Глава 18 МАТРЕШКА С ВОДКОЙ

Дурак, совершенствуясь, становится круглым

Сборы наши были не долги, сродни боевой тревоге. Но прежде с нами провел разъяснительную беседу замполит роты Ломодуров. Перво-наперво он сообщил, что зеленый свет на проезд за рубеж дан нам на самом высоком уровне в результате личной договоренности Президента США и генерального секретаря ЦК КПСС Сергея Николаевича Жукова.

И далее Ломодуров торжественно заявил, что все это вместе взятое накладывает на нас огромную ответственность.

— Вы должны помнить ежечасно и ежесекундно, что едете туда вовсе не на прогулку, а в качестве представителей великой страны, — назидательно заявил он и окинул нас грозным взглядом, как бы, оценивая нашу боеготовность к решению поставленной перед нами задачи.

— США нам не друг, — продолжил Ломодуров. — Они, так сказать, там наш противник. И если они пригласили нас туда, то это не значит, что они нам друг. Это хуже врага. Это наш заклятый друг. Помните! Это значит только одно — они хотят усыпить нашу бдительность и, таким образом, проверить нашу боеготовность. Вот. Они будут там смотреть во все свои перископы и бинокли, как мы тут повышаемся. И мы должны им показать это. Мы должны им показать все! И я уверен, что мы покажем. Я буду там, рядом с вами и вместе мы покажем им кузькину мать! И еще! Всем держать язык за зубами. Болтун — находка для шпиона. Вы все поняли?

— Так точно, — лениво кивнули мы.

— И еще очень важная политическая новость, которую только, что сообщили по каналам ТАСС, — патетически вскинув голову, продолжил замполит. — Товарищи! Только что стало известно, что Фронт народного освобождения Матубу перешел в решительное наступление на хунту. Вооруженные революционные отряды успешно продвигаются на юг. Вне всякого сомнения, хунта будет разбита. Ура, товарищи! Решающая битва еще впереди, но я уверен, что победа будет за нами… вернее за народными массами.

Он еще много чего говорил о необратимости мировой социалистической революции, о повсеместной победе коммунизма на планете Земля и счастливом будущем человечества, а мы стояли перед ним втроем по стойке смирно, пока Кожура не уснул стоя и не свалился прямо перед замполитом лбом об пол.

Ломодуров резво в испуге прыжком отскочил назад.

— Что? Что такое! — завопил он.

— Извините, товарищ старший лейтенант, — забормотал Кожура поднимаясь. — Утомился вот в обстановке полевого выхода! Прилег отдохнуть.

— Издеваешься!

— Никак, нет!

— Два наряда вне очереди!

— Так не успею же. Завтра утром отправка.

— Тогда в сортир! Почистить все очки до хрустального блеска!

— Есть, — буркнул Кожура и пошел отбывать наказание.

* * *

Рано утром, на рассвете в новой с иголочки полевой форме доставили нас вездеходом командира полка на военный аэродром под Всеволожском и высадили прямо на летном поле. Мы глазам своим не поверили. Перед нами персональный борт командующего Ленинградским военным округом.

Его совершенные формы сочетали в себе стремительность сокола и мощь беркута.

Боевые характеристики этого самолета «Сварог — С500» были засекречены, но я знал, что он обладает сверхзвуковой скоростью, мощным вооружением, многофункциональной защитой и способен выполнять самые различные боевые задачи.

Заходим на борт в пассажирский отсек мест на тридцать. Широкий проход. По его сторонам кресла из натуральной белой кожи. Широкие иллюминаторы из бронированного стекла.

— А здесь круто! — восхищенно обмолвился Кожура, устраивая свою задницу в одном из кресел. — Мне нравится эта поездка.

С нами летел замполит роты, в качестве руководителя делегации и, ясно дело, для присмотра.

После того, как мы расселись в отсеке, он решил с нами вновь провести политбеседу и приступил к этому делу с налету. Чего только не нес. Выпучив глаза, он поведал нам обо всех ужасах капитализма и его потаенных ловушках, в число которых, само собой, входили уловки с американскими проститутками. По словам замполита они стоят там на каждом углу, на самом деле являя собой замаскированных агентов ЦРУ, которые во время полового сношения выведывают у ничего не подозревающих клиентов важные государственные секреты и мало того вербуют их для шпионской деятельности против собственного отечества.

— Руссо туристо! Облико морале! — невольно вырвалось у меня негромко, но замполит услышал и прервал свою речь.

— Что? Что вы сказали, товарищ Назаров? — настороженно спросил он.

— Это в переводе с языка испанских революционеров означает, что русский солдат обладает самым стойким моральным обликом в мире, — пояснил я. — Вы можете не волноваться за нас, товарищ замполит. Мы идейно закаленные бойцы. Нам не страшны американские проститутки. Они нас не достойны.

— Точно, товарищ Назаров! Вы правильно все поняли. Так держать! — закивал замполит. — Товарищи бойцы, мы сейчас будем взлетать. С кресла не вставать без нужды. Только в сортир.

После этих слов он достал из обшарпанного портфеля бутылку коньяка. Открыл. Жадно отхлебнул.

Взлетаем круто, аж уши плотно заложило.

Полет выравнивается. Замполит несколько раз прикладывается к бутылке и резко засыпает.

Летим налегке. Весь наш боевой скарб, включая оружие и боеприпасы, коими нас с лихвой и под завязку снабдил комполка Зверев с напутствием — показать этим заокеанским недругам настоящий советский боевой фейерверк, был помещен в грузовой отсек.

Полет предстоял без промежуточных посадок.

Роман с Кожурой о чем-то лениво переговаривались, а я прильнул к иллюминатору. За ним под крылом самолета пестрым лоскутным одеялом проплывала земля. Усталость от полевого выхода и сборов прессовала меня катком, заставляя смыкать тяжелые веки, но заснуть не удавалось. Радостные мысли одолевали меня. Вот уж не думал, не гадал, что побываю в Америке. Все-таки хороша жизнь, и жить хорошо! Главное это правильно принимать решения и верно оценивать все жизненные обстоятельства, и тогда судьба вознаградит тебя сполна.

Я чувствовал, что стою на верном пути и весь мир открыт предо мною.

Это здорово! Это прекрасно! Это истинная гармония!

Каток усталости все же постепенно придавил мои мысли, заставил сомкнуть веки и погрузил в глубокий сон. Проснулся я от ощущения какой-то беспокойной возни в салоне самолета.

Неподалеку от меня топтался летчик. Он склонился к замполиту, что-то ему говорил, а тот тупо смотрел на него сонными глазами цвета болотной жижи. Летчик изредка нервно тряс головой и разводил руками.

— Какого хера?! — прорвался сквозь шум двигателей возглас замполита. — Да ну на хер!

Он вскочил и ринулся в кабину пилотов. Летчик поспешил за ним. Примерно через пару минут замполит выскочил из кабины обратно в салон. Его красная пьяная морда выражала тупое недоумение. Он склонился раком, выглянул в иллюминатор сначала по правому борту, затем по левому, выпрямился и забегал взад-вперед по проходу меж креслами, как крыса в клетке. Свои пробежки он сопровождал отрывистой матерщиной.

Во время очередного такого забега на сверхкороткую дистанцию его жесткое бедро ощутимо задело плечо спящего Кожуры.

— А! Что! Где?! — завопил Кожура, разбудив тем самым Романа, сопящего с ним по соседству.

— Прилетели? — сонно поинтересовался тот.

— Ага! Прилетели! — гаркнул замполит, останавливая пробежку. — Прилетели в задницу!

— Что случилось, товарищ старший лейтенант? — поинтересовался я.

— Ничего не знаю! — мотнул головой замполит. — Все. Гуд бай, Америка. Мы возвращаемся.

— Как это гуд бай?! — возмущенно выкрикнул Кожура. — А я хотел по Бродвею прогуляться!

— Ничего не знаю, товарищи бойцы! Ничего! — замполит растерянно развел руками. — Уполномоченный офицер армии США сообщил по рации, что по чрезвычайным непредвиденным обстоятельствам военные учения отменяются. Аэропорт назначения закрыт, и нас сажают на какой-то запасной для дозаправки. А потом мы должны немедленно вернуться.

— Ураа! — завопил Кожура. — Вернемся и в отпуск поедем! На хрена нам эта Америка! На хрена Бродвей!

— Точно! На хрена, — поддержал его Роман.

— Вы ведете себя не патриотично, товарищи бойцы, — мрачно произнес замполит. — Вы ведете себя эгоистично и недостойно облика советского воина. О вашем облико морале я доложу командованию по возвращению.

Самолет качнуло, и у меня заложило уши. Похоже, что мы пошли на посадку.

— Вам бы в кресло присесть, товарищ замполит. Да еще пристегнуться не мешало бы, — посоветовал Роман. — А то, как бы чего. Не навернуться бы на ваших неустойчивых ногах.

— Ты на что намекаешь, боец? — злобно спросил замполит. — Да я… Да я…

Самолет ощутимо качнуло, замполита повело в сторону, и он едва не рухнул в проход, но уцепился руками за спинку кресла, мешком свалился в него, устроил там свой зад и затих.

Я бросаю взгляд в иллюминатор в желании увидеть Америку, но земля закрыта плотным слоем облаков. Интересно, что там такое произошло? Почему нас возвращают?

— Товарищи советские бойцы! — резко встрепенулся и вскочил замполит. — Мы прибываем на военный аэропорт вооруженных сил армии США! По неизвестным причинам все изменилось вдруг. Возможно, что это уловка империалистического врага. Где бы мы ни находились, мы находимся на территории врага и должны быть при полном боекомплекте и начеку. Наш дух и тело должны быть мобилизованы! Все следуем за мной в грузовой отсек для вооружения. За мной шагом марш!

— Этого только не хватало, — бурчит Кожура.

Мы спускаемся в грузовой отсек. Там за стальным люком кроется целый арсенал. Автоматы, гранатометы, ручные пулеметы, бронежилеты.

— Полный боевой комплект и готовность, — командует замполит и первым напяливает на себя бронежилет.

Полный боевой комплект это бронежилет, каска, автомат, штык-нож, четыре автоматных рожка с патронами, три наступательные гранаты, три оборонительные гранаты, индивидуальная аптечка, противогаз и походный сухой паек в вещмешке.

Покидаем грузовой отсек во всеоружии. Замполит кроме автомата на правом плече навесил себе на левое плечо гранатомет «Шершень». Эта штука может эффективно поражать, как наземные бронированные, так и воздушные цели, летящие на низкой высоте.

Самолет приземляется. Его колеса жестко трясутся на посадочной полосе.

— В колонну по одному становись! — приказывает замполит и топчется перед закрытой бортовой дверью. В левой его руке большая цветастая матрешка, а в правой бутылка водки.

— Дурак, — слышу я негромкое слово от Кожуры в адрес замполита.

Мы покидаем кресла и направляемся к выходу.

— Слушай мою команду! Товарищи советские бойцы! Выходить только по моей команде! За мной ровным строем и в ногу! — инструктирует нас замполит. — Нас будут встречать враги! Они должны видеть, кто и как мы это тут!

— Товарищ старший лейтенант! А нас не учили по трапу самолета ровным строем ходить! — возражает Кожура.

Замполит отмахивается от него, как от мухи.

Самолет остановился. Двигатели взревели и затихли.

По салону из кабины пилотов пробирается командир экипажа.

— Как долетели бойцы? — спрашивает он нас.

— Обалдеть! — отвечает Кожура.

— Так держать! — усмехается командир и открывает дверь перед замполитом, которая раскладывается в трап. Мы спускаемся по нему гуськом и ступаем на бетон.

— Стой, раз, два, — командует замполит, но мы уже и без того остановились.

Перед нами в полусотне метров среди пожухлой травы и редких кактусов распласталось одноэтажное серое строение типа большой дощатый сарай. Над сараем высится мачта антенны. На ней уныло повис рваный звездно-полосатый флаг. Неподалеку от сарая в траве затаилась ржавые остатки какой-то бронетехники времен эдак, еще второй мировой войны и куча еще какого-то железного хлама. Вся эта рухлядь огорожена по периметру косыми столбами, за которые зацепились обрывки гнилой колючей проволоки.

За сараем раскинулись холмы с причудливыми черными скалами.

И ни одного небоскреба.

Вот вам и Америка.

Замполит тупо смотрит на сарай, а мы озираемся по сторонам. На поле ни одной живой души. Самолетов тоже не видно, кроме нашего.

Рванул жаркий ветер с пылью. Потрепанный флаг на мачте встрепенулся и тут же сник. Замполит с матрешкой и водкой в руках тупо топчется на месте. По трапу тем временем сходит экипаж самолета.

— Ни хрена себе, кино! — восклицает один из пилотов. — И где тут керосин?

Дверь сарая медленно со скрипом распахивается. На белый свет лениво выбирается здоровенный смуглый детина. Его мускулистое тело прикрывают только шорты камуфляжной расцветки. На ногах шлепанцы на босу ногу.

— Хэллоу рашен! — хрипло вопит он, оскалив зубы в подобии улыбки, направляется к нам еще что-то выкрикивая по — своему.

Замполит объявляет готовность номер один. Наставляем стволы в сторону потенциального врага.

Детина не обращает на стволы внимания, подходит к замполиту, гордо вскидывает правую ладонь ко лбу и что-то говорит. Замполит оглядывается и бестолково разводит руками. Дескать, не понимаю ни хрена. К нему на помощь приходит командир экипажа. Он довольно бойко и продолжительно изъясняется с детиной, после чего этот местный абориген разводит руками разворачивается, возвращается к сараю и скрывается за дверью.

— Бля, — вырвалось у командира экипажа.

— Что-то хреново все, похоже, — пробормотал Кожура, немного понимающий по-английски.

— Что он говорит? Кто он такой? Кто? — нетерпеливо допытывается замполит.

— Он хер в пальто, — пояснил командир. — А если точнее, то он сегодня и охранник этого заброшенного аэропорта и диспетчер и командир всего этого барахла одновременно. Его двое напарников два дня назад уехали в город за провизией, обещали вернуться еще вчера, но, похоже, что застряли у проституток. Он сам здесь уже пять лет, и все это время сюда только два раза летали самолеты. Он ничего не знает, что случилось и почему наш самолет направили сюда. Авиационного керосина здесь нет. Он ничем не может помочь. Возможно, что керосин есть в городе. До него тридцать миль. Он там, за холмами по дороге. Тут одна дорога. Связи с городом нет. Машины у него нет. На ней уехали его бойцы. Вот и все.

Замполит некоторое время тупо таращит глаза, затем ставит матрешку и бутылку с водкой на землю.

— И что теперь? Как мы вернемся? — спрашивает он отрывисто.

— Не знаю, — мотает головой командир. — У меня топлива едва ли на час полета.

— Очень хорошо! Связывайся с американцами. Пусть нас выводят на аэродром, где есть топливо бл…! Да я сам сейчас свяжусь, бл…!

Замполит достает из кармана мобильник и лихорадочно тычет в него пальцем, подносит его к уху, а затем вновь взрывается громким матом.

— Что связи нет? — ухмыляется командир.

— А ты как догадался? — злобно спрашивает замполит. — Давай, попробуй через свою рацию выйти на наших, или еще на кого там.

— Не получится. У меня связь почему-то вырубилась на подлете к этой дыре.

— А почему ты сразу мне не сказал? Это же непорядок!

— А ты не спрашивал.

— Вот ведь как оно тут, товарищи бойцы! — возмущенно восклицает замполит. — Вот она зверская и коварная морда империализма (матерщина)! Ну, ничего. Мы отомстим за их проделки (матерщина)! Мы еще им покажем за все и как (небоскреб матерщины)!

— Надо в город ехать! — решительно заявляет бортмеханик. — Транспорт у нас есть.

— Какой транспорт? — спрашивает командир.

— Тот самый, — бортмеханик мотает головой в сторону самолета.

— Ты рехнулся? — усмехается командир. — Как ты представляешь советскую боевую машину на дорогах вражеского государства? Это же международный конфликт!

— Да мне похер это государство! — машет рукой бортмеханик и направляется к самолету.

— Вы это о чем товарищи? О чем вы? — вмешивается в разговор замполит.

— Сейчас увидишь, — ухмыляется командир. — Такси будет подано.

Не прошло и минуты, как с металлический скрежетом в хвостовой части самолета медленно, подобно челюсти огромного крокодила опустился пандус. Послышалось урчание двигателя, и по пандусу на белый свет из нутра самолета выкатилась малая боевая машина пехоты.

Похожая спереди на маску Дарт Вейдера из «Звездных войн», эта машина имеет четыре колеса на толстых шинах, плоскую башню с малокалиберной пушкой, пулеметом и ракетной установкой на четыре реактивных снаряда.

В машине открывается бортовая дверь.

— Садитесь! Прокатимся! — слышится голос бортмеханика.

— Это правильное решение! — машет кулаком в воздухе замполит.

Кожура первый направляется к машине.

— Назад, воин! — останавливает его замполит. — Вы все трое бойцов остаетесь здесь для охраны советского самолета! Охранять советское имущество, как самое дорогое, что есть! Наш самолет это территория СССР. Стоять тут как на границе Родины. Следить в оба и стрелять, что ни попадя! Я с экипажем уезжаю в город. Мы там покажем этим американцам, как мы тут и что и зачем! Мы им покажем, как надо обращаться с советскими гражданами!

Он пытается забраться в машину, но ему мешает длинный гранатомет. Он снимает это грозное оружие с плеча и передает Кожуре.

— Держи, боец!

С этими словами он скрывается внутри машины. За ним следует командир экипажа и второй пилот. Машина взревела двигателем, выпустила густое облако выхлопного газа в нашу сторону, рванула с места и вскоре скрылась из виду.

— Смылись, — процедил Роман. — А нам тут сидеть в этой дыре.

— А мы хорошо посидим, — ухмыльнулся Кожура, положил гранатомет на землю и подобрал бутылку водки. — Сообразим на троих?

Я и Роман выражаем молчаливое согласие.

Устроились мы, рассевшись прямо тут же на траве неподалеку от самолета, и достали из вещмешков закуску. Вместо стаканов под водку Кожура приспособил половинки матрешек.

— А может, американца позовем? — предложил я.

— Еще чего! — возразил Кожура. — Обойдется. Водки мало. Давайте за нас. Чтобы все у нас было о кей!

Выпили, закусили сухим пайком. Налили по новой и снова закусили на этот раз плотно и продолжительно.

— Хорошо сидим, — довольно произнес Роман и погладил себя по брюху.

— Да, неплохо, — согласился Кожура. — Но Валера сегодня молчаливый какой-то? Ты чего, Валера? Скажи, что-нибудь. Давай, тост. За что выпьем в третий раз?

— Третий тост за любовь, — ухмыльнулся Роман и выдавил из бутылки остатки водки по матрешкам. — Давай, Валера. Скажи нам, что-нибудь обнадеживающее про любовь.

— Любви не существует. Есть только гармония. Она правит миром, — убежденно сказал я.

— Любовь это и есть гармония, — поправил меня Кожура. — Воистину. И я верю в это.

— А я вообще ни во что и никому не верю! — заявил Роман.

— Как это? — выпучил на него глаза Кожура. — Как это можно ни во что не верить? Ты всегда такой был, или стал таким с тех пор, как в ту дыру свалился? Кстати, может, все же расскажешь, что ты там видел? Какой он там был этот викинг?

— Ничего не видел. Там темно было, — ответил Роман, и взгляд его превратился в лед.

— Как это ничего? Ты же там долго сидел. И молчал. Чего молчал-то?

— А что мне орать, что ли?

— Врешь! Ты там что-то видел. Что?

— Темноту.

— Какую еще темноту?

— Отстань.

— Я-то отстану. Но как же ты живешь без веры?

— Я предпочитаю знать, а не верить, — убежденно заявил Роман.

— А если не знаешь, тогда что? — продолжал допытываться Кожура.

— Тогда я предполагаю. То есть считаю это в какой-то степени возможным.

— И ты не веришь ни одному из людей?

— Не верю.

— И мне не веришь и Валерке?

— Я надеюсь на вас.

— Круто, однако! Вместо веры он надеется. Хотя…, — Кожура грустно вздохнул. — Может ты и прав по-своему. А я вот верю. Воистину. И в сумасшедшем доме я не притворялся. Там моя душа свободу обрела и слово вещее возымела. В сумасшедшем доме можно истинным быть, а здесь надобно, как все строем ходить и делать, как все. А я верю, что создатель всего есть и он внутри нас. Но мы не слышим его. А он любит нас, и я хочу выпить за эту любовь.

С этими словами он опрокинул водку в себя. Роман молча кивнул, и тоже выпил. Я присоединился к ним, затем откинулся на спину и погрузил взор в высокое небо. Там плыли безразличные к людской суете белые облака. Плыли, не зная границ между странами. Где-то они превратятся в темные тучи и прольются на землю…

Загрузка...