Так скучают в Утопии

НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА И ПРЕИСТОРИЯ

Новелл или романов, так или иначе касающихся далекого прошлого человечества, не слишком много в продукции научной фантастики, но они все же есть. Правда, зачастую они демонстрируют полнейшее незнание научных основ преистории, и любитель фантастики, который вскричал бы от боли и заломал себе руки от отчаяния при чтении истории, в которой Луна обладала бы атмосферой или же какой-нибудь звездолет перемещался бы быстрее света, спокойно, без малейшего удивления, «проглотил» бы не менее невероятные — пусть он того и не осознаёт — утверждения, вроде того, что человек существует вот уже двадцать или триста миллионов лет![53]

Вот почему, специально для читателей «Сателлита», я в короткой статье постараюсь изложить все то, что известно на сей счет на данный момент, не углубляясь, естественно, в технические детали. Но прежде рассмотрим некоторые «доисторические» темы в том виде, в каком они преподнесены французскими или зарубежными авторами.

По романам Жозефа-Анри Рони-старшего, знаменитым с полным на то основанием, я пройдусь быстро. Я уже высказал все хорошее, что думаю о «Борьбе за огонь» — с некоторыми необходимыми в данном случае научными оговорками, — в предисловии к изданию «Клуба лучшей книги». Это предисловие распространяется и на «Пещерного льва», который является продолжением «Борьбы». Если в общих чертах, то автор воспользовался привилегией поэта собрать в харизматичном, символичном герое черты и качества, на развитие которых нужны были многие тысячелетия. «Вамирэх», с учетом того, когда он был написан, на удивление неплохо перенес «старение». Конечно, сначала раздражает несерьезный стиль, конечно, пресловутого «перерыва», отделяющего палеолит от неолита, не было вовсе, как не было и встречи последних носителей мадленской культуры с первыми представителями неолита. И, разумеется, следует делить все на два в знаменитую фразе: «Это было двадцать тысяч лет тому назад...», с которой начинается роман.

«Эйримах», несмотря на ошибки того же типа, неизбежные для того времени, красочно описывает сражения между поздними представителями неолита, задержавшимися в горах охотниками эпохи мезолита (это подтверждено для Пиренеев исследованиями моего друга Лапласа-Жоретша) и пришельцами с Востока: первыми представителями цивилизации Бронзового века. Тут тоже можно говорить обо все той же привилегии поэта... «Номаи» — красивая короткая история об озерных людях. «Хельгвор с Голубой реки», пусть он и более поздний, мне нравится меньше, но Рони писал этот роман в момент «разрыва» преистории как науки, в то время, когда крупные труды, написанные учеными конца XIX века, уже устарели, а над другими капитальными трудами, уже скорректированными, работа все еще велась. Рони нельзя упрекать в том, что он не прочел технические заметки, разбросанные по многочисленным журналам.

«Сокровище снегов» использует классическую тему Затерянного Мира: где-то за полярным кругом выжило племя эпохи палеолита. В какой-то степени касаясь преистории, «Дикое приключение» основывается на выживании на Суматре подвида, отличного от людей, но, возможно, имеющего с ними общих далеких предков.

Макс Бегуэн, один из сыновей знаменитого преисторика-любителя графа Бегуэна, обнаружившего знаменитых глиняных бизонов в пещере Тюк д’Одубер (департамент Арьеж), оставил нам три прекрасных романа, касающихся истории первобытного общества. В одном из них, «Глиняных бизонах», великолепно описана мадленская культура, — даже не знаю, к чему можно было бы в этом романе придраться. Пусть у него и нет мощи «Борьбы за огонь», все же уровень этого произведения — гораздо выше среднего. «Тизик и Катэ», история двух детей-мадленцев, — отличная книга для подростков, но и взрослые прочтут ее с удовольствием. «Когда воскрес мамонт» — чистая научная фантастика: группе биологов удается вернуть к жизни сначала мамонта, замерзшего во льдах Сибири, а затем и людей эпохи палеолита. Неправдоподобным представляется разве состояние последних в момент обнаружения — уж больно хорошо они сохранились.

Современник Рони, Эдмон Арокур, опубликовал, насколько нам известно, лишь одно произведение, относящееся к преистории, роман «Даах, первый человек». Это великолепный философский роман, как и романы Рони, но в еще большей степени, объединяющий в одном и том же герое тысячи лет эволюции. В нем рассказывается о человеке, или скорее — предшественнике человека, самого раннего палеолита. Некоторые главы, в частности та, где повествуется о «больших дождях», надолго запомнятся читателю.

Чуть менее качественный, но тоже интересный роман Клода Анэ «La fin d’un monde» («Конец света»). Как и в «Вамирэхе», в нем описан финальный этап мадленской культуры и тоже рассказывается история встречи последних мадленцев с первыми людьми эпохи неолита, встречи, приведшей к гибели мадленской культуры. Как видим, и тут в основе романа лежит устаревшая информация, пусть он и был написан в 1925 году.

Идем дальше и обнаруживаем роман «Ва’Гур, ясновидец» Фернана Мизора, весьма надуманный, и очень слабую, на наш взгляд, «Затерянную долину» Ноэля Роже.

Я лишь вскользь упомяну здесь романы Леона Ламбри («Миссия Руна по прозвищу Псих», «Рама, фея пещер»), весьма нескладно написанные по образцу романов Рони, «Племя с Лазурного озера» Мориса де Мулена, а также небольшие романы для «бойскаутов» и бесчисленные комиксы, в которых люди эпохи палеолита сражаются с тираннозаврами. Малюсенький анахронизм этак примерно в пятьдесят миллионов лет! Впрочем, тут следует отметить, что некоторые из них и не претендуют на достоверность, будучи сугубо юмористическими, например, американский «Алле-оп» или французский «Аршибальд»!

В области философской притчи с научной фантастикой граничит прекрасный роман Веркора — «Люди или животные?», — вышедший несколько лет тому назад. Он тоже на тему Затерянного Мира: некая научная экспедиция находит в Новой Гвинее питекантропов. И хотя научно-фантастическая часть в романе вторична, ибо основная цель притчи — показать, что не существует никакого удовлетворительного определения «человека», научное описание тут на очень высоком уровне.

В «Науке и путешествиях», тогда еще еженедельном журнале, издавшем немало превосходной научной фантастики, вышел вполне «читабельный» роман Рене Тевенена «Первый человек», в котором также собрано, хотя и не в столь ярких описаниях, как у Рони или Арокура, множество изобретений на протяжении одной-единственной человеческой жизни.

За рубежом также выходили романы или новеллы, посвященные истории первобытного общества. Некоторые из них откровенно отвратительные, к примеру, «Вернулись трое» Дж. Лесли Митчелла, где мы видим трех наших современников в Атлантиде, предполагаемой родине кроманьонцев. Один из героев утверждает, что устраивал пикники в пещерах Кро-Маньона (это укрытие под скалой, в котором расположен отель) и пил там дрянное мозельское вино. Ну что за мысль — пить мозельское в Перигоре! Есть грехи, которые сами в себе несут свое наказание!

Более оригинальна новелла Лестера дель Рея «Жизнь прошла», где неандертальцы исчезают не от стрел кроманьонцев, но просто-напросто вследствие отказа от борьбы, ибо чувствуют превосходство последних. Рони, кстати, тоже в одном из романов говорил об «отказе от органической надежды».

В «Далеких воспоминаниях»[54] Пола Андерсона, на наш взгляд, одного из лучших современных фантастов, описана недружелюбная встреча последних неандертальцев с кроманьонцами. Вероятно, так оно порой и было. За исключением небольших деталей, вроде слишком преждевременного появления лука или присутствия в тексте Machairodus, саблезубого тигра, который к тому времени — по крайней мере, в Европе — как вид уже вымер, с научной точки зрения рассказ великолепен и чрезвычайно выразителен.

В рассказе «Эта земля останется свободной» Мюррей Лейнстер рассказывает о контакте экспедиции с Антареса с людьми эпохи позднего палеолита и о том, во что это вылилось тридцать тысяч лет спустя.

Классический «Рассказ о каменном веке» Уэллса единственная, по нашему мнению, история, написанная на английском языке, которую можно сравнить с «Борьбой за огонь». Два представителя ашёльской культуры, мужчина и женщина, изгнанные из племени, обретавшегося на берегах Темзы четвертичного периода, в конечном счете возвращаются в это племя победителями. С научной точки зрения упрекнуть автора практически не в чем: образование позволяло Уэллсу, как и Рони, понимать естественные науки «изнутри».

Не менее великолепна, хотя и более символична по форме, повесть Джека Лондона «До Адама». В ней мы тоже, несмотря на анахронизм лука, находимся в раннем палеолите.

Неоднократно описывал первобытных людей Э. Райс Берроуз. Из-под его пера выходили захватывающие приключенческие истории, правда, соотносящиеся с настоящей преисторией примерно так же, как Барсум — с Марсом астрономов!

«Предрассветные туманы» Чеда Оливера рассказывают одиссею подростка, заброшенного, вследствие череды обстоятельств, «машиной времени» в момент перехода среднего палеолита в палеолит поздний. Хотя автор — антрополог (в американском смысле этого слова) и отличный писатель-фантаст, от этой его книги мы остались не в восторге.

Этот обзор, конечно же, отнюдь не исчерпывающий! В нем мы упомянули лишь те произведения, которые нам запомнились или которые мы сумели найти. Похоже, чрезвычайно богата произведениями подобного рода советская фантастика, но, к несчастью для нас, русского языка мы не знаем! На французский был переведен лишь один научно-фантастический роман, где герои находят в огромной пещере людей, находящихся на стадии палеолита, — «Плутония» В. Обручева, — но история первобытного общества в нем играет лишь вторичную роль.

Теперь — что касается фильмов... Тут нам сразу же вспоминается экстравагантный «Тумак, сын джунглей»[55] (кажется, именно так называется эта картина), где люди эпохи палеолита, поедающие мясо в сыром виде, сталкиваются сначала с динозаврами, а затем и с изысканными и улыбающимися представителями эпохи неолита! В топку такие ленты! Найдется ли какой-нибудь Джон Форд, которому хватит духу снять «Борьбу за огонь»?

Итак, где же у нас история первобытного общества в том, что касается достигнутых результатов?

Похоже, неспециалисту необходима определенная «фокусировка», учитывая тот факт, сколько ошибок делают прекрасные авторы, обезображивая чудесные во всем прочем новеллы или романы не меньше, чем когда портят их утверждением, что на Марс можно полететь на самолете. Чуть выше я цитировал роман «Первый на Марсе», в котором автор приписывает человечеству невероятную древность. В рассказе «Встреча на заре истории» Артур Кларк поступает не лучше, когда, описав явно мезолитическую культуру (по крайней мере, не ранее конца позднего палеолита), пишет: «У него за спиной мерно текла к морю река, извиваясь по плодородным равнинам, на которых еще более чем через тысячу веков потомки Йаана построят великий город и назовут его Вавилоном». Учитывая, что Вавилон датируется 3000 лет до нашей эры, тогда как конец палеолита — максимум 8000 лет, мы никак не получим кларковские 100 000 лет! Досадно, ибо рассказ замечательный.

Начнем с того, что сегодня уже очевидно (если это вообще могло подвергаться сомнению): человек не явился на нашу планету непонятно откуда, но на ней же эволюционировал.

Давайте быстренько посмотрим, что собой представляет история доисторических культур и ископаемых человеческих видов, насколько это позволяет установить, в общих чертах, сегодняшняя наука.

История начинается во мраке третичного периода, где, судя по всему, быстро отделяется ветвь, которой предстояло стать человеческой: последние находки, или скорее — свежие интерпретации одной старой находки, вкупе с новыми документально обоснованными данными (об ореопитеках) позволяют соотнести это «отделение» с эпохой позднего миоцена[56]. Впрочем, гоняющиеся за сенсациями журналисты не побоялись приписать такую древность... самому человеку! В действительности же речь идет о вполне обезьяньем виде, очень далеком предшественнике, в котором только лишь специалисты могут распознать гуманоидные[57] отличительные черты, но никоим образом не о человеке. На данный момент еще даже вообще нет уверенности в том, что человек произошел напрямую от этого вида, но он, этот вид, хотя бы дает нам представление о том, какими могли быть наши очень далекие предки.

В начале четвертичного периода, с первым, или первыми, оледенениями — так называемыми «дунайским» и «гюнцским»[58], — все еще нет доказательств того, что предки человека проживали в Европе; таковыми начинают полагать лишь австралопитеков, род которых развивался в Южной Африке. «Австралопитек» означает «южная обезьяна», а вовсе не «австралийская», как мне доводилось где-то читать.

Странные создания, эти австралопитеки: вероятно, прямоходящие, как и люди, но с все еще обезьяноподобным черепом, хотя он и более развит, чем череп нынешних человекообразных обезьян (горилл, шимпанзе, гиббонов, орангутанов). Порой звучали утверждения, что им был известен огонь (этому, правда, нет никаких реальных доказательств), или что они изготавливали орудия труда: грубо сделанные орудия — более или менее оббитая, для получения острого края, галька — действительно были найдены рядом с их останками, но связаны ли одни с другими, и если да, то как, все еще непонятно. Нет полной уверенности и в том, что австралопитека можно считать нашим прямым предком. Он вполне может оказаться двоюродным прапрапрадедом!

Уже ближе к нам, но во все еще плохо датированной эпохе, располагаются питекантропы и синантропы, обнаруженные соответственно на острове Ява и в пещерах Чжоукоудяня, близ Пекина (Китай), причем первые питекантропы, судя всему, — самые древние. Если рядом с останками питекантропа не было обнаружено никаких орудий труда, с которыми их можно связать, то в случае синантропов дело обстоит иначе. В древней пещере с обрушенным сводом находятся отложения толщиной около 50 м, заполненные следами огня и кварцевыми орудиями. Если эти орудия и выглядят бесформенными, то в первую очередь, вероятно, из-за сырья, ибо жильный кварц (тот, из которого состоит часть речной гальки) очень труден для обработки. Те немногочисленные орудия, которые изготовлены не из кварца, уже свидетельствуют о довольно-таки высокой степени ловкости рук.

Открытие питекантропа — одна из занятнейших историй человеческой палеонтолии. Он был найден — словно по заказу, можно и так сказать — голландским, несмотря на его французского происхождения имя, врачом и антропологом Эженом Дюбуа. Будучи приверженцем эволюционистских теорий, этот Дюбуа счел себя обязанным обнаружить так называемое, «missing link», «недостающее звено» между обезьяной и человеком. В начале четвертичного периода на Яве, как известно, была богатая фауна, так что логично было предположить, что именно там это «недостающее звено» и находится. В общем, Дюбуа отправился на Яву и в слоях туфа на берегу реки Соло... нашел первого питекантропа!

Недавно аналогичный ископаемый вид был обнаружен близ алжирского Тернифина профессором Арамбуром из парижского Музея естественной истории. Примерно в одно время с питекантропами на Дальнем Востоке обитали гигантские ископаемые виды: мегантроп (огромный человек) и гигантопитек (огромная обезьяна). Гигантопитек был найден в 1934 и 1939 годах. В 1930 году, в своем романе «Рассадник чудовищ», Шарль Маге описывал (под тем же названием: гигантопитек) крупную человекообразную обезьяну, обладающую почти теми же характерными чертами, какие можно вообразить для настоящего ископаемого вида. В который уже раз научная фантастика обошла науку!

В Европе, если быть точным: в Германии, близ Гейдельберга, были обнаружены останки (знаменитая «мауэрская челюсть») человека, который, возможно, был современником питекантропа. Очень массивная, крупная, без подбородка, эта челюсть определенно принадлежала какому-то очень примитивному ископаемому виду человека. Возможно, она датируется периодом миндельского оледенения.

Начиная с предпоследнего оледенения — рисского, — мрак прошлого начинает рассеиваться. Мы уже многое знаем об индустриях этой эпохи, но по-прежнему относительно мало — о людях. Череп из немецкого Штайнхайма представляет, наряду с общими чертами подвида неандертальцев, которые мы вскоре увидим, и некоторые более современные особенности. Фрагменты, найденные в лондонском пригороде Сванскомб, интерпретируются по-разному: недостает лобной кости, которая в данном случае является определяющей. Как следствие, если некоторые антропологи полагают этот череп черепом предшественника современного человека, то другие обращают внимание на сходные черты, которые он имеет с соответствующими частями штейнгеймского черепа. Похоже, примерно той же эпохой датируется череп, обнаруженный в Фонтешеваде (Шаранта), ошибочно соотнесенный — на основе недостаточного анализа геологических данных — с последним межледниковым периодом. Внешне он был бы совершенно современным, но, к несчастью, сохранились лишь незначительные его фрагменты.

Черепа, обнаруженные в Саккопасторе (близ Рима) и немецком Эрингсдорфе, позволяют нам поместить в последний межледниковый период неандертальца, который занимает также и первую часть последнего оледенения — вюрмского. К этой последней эпохе можно отнести людей из Ла-Шапель-о-Сэн (департамент Коррез), Кины (Шаранта), Ла-Ферраси (Дордонь), Спи (Бельгия) и т. д. и т. п. Это невысокий человек с объемным черепом, иногда гораздо более крупным, чем череп современного человека, но сильно от него отличающимся: огромные надглазничные валики, низкий, скошенный назад лоб, выступ в форме шиньона в затылочной части черепа, отсутствующий (или едва выраженный) подбородок. Тело коренастое, мощное. Долгое время полагали, что он ходил полусогнувшись, но сегодня это утверждение подвергается большому сомнению — по крайней мере, в отношении некоторых из представленных выше экземпляров. Одно из наиболее впечатляющих открытий было сделано на горе Чирчео, в Италии, где был найден прекрасно сохранившийся череп, обложенный камнями и открыто лежавший на почве в пещере, вход в которую оставался закрытым с того самого времени.

Потом, ближе к середине последнего оледенения, в наших краях появляется современный человек, Ното sapiens (согласно его собственной классификации!), причем возникает уже несколько различных его рас. Сначала — человек из Комб-Капель (Дордонь), среднего роста, с все еще примитивными характерными признаками. Почти в то же время — человек из Гримальди (Италия), которого зачастую считают сегодня, несмотря на негроидные (я не говорю: негритянские) черты, одной из вариаций. Затем — самый известный из всех, человек из Кро-Маньона[59] (Дордонь).

Кроманьонец очень высок (средний рост выше 1 м 80 см) и внешне мало чем отличается от современного человека, за исключением нескольких вторичных признаков; то тут, то там этот подвид, вероятно, сохранился до наших дней.

Затем, ближе к концу позднего палеолита, появляется шанселадский человек (его скелет обнаружен в пещере близ Перигё), которого некогда — похоже, ошибочно — сопоставляли с современными эскимосами. Невысокий, но крепкий, он — один из представителей мадленской культуры.

В дальнейшем человечество уже не претерпевает значительных физических изменений.

В какой среде эволюционировали эти различные виды людей, или предшественников современного человека, и каковы были их индустрии?

В антропоген теплые периоды — которые в наших краях зачастую были более теплыми, чем современный климат — чередовались с холодными периодами оледенения, чему пока нет внятного объяснения. В тропических странах влажные, дождливые периоды (принято соотносить их с эпохами оледенения, хотя полной уверенности в этом тоже пока еще нет) чередовались с сухими, межплювиальными периодами (их соотносят с межледниковьями).

О первых ледниковых эпохах нам известно крайне мало. Не похоже, что климат, пусть он и был холодным, тогда сильно влиял на животную жизнь. Фауна, богатая и разнообразная, во многом все еще походила на фауну третичного периода. С последними мастодонтами (животными из отряда хоботных, близкими родственниками слонов, но отличающимися от них по целому ряду признаков) сосуществуют первые настоящие слоны, в частности южный слон, огромное животное высотой до 4 м 15 см. Полорогие и оленевые представлены многими разновидностями — как, впрочем, и семейство лошадиных. В реках, заканчивая Темзой, живут гиппопотамы. В саванах обитает два вида носорогов — этрусский (названный так потому, что впервые он был обнаружен в Этрурии) и носорог Мерка. Довершают основные виды этой фауны крупный бобер, Trogontherium, и различные хищники. Среди хищников можно отметить пещерного льва, более крупного, чем современный лев, и имевшего некоторые отличительные черты тигра, пантеру и особенно Machairodus, махайрода — саблезубого тигра. Этот последний — одно из самых необычных животных четвертичного периода: его сплюснутые саблевидные верхние клыки могли достигать девяти сантиметров в длину (вне челюсти, не считая корня). Подвижная нижняя челюсть могла полностью откидываться к шее, и обнажившиеся таким образом клыки, вероятно, играли роль кинжалов.

Вплоть до окончания рисского оледенения фауна все еще та же самая. Мастодонт исчез, южный слон уступил место Palaeoloxodon antiquus, прямобивневому лесному слону, еще более крупному. Гиппопотам удаляется из наших краев, но продолжает обитать на юге. Мало-помалу, еще как-то робко, появляется северный олень.

В последнее межледниковье гиппопотам снова доходит как минимум до долины Соммы. Северный олень уходит на север.

Последнее оледенение — вюрмское — вносит в фауну резкое и окончательное изменение. Исчезают Palaeoloxodon antiquus и носорог Мерка, которые еще какое-то время сохраняются в Италии и Испании. Гиппопотам начинает окончательно удаляться на юг, но еще некоторое время встречается в Италии. В массовом количестве прибывают северный олень и мамонт, который, несмотря на стойкий миф, ничуть не крупнее индийского слона, а также Rhinocéros tichorhinus — шерстистый носорог. Для этих двух последних животных характерна густая шерсть, о чем мы знаем прежде всего из рисунков, оставленных людьми эпохи палеолита, а затем и по замерзшим останкам, обнаруженным в Сибири. В Азии в то же время жил огромный зверь, близкий к носорогам, но с большим рогом на лбу, — Elasmothérium, эласмотерий. Быть может, отсюда пошла легенда о единороге?

На протяжении вюрмского оледенения климат во Франции остается явственно холодным, хотя и случаются периоды относительного потепления. Однако не следует путать нашу страну в эту эпоху с Аляской или Лапландией, ибо есть одна существенная разница, — широта. Непохоже, чтобы к четвертичному периоду могла быть применима гипотеза о перемещении полюсов, и у нас здесь никогда не было долгих полярных ночей. Зима выдавалась очень холодной, весна — короткой, лето — вероятно, довольно-таки теплым.

Если в межледниковые периоды большая часть нашей территории, похоже, была покрыта лесом, то в ледниковые эпохи преобладает испещренная рощицами, проще говоря — купами деревьев, тогдашняя степь, вероятно, довольно схожая с североамериканской «прерией». В этой степи обитают огромные стада — северные олени, лошади, дикие быки, бизоны, причем в разные времена превалирует тот или иной вид. Если сегодня зубр живет небольшими группками в лесах Польши, то вполне вероятно, что такой образ жизни вторичен и вызван изменившимися условиями среды. В четвертичный период бизоны, судя по всему, сбивались в такие же большие стада, что и их американские кузены. Иногда приходят стайки сайгаков — антилоп с длинным, подвижным, с горбинкой носом. Основными видами хищников являются волки и лисы, но есть также и львы, пантеры и многочисленные медведи, бурые или пещерные.

Чем в это время занимались люди? В том, что касается наиболее древних периодов, нам об этом известно мало. В эпоху миндельского оледенения, быть может, чуть раньше, в долине Соммы проживали аббевильцы (от названия города Аббевиль, расположенного в долине Соммы), называемые также шелльцами (от названия города Шелль, департамент Сена и Марна). Их индустрия была очень грубой: крупные кремнёвые орудия (бифасы, или «ручные рубила»), оббитые ударами каменного отбойника миндалевидной формы отщепы, слегка отретушированные в форме скребков. Наши сведения о последовавшем межледниковом периоде также крайне скудны: были обнаружены лишь оставленные на земле орудия, которые в начале следующих оледенений были перемешены в результате так называемого феномена «солифлюкции»[60] и смешались с орудиями более поздних эпох. Если в эти периоды человек и проживал в пещерах или в укрытиях под скалами, то отложения, содержавшие эти индустрии, были разрушены или, за исключением незначительных следов, просто-напросто не найдены. Нам известны лишь индустрии лагерных стоянок на берегах рек.

Во время предпоследнего (рисского) оледенения человек занимает пещеры. В эту эпоху распространена индустрия средней ашёльской культуры (по названию «Сент-Ашёль», пригорода Амьена); раннеашёльская индустрия предыдущего межледникового периода нам практически не известна. Ручные рубила теперь оббиты — костяными или из рога оленя «отбойниками» — гораздо лучше! Набор орудий, изготовленных из отщепов, становится гораздо более разнообразным: наряду со скребками (уже различного типа) существуют кремнёвые остроконечники, ножи, пилы. Даже у самих рубил теперь различная форма, что связано, вероятно, с их различным применением, которое нам неизвестно. Рядом с этими носителями культуры среднего ашёля живут другие люди, не изготавливающие ручные рубила, но остальной набор их орудий мало отличается от среднего ашёля, — носители клектонской культуры (по названию английского города Клектон-он-Си). В старом клектонском торфе было обнаружено деревянное копье.

Ашёльская культура, совершенствуясь, продолжается и в последнее межледниковье, и некоторые рубила становятся настоящими шедеврами — столь искусно они оббиты.

Во время последнего оледенения (в первой его части) человечество достигает стадии мустьерской культуры (по названию пещеры Ле-Мустье, департамент Дордонь). Существует, впрочем, несколько видов мустьерской культуры: мустьерская культура ашёльской традиции, идущая от ашёльской культуры; типичная мустьерская культура; мустьерская культура кинского типа, идущая, вероятно, от клектонской культуры, и т. д. и т. п. Набор орудий состоит из различных скребков, остроконечников, пил, скрёбл, резцов, а в мустье ашёльской традиции — еще и рубил. Дерево, несомненно, тоже обрабатывалось, но деревянные орудия до нас не дошли — правда, известны некоторые костяные. Человек живет в укрытиях под скалами, у входа в пещеры, на плато, вероятно, в хижинах из веток или палатках из шкур.

Затем появляются, достаточно внезапно, современные люди, носители культур позднего палеолита. Сначала это древние перигорцы, затем современные: средние и поздние ориньякцы и перигорцы. Эти два племени, перигорцы и ориньякцы, похоже — если судить по их набору орудий, сильно отличающемуся один от другого, — жили без особых контактов. Если для ориньякцев характерны толстые кремнёвые скребки типа «карене» (фр. «сагёпё» означает «обтекаемый») и прекрасные костяные остроконечники самого разного типа в зависимости от момента их эволюции, то перигорцы в меньшей степени используют кость, не имеют толстых скребков и делают остроконечники из кремня.

Затем идет солютрейская культура, происхождение которой нам и сейчас неизвестно. Люди этой эпохи были искусными мастерами по оббивке кремня. Их чудесные остроконечники в форме «лаврового листа» порой достигают 30 см в длину, 12 см в ширину и 1 см в толщину! Они чрезвычайно умело оббиты с обеих сторон. Солютрейцы исчезают — на полном подъеме! — похоже, столь же загадочным (на данный момент) для нас образом, как и появились.

Затем, наконец, приходит мадленская культура — великая эпоха обработки кости с одной стороны и искусства — с другой. Мадленцы первыми начали изготавливать гарпуны из кости или оленьего рога, и хотя искусство взяло начало еще в ориньякско-перигорский период, мадлен — эпоха его высшего расцвета.

Как можно представить жизнь этих людей времен палеолита? Очевидно, что она очень сильно отличалась от нашей и даже от жизни классических народов Древности. Люди эпохи палеолита — главным образом охотники и рыбаки; вдобавок к этому в эпохи оледенения им приходится собирать редкие плоды и ягоды. Ничто не указывает на развитие сельского хозяйства или животноводства. Максимум что можно представить, так это возможное наличие загонов для животных, дабы те всегда были под рукой. Охота, вероятно, существует во всех ее видах. Начиная с самых далеких эпох, как минимум — с рисского оледенения, человек, судя по всему, нападал на крупных млекопитающих, так как на местах стоянок то и дело обнаруживают кости и зубы носорогов и слонов. Вероятно, люди тогда рыли ямы — куда и падали эти толстокожие животные, — после чего спокойно, практически не подвергая себя опасности, их убивали. Для охоты на дичь средних размеров мустьерцы, должно быть, пользовались рогатинами или дротиками (как метательными орудиями). Охотники эпохи позднего палеолита располагают орудием уже гораздо большей дальности полета: дротиком, бросаемым при помощи копьеметалки. При метании производилось то же движение рукой, какое совершает копьеметатель, но быстрое вращение, придаваемое в последний момент копьеметалке, значительно увеличивало дальность полета и силу «вхождения» в тело животного. Что касается лука, то если в мадленскую эпоху (а может, и раньше) его наличие представляется возможным, то о том, что он существовал в следующий период — мезолит, — нам известно совершенно точно. Охотились, вероятно, зачастую группами, с загонщиками. В популярных романах нередко бывает представлена такая сцена: солютрейцы (названные так по их стоянке в Солютре, департамент Сона и Луара) гонят к пропасти целые стада лошадей, заставляя их прыгать со скалы. И действительно, у подножия скалы в Солютре было обнаружено огромное скопление лошадиных костей. Но это может быть и результатом природной катастрофы: в 1858 году в США громадное стадо бизонов, ослепленных снежной бурей, свалилось с обрыва в пропасть точно таким же образом: погибло около ста тысяч животных! Возможно, и солютрейцы охотились подобным же образом, но на небольшие стада лошадей: скопление костей в таком случае объяснялось бы долгой продолжительностью этой практики.

Хотя встречи между племенами, должно быть, несомненно происходили и не всегда были миролюбивыми, непохоже, чтобы людям эпохи позднего палеолита была известна война — в современном смысле этого слова. На обширных пространствах тогда обитало не так уж и много людей. В эпоху мадленской культуры на территории нынешней Франции, судя по всему, проживало от двадцати до пятидесяти тысяч человек.

Какую одежду они носили? В межледниковые эпохи и летом, вероятно, их облачение было сведено к минимуму. Но в суровых условиях вюрмской зимы без одежды человеку приходилось бы туго. Во времена позднего палеолита, начиная с конца солютрейской эпохи, уже существуют костяные иглы, идентичные, если не считать материала, современным. Но меховую одежду можно изготавливать и без игл. Вероятно, облачение людей эпохи позднего палеолита ничуть не отличалось от одежд индейцев или эскимосов. Вполне возможно, как и индейцы, они тоже носили мокасины.

Нам ничего не известно о религии людей эпохи палеолита, если таковая вообще у них была. Быть может, они исповедовали анимизм? Но, должно быть, большую роль играла магия: «Я, Раох, рисую изображение бизона и тем самым утверждаю свое превосходство над ним. Я рисую стрелу, пронзающую его сердце, и завтра так же сделает моя стрела». На многих рисунках фигурируют животные с выгравированными на их телах стрелами или же с наложенными на них, этих животных, нарисованными руками.

Практика погребения точно существует начиная с мустьерской культуры. Большинство неандертальцев[61] были найдены в захоронениях, причем рядом с ними в этих гробницах лежали орудия труда, оружие, остатки пищи. Порой вблизи или прямо на могиле разжигали костер.

Продолжительность жизни людей эпохи палеолита относительно невысокая: ни один из известных нам неандертальцев, вероятно, не прожил больше пятидесяти лет. Многие умирали еще до двадцати пяти. В период позднего палеолита люди живут чуть дольше, но не намного. Однако тех, кто проживает от тридцати до пятидесяти, уже гораздо больше.

Вначале ритм прогресса был медленным, чрезвычайно медленным. В эпоху раннего палеолита между важными изобретениями порой, должно быть, проходили тысячелетия. В эпоху позднего палеолита ход прогресса значительно ускоряется, при этом все равно оставаясь очень медленным; похоже, современные люди не только более одаренные, чем неандертальцы, но и гораздо более многочисленны, что сильно увеличивает шансы на появление творчески мыслящих индивидов.

Доисторическое искусство хорошо известно, и потому детально останавливаться на нем я не буду. К тому же оно очень неравнозначно и, помимо чистых шедевров, состоит из неуклюжих рисунков, и те же люди, которые порой восторгаются последними, несомненно, высказали бы массу упреков собственным детям, изобрази те такую же мазню. Как и сегодня, в эпоху палеолита художественное мастерство было крайне неоднородным, хотя в целом и весьма развитым. Вдобавок к рисункам и гравюрам на стенах пещер, человек зачастую со вкусом украшает свои предметы из кости или слоновой кости. То, что это искусство в большинстве случаев играет исключительно магическую роль, не уменьшает ни его ценности, ни мастерства создавших его людей. В Средние века, как и в Древней Греции, искусство было главным образом религиозным, что ничуть не мешало людям обладать чувством прекрасного.

Входы в пещеры, как и укрытия под скалами, вероятно, были обустроены: должно быть, стволы деревьев, обложенные у основания крупными камнями, другие своим концом упирались в свод. Между ними, судя по всему, были натянуты шкуры или уложены срезанные ветви, закрывая тем самым пещеру и защищая от холода. Очаги располагались либо внутри и тогда были, как правило, небольшими и окруженными камнями, либо снаружи, более обширные. Они служили источником света. Кроме того, были найдены и жировые лампы, аналогичные тем, какими пользуются современные эскимосы. Вокруг этих костров, вероятно, рассказывалось немало легенд, пелось немало песен, к несчастью, навеки утерянных.

Какими датами можно обозначить палеолит? Долгое время мы ограничены косвенными оценками и приблизительными подсчетами. Теперь, благодаря радиоуглеродному методу, возможно более точное датирование, так что поздний палеолит можно поместить ближе к 8-тысячному году до н. э., а его начало — к 35-тысячному году до н. э. Пока еще невозможна датировка начала мустьерской культуры, которая, вероятно, восходит как минимум к 70000 г. до н. э. В том, что касается аббевильской культуры, исчисления колеблются вокруг 50000 г. до н. э.

После этой прекрасной культуры охотников позднего палеолита наступает послеледниковая эпоха с многочисленными климатическими колебаниями, более или менее теплыми, более или менее влажными. В целом климат становится гораздо более теплым, и — странная шутка — должно быть, это стало для людей из наших регионов настоящей катастрофой, впрочем, неощутимой в масштабе человеческой жизни. Климат становится более теплым, и это означает исчезновение степи в пользу леса. Но исчезновение степи, в свою очередь, означает исчезновение крупных стад северных оленей, лошадей, бизонов, животных семейства полорогих. Большие мадленские племена вынуждены разбиваться на маленькие группы, что влечет за собой для них меньшую безопасность. Охота в лесу уже неспособна прокормить столько людей. Вследствие влажности климата полным-полно улиток, которые становятся для людей основной пищей. В местах раскопок некоторых стоянок этого, так называемого «мезолитического» периода существуют слои толщиной несколько метров, образованные ракушками улиток. Разумеется, когда люди могут убить оленя или кабана, они этим не брезгуют. Индустрия — в равной мере каменная и костяная — вырождается и видоизменяется: набор инструментов теперь состоит из осколков кремня, которым придают геометрическую — треугольную или трапециевидную — форму и которые должны служить наконечниками для стрел. Искусство исчезает или сводится к геометрическим рисункам на гальке. Если нашим художникам, работающим в жанре абстрактной живописи, захочется во что бы то ни стало найти себе великих предков, именно там таковых и следует искать, а не в палеотическом искусстве, в высшей степени изобразительном! При раскопках какой-нибудь мезолитической стоянки в Западной Европе то и дело поражаешься тому, сколь бедной она выглядит в сравнении со стоянками эпохи позднего палеолита. Тем не менее и в это время наблюдается определенный прогресс: вовсю используется лук, похоже, одомашнены собаки. В северных районах, там, где ввиду близости ледников условия существования схожи с палеолитическими, жизнь, судя по всему, пусть и с некоторыми отличиями, продолжает идти в соответствии с традициями мадленской культуры.

Пока доисторический Запад изнемогал под удушающим воздействием леса, на Среднем Востоке дела обстояли иначе. Ввиду сильнейшей засухи лес едва ли там занимал много пространства, да и климатические условия, похоже, менялись к лучшему. Отсюда — и великая неолитическая революция, изобретение сельского хозяйства, которое постепенно пришло и на Запад. А изобретение письменности и в этом районе также очень рано положило конец преистории.

В общих чертах — если брать Западную Европу, — это всё, что известно на данный момент об эволюции человечества. Разумеется, эта история — очень схематичная, неполная. В Африке и Азии были свои палеолитические культуры, иногда очень схожие с европейскими, иногда чрезвычайно отличные от них, особенно после мустьерского периода. Что касается Америки, то она, похоже, была заселена (вероятно, теми, кто приходил из Азии) ближе к концу палеолита и быстро пересечена от Аляски до Огненной Земли. Какой прекрасный сюжет для преисторического романа могло бы дать это прибытие людей на девственную землю!

Но все же: каково происхождение Ното sapiens, современного человека? Долгое время полагали, что он происходит от неандертальца. Затем, не так давно, подумали, что это невозможно, что неандерталец не успел бы измениться, что он был слишком «специализирован», что он зашел в эволюционный тупик, и приступили к поискам возможных предков для Ното sapiens. И нашли таковых. К сожалению, одни из них (в Африке) оказались более близкими к нам по времени, чем полагали люди, их обнаружившие, другие сегодня — лишь воспоминание о веселой мистификации (пилтдаунский человек), третьи слишком фрагментарны, вследствие чего делать какие-то глубокие выводы не представляется возможным. Сегодня представление о том, что современный человек имеет разные с неандертальцем «корни», основывается лишь на фрагментах черепа, обнаруженного в Фонтешеваде: этот череп не принадлежал неандертальцу, но, вероятно, не принадлежал он и Ното sapiens. Перигорская культура, к примеру, сохранила в своих начальных фазах немало черт мустьерской культуры (в свою очередь, сохранившей кое-какие черты культуры ашёльской) и, вероятно, именно от нее и происходит. В таком случае это означало бы, что, если мустьерцы (стоящие на эволюционной лестнице на ступень выше ашёльцев) действительно были неандертальцами, переход от неандертальца к Ното sapiens в самом деле имел место. Но наверняка относящимся к этой индустрии мы можем считать лишь череп ребенка, найденный в пещере Пеш-де-л’Азе, близ Сарла (Дордонь), а по черепу ребенка лет пяти очень трудно сказать, каким бы этот череп был у человека взрослого. В любом случае, этот череп столь древний, что до начала перигорской культуры эволюция вполне могла произойти. Происхождение ориньякской культуры на сегодняшний день еще более неясно. Словом, проблема не решена.

Это не означает, что писатель-фантаст может перебрасывать Ното sapiens из какого-нибудь другого мира, не представив серьезных объяснений! Начинающийся поздний палеолит и заканчивающийся мустьерский период имеют слишком много общего! Просто, возможно, некоторые представители мустьерской культуры уже были Ното sapiens, или переходными видами. Именно так полагают, в частности, советские антропологи, а также некоторые западные!

Франсуа Борд,

преподаватель преисторш на факультете естественных наук университета Бордо,

«Satellte», 1959 г.