Такие как мы

— Вер, этих четверых я пока отдам под твоё начало. Что с ними делать ты уже знаешь. Завтра после того как они получат имена, двух, что моложе, отведи Машке. Машка, ты слышала?

Машка, пока научилась понимать только своё имя и простые команды — обедать, спать, идти, и ещё десяток таких же. Вот, ещё одна проблема.

— Ещё раз напоминаю, все кто знает язык Аурума, говорят только на нём, даже между собой, и обучают ему всех остальных. А по вечерам, я буду заниматься с вами отдельно. Вопросы есть?

— Куда размещать этих, — Верка кивнула в сторону двери. С некоторых пор, она перестала называть аборигенов людьми. Внушив себе, что она и они, это не одно и то же. Хочется мне этого или нет, но наше маленькое общество уже начинает делиться на несколько групп. Приближённые к императору, и все остальные. Ломать этого я не буду. Пускай так всё остаётся. Главное, чтобы они не забывали, кто они есть на самом деле. Поэтому будут работать наравне со всеми, и есть из одного котла со своими подчинёнными. До конечного разделения сословий, ещё очень далеко.

— Слушайте меня внимательно, и не говорите потом, что не слышали. Учитесь договариваться между собой и, не дёргать меня по пустякам. Нужен дом? Кто у нас занимается такими вещами? Ева? Значит с этим вопросом к ней. Ева, тебе нужна еда, для своих женщин? Значит тебе с этим вопросом к Вере. Нужны кирпичи и цемент для печей, это к Наде. Нужен печник, это ко мне. Если нужны шкуры и мясо, это к Немо. И так далее. Я пока послежу, а потом всё будете делать сами, у меня тоже дел большой погреб и маленькая тележка. А теперь, всем спать. Немо, не забудь поменять девчонок около табора, им тоже отдыхать надо. Всё, разойдись. Спокойной ночи, господа.

Который день бегаю по Ауруму, и кляну на чём свет стоит, женский коллектив и, пропавших охотников. На кой чёрт, я их отослал? Нужны мужские руки. Вообще, мужики нужны.

— Алекс, — это меня Ева зовёт, у неё опять что-то случилось. Значит надо бежать.

— Алекс, — из другого угла Аурума слышаться голос, Веры.

— Сейчас, сейчас…

— Алекс, — пронзительный голос Нади, надрывается около обжиговой печи, будто её убивают.

— Иду, моя дорогая.

Назло всем никуда не пойду. Не могу разорваться. Пускай привыкают к самостоятельности. Я буду думать, и злиться, сидя под кронами каштанов с желтеющими листьями. Эх, кофейку бы, а то, что-то спать хочется….

— Алекс, мне тебя надо, — раздался над самым ухом вкрадчивый голос Евы. Глаза открыть что ли, или прикинуться спящим? Подожду, может оно само как-то рассосётся.

Не заметив, с моей стороны никакой реакции, Ева потрясла меня за плечо.

Не рассосалось. Что ж, оживу на половину, а там видно будет.

— Ну, — приоткрыв на одном глазу узкую щёлочку, я посмотрел на стоящую передо мной в сексуальной позе женщину. Не успела Ева разогнуться, как я схватил её за плечи, и одним движением усадив себе на колени, впился в её губы.

— Не так, — заупрямилась Ева, отстраняясь от меня но, не пытаясь встать.

— А как? — я прижал Еву сильнее, чувствуя как её упругие соски, трутся о мою грудь. Роскошная женщина, на Земле мне на таких не везло.

— Дом строить, — она замялась, почувствовав как мои руки, поползли ей под юбку, — я не знать.

И чего тут знать, а?

Разбираться с проблемами, мы начали только полчаса спустя, после того, как навестили второй этаж.

— Ну, показывай, что ты не знать.

Ева, показала. Оказалось, что я тоже не очень-то и знать… тьфу, знаю, где строить хижины для новых жителей Аурума. Генерального плана я не составлял.

— Так, давай рассуждать. Здесь, — я показал на северную стену, — строить нельзя, и там тоже, — я показал на южную стену. — Надо двигать забор, и проводить по весне воду. К профнастилу ты не приплетёшься, значит тоже нельзя.

С точки зрения моей безопасности, и не желательно. Зачем строить трамплин для облегчения проникновения на основную территорию? Не зачем.

— Может у восточной стены….

И эту мысль я забраковал. Сыро. Не исключено, что по весне ту часть территории будет подтапливать. Если по половодью открыть калитку, может получиться большая верша.

Надо или менять планы, или строить по центру новой территории. Ещё остаётся открытый вопрос, как строить? Одну большую хижину, или две поменьше? А может, и несколько штук бунгало.

Пять чистеньких, опрятненьких, слегка побитых барышень, в грубых травянистых накидках, выбранных Евой в помощницы, стояли чуть в сторонке прижимая к себе малышей, и маслеными, от сытости глазами, взирали на нашу процессию. Вот у кого надо спросить.

— Ева, ты разговаривала со своими помощницами?

Вопрос Ева поняла, но ответить сразу, затруднилась.

— Ты когда будешь учить наш язык? Что мне теперь, всё время переводчика с собой таскать надо?

— Не надо, я учить…

— Учусь. Правильно сказать — учусь.

— Я учусь.

— Молодец. И так, ты разговаривала со своими девушками?

— Да.

— И что они хотят?

Ева молчала долго. Опять надо звать кого-то в помощь. А нет, решилась.

— Мужика, — ответила Ева, и опять замолчала.

Да где ж, я их возьму-то? Достало. В степь собираться надо. Стойбище искать, и тащить сюда…. А если там опять скво больше чем мужиков? Тьфу. Зачем им мужик? Тут только одной лет шестнадцать — семнадцать, остальные и до четырнадцати не дотягивают. Но, дети-то у них есть. Причём у всех.

— Ева, скажи им, что охотники скоро вернуться, и всё будет хорошо. И узнай, какой дом им нужен. Один большой, или много поменьше.

Селить артелями я не собирался. Женщины должны жить с мужчинами, а не друг с другом.

— Вот сколько, — пошептавшись пару минут с женщинами, Ева показала мне неполную пятерню с прижатым к ладони большим пальцем. Ну, да. Я плохо понимаю цифры, мне их всё время показывают на пальцах.

— Почему четыре? У нас женщин вместе с детьми и охотниками — сорок два человека. Из них охотников семь. Семь семей… э-э-э….

Семей нет, и не было никогда. Чтобы они появились, нужны новые обычаи, новая культура. Поменять ментальность человека по приказу сверху, ещё ни у кого никогда не получалось. Даже сыну божьему помыкавшемуся по земле обетованной, было проще свести счёты с жизнью на кресте, чем толкать железобетонную стену человеческой консервативности, свалив сей труд, на плечи своих учеников. Абстрактные понятия, до человека вообще плохо доходят, ему подавай, что ни будь более осязаемое. Кнут, например. Или пряник. А лучше и то и другое. Таким, слоёным пирогом.

С кнутом у меня дела обстоят проще, а главное, аборигенам понятнее. Но и пирог должен быть, иначе получим общество обозлённых, и упорно сопротивляющихся нововведениям, шизофреников.

Пока я думал о «ячейках государства», в голове созрел план. Не очень хороший, но с чего-то надо начинать. Будет время, я Еве расскажу, что такое архитектура. Фотографий и картинок по этой теме у меня много, и не только на компьютере.

— Строить начинай отсюда, — я подошёл к старой бочке для сжигания мусора, которая так и стоит никем не тронутая, и всеми заброшенная и, отсчитав от неё двадцать шагов в сторону Яузы, провёл ботинком черту на вспаханной земле.

— Делаем так. Плетём два больших круглых дома с печкой в середине каждого, — объясняя, что делать, я рисовал на земле конструкцию будущих хижин. В полном масштабе. — Подели их на восемь комнат, иначе крыша провалится, — в центре большого круга, я нарисовал круг поменьше, и от него провёл девять линий к большому. Получилось восемь комнат и один узкий коридор. — В центре выкопайте яму глубиной метр…. Поняла?

Ева отрицательно замотала головой.

— Не понять.

Тьфу.

— Идём.

Ева не двинулась с места.

— Я не идти, — проворковала она, и лукаво улыбнулась. И о чём думает эта красотка?

— Тогда стой здесь, сейчас принесу и всё покажу.

Два часа, ухлопал, на ознакомление Евы, с понятиями метр, сантиметр, как они выглядят, и что такое чертёж в масштабе. Подарил ей самопальный блокнотик, сделанный из нескольких листов бумаги для принтера, скрепленных по центру скрепками. К блокноту приложил карандаш, точилку, ластик и линейку.

— Так, значит яму копаешь глубиной в метр, длинной в два метра, и шириной в один метр. Здесь печку ставить будем. С этим всё. Идём дальше. Отойдя от первого чертежа в сторону Яузы метров на двадцать, я нарисовал полную копию первой хижины, вводя тем самым, понятие стандартизации. Еве я этого заумного слова не сказал, не поймёт. Но пометку для себя сделал.

Закончив со вторым чертежом, я отошёл от него еще метров на пятьдесят к Яузе, и нарисовал хижину, ну очень тесную. Всего с двумя внутренними перегородками, и без печки.

— Это для охотников, — объяснил я свои экзерсисы, растерявшейся Еве. — Яму в центре не копай, печь в нём класть не будем, очагом обойдутся. Пускай дымом дышат.

А вот ближе к южной стене, рядом с проектируемым водопроводом, я нарисовал три маленьких домика. Квадратных, «коттеджного типа», с тремя комнатами, планировкой похожей на мой дом, только без второго этажа.

— В двадцати шагах от каждого дома, строй отхожее место. С них и начинай, а то загадили всю округу. Когда построишь, никого не сели. Показывать показывай, но селиться не давай. Я сам потом, распределять буду.

— Почему?

Я ухмыльнулся.

— Потом узнаешь, когда время придёт.

Посмотрев на растерянное лицо старшей жены, я нежно поцеловал её в нос и, собираясь уходить, напомнил ей об одном прискорбном для неё факте.

— Ева, ты об обеде не забывай. Верка, готовит только на нас, и на детский сад. Выделяй сразу дежурную по кухне, и пускай приступает.

Надька была зла.

— Ты где пропадал? Я тебя звала, — она принюхалась и свела брови. — С кем?

Дал бог девчонке обоняние. Как у собаки, однако!

— Ева приходила.

— Отказать не мог?

— Зачем? — мне этот разговор стал, не нравится. Ещё не хватало, чтобы мои любимые жёны перегрызли из-за меня друг другу горло. — Ты меня за этим звала?

Надька хитро посмотрела на меня, но задала вполне обыкновенный вопрос.

— Глину мы приготовили, Немо с мальчишками нарубил дров. Что делать дальше? Кирпичи делать мы знаем как, а как плошки делать? Какие они, эти плошки?

— Я разве не объяснил?

— Ты другим занят был, — напомнила мне Надька, моё недавнее прошлое.

— Ты тарелку мою любимую помнишь? Вот это и есть плошка, вот такие и делай.

Надя упёрла руки в бока.

— Мы так не сможем.

Чего-то я упустил. Хм. Для изготовления керамической посуды, нужен гончарный круг, которого у нас нет. Конструкция не хитрая, но пока его сделаешь, пока дамы научаться этим пользоваться…. Раки от свиста сдохнут.

— Полцарства за пучок травы. А лучше за охапку сена.

— Зачем тебе трава?

— Чтобы показать, как делать плошки и другую посуду.

Надька, приподняла бровь.

— В кузне, травы много.

— Откуда?

— Новенькие, ночью на ней спали.

— Тогда несите.

— Ты слабых женщин хочешь заставить таскать тяжести?

Я вздохнул. Сам не раз ругал Немо, безучастно смотрящего, как наши девочки, надрывая пупки, таскали глину и готовые кирпичи.

— Ну, пошли, наберём.

Я не заметил, как Надька дала знак остальным девчонкам, и те отстали.

Кузня действительно была завалена, свежей чуть примятой травой. Да, этого богатства, надолго хватит…. Ой!

Меня уронили.

Траву мы принесли только через час, и под ехидными ухмылками Светки и Таньки, я экспериментировал с пучками травы, которые потом обмазывали глиной. Получившиеся формы, мы заложили под навес для просушки. Потом я ещё раз помогал принести травы, на этот раз со Светой….

Разве так можно? А Надька, тоже хороша, и не ревнует. Еве пожалуюсь. Ага…. У меня сил не хватит на второй круг. Не буду жаловаться. Обойдусь. Я лучше не буду попадаться им на глаза, чтобы каждый раз не вводить в искушение неокрепшую дикарскую психику. Надо создать иллюзию бурной деятельности, и избавится от чрезмерного внимания озабоченных тёток.

А где прячется Немо?

Немо был за домом и, занимался тем, чем я запретил ему заниматься. На этот раз, только в компании трёх старших мальчишек. Неисправим сей дикарь.

— Немо, так вот ты как слушаешься своего вождя.

Немо вздрогнул, и пропустил колющий удар.

— Туше, — подвёл я, итог поединка, — Немо, какого я тебя спрашиваю…. Но тут мне пришла гениальная мысль, зачем сопротивляться неизбежному, когда его можно возглавить. — А впрочем, знаешь, что? Может ты и прав. Надо наставлять, мальчишек на путь воина.

При моих словах Немо расслабился и серьёзно кивнул головой, в знак согласия.

— Путь воина, Немо, начинается с тяжёлого и упорного труда, — начал я лекцию, медленно стирая довольную улыбку с лица самоназначеного сержанта. — Только через труд, приходит просветление самосознания, и открывается путь к победе. К победе, прежде всего над собой, и собственной ленью. Через труд, приходит терпение, выносливость и стойкость ко всем тяготам и лишениям воинской службы. И только пройдя этот путь, можно набраться… — «нищтяков для перехода на следующий уровень», хотел сказать я, но вовремя остановился, — …необходимого опыта и мастерства.

Ещё минут пять я нёс всякую галиматью, загружая мозг бедного Немо, склоняя его к мысли, что ребятки нужны, для других задач.

— А теперь, — я остановился напротив стоящей троицы, — слушай мою команду. Равняйсь… отставить. Немо, ты почему их не научил простым командам? Ах, да, ты же не в курсе.

Ну, ребятки, держитесь. Ох, не людским хотеньем, но божьим соизволением, аз есьмь….

— Немо, встать в строй.

Немо не понял. Что такое «строй», и что такое «синхрофазотрон», для него одинаково пустой звук.

— Эх, вояки….

Проведя на земле прямую линию, я расставил всю четвёрку по росту вдоль неё, и объяснил, что такое «строй», и что такое «равняйсь», «смирно» и «вольно». Получилось, по-моему, не очень понятно, но последующие тренировки, то есть оголтелая муштра, сгладила все шероховатости моих объяснений. Всё, что не дошло через голову, дошло в последующем через ноги, и то место, откуда они растут. Упрашивать будущих солдат, выполнять команды командира, я не собирался.

Не менее сложная задача была, это объяснить, что такое лево, что такое право, и зачем всем одновременно надо поворачиваться в одну сторону, и через левое плечо. Почему надо шагать в ногу, и начинать движение с левой ноги. Объяснил просто, все воины должны отличаться от простых людей своей особенной походкой, и особенными привычками. Глупость, но иначе, у меня не получилось. Как объяснить дикарям, что это нужно, для беспрекословного подчинения? Чтобы выполнение команд командира, было заложено в подсознание каждого солдата. Не думаю, что им это понравится.

И это ещё цветочки. Ягодки, это сделать из этой троицы команду. Слишком развит у дикарей индивидуальный эгоизм. Похоже, он впитан с молоком матери, и перенят от отцов. Такова цена, стремления стать вождём рода.

Погоняв новобранцев часа три, и выжав из тощих тел, обильный пот, я отдал команду «вольно».

— Немо, назначаю тебя сержантом.

На измученном лице новоявленного сержанта, отразилась нешуточная озабоченность.

— Сержант, Немо, это командир… военный вождь,… — и опять на лице непонимание, недошли они ещё до этого. — Ты командуешь от моего имени, МОИМИ людьми, — на слове «моими», я сделал особое ударение, чтобы не забывал, кто здесь хозяин. — Вечером я расскажу тебе кто такой сержант в армии….

И опять удивление. Тьфу, он не знает, что такое армия.

— Всё, Немо, это долго объяснять. Всё вечером. А теперь, всем бегом к Яузе, и вымыться до скрипа. От вас воняет, господа. Немо, каждому раздай по куску мыла. За утерю, пять батогов по заднице… э-э… возьми у Евы прут длинной в метр, она подскажет, сколько это, и толщиной в твой палец. Бегом… марш.

— Отделение, становись, — прозвучали команды на русском языке. За три часа, я смог вбить в их головы только военный сленг. — Равняйсь, смирно, направо…

Команда «направо» не прошла. Немо перешёл на тарабарский язык, и это не помогло.

— Немо, ты им пальцем покажи куда поворачиваться.

Немо дал подзатыльник Кондрату задирающего стоящего впереди Максимку. Выверты природы и моего произвола, однако.

Несмотря на малый возраст, Кондрат был здоровым парнем с широкими плечами и бугрящимися, по периметру, мышцами. Я не оговорился, именно по периметру. Природа одарила его широкой костью и невысоким ростом. Квадратным получился парень, поэтому я и дал ему имя в рифму. Его поставили вторым за долговязым и худым Максимкой, в «девичестве» прозываемым Криком. И этот «Кондрат-квадрат», не мог оставить столь вопиющую несправедливость. Быть вторым, это же позор. И своё раздражение он выливал на ни в чём неповинного родственника.

Вызывала раздражение «квадрата» и толстая девичья коса Максимки, кончик которой тот всё время держит в зубах. Все парни, были подстрижены под полубокс, а Максимку оставили с длинными волосами. Не иначе Верка приложила рука к этой причёске. Помнит, как я заплетал такую, на отросшей, после стрижки, Надькиной шевелюре. А длинные волосы, в этой родоплеменной среде, признак статуса. Чем длиннее, тем старше.

Развернув в нужном направлении некомплектное отделение, Немо прошёлся вдоль куцего строя, и встал от него сбоку.

— Бегом марш.

— Отставить. Немо, это бойца подстричь. Причёска воина должна быть короткой и аккуратной.

Бойцов надо обезличивать, делая их послушными, исполнительными, и равными между собой. Личность солдата, это личность их командира.

— Немо, что надо сказать?

— Сделаю, Алекс.

Тьфу, надо с ним отдельно позаниматься, и устав написать.

— Иди уж, — махнул я рукой, и колонна из четырёх человек, мелкой трусцой скрылась за домом, направляясь за мылом, и телесной чистотой.

Ха, они думали, что воином можно стать, только научившись махать мечом. Ну, ну… может ещё передумают.

Но не тут-то было…. Вечером, Немо, «насел» на меня плотно.

— Надо показать кино, — заявил он с порога, придя слушать «лекцию» об армии, и о роли в ней сержантов.

Первой моей мыслью было, это проверить бар. Не приложился ли Немо к бутылке в моё отсутствие. Но перегаром от него не пахло, и эту мысль я отбросил.

— Зачем?

— Они не хотят быть воинами, — с закаменевшим лицом сквозь зубы процедил Немо.

Ну, этого стоило ожидать. Я не просто так заменил увлекательное занятие фехтованием, на обычную армейскую развлекаловку.

— И чего они хотят?

— Стать охотниками.

Охотники нам, пока не нужны. Их у нас есть, а вот каменщиков, кузнецов, и других мастеровых не хватает. А Немо правильно оценил влияние кинематографа на умы масс, в части идеологической обработки, и профессиональной ориентации. Жаль, что у меня нет других «идеологически выдержанных» фильмов, в нужном мне разрезе.

— Это не возможно, Немо. Генератор надо кормить, а у нас кончился для него корм.

Немо хмыкнул.

— Я схожу на охоту….

— Это не поможет, он не ест мясо. Ему нужна особая пища.

Немо вопросительно посмотрел на меня.

— Он питается кровью железного зверя?

Интересная интерпретация, а почему бы и нет. Похоже.

— Не совсем. Они едят одну пищу на двоих, и она кончилась у обоих.

— Алекс, ты скажи, где её брал ваш род, я пойду и тоже возьму.

Если бы это было так просто, пойти туда, где качают нефть. Я бы побежал, не раздумывая. Я устал. Я хочу домой. Но, боюсь, что это невозможно.

— Немо, ты помнишь, как пахнет… хм, кровь железного зверя? Ты где-нибудь такой запах встречал?

— Не помню.

— Тогда придётся подождать с фильмами до лета. Пока не вырастут жёлтые цветы.

— Генератор их тоже ест?

— Их, нет, а сок, выжимаемый из семечек, может.

— А сок другого растения, он есть будет?

— Не знаю, Немо, надо смотреть. Из тех, что есть у нас, кроме жёлтых цветов ничего не подходит.

Хорошая идея, однако! Надо напрячь женскую половину на сбор семян местных растений. Может и корешки, какие подойдут. Надо заняться экспериментами в этом направлении.

Мои мысли прервал шум, доносившийся от северных ворот.

— Немо, узнай, что там происходит. Если скво затеяли драку, дай им пониже спины, и зачинщиц волоки сюда.

Расстроенный Немо, молча развернулся и, перешагнув порог веранды, исчез с моих глаз. А шум тем временем нарастал всё сильнее. Нет, ну никакого покоя.

Пристегнув на пояс тренировочный меч, захватил из специально сплетённой стойки меч Немо, который то не потрудился захватить с собой, я вышел из дома.

Ох, чую, он один не справится.

У северных ворот беспокойно суетились женщины, и голосили во всё горло. Немо, сбиваясь с ног, бегал вдоль плотно закрытых створок, и отгонял от них кудахчущих скво.

— Что случилось, мать вашу? — ни к кому конкретно не обращаясь, задал я вопрос. — Что за ор?

Выскочившая из толпы полуголых женщин, всклокоченная Надька, бросилась мне на шею и потёрлась своим носом о мой. Единственную часть лица не заросшую бородой. Сопли, что ли вытирает?

— Охотники возвращаются, — с тревогой проворковала она и, обняв своими ногами мои бёдра, прижалась ещё сильнее.

Сняв с себя девушку, и отодвинув её в сторону, я протолкался сквозь «бушующее море» возбуждённых женщин, к взмыленному Немо.

— Что происходит?

— Охотники возвращаются. Дозорные уже растрезвонили.

— Это я слышал, что ЗДЕСЬ происходит?

Оттолкнув очередную тётку от ворот, Немо вытер пот, и устало посмотрел на меня.

— Они хотят открыть ворота и выйти им на встречу.

Ну, куры ощипанные. Три дня прошло, как они стали сытно питаться, и сразу забыли о чём «пели», когда я с Дрыстом мерился силой.

— Так пускай идут, зачем ты их держишь?

Немо оттолкнул очередную соплячку с травяным кульком на руках.

— Нельзя, сархи идут.

Какие ещё сархи? Предав Немо, его меч, я протиснулся к ближайшей лестнице и, забравшись наверх, всмотрелся в темнеющую степь.

Охотники были близко. Очень близко. Шесть тёмных точек, со всех ног бежали к воротам. Бежали налегке. Ни шкур, ни мяса у них не было. Да что там мясо, даже оружия, и того не видно. Бросили, сукины дети.

Вслед за бегущими охотниками, вперевалочку, с некоторой ленцой, трусили четыре крупных пятна.

Итить их за ногу… Я присвистнул представив их размеры. Лопатки животных ворочались выше куцых метёлок. За два метра в холке, однако. Длина пока не ясна, но крупные, черти. Не торопятся, знают, что добыче на открытой местности не уйти. Умные.

— Немо, где твои орлы? К воротам их. Женщин отогнать. Надька, где Светка? Сюда её, а сама вместе с Немо отгоняй тёток.

Команды я раздавал быстро, но всё время ощущал, что чего-то упустил. Что ещё можно сделать?

— Ева, подмени Немо.

Ева, отшвырнув нависшую на неё девчонку, в сторону. Растопырив ноги шире плеч, наклонив тело чуть вперёд, принял стойку борца сумо. Тощего, и весьма болезного, борца.

— Немо, бегом вооружаться. Светка, ты чего ждёшь? Хватай Ольгу с Танькой, и тащите сюда лестницу. Где твоя копьеметалка?

Светка, махнула рукой в сторону дома. Своей плетёной хижины.

— Бегом! — орал я, чувствуя, что не успеваю. — Верка, огнемёт сюда. Быстро!

До охотников оставалось каких-то десяток метров, когда я снова высунул нос через забор, с взведённым арбалетом.

— Танька, — окликнул я девушку, которая стояла рядом с Евой, и держала наготове мой тренировочный меч. Не умело держала, с другого конца, как дубинку, но вид столь «грозного» оружия, отпугивал гомонящих женщин. — Открывай ворота. Светка, держи проём.

Ворота открылись вовремя. Охотники, увидев перед собой глухую стену, начали заворачивать к Яузе.

— Немо, зови их сюда, пока далеко не убежали.

Услышав шорох открываемых ворот, и глухое рычание Немо, мужики развернулись, и в едином рывке, вбежали на огороженную территорию.

— Закрывай, — заорал я, заметив, как впереди бегущий сарх, приподняв морду, втянул шумно носом воздух, и ускорил бег.

— Немо, арбалет к бою.

Я прирос к гребню забора, боясь, пошевелиться, и лишний раз вздохнуть. Сархи, подошли вплотную к стене и, обнюхивая, толкали её широкими носами. Самая большая бурая тварь, медвежьей косолапящей походкой подкатилась к воротам и, толкнула носом закрытые створки. Ворота выдержали, и на провокацию не поддались. Бурые хищники были похожими на медведей и… на котов. Хвост и уши, определённо кошачьи. Длинный и гладкий хвост, дёргался так же нервно, как и у обычной домашней кошки, а небольшие уши по-кошачьи прижимались к голове. Всё остальное было, медвежьим, не только лапы, на которые сарх опирался полностью, в отличие от кошек, ходящих на пальцах, но и шкура…. Шкура!

Охотники вернулись пустыми, а нам так нужна тёплая зимняя одежда. А здесь четыре тёплые вешалки под забором бродят, соблазняют, привлекают, одновременно пугают. Ой, зря я Верке приказал огнемёт притащить. Ох, зря. Попортят шкуры-то. Особенно вот эту.

Под самой стеной грациозно двигался зверь в светло-бурой шубе с серебристыми подпалинами. Он был меньше своих собратьев и, прижимал уши, вздрагивая от каждого шороха. Молодой сарх… или сарха.

Неудобно заглядывать под хвост, подпрыгивающему животному, с высоты, особенно когда это животное не очень стремится показать содержимое подхвостного пространства. Ну, типичная женщина.

— Хороша бестия, — забывшись, я восхищённо причмокнул языком.

Оставив самую натуральную медвежью «печать», сарха высоко подпрыгнула и, прижав уши, с всхлипыванием метнулась в траву. Ага. Спряталась, однако, но я её всё равно хорошо вижу, уж больно крупная зверюга.

Со стороны остальных сархов последовала более адекватная реакция, присущая крупным хищникам. Вздыбив на загривках шерсть, звери замерли. Только уши, как локаторы, поворачиваясь в разные стороны, искали источник постороннего шума.

Заметили, бисовы дети….

И уши, не больше чем у медведя, а моё дыхание или сердцебиение услышали.

Большой Босс, самый крупный, и самый бурый сарх, тот, что рыл перед воротами яму, остановив на мне свои «локаторы», поднял голову и, посмотрев на меня маленькими немигающими глазками, шумно втянул воздух.

Каждый извращается по-своему. Вот, и этот кото-медведь, размерами не уступающий земному гризли и даже превосходящий его, напрягал мой слух дикими визгами мартовского кота, только более громко и более душераздирающе.

Похоже, это рёв у них такой. На меня, знакомому с весенними вывертами земных представителей кошачьей породы, этот звук не произвёл никакого впечатления. Только уши прикрыл, чтобы не оглохнуть. А вот аборигены, прибывали в бледно-растерянном состоянии. Особенно спасшиеся охотники, которые при первых звуках издаваемых сархом, не шевелясь, распластались на земле. Впрочем, этим занимались все. Даже Немо, подняв арбалет вверх, начал медленно сползать по ступенькам вниз. Струсил сукин кот. Но, может это и к лучшему. Не знаю, к чему приведёт выстрел из арбалета. На Земле, раненный хищник может броситься на охотника, особенно этим страдают медведи и крупные кошачьи. А у меня, что перед носом? Во-во, два в одном. Тут надо мягше и, как говорится, взгляды ширше.

Поревев на меня около минуты, и не услышав ответа, здоровенный сарх развалился на земле и, как ни в чём не бывало, ткнулся мордой под хвост. Война, войной, а мытьё по расписанию. Ужин, пока откладывается.

Зрелище вожака лижущего свои яблоки, успокоило стаю. Шерсть опала, и каждый продолжил заниматься прерванными делами: пробовать на прочность плетёную стену, тыкая в неё широким носом или, метить территорию пахучими метками. И ни кому больше не было до меня дела. Даже обидно.

И чего их боятся? По орала зверюга и, забыла, никого не покусав.

А, нет, обо мне помнят.

Молодая сарха, высунула широконосую морду из травы, и бочком направилась в мою сторону.

Любопытно. И мне, и сархе.

Подобравшись ближе, она обнюхала плетёную стену и, подняв морду, посмотрела мне в глаза, показав улыбающийся оскал с крупными белыми клыками. Или это я ей посмотрел и улыбнулся? Наваждение какое-то.

— Кис, кис, кис, — незаметно для себя, произнёс я привычный земной призыв.

Сарха мигнула, насторожив уши и… села обвившись хвостом, не спуская с меня глаз.

— Кис, кис, кис, — повторил я.

Сарха приподняла попу и, опустив её обратно, издала утробный звук.

— Ну, давай, чего ты ждёшь?

Боже, чего я несу? Зачем оно мне? Ой!

Сарха встала на задние лапы и уперевшись в забор передними, вытянула длинное тело до самого верха.

Блин! Три с половиной метра…

Большие когти скользнули по верхнему краю и, зацепившись за него, вытянули к моему носу огромную голову с небольшими глазами, но очень большими клыками, и торчащим между ними лилово-розовым шершавым языком. Скрипнув под тяжёлой тушей, забор наклонился вперёд, и меня кинуло на клыкастую морду.

Оттолкнувшись от подвернувшихся под руку, клыков, я замер.

— Фрр, — выдохнула сарха мне в лицо струю тёплого воздуха с запахом тухлятины и, принюхавшись, повела носом из стороны в сторону.

Обнюхав меня, скрюченного и дрожащего заморыша, сарха длинным шершавым языком осторожно лизнула плетёную броню, оставив на ней липкий след.

— Стой, — я дёрнулся, уворачиваясь от языка летящего мне в лицо, но было поздно. Свет померк. Липкая слюна заклеила оба глаза.

— Тьфу, на тебя, — с трудом разлепив один глаз я, не задумываясь, пихнул сарху в нос.

— Фрр, — выдохнула зверюга дёрнув головой назад, и подтянувшись повыше, ткнула носом мне в грудь, чуть не скинув с лестницы. Выпустив из рук забытый от непередаваемых ощущений, арбалет, я ухватился за оказавшиеся под рукой, белые клыки.

— Ты чего? — возмутился я и, отпустив двадцати сантиметровые зубки расшалившейся хищницы, снова толкнул её в нос.

— Фрр, — повторила она свою коронную «фразу» и, положив тяжёлую голову на лапы, пристально посмотрела мне в заплывшие слюной глаза.

И не вытрешь эту пакость. Липкая, как канцелярский клей, быстро застывающая на воздухе густая масса, образовала на голове твердеющий защитный «шлем», и стекала со лба тягучими каплями, заливая глаза и, превращая мою бороду в пенистую сосульку.

— Натворила ты дел, милашка, — ворчал я, стряхивая, отскабливаемую, вместе с волосами и бородой, слюну на землю.

— Фрр, — не согласилась со мной сарха, и облизала в третий раз.

Слюна с головы исчезла, а с глаз упала мутная пелена.

Сарха скалилась, прижимая уши. Издевается зверюга, я-то всё равно плохо слышу, уши до сих пор наполовину запечатаны стекловидной массой. И это издевательски игривое поведение, натолкнуло меня на кучу вопросов. Со мной играют, как кошка с мышкой, перед тем как попробовать на зуб, или это обыкновенное любопытство при встрече с неведомым зверем? Почему меня не едят, не кусают, не хватают за шкирку, а умывают, как могут? А интересен ли я сархам как добыча? Почему, никто из остальной стаи, на меня не обращает внимания? И в конце, а погладить можно? Для налаживания контакта, так сказать.

— Ну и, кто ты? — я осторожно протянул руку, и пощупал мягкую шёрстку на носу зверя.

— Фрр, — сарха дёрнулась, оттолкнув мою руку и, положила голову обратно на лапы.

— Ну, ну, — успокоил я «девочку», и очень осторожно погладил её серебристый нос, — тихо, тихо. Хорошая сарха, красивая сарха.

Кого-то мне напоминает, этот инопланетный хищник. Убей бог, не помню?

— Давай я тебе тоже имя дам, — предложил я, двигая рукой к переносице сархи, приближаясь к её широкому лбу. Несмотря на крупные размеры животного, шерсть у неё была мягкой и гладкой, приятной на ощупь. Почти как у кота домашнего средней пушистости. Если бы не торчащие в сторону клыки… на них я опирался левой рукой, для равновесия.

Сарха терпеливо и благосклонно принимала мои поглаживания, а я, давя в себе страх, внимательно оценивал серебристую шубку. Хороша. Но…. Рука не поднимется, на эту «девочку», жмурящую, от удовольствия глаза. Если не придётся защищаться. Но лучше договорится по-хорошему, умереть мы всегда успеем. У нас и оружия такого нет, чтобы завалить не самого крупного в стае зверя, об остальных и говорить не приходиться.

— Катька. Я буду звать тебя Катькой, — вспомнил я маленькую блондинку со своего факультета. Та тоже была миниатюрной и ласковой… со всеми.

— Фрр, — выдохнула Катька и, оттолкнув носом руку, спустилась на землю. Задние лапы устали держать тушу весом под тонну. Забор, освободившись от веса сархи, резко выпрямился и катапультировал меня в стоящих в немом оцепенении дикарей.

Выбравшись из груды поваленных кеглей… людей, я снова полез обратно.

Катька, отошла от забора, и тянулась как кошка, потряхивая хвостом. Три остальных сархи, обнюхав подругу, потеряли к ней интерес и, занялись звериными делами. Одна средних размеров зверушка, удобно пристроившись к стене, чесала спину, оставляя на ней клоки шерсти, другая, развалившись в траве, сонно поглядывала на самого большого сарха. А самый большой сарх, вычистив до блеска подхвостное имущество, тихо и мирно продолжил делать подкоп под наши ворота. Впрочем, дело у него не заладилось, почти с самого начала. Крупный валун, поставил жирный крест на его усилиях, а сдвинуться в сторону и, попробовать копать в другом месте, у сарха мозгов не хватило.

— Да, что ему здесь, мёдом, что ли намазано?

Намазано!!! И тут, меня осенило.

Спустившись с лестницы, я подошёл к кучке немытых охотников… Фу, можно было, и не подходить. От них за версту разит, как из мусорного бачка, особенно тухлятиной…. И запах из пасти сархи тоже отдавал тухлым смрадом. Одного охотника-то не хватает.

Забравшись под лестницу, я вытащил за ухо озирающегося по сторонам, затравленного и подавленного Немо, держащего перед собой взведённый арбалет. Опустив ему сведённые судорогой руки, что бы ненароком не выстрелил, я дал ему лёгкую пощёчину, приводя бледного как мел парня в чувство.

Немо вздрогнул и, растерянно посмотрев на дрожащие от напряжения руки, нажал на спуск, загнав в землю болт вместе с оперением. Во, проняло-то, первый раз его таким вижу.

— Сархи падаль едят? — задал я, интересующий меня вопрос.

Немо утвердительно кивнул головой и, встав на колени, стал выковыривать из земли загнанный туда боеприпас. — Всё время едят, — добавил он и, вытащил из земли пук перьев… без болта.

Вот оно. Картина маслом. Сархи, обыкновенные падальщики, и как всякий уважающий себя падальщик, никогда не пройдут мимо тухлятины. Даже, если она шевелится. А от аборигенов именно тухлятиной и пахнет.

Тухлый жир, которым они не понятно для чего мажут своё тело, протухшие плохо выделанные шкуры… соблазнительная приманка для сархов.

Я, со своими деревянными доспехами, Катьку, вместе с её родственниками, как добыча, не заинтересовал, а вызвал лишь лёгкое любопытство. А вот следы оставленные охотниками, заставляют Большого Босса рыть у нас перед воротами, яму. Тьфу, на него, не там роет. Метров на пятьдесят отошел бы, я бы ему ещё лопату дал и сам помог. Мечты, мечтами, а избавляться от этих зверушек надо. А как? Единственный выстрел из арбалета, гарантированно поставит точку в существовании Аурума. Выйти за ворота, и надавать пинков? Вряд ли получится. Это Катька молодая и неопытная, а как к этому отнесётся Большой Босс? Не положит ли он меня слегка помятым в заначку на пару тройку дней, пока не протухну? С него станется.

А может, охотников выгнать? Пускай сами разбираются и доказывают этим милашкам, что они только мимо проходили. Но сначала отмыть их, а только потом отправлять на разборки, может, кто и вернётся обратно. Люди мне нужны. Одного и так не хватает. Добегался, видать.

Кровожадные планы, посетившие мою голову в самом начале, уступили более конструктивным и не настолько кровожадным мыслям, точнее, вообще не кровожадным. Нужно устранить запах? Делов-то!

Оставив аборигенов дрожать от страха около недостроенных хижин, я добежал до дома и, достав ключи от машины, положил четыре последних бруска хозяйственного мыла в корзинку…. Два отложил обратно. Обойдутся. Сначала песком оттираться заставлю.

Почти полный баллончик туалетного освежителя воздуха, с противным резким запахом, лежал там, где я его и оставил, в дверце автомобиля. После встречи с саблезубым волком, я о нём забыл. И он благополучно сохранился до сего времени.

Сначала, я обработал им охотников. Хорошо обработал, пока на испуганных лицах не появились блаженные улыбки обнюхавшихся токсикоманов, а из-за забора, послышалось негодующее фырканье Большого Босса. Начало положено, осталось самое сложное. Пересилить себя и сделать шаг за ворота. Идея моя, мне и выполнять. Разбрызгивать отраву сверху, через забор, это выбросить ценный продукт на ветер, который дует не совсем туда куда надо.

— Немо, закрой за мной, что-то сквозняки гуляют.

Обрызгав себя с ног до головы, я приоткрыл створку ворот и выскользнул наружу. От неожиданности Большой Босс подпрыгнул, выворотив, наконец, неподдающийся валун и, грозно… очень грозно, замяукал, нервно дёргая кончиком хвоста.

Большой Босс, был очень большим. Катька, подошедшая полюбопытствовать, что происходит, была хорошей мерной линейкой. Большой Босс, был крупнее её раза в полтора. На его фоне, я выглядел мелким недоразумением, он бы на меня и внимания не обратил, если бы не запах туалетного освежителя воздуха. У меня самого глаза слезятся.

— Катька, в сторону, я его ща уговаривать буду. Кис, кис, кис, — позвал я его, держа перед собой, на вытянутой руке, баллончик. Сердце пару раз бухнуло и, замерев на мгновение, начало спускаться к пяткам.

Интересно, у скунсов есть естественные хищники? Буду надеяться, что нет.

Катька, не поняла, что я хочу, и подошла ещё ближе, загораживая меня от вожака.

— Фрр — фьюх, — чихнула она, учуяв вонь, и сделала шаг назад. Тут, до Большого Босса дошло, что кто-то мелкий и не очень авторитетный, типа Катьки, лезет поперёк батьки в пекло. Наклонив клыкастую морду, он схватил её за загривок и, откинув в сторону, сделал шаг вперёд.

— Не трожь девку, скотина, — проблеял я срывающимся от страха голосом и, нажал на кнопку.

— Фьюх, фьюх, — раздирающий чих остановил Большого Босса в двух метрах от меня. Что-то тяжёлое, собралось внутри, и большой ком резко ухнул вниз,… и на душе стало очень легко…. Кому теперь штаны в стирку отдать? Надьке или Еве? Или самому постирать?

Эти мысли я загнал вглубь себя, а сам сосредоточился на газовой атаке. Размахивая струёй из баллончика, как самурай мечом, я обрызгал Большого Босса со всех сторон, заставляя того сделать шаг назад. Потом ещё шаг, под непрекращающийся чих. Потом третий, с тем же шумовым сопровождением, а четвёртый и пятый, Большой Босс делал в повороте на сто восемьдесят градусов. Правильно говорят, мал клоп, да вонюч. Вообщем, под хвост я ему тоже попал, не по необходимости, а из мелкой мести. Пущай теперь вылизывает.

Вслед за вожаком, с опаской посматривая на меня, потянулись все остальные. Катька, как самая смелая, или молодая, уходила последней.

— Заходи в гости, — сказал я скрывающемуся в траве хвосту, — за жизнь поговорим.

Катька промолчала. Жаль. Только начал налаживать контакт.

Но, всё хорошее не всегда заканчивается очень хорошо. Валун, вывороченный Большим Боссом, и яма, испортили весь триумф. Споткнувшись, о первый, я скатился во вторую. Подгадил, всё-таки, напоследок. Хорошо, что ноги с шеей целы.

— На…. Следующий. На….

«Владимир Креститель» свирепствовал, посылая непокорных крестьян в студёный Днепр, за божественной благодатью, крестительским каблуком разношенного берца.

— Чего уставился, бери траву и трись. Немо, помоги ему.

Немо перехватил длинный дрын, и столкнул вылезающего охотника обратно в Яузу. Следующим тычком, охотник был подвинут к компании своих коллег по профессии, уныло стоящих по пояс в воде, и так же уныло рассматривающих большую охапку травы висящую на столбе.

— Ты им точно объяснил чего делать?

Немо хмуро кивнул головой, и приложил дрыном мужика стоящего с открытым ртом, по пятой точке. После того как я, под очень большим секретом, разложил ему по полочкам, что произошло и почему сархи меня не тронули, он пересмотрел свои взгляды, и стал относиться к чистоте с благоговением. И благоговение, был готов излить на любого, и любым предметом попавшимся ему под руки.

Секрет моей «непобедимости», после небольшого совещания ближнего круга, мы решили не разглашать.

— Охотники, самодовольные морды, — провозгласила Вера, не обращая внимания, на заёрзавшего на стуле, от столь вопиющей несправедливости, Немо. Он тоже причислял себя, пока, к этому сословию. — Сейчас они считают тебя Великим Охотником и будут слушаться. А завтра? Когда ты расскажешь, что сархи людей не едят, и всему виной протухший жир?

— Говорить нельзя, — поддержала подругу Ева. — Там есть хотеть стать вождём.

А вот этого мне совсем не надо!

— Нам не надо другой вождь, — угадала мои мысли старшая жена и, придвинулась ко мне ближе.

Все посмотрели на Надю.

— Нельзя, — согласилась она, и подвинулась ко мне с другой стороны. — Я не хочу.

Немо сидел молча, и толи думал, толи обижался за своих собратьев по ремеслу, о которых так нехорошо высказалась Верка.

— Немо, ты не молчи. Ты скажи, тебя сразу прибить, чтобы не разболтал, или молчать будешь?

— Я не скажу, — встрепенулся Немо, получив от Верки кулаком в бок.

Я, прищурившись, посмотрел на единственного мужчину в своём ближнем окружении.

Немо умён, силён, лучше адаптирован к местным условиям, чем я. Быстрее меня научился пользоваться новым для себя оружием, охотник он тоже хороший….

— Немо, почему ты не хочешь бросить мне вызов? — задал я мучащий меня вопрос. — Из тебя получится хороший вождь.

Немо, когда до него дошёл смысл сказанного, закаменел лицом и посмотрел сквозь меня.

— Если он станет вождём, — вылезла на первый план Верка, — нас убьют.

Меня как током прошибло.

— Это почему?

— Мы нарушили обычаи, — насупилась Верка.

— Я тоже нарушаю обычаи, — возразил я.

Привстав, Верка перегнулась через стол, и под внимательными взглядами моих жён провела рукой по неровному ежику светлых волос на моей голове. Увы, от слюны сархи можно было избавиться только с помощью ножниц и бритвы. А канцелярский нож, не очень хорошая замена опасной бритвы. Поэтому лицо всё заклеено мелкими бумажками.

— Ты другой. Ты совсем другой. И ты знаешь, как это делать. А мы…. — Верка замолчала, поводила рукой по моей голове и сев обратно, продолжила. — Немо не сможет.

— Что ты скажешь? — я посмотрел на «статую» сидящую рядом с Веркой.

— Я самурай, — произнёс непонятную фразу Немо.

— Кто? — я чуть не заржал, но посмотрев на раскосые глаза парня, попридержал свои эмоции. Похож. Внешне.

И тут я понял, что он хотел сказать. Насмотревшись фильмов, и почитав, по моему настоянию, некоторые книги на эту тему. Немо уяснил для себя самое главное, самурай должен служить господину. И не всегда, господин тот, кто сильнее самурая.

Верка удовлетворённо прикрыла глаза и, скрестив пальцы рук на животе блаженно улыбнулась.

Не без помощи её однако, он пришёл к таким выводам. Ох, Верка, Верка…. Из неё получился бы хороший министр пропаганды.

Но эта секретность теперь играет против нас. Охотники не очень понимают, зачем им надо мыться. Толстый слой жира с запахом тухлятины, это же круто. Это запах победы над диким зверем. И не одной победы. Ведь так заведено от дедов прадедов. И не смотря на мой статус Великого Охотника, сопротивляются, как могут, и что удивительно, по очень знакомой, с Земли, методе. Косят под дурака, думая, что я сам такой. Разбежались.

— Немо, поддай им пару, замерзают бедняги.

Немо, приподнял дрын и, не смотря на грозные взгляды и злое ворчание своих двоюродных и троюродных братьев и дядек, «поддал жару».

О, так дело пошло лучше. Пучок травы теперь предпочтительнее чем увесистая оглобля.

— Молодцы товарищи охотники, — подбодрил я трущихся и чешущихся мужиков, — так держать. Ещё немного и мой помощник раздаст вам мыло.

С мылом дела пошли ещё хуже. Если травой пользоваться дикари могли так-сяк, то мыло у них вызывало сильное недоумение, а попадая в глаза жуткую злость, а после направляющего удара дрыном, и боязнь.

— Немо, вытаскивай их из воды, скоро рыба вся сдохнет. Веди их к душу, там домывать будем. Боюсь, мы половину охотников поскользнувшихся на мыле потеряем. И скажи, что если потеряют, хоть один кусок, батоги будут к их услугам.

Около душа нас уже ждала помывочная команда из семи человек во главе с Веркой, и «рекрутированной» на время Светкой, нашей непризнанной амазонки.

— Готовы? — я вопросительно посмотрел на Верку и, увидев утвердительный кивок, подтолкнул первого охотника к тесной кабинке летнего душа, около которой его ждала скво.

Охотник упирался. Охотник сопротивлялся. Охотник под дружным нажимом влетел в кабинку, и застыл под мягкими струями льющейся сверху тёплой воды, которую специально грели для этих целей. Надо, не только отмыть страждущих, но и удивить до самого копчика. И удивить, важнее всего.

Первого охотника отмыли быстро, мужик так и не пришёл в себя от пролившегося на него чуда. В таком обалдевшем состоянии его усадили на стул, обрезали, не поддающиеся расчёсыванию, волосы и, выдав ему, травяного плетения юбку для прикрытия срама, отправили к длинному столу, сделанного из оконных ставней, на плетёных ножках. Где ему тут же поставили железную миску с варёным мясом и овощами. Ложку не дали. Потом учить буду. Сейчас не до этого. Но и того, что сделано, вполне хватит для закрепления условного рефлекса.

Растерянные, обтекающие грязной водой мужики, дружно сглотнули слюну, расслышав чавканье своего помытого товарища.

— Следующий, — крикнул я, подавая сигнал Немо.

Немо, что-то прорычал, и подтолкнул тренировочным мечом худощавого мужика, стоящего ближе к душу. А дальше было интересно.

Тяжёлая, густо заросшая волосами рука, коренастого мужика, чем-то напоминающего Кондрата, схватила за мокрые, свалявшиеся космы «счастливчика», и одним движением отбросила в сторону.

Среди охотников послышался лёгкий шум, но он быстро смолк, под стрельнувшими исподлобья чёрными зрачками.

Грозный, какой… настоящий Иван.

Иван, фыркнул при виде очередной «помывщицы», сменившую первую, влез в кабину, замерев на мгновение под тёплой струёй… и, вылетел обратно. Эмалированная ванночка, сколько себя помню, всегда была скользкой. С момента покупки и по сей день. Об этой её особенности я забыл предупредить. А тут ещё добавилась плёнка жира от предыдущего страдальца. Ну, ничего, в следующий раз будет осторожнее. А следующий раз начался сразу. Помня предыдущую неудачу, Ваня влез под душ, на карачках, опираясь на все четыре точки. И кто сказал, что дикари тупые? Во, как быстро сориентировался. Я бы на его месте ещё почесался бы, придумывая, что делать.

Мыли Ивана дольше. Широкий дядя, площадь оттирания больше, а слой жира, оставшийся от предварительной помывки, толще. Симулянт, мочалку ему в задницу. Стричь волосы, он отказался, пришлось вмешаться мне и моему деревянному другу, мечу тренировочному, артикул «А». Пускай злится, со временем привыкнет. Особенно, когда поймёт, что тех обычаев, которые были раньше, больше не существует, и никому не интересно, какой длинны у него волосы, и толщина намазанного жира. Отмена последнего обычая стала особенно актуальна в свете произошедших событий. Удачу на охоте, я собирался отмечать другим способом. Пока не знаю как, но что ни будь, придумаю.

— Ну что, голубчики, нажрались? — я смотрел на осоловевшие рожи охотников сидящих за столом, и рядом с ним. Лавка оказалась для некоторых неудобной и непривычной. Я и сам на ней долго сидеть не могу, потому как, сделана она через одно место.

Охотники подобрались, но вставать не стали. У них это не принято. У меня пока тоже, но буду потихоньку приучать, что при старшем надо вставать, а садиться только с его разрешения. Правила приличия и дисциплина, есть залог выживания и развития Аурума.

— Надя, готовь блокнот, сейчас всех переименуем и запишем, — на роль секретаря, я подписал младшую жену, которая вместе с Веркой, лучше всех освоила письменность. — Немо, будешь подтаскивать их ближе и переводить.

Я демонстративно поправил деревянный меч, висящий рядом с ним мачете, и проведя по плетёной броне рукой, как бы почёсывая грудь, сел за стол.

— Первый, — крикнул я, сведя брови, и показал на всё ещё сидящего справа от меня мужика, с широким шрамом, идущий через всю грудь сверху вниз и заканчивающийся около пупка. Как он выжил после такого ранения? Или кишки не вылезли, или Олеся уникум?

Немо подошёл к мужику сзади и что-то прорычав, положив ему на плечо руку. Мужик был старше. Мужик не принял всерьёз мою правую руку. Мужик помнил Немо сопливым мальчишкой. Мужик был огорчён, когда деревянный меч Немо, выбил из его лёгких воздух. А когда, отдышавшись, решил восстановить справедливость, надавав сопляку по шее, был огорчён второй раз. После такой воспитательной процедуры, он вставать не торопился.

— Немо, поторопи его, потом отдыхать будет.

— Ты кто? — задал я первый вопрос, опирающемуся о стол охотнику.

Охотнику было не до меня. Он дышал. Он смаковал сладкий воздух, которого ему так не хватало в последние минуты.

— Немо…

Деревянный меч, не сильно впечатался в голую задницу.

— Слись, — выдавил из себя мужик, почёсывая пострадавшее седалище.

Слись…. Хм, это кажется, такой мелкий зверёк, типа земной крысы. Я внимательнее посмотрел на Слися. Совсем не похож. Лицо не вытянуто, передние резцы не торчат наружу…. Идиотское имя. Дрыст был ещё тем шутником.

— Пиши, — я подождал, когда Надя откроет блокнот, и ещё раз посмотрел на охотника. — Станислав… э-э-э… Алексеевич. В скобочках просто Стас. «Алексеевич» отдельно пиши. Не пиши «в скобочках», просто поставь скобки… отставить. Давай покажу как надо.

— Что такое «Алексеевич», — заинтересовалась Надя, когда я вернул ей блокнот.

Как ей объяснить суть «отчества», я не представлял. Всю жизнь, аборигены обходились одним именем, и второго не предусматривалось…. То есть имён было много. Вождь имел право переименовывать охотника по своему усмотрению, хоть каждый день, но отчество, или просто второе имя, не давалось. Посвящённых охотников в роду, никогда не было много и, имён хватало.

Я почесал затылок. А мне зачем?

Всему виной надежда! Надеюсь, что до своей смерти успею построить город, в котором будут проживать тысячи людей. И город этот станет центром первой цивилизации на…. Тьфу, я имя планете не придумал. Пусть будет Новая Земля…. Нет. Терра Нова…. Избито. И на новую не тенят, так, обновка какая-то…. Вот! Обновка. По-моему звучит. Свежо.

А тысячи людей…. У меня имён в загашнике не хватит, и придётся давать не только отчества но и фамилии. И нужно это для учёта населения, о котором мне ещё мечтать и мечтать.

— Это Надь, имя вождя рода. Меня зовут Алекс, или Алексей. Отсюда и Алексеевич.

Надя подумала, нарисовав каляку-маляку в блокноте.

— А у меня, почему нет отчества? — увидев моё нахмуренное лицо, Надя вздохнула. — Извини, не хотела тебя обидеть.

Фу! Мою задумчивость она расценила, как отказ и сильную обиду на женские глупости. У женщин и имён-то раньше не было. И хорошо. Не буду вдаваться в подробности, потому как сам не знаю, почему я раньше до этого не додумался.

Стоящий напротив нас Слись… тьфу, Стас, переступая с ноги на ногу, хмуро смотрел на сидящую пред ним Надьку, и вопросительно на меня.

Я встал и протянул ему руку. Стас не понял, расценив мой жест как нападение и, отскочил назад.

— Немо, иди сюда, покажем этому вундеркинду, что надо делать.

Этот жест мы с ним отрепетировали заранее. Жест приветствия и «высокого расположения» вождя. Пускай охотники гордятся, что имеют возможность пожать руку исторической личности в моём лице. Но… пока они об этом не догадывается, и шарахаются как от сарха.

После двухчасовой переписи мужского населения, я усадил напротив себя самого Немо.

— И так… Пыр, — Немо вздрогнул, услышав имя, даденое ему покойным Дрыстом, — тебя твоё имя устраивает?

Немо молчал и, только играл желваками на скулах, смотря сквозь меня.

— Немо, означает Никто, Пустое Место. Тебя устраивает имя, которое означает Пустоту?

— Ты можешь дать мне другое имя, — безразличным голосом произнёс Немо, и замер. Желваки тоже остановились, и лицо превратилось, как обычно, в каменную маску.

— Могу, — согласился я. — И хочу. Но я хочу оставить тебе и имя Немо. Имя младшего рода.

Глаза Немо округлились от удивления. Насколько мне известно, на Обновке таких понятий нет. И вот я, такой нехороший, начал заниматься ерундой и, вводить основы феода. А что поделаешь. Рано или поздно Аурум начнёт хиреть и превращаться в застойное болото, особенно после моей смерти. Потому, что не с кем конкурировать, ни в военных вопросах, ни в торгово-экономических, не в культурных. Элита, которая сформируется лет через семьдесят или сто, не будет понимать, что ей делать, и отдастся праздности и прожиганию жизни. И городу понадобится хорошая встряска, инъекция от разложения. И кто будет такой инъекцией? Нужна элита, которая тоже будет иметь право на первое место в Ауруме, которая будет находиться в стороне, но будет изо всех сил бороться за престол. Щука нужна, чтобы карась не дремал. Вот и заложу мину, под своих будущих потомков, чтобы жиром не заплыли. Отпишу роду Немо землю, где укажет, но не очень близко, женю своих младших детей, которых у меня пока нет на его детях, и отправлю их во владения. Лет через сто, эта мина должна рвануть. А после взрыва, брызги новой цивилизации должны разлететься в разные стороны…. И начнётся то, чего я никогда не увижу, но очень надеюсь, что получится что-то прекрасное. Уж я постараюсь, ещё при своей жизни сделать так, чтобы мечта об Эдеме или рае, укоренилась в народе.

— Ты меня гонишь? — костяшки на сжатых кулаках побелели, и немо спрятал руки под стол. Насмотрелся фильмов, начитался книг, и теперь считает зазорным показывать свои чувства. Чего-то его на японскую культуру потянуло. Не дай бог, он ещё харакири здесь сделает или сипукку. А я так хотел здесь насадить понятную мне русскую культуру. Ладно, ещё не вечер. Переучу когда смогу запускать дизель. И законы такие буду писать, что бы японского в них ничего не было.

— Наоборот. Хочу тебя сделать главой младшего рода, сидящего всегда с правой стороны от меня. У тебя, как и у меня будет три имени. И дети твои унаследуют это право вместе с титулом младшего рода. Никто и никогда, не сможет сместить тебя, кроме меня. Любой, кто бросит вызов тебе, бросит вызов и мне, и всему Ауруму. И будет за это наказан.

Из того, что я сказал, Немо не понял почти ничего. Для него это было настолько далеко, как для меня далеки обычаи африканских бушменов, о которых я не знаю ничего. Придётся говорить на эту тему с Веркой. Она быстрее мужа улавливает мои мысли и новые веяния времени. По-хорошему, её надо назначать «правой рукой», но здесь это не поймут, у меня и так проблем хватает, чтобы вешать на шею ещё одну.

— Ладно, Немо, иди. Поговорим об этом завтра. А сейчас, подумай, кого из охотников возьмёшь себе в помощники. И через два часа вместе с ним, и с твоими парнями жду тебя в кузнице. Охотникам нужно нормальное оружие.

Может, кто захочет стать кузнецом, если понравиться возиться с горячим железом.

Отослав Немо, я занялся детским садом. Шесть женщин не выпуская новорождённых детей из рук, работают на опасных производствах, и ни чем хорошим это не закончиться.

Молодые мамы, постоянно отвлекаясь на своих спиногрызов, работают в пол силы, и производительность труда у них, очень никакая. Их как будто и нет, но под ногами мешаются. Эта проблема дополняется другой, не менее острой. Неприкаянная малышня, носится по Ауруму, и лезет во все щели. Вреда от них как от грызунов. Давеча в погреб пробрались и понадкусовали всё, до чего дотянулись загребущие ручонки с длинными, любопытными носами. Впрочем, это не страшно, подпорченные продукты в тот же день пошли в котлы артелей, а подпорченные желудки лечили два дня. Этот контингент требует к себе неусыпного внимания все двадцать шесть с половиной часов в сутки. Пример Лёлика и Болика, до сих пор стоит перед глазами.

Машка, молодая девчонка, сама не вышедшая из сопливого возраста, занята только своей и Дарьиной девчонками, а между кормлениями и заменой пелёнок, стирает или болтает со своими помощницами, более молодыми девчонками, чем она сама.

Или я, что-то плохо объяснил, когда привёл ей в помощь Юльку с Ксенией, или проблемы перевода?

Ну, да. Я тогда шибко был занят приёмом нового населения Аурума. Как раз после драки, где мне побили всю посуду и разломали столик. Тогда мне было не до подробных объяснений. И впопыхах я наговорил ей что-то о педагогике и воспитании подрастающего поколения. Это и для Верки с её «подкованностью», Эзопов язык, а для Машки вообще тёмный лес. А про детский сад и для чего он нужен, я и забыл сказать.

И вот теперь, надо исправлять свои ошибки, и втолковать трём девчонкам, что я от них хочу.

Без переводчика, эта задача оказалась мне не по зубам.

Машка, в русском языке ориентируется, как я в японском. Сказывается отсутствие общения, с теми, кто хоть чуть-чуть понимает. Мне недосуг, девчонки тоже заняты под завязку, Немо, несмотря на его «продвинутость», всё равно не опустится до такого, чтобы учить женщину, тем более постороннюю. Дарья, навещает подругу, только во время кормёжки, а ночью делит ложе с Немо, если Верка не против, а та в последнее время почему-то не против. Бедная Машка. О девчонках я вообще не говорю, те кроме слова «еда», вообще ничего не знают.

Верка гремела посудой на «летней кухне», которую мы с Немо и Евой соорудили на скорую руку, когда занимались арбалетами. Пришлось делать такую «пристройку-навес» к веранде с небольшой кирпичной печкой, на которой красовалась четырёх конфорочная плита… хм, верхняя часть плиты с четырьмя конфорками, после того, как я запретил топить печь в доме. После двух разовой топки, в дом можно заходить с банной шайкой и с веником. Это по зиме в доме готовить можно, и сейчас, когда на улице стало холодать. А тогда был просто кошмар.

Вера была занята. С тремя помощницами, в последнее время, она занимается исключительно приготовлением еды. Ртов, на которых надо приготовить, теперь много. Это не только мой ближний круг, но и обитатели несостоявшегося детского сада.

Я настоял на таком решении, чтобы мальчишки и девчонки, бегающие по всему Ауруму, не отвлекали мам от дел. Прижимистая Верка, ворчавшая по началу на быстрый расход продуктов, быстро смирилась. Даже очень быстро. Вчера была против, а сегодня бац,… и за.

Кто их, женщин, разберёт.

Верка, окружённая плотным кольцом черноволосой ребятни, что-то щебетала на «тарабарском», перемежая его русскими словами, и не останавливаясь, проворно орудовала ножом, потроша большую рыбу.

О чём она говорит, я не понял, но вывод для себя сделал.

Мне нужно десять Верок, а лучше сто. Ни о чём не подозревая, молодая женщина, нашла идеальный способ преподавания иностранного языка. Держу пари, что дети запомнят незнакомые слова, вплетённые в понятную им речь быстрее чем, если тупо заставлять их зубрить.

А ещё Верка, не замечая того, встала у истока местного фольклора. Я ни разу не слышал, что бы аборигены рассказывали истории или сказки. Их, просто нет. Непринято здесь рассказывать о прошлых былинных героях и, об истории рода человеческого на Обновке. Не накапливаются здесь знания, а умирают вместе с носителями. А Верка… раз, и готово. Не сама, конечно, дошла до этого. Я долго ей объяснял, что такое книги, для чего они нужны, и откуда они берутся, но сочиняет она сама.

Не стал её отвлекать, пускай развлекает ребятишек. Вечером поговорю с ней и с Машкой.

Сделав круг «почёта», обойдя созданные мной артели, попенял за нерадивость. Особенно досталось Надьке. Слишком увлеклась керамической посудой, забыв о кирпичах и цементе.

— Вычерпывайте колодец, и начинайте долбить известь. Чуть позже мужиков в помощь пришлю, и чтобы через три дня, когда Ева закончит первый дом, цемент был.

Границы в Надькиной голове, ещё сохранились. Есть в жизни случаи, когда мужчину надо слушать. Она знает, что я только в семье либеральный, а если дело касается Аурума, тут подвину любого, даже её.

В кузне был разгром. Уголь исчез. Горн разобрали почти до конца, и из его кирпичей, на улице собрали два очага, на которых артельные готовили еду. Инструмент, который мы с Немо аккуратно разложили на полках валялся на земле под слоем слежавшейся травы, на которой спали новоприобретённые женщины, а часть исчезла вообще.

Разбираться кто виноват, я не стал, и так понятно с чьего ведома сие учинилось.

Надьку с Евой, не смотря на всю любовь к ним, я притащил за волосы в разгромленное помещение, где задрав им юбки, всыпал по первое число. Ева, после этого, два дня спала на животе, а Надька, самая главная саботажница, неделю бегала с подбитым глазом. А на спусковой крючок под маркировкой «Всё можно», нажала Верка, но ей досталось меньше. Олеся вовремя остановила. Беременных трогать нельзя. Ага, Немо скоро батей станет.

На восстановлении кузни и на выжиг угля, ушёл остаток дня. Иван и трое старших мальчишек, так и не поняли, чего мы суетимся, и зачем всё это надо. Для наглядной агитации, мы с Немо, показали, как обрабатываются заготовки для наконечников болтов, и чем отличается железо от камня. Желающих заняться кузнечным делом, которого так и не увидели, не нашлось. Горн, из-за позднего времени мы, разжигать не стали. Один Кондрат довольно щурился, ощупывая остроту заточки наконечника и моей мачете.

Охотники остались без копий, а Аурум без мяса.

Немо, я придержал, чтобы до провинившихся дошло, что они натворили.

Ева с Надькой стояли столбами опустив головы. Сесть за стол, вместе со всеми я им не предложил.

— Завтра, — подвёл я черту, перед окончанием официальной части вечерней «планёрки», — у вас барышни, я заберу двух человек. У каждой. Пока только на пол дня. У нас некому рыть «кабан» и выжигать угол.

Надька растерянно подняла голову, но не найдя в моих глазах понимания, опустила обратно.

— Немо, завтра со своими орлами перетряси тех, кто ночевал в кузне, и подходил к ней в наше отсутствие. Кто-то из них приделал ноги инструменту. Если так дальше пойдёт дело, скоро перейдём на каменные наконечники.

Немо склонил голову в знак согласия.

Раздав задание на завтра я свернул заседание ближнего круга.

— Завтра, я жду от вас ударного труда, а сейчас, марш спать. Это касается всех.

В комнате заскрипели отодвигаемые стулья, и народ, обходя «Белые Столбы», потянулся на выход.

— Верка, останься.

Верка остановилась. Постояла в нерешительности и, села на своё место.

— Немо, закрой дверь с той стороны, мне надо поговорить с твоей женой, — выгнал я будущего папашу.

Что такое «жена», я им объяснил, узнав об интересном положении нашей поварихи. Надя, по моей настоятельной просьбе сделала соответствующую запись в журнале, тем самым закрепив за Немо обязанность, быть с Веркой в горести и радости, до тех пор пока….

— Поздравляю, — я поцеловал Верке руку, когда в большой комнате никого не осталось.

Верка, совершено по девчачьи хихикнула, и расплылась в улыбке от уха до уха. И не скажешь, что передо мной сидит взрослая женщина, способная держать в руках своего мужика, большое хозяйство, и в придачу, бестолковых скво которых угораздило стать моими жёнами. Причём делает это не руками, как это делаем мы с Немо, а взглядом. Даже Танька со Светкой, не решаются с ней спорить, чувствуя в ней какую-то скрытую силу.

— Тебе Немо говорил о нашем разговоре?

Задорная улыбка исчезла сразу, сменившаяся сосредоточенной задумчивостью. Исчезла девчонка, а вместо неё появилась барыня, с многолетним опытом подковёрных интриг и заговоров. Чудеса!

— Говорил.

— И?

Верка пожала плечами, сделав грустное лицо.

— Я ничего не поняла. Он сказал, что ты нас прогоняешь, но хочешь оставить друзьями…

Я этого ожидал. Немо умён, в рамках действующей системы и правил, и совершено, не способен самостоятельно выйти за их пределы. Как я недавно узнал от Нади, Немо сбежал из своего бывшего рода под влиянием Верки, сам он да такого не додумался.

— Нет, Вер, Немо ничего не понял, и тебе всё рассказал неправильно.

— Тогда, что?

Я задумался.

— Ты хочешь, чтобы у вас был свой дом, такой как этот?

Глаза Верки радостно блеснули, и тут же потухли.

— Ты нас гонишь, — уже не вопросительно, а утвердительно пробормотал она. — Но почему? Мы тебе надоели, или делаем что-то не так? Может это из-за кузни?

— С чего ты взяла, что я вас гоню? И уж тем более из-за кузни, я выгонять никого не буду.

Верка почесала нос и, сложив руки перед собой как первоклассник на первом уроке, и перешла на деловой тон.

— Ты хочешь, чтобы у Немо был свой род?

— Ну, да, — подтвердил я её догадку.

Я кивнул головой, подтверждая её догадку.

— Значит мы должны уйти.

— Но почему?

— Два рода не могут быть в одном месте. Нам нечего будет есть….

На последнем слове Верка запнулась, а я расплылся в улыбке.

— Тебе картошка нравится? — поинтересовался я, заранее зная ответ. — А огурцы с помидорами?

Верка закрыла рот, и посмотрела мне в глаза.

— Мы остаёмся?

— Ага, — подтвердил я, — и остаётесь членами моего рода. На правах младшего.

Верка потрясла головой.

— Не понимаю.

Это и понятно. Аборигены Обновки, до такого ещё не доросли, и мне приходиться играть роль витамина роста.

— Вер, смотри, — я достал бумагу и карандаш и, стал чертить схему.

— Это, — я нарисовал большой кружок вверху листа, — я.

Увидев мои художества, Верка хихикнула.

— Такой толстый…

Я вздохнул и, стерев изображённый круг ластиком, нарисовал маленького проволочного человечка, а сверху, над ним, большую букву «Я». Потом, подумав, стёр её и написал «Алекс».

— Так понятнее? — дождавшись утвердительного кивка, я продолжить чертить дальше.

— Вот это, — проведя линию от себя вниз, я нарисовал ещё одного человечка, — Немо, а это ты и Дашка. — Проведя две лини от Немо вниз я нарисовал ещё двух человечков.

— А где Надя? — рассмотрев получившуюся картинку задала Верка очевидный вопрос.

— А Надя и Ева, вот здесь, — я отвёл ещё две линии от себя нарисовав Надю и Веру, потом нарисовал ещё пять линий и человечков…. Потом….Линии не вмещались, а рисовать человечков, я замучился, всё чаще рисуя инвалидов, без рук, без ног и без головы.

— Ладно, не важно, — я перечеркнул двумя жирными линиями этот рисованный беспредел. — Ты посмотри сюда.

— Я глава рода, — я обвёл одним кругом стройную пирамидку из четырёх человек, нарисованных в самом начале, — это старший род. А это — обведя маленьким кругом трёх человек — Немо, Верку и Дашку, — младший род. Тем самым, когда вас будет много, — я многозначительно посмотрел на Веркин живот, — или вы приведёте ещё людей, Немо будет вашим вождём, а я буду вождём и у вас и у тех, кто не входит в ваш род. Над Светкой и Танькой, охотниками и другими аурумцами. Тех, кто есть и тех, кто будет.

Через два часа, когда в доме все спали, я достучался до Веркиного разума, и вложил в её голову своё виденье ближайшего будущего Аурума, в части структуры общества и власти в частности.

— А как все об этом узнают? — задала резонный вопрос будущая — княгиня Немо.

— Это, Вера, называется — Закон.

Вера непонимающе подняла голову от перечерченной десять раз схемы.

— Тот же обычай, только главнее, — пояснил я.

— Закон, это глава обычаев. Никакой обычай не может делать то, что не разрешает закон. Если обычай идёт против закона, то такой обычай плохой, и его запрещают. Например, никто не сможет вызвать Немо на поединок, потому, что закон запрещает поединки за место вождя. Только я, и без поединка, могу снять Немо с главы младшего рода. Чего я, сама понимаешь, не сделаю. Или, кушать людей, по закону, тоже запрещено, любой кто будет это делать, должен быть наказан.

— А как же враги?

— Врагов, Верочка, надо убивать, или брать в плен. А если у кого потекут слюни при виде человеченки, тоже считать врагом, не смотря ни на какой обычай. Это Закон.

— А кто придумывает Закон?

Хм, думал, не спросит.

— Пока я. Если хочешь, можешь присоединиться…. Но об этом потом.

Подпускать этих, в сущности, ещё дикарей, к законодательству, я не собирался. Поэтому перевёл тему разговора в другую сторону.

— Завтра с утра, я напишу тебе грамоту, по которой Немо будет объявлен главой младшего рода. Князем Немо.

— Князем? — не поняла Верка новое слово.

— Князь, это вождь младшего рода. Князь слушается только меня, и никого другого. Каким бы старым и сильным, другой ни был. Понятно?

Верка кивнула.

— А….

— А если такой желающий найдётся, то это будет его последним желанием.

— А что делать мне?

— А ты, будешь женой князя — княгиней Немо. И тебя должны слушаться все кто входит в младший род, кроме самого князя, то есть Немо.

На последнее моё утверждение Верка прищурилась. Тут, я что-то дал маху. Дурак. Знаю ведь, что Немо, это декорация при Верке….

— Кто кому подчиняется у вас в семье, вы сами разбирайтесь, а на людях…

— Я поняла, — улыбнулась Верка, посмотрев мне в глаза. Мы поняли друг друга.

— Следующее, — продолжил я, переходя к самой основной части, над которой я долго размышлял, и до сих пор не уверен, а не рано ли. Но, ни что так не ограничивает свободу как собственность. Особенно частная. Ни закон, ни обычай, не религия, никогда не добивались таких успехов, как находящиеся в собственности клочок земли или другая недвижимость. А если в это вложен тяжёлый труд, пот и кровь….

— Завтра же, я напишу ещё одну грамоту, по которой вам с Немо, для строительства дома будет отведён участок на севере от моего. Там есть семь яблонь и двенадцать кустов смородины. Десять чёрной, и две красной. Яблоки с трёх яблонь, и ягоды с пяти кустов чёрной смородины и с одного куста красной, будут полностью ваши. По весне, дам рассаду картошки, и других плодов. Будете пахать землю, и сажать сами. Пятую часть урожая отдадите мне как главе рода, всё остальное ваше. И… можете себе присмотреть другие растения.

От последнего предложения, Верка подскочила на месте, и села обратно.

— Мы не сможем, — огорчённо покивала она головой. — Немо копать не будет, а я не смогу.

— Для этого, я дам тебе третью грамоту, но не завтра. По этой грамоте, часть людей населяющих Аурум, будут принадлежать к младшему роду, то есть, вашему. Кто это будет, мы подумаем позже. Но… Бумаги я тебе пока не дам.

Вера пошевелила рукой разбросанную на столе макулатуру, которую мы навалили, пока разбирались с «вертикалью власти».

— А зачем эти бумаги? Выйди перед родом, и скажи, что ты хочешь. Тебя послушают.

Да, здесь ещё верят на слово. Но не долго. Люди запоминают то, что хотят запомнить, а то, что не хотят, забывают быстрее обеда из общественной столовой. Здесь помнят дольше… приблизительно, до ужина. И что, мне каждое утро надо собирать весь Аурум, и объявлять Немо, главой младшего рода? Нет уж. Лучше один раз записать, а потом объявить. Далее не мои проблемы. Не запомнят через голову, запомнят через другое место.

Своими мыслями я поделился с Веркой.

— Бумага написанная, и подписанная мной, и есть Закон. И он остаётся сильным, пока эти бумаги сохраняются, или пока я не напишу другой Закон.

Верка, схватилась за голову.

— Алекс, я ничего не понимаю, что ты говоришь и, что ты хочешь. И не понимаю, зачем это.

Я взял Веркины руки и нежно сжал в своих ладонях.

— Вер, ты потом поймешь, зачем это нужно, а сейчас просто поверь мне, что так надо. Я сделаю так, что ни вам, ни вашим детям, никогда не придётся голодать, вы никогда больше не будете мёрзнуть в грязи, и спасться бегством от хищников, и ни один Омум, или Дрыст, не сможет взять тебя, когда ему это захочется. И ваших с Немо детей это тоже не коснётся. Ну, и моих тоже,… когда они будут.

Я вздохнул. Что-то никто из моих жён не мычит, и не телится. Я уже подумываю, а не генетические ли здесь проблемы. Может у нас хромосомы разные. Ведь мы разнопланетяне.

Верка, услышав мой вздох, улыбнулась.

— Хорошо, Алекс, я тебе верю. Ты вождь, ты в своём праве.

Ну, вот и славненько. Жаль, что она ничего не поняла, но это дело поправимое. Прочитаю пару лекций по истории феодализма, и они разберутся, что к чему. Интеллектом их бог не обидел.

Верка зевнула, прикрыв рукой рот.

— Почему бумаги не можешь сразу дать? — сонно спросила она больше для проформы, чтобы меня не обидеть, чем из интереса.

— Всё потом скажу, а сейчас давай спать. Поздно уже. Спокойной ночи… — я наклонил перед ней голову, — княгиня Вера Владимировна Немо.

Вера посмотрела на меня расширенными глазами, потом мило улыбнулась и, встав из-за стола заваленного бумажками, удалилась в свою комнату, с грацией настоящей княгини. Только парчовых одежд не хватает, или платья с кринолинной юбкой.

Со следующего дня я решил дать Немо новое имя, Владимир, а женщины, те кто не знают своих отцов будут носить отчество по мужу, если замужем. А если нет, обойдутся пока одним именем. Да будет так.

Фу, вытер я рукой пот, что из этого получится, я не знаю, но надеюсь, что всё задуманное мной срастётся как надо.

— Поворачивай, — крикнул я, и жахнул кувалдой по раскалённой заготовке. — На ребро. — Немо повернул искрящийся металл, и я ударил по самому кончику, придавая ему заострённую форму.

— На другое.

Бух… кувалда выбила сноп искр, и стоящие в стороне три человека и один подпрыгивающий на насосе, забились в угол, отпрянув от раскалённого дождя.

— В огонь.

Немо, одним движением засунул остывающую заготовку в горн, и вытащил оттуда следующую.

Бух… Бух… Бух…

— В воду её. И когда остынет, пускай начинают обрабатывать, нечего стоять просто так, не театр. И скажи Юрке чтобы продолжал качать, уголь остывает.

Через два дня мы изготовили «под ключ» четыре наконечника для копий, и два комплекта наконечников для дротиков.

В кузнечное дело втянулся только Кондрат, остальных, включая Ивана, на которого я больше рассчитывал, это не заинтересовало. Все покивали рассматривая наши грубые изделия, поцокали языками, порезали пальцы пробуя остроту моего мачете и… повернулись спиной. Ну, ничего, я вам устрою весёлую жизнь, вы у меня вприпрыжку сюда побежите….

Древки копий, мы сделали по нашей технологии, обжигая и распаривая гнутые стволы колючей ивы, за которыми, мы перебирались на другой берег Яузы. На нашем берегу, даже пеньков не осталось. Только вдалеке, метрах в пятистах, в обе стороны, от нас, ещё виднелись заросли. Да, человек, эта самая большая природная катастрофа.

Раздав охотникам новое оружие под запись, расписываться по понятным причинам, они не могли, я выгнал их на охоту. Мяса, в Ауруме, закончилось три дня назад.

Но не мясом единым…. Давно назрела проблема хищников, расплодившихся в последнее время вокруг Аурума. Очищенный от колючих зарослей берег Яузы, стал привлекательным для разной живности ищущей водопой. За ними потянулись и те, кто воет по ночам, и не даёт спать. На носу «Большой Переезд», а мы выйти с территории лишний раз не можем.

А ещё нам нужны шкуры….

Ева закончила первую хижину, и мы с Немо и двумя мальчишками из его «отделения», занялись кладкой печки.

Кондрат, завис в кузне, и чего-то там куёт и мастерит. Один. Ну, ну…

Фундамент печки, мы выложили из камней залив их цементом… Беда с этими камнями, пора начинать разрабатывать карьер, или зачищать речной фарватер на всём протяжении реки, превращая её в судоходную магистраль.

Но на фундаменте дело и застопорилось. Пришли мамонтовые коровы… Тьфу, на них, тут жрать для них нечего, вся трава превратилась в жёсткую щетину, а они нарисовались.

Стадо, как и в прошлый раз, было огромным, и занимало всё пространство, от реки и до горизонта.

— Полундра, — заорал я с балкона, на суетящихся аурумцев. — Володька… Тьфу, на тебя. Немо, выгоняй всех за ворота, готовьте костры. Хищников не бойтесь, их уже нет….

Степь перед коровами вся вымерла, как и весной. Гадство. Скоро мы опять перейдём на рыбную диету, и пояса придётся затягивать потуже. Расход картошки со всем остальным, после этой саранчи, тоже увеличится.

— Отставить, — перешёл я на ультразвук, увидев впереди гигантского стада четыре большие туши… Сархи! — Все назад, ворота закрыть.

— Немо одевай доспех и смотри, чтобы кто ни будь из охотников, не метнул копьё. Лучше отгони их от лестниц.

Чёрт, как не вовремя-то. Лишь бы они здесь не задержались.

Я слетел вниз и, натянув на себя броню, подхватил копьё, арбалет… на хрен не нужен, вместо него сунул в карман баллончик с освежителем воздуха и, ломанулся к северным воротам.

Охотников на лестницах не было. Только Немо, стоял на последней ступеньке во весь рост и, ухмылялся. Он знал секрет.

Секрет, секретом, но кто знает, что на уме у этих мощных и больших зверей. Оказавшись между стадом и нашим забором, они могут быть непредсказуемыми.

Катьку я узнал сразу, увидев серебристые подпалины.

— Кис, кис, кис, — позвал я, когда стая сархов упёрлась в стену, и повернула свой бег на запад.

Катька притормозила и, развернувшись на мой голос, подняла клыкастую морду вверх.

— Немо, закрой за мной, — я слез с лестницы, и подбежав к воротам, отодвинул задвижку в сторону.

Катька, навострив уши, стояла на месте, нервно подёргивая хвостом.

— Кис, кис, кис, — я воткнул копьё в землю, и подошёл к втягивающему носом воздух, хищнику. — Катя, Катенька, иди ко мне. Поздороваемся, что ли.

— Фрр, — выдохнула Катька и, наклонив голову, подошла ближе.

Тёплый чёрный нос, ткнулся мне в грудь, и шершавый язык оставил блестящий след на броне. Вот это драйв! Я протянул руку, и погладил мягкую шерсть на носу. Тянуться дальше я не рискнул, кто её знает эту хищную бабу. Подумает, что домогаюсь…

Но наши «обниматушки», прервал грозный рёв… мяуканье, Большого Босса. Катька толкнула меня носом, свалив на землю, и дала стрекача вслед за стаей. Хорошая девочка, послушная. Такую приручить и проблем не знать. Сархи и на стаю белохвостых львов страх наводят, а о саблезубых волках, и других хищниках поменьше, говорить не приходится.

Ворота были открыты, князь Немо, зарабатывал себе авторитет на глазах у остальных аурумцев. Только «ближний круг», стоял за его спиной, и тихо посмеивался. Зато на всех остальных, сцена моего братания с сархой и неустрашимость Немо, произвели сильное впечатление.

— Чего стоим, кого ждём? Все за ворота, готовить костры. Не поджигать. Ждём, когда подойдут ближе.

Ветер, как и в прошлый раз, был не нашей стороне, он дул, как всякий уважающий себя саботажник, против нас, то есть, в нашу сторону.

— Немо, отходите дальше, готовьте сразу две линии. Верка, если коровы подойдут к моему забору со стороны вашего земли, то в следующем году, вы останетесь без ягод. Вперёд, сучье племя, я надеюсь на вас.

В общем, прозевали… Там, где не ждали. Два молодых самца, быка, прошли вдоль Яузы, где когда-то были колючие заросли, а теперь красовался девственной пустотой пологий берег с потрескавшейся глиной, и ближе к нашему забору молодые заросли земной ивы.

Длинный язык смахнул клочки растительности, отправив всё собранное в гигантский рот, и не останавливаясь навалился на плетёную стену Аурума. Под напором огромного языка забор с хрустом наклонился, но освободившись от нажима, выпрямился обратно.

Быки остановились, с любопытством разглядывая препятствие, водя головами в разные стороны, и оставив две навозные кучи, развернулись туда, где сохранилась трава, к участку Немо.

— Не дайте им повернуть от реки. Разжигайте костры… Быстрее, быстрее… Верка, я предупреждал?

Чумазая от сажи и копоти девчонка, с огнемётом на плече, сбиваясь с ног, бросилась наперерез ходячим горам.

— Осторожнее, они сейчас ничего не видят. Слижут и, вскрикнуть не успеешь.

Быки, не смотря на обеденную «слепоту», начали останавливаться. Ветер, саботирующий нашу защиту в самом начале, теперь работал на нас донося клубы дыма до жрущих быков.

Это небольшая заминка, позволила нам запалить пару костров прямо перед носом быков.

— Двигайте костры в их сторону, отжимайте коров к реке, — командовал я, показывая пример, пододвигая горящие поленья лопатой, в сторону остановившихся гигантов. Уповая на то, что быки не решат пройти сквозь забор.

Не решили, а поревев для приличия, повернули к реке и, обойдя забор по берегу Яузы, пошли вдоль него… к молодому лесу… Беда.

— Надька, Ева… Братва, — орал я на весь Аурум. — Не дайте погибнуть всему, что нажито непосильным трудом. Гони их в шею.

В очередной раз мимо меня проскочила Верка, в полном одиночестве и, не успев выскочить за южные ворота, дала огненную струю, поджигая высыхающую траву перед снующими языками быков. Шайтан огонь произвёл впечатление не только на жующих быков, но и на не жующих охотников. Верка бегала по полю, защищая то, что сажала собственными руками. Аборигены, не считая «ближнего круга» которые несли вёдра с углями, рассыпались в стороны, и не подходили к пылающему кругу, образовавшемуся вокруг всклокоченной и закопчённой фигурки девочки.

Вовремя мои люди сработали. В пасти исчезли только пару молодых дубков и один клён. Жалко, но не смертельно.

— Верка, стой. Туши.

Рёв разгорающегося пожара заглушил мой голос. Верка в упоении мощью огнемёта, поджигала всё новые и новые участки степи, уже не обращая внимания на убегающих быков.

А я и не знал, что мамонтовые кровы умеют бегать. Во, как, от огня бегут. Даже такие неповоротливые гиганты несутся крупной рысью, спасая свою толстую шкуру.

Наигравшись огнём вволю, до полного истощения бака, Верка пришла в себя, и в её глазах разлилось море ужаса. Пожирая траву, и молодые деревца, которые она защищала, бушующее пламя подбиралось к самой Верке, всё ближе и ближе.

— Тащите воду, — схватил я за копьё оцепеневшего от феерического огненного зрелища, охотника. Он, повернул ко мне бессмысленное лицо и снова стал смотреть на яркое пламя.

— Немо, тащите воду, — отобрав копьё, я дал охотнику пинка, возвращая его в действительность. — Пробивайтесь к Верке.

Охотник, лишившийся копья, невидящими глазами посмотрел на меня и, скорчив нос, приготовился чихать, вдыхая гарь всё глубже,… глубже… и…

— Ааааа… апчхи, — чихнул я.

Охотник свёл глаза к носу, недоумевая, почему ему хочется чихать и, выдохнув, свинтил в противоположном от огня направлении. Только закопчённые пятки мелькали в воздухе на уровне пояса.

Лезть в огонь, как учит нас великий кинематограф, надо накрывшись, чем ни будь мокрым и тугоплавким.

Мокрого у меня нет, а вот в кузнеце есть один нищтяк, как раз к подобному случаю подойдёт. И я побежал в кузню за кожаным фартуком. Надев его на голову, я выхватил из рук бегущий от реки скво, ведро с водой, и вылив на себя, ломанулся в огонь.

Твою ж мать….

Это не кино. Сколько водой не поливайся, дышать всё равно нечем, и дым в глаза лезет.

— Верка, крикни, что ни будь, я тебя не вижу.

Визг послышался, совсем не там, куда я шёл, а где-то слева. Я повернул на голос, но до Верки не дотянул.

— Верка кричи, я тебя опять потерял.

На этот раз крик раздался откуда-то справа, я пошёл на право. Не успел пройти и пары шагов, как крик послышался слева и сзади. Или у меня что-то со слухом, или Верка на месте не стоит.

— Верка, твою тебя… стой на месте. Чего молчишь?

— А-а-а-а, — послышался приближающийся Веркин голос, и в меня врезалось бьющееся в конвульсиях, то ли от смеха, то ли от страха, тельце.

Подхватив её на руки, получив баллоном огнемёта полбу, я накрыл нас обоих исходящим паром фартуком, и бросился в сторону реки, надеясь, что взял правильное направление.

Промахнулся. Слишком сильно отклонился вправо. До реки добежал с дымящимися штанами, повизгивая наравне с Веркой, от обжигающего пламени.

Две опалённые головы рядом с оранжевым баллоном, сплавлялись по течению Яузы, в сторону Аурума, где на берегу, туша подступающий к забору огонь, суетились люди с вёдрами и керамическими плошками.

— Ну, мать, натворила ты дел, — ворчал я, подгребая к берегу. — Ты зачем степь жгла, что она тебе сделала? Отогнала коров, молодец, отойди в сторонку, а тебя куда понесло?

Верка молчала. Крепко вцепившись в ремень распылителя, она опускала лицо в воду, охлаждая обожжённую кожу. Ей было не до разговоров.

Степь горела несколько дней. Отстоять Аурум удалось с трудом, а все, что было вокруг… выгорело дотла. Ветер унёс пламя на юг, подгоняя стадо коров, а нам оставил светло-серое пепелище, из которого торчала закопчённая чёрная стена, с висевшими на ней чёрными плетьми дикого винограда и обуглившиеся остатки молодого леса, на которого молились девчонки.

От вида пепелища и осознания, что сделала это собственными руками, у Верки началась истерика.

Успокоить её смог, когда показал нетронутую огнём узкую полоску земли, идущую вдоль забора.

— Да брось ты, нашла, о чём убиваться. Новые вырастут. На твоём участке тоже деревья растут, и здесь, смотри, сколько ещё осталось.

Осталось не густо, но в полном ассортименте.

— Мы ещё елочки посадим, — гладил я по голове всхлипывающую девочку. — Тебе ведь нравятся ёлочки?

— Нравятся… — пробормотала Верка, и снова ударилась в слёзы.

Нет, здесь из меня плохой психолог. Рыдающее чудо я передал Олесе и Немо, а сам растворился… Пошёл оценивать ущерб, и думать, что теперь делать.

А что остаётся делать? Уповать на чудо, и молить бога, чтобы не послал не вовремя дождей, или ещё хуже, заморозков.

К зимовке, мы не готовы. Дома недостроенные, тёплой одежды нет, большинство население Аурума, до сих пор ходит в травяных юбках. На женщинах это смотрится сексуально, но всё же…. Несколько шкурок, добытые перед вторым пришествием коров, пойдут детворе, и на всех не хватит.

Колючая ива превратилась в бронесплав, и её хрен отпилишь. Трудности с отоплением хижин не за горами.

Но это всё мелочи, на фоне однообразного рыбного меню. Диарея, между прочим, штука противная, а если ей страдают более сорока человек одновременно.

Кто ж знал, что полведра, выкопанные женщинами в первый день своего пребывания в Ауруме, обыкновенная приправа или витаминная добавка. И добавлять её надо, по половине корешка, на весь Аурум. Я-то хотел как лучше! Чтобы уха приготовленная Евой, была сытнее, а не одной водой с кусками рыбы. Добавив четверть ведра этой гадости, в общий котёл, я заложил такую мину…. Наверное, только этим и жив Аурум, что огонь с северной, наветренной, стороны, не прошёл. Если бы Ева, не пропустила мимо ушей моё предложение начинать строительство, с общественных сортиров, то Ауруму пришлось бы туго.

Вот такое у нас разбитое корыто. Найти бы золотую рыбку да нажелать ей всего и побольше. Да где ж её взять? В нашей Яузе такой не водится.

Охотничий сезон закончился. Вся живность покинула наши места. Попугаи, живущие в колючих зарослях на другом берегу, и те словно вымерли.

Заросли…. Вот если перебраться на правый берег Яузы, то можно решить многие наши проблемы.

— Немо, — заорал я, с любовью и с вожделением разглядывая переплетающуюся колючую гнусь.

Он думал, что со мной что-то случилось. Он думал, что меня начали убивать. Он ошибся. Я радовался, осознавая себя умным человеком, и ещё я радовался за Аурум, у которого впереди наклёвывается стройка века, и тёплая, сытная зима. Да здравствую я!

— Немо, собирай в кузне народ. Нам нужен инструмент.

Немо внимательно посмотрел на меня, потом туда, куда смотрел я. Ни говоря, ни слова он развернулся, и исчез в неизвестном направлении.

Через полчаса в горне плясал весёлый огонёк, а в маленькой кузне было шумно и многолюдно.

— Кондрат, куём по-простому. Отбиваем, плющим, придаём форму, закаливаем. Науглероживать кромку не будем. Понятно?

По квадратным глазам пацана стало понятно, что ему ничего непонятно.

— Немо, переведи подмастерью, что вождь сказал. Вишь глаза на лоб лезут…

И работа началась.

Мы с Немо, куём, Кондрат подтаскивает заготовки из горна, и кладёт их обратно, остальные, кто ещё здесь ни разу не был, прыгают на насосе и с опаской глазеют на пролетающее мимо раскалённое железо. Суть траектории полёта которого, когда оно вылетает с гранитной наковальни после удара, предугадать невозможно.

Другие менее любопытные, стоя у бачка с холодной водой ждут, когда кривой, сделанный наспех палаш, остынет и станет пригодным для заточки.

Ива стонала, и под напором железа и железной воли, тёплых и мягких созданий, сдавала свои позиции, уступая место другой, непонятной для неё жизни.

— Поднажми ребята, — хрипел я, упираясь слегой в подрубленный гнутый ствол ивы, — нас ждёт горячая пища, горячий чай, и раскудрить его, тёплое радушие наших женщин.

Рядом со мной смердя едким запахом пота, кряхтел Иван и, размахивая колуном, продолжал рубить плохо поддающееся дерево. Слева послышался лёгкий свист, и в лицо полетели брызги сока и всякий мусор. «Газонокосилка» по прозвищу Немо, зачищала левый фланг, в то время когда я находился в самом центре лесопроходческого клина.

— Оттаскивай, не ленись.

Дерево скрипнуло и начало заваливаться с нарастающим ускорением вперёд, прихватывая за собой соседние, продавливая проход в густых зарослях.

Через Яузу, пошли первые партии строительного материала и топлива, направляясь прямиком на Промышленный Двор к обжиговой печи, где собрались все артели. Без колючей ивы встало всё. Верка, без упругих железоподобных прутьев, не могла продолжать строительство второй хижины, Надька без дров не могла обжигать кирпич и цемент, и все вместе начали экономить на приготовлении еды. К этим проблемам добавилась головная боль у меня. Наш берег до весны стал безжизненным, как я и предполагал, при отсутствии мяса, начался перерасход по другим продуктам, особенно по картошке. Если так дело пойдёт дальше, то по весне сажать будет нечего. Сгрызём, если будет, что и кому грызть.

Рубка просеки продвигалась медленно. Медленнее чем в первый раз, когда я один пробивался к берегу реки, тогда ещё не знавшей, что она Яуза. Во-первых, из-за отсутствия таблеток от жадности, просеку я заложил с размахом, на вырост, шириной в три метра и высотой до конца крон, а не как в первый раз, в виде тоннеля. Во-вторых, лес здесь был гуще, деревья росли плотнее, и колючие ветви переплетались так, что можно было вырезать этот древесный войлок целыми панелями и пристраивать вместо стен в хижинах или пролётов забора. Если найти такой инструмент, который позволил бы это сделать. К этой неприятности, добавилось третья, в перьях.

Более многочисленная, чем на левом берегу, армия попугаев, которая пополнилась, нашими стараниями, эмигрантами, атаковала нас, не останавливаясь ни на минуту. Но мы, не смотря на стекающий с ушей кал были не в обиде. Повышенная плотность перьевых комков, сделала возможным разнообразить наше меню. Под падающими переплетёнными кронами, и срезанными колючими ветками, мы ежедневно находим до нескольких десятков раздавленных тушек. Война с попугаями, приносила и другие дивиденды, не только разнообразие меню. Читал я где-то, что в седую старину, шкуры вымачивали в курином помёте. Для чего это нужно, я не знаю, но ведь работало! Не исключаю, что и в двадцать первом веке, где-нибудь и кто-нибудь, делает так же. А мы чё, рыжие что ли? Вот и собираем с каждого лесоруба по ведру попугайного помёта в день….

Не успел я возликовать, после удачного заваливания дерева, как жидкое и вонючее нечто, тёплой каплей залепило мне глаз. Это событие подстегнуло меня к решительным действиям, в результате которых Немо, увёл с собой двух охотников и двух подростков, в поход за солью. Мыло у нас стремительно кончалось. Больше всего, этим были недовольны женщины, потому, что их я снял с мыльного довольствия, ещё в первый день строительства Правобережной Магистрали.

— Немо, — напутствовал я новоиспечённого князя, — глину не бери. Возьмёшь у Нади большой горшок, в нём можно кипятить воду, и выпаривайте соль на месте. Вот, — я протянул ему бумажку с краткой инструкцией как разделить соль на месте, — прочти сейчас, если что не понятно, задавай вопросы.

Медленно прочитав текст, проговаривая слова вслух, Немо свернул листок и запихнул в кармашек рюкзака.

— А теперь идите к Еве, она вам корзинки сплела. Три наполните солью, а в четвёртую, вам Верка еды положит. Да, чуть не забыл. Горшок большой и тяжёлый, так, что хватайте в сарае тележку, и топайте вместе с ней. Всё, с богом. Через неделю я вас жду.

Через день, после ухода Немо, я всё проклял. И иву, и соль, и Яузу, и себя, до кучи, за глупость. Людей катастрофически не хватало. То, что проходка замедлилась, это понятно, и на пальцах считать не надо, но вместе с этим, застопорилась отправка на наш берег заготовленной древесины, и мы, по самые уши утонули в колючих завалах.

— Наденька, — я расцеловал морщащую нос от исходящего от меня запаха, младшую жену, — как у вас дела? — елейным голосом поинтересовался я, хотя и так видел, что у них творится. Переговоры, даже внутрисемейные, не всегда дело лёгкое. Тут нужна дипломатическая хитрость и изворотливость, и умение пускать пыль в глаза.

Надя подозрительно посмотрела на меня, смахнула с моего плеча веточкой, дерьмовую попугайную «сосульку» и отошла в сторону, зажимая ладошкой нос.

Промышленный Двор дымил и вонял не лучше чем я. Пять небольших костров, выбрасывали в воздух, густые клубы дыма, которые заволакивали дымной завесой, весь огороженный закуток, создавая иллюзию большого пожара. К запаху дыма, добавлялись миазмы исходящие от трёх глиняных горшков с замоченными в них шкурами, и пяти ведёрных горшков с попугайным помётом.

Полтора десятка женщин, проворно вырезали секаторами из большой кучи покрытые колючками ветки и, опалив их в огне, зачищали от коры и от мелких веточек, после чего складывали в шесть маленьких кучек с прутьями разного диаметра.

Подойдя к сидящей на корточках Еве, перебирающей заготовленные прутья я, поцеловав её в макушку и, сел рядом на жёсткую вязанку обожжённого хвороста. Достав, из заплечной котомки пластиковую бутылку с ягодным компотом, сделал большой глоток и, протянул его старшей жене. Ева не глядя, взяла бутылку, и предала её Таньке.

— Нехорошо у вас тут, — зажмурился я, усаживаясь удобнее, и вытягивая окоченевшие от холодной воды ноги, ближе к огню. — Дым, гарь, жара… То ли дело у нас. Тишина, чистый воздух.

— И что хотеть? — отложив очередной прутик в кучку, подняла голову Ева. Заметив на моей броне потёки помёта, она сморщила носик и отдвинулась от меня дальше.

— Девочки, да я просто так. Соскучился по своим красавицам.

Что-то не похоже, что они мне поверили. Где же я прокололся?

На лице Евы заиграла улыбка, но Надя, обломав весь политес, резанула в глаза, правду матку.

— Ты когда скучаешь, нас в дом тащишь, — как будто угадав мои мысли, ответила она на не заданный вопрос. — И от тебя так не пахнет.

Перестав улыбаться, Ева кивнула головой и, вытянув из одной кучки прутик, осмотрела со всех сторон и, переложила в другую кучку.

Я вздохнул. Переговоры пошли не так как надо, пришлось перейти на приказной тон. Плохой из меня дипломат.

— Я хочу вас ополовинить, барышни. Вас много, и скоро делать здесь будет нечего. Колючки кончаются…

Поднявшись на ноги, я посмотрел на притихших женщин.

— Мне нужно пять человек. Матрёну я беру сейчас, а остальные… сами решайте, кого отдадите, и отправляйте к нам. Жду.

Матрёна, услышав своё имя, медленно разогнула широкую спину с рельёфными трапецеидальными мышцами, и повернула ко мне голову, украшенную массивным квадратным подбородком, маленьким носом картошкой, и большими глазами, обрамлёнными густыми будёновскими усами… бровями. Вслед за головой повернулось и всё остальное накаченное тело с большой, размера эдак пятого, упругой грудью, которую она не под каким предлогом не хотела закрывать.

Имя я этой женщине дал, из-за её стати, которая при одном взгляде на неё, навевает картины с горящими избами, и разбежавшимися конями. Несмотря на то, что она, на мой вкус, была некрасивой, охотники вились около неё как ночные мотыльки у горящей лампочки. Взяв её с собой, я убивал сразу двух зайцев. Во-первых, приобрёл агрегат не на сто киловатт, а так на тысячу с гаком. И, во-вторых, охотники в её присутствии начнут между собой тихую конкуренцию, выкладываясь на лесоповале по полной программе. А ещё, Матрёна была мягкой и покладистой женщиной и, с ней было легче договориться, чем с Евой. Разумеется, в определённых рамках.

С помощью Матрёны, мы перевыполняли план на двести процентов ежесуточно.

Но, что-то было не так. Пробив просеку более ста метров, мы из леса так и не вышли. А ведь с нашей стороны реки ширина зарослей едва доходит до пятидесяти метров, и то не везде. Напротив Аурума было всего тридцать метров.

С одной стороны это хорошо. Извести эти заросли за восемь месяцев, как мы это сделали на своём берегу у нас не выйдет. Запасы дров здесь на порядок больше, о стройматериале и говорить не приходится. Уже сейчас, из того что мы нарубили, напилили и нарезали, можно сбацать хижин пять. Больших. Вместе с сортирами. А мы только просеку рубим.

С другой стороны, если заросли не кончаться в ближайшее время, мы рискуем не успеть обзавестись к зиме тёплыми вещами. Охотится пока не на кого.

Немо с охотниками и солью пришёл через две недели.

Я бы радовался, да нечему. Жира у нас нет, Правобережную Магистраль мы к их приходу не пробили. Сузив ширину прохода до полутора метров, мы прошли более двухсот, а на открытое пространство так и не вышли. Даже просветов не видно.

А еще, два дня нет солнца и моросит мелкий противный дождь. Едкий натр, получить проблематично. Зато простуду, мы словили все поголовно. Вода в реке стала холодной, и с каждым днём переходить её вброд, становится всё гаже и гаже. Мне вода доходит чуть выше пояса, а аборигенам по грудь. Мелких девчонок на работу я переношу на руках, иначе, небыстрое течение Яузы, их смоет. Нужен мост, но отвлекаться на его строительство, мне не хочется. Ширина реки в нашем месте, метров двадцать, если считать по урезу воды. А если считать раскисшие подходы, которые затапливаются водой особенно по весне, то метров шестьдесят вынь да положь. Так, что Немо, к моему состоянию раздвоенности добавил ещё одну вилку на два зуба, и я расчетверился. Буриданову ослу было проще, у него было только два стога сена.

— Ну-с, что у вас тут, — я подошёл к тележке, и залез рукой в первую корзину. Несмотря на мерзкую погоду, Немо светился как лампочка, предвкушая встречу с Веркой и Дашкой, и ожидая от меня похвалы.

Соль… если это можно назвать солью была странного серовато-коричневого цвета, с вкраплениями чего-то тёмно-буро-зелёного.

— Ты воду, прежде чем выпаривать, процеживал? — меня стали терзать смутные подозрения. Я осторожно лизнул отсыревшую массу. По вкусу, самая обыкновенная соль, только песок на зубах хрустит.

Улыбка на лице Немо, сменилась большим знаком вопроса.

— Дай бумажку, которую я тебе написал.

Достав из рюкзака помятый документ, Немо отдал его мне.

Я развернул лист и стал читать.

«Набрать воды и выпарить. Если набрать глины, развести с водой. Воду слить, глину выбросить. Перед выпариванием воду процедить…», ну и так далее.

— Так процеживал воду или нет?

— А как это? — Знак вопроса на лице Немо, углубился и стал более осязаемым. И с чувством выполненного долга он добавил, — мы её пробовали.

Понятно. Надо было мне расписать эту процедуру более подробно, без заумных слов. Типа — налить из, вылить на, отлить с, и в конце, залить в.

— Ладно, Немо. Молодец. Тащите это в погреб, и идите отдыхать. Сегодня у вас выходной, а завтра…

Из горла так и рвалось наружу сакраментальное, земное — вешайтесь черти, пипец вам пришёл.

— …. Добро пожаловать в ад господа. Девчонок заменить надо. Нечего им там больше делать. И меня тоже. Печи класть надо, зима на носу.

На следующий день всё в Ауруме вошло в свое прежнее русло. Две созданные мной артели, трудились по своему профилю, создавая огрубевшими женскими руками материальные блага Аурума, а охотники, войдя в ритм, продолжили пробивать Правобережную Магистраль к новым горизонтам, и новый путь к процветанию нашего маленького городка деревенского типа.

(347 день)

Мастерок, провернувшись пару раз подхватил немного цемента и бросил его на лежащий кирпич.

Хорошо, подумал я и, разровняв серую массу по шершавой поверхности, положил сверху следующий кирпич. Печная труба, уютно расположившаяся на плоской поверхности маленькой печки, медленно продвигалась вверх.

Весёлое хрюканье, заменяющее аборигенам русское «Ура!», я услышал после обеда, когда подводил печную трубу под крышу, то есть через полторы недели после возвращения Немо.

— Лёнька, узнай, что за шум.

Прекратив изображать из себя бетономешалку, Лёнька отложил в сторону горшок с густой массой и, выбежав из хижины, сразу вернулся обратно, произнеся всего одно слово:

— Степь.

Знакомое слово, однако. Но ничего не понятно.

— И что со степью?

Разровняв комочек цемента, я притёр кирпич к другому кирпичу, подобрал плоской щепкой, служащей мне вместо мастерка, вывалившийся по бокам раствор, бросил его к торцу только что положенного кирпича и потянулся за следующим.

— Чего мочишь?

Лёнька смотревший заворожено на мои руки встрепенулся.

— Там, другая степь. На том берегу.

Твою мать… Больно-то как.

Кирпич выскользнул у меня из руки и точно попал по большому пальцу правой ноги.

— Чего орёшь, — сморщился я, массируя ушибленное место, — нормально сказать, не мог? Садись, и продолжай работать, видишь, цемент застывает. Я сейчас приду.

Меня смели сразу у порога. Но в хижину я влетал не один, а с трепыхающимся в моих объятиях мужиком. Фу, какая гадость.

— Стас, какого хрена я тебя спрашиваю… — оттолкнув от себя Стаса, я встал на ноги, отряхивая их от налипшей земли. Стас не ответил, а задом на карачках вылетел на улицу и исчез из моего поля зрения.

— Лёнька, не отвлекайся. Активнее мешай, видишь, цемент застыл. — Подойдя к выходу, я осторожно выглянул наружу. Похоже, пронесло, табун вооружённых до зубов охотников, дружно ломился в калитку, выходящую к Яузе.

Как застоявшиеся кони, — пронеслось у меня в голове и, взяв высокий старт, подгоняемый любопытством, я побежал в их сторону.

Около Яузы никого не было, охотники были уже в ней, а частью на другом берегу.

Сзади послышались шаги, и ко мне подошли, облачённый в доспех Немо, тоже вооружённый до зубов, с зажатым подмышку арбалетом и громоздким щитом, и Максим с Юркой. Парни тоже были вооружены, но чем попало. Максим красовался с моим старым копьём с примотанным вместо наконечника ножом, которого я обыскался. А Юрка щеголял большим кухонным ножом, который меняет хозяина в пятый раз. Щедрый Немо, однако. То Изыр, то Максим…

— А ты зачем так вырядился? Тоже на охоту собрался?

— Воевать!

Час от часу не легче. Мы ещё из зарослей толком не вылезли, а наш бравый сержант уже поднял «армию» в штыки.

— С кем?

— Там чужой род. Он убьёт нас.

Кровожадный какой, сержант оказался.

— Немо, ты чего сегодня с утра ел? Откуда там быть другому роду? Он уже на юг откочевал давно.

Немо задумался.

— Родов много. Надо проверить.

— Хорошо, идите. Немо, за ребят головой отвечаешь, а охотники сами о себе позаботятся если что. Ты понял? В войну не играй. Только наблюдай. Если, что заметите, бегите ко мне. Всё, иди.

Проследив за уходящими парнями. Сняв ботинки и штаны, я отправился вслед за ними. Догонять и удовлетворять своё любопытство. Аурум прирос новыми землями, а я оказался на обочине.

Непорядок!

Сузившаяся, до одного метра просека, длинной почти полкилометра, вывела меня на холмистую равнину. На правом берегу оказалась лесостепь. Не как на нашей стороне, вытоптанной мамонтовыми коровами, а с желтеющими перелесками и лесистыми островами. Трава здесь тоже другая, пониже, и мягче. Встречаются и наши метёлки, но немного.

И…. Стада. Бегающие, убегающие, щиплющие травку, и поедающие наших охотников…

— Назад. Немо, к бою.

А, мог и не орать. Тот, кто открыл рот, показав острые зубы моим диким домочадцам, уже понял, что совершил ошибку и спешно делал ноги. Жаль, рассмотреть не успел, но что-то не очень большое, размером с пони и лошадиным хвостом. Или я чего-то не понимаю, или зрения меня обманывает? Но, с другой стороны, чужая планета… Обновка. Не Земля!

Зря я сюда пришёл без оружия, здесь степь дышит, что африканская саванна, полной грудью. Глаза разбегаются от изобилия местной фауны, и не только травоядной. Вон, кто-то опять охотников гоняет, мелкий какой, а пади ж ты. А нет, это они его гоняют…. А теперь наоборот. Ну, пускай развлекаются.

В следующий раз приду сюда более подготовленным, а сейчас пора идти работать.

— Немо, после того как охотники набегаются, проход обратно завалите. Что-то сердце моё не спокойно. Уж больно много здесь обитателей, как бы к нам в гости кто не зашёл.

Посмотрев ещё раз на холмистые просторы, я вернулся обратно, доделывать одну печь, и приступать к другой. Времени уже нет. Половина женщин, носом хлюпает. Из кузни лазарет сделали, и Олесю туда переселили, временно, вместо фельдшера. Алёнку к себе забрали, но долго так продолжаться не может. Тёплые дома нужны срочно.

Тёплые дома, пока остаются фантастикой.

Хижины получились на загляденье. Светло-коричневые «вьетнамские шапочки», бликовали на осеннем солнце жёлтыми зайчиками плетёных стен. С какой стороны не посмотришь, если не заглядывать в широкие во всю стену окна, кажется, что солнечный свет следует за тобой повсюду. Но окна, напоминающие не застеклённые витражи костёла, вызывают сомнения. В здравом ли уме Ева, или её бес попутал?

— Ты зачем окна на полстены сделала? — вопрошал я у старшей жены, разглядывая широкие проёмы. — Здесь же холодно будет.

— Не знаю холод. Темь будет, — возражала Ева, защищая своё творение. — Видеть нет, дышать нет.

— Видеть, дышать…. — передразнил я жену. — На ощупь пускай ходят и, дышат так же. Когда замерзнут, им не до ходьбы будет. А может мне тебя по зиме сюда переселить? К свежему воздуху поближе. Ты как на это смотришь?

Ева зябко поёжилась. В хижинах гулял сквозняк, и в проходах слышался постоянный гул. Это Эол играл на своей арфе, где струны заменялись внутренними стенами. Перебираться сюда, даже сейчас, у неё не было никакого желания.

— Что делать?

Блин, ещё один Чернышевский нашёлся. Или вопрос такой универсальный, что над ним ломают голову все живые существа, включая бактерий?

— Что-то поздно ты спохватилась, девочка. О таких вещах думают ещё до того как начинают строить, или спрашивают у других, если своих мозгов не хватает.

Девушки из артели «Эдем», что должны были вселяться в этот дом, похоже, были со мной согласны, и Ева это чувствовала. Но, нельзя допустить, что бы подчинённые думали о начальнике плохо.

— Делай ставни…. Плетите щиты, на пару сантиметров больше окон, и обейте по краям кусками шкур. Одной стороной крепи к стене…. Туда, с внутренней стороны, — я показал где, — не забудь вплести толстую жердь. Сделаешь, меня позови, крепить буду.

Вот так, мы с Лёнькой, и работаем на сквозняке. Ева, ещё доделывает хижину охотников, и до ставней доберётся не скоро.

Лёнька, шустрый парень, не смотря на то, что дикарь, в моё отсутствие не только мешал цемент, но и употреблял его по назначению. Труба стала выше. Всего на пару кирпичей, зато кладка была не кривее моей. Именно не кривее. Не смотря на наличие инструментов, типа уровнемера и отвеса, отсутствие опыта привело к тому, что моя кладка напоминает кладку кубиков сложенных ребёнком. И цемент положен не так как надо. Местами его не хватает, и меж кирпичей зияют дыры, в других местах всё наоборот, цемент выползает из-под кирпичей. Мне ещё учиться и учиться….

— Лёнь, куда Борис делся?

Лёнька, положил последний кирпич под крышей, смахнул выступивший по бокам цемент на подставленную дощечку и, спустившись с маленькой приставной лесенки, повернул ко мне измазанное лицо. Подняв «мастерок» к потолку, он медленно опустил руку и, стал похож на Ленина на броневике, т. е. на печке.

— Там, — указал он направление где должен находиться брат. Потом подумав, довернул руку чуть в сторону. — Там.

Близнецы! Что с них взять. Они и под землёй покажут, где находится другой, но мне нужна конкретика.

— Там, это где?

Лёнька почесал грязным «мастерком» затылок.

— В кузне, — нашёл он ответ и с грустью посмотрел на законченную, внутри хижины, трубу.

То, что у Кондрата появился помощник, это хорошо. Но вызывает определённое беспокойство. По неопытности, и по не знанию примитивных вещей о горячей обработке металла, можно запороть много хорошего железа, которого у нас и так не хватает. В последнее время я начал подумывать о замене металлического забора на плетёный, чтобы выгадать ещё тонну металла. При рачительном использовании, этого должно хватить на год, а то и на два. А если Кондрат, в процессе обучения, будет его портить? Нет, надо идти смотреть. Класть трубу выше сегодня всё равно нельзя, так, что время есть.

— Всё Лёнька, здесь на сегодня закончили, теперь надо ждать, когда цемент застынет.

Лёнька, спрыгнул с метровой высоты печки, сложил деревянный инструмент в ведро с неиспользованным цементом и, посмотрев на свою работу, недовольно покачал головой.

— Что-то не так? — заинтересовался я поведением мальчишки.

— Не так, — сознался Лёнька и, достав из ведра «мастерок», в несколько взмахов нарисовал на земляном полу, ту часть печной трубы, которая находится в моём доме. — В доме так. Щелей нет, не дует. Дождь не капает.