Глава 5 НАШ ПУТЬ НА ЗАПАД

В задумчивости над смыслом жизни есть перспектива сойти с ума

Тяжело лязгнули железные двери. Военизированный конвой вывел нас на улицу. Снова тот же двор с вышками. Напротив бетонного крыльца, поросшего по трещинам сырым мохом, стоит микроавтобус цвета хаки с маленькими, будто бойницы окнами. Дверь его открыта.

— В машину! — скомандовал один из конвоиров.

Сиденья жесткие. Обтянуты черным шершавым дерматином. Воняло бензином. Мне досталось место возле окошка. Рядом уселся воин с планеты Оум он же Роман Дуров. Юродивый, он же Толя Кожура расположился позади меня. Конвой рассредоточился по свободным местам. Майор опустил свою широкую задницу на место рядом с водителем. Автомобиль фыркнул, забурчал двигателем и резко рванул с места.

Выехали за ворота. За окнами промелькнули ели, да сосенки, и вскоре мы вырвались на широкую городскую улицу, по обеим сторонам которой высились панельные многоэтажки. По ней сновали легковушки неизвестных мне марок и степенно катили автобусы. Будничный день вступал в свои права, и народ спешил по своим делам.

Я обратил внимание на полное отсутствие каких-либо рекламных щитов. Лишь изредка на нижних этажах домов встречались вывески с надписями «Гастроном», «Универмаг», «Кафе-бакалея», «Соки-воды». Красные плакаты с лозунгами «Народ и Партия едины!», «Мы к коммунизму держим путь!», «Слава КПСС!» и прочие атрибуты идейно-воспитательного содержания встречались повсеместно.

Да уж, этот Красноярск разительно отличался от того, в котором я жил в ином измерении. Я не узнавал его и не понимал, в какой части города нахожусь. Многоэтажная застройка, закрывала собой широту пространства. Это не позволяло мне зацепиться взором за окружающий природный ландшафт с его горными отрогами Куйсумского хребта и определить, свое местоположение. Но уже вскоре перспектива улицы впереди открылась видом на знакомый силуэт Караульной горы с часовней, венчающей ее вершину, и я сообразил, что мы подъезжаем к историческому центру города с западной стороны.

Миновали мост над железнодорожными путями.

Центр города встретил меня знакомыми старыми зданиями. Я узнал Проспект Мира. Но здесь, судя по вывеске, он имел название «Проспект Сталина». Пересекли проспект, несколько поворотов, и вскоре подъехали к трехэтажному зданию из желтого кирпича, в котором я узнал краевой призывной пункт. Он был точно такой же, как и в моем мире, откуда я в свое время направился в Вооруженные силы России. Перед микроавтобусом открылись железные ворота в бетонном заборе, и он въехал на широкий асфальтированный двор. На какой-то миг мне показалось, что я вернулся в свой мир, когда увидел все тот же плац в пределах периметра забора и маячащих на нем группами и поодиночке призывников, в ожидании отправки в войска.

— Выходим! — скомандовал майор и выбрался из автобуса. Мы не заставили себя долго ждать. Выбрались вслед за ним.

К майору подошел долговязый лейтенант с длинными, как у гориллы руками. Его продолговатая физиономия была похожа на морду коня в фуражке.

— Вот, — майор показал на нас. — Как и обещал. Орлы!

Лейтенант окинул нас критическим взглядом и удовлетворенно кивнул.

— Здесь документы на них, — майор отдал ему коричневую папку и показал на меня. — На этого только поддельная ксива есть. Данные с нее возьмешь.

— Разберемся, — ухмыльнулся лейтенант.

— Ну, бывай. С тебя бутылка, — майор хлопнул лейтенанта по плечу и нырнул в микроавтобус. Тот развернулся и выехал за ворота.

Лейтенант приблизился к нам. Его взгляд был мутен, неприветлив и не обещал ничего хорошего.

— Вас привезли из психушки, — произнес он пропитым голосом. — Я лейтенант Харченков. Со мной шутки плохи. Не советую больше симулировать. Сейчас вы пройдете со мной. Вам оформят военные билеты и выдадут сухой паек на дорогу. Шагом марш!

— А комиссия! Где медицинская комиссия! — нервно выкрикнул юродивый Кожура.

Лейтенант медленно обернулся.

— Какого хрена? Все комиссии вами давно уже пройдены наперед, — зловеще произносит он. — Все вы признаны годными к военной службе. Еще вопросы есть?

— Никак нет, — промямлил Кожура.

— Очень хорошо. Все за мной.

Мы гуськом тронулись за лейтенантом, вошли в здание сборного пункта и поднялись по лестнице. Всё здесь, так же как и тогда в моем мире в тот день, когда я покидал гражданку. Всё те же затертые множеством ног бетонные ступени, крашеные стены, серые двери и серые фигуры новобранцев в коридорах.

— На подстрижку, — лейтенант указывает на одну из дверей, — А потом ждите меня здесь.

За дверью комната с кафелем на стенах. Пара стульев. Возле них два хмурых бойца в клеенчатых фартуках ловко орудуют стригущими электрическими машинками над головами новобранцев. Стригут наголо. Процесс идет быстро. Минута — другая и подходит наша очередь.

— Мне не надобно сие, — гордо заявляет Кожура. — Я с детства предчувствовал свое предназначение истинного воина и подготовился заранее в лысом виде к несению воинской службы.

— Ты хорошо подготовился, — соглашается один из парикмахеров. — Пошел отсюда!

— Мне, пожалуйста, виски прямые сделайте, — нагло ухмыляется Роман.

Через пару минут мы лысые покидаем парикмахерскую. В коридоре напротив двери на скамье нас ждет Кожура. Мы садимся рядом с ним.

— Красавцы! — восторженно восклицает он. — Короче, ребята, мы встряли! Хана! Теперь от звонка до звонка! Да и хер с ним! Напишу из армии папаше с мамашей, что жив и здоров. А то они уже в трансе полном. Уверены, что их единственный сынок рехнулся напрочь. Пусть же обрадуются и возгордятся.

Таращусь на Кожуру. Удивлению моему нет предела. Это ж надо так уметь притворяться! Этот юродивый вел вполне себе адекватный разговор. Его помешательство, как водой в унитаз смыло.

— Так ты это что? Так ты в дурке откосить пытался? — спрашиваю я. — Ты не псих?

— Можно подумать, что ты псих? — хмыкает Кожура. — Придумал тоже! Пришелец из параллельных миров. Сам додумался, или кто подсказал?

— А он? — я мотнул головой в сторону Романа.

— Тоже симулянт! — уверенно заявил Кожура и хлопнул Романа по плечу. — Ты симулянт?

Роман, молча, кивнул.

— Выходит — вы уклонисты чертовы не желали служить Родине своей! — возмутился я. — И вот из-за таких как вы у нас СССР и развалился! Как вы могли так поступить? Я лично в своем мире отдал свой долг стране. Служил в мотострелковой части. И все потому, что не мог поступить иначе. А вы… Эх вы… У меня слов нет!

Кожура и Роман переглянулись. Кожура покрутил пальцем у виска. Роман пожал плечами.

Оба молчали, и я тут же сообразил, что в своем негодовании сморозил лишнего про свой мир. Иначе как сумасшедшим я и не выглядел в глазах этих негодяев. Да и что с ними разговаривать?

Больше ничего не сказал. Замкнулся в себе.

— Воистину пути Господни неисповедимы, — неожиданно забормотал Кожура. — И не судите, да не судимы будете, ибо каждый уже осужден свыше, и что день грядущий готовит нам, знает токмо отец наш небесный. Какими мы будем завтра не дано знать, ибо апокалипсис духовный грядет пред каждым из нас, и свет великий чрез устремление в духе святом может озарить душу грешную в каждый миг существа нашего.

— Заткнись, — Роман мрачно глянул на Кожуру. — Ты чего пургу опять несешь?

— Не знаю, — пожал плечами тот. — Обидно. Так все было хорошо. Феликс уже готов был справку выдать и тут на тебе! Да и ноутбук жалко. Сломал зря.

— Откуда из тебя вся эта хрень лезет?

— Не знаю, — Кожура снова пожал плечами. — Может быть потому, что у меня философский склад ума. Я прирожденный философ и могу часами размышлять о смысле жизни.

— В задумчивости над смыслом жизни можно реально рехнуться, — уверенно произносит Роман. — Долго нам еще тут сидеть? Я в сортир хочу.

— Сортир недалеко. За углом коридора, — я мотнул головой в сторону.

— А ты откуда знаешь? — удивленно спросил Роман.

— Он настоящий псих, — ухмыляется Кожура. — Ему свыше голос сообщает.

— Знаю по запаху, — объясняю я, припоминая, как посещал эту комнату в своем мире.

— А, понятно. Я сейчас.

Он срывается с места и скрывается за углом.

Дверь по соседству со скамейкой открылась, и в проеме показалась физиономия Харченкова.

— Все ко мне! А где…

— Он рядом в сортире. Приспичило, — пояснил Кожура.

— Тащи его сюда!

— Я тут! Тут! — Роман выскочил из-за угла, на бегу поддергивая штаны.

Вошли в просторный кабинет. За широким письменным столом возле окна сидит сумрачный ефрейтор. Стол завален стопками каких-то бумаг и папок. Правый угол стола занимает открытый ноутбук. На тумбочке принтер. На столе вижу свой паспорт и три красные книжечки. Это военные билеты.

— Садимся на стул по очереди, — буркнул ефрейтор, ткнув пальцем за наши спины, и достал из ящика стола фотоаппарат.

Я оглянулся. Справа от двери на фоне висящей на стене белой простыни стоит стул. Первым сажусь на него. Не сходя с места, ефрейтор наводит на меня объектив.

— Следующий!

После короткой фотосессии с нами, ефрейтор еще некоторое время тупо и долго колдует на клавиатуре ноутбука.

— Сычев, ты чего возишься? Давай быстрее! — торопит его лейтенант.

— Куда быстрее-то? Зачем? Солдат спит — служба идет, — бормочет ефрейтор.

— Я тебе посплю! О дембеле думаешь? Мыслями уже дома? Когда у тебя дембель?

— Этот призыв закончится, и домой.

— Через неделю, значит. Понятно с тобой все. Что будешь на гражданке делать?

— Сначала набухаюсь, отдохну пару недель, а потом работать пойду. Меня в райком комсомола обещают пристроить инструктором.

— Инструктором? В райком? Врешь, однако, — лейтенант недоверчиво скривил лошадиную физиономию.

— Чо мне врать-то? Я искренне предан идеям коммунизма. Ленина читал.

Принтер загудел. Из него медленно вылез лист бумаги с нашими фото. Ефрейтор аккуратно вырезал их, смазал клеем, прилепил в военные билеты и приложил на них печать.

— Все, — облегченно выдыхает он. — Держите, вояки. Храните их, как свои яйца!

Мы прячем военные билеты в карманы пижам.

— Пошли дальше! — приказывает лейтенант.

Дальше был склад. Здесь нам выдают армейские вещмешки с сухим пайком в виде черствой буханки серого хлеба, банки сгущенки и двух банок тушенки.

— Все стразу не жрать! Это вам на день, — предупреждает лейтенант. — Пошли дальше!

Дальше был зал ожидания с лежанками, обшитыми коричневым дерматином, обсиженными десятками лысых новобранцев. Здесь воздух был пропитан душным запахом пота, замешанного на хмельном перегаре. Лейтенант подводит нас к группе молодых людей в количестве восьми, устроивших на одной из лежанок импровизированный стол. На нем среди пластиковых стаканов, нарезки колбасы, банок с кильками, кусков хлеба и сала стоит початая бутылка водки.

— Вот, — лейтенант указывает на молодых людей. — Это ваша команда. Номер 114. Сидите тут и ждите оповещения. Отправка примерно через пару часов.

— Товарищ лей…, товарищ лейнетант, — заплетающимся языком выдавливает из себя один из участников застолья. При этот его рот блещет металлической фиксой. — А я не хочу в стройбат. Я желаю отдать Родине свою честь с оружием в руках. Можно меня…

— Можно Машку за ляжку, — прерывает его лейтенант. — Отставить разговоры! Бухайте поменьше! Чтобы у меня все на ногах стояли при отправке! Иначе поедете служить на южный берег Северной земли.

— Так точно, твердо стоять на ногах! — обладатель фиксы гордо вскидывает голову и, приложив правую ладонь к виску, провожает уходящего лейтенанта мутным взглядом, затем широко разводит руками.

— Присаживайтесь братаны! Меня Серегой зовут, а вот это Степан. Мы вместе с ним зону топтали. Тут мы все ребята серьезные. В натуре, кореша?

Все кореша дружно, как один закивали в ответ. Мы присаживаемся на лежанку.

— А вы откуда такие? — спросил Степан. — Вас будто прямиком с зоны пригнали. Но вы в странную робу вбились.

— Нас с психушки привезли, — пояснил Кожура.

— Так вы психи?

— Были, но уже вылечились.

— Ну, да! — Степан недоверчиво уставился на Кожуру. — Псих, это навсегда.

— Армия лечит все, — поясняю я.

— Точно, братан! — Серега хлопает меня по спине ладонью. — Армия — лучший доктор! Выпьем за армию!

— Выпьем, — соглашаюсь я.

— Степан! Еще три пластика!

Степан достал из-под лежака три стаканчика, и в них с веселым бульканьем потекла водка. Она теплая и противно застревает в горле.

— А куда нас повезут? Кто знает? — спрашивает Роман, прожевав кусок сала.

— В Благовещенск. В стройбат, — отвечает Серега.

— В стройбате деды лютые, — хмуро произносит Степан.

— Главное вместе держаться. Тогда мы всех дедов зажмем, — самонадеянно заявляет Серега. Точно я говорю, кореша?

Все опять дружно кивают.

— Зажмем, зажмем.

Некоторое время все сосредоточенно жуют.

— Опять Харя идет, — настороженно произносит Серега, глядя мне за спину. Я оглядываюсь. К нам приближается лейтенант вместе с каким-то коренастым широкоплечим сержантом.

— Вот, все что есть. Выбирай, — ухмыляется лейтенант.

Сержант цепким взглядом изучает нашу компанию. Его широкую грудь украшает краснознаменный гвардейский знак и еще несколько армейских значков.

— Вот эти в сером, — уверенно произносит он после недолгих раздумий.

— Их из дурдома привезли. Они симулянты, — предупреждает лейтенант.

— Мне пофиг. Я их забираю.

— Как скажешь, гвардеец, — пожимает плечами лейтенант. — Психи, подъем! Смирно!

Мы вскочили на ноги.

— Моя фамилия Сукорюкин, — представился сержант. — Вам выпала честь служить в краснознаменном гвардейском мотострелковом полку имени Ленинского комсомола. Следуйте за мной!

— А я! Я тоже хочу в гвардию! — завопил Серега.

— Четвертый лишний, — ответил сержант и направился к лестнице. Мы переглянулись и ринулись за ним.

Спустились во двор на плац.

— Команда 117 ко мне! — зычно крикнул сержант. — В две шеренги становись!

Примерно два десятка человек сбежались в центр плаца и построились в линию. Сержант оглянулся на нас.

— А вам что пинка под жопу? Быстро в строй!

Мы дополнили шеренгу по правому флангу.

Сукорюкин забрал у всех новобранцев военные билеты, сложил их в полевую сумку, затем вытащил из нее какие-то бумаги и, заглядывая в них, провел перекличку.

— Товарищ сержант! Товарищ сержант! — жалобно заскулил, кто-то из призывников. — А я… А мне в туалет…

— Отставить разговоры в строю! Раавняйсь! Смиирно! Налееву! Шагом арш!

Ворота перед нами открылись. Наш неровный строй покинул двор сборного пункта На миг остро пронзило ощущение, что я сплю. После дембеля на гражданке мне не раз виделись сны, где я вновь и вновь проходил армейскую службу. Вновь и вновь во снах я проходил эти ворота. Но теперь это был не сон. Это был бред. Мне вдруг стало весело. Еле сдержался от нервного хохота.

За воротами нас ждал небольшой автобус. Его двери были открыты.

— Прыгайте быстро! — скомандовал сержант.

В автобусе было жарко. За рулем сидел потный круглолицый мордоворот с погонами младшего сержанта и лениво потягивал пиво из бутылки.

— Все сели? — спросил он, не оборачиваясь, и бросил пустую бутылку через открытое окно на газон.

— Гони, — махнул рукой вперед Сукорюкин. — Времени в обрез. За полчаса доехать надо.

— Нет проблем. Держитесь крепче, — ухмыльнулся водила.

Двери автобуса закрылись, и он рванул с места. На повороте при выезде на улицу его ощутимо накренило.

Сидящий со мной по соседству Кожура весомо навалился на меня.

Автобус мчался по улицам, виляя задом и обгоняя авто. В нем все скрипело, хрипело и лязгало.

— Наш путь на кладбище! — послышался сквозь этот шум чей-то возглас.

— Отставить разговоры! — прикрикнул Сукорюкин.

Я не забывал смотреть по сторонам. Дома, машины, люди. Мы выехали из исторического центра с его старыми зданиями. Автобус покатил среди новостроек, и я снова перестал понимать, где мы. Вскоре выехали на загородную трассу. Водила втопил педаль газа на полную. Движок дико взревел, готовый взлететь из-под капота.

По сторонам дороги раскинулись поля с перелесками. Вдали просматривалась малоэтажная застройка каких-то поселений. Изредка на обочинах мелькали плакаты с разными социалистическими лозунгами.

Трасса с разделительной полосой была широкая. Справа промелькнул дорожный указатель с надписью «п. Емельяново». И это были знакомые для меня места. Мы ехали на запад.

Поселок раскинулся на километры справа от дороги своей малоэтажной застройкой с огородами.

Развязка в разных уровнях. Мы сворачиваем по ней налево и несемся дальше. Да мы никак в аэропорт рулим!

Не ошибся. Поворот направо. Дорога рассекает лес.

Жилые пятиэтажки справа. Слева широкая площадь с автомобилями. За ним стеклянное здание аэропорта. Само собой, что здесь оно не такое, как там у нас. Здание похоже на гигантский аквариум. По верхней кромке фасада надпись объемными красными буквами «Аэропорт Красноярск». Над входом в здание огромный портрет Ленина из цветной мозаики.

Проезжаем мимо, сворачиваем налево и через ворота в бетонном заборе выруливаем прямиком на летное поле.

Автобус останавливается возле большого серого самолета с красными звездами на бортах и крыльях. Самолет неизвестной мне модели. Его объемное брюхо в хвостовой части открыто. Неподалеку стоит пара вертолетов. Вдали виднеются еще несколько крылатых машин. Слышен звук реактивных двигателей. Пахнет керосином.

— Выходим! — командует Сукорюкин.

Мы выбираемся из автобуса.

— Загружаемся, быстро! — Сукорюкин показывает на зияющее чернотой нутро самолета. Мы взбегаем туда по широкому пандусу.

Внутри самолета все пространство доверху заставлено какими-то ящиками, тюками и контейнерами.

— А где? — недоуменно озирается по сторонам Кожура. — Где тут сидеть? Где кресла?

— А тебе, что? Салон люкс подавай? В нашей попутке вот на этой доске будешь сидеть, — Сукорюкин тычет пальцем на узкую деревянную скамью вдоль борта. — За пять часов полета не развалишься. Все лучше, чем на поезде в вонючем вагоне четверо суток пилить.

— А куда летим? — полюбопытствовал я.

— Наш путь на запад. Ленинград. Сертолово, — ответил он.

— А часть? Номер части какой?

— А тебе зачем? — насторожился сержант.

— У меня друг служил в Сертолово-2, — нашелся, что ответить я. — В мотострелковой части служил.

— Да, мы туда и направляемся. Военная часть 37551. Это наш двести семидесятый гвардейский мотострелковый Ленинградский Краснознаменный ордена Кутузова полк, — гордо ответил сержант. — Этот полк ведет свои традиции от Копорского полка созданного еще царем Петром Великим более трехсот лет назад. Понял, куда ты едешь, симулянт? Мы там из тебя настоящего воина сделаем!

— Понял, — едва слышно ответил я мгновенно пересохшим горлом. Было от чего. Это была та самая часть, где я служил в своем мире несколько лет назад.

Загрузка...