Челнок остался невредим, и они поднимались в верхние слои атмосферы с большей легкостью и уверенностью, чем при путешествии вниз. Управляли Ата с Вульфом. Другие находились в задней части салона, сосредоточив свои мысли впервые за последнее время не на настоящем, а на будущем.
– Ну, сэр, – сказал Малайке Трузензюзекс. – Мы приносим вам свои извинения. Похоже, что наш вклад оказался исключительно бесприбыльным. Признаться, вначале это нас по-настоящему не заботило. Но после перенесенных вами расходов и опасностей я желал бы, чтобы вы могли получить с этого что-то в смысле более материальной выгоды.
– О, вы теперь без нужды пессимистичны, мой твердопанцирный рафики. – Коммерсант энергично запыхтел невероятно дурно пахнущей трубкой. – Мне достался город, несомненно заполненный до отказа тар-айимскими артефактами и изобретениями… если я когда-нибудь смогу откопать их из этого дьявольского песка! Прекрасная, пригодная для обитания планета. С процветающей водной экологической системой, вероятно, совместимой с челанксийской нормой. Я думаю, эта планета может даже вернуть к жизни парусные корабли, ндийо!
– Этот аспект ускользает от моего понимания, – сказал философ.
– Когда мы вернемся, я покажу вам триоиды. Один из наиболее поэтических образчиков технологического прошлого человека. Нет, нет, с точки зрения феда я не готов считать это путешествие банкротством! И всегда можно поиграть с Крангом, же? Даже если наш юный друг настаивает, что все дело в нелепой случайности, к которой он не имеет ни малейшего отношения. – Он вопросительно посмотрел на Флинкса, который их всех старательно игнорировал. – Но вот для вас, боюсь, это стало настоящим разочарованием. Вы теперь, должно быть, даже более подавлены, чем когда мы приземлились, же?
– Все зависит от того, как посмотреть на это, – сказал Цзе-Мэллори. – Когда мы пустились по следу этой штуки, мы на самом деле понятия не имели, что ожидали найти, за исключением того, что это что-то большое. Когда мы нашли ее, то не знали, что именно нашли. А теперь, когда мы покинули ее… ну, когда вы будете готовы вернуться и раскопать те артефакты, – он взглянул на брата по кораблю, – мы с Тру будем более чем счастливы помочь вам в сортировке, если не в раскопках. И мы все еще можем, как вы говорите, "поиграть" с самим Крангом. Он, по меньшей мере, будет основой для многих объемистых научных работ. – Он улыбнулся и покачал головой. – Одни только психологические и социологические намеки… а, Тру?
– Безусловно, брат. – Транкс усердно пытался изобразить человеческую позу глубокой задумчивости, потерпел неудачу и удовольствовался вместо этого выражением ностальгической беззаботности. Результат также вышел не совсем удачным.
– Похоже, что легенды браннеров и наших первобытных гоминидов имели под собой некоторое основание. Кто бы такое заподозрил? Кранг – и оружие, и музыкальный инструмент.
Они теперь покинули атмосферу, и Ата проложила курс на сближение со "Славной Дыркой".
– Это многое говорит нам о тар-айимах, не упоминая уж о большом шаге к объяснению их интереса к двум таким, казалось бы, противоположным областям, как война и искусство. Не могу, однако, сказать, что мне нравится их вкус. Лично я предпочитаю Дебюсси и Корецкого. Несомненно, для их ушей – или что там у них было – такие звуки являлись приятными и волнующими, может быть, даже патриотичными.
– Песня смерти грохочет, гибель людей в литавры бьет, – процитировал Цзе-Мэллори.
– Порзакалит, двадцать третий сонет, – сказал Трузензюзекс. – Для этого требуется-таки поэт.
– Возможно, я чересчур туп, – проговорил Малайка, – но я все еще не понимаю, как эта келелекуу заработала!
– Вы, капитан, в этом отношении не одиноки, скорее, типичный представитель большинства. Однако, если пожелаете, я могу выдвинуть гипотезу.
– Так валяйте, выдвигайте!
– Очевидно, – продолжал транкс, осторожно отмахивая прочь ядовитые клубы дыма, производимые дымящей трубкой коммерсанта, – машина генерирует какой-то вид вибрации, признаться, я лично колеблюсь навешивать на него ярлык "звуковые волны". Вероятно, какая-то смесь звуковых и гравитационных характеристик волновых форм, которые мы не можем отождествить, хотя и заметили их воздействие!
Помните, как при нашем первоначальном прохождении сквозь атмосферу я отметил необычную плотность двойного слоя ветроблеска? – Малайка кивнул. – Вероятно, эти слои поддерживаются искусственно. Волновое излучение – давайте назовем его, за неимением лучшего или более точного термина, К-волнами – генерируется Крангом. Эти волны проходят сквозь нижний слой металлического ветроблеска, но не сквозь верхний, более плотный. И соответственно, "зацикливаются" потом между двумя слоями, так как теперь они достаточно ослаблены, чтобы оказаться в состоянии прорваться обратно сквозь нижний. Ручаюсь, так они скачут вокруг всей планеты. И наверное не один раз, ибо их постоянно обновляют генераторы Кранга.
– О, теперь я знаю, что это, вероятно, не звуковые волны, – сказал Малайка, – но всепланетная циркуляция в атмосфере? Из единственного генерирующего источника… поддерживание определенной минимальной силы… требуемая мощность… Вы действительно думаете, что такое возможно?
– Я, мой дорогой Малайка, считаю возможным все – если явно не продемонстрировано обратное, – тем более, когда дело связано с этой машиной.
– Это могут быть даже простые звуковые волны, – вставил Цзе-Мэллори. – В прошлом на самой Земле, в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году по старому календарю, в главном океане произошел взрыв вулкана на острове под названием Кракатау. Ударная волна несколько раз обогнула земной шар. Грохот взрыва – помните, простые звуковые волны – слышали на всем полушарии. Учитывая способности тар-айимов и тот факт, что это было намного больше, чем всего лишь звуковые волны, я бы считал генератор таких волн достаточно мощным оружием. Кроме того, мне кажется, что вас не требуется долго убеждать после полученной нами крайне захватывающей демонстрации.
– Вывод постфактум, – сухо сказал Трузензюзекс. – Очень проницательно с твоей стороны, брат. Однако, так как я в этом отношении чуть-чуть осведомленней тебя…
– Спорно!
– …то я брошу это дело. Тар-айимы, как ты говоришь, были вполне способны усиливать природу, извините за каламбур.
– Я бы предположил тогда, что это объясняет случившееся с нашим рафики Никососом, – пробормотал вполголоса Малайка. – Как только его челнок вошел в район действующих вибраций…
– Деструктивное колебание? – добавил Цзе-Мэллори.
– Растрясло на куски? Возможно, – согласился Трузензюзекс. – Или они вызвали аварию, или ослабили атомную структуру. Даже в том, что было, вероятно, самым безопасным местом на планете, вибрации – "музыка", если вам угодно – чуть не развалили мой скелет. Устройство не невозможное. Фантастическое – да, но не невозможное. Меня лично больше интересует метод, примененный для ликвидации их звездолета.
– Ндийо, – согласился Малайка. – Как насчет этого? Он и близко не подходил к атмосфере и поэтому не мог попасть в капкан слоев ветроблеска.
– Если бы Кранг вдобавок к поддержанию непроницаемого защитного экрана вокруг планеты не имел также способностей к нападению, то он бы был не более чем патовым устройством, – продолжал транкс. – Устройство целиком оборонительного характера противоречило бы всему, что мы знаем о психологии тар-айимов. И вы все знаете, как к концу нашего тяжелого испытания столь значительно изменилось качество вибрации. Так вот, Флинкс, ты говоришь, что почувствовал уничтожение другого звездолета, и все же не было никаких признаков взрыва? Ни вспышки, ничего?
Безопасный вопрос, и это он едва ли мог отрицать.
– Совершенно верно, сэр. Он просто… пропал.
– Гм. Подозреваемая возможность, которая, вероятно, никогда не будет подтверждена, но… вспомните, что наш корабль находился на очень небольшом расстоянии и все же явно не пострадал… Я подозреваю, господа, что Кранг – это гравитационный генератор, но такой мощи, о какой не мечтали даже древние Боги. – Он посмотрел прямо в лицо Малайке. – Капитан, что произойдет, если гравитационное поле диаметром приблизительно в один сантиметр и с напряжением, сравнимым по силе с поверхностью нейтронной звезды, столкнется с реальной массой?
Смуглое лицо Малайки за несколько секунд отразило всю гамму чувств от озадаченности до понимания и изумления. А голос отразил сразу все состояния.
– Маниса! Это пустит в ход Прерывание Шварцшильда! Но это же!..
– Невозможно? – улыбнулся Трузензюзекс. – Простите, капитан, но как еще это можно объяснить? Для генерации необходимой такому полю энергии понадобится корабль размером с планету… намного проще использовать планету, а? И помните, нет никаких свидетельств взрыва. Конечно же нет. Даже свет не может убежать от поля такой силы! А гравитация следует закону обратного квадрата, поэтому наш корабль практически не подвергался опасности. Более идеальное избирательное оружие трудно и вообразить. Всего лишь в километре от мишени вы даже не заметите такого поля. Но коснитесь его – и пшик! Мгновенно перестанете существовать! Надеюсь, что у любого хватит здравого смысла, капитан, не баловаться чересчур много с таким устройством. – Голос транкса обрел оттенок стали. – Мы совершенно недостаточно знаем об управлении таким полем. Что если мы откроем способ самораспространения такого поля? Кранг-то явно может это сделать, как именно, я и вовсе не могу себе представить. Но если будет спущено такое неуправляемое поле, то оно просто будет бродить по вселенной, заглатывая… все.
Тут в каюте стало тихо.
– Но я думаю, на это мало шансов, – продолжал он более бодро, – если наш юный друг не сможет опять активизировать механизм. Не говоря уж о том, – добавил он, – чтобы столь же успешно управлять им.
Флинкс уже некоторое время прочитывал грядущее завуалированное обвинение. Он знал, что его требуется опровергнуть. Они не должны думать, что он способен управлять таким угрожающим оружием. Особенно, напомнил он себе, когда он сам не был уверен в этом!
– Я же говорил вам, сэр, я не знаю, что случилось. Машина управляла мной, а не наоборот!
– И все же, – многозначительно сказал транкс.
Было бы легко перестроить мозг инсектоида так, чтобы тот просто принял объяснения Флинкса за чистую монету. Слишком легко. Кроме того, идея преднамеренного вмешательства в мыслительные процессы другого существа была несколько отталкивающей и пугающей. Особенно когда мозг, о котором шла речь, был признанно мудрее его собственного. Сила, напомнил он себе, не знание. В будущем ему понадобится побольше последнего.
– Послушайте, – он думал быстро. Теперь это стало легко. – Что касается "управления" этим устройством, то вы сами говорили, что машина состоит из бесконечно сложных цепей. Коль скоро ее включили, она вполне способна справиться с ситуацией к собственному удовлетворению. Я всего лишь послужил чем-то вроде "водородной свечи", включающей КК-двигатель.
– Гм. А как вы объясните то, что она предприняла именно такие действия, а не какие-нибудь другие?
– Может быть, корабль Никососа сделал движение, истолкованное машиной как враждебное, и она ответила как положено. Наверно, она просто была настроена и готова, когда я вступил в нее. Я, безусловно, мало отличаюсь от прочих здесь присутствующих (ложь!). Вероятно, мой дар, или талант, или как вам там угодно называть его, имел к этому какое-то отношение. Вспомните, когда я в первый раз вступил в нее, это ничего не вызвало.
– У меня такое ощущение, что к этому имели немалое отношение твои собственные страхи в ту минуту. Да, это правдоподобно.
– Верно, – продолжал Флинкс, благодарный за открывшийся выход. – Я был напуган, когда вошел в него в этот раз, действительно напуган (правда!). Машина обязана была уловить мое эмоциональное напряжение. Она ведь, вдобавок, инструмент искусства! Вероятно, при этих условиях ее мог стимулировать любой из нас (возможно, а не вероятно). В любом случае, сейчас все кончено, и я не испытываю никакого желания, ни малейшего, снова попробовать это сделать (смесь правды и неправды!).
– Достаточно, малыш! Ты слишком агрессивен для моего бедного, старческого ума (вздор!). На данном этапе я удовлетворен (Флинкс прочел иное, но это не имело значения). Ты убедил меня в честном и равном словесном бою. Попробуй сыграть со мной в психологические шахматы, и я выиграю у тебя даже веснушки! И все же… – Он взглянул на дракончика, а потом опять на Флинкса. – Ты говоришь, что не чувствуешь в себе изменений? Никаких постэффектов?
Флинкс покачал головой с уверенностью, вызвавшей бы гордость у Мамаши Мастифф.
– Нет. Я действительно не знаю, что случилось. Мой мозг был… – Он оборвал фразу, когда бортовые огни внезапно погасли. Челнок проскочил в свой причальный док в грузовом трюме "Славной Дырки".
– Вот и все, – резюмировал Малайка. К большому удовлетворению всех, его трубка догорела. – Мне очень хотелось бы обсудить это все с вами поглубже, господа, но как-нибудь в будущем. Нафаси, ндийо? Если я не заполучу в самом скором времени в свое горло что-нибудь привычного жидкого состава, то я окончательно рассохнусь.
Он двинулся по узкому проходу между ними и открыл небольшой пассажирский шлюз. Внутрь просочился бледно-зеленый свет из грузового трюма. Обхватив одной рукой Сиссиф, он начал спускаться по выдвижному трапу. Следующей отправилась Ата, за ней – двое ученых. Флинкс снял с подлокотника кресла уютно свернувшегося мини-дракончика и поместил его себе на плечо. И поспешил убраться из челнока. Вульф до сих пор продолжал оставаться личностью, общения с которой Флинкс предпочитал избегать. Добравшись до жилых отсеков, все отправились своей дорогой: Ата и Вульф – в рубку, Малайка и Сиссиф – в свою каюту. Коммерсант еще не пропустил ни капли спиртного, но зато спасся от выкупа и приобрел планету. Даже если он никогда не реализует ни гроша со своего вклада, одного этого вполне хватало, чтобы он был слегка навеселе. Двое ученых приготовились возобновить свою бесконечную игру в психологические шахматы, словно никогда и не прерывали ее.
– По закону это не психоз, – донесся до Флинкса голос заспорившего Цзе-Мэллори. – И ты отлично это знаешь!
– Ай, Бран, как ты можешь такое говорить? Наверняка ведь, когда я совершил скачок на четыре клетки той фигурой вторичного детского страха… – Голоса их растаяли, когда он свернул за угол, направляясь к своей каюте.
Флинкс взглянул на свое плечо: дракончик, явно утомленный пережитым, крепко заснул. Он на мгновение остановился, а затем пожал плечами и усмехнулся. Насвистывая знаменитый и замечательно фривольный мотивчик, он фланировал по коридору в ожидании самого большого псевдобифштекса, какой только мог выдать автоповар. Ему требовалось о многом поразмыслить.
И, подумав, многое сделать.