Сыщик из Мурома. Дело об Идолище (СИ)

5. Петруша

Через три дня после убийства Златослава предали огню. Церемонию проводили специально приехавшие для этого жрецы, а в поминках участвовали все его добрые знакомые из соседних деревень и даже из города. Василиса совсем умаялась, устраивая все это — а ведь надо было еще запоминать все для Ильи! Сам он, конечно, прийти не мог.

Девица внимательно смотрела за всеми, но не нашла ничего подозрительного. Муромец потребовал полный отчет, но и он ничего странного не усмотрел. Удивился только, что староста Добромил на церемонию не пришел, но у него причина была — приболел.

А вечером того же дня в избушку Петруша приехал. Новость о трагической смерти жреца широко разошлась, поэтому служка не был удивлен. Когда Василиса, уставшая, пришла с поминок, он уже сидел на скамье, потирая шрам через пол рябого лица, и обед ждал:

— Ишь ты, Василиса! Бегаешь где-то, а я голодный!

— Голодный, но не безрукий! — фыркнула девица. — Ладно, горе, сиди, сейчас поесть соберу! Рассказывай пока, как съездил!

Петруша пересел за стол, обнял себя за худые плечи, стал хвалиться, как ловко и умело сделал все назначенные Златославом дела. Жаль только, жрец уже не оценит!

Потом еще помолчал и спросил, как идет расследование, и удалось ли Василисе с Ильей Муромцем напасть на след супостата.

— А про это ты откуда про это знаешь? — полюбопытствовала девица, собирая на стол.

— Так староста рассказал. Я же у него целый час просидел. Ох, плох он, как бы лихорадку не подхватить! Баньку не сделаешь?

— Поздно уже, — отказалась Василиса.

Будь на месте Петруши Златослав, она бы, конечно, не отказала, бросилась бы воду таскать и баню топить. Но стараться для служки она не хотела. Хоть и был он ей как братец названый, хоть и жили они с ним под одной крышей три года без малого — не хотела! Не понравилось ей, что он так задержался, что всю церемонию пропустил. Как бы не специально, чтобы все хлопоты на Василису свалить!

Но про Муромца она все же рассказала — не видела в этом тайны. Только Петруша чего-то помрачнел, насупился, спать засобирался.

И ладно бы просто засобирался! Василиса бы это пережила, не впервой. Но нет, он начал ворчать, что не люб он ей и не мил, и стоило ему уехать на пару дней, как черствая девка совсем про него позабыла! Уставшая Василиса поспешила заверить служку, что и мил, и люб, и пусть он не обижается — она не холодна, просто устала от поминальных хлопот.

Перестаралась! Когда они спать улеглись — девица на печке, а юноша на полатях, лезть на постель Златослава он не посмел — Петруша возился-возился, а потом и спросил:

— Что ты, Василиса, опять там лежишь? Жреца же тут нет! Иди-ка ко мне под бочок, так теплее!

Василиса от такого предложения чуть с печки не свалилась! Уж на что жених ее старый, Борис, Василису любил, но такого не предлагал, свадьбы ждал!

— Нельзя, Петруша. Ты мне как брат родной. Не стану я твоей полюбовницей, грех это!

— Три дня с христианином поговорила и все, грех какой-то придумала, — буркнул Петруша. — Красивый он хоть, Илья твой?

— Неважно! У него ноги не ходят.

О том, что с лица Муромец симпатичнее рябого и кривого Петруши, говорить она не стала. Зачем зря обижать служку? Василиса считала, что любить нужно за душу, а не за внешность. Но слишком уж Петруша был страшненький! Вот она и корила себя, что не хочет смотреть на кривого, без глаза, служку.

Но то она. Василиса была уверена, что однажды Петруша найдет себе невесту по душе, если задастся такой целью. Будет она любить его за фигуру ладную, за характер мягкий, ласковый, да за дела добрые, и нос воротить от лица не станет.

— Ноги, Василиса, дело наживное. Сейчас не ходят, а завтра ходят, — проговорил Петруша. — А как выпьет Илья живой воды, так сразу и встанет.

— Ну и что? — отозвалась Василиса. — Ни живой, ни мертвой воды никто в нашем веке не видел. Сказки это, Петруша.

— А вот и не сказки! Куда ты, Василиса, думаешь, я ездил? Меня жрец наш Златослав не только по тем делам, о которых я тебе рассказал, в город посылал, а еще и за водой, за живой и за мертвой! Только не достал я ее. Не смог.

— Правда? — насторожилась девица. — Значит, это не сказки?

— Быль это, самая настоящая. Только забытая,

— Он сказал: живая и мертвая вода понадобится против какого-то идола. Поганого.

— Идолища Поганого? — Василиса чуть с печи не свалилась.

— Может, и Идолища, — проговорил Петруша задумчиво. — Я же не думал, что это важно. Злотослав сказал, я пошел.

Вот тут-то Василиса и с печки спрыгнула. Ухват схватила, к Петрушке шагнула и брови нахмурила:

— А расскажи-ка подробнее! Куда ходил, что искал, зачем вода и причем тут Идолище Поганое?!

Служка сел на лавке, расширил глаза — Василиса стоял над ним простоволосая, тыча ухватом в грудь. А как же без ухвата, когда ей только что всякое-разное предлагали, не стесняясь?!

— Говори, Петруша! — потребовала девица. — А, стой, я лучину зажгу, записать все хочу. Для Ильи.

Петруша только покачал головой да проворчал, что Илья этот, Муромец, ему уже заочно не нравится. Что не мысли у Василисы, то все о нем, сыскаре доморощенном!

— Так это ты, Петруша, о нем говоришь! — возмутилась девица. — Я одно слово, а ты — десять! Уже все косточки Муромцу перемыл! Давай-ка про Идолище рассказывай!

Увы! Информации у Петруши было ужасно мало. Он же не знал, что жреца Златослава решат убить, и не особо старался запомнить нужное. Все, что удалось вытянуть Василисе, выглядело столь скромно, что ей даже не понадобилось ничего записывать.

Но спать она все-таки легла с ухватом.