен вместе с Фредом и присоединившимся к ним ирландцем спутали тонким капроновым тросом руки Хадсона и занялись безопасниками. Один был без сознания — капли крови из рассечённой головы скопились в воздухе, образуя небольшое багровое облачко. Второй мучительно хрипел и кашлял, держась за грудь, куда пришёлся удар.

— Как они, не окочурятся? — осведомился Стив. Поли наскоро осмотрел пленников.

— Ерунда босс. У одного кожа на макушке рассечена, но черепушка, кажется, цела. С ранами на голове всегда так: крови полно, а стоит поглядеть — ерунда, почти царапина. Ещё у него контузия — глаза закатил, стонет, но жить будет.

— А второй?

— У этого рёбра сломаны с левой стороны, одно или два, а может, и все три. Юдж, старина, классный бросок! Признавайся, ты в бейсбол играл?

— Бейсбол — это для неженок! — ухмыльнулся в ответ механик. — В колледже я три года подряд брал призы на Хайлендерских Играх — знаете, шотландские традиционные забавы с толканием бревна и булыжника — а потом вошёл в национальную сборную по метанию молота.

— Да, бросок у тебя что надо… — уважительно протянул Полли. — Короче, босс, все трое живы, но не сказать, чтобы целы. Их бы в медотсек…

— Подождут. — отмахнулся Стив. — У нас сейчас других забот хватает. Фредди-бой, люк заблокирован?

— А как же! — отозвался Дэвидсон. — Теперь без автогена его не вскрыть.

— Тогда отключи и щиток внешнего люка, так, чтобы с мостика его заблокировать не могли, а мы сумели бы открыть в любой момент — отсюда, вручную. Справишься?

— Раз плюнуть, босс! — осклабился механик и поплыл к створкам внешнего люка, на которых тревожно перемигивались красные огоньки.

— И поторопись, пока кэп Йошикава не понял, что мы затеяли.

Стив повернулся к остальным.

— Ну что, парни, все слышали насчёт русского десантного бота?

Слышали все.

— Тогда действуем, как говорил Хадсон: грузимся на «омары» и стартуем наперехват бота! С буксировщика я свяжусь с русскими, они нас подберут. И вот ещё что… — он неприязненно покосился на связанных. — Запихните этих уродов в «ика», проверьте давление воздуха в баллонах и задрайте хорошенько кокпит. Если оставить их тут — задохнутся, когда откроется внешний люк, а трупы япошки на нас повесят. Но мы же этого не хотим, верно?

VII

— Старт из ущелья — это было нечто, медам и мсье! — чернявая физиономия Шарля выражала крайнюю степень возбуждения, несмотря на то, пересказывал он эту историю по меньшей мере, в третий раз. — Я вообще не верил, что такой манер вообще возможен! Нет, читал, конечно, в наставлениях, на тренажёрах пробовал — но чтобы самому…

— Да, взлетать пришлось на бустерах. — согласился с напарником Дима. — Собственно, так и было задумано, только предполагалось, что направление будет задавать Шарль, разворотом дюз маршевого движка — а я, уже после отрыва от грунта, разверну блоки ускорителей по продольной оси и добавлю ими тяги. Ну, может ещё придётся слегка подруливать при заходе на «обруч»… Но остатки топлива мы сожгли ещё при посадке — на походах к хребту попали в страшенную турбуленцию, карусель из воздушных потоков, перемешанных с полосами пепла, вот и пришлось слегка того… перерасходовать.

— Ничего себе — слегка! — возмутился гасконец. — Когда мы хлопнулись на грунт, стрелки указателя уровня в баках жидкого кислорода уже секунд десять, как упёрлись в нули, так что садились, можно сказать, на… как это у вас по-русски?

— На святом духе. — с готовностью подсказал Дима. — Или на пердячем паре, кому как нравится. Когда Шарль скомандовал «на старт», маршевый не запустился, даже не зачихал, и тут я понял, что вариантов нет. Ждать было нельзя — с орбиты орали, что к ущелью приближается огромное облако пепла, ещё чуть– чуть и можно уже не суетиться… Взлетали на первой паре бустеров, а когда я стал их разворачивать для горизонтального полёта, то едва не размазал бот об стену ущелья…

— Я пытался выровнять бот аэродинамическими рулями. — добавил Шарль, — Но скорость мы ещё не набрали, так что проку от них было чуть. Прошли впритирку, даже слегка зацепили брюхом. Да что я говорю, вы же сами всё видели!

Я согласно кивнул. Действительно, после того, как «Скиф– Алеф» оказался в ангаре «Зари», туда повадились ходить любопытные — дивиться на днище десантного бота, с которого острая каменная гребёнка содрала половину плиток термозащиты. К счастью, сам корпус почти не пострадал, и инженеры планетолёта клятвенно обещали, что ещё день-два — и бот снова залетает.

— Ну вот, — продолжил Дима. — Когда до комплекса оставалось километра три, бустера погасли, оба разом! Я к тому времени почти ничего не соображал: снаружи сплошной пепел, радары ослепли, я вёл бот по командам Шарля, а уж как он ухитрялся что-то там разобрать — это ему одному известно…

— Специфика работы, Август-Иоганн! — важно, басом, процитировал любимую книгу гасконец, подняв палец к потолку «Сюрприза». Я поморщился — десантники народ суеверный, а ведь персонаж «Полдня XXII-го века», которому принадлежит эта фраза, не вернулся из броска в бешеную атмосферу планеты Владислава… Впрочем, Шарль жив и здоров, сидит вместе с нами в «Секрете» и ни в какие бешеные атмосферы нырять не собирается — во всяком случае, в обозримом будущем.

— Так я и говорю: перепугался насмерть, и не сразу вспомнил, что это только первый комплект выгорел. — согласился с напарником Дима. — А пока вспоминал — «Скиф– Алеф» провалился уже до самой земли и едва не врезался в какую-то развалину…

— Это я вовремя заметил! — похвастался гасконец. — Когда бустера, наконец, заработали, котлован с «обручем» был у нас на одиннадцать часов. В пепле ничего нельзя было различить, оставалось только прижиматься к грунту и молиться, чтобы удалось задрать нос вовремя и проскочить через это чёртово колечко…

— А магма вам не помешала? — осведомился Середа. — Она же должна была бить из разлома прямо в «обруч»?

— Так она и била. — подтвердил Шарль. — едва-едва уклонились… Спасибо наблюдателям с орбиты, которые вовремя подали сигнал на старт — активность «обруча» действительно снизилась, ну и фонтан магмы немного опал. Чуть раньше — и мы бы влепились точно в него, никакие манёвры не помогли бы. А задержись мы хотя бы секунд на десять — угодили бы прямёхонько под энергетический выброс. А так — выскочили на вашей стороне, как пробка из бутылки «Мадам Клико!» Кстати, когда вернёмся на Землю, каждому из команды «Зари» по одной такой, из нашего фамильного винного погреба!

— А девчонки как? — спросила Юлька. Она только что присоединилась к собравшимся в «Сюрпризе», а до этого почти час они с Леднёвым разбирали доставленное на Шарлем и Димой послание Земли.

— Мира с Владой в каюте, дрыхнут без задних ног. — сообщил Середа. — Их третья, виолончелистка, в медотсеке, тоже спит после ударной дозы успокоительного.

— Между прочим, её зовут Соня, — Оля Молодых посмотрела на Виктора с осуждением. — Мог бы и запомнить!

— Да хоть Таня! — отозвался грубый Середа. — Или, скажем, Маня. Ты, Юль, лучше скажи, что вы собираетесь делать дальше? Мы уже извелись, информации-то никакой!

— Некогда было сообщать! — принялась оправдываться Юлька. — Понимаете, они предлагают…

Что именно предлагают Юлькины коллеги, мы не узнали — остаток фразы заглушил оживший интерком:

— Всем членам экипажа занять места согласно расписанию! — голос Волынова звенел командным металлом, словно он командовал изготовить к бою главный калибр дредноута. — Механикам подготовить к вылету «буханку» и оба «омара», Монахов, Кащеев — срочно в ангар, через десять минут жду доклада о готовности к старту!

«…Ну вот, похоже скоро всё выяснится. — подумал я, выплывая вслед за Юркой из „Секрета“. — Не знаю, что за пьеса тут разыгрывается — но, сдаётся, в ней вот-вот наступит кульминация…»

— Хорошие кораблики, хотя и разные. — Дима похлопал «буханку» по борту, отчего отлетел на пару метров и ткнулся спиной в стоящий тут же, в ангаре, «Скиф-Алеф». И тут же смутился — неприятно опытному космонавту демонстрировать неловкость в невесомости, особенно перед бывшими своим подопечными. А что делать, если провёл почти год на Земле, и даже перед недавней авантюрой с японским «обручем» провёл в невесомости считанные минуты, во время погрузки на десантный бот?

— Ну, не такие уж они и разные. — отозвался Шарль. Он вместе с двумя механиками только что закончил снимать со «Скиф-Алефа» крышку грузового отсека. — Бот конструировали на основе малого орбитального грузовика, так что можно сказать — почти близнецы-братья. «Систершипы» как говорят англичане.

— Только корпус от него взяли. Почти вся начинка, от движков до приборов совсем другая, из старой остались только выдвижные манипуляторы в носовой части. Выносных бустеров нет, термозащита не предусмотрена… а корпус — что корпус? Жестянка и есть…

Гасконец, привыкший, что последнее слово в любом споре, остаётся за ним, хмыкнул.

— А зачем вашей «буханке» термозащита? Она вообще не должна входить в атмосферу, не то, что моя крошка!

— Вот и я говорю, разные они! — Дима тоже не собирался уступать. — А ты — «систершипы», «близнецы»… кузены, в лучшем случае!

— Споришь с капитаном? — сощурился Шарль. — Это что же, бунт на корабле?

— А ты мне больше не капитан! Как вылезли из кокпита здесь, на «Заре» — так твоё капитанство и закончилось!

— Ошибаетесь, мсье! — в голосе гасконца звучало торжество. — Во-первых, бывших капитанов не бывает, это не должность, а состояние души. А во-вторых — не далее, как четверть часа назад мсье Волынов распорядился, чтобы мы с вами готовили «Скиф– Алеф» к вылету и были готовы по команде стартовать! Так что, нравится вам это или нет — но вы по прежнему мой второй пилот!

— Вы ещё подеритесь, горячие финские парни! — заметил Кащей. Я чуть заметно усмехнулся — фразочка, заимствованная совсем из другой реальности, была введена в оборот моими стараниями больше двух лет назад, и с тех пор прочно обосновалась в лексиконе бывших «юниоров». — Лучше скажите, зачем Волынову понадобился второй грузовик? К тому же, ремонт «Скиф-Алефа» ещё не закончен…

— Осталось восстановить термозащитное покрытие. — отозвался Дима. — На «Заре» этого не сделать, нет запасных плиток, да и ни к чему она здесь, в Поясе Астероидов. А так, всё готово: баки полны, движки проверены, бустеры поменяли. Хоть сейчас можем стартовать!

Юрка набычился.

— Это я понимаю, не дурак. Вопрос только — зачем? «Буханки», что ли, Волынову мало?

Дима покосился на Шарля — мол, назвался капитаном, так и отвечай! Гасконец крякнул, потёр лоб между бровями пальцем, оставив пятно графитовой смазки и копоти.

— Как я понял, возможна новая вылазка к «Обручу», а два корабля — всё же лучше, чем один. Конечно, вместимость грузового отсека «Скиф-Алефа» поменьше, чем у «буханки», «омар» туда не влезет. А вот три-четыре человека в скафандрах и контейнеры с оборудованием — запросто. Ну и подстраховать на всякий случай, — а вдруг японцы опять какое-нибудь безобразие учинят?

Шарля не было на «Заре» во время стычки с японскими буксировщиками, и я подозревал, что он искренне завидовал тем, кто принял в ней участие, и теперь надеялся, что история повторится. Гасконец, что с него взять — не успел выбраться из одной авантюры, а уже рвётся ввязаться в следующую.

— Ну что, готовы?

В проёме люка показался Леднёв.

— Мы-то головы, Валери. — откликнулся Шарль. — А ты — не хочешь, наконец, рассказать, к чему мы должны быть готовы? И, кстати, ты не один, с дамой?

Действительно, за спиной астрофизика виднелась знакомая фигурка.

— Так вы, вроде, знакомы? — Леднёв посторонился, пропуская спутницу в ангар. — Она мне говорила…

— Ещё как знакомы! — хохотнул Шарль. — Никогда не забуду прекрасных дней в «Астре», проведённых в вашем, мадемуазель, обществе!

Я думал, Влада ответить какой-нибудь колкостью (назвать ту стажировку в комплексе «Астра» «прекрасной» — это надо иметь особую, извращённую фантазию) но она улыбнулась, и через весь ангар, полетела к Шарлю, повиснув у него на шее — француз даже смутился.

— Ой, мальчики, как же я вам рада! — защебетала она. — Если бы не вы, мы бы точно погибли в том ущелье…

И ведь прижимается к Шарлю отнюдь не платонически. Вот же неуёмная! Впрочем, гасконец — крепкий орешек, да и о репутации Влады осведомлён…

— Ну, нет худа без добра. — сказал я, наблюдая, как следующая порция объятий достаётся Диме. — Зато ты попала в Дальнее Внеземелье!

Девушка тряхнула волосами — аккуратно, как я успел, заметить, расчёсанными. И когда это успела?

— А я бы и так сюда попала рано или поздно!

— Но не при таких драматических обстоятельствах. — улыбнулся я. — Вот скажи, кой чёрт понёс вас на эту галеру… в смысле — в этот комплекс, да ещё и в такой компании?

Безобразную историю захвата «звёздного обруча» шайкой «галактических контактёров» и охотников за тарелочками нам успели поведать Дима с Шарлем — но я, разумеется, жаждал подробностей от непосредственной участницы событий. Да и Влада пусть привыкает — если я что-то понимаю в работе спецслужб (которые в этом новом мире, конечно, никуда не делись, хотя и изрядно подрастеряли свою зловещую репутацию), в ближайшие несколько месяцев ей предстоит отвечать на массу очень неудобных вопросов…

— Ну ладно, потом расскажешь… — А пока — осмотрись тут, с «Зарёй» познакомься, а то когда ещё тут окажешься? На планетолёт, сама понимаешь, случайных людей не пускают…

Вы бы видели, как вспыхнуло её личико при этих «случайных людях»! Но… не мог я отказать себе в удовольствии хотя бы так рассчитаться за то, что она втянула миру в эту историю!

Леднёв выслушал этот обмен любезностями с недоумением — Валерке с его важными и срочными делами некогда вникать в нюансы.

— Так вы будете слушать? — спросил он.

— Как кюре на проповеди. — отозвался Шарль. — В самом деле, Алексис, дай ему сказать, потом будете разбираться!

Я кивнул. Потом так потом — только пусть не думают, что я это так оставлю… и не только я. Вон как уставился на Владу Юрка-Кащей — ни толики доброжелательности, сплошные обещания припомнить и ничего не забыть. Да уж, дай ему сейчас волю — ляпнет такое, рядом с чем мои, подколки сойдут за детский лепет.

— Если коротко, — начал Леднёв, — то Земля предлагает почти то же самое, что мы с вами обсуждали в «Секрете» — только вместо бомбы они хотят взорвать в плоскости «обруча» тахионную торпеду!

Шарль охнул, Середа, до сих пор не принимавший участия в разговоре, присвистнул от удивления, и даже Кащей, мрачный, как его кинематографический тёзка из фильма Александра Роу, состроил недоумённую физиономию.

Первым опомнился француз.

— О как! И что же, этого хватит?

— Наверняка. — кивнул Леднёв. — В отличие от ядерного взрыва, срабатывание второго тахионного зеркала в плоскости первого, уже действующего, со стопроцентной вероятностью разбалансирует червоточину, заставив её схлопнуться. И как я сам до такого не додумался, очевидно ведь!..

Мы переглянулись — похоже, «очевидно» это было только для Валеры.

— В программу торпеды пришлось внести некоторые изменения, — продолжал он. — но тут нам, можно сказать, повезло. Данные приборов, снятых с «обруча», позволили нам сделать это буквально за считанные часы — на Земле-то считали, что на это уйдёт не меньше недели, да ещё и дополнительные наблюдения понадобятся… Но теперь всё готово, осталось только вывести «Зарю» в точку пуска и — бац!

Он изобразил это «бац» сжав пальцы обеих рук в кулак и растопырив их разом.

— И что, вот так всё просто? — недоверчиво поинтересовался Дима.

— Ну… не совсем, конечно. Как вам всем известно, наши тахионные торпеды не имеют устройств дистанционного управления и даже простейших маневровых двигателей…

— Известно-известно! — перебил астрофизика нетерпеливый Кащей, успевший, похоже, забыть о Владе. — Это и ни к чему: «Заря» просто выстреливает торпеду по курсу, а потом пролетает сквозь образовавшееся тахионное зеркало…

— Погодите, я, кажется, понял… — перебил его Середа. — Сейчас придётся выполнить более точное наведение, верно?

— Именно — подтвердил Леднёв. — Тем более, есть ещё и вопрос дальности. Двигатель самой торпеды рассчитан всего на несколько секунд работы — за это время она обгоняет планетолёт на три-четыре сотни километров и взрывается. Но в нашем случае это не подходит — «Заря» не успеет выйти из створа «обруча», и возникший после срабатывания торпеды энергетический выброс попросту слизнёт её — как слизнуло когда-то станцию «Лагранж» со всеми её обитателями. Только, боюсь, финиш-точка на этот раз будет вне Солнечной Системы.

— Значит, пускать торпеду придётся под углом к плоскости «обруча»? — спросил Кащей.

— Именно. И, мало того, надо будет корректировать её траекторию на подлёте. С борта «Зари» это делать не слишком удобно, поэтому торпеду на протяжении примерно двух третей пути будут сопровождать «буханка» и десантный бот. На грузовике есть аппаратура дистанционного управления, торпеду сейчас оснащают маневровыми движками, снятыми с одного из «омаров» и, если понадобится, Ты, Юра, и проведёшь корректировку. Ну а Лёшка поведёт «буханку», у него это здорово получается.

— Бот-то вам зачем? — недоумённо нахмурился Шарль. — На нём дистанционного управления нет, не предусмотрено. Правда, я могу зацепить торпеду манипуляторами и подкорректировать своими движками…

Леднёв кивнул.

— Такой вариант тоже рассматривался, на самый крайний случай. Но лучше обойтись без него, а «Скиф-Алеф» пойдёт с ребятами. Командир — вы Шарль, Ветров вторым пилотом. Подстраховка не помешает, да и японцев, в случае чего, отгоните.

— Полагаете, они могут помешать? — сощурился Шарль.

Астрофизик пожал плечами.

— От этой публики чего угодно можно ждать.

…Да, дела, подумал я. Вторая серия «Звёздных Войн», если считать за первую перестрелку возле «обруча», и снова в нашем исполнении…

— На всё про всё у вас час. — сказал Леднёв. — За это время «Заря» выйдет на позицию для пуска, и можно будет начинать. И ещё… он помедлил. — Чем позже японцы поймут, что мы затеяли, тем меньше вероятность, что они смогут как-то вмешаться.

— Откуда ж им понять? — удивился Середа. — Шарль говорил, что содержание послания с Земли совершенно секретно, он и сам не знал, что там…

— Верно. — подтвердил гасконец. — Я только сейчас, от Валери и узнал!!

— Так-то оно так… — Леднёв покачал головой. — Но… Гарнье — настоящий гений в том, что касается тахионных зеркал, может и догадаться. К тому же, была ведь информация, что у него есть информатор в «Проекте», верно?

— Да, если верить Стиву. Пожалуй, ты прав Валери, всякое может быть. Так что, давайте-ка поторопимся!

VIII

— Птичка Первая, держи дистанцию! — пробулькало в ушах. Я скривился и постучал согнутым пальцем по наушниках. Зачем? А незачем. Привычка, рефлекторный жест, вроде попытки подуть в телефонную мембрану. Здесь, возле гигантского «звёздного обруча» сбоит даже ИК-связь — что уж говорить о радиопередатчиках…

— Птичка Первая, выполняю. — отозвался Шарль. Я поискал взглядом «Скиф-Алеф» — вон он, над нами и немного сбоку. Дистанция не более ста метров, и с «Зари, конечно, заметили, скомандовали разойтись на предписанные планом полёта пятьсот и занять позицию ниже ’буханки». Хотя, какие «выше» или «ниже» здесь, где из ориентиров — ничего, кроме невероятных размеров металлического кольца, висящего в пустоте? Зеркально-фиолетовая мембрана, натянутая внутри «звёздного обруча» едва заметно для глаза пульсирует, а в самом центре безупречную чистоту пятнает угольно-чёрный завиток так с дистанции почти в тысячу километров выглядит столб пепла и магматических масс, высосанных из недр Земли и выбрасываемых ежесекундно в пространство Пояса, будто здесь и без того мало всякого мусора…

Впрочем, это я зря. Только в «Звёздных Войнах» скопления астероидов выглядят, как толчея каменных глыб, среди которых космическому кораблю приходится маневрировать, кувыркаться, ежесекундно менять курс в попытках уклониться от рокового столкновения. На деле же, даже в такой плотно заселённой области Пояса, как семейство Хильды, где мы и находились сейчас, среднее расстояние между соседними «камешками» составляет сотни тысяч километров.

Десантный бот стрельнул прозрачными струями выхлопов и неторопливо уплыл за обрез колпака. Я бросил взгляд на локатор — порядок, семь с половиной километров…

— Птичка Первая, маневр расхождения выполнили. — строго по инструкции отозвался Шарль. — До обреза «обруча» — тысяча триста двадцать, порядок.

Я нажал клавишу переключения каналов и продублировал сообщение на «Зарю». Представляю, как психуют сейчас Леднёв, Коуэлл и Юлька — все, кто готовил торпеду к этому полёту, кто монтировал непредусмотренные проектом блоки маневровых дюз, кто вводил в присланную с Земли и программу. Впрочем, вряд ли хоть один человек на борту сохраняет сейчас спокойствие, начиная с капитана планетолёта Волынова, и заканчивая Олей Молодых, инженером рекреационных систем и нашим кулинаром. Слишком уж важна наша миссия, слишком уж высока цена провала…

— Птички Первая, Вторая, внимание! — ожил канал «Зари». — От «Фубуки» отделились три… отставить, четыре малых объекта, идут к вам. Судя по скорости и размерам — буксировщики.

— Странно, их же должно быть пять… — пробурчал Юрка– Кащей. — Четыре «Омара» и один «ика», второй мы угробили…

— Может, неполадки? — отозвался я. — Или со стартом задержались, бывает… Посчитай пока траекторию перехвата, прикинь, сколько у нас времени.

Юрка кивнул и потянулся к клавиатуре вычислителя. В этом вылете на нём было дистанционное управление тахионной торпедой, но пока несущаяся в десятке километров перед нами серебристая сигара не нуждалась в корректировке курса, он выполнял заодно и обязанности штурмана.

— Семь минут до точки рандеву. — сообщил он минутой спустя. — Это если они сохранят прежнюю скорость.

— Отлично… — пробурчал я и отжал тумблер ИК-связи с десантным ботом. Коротко описал Шарлю ситуацию и распорядился занять позицию между торпедой и приближающимися буксировщиками на дистанции в пятьдесят километров.

— А вы как же? — спросил гасконец.

— Мы будем держаться за вами. Если кто прорвётся — придётся разворачивать.

— Это, что ли, таранить?

— Ерунды не говори! — разозлился я. — Тоже мне, Нестеров… Никаких таранов и прочих глупостей — Просто заблокируем курс, постараемся оттеснить. В крайнем случае, зацепишь «омар» манипуляторами, заставишь покружиться… Главное — дать торпеде оторваться, а дальше пусть гоняются за ней, сколько хотят!

Специально на такой случай тахионная торпеда была дополнительно снабжена двумя парами бустеров. Если воспламенить их одновременно — ускорение будет таково, что тихоходным «омарам» нипочём её не догнать. Правда, при этом торпеда может отклониться от курса, но именно для этого и стоит перед Кащеем дополнительный пульт дистанционного управления.

— Птички, как слышите? — ожила дальняя связь. — «Фубуки» дал ускорение, движется в нашу сторону.

— Не успеют! — отозвался Кащей. — Погоди… что это?

Он умолк и сразу же заговорил. Голос у него был возбуждённый.

— Головной буксировщик подаёт сигналы прожектором! Это Стивен, Лёха! Шпарит морзянкой, открытым текстом, просит принять на борт!

— Что за бред? — только и смог сказать я.

— Какой бред? — обиделся Кащей. — Всё так и есть: «Разорвал контракт с работодателем. Топливо на исходе, прошу принять на борт!» Что делаем, командир?

Думал я недолго.

— Передавай: пусть идут к «Заре». Закончится топливо — пусть ждут, подберём.

— А Шарль с Димой?

— Пусть следуют прежним курсом. И передай, чтобы…

Договорить я не успел.

— Фубуки выпустил ещё один объект! — крикнул Кащей. Ясно вижу его на радаре!

— Вот тебе и «ика»! — буркнул я. — Говорил же — задержали старт! Посчитай когда он…

— Уже посчитал. — Юркин голос звенел от напряжения. Это не «ика», Лёш. Это тахионная торпеда!

— Что-о-о? — я сделал попытку выпрямиться в ложементе, но привязные ремни не пустили. — Они что, хотят поставить тахионное зеркало на пути нашей торпеды и таким образом отклонить её?

Юрка склонился над вычислителем, пальцы в неуклюжих перчатках лихорадочно барабанили по клавишам.

— Не похоже, курс другой. Она идёт не на перехват нашей торпеды, скорее в сторону буксировщиков Стива!

— Может они собираются рвать когти? Смирились, поняли, что им не светит, а? Сейчас торпеда бабахнет, нырнут в зеркало — и только мы их и видели?

— Невозможно. — мгновенно отозвался Юрка. — В этом случае торпеда уже должна была сработать, а она только набирает скорость, удаляется от «Фубуки». А планетолёт наоборот, тормозит и меняет курс!

— Ничего не понимаю. — признался я. — Свяжись со Стивом, может, он в курсе? А я пока отрапортую на «Зарю».

— Погоди, он сам вызывает. — Кащей прижал наушник ладонью, напряжённо вслушиваясь. — Просит перейти на радиосвязь… сейчас…

Шелчок тумблера, и кабину наполнили вой и треск помех. Через них едва прорывался голос Стива — техасец говорил по– русски, с сильным акцентом.

— Парни, у меня для вас паршивая новость. Рыбка, которую запустили япошки, несёт не тахионную головку, а термоядерный заряд! Какой именно, мощность, назначение — не знаю, но это именно так и есть!

У меня потемнело в глазах. Водородная бомба? Во Внеземелье? Да нет, быть такого не может, даже японцы не настолько безумны…

…Или настолько? Ведь пытаются же они помешать схлопнуть червоточину, которая вот-вот погубит их собственные острова?..

— Стив, откуда ты знаешь, что заряд именно термоядерный?

— Долгая история, Алекс. Потом всё объясню — слово скаута, или честное пионерское, как мы говорили в «Артеке», — а сейчас просто поверь, хорошо?

— Ладно, потом так потом. — отозвался я. Ну как не поверить, если уж «честное пионерское»? — Готовы выполнить манёвр уклонения? Я бы советовал…

— Алекс, ты что, вообразил, что япошки запустили свою рыбку по нам?

— А по кому же ещё? — удивился я.

— Разуйте глаза, парни! Чёртова торпеда идёт к «Заре», и если вы прямо сейчас что-нибудь не придумаете — разнесёт планетолёт в клочья вместе с экипажем!

— Подтверждаю. — заговорил Кащей, не отрывавшийся от вычислителя. — Торпеда идёт на «Зарю». Контакт через… сейчас… через двадцать семь минут.

— «Гнездо», слышите нас?

— «Птичка Первая», ясно слышим. — отозвалось в наушниках. Капитан спрашивает — вы сможете сбить японскую торпеду с курса?

— Пока не знаю. А что, «Заря» не сможет уклониться?

— Монахов, вы меня слышите? — сквозь помехи прорвался голос Волынова. — Мы не можем, повторяю, не можем выполнить маневр уклонения. Скорость слишком велика, если уклоняться предварительно не затормозив — японцы с лёгкостью скорректируют курс торпеды и перехватят нас. — и после коротенькой паузы, — На вас вся надежда, ребята.

— А как же наша торпеда? — спросил я, и тут же осознал, что сморозил глупость.

— Долетит и без вас, что ей сделается? Курс верный, а японские буксировщики ей теперь не угрожают. К тому же Леднёв с Травкиной уже программируют другую, и если что — просто повторим пуск.

— Ясно. — мне сразу стало легче. — Шарль, всё слышал?

— Так точно, Алексис. Предлагаю вариант: сейчас разворачиваемся, идём навстречу японской торпеде. Мы впереди, вы сзади, километрах в пятидесяти. Попробую оседлать торпеду, потом врублю бустера и уведу её с курса.

Я вспомнил, как Шарль собирался корректировать курс нашей тахионной торпеды с помощью маневровых двигателей своего бота. Рискованно — но что ещё остаётся?

— Хорошо, так и сделаем. На счёт три — разворот, ложимся на курс перехвата и даём полную тягу. Всё понятно?

— Так точно!

Я положил ладони на штурвал.

— Юра, на тебе контроль дистанции и наблюдение. При малейшем изменении вектора японской торпеды — сразу доклад!

Кащей торопливо закивал.

— Все готовы? Тогда — один… два… три!

Я двинул вперёд рукоятку маршевого двигателя. Корпус буханки завибрировал, трёхкратная перегрузка — ерунда, было бы о чём говорить! — вдавила меня в ложемент. Штурвал вправо и от себя — звёздное небо закувыркалось, мелькнул край обруча, из-за кромки колпака возникла и поползла к центру оранжевая пульсирующая точка. «Скиф-Алеф». Но… почему оранжевая? Должна же быть белая, и не такая яркая?..

— Шарль запустил бустеры. — отрапортовал Кащей. — Идёт на пятикратной, дистанция тридцать пять и растёт!

Действительно, оранжевая точка тускнела, словно сжималась. Я потянулся к передатчику.

— Шарль, в чём дело? Ты куда без команды? Договорились же!.

Он ответил не сразу, а когда ответил — пробившийся сквозь помехи голос звучал хрипло, натужно. Конечно, при пять «же», особо не поболтаешь…

— Порядок, Алекс, иду на сближение с торпедой. Подстрахуй нас, если что…

О запущенных без команды ускорителях он словно забыл. Или нарочно не отвечает?..

— От чего страховать-то? — заорал я. — Никого кроме нас здесь нет, до «Фубуки» больше тысячи километров!

Ответа на последовало. Видимо, гасконец нажал не ту клавишу на пульте радиопередатчика — меня он не слышал, а вот мы могли различить каждое слово, каждый вздох в кокпите бота.

— Второму пилоту приготовиться к выходу наружу.

— Что? Зачем? — голос Димы сорвался на крик. — Шарль, что ты затеял?

— Приготовиться, я сказал! Гермошлем!

Я услышал сдвоенное металлическое клацанье — забрала «Кондоров» захлопнулись почти одновременно. Я торопливо перекинул тумблер на радиоканал скафандров. Помехи сразу стали сильнее.

— После… отработ… бусте… — пробилось сквозь шипение.

Оранжевая точка в центре экрана дважды мигнула и погасла. Ясно, ускорители выгорели…

— … Готов? Пошёл!..

В наушниках грохнуло. Отметка «Скиф-Алефа» на экране радара разделилась надвое.

— Сбросил колпак пилотской кабины… — прошептал Юрка.

В треске помех проклюнулся ритмичный писк. Всё понятно — Шарль аварийно отстрелил колпак, чтобы иметь возможность выбросить наружу один ложемент из двух, установленых в кокпите «Скиф-Алефа». Я представил, как Дима беспомощно кувыркается в пустоте, слушает в наушниках писк своего радиомаяка и пытается понять, что произошло, а глаза ему слепят аварийные мигалки, выдвинувшиеся из-за заголовника и подлокотников ложемента. А может, потерял сознание при катапультировании? Нет, не должен, перегрузки не такие уж и сильные…

— Видишь его?

Кашей подтянул к глазам штангу с бинокуляром.

— Димку? Нет, слишком далеко, только маячок…

Я хотел спросить, видит ли он десантный бот, но тут в центре ходового экрана снова запульсировала оранжевая точка.

— Врубил второй комплект бустеров! — опередил меня Юрка. — Дистанция сорок два и растёт!

Я до хруста сжал зубы. Шарль по-прежнему не отвечал. Может, нарочно отключил рацию? Но зачем?

— Тормозим. Приготовься выйти наружу, ловить Димку.

Юрка кивнул, отстегнулся и, оттолкнувшись от кресла, полез в люк за нашими спинами. Крышка грузового отсека по-прежнему отсутствует — он пристегнётся к страховочному фалу и, вооружившись реактивным пистолетом, попытается поймать ложемент с нашим бывшим артековским вожатым. Если мы, конечно, сумеем его найти.

А Шарль всё не отвечает. Цифры в углу экрана радара перескочили через три сотни — ’Скиф-Алеф идёт на полной тяге, плюс второй комплект бустеров. Третий и последний ему придётся приберечь — когда бот догонит торпеду и захватит её своими манипуляторами, бустера пригодятся…

…А что, если японцы…

…да нет, быть не может! «Зарю» они атаковали исходя из каких-то своих, сугубо японских соображений — но этот поступок будет попросту бессмысленным злодейством!..

…или — не бессмысленным? Поди, залезь в головы этим безумным островитянам…

Отметка на экране радара раздвоилась.

— Вижу Димку! — крикнул я. — Дистанция двенадцать как подойдём — буду тебя наводить!

— Готов. — отозвался Юрка. — Подойди поближе, вдруг он ранен?

— А то бы сам догадался! — огрызнулся я. Недоброе предчувствие сверлило мозг, выло тревожной сиреной… о чём? Нет ответа. Но уж Юрка точно ни в чём не виноват, и не стоит на нём срываться. Тем более, что говорит-то он дело — Дима вполне мог пострадать при катапультировании…

— Подойду, конечно. — поспешил поправиться я, изо всех сил стараясь добавить в голос хоть капельку оптимизма. — Поставлю «буханку» так, чтобы всё время видеть вас обоих. И не психуй, всё с ним будет в порядке!

IX

Диму мы взяли на борт быстро, можно сказать — на лету. Радар захватил ложемент лучом и не отпускал, пока Юрка не выловил его в пустоте и не загнал, удерживая обеими руками, в гостеприимно распахнутый кузов «буханки». В точности, как в эпизоде «Москвы-Кассиопеи» — когда Середа отбуксировал прозрачный мусорный пакет-пирамидку с Федькой Лбом в шлюз. Я ещё подумал, что происходи дело в оставленном мною двадцать первом веке, можно было бы смонтировать ролик из вырезанных кадров фильма и фрагментов видеозаписи — благо, та велась непрерывно, и с борта грузовика, и с нашлемной камеры Юркиного «Кондора».

Опасения Кащея оказались напрасны. Дима не пострадал, хотя долго ещё не мог опомниться от того. Он то пытался что-то расспрашивать, то болтал без умолку, перескакивая с темы на тему, то вдруг принимался оправдываться. Я его не слушал — велел Юрке отстегнуть «спасённого» от ложемента и затащить в узкий переходной тамбур, отделявший кабину от открытого «кузова». Сам же не отрывал взгляда от двух крошечных точек на кругляше радарного экрана. Они неумолимо сближались, дальномер бесстрастно рисовал дистанцию — триста пятьдесят, триста сорок семь, триста сорок три… На отметке ’«триста тридцать пять» точки слились в одну — так, Шарль догнал японскую торпеду и пытается «оседлать» её — подошёл к начинённое ней, лёг на строго параллельный курс, развернулся брюхом — и, стреляя короткими выхлопами из маневровых, сокращает дистанцию. А когда подойдёт вплотную — пара манипуляторов выдвинутся из носового отсека «Скиф-Алефа», плотно обхватят корпус и, Шарль, врубив оставшийся комплект бустеров, развернёт его в сторону от «Зари». А там — пусть себе летит! Скорректировать её курс японцы уже не смогут, почти всё топливо наверняка израсходовано на этапе разгона. Места в Солнечной системе достаточно, и вероятность того, что начинённая термоядерным адом сигара попадёт хоть куда-нибудь в ближайшие пару миллионов лет, куда ниже шанса встретить на московской улице живого динозавра. Хотя… как в том анекдоте? Пятьдесят на пятьдесят, либо встречу, либо нет…

Динамик ожил.

— Алекс, слышишь меня?

— Шарль? — у меня словно гора с плеч свалилась. — Ты её поймал?

— Поймал. — подтвердил гасконец. — А вы его поймали?

— Конечно. — подтвердил я. — Сейчас сидят с Кащеем в кузове буханки, в себя приходят. Слушай, зачем это всё было, а? Теперь замучаемся объяснительные писать! Ты же знаешь Волынова, с живых не слезет…

— Ничего, как-нибудь… — я словно наяву увидел, как он весело скалится за прозрачным забралом. — А что вот так, неожиданно — прости, не захотел подвергать Диму лишнему риску. Ты же знаешь этих японцев, они… как это по-русски, совсем безбашенные, да?

Это слово он произнёс с ударением на последний слог. Я улыбнулся.

— И потом, это же я во всём виноват! Не затяни я тогда с посланием Стивена — ничего этого и не было бы… наверное…

— То-то, что наверное! — мне остро захотелось обложить Шарля матом. — О каком риске ты говоришь? Нет никакого риска, всё уже позади! Сейчас отработаешь бустерами, расцепляйся — и пусть это дерьмо летит себе хоть до самой Тау Кита!

— пропел Шарль куплет песенки, Высоцкого, знакомой ещё с артековской «космической» смены. — Так что ли, Алексис?

— Так и есть! — согласился я. — Хороший такой сигнал, мегатонны на полторы, если верить Стивену. Ты уж давай, не тяни, хорошо? Заканчивай — и назад! А насчёт послания, тоне бери в голову, ни в чём ты не виноват, сколько раз повто…

Впереди, там, где согласно показаниям радара, должна была находиться торпеда с прилепившимся к ней ботом, вспыхнула яркая точка. По барабанным перепонкам хлестнул пронзительный взвизг, шкалы, циферблаты, экраны мигнули — и всё, только в центре радарного экрана расплывалась светящаяся клякса. Я обмер. Может, это мне только привиделось, или случился сбой электроники — немудрено, по соседству с этим тахионным чудищем…

Щелчок, тумблер на частоту маячка «Скиф-Алефа» — в эфире только вой помех. В окошечке регистратора рентгеновского излучения всплеск — не такой уж и сильный для полуторамегатонного взрыва…

Нет… конечно же, нет! Сам-то себя не обманывай, какие видения, какой сбой? Случилось то самое, непоправимое, чего опасался Шарль и о чём прямо-таки вопила мой интуиция.

Это Джордж Лукас мог в ответ на упрёк в звуковых эффектах, сопровождающих взрывы планет в его саге ответить: «Это моя вселенная, и в ней планеты взрываются с грохотом!» Но я-то живу в реальном мире (или в том, который привык считать за таковой уже несколько лет кряду) — и был прекрасно осведомлён, что звук взрывов в космическом пространстве, существует лишь в воображении сценаристов — в реальном, не кинематографическом космосе им попросту неоткуда взяться. Не может быть ни гигантской ослепительной вспышки, ни смертоносного теплового излучения, выжигающего на стенах силуэты людей, ни разбегающейся от эпицентра кольцеобразной призрачной волны, способной разрезать пополам некстати подвернувшийся астероид, ни даже губительный для аппаратуры электромагнитный импульс. В наше время даже десятикласснику, не пренебрегавшему уроками физики и НВП, было известно, что всё это — следствие многократного поглощения и переизлучения энергии взрыва атомам газов, составляющих атмосферу и прочих сопутствующих явлений. В межпланетном же пространстве спецэффекты сведены к минимуму, за исключением, разве что, всплеска в рентгеновском диапазоне — как раз такого, что зарегистрирован бортовой аппаратурой «буханки»…

За спиной заскрипело, залязгало, в кабину протиснулся Кащей в скафандре. Из-за его спины выглядывал Дима. Забрала шлемов у обоих откинуты, на лицах — ни тени страха или беспокойства. Ну конечно, откуда — они же не видели яркой, но совсем не страшной точки посреди экрана…

— Что за помехи? — Юрка ткнул пальцем вперёд и вниз, туда, где должен сейчас находиться «звёздный обруч». — Опять эта штука фокусничает?

Я стиснул до хруста зубы — только бы не заорать от безнадёжности…

— Это не «обруч». Японская торпеда самоликвидировалась… а может они сознательно дали команду на подрыв, с этих сволочей станется!

Он непонимающе уставился на меня.

— Самоликвидировалась… взорвалась то есть? Это что, был ядерный взрыв? Но, как же… там ведь «Скиф-Алеф», Шарль?

Меня трясло — ещё немного, и не выдержу, сорвусь, начну биться, словно в эпилептическом припадке…

— Ты что, не понимаешь, Юр? Бот оказался в самом эпицентре термоядерного взрыва! Их даже не на атомы разнесло — на элементарные частицы, кварки!

Юрка ошарашенно охнул. Я повернулся к пульту — свет шкал и экранов приборов смешивался в отсветами мириад безнадёжно далёких звёзд, заполнивших черноту, в которой развеялось то, что совсем недавно было десантным ботом и живым человеком.

Что ж, и на том спасибо… Я постучал согнутым пальцем по корпусу передатчика. Привычный, почти инстинктивный жест, вроде того, как стучат по крышке лампового телевизора, когда тот начинает барахлить.

Но этого не требовалось — на панели загорелась зелёная лампочка, засветились шкалы, и в динамиках сквозь трески и шорохи потревоженного эфира прорвался голос.

— «Гнездо» вызывает «Птичек». — заговорил Волынов. Монахов, Шарль, ответьте «Заре». Наши приборы с ума посходили, что у вас там стряслось?

Ответить я не смог. Горло перехватило, вместо слов наружу рвался какой-то вой, и я с трудом его удерживал.

Кащей вовремя оценил моё состояние — перекувырнулся через мою голову, зацепив башмаками «Кондора» потолок кабины, выругался, устроился в ложементе щёлкнул замком пристяжных ремней и завладел микрофоном.

— «Гнездо», у нас нештатная ситуация. Японская торпеда сдетонировала. Вероятно, получила команду на самоликвидацию.

Пауза тянулась невыносимо долго.

— А д’Иври с Ветровым?..

— С Димой всё в порядке. В момент детонации он был на борту «буханки» и не пострадал.

— У вас на борту? Но почему?..

— Шарль его катапультировал… принудительно. Мы подобрали.

— А сам он остался на «Скиф-Алефе»?

— Да. Догнал торпеду и зацепил манипуляторами. Мы пытались с ним связаться, и сейчас пытаемся, но ответа нет. На радаре… Юрка скосил взгляд на экран, потом на ящик регистратора. — На радаре тоже пусто. Приборы зафиксировали сильный всплеск рентгеновского излучения. Это всё.

…Действительно — всё, говорить больше не о чём…

— Что с нашей торпедой? Вы её видите?

Я отобрал у Юрки к микрофон, одновременно пытаясь разобрать что-то на экране радаре. Что бы не случилось, пора брать себя в руки — капитан я, в конце концов, или тряпка?

— Борис Валентиныч, это Монахов. Докладываю: торпеду ясно вижу. Идёт заданным курсом, отклонение в пределах… да, в пределах допустимого. До контакта минута сорок семь.

— А «Фубуки»?

— Японцы в створе тахионного зеркала, на высоте примерно шестисот километров. Включили маневровые, разворачиваются.

— Пытаются выйти из створа?

Вместо меня ответил Леднёв — конечно, Валера на мостике, где ж ещё ему быть?

— Нет, они повернули к нашей торпеде, наращивают ускорение.

— Поздно. — в голосе Волынова мелькнуло удовлетворение. Теперь ни до неё никак не дотянутся. Середа, передавайте на всех частотах: «Заря» — планетолёту «Фубуки». Ваш курс ведёт к опасности!’ А вы, Монахов, уносите оттуда ноги и поскорее!

Я посмотрел на радар. Рядом с отметкой «Фубуки» лихорадочно мелькали цифры — вектор, скорость, ускорение.

— Борис Валентиныч, японцы не успеют выйти из створа «обруча». Если торпеда сработает, их захлестнёт энергетическим выбросом! Может, отменить подрыв?

Пауза длилась невыносимо долго — между двумя ударами сердца, набатом отозвавшимся в мозгу.

— Никаких отмен. Мы их предупредили, теперь пусть пеняют на себя. А вы разворачивайтесь — и прочь оттуда, на полной тяге!

— Погодите, Борис Валентиныч! — голос Леднёва едва не срывался на крик. — У «буханки» датчики направлены вперёд по курсу. Если они сейчас развернутся, мы не получим показания в момент выброса, а это очень, очень важно!

— Монахов, всё слышали? — отозвался Волынов. — Готовы задержаться для сбора данных?

Я посмотрел на Кащея. Юрка отвернулся, делая вид, что его эти разговоры не касаются.

— Готовы, товарищ капитан. Если это нужно, разумеется.

— Нужно, Лёшка, очень нужно! — крик астрофизика отразился от стен тесной кабины «буханки». Неужели вырвал микрофон у Волынова?

— Леднёв, к порядку! — рявкнул капитан. — Монахов, время до контакта?

— Сорок три секунды.

Оставайтесь на месте. Примите меры предосторожности… какие нужно.

— Принято! — отозвался я.

Волынов и Леднёв умолкли. В динамиках слышно было тяжёлое, прерывистое дыхание, и я представил, как Валера вцепился побелевшими пальцами в спинку пилотского ложемента, как ползут капли пота по лбу капитана, как схватилась ладонями за лицо замершая в проёме входного люка Юлька — она ведь наверняка там…

— Двадцать секунд до контакта. — заговорил Кащей. — Девятнадцать… восемнадцать… семнадцать…

Точка торпеды на экране почти слилась с плоскостью тахионного зеркала. Сверху к ней огромной жирной мухой ползла радарная отметка «Фубуки». Зачем? Неужели Гарнье не может смириться, что опоздал, что не в состоянии что-либо сделать? И вообще — зачем он затеял всё это? Неужели только из– за своего раздутого сверх разумных пределов самолюбия?

— Девять… восемь… семь… — продолжал отсчитывать Юрка. — Ребята, берегите глаза.

Я поспешно отвернулся, зажмурился изо всех сил и прикрыл лицо руками. И всё равно — вспышка была такой силы, что неистовый поток света пронизал, как лучшее оптическое стекло, металлический корпус буханки, мои ладони в перчатках «Кондора», залил всё вокруг ослепительно-голубым, от которого вот-вот лопнут глазные яблоки, и вскипит мозг.

Сияние, затопившее мироздание, угасло. Я медленно досчитал до двадцати пяти и оторвал руки от лица. В динамике выло и верещало — эфирный след энергетического выброса, ясно…

— Монахов, Кащеев вы как, целы? — проклюнулся сквозь эту неразбериху голос капитана. — Повреждений нет?

— Всё в порядке, Борис Валентиныч! — жизнерадостно отозвался Кащей. — Помехи только сильные, и на радаре сплошь молоко…

Я его не слушал. Леднёв на мостике «Зари» снова дорвался до микрофона и кричал, требуя сделать что-то с датчиками, Волынов пытался его урезонить, Юрка вяло отбрёхивался, ссылаясь то на помехи, то на сбой аппаратуры, а я не мог оторвать взгляда от «обруча». С расстояния в триста километров он занимал почти всё поле зрения, и хорошо было видно, как гаснет в его плоскости тахионное зеркало — медленно, постепенно, теряя яркость от центра к краям. Вот от огромной зеркально лиловой мембраны остался узкий, стремительно тускнеющий поясок, вот он сжался до нити — и погас. А на его месте загорались, словно прорываясь сквозь бархатную черноту звёзды — такие мирные, безмолвные… далёкие.

Я щёлкнул тумблером передатчика.

— «Гнездо», это «Птичка Первая» Операция успешно завершена. Задание Земли выполнено, «обруч» погас. Мы возвращаемся, «Заря»!

X

«…Мне и раньше случалось просыпаться после ударной дозы успокоительных, и могу вас заверить — ощущения самые мерзкие, особенно когда вкалывали их несколько раз подряд, не выводя предварительно из лекарственного сна. Именно так медики поступили со мной — и, наверное, правильно сделали. Юлька и Кащей рассказывали, что когда меня извлекли из ’буханки» и притащили в медотсек, я вообще не воспринимал окружающее. Не отвечал, когда ко мне обращались, не реагировал, если кто-то тряс меня за руку, вообще не шевелился — только смотрел в потолок перед собой немигающими глазами. Медики после первого же осмотра констатировали кататоническое состояние на почве сильнейшего нервного срыва, и вкололи мне лошадиную дозу какой-то гадости, а пятнадцать часов спустя повторили ещё раз, и ещё. Когда я пришёл, наконец, в себя, на корабельном календаре сменились уже двое суток; меня осмотрели, сделали ещё полдюжины уколов и, уступив слёзным мольбам, позволили перебраться из медотсека в свою каюту, приходить в себя, восстанавливаться, отъедаться — двое суток меня кормили внутривенно, через катетер, и на аппетит я не жаловался. Оля Молодых в нарушение корабельных правил, настрого запрещающих принимать пищу в каютах, таскала мне куриный бульон, сладкий молочный суп и тосты. Я сметал всё подчистую, мечтая о мясе, жареной картошке и свежесваренном кофе — тщетно, в вопросах диеты что Оля, что Юлька, что присматривавшая за мной главврач «Зари» Елена Олеговна Гостилина были неумолимы. Как и в вопросах предписанного покоя: строжайший постельный режим, упомянутые уже супчики, полстакана красного вина перед сном на предмет подкрепления сил — терпите, товарищ космодесантник, восстанавливайте силы, вы ещё нужны родной планете!

Зато перекрыть доступ визитёрам мои церберы не смогли — хотя и пытались. Елена Олеговна заявила, что больной нуждается в покое, а, следовательно — никаких гостей, никаких новостей, никаких рассказов! На это я ответил, что без свежей информации о том, что творится за стенами каюты, изведусь, и никакое лечение не поможет. Пришлось ей уступить, взяв с Юльки слово, что визиты не будут длиться дольше пяти минут. В результате за первые же пару часов мою каюту навестили все до единого бывшие «юниоры», и каждый поспешил вывалить на меня ворох новостей. В итоге я сам почувствовал утомление (всё же, двое суток медикаментозного сна — это вам не жук чихнул) — и потребовал больше никого не впускать, пусть хоть с тараном приходят, и провалился в сон, на этот раз без уколов. А когда проснулся (календарь отсчитывал уже четвёртые сутки после нашего возвращения) попросил Юльку вытащить из рундука ноутбук.

Больничная койка(или каюта, без разницы) — вполне подходящее место для ведения дневника, и именно этим я и решил заняться. Скрывать что-то от Юльки, не отходившей от меня ни на шаг, не было никакой нужды, так что я со спокойной совестью вставил в приёмник заветную дискету и принялся стучать по клавиатуре. А всё же, любопытно — ознакомится когда-нибудь с её содержимым, или записи эти так и останутся под грифом «Совсем секретно»?..

За те дни, что я приходил в себя, много чего произошло, и на Земле, и здесь, в Поясе Астероидов. Для начала — восстановилась сверхдальняя связь. Случилось это в тот самый момент, когда схлопнулась «червоточина» — точно, как предсказывали учёные. Так что связь с Землёй у нас теперь стабильная — и по радио, и через «батуты», которые заработали в тот же самый момент. Леднёв с головой ушёл в изучение показаний приборов — уверяет, что стоит на пороге грандиозного открытия, и уже разобрался в том, как Гарнье использовал «червоточину» в качестве межпланетного телефона. Грозится в ближайшее время провести первый сеанс такой связи, не прибегая, к помощи «звёздных обручей» — в отличие от французского астрофизика, он собирается использовать обыкновенные, земной постройки «батуты». И если Валера добьётся успеха — это будет прорыв, новая эпоха в межпланетной связи, без задержек на прохождение сигнала и помех от солнечной активности. В подпространстве, где формируются «червоточины» действуют иные физические законы и, похоже, нам придётся привыкать к ним — как привыкли к тем, что работают в обычном Евклидовом пространстве…

Кстати, о Гарнье. Леднёв категорически отказывается считать его погибшим — как и остальной экипаж японского планетолёта! Да, говорит он, мы все видели, что «Фубуки» поглотил энергетический выброс из обруча. Но разве не то же самое произошло со станцией «Лагранж» или с «Тихо Браге», на котором я и сам находился в этот момент? Спонтанно возникшая «червоточина» забросила их невероятно далеко, на другой конец Солнечной системы — но ни люди, ни техника при этом особо не пострадали. Так почему же, спрашивал Валера, мы отказываемся признать, что и с «Фубуки» произошло то же самое? Да, прошло уже четверо суток, японский планетолёт не дал о себе знать — но разве перебои в сверхдальней космической связи такая уж редкость? Экипажу «Тихо Браге» после вынужденного прыжка через «звёздный обруч» понадобилось несколько суток, чтобы восстановить работоспособность электроники — может, у японцев те же проблемы? И, в конце концов, есть другой вариант: «Фубуки» могло забросить далеко за пределы Солнечной Системы, к примеру, в космические окрестности планеты, откуда прибывали на Луну и в земную пустыню Гоби электрические черви ологой-хорхои. Но даже это ещё не смертный приговор экипажу планетолёта — на «Фубуки», насколько нам известно, имеется не меньше четырёх тахионных торпед, и они смогут предпринять попытку вернуться на Землю «своим ходом»…

Я с Леднёвым согласился — в самом деле, почему бы и нет? Гарнье, конечно, сволочь и законченный псих — но в тахионной физике разбирается, как никто другой, и сможет перестроить торпеды для сверхдальних скачков. И — ирония судьбы! — именно он вместе с экипажем «Фубуки» войдёт в историю, как первые межзвёздные путешественники. Лет через пятьдесят о том, что они устроили здесь, в Поясе Астероидов, будут помнить лишь узкие специалисты, а вот название «Фубуки» будет навсегда списано в историю космонавтики наравне с «Востоком1» и «Апполоном–11». И это, если отвлечься от наших личных счётов к французскому астрофизику, по своему справедливо. В конце концов, ни Колумб, ни Магеллан, ни капитан Джеймс Кук не были ангелами — однако в памяти людской остались их шаги в неизведанное, а никак не неприглядные делишки. Решительно, жизнь полна несправедливости — что на Земле, что во Внеземелье, что, как выясняется, и в Галактике…’

— Стажёр-то твой отличился! — сказал Леднёв. — Доложили уже, небось?

— Нет, не успели. — я отодвинулся в угол койки, освобождая гостю сидячее место. Конечно, каюты «Зари» просторнее крошечных пеналов орбитальных грузовиков, а всё же, места здесь ненамного больше, чем в железнодорожном купе. — Он что, опять кого-нибудь подстрелил?

Леднёв довольно ухмыльнулся.

— Бери выше! Ты в курсе, что мы собираемся зондировать обруч?

Я кивнул. Неугомонный астрофизик, как только установилась связь с Землёй, отправил туда пространный доклад, присовокупив к нему собственной план исследовательских работ. Большая часть доклада была посвящена изучению данных, полученных с приборов Гарнье — и теперь Валера намеревался возобновить изучение «звёздного обруча», но уже с точки зрения разработанной им теории. Суть её заключалась в том, чтобы использовать особым образом подобранные резонансные частоты тахионных полей для получения доступа к полостям, скрытым в гигантском кольце. На вопрос, что, собственно, он надеется там найти, Леднёв пускался в путаные объяснения, понять из которых я сумел одно: в толще загадочного, невероятно прочного сплава могут прятаться тайны сети «звёздных обручей», позволявшей их создателям путешествовать по всей Галактике. Именно так, уверял астрофизик, они попали когда-то в Солнечную систему и, обосновавшись на пятой от Солнца планете — в земных мифах её называли «Фаэтон» — поставили свои «обручи» так же на Земле, Марсе, на спутниках Сатурна и Юпитера и ещё много где.

Но потом случилось что-то, некий катаклизм, отрезавший пришельцев от их галактической транспортной сети, и, чтобы вернуть доступ в межзвёздные просторы, им пришлось строить на орбите «Фаэтона гигантский ’звёздный обруч» — с известным уже результатом. Гибель Фаэтона нанесла смертельный удар чужакам, обосновавшихся в Солнечной системе. Лишённые связи с материнской цивилизацией их немногочисленные колонии быстро деградировали, растеряли знания и технологии — и в результате до наших дней дожили лишь «звёздные обручи», да и то, далеко не все.

Эта теория, безусловно, эффектная, основывалась только и исключительно на вольном толковании немногих фрагментов символов с поверхности «звёздных обручей», которые удалось расшифровать. Конечно, у Леднёва нашлись единомышленники, готовые с пеной у рта отстаивать его идеи — но чтобы убедить научное сообщество и руководство проекта «Великое Кольцо» требовалось нечто поубедительнее. Так что вся надежда в Валеры была теперь на то, что удастся-таки вскрыть полость на Энцеладе и, в первую очередь, на гигантском обруче. Там он рассчитывал найти подтверждение своей теории — чтобы, воспользовавшись полученными знаниями, открыть человечеству путь к звёздам…

Всё это я слышал много раз, ещё на Земле, до отлёта «Зари», и меньше всего хотел сейчас навлечь на себя очередную лекцию. А потому — постарался перевести разговор на другую тему.

— Да бог с ним, с «обручем», никуда он от вас не денется. Ты лучше расскажи, что там Серёжка учинил?

— Так я и рассказываю! — ответил астрофизик. — Понимаешь, прежде, чем начать зондировать «обруч», нужно установить приборы на его поверхности. Сверлить металл «обруча» дело пустое, магнитные крепления тоже бесполезны — не магнитится он, хоть ты тресни! Использовать тросы тоже нельзя, выступов на поверхности, за которые можно было бы зацепиться, присоски в вакууме бесполезны. Мы даже пытались приморозить контейнеры к поверхности обычной водой — но увы, ледяная подушка быстро разрушается в процессе зондирования. Вот и крутись, как хочешь!

Я тяжело вздохнул. Беда с этими энтузиастами от науки им только дай оседлать любимую тему…

— Это всё понятно, Валер, но при чём тут мой стажёр?

— Как это при чём? Он ведь и нашёл способ, как крепить приборы на «обруче»! Откопал, понимаешь, на складе ремонтного оборудования полтора десятка двадцатикилограммовых канистр с полимерным клеем и предложил их использовать. И, представляешь — сработало! Теперь ставим контейнеры под приборы, завтра должны запустить программу исследований…

— Метод Федьки Лба! — усмехнулся я, припомнив эпизод из любимого фильма. — Ну, Серёга, ну молодец! А остальным позорище, в особенности Середе. Склады ремоборудования — его вотчина, должен был догадаться!

— Так клей-то предназначен для крепления плиток термозащиты на кораблях при полётах в атмосфере! На «Зарю» канистры попали случайно, в описи материалов не значатся, на складе их засунули в дальний угол, заставленный какими-то ящиками. Витька туда и не заглядывал, а твой стажёр не поленился — раскопал накладную, перевернул склад вверх дном и нашёл-таки!

— Молодчина Серёжка! — с удовольствием повторил я. — А ты — чтобы сегодня же сделал запись у него в дневнике практики! Парню ещё отчёт сдавать, пригодится!

— Не вопрос! — Леднёв широко осклабился. Кстати, о практике — парень на редкость умело работал на поверхности «обруча». Может, отпустишь его со мной на станцию «Лагранж»? Понимаешь, зондировать эту громадину можно долгие годы, и ничего так и не найти — а на Энцеладе место уже известно, площадка удобная, жилые балки рядом, энергостанция осталось только подобрать резонансные частоты и вскрывать! Опыт у твоего стажёра имеется, он ведь тогда и нашёл панель с люком, и будет только справедливо, если он же её и вскроет. К тому же, на «Лагранже» сейчас ещё двое из их группы — вот вместе и закончат практику. Согласен?

Раздумывал я недолго.

— Только куратором практики запишем тебя, Зурлову и без него забот хватает. Да и характерами они не сошлись, как мне показалось…

— Договорились. — согласился астрофизик. — «Заря» пока остаётся в Поясе, а мы отправимся на «Лагранж» на Тихо Браге, он завтра прибывает с Земли с группой специалистов-тахионщиков. Лёш, может, и ты с нами? Там сейчас будет очень интересно.

…Вот кто-бы сомневался, что именно этим дело и закончится!.

— Извини, Валер, у нас другие планы.

— Ясно… — он кротко вздохнул. — Значит, и Юльку, с собой заберёшь?

— Заберу, уж извини. Пора сделать паузу в наших внеземельных скитаниях, доучиться, а там видно будет. Да и с личной жизнью пора определяться…

— Эгоисты вы оба, вот что! — буркнул Леднёв. — Никакого понимания текущего момента! Личная жизнь у них… А мне что прикажешь делать? На твоей Юльке, если ты не в курсе, почти вся вычислительная работа — кем её заменить?

— Владой. Ей давно прочат большое будущее в математике. После того, как её выперли из «юниорской» программы, девчонка пошла в МГУ, на мехмат — и, насколько мне известно, вполне оправдывает ожидания. Включи её в свою группу стажёром — подготовишь, обучишь вашей специфике, будет тебе новый сотрудник… сотрудница, то есть.

— Стажёром, говоришь?.. — Валерка задумался. — Как-то это слишком… внезапно, что ли?

— И что с того? После истории с японским «обручем», ей какое-то время лучше вообще не появляться на Земле. Ещё и из универа отчислят, она ведь числится в прогульщиках… А если ты пошлёшь запрос на персональную практику, то пока она будет сидеть на «Лагранже», тема как-нибудь да рассосётся.

— Либо ишак сдохнет, либо султан… — пробормотал астрофизик. — А если откажут?

— Не откажут, не в их интересах. Из группы ЭВРовцев, которой она руководила, половина — студенты МГУ, и чем меньше шума будет вокруг этой поганой истории, тем лучше для университетского начальства.

— Звучит разумно. — Леднёв вытащил из кармана огрызок карандаша, задумчиво покрутил в пальцах и засунул обратно. А она-то сама согласится?

— А куда ей деться? На Земле у компетентных товарищей к ней накопилась масса вопросов, но это сейчас. А за год, который она проведёт в системе Сатурна, большинство этих вопросов утратят актуальность. Да и тебе самому… — я игриво подмигнул собеседнику, — сдаётся мне, не помешает симпатичная помощница?

Дверь каюты за астрофизиком задвинулась — как всегда, с лёгким шорохом и перемигиванием лампочек возле блестящего ситечка интеркома. Я откинулся на койке, вытянув ноги — наконец-то один! На экране ноутбука светился загрузочная табличка бортовой информационной базы. Ну вот, снова не выдернул сетевой шнур — а ведь сколько раз давал себе слово отключаться при работе с дневником! Сомнительно, конечно, что кто-то полезет ломать мой ноут — но если так и дальше пойдёт, то неосторожность может войти в привычку… Я ещё раз обругал себя за легкомысленность, извлёк дискету из приёмника и полез в раздел новостей.

Прибывший вчера с Земли «Тихо Браге» привёз в числе прочих грузов, и свежую прессу. Технологии, которые в наше время принято называть цифровыми, не стоят на месте и здесь — газеты и журналы доставили на «Зарю» в виде пачки гибких дисков и загрузили в информационную базу корабля. Теперь любой желающий мог узнать, чем живёт и родная планета, и Внеземелье — в списке изданий значатся и специальные журналы, выпускаемые Проектом для своих сотрудников.

Так, посмотрим, что в мире творится? На днях собирается Генассамблея ООН — собираются принять запрет на любые исследования «батутных» технологий вне Проекта «Великое Кольцо», а заодно и все без исключения исследования инопланетных «обручей» на «Земле и Луне. Что ж, этого следовало ожидать — особенно если вспомнить о страшной судьбе Фаэтона, как и о том, что стало причиной катастрофы на Японских островах. Совет Безопасности уже дважды собирался по этому вопросу, но каждый раз Великобритания пользовалась своим правом ’вето». Но на этот раз терпение остальных членов Совбеза лопнуло — СССР, США и Франция при осторожной поддержке Китая намерены поставить зарвавшихся альбионцев на место.

Параллельно развивается другой скандал, не менее громкий — руководство Проекта обвинило Японию в применении во Внеземелье ядерного оружия. Японцы, разумеется, всё отрицали, требовали доказательств — но после того, как регистрационные ленты аппаратуры с «буханки», были доставлены на Землю и опубликованы, им пришлось сдаться и признать свою вину. А вот британцы, как всегда, вывернулись, объявив, что были не в курсе — да и японцы не так уж и виноваты, поскольку ответственность за всё, включая катастрофу со «звёздными обручами», целиком на безумце Гарнье и его сообщниках. Интересно, как они запоют, когда Стивен поведает журналистам о роли, которую сыграл в этих событиях липовый английский астрофизик Ричард Хадсон? Насколько я знаю, Стив намерен собрать пресс-конференцию на батутодроме Королёва по прибытии с «Гагарина» — и уж постарается устроить из этого незабываемое шоу! Ничего личного, как говорят американцы, просто бизнес — уверен, наш артековский друг постарается содрать с японцев три шкуры за причинённый моральный, материальный и прочий ущерб…

Главная новость Внеземелья: новый планетолёт, младший брат «Зари» ушёл в свой первый рейс к Урану. Ему дали имя «Дискавери», в честь корабля из «Космической одиссеи–2001», отказавшись от названия «Тантра», которое кто-то счёл чересчур уж двусмысленным. Опять же, реверанс в сторону американцев — первый-то тахионник получил название в честь советского «кинематографического звездолёта… А вот французы же, у которых с космической кинофантастикой неважно, собираются назвать свой строящийся планетолёт ’Сирано» — в честь Сирано де Бержерака, первым из французских литераторов описавшего в книге «Иной свет или империи и государства Луны» полёт в космос.

— Всё сидишь за компьютером? — раздалось вслед за шорохом втягивающегося в переборку люка. — Лёш, я же просила не тянуть!

— Тянуть? Кого? За что? — пробормотал я. — Слушай, тут Валера заходил, жалобился, что ты его покидаешь. Ни за что не угадаешь, кого я ему присоветовал взамен!

— Даже пытаться не буду! — Юлька гневно тряхнула своими двумя каштановыми хвостиками. — И вообще, это свинство: корабль отбывает через полтора часа, а у тебя ещё конь не валялся! Упаковывай свои игрушки, а я пока займусь одеждой. Да, и «Скворец» не забудь, а то ведь Сернан ждать не будет, улетит без нас!

— Сернан? Кэп Сернан? Ну да, капитан «Тихо Браге»… Юлькины слова с трудом пробивались сквозь туман, окутывающий мой мозг. — А куда мы летим, на Землю?

— Нет, на Альфу Кассиопеи! — голос подруги сочился ядом кураре. — Лёш, хватит уже валять дурака, собирайся!

Она бесцеремонно сбросила меня с койки (что при половинной силе тяжести, установленной на «Заре», было не так уж и сложно) и вытряхнула из рундука сначала чемодан, а потом и сложенный гермокостюм. Я тяжело вздохнул — подчиняюсь грубой силе! — и принялся собирать вещи. А ведь действительно пора, пора домой! Отдохнуть, перезарядить аккумуляторы души, поваляться на зелёной травке, съездить с дедом и Бритькой в Запрудню, постоять на утиной тяге… Ну и семейная жизнь, конечно — обустроить своё гнездо, и не в родительской квартире а где-нибудь за городом, в лесу, чтобы дом из толстенных брёвен и высоченные сосны прямо у крыльца, и камин, у которого можно устроиться с книжкой и глиняной кружкой, полной обжигающего, пахнущего корицей и кориандром глинтвейна… А ещё — взять в кои-то веки нормальный отпуск, месяца на полтора, и поколесить вволю по планете. В Новую Зеландию, к примеру, съездить — ещё в той, прошлой жизни мечтал…

Нет уж, права Юлька: нечего тянуть, а то, и правда, опоздаем… Я решительно тряхнул головой, сбрасывая дремотное оцепенение этих дней, и потянулся к чемодану.