Таргитай-2. Освобождение

Глава 7

Минуя столы, где с азартом играют в кости, а зеваки наблюдают, кусая губы и отпихивая друг друга, чтобы лучше видеть, как из рук в руки переходят выигрыши и проигрыши, Серхил вывел Таргитая с площади и, проведя вниз по улице, почти сразу нырнул в неприметную дверь.

Они оказались во дворе невысоких домов, обнесенных высоким забором из частокола. На пути возникли два мужика поперек себя шире, с гадкими на вид харями, красными от частых попоек. За поясами поблескивают ножи.

Серхил сделал запрещающий жест, и головорезы разочарованно отошли, вернулись на лавку под навес спрятаться от жары, что накрыла город.

– Где Нестор? – спросил Тарх идущего впереди богато одетого человека с повадками воина. – И что он натворил?

– Еще немного, варвар, – бросил Серхил через плечо. – Сейчас сам узришь товарища, и все поймешь.

Они пересекли залитый солнцем двор. Жар с неба льется такой, будто этот просторный огороженный забором двор, улица, да и весь город, превратились в огромное горнило небесной кузни. Пот струится по вискам и щекам, невр смахивает горячие капли с бровей, но чувствует, что волчовка уже местами сделалась влажной и липнет к нагретому солнцем телу.

Серхил толкнул еще одну калитку, пропуская вперед. Таргитай вошел и оказался под широким навесом. Тут же рядом на сеновале сложены снопы, поодаль забитая под самый верх дровами поленница. Пахнет свежескошенным сеном и конскими каштанами. Время от времени раздается негромкое ржание.

Дудошник узрел Нестора, и глаза Таргитая изумленно расширились. Парнишка стоит абсолютно голый. За одну руку прикован цепью к чугунному кольцу в стене. Левой рукой прикрывает срам. Плечи у него широкие, но мышцы не развиты, кое-где висит жирок, хотя и худой, как щепка.

Увидев Таргитая, Нестор улыбнулся благодарно и одновременно с виноватым видом.

За столом восседают трое мордоворотов. У одного на лысой голове длинный, заправленный за ухо чуб, остальные выбриты наголо. Широкие ладони лежат на столешнице, мужики неспешно перекидываются в кости. Лениво обмениваются репликами, чему-то усмехаются, глядя, как выпадают костяшки.

Когда в калитку вошел Таргитай, а за ним Серхил, тот, что с чубом, поднял глаза, отставил кружку с костями в сторону.

– Смотрю, ты привел того, кого надо, Серхил! – сказал он с довольным видом.

Остальные двое тоже повернулись, отложив игру.

Таргитай оглядел собравшихся. Серхил остался за спиной, но дударь встал так, что теперь за спиной – забор, а провожатый остался с боку.

– Что вам сделал мой друг? – спросил он, кивая на прикованного к стене Нестора. – И за что его раздели?

– Видишь ли, Таргитай, – сказал чубатый, – он проигрался в кости. Как видишь, даже одежду поставил напоследок, надеясь отыграться. Не так ли, друзья? – Он посмотрел на соседей по столу. – Корк, Жбан, подтвердите.

– Все так, Медун. Удача сегодня не с ним, – усмехнулся сосед чубатого, которого звали Жбан. Он положил руки на огромный живот, из-за которого, видимо, к нему прилипло прозвище, поправил широкий пояс, где в ременной петле висит топор.

– Короче, твой друг должен нам пять золотых монет, – проговорил Корк, вытирая капли пота с лысой головы. – Он лично у меня попросил в долг, когда проиграл свои медяки. Усек, Таргитай? Или как там тебя…

Тарх повернулся к Нестору, медленно подошел. Чубатый Медун сделал Серхилу останавливающий жест, и тот остался на месте, а руку убрал от рукояти ножа на поясе. Однако негромко свистнул, и из избы вышло пятеро. Одеты просто, но широки в плечах, а руки по толщине напоминают молодые деревца. Каждый держит либо мясницкий нож, либо дубину, либо топор. Они остановились возле стола, повинуясь жесту Медуна, бросают на Таргитая неприязненные, насмешливые взоры.

Из просторного сарая вышло четверо с толстыми копьями. На железных наконечниках видны зазубрены, чтобы удобнее разрывать кишки, когда вонзишь такое копье в живот.

Таргитай заметил, что потенциальных противников заметно прибавилось, как ни в чем не бывало повернулся к Нестору.

– Это правда? – спросил он, оглядывая раздетого бедолагу с ног до головы. Несмотря на жару, у парня кожа пошла пупырышками, как у гуся, словно его выставили на мороз. – Ты взял у них в долг и все проиграл?

Нестор потупил взор.

– Прости меня, Таргитай… – молвил он. Щеки парня залились краской. – Есть у меня слабость… Иногда просто не понимаю, что на меня находит, не могу совладать…Играю и проигрываюсь в пух и прах. Вот и сейчас – сам не знаю, как это вышло. Они сами предложили занять, я и согласился, не думая.

– Эх… – проговорил невр горько. Затем посмотрел на сидящих за столом дельцов. – Дайте ему одежду. Я заплачу долг.

Жбан и Корк с Медуном переглянулись.

– Прости, варвар, – сказал Медун и развел руками в притворном сожалении. – Деньги вперед. Тогда и одежу вернем.

Дудошник снял с пояса кошель, вытряхнул на ладонь семь золотых. Две убрал назад, а пять положил на стол. Они заблестели, попав под яркие солнечные лучи, что пробиваются сквозь отверстия в деревянном навесе.

Корк хитро прищурился, сгреб монеты рукой. Затем посмотрел на товарищей.

– Как по мне, дело закончено.

Жбан хитро улыбнулся, кивнул Медуну. Тот повернулся к Серхилу:

– Отдай парню одежду, – велел он. – Пусть оба идут.

Одежду быстро принесли. Дрожащими от волнения и унижения руками Нестор натянул портки, рубаху и куртку. Надел потертые кожаные сапоги. Плевать, что не совсем то, что с него сняли, когда привели сюда – главное, размер подошел и дырок нет – ни в нем самом, ни в одеже, а остальное – дело десятое. Одежа – не шкура, дырки легко зашить, а если что – купить новую.

– Ступайте, – проговорил Серхил нехотя. С его лица не сходит насмешливое выражение, на губах змеится улыбка.

Едва калитка закрылась у них за спинами, и на спины и плечи обрушился жар. Направляясь к выходу – другой калитке – через широкий двор, Таргитай увидел, что дорогу преградили двое с красными от попоек харями. Руки потащили из-за поясов ножи с длинными широкими лезвиями. Из ближайшего дома вышло еще четверо. У одного пузо через ремень, зато руки толстые и длинные, сжимают дубину. Другой тощий, как жердь, в руках массивное копье, а остальные двое вооружены топорами. Эти оказались еще и близнецами.

У одного – глаза странно скошены, словно держит в поле зрения сразу весь двор, смотрит в глаза сразу всем боевым товарищам, и мимо него мышь не пробежит, птица не проскользнет, мышь не пукнет.

– Шестеро на нас двоих, – пробормотал Таргитай уныло.

– А ты грамотный, – заметил толстяк, – умеешь считать. Умный – значит, убивать пора.

– Эт точно, – согласился косоглазый с топором. – Пусть только сперва кошелек отдадут.

Остальные четверо закивали, держа оружие на изготовку.

– Мы же все заплатили, – возразил Таргитай обиженно. – Пять золотых монет! Ваши старшие забрали деньги.

– А у тебя в кошельке было больше, – насмешливо проговорил толстяк, поигрывая тяжелой дубиной. – Значит, ты нам задолжал. В этом дворе – все деньги принадлежат нам.

– Так что давай! – поторопил косоглазый зло. Он протянул ладонь и нетерпеливо щелкнул пальцами. Только почему-то сделал это в паре сантиметров от лица Таргитая. – Отдашь деньги, и может, мы вас отпустим.

– Ногами вперед, ага! – подтвердил один из красномордых и захохотал. Остальные тоже принялись ржать как сытые кони.

– Тебе и одной монеты хватит, – сказал вдруг Нестор, глядя на косоглазого.

– Это еще почему? – спросил тот, насупившись.

– Я дам одну, а ты все равно увидишь десять, – пояснил Нестор. Он выставил руку. – Вот сколько я средних пальцев показываю?

– Ну, пять…– пробурчал парень. Потом спохватился, поняв, что над ним издеваются, лицо от гнева залило краской.

Он замахнулся топором, но богатырский удар Таргитая сотряс челюсть, бедолагу отшвырнуло. Он рухнул в дорожную пыль. Невр тут же локтем ударил соседа, тот с воплем схватился за сломанный нос. Топор выпал из рук, едва не вонзившись в ноги.

Одновременно Таргитай вытащил из-за спины Меч. Увидев нечеловеческой красоты клинок, что переливается ослепительно ярким светом, разбойники остановились. На лицах читается смесь испуга и изумления, рты приоткрылись, взгляды прикованы к Мечу Гардея.

– Ты… – проговорил толстяк, глядя уже с неким восхищением и даже благоговением. – Ты – тот самый герой, что победил Протея и убил гигантского волка в горах! Про тебя идет молва, народ складывает легенды!

– Если у тебя есть дудочка, – молвил тощий с копьем, всматриваясь в невра так, что от усилий едва не лопаются глаза, – значит, ты точно – он! Ведь ты – это он, правда?!

– Я – это он, – согласился Таргитай. Достав сопилку, он поднял дудочку над головой, демонстрируя разбойникам.

Толстяк вдруг бросил дубину на землю, со скорбным лицом опустился перед Тархом на колени.

– В твоем присутствии, герой, я странно себя чувствую…Хочется раскаяться в злодеяниях, раздать деньги нищим, спалить дом главаря, а его самого убить и раздать его деньги нищим тоже, ну и немного оставить себе. Я ж тоже почти нищий. Нам платят гроши, а все забирают себе. Если благословишь, обещаю перестать заниматься разбоем и начать достойную жизнь!

Таргитай заулыбался во весь рот, поднял ладонь с растопыренными пальцами над головой толстяка.

– Благословляю на добрые дела! Иди с миром…

Остальные четверо разбойников, из тех, что еще на ногах, наблюдают в немом изумлении. Их взгляды прикипели к толстяку и его брошенной на землю дубине. В глазах медленно поднимается неверие и лютая ненависть.

– Кстати, а если я брошу разбой, мне воздастся за мою праведность? – спросил толстяк, поднимаясь на ноги. Он взял дубину и оперся на нее, как на посох.

– Когда-нибудь боги вознаградят, – пообещал Таргитай с улыбкой.

Толстяк скривился, будто откусил редьки.

– Когда-нибудь? Да нет, спасибо. Мне бы что-то побыстрее, побольше и понадежнее. У тебя в кошельке остались монеты. – Он наставил дубину на Таргитая. – Давай сюда, не то я размозжу тебе голову!

Остальные тоже подобрались, вскинули копья и ножи с топорами.

Таргитай тяжко вздохнул и поднял Меч. Поддавшись зову оружия, он позволил клинку самому крутиться, отбивать удары и рубить в ответ. Он лишь крепко вцепился в рукоять, чувствуя, как через его тело идет странная нечеловеческая сила, что рубит, повергает, уничтожает всех, кто встает на пути.

Казалось, прошла вечность, прежде чем мир вокруг перестал скакать и крутиться. Тарх чувствовал, что сердце колотится в бешеном ритме, горячий пот заливает глаза, жжет солью язык и губы. Оглядевшись, увидел, что вокруг лежат зарубленные не просто те пятеро, но и Серхил, а также Жбан, Медун и Корк, а с ними еще шестеро. Рядом лежат мечи, топоры, ножи и сломанные копья. Разбойники изрублены страшно и жутко, будто Меч не просто убивал, а рубил нарочито жестоко, сильно, чтобы изуродовать трупы и выпить больше крови.

Таргитай посмотрел на клинок – там, как обычно, ни одной красной капли. Поискал взглядом Нестора – тот бледный притаился у забора, смотрит на Таргитая вытаращенными глазами.

Дударь убрал Меч за спину, жестом позвал. Парнишка подошел нетвердой походкой, смотрит опасливо, шарахается от каждого движения Таргитая.

– Ты… – пробормотал он. – Дрался как зверь, что не ведает ни жалости, ни усталости. Ты рубил их так, словно баба кромсает капусту на борщ. Зачем так жестоко, Таргитай?

Невр развел руками.

– Это не я… – сказал он. – В смысле, это трудно объяснить. Но это был не я.

Нестор уставился непонимающе.

– А кто тогда, если не ты?

– Внутри каждого человека сидит зверь, – пояснил Тарх, вспоминая однажды сказанное Олегом, – мы прячем его поглубже внутрь до поры до времени, пока он все же не вырывается на свободу.

– Может, это твой Меч? – не унимался Нестор. – Брось его, раз от него одно только зло!

– Дело не в Мече, – пояснил невр терпеливо. – Когда меня припирают к стенке, я и без Меча…гм… Начинаю звереть. Или если обижают землепашцев или женщин с детьми…

– А землепашцы причем? – не понял Нестор. – Или тебя по голове ударили, пока ты дрался, и, видимо, не один раз?

Его лицо сделалось участливым, в глазах проступило сочувствие.

– В ушах не звенит? – спросил Нестор. – В очах не троится, как у того косоглазого? Может, тебе холодное приложить? К голове или другому месту? – там тоже наверное ушибли.

В горьком отчаянии махнув рукой, Таргитай двинулся к выходу из огороженного забором двора. Понуро глядя на трупы, подумал, что снова действует через убийство и смерть, хотя он уже бог, и должен бы найти какие-то другие методы, миролюбивые. Видать, даже богу трудно избавиться от древней звериной сути, подумал убито.

На изрубленных телах стали собираться черные ручейки муравьев, налетели и принялись кружиться жирные мухи, то садясь, то снова взлетая с мерзким жужжанием.