Сын Солнца

Глава 10

(Тауантинсуйу, окрестности о. Титикака. 17 марта 1529 года)

Размеренная жизнь военного городка под Тиуанако, где собирались главные силы наступательной группировки, была прервана 27 дня Месяца Великой Возрастающей Луны, когда от Титу Атаучи — главнокомандующего армией и исполняющего обязанности Сапа Инки на время отсутствия того в столице — из Куско пришел приказ на выступать на север. И хотя был уже конец месяца, сборы начались немедленно:

— Отпразднуем начало Месяца Произрастания цветов в дороге, — сказал командовавший их армией генерал Топа Атау, — Нужно спешить.

Поскольку двигаться предстояло по глубокому тылу, где на каждом шагу имелись склады с запасами продовольствия, оружия и снаряжения, то сборы не затянулись. Уже утром 28 числа первые подразделения “Южной армии” покинули расположение, двинувшись на север. Уже в дороге их застало и новое послание — на этот раз от самого Сапа Инки. Содержание его, впрочем, практически полностью дублировало то, что прислал за день до того Титу Атаучи…

(Тауантинсуйу, Томебамба. 16 марта 1529 года)

Ждать окончания праздника не стал и Уалтопа. Уже на следующий день после убийства Атауальпы он приказал Улко Колья собирать племенное ополчение Томебамбы и окрестных городов, и поселков. Конечно, в свете новых событий необходимость сдачи Томебамбы могла отпасть (на что в мыслях и надеялся наместник), но это не отменяло необходимости по возможность создать проблемы противнику. Чем больше он сейчас выиграет времени — тем выше вероятность, что армия Сапа Инки дойдет до города раньше, чем его противники.

Двадцать шестого числа месяца Великой Возрастающей Луны племенное ополчение каньяри численностью в 15 тысяч — большая часть способных держать в руках оружие мужчин города — выступил на север — как и Топа Атау, праздник он решил отметить в пути…

(Тауантинсуйу, Куско. Апрель 1529 года)

Столица Куско напоминала собой растревоженный улей. Казалось, что надвигающаяся война — ее неизбежность стала очевидной уже для всех — была единственной темой, обсуждаемой в последние дни. Встречавшие Сапа Инку Аток и Титу Атаучи едва ли не первым делом доложились, что “громотрубная армия” а также гарнизон Куско — общей численностью в 5 тысяч человек — готовы к бою и рвутся к новым подвигам. Остальная часть армии — еще 12 тысяч солдат, — сосредоточенная севернее Тиуанако у озера Титикака будет в Куско через двадцать дней. Вот на эти 17 тысяч и можно рассчитывать — дальше оголять границу слишком опасно. Правда, можно еще объявить мобилизацию, но не сейчас — приближается время сбора урожая.

— Но ведь можно выдать людям продукты со складов? — ради интереса спросил я.

— Не стоит, — возразил Титу Атаучи, — Чтобы вновь наполнить их уйдет пять лет. А вдруг неурожай?

“А вдруг испанцы?”, - мысленно добавил я, согласившись со сказанным. Тем более, на севере после окончания войны, скорее всего, будет полная разруха. А морить голодом своих же людей я не заинтересован.

А тем временем из уну Кито приходили все более и более интересные вещи. Смерть Атауальпы — общепризнанного вождя местных племен — возродила давно, казалось бы, затухшие местные разборки. Руминьяви хоть и объявил себя Сапа Инкой “Северной Тауантинсуйу”, на самом деле был в большей мере продолжателем традиций доинкского “царства” Кито. И хотя в первый момент хатун курака Кито — вождь племени кара — думал было стать правителем сам, он понимал, что армия (во всяком случае, ее значительная часть) пойдет не за ним, а за Руминьяви — так что договориться удалось весьма быстро. Как потомок (пусть и по женской линии) местных вождей Руминьяви был объявлен царем Кито. Впрочем, это решение принесло больше вреда, чем пользы. Не желая восстановления государства племени кара, вожди ряда окрестных племен заключили союз. Союзу присягнула и часть Северной армии — выходцы из этих племен. Так на территории уну Кито возникли два враждебных друг другу лагеря. Практически забыв про угрозу с юга — неизбежный приход стремящейся покарать мятежников армии Великого Инки — и те, и другие спешно готовились к войне друг с другом. В общем, ситуация складывалась относительно удачная.

Едва добравшись до Куско, немедленно собрал военный совет, на котором был собран весь высший командный состав “громотрубной армии” и гарнизона Куско.

— Но выступить с пятью тысячами против тридцати? — поразился задуманному плану Титу Атаучи, — Это ж немыслимо! Нужно дождаться подхода главных сил!

— Время дорого. Я не хочу видеть руин Томебамбы и Тампис, — отмел я все возражения, — Тем более, следует учесть и еще несколько обстоятельств. Во-первых, уже не против тридцати тысяч. Как сообщает Уалтопа, часть Северной Армии осталась верна присяге и поступила под его командование. Во-вторых, оставшаяся армии сейчас разделилась на два враждующих лагеря. Наступать на юг, имея у себя в тылу многочисленную вражескую армию Руминьяви не может и должен сначала установить контроль над провинцией — само собой, при этом погибнет немало солдат. Ну и самое главное — у нас есть громовые трубы, в то время как ни у Руминьяви — да и вообще ни у кого из северян их нету. А на что они способны — вы видели на полигонах…

После этого началось непосредственное планирование операции против северян, в ходе которого я десятки раз пожалел, что инки не изобрели железных дорог! Да и вообще не имели никакой тягловой силы. А расстояние от Куско до Кито, по разным данным, — от 1700 до 2000 километров! По проложенным практически напрямую — через горы и ущелья — инкским дорогам! По современным автомобильным, правда, было б и того больше за счет большого крюка в сторону побережья и по прибрежной равнине — наиболее пригодной для прокладки дорог местности — вот только по ним ездили автомобили, способные преодолеть это расстояние за несколько дней. Сейчас же — с учетом стандартного для инкских армий дневного перехода в 22 км — на то, чтобы добраться только до Томебамбы уйдет два с половиной месяца! К этому моменту все наши планы могли обратиться в прах, так что приходилось ограничиться общими набросками.

Напоследок распределили должности. Общее командование должен был осуществлять прославившийся в сражениях времен Уайна Капака Титу Атаучи, Аток был утвержден командующим Громотрубной армией с присоединенным к ней гарнизоном Куско, еще не подошедшие с юга войска разделили на две армии, командующими которыми были назначены уже находящийся в войсках Топа Атау и отправленный на юг Уампа Юпанки. “Исполняющим обязанности Сапа Инки” на этот раз стал Майта Юпанки.

(Юкатан, Чектамаль. Апрель 1529 года)

Выйдя из дворца правителя Чектамаля, где обсуждали планы будущих боевых действий, Сути Пунчау направился к своим людям. Да, еще год назад о таких поворотах своей жизни он не мог даже предполагать. Родившись в айлью потомственных торговцев, со времен присоединения их родного племени чинна к государству инков получивших статус торговых агентов Великого Инки, Сути Пунчау автоматически получил и профессию. Непосредственно его айлью занималась морской торговлей с северными народами, и когда он несколько подрос — родители стали брать его с собой в походы — показать, чем торгуют, где и с кем и научить самому этому (надо сказать, весьма непростому) ремеслу. Так начиналась его трудовая жизнь…

С тех прошло более двух десятилетий. Сути Пунчау давно вырос и начал совершать самостоятельные плавания. Сколько всего их было — сейчас помнят, наверное, одни лишь кипукамайоки. Где только не пришлось побывать за эти времена — и у дикарей джунглей Колумбии и уже захваченной белокожими чужаками Панамы, и в поселениях более северных племен, и в городах майя и какчикелей, а однажды их плот занесло и еще дальше на север, где, впрочем, они с тем же успехом расторговались и вернулись домой.

Но все это были обычные торговые экспедиции. В этот же раз задача перед ним была поставлена совершенно нетипичная. Он должен был возглавить посольство инков в земли майя — и, прежде всего, вступить в контакт с правителями Чектамаля и посодействовать созданию союза против белокожих чужаков.

— Ну что там решили? — спросил у Сути Пунчау командир отряда сопровождения (от которого после отплытия Льюкюлья Майю осталось меньше половины).

— Через три дня армия выступает. По пути к нам присоединится армия Уаймиля, — ответил присутствовавший на совещании глава посольства, — Отправится придется и нам.

— А это зачем? — не понял офицер, — Артиллеристы у майя свои уже есть. Железного оружия сколько-то наделать тоже сумели.

— Не доверяют нам особо, — усмехнулся в ответ Сути Пунчау, — Хотя, железного оружия у них тоже маловато…

— Понятно. Что ж, это и к лучшему, — рассудил инкский офицер, — Насколько знаю, главной целью похода является уничтожение поселения белокожих чужаком. Вот и посмотрим, на что они способны…

(Тауантинсуйу, Куско. Апрель 1529 года)

Сразу после военного совета все вокруг пришло в движение. Часки, отправленные на север, рассылали по прилегающим к Великой дороге поселениям приказы о выделении месяц носильщиков — в счет работ по мите, которым предстояла доставка пушек. Их должны были разместить на почтовых станциях так, чтобы одна “бригада” проносила груз до соседней станции, где передавала его следующей. Солдаты “Громотрубной армии” и гарнизона Куско начали готовиться к походу. На пригнанных на следующий день лам навьючивали наполненные порохом тыквины и мешки с боеприпасами — картечью и ядрами для пушек, коробками с патронами для винтовок и картечных ружей, запасные барабаны для винтовок. Грузили на носилки разобранные на части пушки — впрочем, в наличии имелась пока лишь часть их — те, что были отлиты в мастерских Куско и доставленные с юга. Те же, что были изготовлены в городах Чинчайсуйу, получить предстояло по дороге. Впрочем, это было в какой-то мере даже удобнее — меньше тащить с собой, меньше народа придется отвлекать от полевых работ.

На третий — предпоследний день пребывания в Куско — я, дабы подстраховаться от возможных на войне случайностей, официально объявил своим наследником Манко. Понятно, правда, что за малостью возраста править за него пока будут другие — скорее всего, один из моих и Манко дядьев, Майта Юпанки или Титу Атаучи, но хоть борьбы за власть не должно начаться. Пожелавшую было отправляться вместе со мной Чукуй Виру пришлось отправить в Хатун Ирриру к Майтанчи. Нечего и ей еще рисковать, война — не женское дело. Туда же, кстати, отправил и койю, главную жену Сапа Инки, у которой недавно родились две дочери (которые, естественно, не могли претендовать на власть). На случай моего поражения в гражданской войне также предупредил, что в случае неудачного хода войны с белокожими чужаками, чье прибытие предсказали мне предки, необходимо в первую очередь позаботиться о вывозе в безопасное место специалистов-металлургов и оборудования из Хатун Ирриру и из мастерских Куско и уничтожении всего того, что нельзя вывезти — эти специалисты и оборудование потребуются потом для изготовления оружия, с помощью которого инки смогут освободить свою страну. Во всяком случае, это даст местным народам хоть какой-то шанс отстоять свою свободу…

Уже под вечер мне внезапно пришло сообщение с побережья — вернулась домой часть посольства к майя. Ждать их в Куско времени у меня не было, так что часки немедленно отправил послам мой приказ следовать в Хауху, где они должны оказаться несколько раньше меня. Там и поговорим.

В этот же день состоялась и церемония жертвоприношений перед Камнем войны на центральной площади Уакапата. Жрецы во главе с самим Вильяком Уму проводили специальные ритуалы, которые якобы должны ослабить мощь вражеских богов, обходя вокруг огня, на котором приносили в жертву диких птиц. Они несли камни с изображениями змеи, жабы и пумы, и произносили: “Пусть придет победа” и “Пусть боги наших врагов потеряют свою силу”. Затем в жертву принесли несколько предварительно подготовленных — не евших несколько ней — черных ламы. После того, как лам зарезали, из них извлекали сердца и осматривали, чтобы увидеть, не была ли окружающая плоть деформирована и не повредил ли ей голод; это означало бы, что и сердца их противников стали точно такими же слабыми и вялыми. Естественно, результат был положительным, что вызвало взрыв ликований у войска — боги обещали победу. После чего начался пир и пляски а наутро — 11 числа Месяца Произрастания цветов, — взяв с собой они брали идолов, олицетворяющих Манко Капака и Уанакаури, инкская армия тронулась в путь…

(Тауантинсуйу, территория современного северного Перу. Апрель 1529 года)

— То есть вы знаете такого зверя? — спросил Чекчи Миси у камайока-главы деревни.

— Да, — глядя на явившегося к нему молодого жреца Солнца, подтвердил свои же слова чиновник, — Но это очень скрытный зверь. К тому же, ночной. За последние лет десять тапиры попадались нашим охотникам лишь несколько раз.

— Неважно. Со мной одни из лучших охотников со всей Тауантинсуйу, — отмахнулся жрец и уже в приказном тоне добавил, — Значит, ты дашь нам проводников, которые покажут места их обитание.

Чиновник лишь кивнул в знак согласия. Ну как объяснить им, что искать этих тапиров — дело практически безнадежное? Особенно если, как сказал разговаривавший с ним жрец, нужны не любые тапиры, а обязательно молодые — но и не детеныши, причем нужно их не просто убить, а изловить? Да он и слушать не захотел — лишь заявил, что таков приказ Сапа Инки. И раз в их местах тапиры водятся — значит, они их наловят! Ну да пусть пытаются — это не его дело…

Глава 11

(Тауантинсуйу, Хатун Хауха. 25 апреля 1528 года)

3 числа Месяца Двойных Колосков, начало которого было отпраздновано прямо в дороге близ одной небольшой деревеньки, “Громотрубная армия” достигла Хатун Хаухи — одного из важнейших городов Тауатинсуйу. Основанный инками как столица племени уанка, прежде состоявшего из множества враждебных друг другу родов, он благодаря своему расположению вскоре стал одним из стратегически важным объектом страны — именно здесь располагался один из крупнейших складских комплексов. Объемы хранимой на складах Хаухи продукции — как сельскохозяйственной, так и ремесленной — были таковы, что вполне могли бы посоперничать с иными складами государственного резерва из 21 века и явно превышали все мыслимые и немыслимые потребности провинции. Впрочем, именно таким “госрезервом” на случай непредвиденных обстоятельств они и были. Именно здесь, по сообщению часки, меня уже дожидалось вернувшееся из земель майя посольство, а также некоторое количество отлитых здешними мастерами “громовых труб”…

Вообще, окажись я тут в другое время — и, несомненно, заинтересовался бы здешними складами. Все ж одно дело знать что-то за счет памяти Уаскара да видеть немногие уцелевшие спустя столетия развалины, другое — увидеть собственными глазами то, что было здесь во времена инков. Вот только времени на это не было совершенно, а потому экскурсию пришлось несколько отложить на потом. Хотя на день задержаться все же придется — так что, оставив с собой артиллеристов, которым предстояло принять “громовые трубы” и полтысячи охраны, я отправил армию вперед, а сам приказал вызвать к себе в инкауаси[62] вернувшихся из-за моря послов.

Вскоре они явились — однако, к некоторому моему удивлению, возглавлял их младший их отправленных мной торговцев. Впрочем, причина этого сразу и выяснилась — глава посольства вместе с нескольким солдатами и офицерам остался в землях майя учить солдат Чектамаля применению огнестрельного оружия, так как Гонсало Герреро вздумал устроить поход против засевших в своей крепости на побережье белокожих чужаков.

— С организацией же союза против белокожих чужаков все пока не так просто, — продолжил Льюкюлья Майю, — Пока удалось достигнуть договоренности лишь с вождями Чакан Путума, Чикинчелля и Уаймиля. Хотя, последние, похоже, просто хотят поживиться, разграбив союзных белокожим чужакам вождей Экаба. А живут они весьма богато по меркам тех земель. Вот только в случае серьезной войне надеяться на уаймульцев бесполезно.

— А что там с нашим кузнецом? — спросил я.

— Нашел где-то на болотах руду и сейчас учит чектамальских мастеров выплавлять из нее херрум. Ругает ее, правда, последними словами. Говорит, что в Тауантинсуйу никто б и не подумал получать его выплавлять.

— Ну это понятно, — ответил я, — У нас-то есть нормальная руда, а у них — нет.

— Видимо, сам великий Инти наказал их за пренебрежение его законами, — пробурчал в ответ Льюкюлья Майю, — Бывший с нами жрец интересовался их религией — и пришел к выводу, что их богов интересует лишь жертвоприношения и соблюдение ритуалов! Кто это исполняет — тому боги и помогают. Они ж забыли про все заповеди! Да нам и в голову не могло такое прийти!

— И в голову прийти не могло? — усмехнулся я, — А ведь каких-то сто лет назад многие у нас в Андах жили точно так же.

— За это боги и наказали их.

— Боги наказали? Но ведь такое положение дел существовало сотни лет — почему ж они не сделали этого раньше? Или почему боги не наказали тех же майя или дикарей из сельвы? — спросил я и сам же и ответил, — Нет, боги редко лично вмешиваются в дела людей. И величие их не в том, что они сами управляют всем происходящим на земле. А в том, что они создали такие законы, которые определяют все происходящее без необходимости постоянного вмешательства, — мельком взглянув на сидевшего рядом жреца, я заметил, что глаза у того лезут на лоб, — Наша ж задача — изучить их и научиться использовать в нашей жизни. И эти законы во всем. Вот мы видим, что многие государства у нас в Андах разрушились и были присоединены к Тауантинсуйу. Но почему? Ведь многие из них были очень богаты и обладали немалой силой — но за многие сотни лет никто из них так и не смог объединить народы Анд? Да потому, что их правители забыли про свой долг перед людьми и перестали соблюдать заповеди — и потому их государства медленно разрушались как ручей разрушает скалу. Впрочем, сейчас не время рассуждать про дела богов, — прервал я разговор на эту тему, — Что за людей ты привез из земель майя.

— Как вы и приказывали, нами были найдены люди, обладающие знаниями, которые могут пригодиться в Тауантинсуйу, — ответил Льюкюлья Майю, — пчеловоды, архитекторы, мастера, делающие “ткань из коры”, работающие с перьями, крестьяне, умеющие возделывать поля в сельве.

Через минут десять привезенные люди были доставлены во дворец. Не знаю уж, что им сказали и что они думали сами, но буквально все они с какими-то, судя по интонации, хвалебными воплями рухнули на колени, что заставило присутствующих брезгливо сморщиться. Для гордых андских индейцев подобное поведение выглядело как верх унижения, что они и не постеснялись прямо высказать. Надо сказать, противно это было и для меня, потому решил побыстрее с ними закончить.

— Что они сказали? — спросил я у Льюкюлья Майю.

— Что они рады служить столь великому господину и их вся жизнь полностью принадлежит ему, — скривился посол.

— Ладно, переводи, — бросил в ответ я, — Я Великий Инка Тупак Куси Уальпа, сын Солнца, выкупил их из рабства с тем, чтобы они научили моих людей всему, что знают сами. Вы будете отправлены в сельву на восток моей страны, где должны построить деревню и наладить хозяйство так, как это делают у вас на родине. И обязаны объяснить моим людям все, что им покажется интересным.

Отослав новых граждан Тауантинсуйу и еще немного порасспрашивав посла, я отпустил его домой. А впереди лежал долгий путь на север страны…

(Юкатан, государство Экаб, Тулум/Сама. Май 1529 года)

Тулум — или Сама, как называли этот город его жители — произвел на Сути Пунчау весьма сильное впечатление. Побывав с посольством чектамальцев во многих государствах майя, он имел возможность убедиться, что даже далек не все столицы могли соперничать с этих городом своими величиной и богатством. И еще меньше городов имели столь же мощные оборонительные сооружения — по суше город был окружен крепостной стеной высотой метров в пять и шириной в восемь. Большая из этих стен — длиной в 400 метров располагалась параллельно побережью, две другие — раза в два короче — соединяли первую с берегом, а по углам же стены были расположены дозорные башни. Так что в город можно было пройти лишь через один из пяти узких проходов, которые при необходимости быстро перекрывались баррикадами. Так что именно за эти считавшиеся практически неприступными укрепления соседи и дали городу название Тулум — что в переводе означало “стена”. Мало де в землях майя можно было увидеть такое. Да что говорить, даже в родных Андах было мало столь же сильно укрепленных городов — во всяком случае, с ходу вспоминались лишь Чан-Чан, бывшая столица Чиму, да крепость Саксайуаман в Куско, где при необходимости должно было укрыться население Куско.

В первый момент это вызвало было у Сути Пунчау недоумение, но командовавший походом белокожий чужак быстро объяснил, что к чему. Сама — или Тулум — был одним из главных торговых центров майя. Здесь сходились практически все торговые пути Юкатана — как сухопутные, так и морские. Сюда везли медь, золото и серебро из Мексики, кремень, обсидиан и нефрит из Гватемалы, соль, перья, керамику, ткани и продовольствие — со всего Юкатана. Потому, что вполне понятно, каждый юкатанский правитель хотел прибрать столь лакомый кусочек к своим рукам. Вот и приходилось местным жителям строить Даже тогда, когда еще не было множества мелких государств, а всем Юкатаном правил союз трех великих городов — Чичен-Ицы, Майяпана и Ушмаля — между ними шла тихая борьба за контроль над этим стратегически важным городом. Когдаж их союз распался и началась череда войн, по приказу правителей Майяпана вокруг Тулума была выстроена крепостная стена, что было весьма нехарактерно для городов майя. И Сути Пунчау отчетливо понимал, что по местным меркам эти укрепления практически неприступны. Да что далеко ходить — во время войны с чиму инкам так и не удалось взять штурмом имевший схожие укрепления Чан-Чан. И лишь когда построили плотину, перегородив протекающую через город реку, город сдался. Впрочем, были б тогда у инков громовые трубы…

— А здорово ж мы им задали! — внезапно отвлек посла от раздумий подошедший инкский офицер, — После первого же залпа побежали.

— Помню, — довольно усмехнувшись, ответил Сути Пунчау, — Наши союзники, впрочем, тоже.

— Ага, — согласился офицер, — Правда, в основном уаймильцы.

— Ну так чектамальцев приучали не бояться громовых труб. Хотя, и среди них некоторые побежали… Так что и битвы не получилось практически.

Вообще, сражение это произошло практически в самом начале похода. Едва семитысячная союзная армия Чектамаля и Уаймиля пересекла границу Экаба, как навстречу им выдвинулся пятитысячный вражеский отряд — в основном, из тулумцев, жителей близлежащего города. Силы сторон были практически равны и что было б в обычном случае — сказать сложно. Впрочем, даже победа далась бы союзному войску недешево. Вот только тут вмешался один неучтенный фактор — громовые трубы. Один единственный залп пяти — привезенных инками двух бронзовых и трех железных, выкованных из железных полос на месте — пушек, и армия Экаба бросилась врассыпную — как, впрочем, и уаймильская. Потери противника были невелики — слишком рано выстрелили, но вот психологический эффект оказался колоссальным. Когда чектамальцы бросились вдогонку убегающим, они не встретили практически никакого сопротивления. Нагнанные солдаты — те, кто не сделал этого сразу — сразу ж бросали оружие и их немедленно “вырубали” ударами дубинок и бросались догонять следующих. Рабы — товар недешевый, так что каждый желал захватить их побольше. Впрочем, почти трети вражеских солдат удалось-таки уйти, донеся наместнику Тулума весть о тяжелом поражении. Тот даже успел по суше отправить это сообщение своему повелителю — правителю Экаба, но уже на следующий день город осадила вражеская армия…

(Тауантинсуйу, провинция Кито. 29 апреля 1529 года).

— Так каков ваш ответ? — спросил посланник Руминьяви у командовавших вражеской армией вождей.

— Наш ответ неизменен, — с достоинством произнес один из них, — Мы не станем служить твоему вождю.

Развернувшись, посланник отправился обратно в свой лагерь. Добравшись до возвышенности, где расположились командиры — генералы Руминьяви, Чалкучима, Укумари и Кискис — он передал им ответ вражеских командиров.

— Что ж, пусть все решит битва, — немного подумав, важно произнес Руминьяви.

Вообще-то он не очень хотел этой битвы. От прежней тридцатитысячной Северной армии у него оставалось лишь чуть больше половины — шестнадцать тысяч. Из остальных пять тысяч дезертировали, отправившись на юг — к Уаскару, девять тысяч присягнули не пожелавшим поддержать его вождям… А на юг провинции уже вторглась армия под командованием Уалтопы — наместника уну Тальян. В сложившихся условиях необходимо было максимальное единство. Нужно было собрать все лучшие войска чтобы дать отпор южанам. В таком положении терять опытных солдат во внутренних разборках было крайне нерационально — но иного выхода просто не было. Иначе — в этом можно было и не сомневаться — те не упустят возможности нанести удар в спину пока он будет сдерживать кусконцев. Оставалось одно — максимально быстро подавить мятеж, заставить предателей вернуться на свою сторону — особого доверия к ним, конечно, не будет, но он не даст им возможности предать снова — и успеть занять оборону на юге. Наступать вплоть до Куско и свергнуть Уаскара, как того хотел еще Атауальпа, у него просто не было возможности. Оставалось лишь постараться измотать врага оборонительными боями, а затем постараться заключить с южанами мир.

Оглянув еще раз поле предстоящего сражения, генерал презрительно усмехнулся. Да, эти вожди смогли собрать армию, по численности превосходящую его — вот только лишь девять тысяч из них были опытными бойцами. Остальные — еще тысяч пятнадцать — явно были набраны из кого попала — причем, с большим удивлением он заметил, что помимо обычных крестьян и горожан тут были даже явные дикари — видимо, нанятые в находящихся за пределами страны лесных племенах. Нормальных оружия и доспехов тоже практически не было.

Гудок сделанной из человеческой кости трубки стал сигналом к началу сражения. Выстроившись четкими рядами, армия Руминьяви двинулась вперед.[63] Одновременно навстречу ей двинулась армия “северного союза”, вот только порядка в ней было намного меньше — ведь больше половины ее составляли ополченцы да наемники. Немедленно раздалась барабанная дробь, выбиваемая на барабанах, обтянутых кожей убитых врагов, и вопли труб из раковин, керамики и человеческих костей. Добравшись до середины долины, армии встали друг против друга, и солдаты громкими криками и неприличными жестами принялись показывать, что они сделают со своими врагами, однако продолжалось это не долго. Вскоре из рядов обоих армий вышли переговорщики, призвавшие сойтись на поединках самых сильных воинов. Через несколько минут вперед вышли по пять человек. Согласно традиции, поединок продолжался до тех пор, пока все воины одной из сторон не были убиты — причем, проигравшая сторона имела право сдаться без урона своей чести. Впрочем, в этот раз это было чистой формальностью. В этой войне не могло быть ни мира, ни почетной сдачи. Проигравший терял все — в том числе, и свою жизнь.

Минут через десять, когда живым остался лишь один из поединщиков — причем, от армии союза вождей — раздался новый сигнал. Передние ряды расступились и вперед выскочили пращники, принявшиеся осыпать врага градом камней. Но тут засвистели выпускаемые лесными лучниками-наемниками стрелы, и плохо защищенные пращники Руминьяви один за другим начали падать на землю убитыми и ранеными. Видя это, генерал приказал им отступить, а вперед двинулись основные силы армии. Разогнавшись до большой скорости, она быстро смела часть не успевших отступить вражеских пращников и врубилась во вражеский строй. Послышался звон и гром ударов палицами и боевыми топорами, вопли раненых, крики хвастающихся своими успехами солдат. Строй обоих армий развалился, сражение разбилось на множество отдельных схваток — и тут перевес быстро оказался на стороне имеющих больший боевой опыт китонцев. Крое того, тем с ходу удалось осуществить частичный охват флангов. Спустя пару часов вражеская армия оказалась в полном окружении, а ее потери значительно превысили потери армии Руминьяви — прежде всего, среди ополченцев и наемников. Видя это, трое не растерявшихся вождей попытались организовать прорыв — но лишь погибли при попытке его осуществления, что и поставило конец сражению. Понесшие большие потери, лишившиеся командования и полностью деморализованные солдаты “северного союза” начали бросать оружие.

Подсчеты потерь закончили лишь к вечеру — и результаты оказались весьма неутешительными для Руминьяви. Погибло пять тысяч его солдат, половина которых были опытными воинами, и десять тысяч врагов — в том числе четыре тысячи перебежчиков. Было захвачено и немедленно казнено два вражеских вождя, остальные солдаты под страхом смерти присягнули ему на верность. “Что ж, — подумал генерал, — Отправлю Кискиса с парой тысяч навести порядок в мятежных городах, а самому пора отправляться на юг. Как только что сообщил часки, сегодня армия Уалтопы взяла Амбато…”

(Юкатан, государство Экаб, Тулум/Сама. Май 1528 года)

На состоявшемся вскоре военном совете обсуждался план штурма Тулума. Обрисовав общую ситуацию, белокожий чужак спросил у собравшийся вождей, какие будут предложения на этот счет, но никакого ответа не достиг. Собравшиеся лишь с недоумением глядели на того, кто выдвинул такую безумную мысль.

— Если б тулумцы были настоящими воинами, то не испугались бы сразиться с нами в поле, — произнес общее мнение один из них, — Но они трусы и потому не выйдут из-за стен.

— Как же вы берете города? — с явным недоумением спросил присутствовавший на совете инкский офицер.

— Так много ли городов окружено стенами? — не поняв, спросил тот же вождь, — Да и зачем нам это? Если мы убьем или захватим в плен правителя — город сдастся сам.

— И что, правители часто принимают участие в битвах, — зная, что ни чектамальских, ни уаймильских правителей в походе не было, спросил инкский офицер.

— Нет, но наши народы редко ведут войны на захват других городов, — на этот раз ответил белокожий чужак, — Обычно войны ведутся ради добычи или захвата части приграничных земель.

— Много ли добычи возьмешь с нищей деревни? — удивленно произнес также присутствовавший на военном совете Сути Пунчау.

Присутствовавшие вожди лишь удивленно пожали плечами, не видя в этом особой проблемы. Хватало ж всегда, любая деревня — это и запасы продовольствия, и, что куда важнее, новые рабы. К тому же, в самой битве тоже захватывают разные ценности — оружие, украшения и все те же рабы. А с городами — даже в случае если нет стен, попробуй уничтожить забравшихся на вершины пирамиды врагов! Так что даже в этом случае захватчики ограничивались тем, что захватывали как можно больше ценностей и возвращались домой. Тулум же — это вообще отдельный случай. Один из самых укрепленных городов на все окружающие земли! И хоть захватывать его пытались не раз — больно уж лакомый кусочек, пересечение всех главных торговых путей, вот только не удавалось это никому.

— Откуда они берут воду? — вспомнив применявшиеся в его стране способы захвата городов, спросил инкский офицер.

— Из сенота, — ответил испанец.

— Это такие глубокие ямы в земле, в которых стоит вода, — пояснил офицеру Сути Пунчау, — Как колодцы.

“Значит, воды их не лишать, — подумал инкский офицер, — Остается либо воспользоваться штурмовыми лестницами, либо осада. Но вести длительную осаду у этого войска нет возможности. Сил не хватит, да и снабжения никакого. Кормится тем, что награбили по окрестностям”. Внезапно инка вспомнил про применение в осаде артиллерии, которое обсуждали вместе с Сапа Инкой и еще некоторыми его офицерами. Вот только тяжелых осадных громовых труб у них нет и отлить из не из чего. Впрочем, слабое место укреплений найти удалось достаточно быстро. Пусть у них нет возможности разнести эти стены, баррикад, которыми перекрыты проходы в город, это не касается. Одновременно ж — чтобы отвлечь силы противника и не дать возможности сконцентрировать их у ворот — начать атаку с применением штурмовых лестниц…

Эти мысли он и озвучил, но ответ получил весьма странный. Белокожий чужак сказал, что и сам рассматривал уже такой вариант — как запасной. Но сначала хочет попробовать обойтись применением одних штурмовых лестниц — но ночью. Однако, это предложение вызвало огромное возмущение у уаймильских вождей:

— Ночью? Но ведь так никто не воюет!

— Ночью воюют только дикари!

Впрочем, споры быстро были прекращены — белокожий чужак попросту заявил, что в таком случае он возьмет этот город сам своими силами. И, побоявшись лишиться трофеев, которые ожидались просто огромные, они быстро согласились с предложенным планом. Следующие два дня взятые в поход рабы-носильщики занимались тем, что заготавливали штурмовые лестницы. Сам же штурм был назначен на предрассветное время третьего дня…

Это была странная для земель майя война. И странности эти начинались буквально с самого начала. Обычно майя вели войны лишь с октября по февраль — в перерыв между полевыми работами, когда помимо профессиональных солдат — личной гвардии правителя, представителей двух воинских орденов — “ягуаров” и “орлов” и хольканов[64], — можно было набрать по деревням крестьян, которых правителям было не так жалко, как опытных солдат. Странной она была и с точки зрения своей продолжительности — уже целый месяц вместо нескольких дней. Странно было то, что на этот раз союзной армии предстояло захватить и взять под свой контроль нескольких городов. Странно, в конце концов, было то, что атаковать этот город решили ночью — причем, всем было приказано идти в атаку молча и максимально тихо. Но простых солдат это мало интересовало. Им приказали — они и выполняют, а думать, что правильно, а что нет, — дело вождей и жрецов.

Когда солдаты уже ставили лестницы — кто-то в городе, видимо, что-то услышал. А еще через несколько секунд раздался громкий крик, извещающий вражеских солдат об опасности. Но было уже поздно — на стены один за другим уже лезли сотни солдат. Так что когда тулумцы проснулись и помчались на стены, их встретили ливнем стрел, копьями и ударами боевых дубин. К рассвету солдаты успели отразить уже пару атак, не пустив врага на захваченный участок стены. В то же время подтащили и установили пушки, в один залп разметав баррикады на обоих воротах — и солдаты ворвались в город…

К вечеру город был захвачен. Идя по улицам, Сути Пунчау буквально на каждом шагу валялись уже полностью обобранные трупы — ткани в этих местах стоят дорого, так что победители не оставили на них даже набедренных повязок. Где-то вдали еще поднимались в небо клубы дыма от затухающего пожара, а победители, заняв лучшие дома в центре города, праздновали победу и делили добычу — которая, как и думали, оказалась огромной. Одних только рабов несколько тысяч — точного количества пока еще так и не сосчитали! А еще нефрит, золото, серебро, медь, ткани, специи, украшения! Да и просто продовольствие, которого тут было немало! И все это нужно было “честно” поделить. Глядя на это, Сути Пунчау предложил было белокожему чужаку поделить только драгоценности, а сам город со всеми его жителями присоединить к своей стране, но тот лишь отрицательно мотнул головой:

— Не получится. По всем обычаям город вместе со жителями и всем, что в нем есть — законная добыча солдат. Если сейчас попытаться ее у них отнять — будет бунт. А заплатить им мне нечем, — ответил испанец.

“Но ведь Пачакутек как-то решил этот вопрос? — подумал Сути Пунчау, — Значит, что-то можно придумать и здесь? Или все дело в том, что он был Сыном Солнца?” Однако найти ответа в этот раз ему так и не удалось.

А на следующее утро уаймильцы покинули их лагерь, отказавшись участвовать в дальнейшем походе. Они и так набрали такое количество добычи, о каком прежде не могли и мечтать. Конечно, что-то придется отдать правителю и знати, что-то — жрецам, но даже оставшегося хватит на несколько лет небедной жизни.

(Тауантинсуйу, недалеко от Уануко Пампа. 5 мая 1529 года)

Новость о сражении между армией Руминьяви и противостоящей ей армии союзных вождей достигла меня буквально в тот момент, когда армия вставала на постой в деревне Киски — чуть дальше Уануко Пампа по Великой Дороге — на десятый день после выхода из Хаухи. Или, по местному календарю, на тринадцатый день Месяца Двойных Колосков. Вбежавший часки передал мне кипу с посланием и сообщил, что пришло оно от Уалтопы, наместника уну Тальян. И первая же часть сообщения говорила, что пять дней назад, восьмого дня Месяца Двойных колосков, в уну Кито произошло сражение между двумя армиями мятежников — Руминьяви и союзных вождей. В результате армия Руминьяви понесла потери до пяти тысяч человек, армия вождей — до пяти тысяч. В результате этого теперь Руминьяви объединил под своей властью всю уну Кито и теперь может выступить против нас. Что ж. Хоть и несколько неприятно, но вполне ожидаемо. Тем более, то, что противник уже понес потери, не может не радовать.

Во второй части послания Уалтопа отчитывался о своих действиях: разбил несколько отрядов заслона, занял Амбато. На юг отправлены многочисленные переселенцы-митимаи и ссыльные. Сейчас готовится к обороне — по сообщениям шпионов к Амбато уже движутся главные силы армии Руминьяви, однако не уверен, что сможет продержаться и, скорее всего, будет вынужден отступить.

Прочитав это сообщение, я вызвал к себе Титу Атаучи и вкратце изложил суть происходящего.

— Будь у Уалтопы нормальная армия — и можно было б покончить с китонцами одним махом. Особенно если б у него были громовые трубы, — взглянув на принесенный слугами макет уну Кито, сделал вывод генерал, — Нужно было бы как можно скорее брать Латакунгу, а затем наступать непосредственно на Кито. Вот только нормальных солдат у него немного, в основном одни ополченцы, — последнее слово Титу Атаучи буквально выплюнул, — За какой конец держать боевой топор — знают, да только боевого опыта никакого. Потому единственный возможный для него вариант действий — тот, что мы обсуждали с самого начала. С той разницей, что теперь Уалтопа находится в более выгодном положении. Уничтожать Томебамбу не придется.

— Хоть что-то хорошо, — заметил я, — Кстати, как далеко от нас находятся основные силы?

— Согласно последним донесениям, передовые части Южной армии Топы Атау находятся в четырех днях пути к югу, — ни секунды не задумываясь, ответил Титу Атаучи, — Впрочем, сама армия разделена на три отдельные части, двигающиеся на расстоянии двух дней пути друг от друга.

“Что ж, вполне понятно, — подумал я, — Общая численность армии — двенадцать тысяч. То есть если выстроить всех солдат в колонну по пять человек — выйдет километра три с половиной. Добавить к этому обоз из каравана лам — получится еще раза в два больше. Итого получается колонна длиной километров десять, а то и побольше, что достаточно неудобно. Да и где, спрашивается, размещать на ночлег такую толпу народа? Места около тамбо попросту не хватит”.

— Как, кстати, настроения в войске? — поинтересовался я.

— Рвутся в бой, — усмехнулся генерал, — Уверены, что с новым оружием им не страшны никакие враги.

— Это хорошо, — ответил я, — Полпути нами уже пройдено. Скоро у них появится возможность испытать новое оружие в бою. А что у нас на границах?

— Да пока все спокойно. Дикари, правда, явно заметили ослабление приграничной группировки, но активных действий пока не предпринимают. Впрочем, пока они, как и наши крестьяне, заняты сельскохозяйственными работами, так что до Месяца Праздника Солнца бояться их особо нечего. Впрочем, я уверен, что с громовыми трубами приграничные гарнизоны сумеют отразить нападения.

(Тауантинсуйу, Томебамба — Амбато. Март — май 1529 года)

От Томебамбы до Амбато — 230 километров. Часки донесут новость на такое расстояние чуть больше, чем за полдня. Человеку, едущему куда-то по своим делам — десять дней. Казалось бы, за то же время может сюда добраться и инкская армия — дневной переход ее составляет 23 километра. Вот только начиная с Хункаля — деревушки, расположенной чуть севернее Каньяра — древней столицы государства каньяри — начинались районы проживания откровенно враждебных инкам племен. Завоеванные Тупаком Инкой Юпанки более тридцати лет назад, они до сих пор так и не смирились с потерей своей независимости. Хотя какая к Супаю независимость, если они были подвластны царству Киту — то есть племени кара? Да их вожди должны были быть благодарны инкам за их приход! Вот только, в отличие от царей Киту, инкам не нужна была обладающая реальной властью местная знать. Став кураками, они мгновенно лишались ее, сохраняя при себе лишь некоторые ритуальные функции. И если в более южных районах большинство курак сравнительно спокойно смирилось с этим (хоть и не все, честно признался себе Уалтопа), то здешние затаили на инков злобу. А нам теперь все эти неприятности…

Так что поход на Амбато не был легкой прогулкой по не занятой противником территориям. Местные жители делали все возможное чтобы замедлить продвижение инкской армии. Чунчи — Пумальякта — Гуасунтос — Тиксан — Гуамоте — Флорес — Пунин — Кача — Ярукиэс — Риобамба. Казалось, что в этих местах все вымерло. Склады на тамбо и в деревнях пустовали, большинство мостов было разрушено, дорогу кое-где перекрывали завалы. Не работала даже почта — гонцы-часки отсутствовали на своих постах. Порой у Уалтопы даже создавалось ощущение, что они уже не в Тауатинсуйу, а где-то в совершенно диких местах далеко за границей страны. И, чтобы добраться до цели, армии приходилось останавливаться и расчищать дорогу, восстанавливать мосты и лишь после этого продолжать движение. Отправленный же в Томебамбу гонец (точнее, на всякий случай, несколько гонцов) должны были передать приказ об отправке имевшихся в резерве часки для восстановления почтового сообщения в уну Кито.

Впрочем, этим неприятности не заканчивались. Несколько раз их кто-то обстреливал из леса, но попытки прочесывания ничего не дали — местные знали свои леса намного лучше. Потери, впрочем, были невелики, но это заставило воинов постоянно носить при себе щиты. А под Тиксаном пришлось встать — прошло двадцать дней и запасы продовольствия подходили к концу. А ведь он рассчитывал добраться сюда за четыре-пять дней — вот только китонцы отреагировали неожиданно быстро. Теперь же нужно было решать, что делать дальше. Пополнить продовольствие в деревнях — на это можно было и не рассчитывать. Хоть какое-то количество еды там еще было, на прокорм армии его все равно не хватит. Да и самим крестьянам тоже что-то есть надо — в том, чтобы заморить их голодом, наместник не был заинтересован. А мобилизационный резерв пропал подчистую. Именно сейчас он вдруг в полной мере понял, чего хотел до этого сделать сам Сапа Инка. Являясь в деревни, Уалтопа первым делом требовал позвать к нему камайока или старейшину — но их неизменно не оказывалось на месте. И вот сейчас повторялось то же самое.

— Так куда они делись? — глядя на столпившихся на небольшой площадке полсотни мужиков, еще раз спросил наместник.

— Да мы почем знаем? — вновь ответил один из мужиков, — Приказали им — вон и отправились куда-то.

— А почему склады с продовольствием пусты? Почему разрушены мосты? Почему не работает почта?

— Так Сапа Инка приказал сдать все со складов его людям, — ответил все тот же мужик, а про мосты — так давно ж никого не посылали их ремонтировать. А про почту мы и не знаем-то ничего — то не нашего ума дела.

— Это какой такой “Сапа Инка”? — уже закипая, ехидно поинтересовался Уалтопа. Он прекрасно знал, что Уаскар никогда не отдавал — да и не мог отдать — такого приказа.

— Так Руминьяви, конечно. Кто же еще, — с показным простодушием произнес все тот же мужик, — А разве еще какой есть?

— То есть самозванец и предатель, — буквально прошипел в ответ наместник, — Есть лишь один Сапа Инка — Тупак Куси Уальпа Уаскар. И вы обязаны исполнять ЕГО приказы!

— Ну мы ж люди темные, — явно передразниваясь, ответил все тот же мужик, — Порядков-то ваших не знаем. Нам как камайок приказал — так и делаем.

— А не проваливал бы ты, инка, домой — пока цел? — внезапно прозвучал еще один голос.

— Что ж, — едва сдерживая себя, мстительно усмехнулся Уалтопа, — В таком случае согласно приказу Сапа Инки Тупак Куси Уальпа жители поселений, которые могут оказаться в зоне боев, подлежат эвакуации в безопасные места на юге страны. Вас это тоже касается. Даю два дня на сборы.

Надо сказать, эффект полностью совпал соответствовал ожидаемому. Кругом тотчас поднялись крики, главный смысл которых был в том, что никуда они не поедут и что Уаскар им никто и ничего приказывать он не может. Провокация удалась в полной мере.

— Так, значит, вы все знаете, кто на самом деле Сапа Инка, но не желаете выполнять его приказы? Более того, создаете всяческие препятствия нашему походу? — теперь голосом Уалтопы, казалось, можно мгновенно обращать в лед.

Суд над жителями деревни начался на главной площади деревни вскоре после обеда. В качестве обвинителя — как чиновник высшего ранга — выступал на нем сам Уалтопа, в качестве свидетелей — многочисленные солдаты, ну а судья — он при армии всегда имеется. Как раз для таких вот случаев. В ходе суда нескольким жителям деревни были предъявлены обвинения в государственной измене и пособничестве самозванцу, разрушение мостов и уничтожение армейских складов — статьи, за которые грозила неминуемая казнь. Стараясь спасти свои жизни, жители сдали всех. Нашелся и староста, и три “отсутствующих” камайока — два “десятника” и “пятидесятник”. Вот только куда делось продовольствие — ответить не смог никто. Четверо ж главных обвиняемых, прекрасно понимая, что снисхождения не будет, на суде вели себя откровенно нагло, оскорбляли присутствующих и Сапа Инку, сыпали угрозами и разглагольствовали на тему о том, как Руминьяви покажет им всем “кузькину мать” — однако упорно молчали на тему, куда они дели продукты со склада.

— Таким образом, суд выносит следующий приговор, — по окончанию разбирательств взял слово судья, — Старосту деревни Тиксан, двух чанкай камайоков и пичка чанкай камайока за государственную измену, разрушение мостов и уничтожение хранилищ приговорить к смертной казни путем сбрасывания в пропасть. Остальных жителей деревни признать пособниками. Айлью Тиксан расформировать. Жителей семьями расселить по территории Тауантинсуйу.

В Тиксане армия задержалась еще на четыре днея. Пока по приказу Уалтопы устраивали облавную охоту, пока солили добытое мясо, пока готовились к продолжению похода… А к вечеру шестого дня к деревне внезапно подошла другая армия — это шли те южане, кто дезертировал из Северной армии, не пожелав служить ни Руминьяви, ни враждебным ему вождям. Вместе с ними шли и беженцы — бывшие митимаи из Чильо, для которых новая власть была откровенно враждебной. Лагерь передовых частей армии Уалтопы — как и Южную армию, ее пришлось разделить на несколько частей — сразу наполнился шумом. Вновь прибывшие приветствовали тех, кто уже был здесь, рассказывали о своих злоключениях, делились впечатлениями.

— Мы вышли из Кито в тот же день, когда стало известно о смерти Атауальпы, — рассказывал Уалтопе командовавший этим войском, несмотря на невысокое звание, офицер, — В тот момент еще никто не знал, кто станет приемником Атауальпы и что вообще будет происходить. Наши генералы приказывали нам сидеть по казармам и говорили, что скоро Сапа Инкой будет провозглашен Руминьяви. Вот только мы не собирались служить самозванцу.

— Почему ж тогда служили Атауальпе? — с усмешкой спросил Уалтопа.

— Атауальпа был наместником Кито и мы должны были подчиняться ему, — как-то неуверенно ответил офицер, — Ведь таков закон. Мы должны служить там, где нам приказано! Руминьяви ж — он не имел никакого права назвать себя не то что Сапа Инкой, но даже и новым наместником Кито. И поэтому мы и решили бежать. В том бардаке, что тогда творился, задержать нас не решился никто — да и не было поблизости никого из тех, кто мог отдать такой приказ. А потом было уже поздно. Пройдя через Чильо, мы также забрали оттуда наших поселенцев-митимаев, которые теперь оказались в окружении врагов.

— И много вам создавали препятствий? — поинтересовался Уалтопа.

— Поначалу практически никаких. Все получилось слишком неожиданно. Потом начали — но не особо активно. Мало кто решится встать на пути у четырех с половиной тысяч лучших солдат Тауантинсуйу, — самодовольно произнес офицер, — Вредили по мелочам. На тамбо внезапно опустели продовольственные склады, некоторые мосты оказались разрушены. Но это не стало серьезным препятствием. Нам удалось захватить большие запасы продовольствия еще в Латакунге, а ремонт мостов — для нас давно привычная задача…

Расспросив офицера о дальнейшем пути и обстановке в провинции, Уалтопа решил несколько подкорректировать план дальнейших действий. А на следующий день объявил и об отправке домой пятнадцати тысяч солдат из своей армии — тех, что сейчас стояли близ тамбо южнее Тиксана. С ними пойдут беженцы из Чильо и ссыльные из этой деревни. В конце концов, от полученных четырех с половиной тысяч солдат толку будет больше, а вот запасов потребуется меньше.

Утром шестого дня армия выступила в дальнейший поход. И хотя скорость продвижения увеличилась не сильно, настроение солдат на этот раз было куда лучше. Да и места постепенно становились все более обжитыми — особенно после Флореса. Теперь деревни попадались буквально на каждом шагу — хотя, отношение их жителей не изменилось ни на грамм. А на восьмой день перед ними внезапно открылся город — Риобамба. И хотя по своим размерам он был весьма небольшим, после месяца пути, в течение которого видели лишь мелкие деревушки, он казался огромным. Здесь впервые встретили и вражеских солдат — как потом выяснилось, местные ополченцы попытались остановить их продвижение на рубеже какой-то небольшой речки, но силы были слишком неравны. Форсировать реку с ходу не решились. Следующий день ушел на рубку деревьев и сооружение понтонов, на которых на рассвете следующего дня Уалтопа переправил на другой берег реки пару сотен своих лучших солдат. Когда ж те захватили плацдарм на другой стороне, к ним на плотах было доставлено и подкрепление. Одновременно начали и постройку моста, части которого были заранее заготовлены.

К вечеру мост был готов, и на другую сторону, сметая врагов со своего пути, ринулась лавина инкских войск. Буквально за полчаса вражеская армия была разбита — численность ее, кстати, составила лишь около трех тысяч — и вскоре ворвалась в Риобамбу. Местный курака и ряд чиновников были захвачены на месте, в полной сохранности оказались и склады. Понадеявшись, что сможет продержаться несколько дней, он не поторопился вывезти все их содержимое — и теперь оказался предателем по закону обоих воюющих сторон. Так что если б ему даже удалось бежать — Руминьяви не простил бы этой ошибки. Впрочем, на следующий день начинался новый месяц, потому суд над ним был отложен на два дня.

Однако долго задерживаться в Риобамбе Уалтопа не стал. Согласно плану, он намеревался дойти до Амбато, где и остановиться — двигаться дальше без мощной армии просто не имело смысла. Уже на второй день Месяца Двойных Колосков армия Уалтопы двинулась дальше на север и, разбив в пути еще пару мелких отрядов, через пять дней заняла полупустой Амбато.

Глава 12

(Тауантинсуйу, окрестности Кито. 30 апреля 1529 года)

На следующий же день после сражения армия Руминьяви вновь отправилась в поход. По поступавшим сообщениям, наместник уну Тальян Уалтопа во главе армии из пяти тысяч предателей из северной армии и части племенного ополчения каньяри сейчас занимал Амбато — что было весьма неприятно. Если он дождётся подкрепления — а армия Уаскара месяца через полтора должна подойти к Томебамбе, откуда недалеко и до Амбато — уж о том, чтобы обеспечить безопасность дорог Уалтопа позаботится — это можно доверить и ополченцам. После чего его, Руминьяви, дни будут сочтены.

Но можно ведь поступить и по-другому. Для этого достаточно так или иначе (уничтожить или просто вытеснить — не особо важно) убрать армию наместника уну Тальян с территории уну Кито — и наладить оборону где-нибудь в районе Гуамото-Тиксана. Там, среди непролазных и практически необитаемых гор — недаром дорога в этих местах была проложена лишь с приходом инков — он сможет достаточно успешно держать оборону против превосходящих сил. Нет, полностью разгромить кусконцев не выйдет — на это можно было надеяться раньше, при Атауальпе. Сейчас же силы слишком неравны. Вот только победа достанется Уаскару слишком дорогой ценой — а ему это надо? Недаром никогда раньше ни одно из государств Перу не захватывало этих земель — и лишь инки, воспользовавшись значительным численным превосходством своей армии и лучшей логистикой, сумели сделать это. Каждый их шаг на север — километры дорог, новые мосты через реки и ущелья, тамбо с армейскими складами и почтовые станции. И тысячи лам, перевозящих все то, что требовалось в походе. И маленькое государство, где число профессиональных солдат было невелико, а большая часть армии состояла из крестьянского ополчения, расходящегося по домам на время полевых работ, не могло противопоставить инкам практически ничего. Но сейчас не те времена. Инки сами усилили своих бывших противников, придав Кито статус практически второй столицы и разместив тут лучшую из своих армий, создав продовольственные склады и транспортную инфраструктуру. Дав тех же лам и научив своим методам ведения войны, в конце концов. И если сейчас удастся сдержать первый натиск — можно будет попробовать договориться. Конечно, Руминьяви это прекрасно понимал, инки так просто не отступятся от стремления вернуть северные провинции под свою власть. Даже если они не смогут пробиться по старой дороге — они могут проложить и новую, построить новые мосты, создать новые склады, тамбо и почтовые станции. Вот только со временем Киту будет становиться все сильнее. В конце концов, инкам удалось создать огромную страну, объединив под своей власть земли от реки Мауле на юге до Томебамбы, Кито и Каранке — так чем они хуже? Будут покорены новые племена, будут обучены новые армии, будет налажена разведка — и инкам придется отступить. Как когда-то получилось с завоеванием джунглей на востоке страны. И первым этапом в достижении этой цели должно стать освобождение бывшей уну Кито от инкских войск…

(Юкатан, государство Экаб. Май — июнь 1529 года)

Как оказалось, взятие Тулума чектамальцами стало для всех окружающих настоящим потрясением. Шельха, еще несколько деревушек и небольшой портовый городок Поле сдались без боя — какой смысл сопротивляться, если враг сумел взять считавшийся неприступным город? Они ж прекрасно знали, сколько раз вражьи армии разбивались о его стены — недаром же именно за них он и получил свое название. А значит лучше сдаться сразу — быть может, тогда с ними обойдутся получше. Что, впрочем, и получилось — объявив, что отныне они будут служить повелителю Чектамаля На Чан Кану, завоеватели, ограбив жителей практически до нитки, тем не менее не стали обращать их в рабство, а также оставили инструмент и сколько-то еды. Ну а что еще нужно простому майя? Свободен, с голоду не помираешь — можешь считать себя счастливчиком. Не каждому так везет… Впрочем, довольна оказалась даже знать — уж с ней-то в войнах обычно не церемонились и сразу после захвата в плен приносили в жертву богам. А тут завоеватели хоть и назначили своих глав поселений, но и их оставили при власти.

Около деревни Шельха инкские посланцы впервые увидели и жилье белокожих чужаков — точнее, то, что от них осталось. Проводник из местных жителей объяснил, что в середине прошлого года здесь высадились с огромных лодок странные светлокожие люди. Сначала они вели себя хорошо — преподнесли богатые дары старосте их деревни — за что он разрешил им поселиться на его земле (выбрав, впрочем, самое плохое и непригодное ни для житья, ни для сельского хозяйства место), покупали продовольствие, щедро расплачиваясь ножами из похожего на серебро, но при этом очень прочного, металла и стеклянных бус. Однако это длилось недолго — вскоре они стали требовать давать им продукты практически в качестве дани, почти ничего не давая взамен, — причем, с каждым днем они требовали все больше. В конечном счете, их староста отказался снабжать их — и тогда чужаки начали их грабить, рассылая по окрестностям отряды на огромных животных — и жителям пришлось попрятаться по лесам. И вскоре большей части чужаков пришлось уйти на север, а через некоторое время из Экаба пришел приказ снабжать оставшихся всем, что они потребуют — впрочем, теперь эта обязанность была возложена не только на них, а на все население государства. Вскоре ж в деревню белокожих чужаков прибыл корабль с новыми завоевателями, а еще через пару месяцев вернулся и ушедший отряд — хотя теперь их было в два раза меньше, чем перед уходом. Потом они отправились куда-то на юг, но вернулись по отдельности, и после возвращения первой части экспедиции чужаки сразу покинули свое поселение.

Развалины Саламанки Сути Пунчау не впечатлили. Маленькие, низкие домики — но с неизменными дверями и петлями под замок. В Тауантинсуйу дверей практически не было: достаточно было положить поперек входа какую-нибудь палочку — и все понимали, что хозяев нет. Входить нельзя. Но то в Тауантинсуйу, где воровство — явление крайне редкое. Здесь же явно все было не так… Также несколько необычно были построены крыши. В более богатых домах — видимо, каких-то правительственных учреждениях или домах командиров экспедиции — были также и весьма необычные печи с выходящими наружу вытяжными трубами. Немного подумав, Сути Пунчау приказал своим людям обследовать все эти сооружения и понять, как они построены и для чего что служит. Глядишь, окажется полезным. Но в остальном не было ничего особенного. Если откинуть необычные укрепления, получалась практически обыкновенная среднего размера деревня, объединенная с небольшим военным городком.

Но вот укрепления для нее были достаточно серьезными — высокие бревенчатые стены с башней около ворот. Чем-то напомнило даже Тулум и виденные им когда-то древние стены Чан-Чана — столицы чиму. Только многократно меньше. В общем, не найдя ничего особо интересного, Сути Пунчау вместе с чектамальской армией двинулся дальше. Через несколько дней они также без боя вошли в городок Поле, где узнали еще некоторые сведения о северном походе Монтехо — во время него именно здесь он оставил 20 тяжелобольных солдат, которые вскоре и умерли — тем более, что лечить их горожане и не думали. На тот момент белокожие чужаки еще были для них врагами. Сути Пунчау даже подумал, что странно, что они и вовсе их не убили — но, по всей видимости, побоялись мести белокожих чужаков на обратном пути.

А вскоре им пришлось встретиться и с самими белокожими чужаками. Когда они добрались до деревушки Шаманха, то застали ее покинутой — причем жители ушли отсюда явно недавно. А, проведя разведку, чектамальцы вскоре обнаружили и новое поселение белокожих чужаков, бывшее практически полной копией первого. Вот только было оно вполне обитаемым, и едва чектамальцы появились в зоне видимости, как на стенах начали появляться вооруженные солдаты — причем, среди них явно были и индейцы…

(Тауантинсуйу, уну Кито, Амбато. 1 мая 1529 года)

Держаться за Амбато Уалтопа и не думал. Как сообщали шпионы, Руминьяви двинул в его сторону свои главные силы — восемнадцать тысяч профессиональных солдат из бывшей Северной армии и примерно такое же количество ополченцев. Против этого он мог выставить лишь пять тысяч профессионалов и пятнадцать — ополченцев, что закономерно ставило крест на том, чтобы дать полевое сражение. Оставалось два варианта — или укрыться в крепостях и вести оборону, или начать отступление на юг. Вот только одной крепости, способной одновременно вместить двадцать тысяч человек, в округе попросту нет — таких единицы на всю страну. Кроме того, склады по большей части уже разорены, а имеющихся при себе запасов надолго не хватит. Так что решись Уалтопа на такой шаг — он даст Руминьяви возможность без особого труда разбить его армию по частям. Голодный солдат нормально воевать не может, а Руминьяви вдобавок к этому сможет, сконцентрировав силы, брать занятые южанами крепости одну за другой. Не поможет и то, что для этого обычно требуется пятикратное превосходство сил. Впрочем, такой вариант действия практически не обсуждался с самого начала.

Куда интереснее был вариант, предложенный Сапа Инкой на военном совете в Куско. Тогда, правда, рассматривали вариант противодействия Атауальпе, а само начальное положение дел было куда хуже — отступать пришлось бы по своей территории. Сейчас все было не в пример легче — сжигать свои города и села не придется. А уну Кито, скажете? Так там мятежники. Тем более, по плану все равно предусматривалось отступление — так лучше уж, чтобы восстанавливать разрушенное пришлось бы другим.

Поэтому, получив сообщение, Уалтопа не мешкал — все было предусмотрено заранее. Согнав оставшихся жителей городка на площадь, он зачитал им приказ Сапа Инки о переселении жителей территорий, попадающих в зону боевых действий, во внутренние районы страны. То ли они уже были наслышаны о произошедшем в Тиксане, то ли в городе остались наиболее лояльные (или, что скорее, наиболее безразличные к тому, кто ими правит) Сапа Инке Уаскару — Уалтопа об этом особо не задумывался, — но на этот раз все прошло в полном порядке. На следующий день колонна переселенцев двинулась на юг. Вместе с ними — для обеспечения порядка на дорогах во время отступления и выселения придорожных городков и деревень — наместник отправил десять тысяч ополченцев, а сам с пятью тысячами профессиональных солдат и таким же количеством оставшихся при нем наиболее опытных — уже побывавших в боях — ополченцев принялся готовить “теплый прием” передовым отрядам китонцев… Нужно было, во что бы это ни стало, максимально задержать их продвижение и не пропустить их в уну Тальян… А еще лучше — дальше деревушки Гуамото. Больно уж там, дальше, удобное для обороны место…

(Тауантинсуйу, уну Тальян, Тампис. Апрель-май 1539 года)

Хатун курака Тамписа Чиримаса уже жалел, что влез в это дело. И зачем ему в свое время понадобилось давать Атауальпе согласие на сотрудничество? А ведь как хорошо все начиналось…

Два года назад, когда только умер Уайна Капак, Чиримаса думал, что теперь настал тот самый час, которого он так давно ждет. Когда-то давно, еще до того, как Тупак Инка Юпанки начал войну с Чимором, его предки были одними из тех, кто управлял этой страной. В те времена их род обладал огромными влиянием и богатством. Именно они решали судьбы почти миллиона жителей этого государства. И никто не смел указывать, что и как они должны делать. И пусть его дед и не был верховным правителем, а являлся лишь наместником Тамписа — он все равно принадлежал к членам самого высшего общества.

Вот только потом пришел Тупак Инка. Сначала, как это принято у инков, он попытался предложить царю Чимира добровольно присоединиться к “Стране Четырех Сторон Света”, став наместником одной из ее провинций — но он отказался, тем самым автоматически выбрав войну. Вот только с самого своего начала она пошла совсем не так, как того бы хотелось. Воспользовавшись большей численностью и лучшей организацией, прошедшие чуть ли не все Анды войска инки разгромили армию чиморцев и буквально в два счета захватили северную и южную провинции страны, а вскоре вторглись в ее самый центр и осадили Чан-Чан, где укрылись остатки чиморской армии и ополчения. Сам город был хорошо укреплен, и жители столицы были твердо уверены, что смогут выстоять. В конце концов, инки далеко не первые, кто вторгся на их земли — но никому еще не удавалось взять штурмом стены Чан-Чана, а осада… Город смог бы продержаться очень долго, а захватчики не смогут долго стоять под городом. Попросту закончится продовольствие — окрестные поля не смогут прокормить почти пятьдесят тысяч солдат, которых привел с собой Тупак Инка. И первое время казалось, что так все и будет — после пары неудачных попыток штурма все успокоилось — только это все было затишьем перед бурей. Как потом выяснилось, Тупак Инка зря время не терял. Буквально первое же, что он сделал — это принялся налаживать снабжение, для чего на некотором удалении от осажденной столицы построили огромные склады, куда караваны лам доставляли продовольствие для армии со всей остальной Тауантинсуйу. Затем, освободив всех рабов и убедив крестьян, что он как “Сын Солнца” будет заботиться о них и сделает так, чтобы им и их детям больше никогда не пришлось голодать, а заодно еще и раздал общинам часть земель чиморской знати, заручился полной поддержкой местного населения. После чего немедленно принялся за работу. Тысячи рабочих — как местных, так и пришедших по мите из других частей страны инков принялись строить плотину на реке выше Чимора, которая снабжала водой столицу. И пусть работы шли небыстро — но инки редко останавливались на полпути. И раз Тупак Инка решил взять этот город, то остановить его не могло практически ничто. И когда река оказалась полностью перекрыта — городу пришлось сдаться на милость победителей, которые, впрочем, обошлись с его жителями достаточно мягко. Правитель Чимора был назначен правителем провинции, в которую вошел центр страны, став тем самым одним из немногих наместников, не являющимся при этом инкой. Многие лучшие мастера оказались вывезены в Куско, но вот жизнь остальных жителей изменилась очень мало.

Совсем иначе дело обстояло в тех землях, которые были присоединены к другим провинциям. Так Тампис отныне стал самым обыкновенным провинциальным городком Тауантинсуйу, управлявшийся обычным “пятитисячником” — пичка варанка камайоком, — которого назначал наместник уну Тальян. Прежни ж наместники при этом стали самыми обычными кураками — старой племенной знатью, выполняющей определенные ритуальные функции, но лишенных реальной власти. Смириться с этим Чиримаса не мог — не таков он человек, а потому все выжидал повода чтобы вернуть себе власть. И тут вдруг повернулся такой повод! Умирая, Сапа Инка Уайна Капак завещал разделить Тауантинсуйу между двумя своими сыновьями. При этом южная часть страны должна была отойти сыну койи Уаскару, а север — провинции Кито и Каранке — Атауальпе, сыну одной из младших жен, дочери последнего правителя царства Киту.

“Скорее всего, — думал тогда Чиримаса, — Уайна Капак хочет таким способом избавиться от проблемной провинции. Практически все его правление — беспрерывная война по усмирению живущих в ней племен, и, по всей видимости, Уайна Капаку это надоело. Вот только просто уйти из провинции нельзя — слишком большой ущерб репутации. А вот разделить… А, собственно говоря, почему бы и нет? Ну и опять же — Атауальпе как наследнику царей Кито будет проще найти общий язык с местными народами”. Вот только просто все лишь на словах. И Чиримаса прекрасно понимал, что вероятность благоприятного исхода невелика. Уаскар попросту не может признать этот раздел — собственная знать не позволит. Аналогичная ситуация и с другой стороны. Договориться не удастся — а это значит, что война неизбежна.

Потому, когда от людей Атауальпы пришло предложение о сотрудничестве, Чиримаса согласился. В конце концов, ситуация на тот момент выглядела вполне понятной. Силы сторон примерно равны — вот только северная армия уже собрана и находится куда ближе к Тампису. А значит, Атауальпа придет сюда значительно раньше Уаскара.

Теперь же все планы рушились. Атауальпа убит по приказу наместника уну Тальян Уалтопы, который в ходе наступления на север уже достиг Амбато. А у китонцев бардак и дележ власти — и хоть победитель в нем уже определился, у Руминьяви не хватит сил для войны против всей Тауантинсуйу. О том же, чтобы прийти в Тампис раньше Уаскара, уже не может быть и речи. Вероятнее ж всего, вскоре подойдет Уаскар с “Громотрубной армией” Атока и Южной армией Топа Атау — и тогда дни северян будут сочтены. И тут-то кто-нибудь и вспомнит и про него — на этот счет Чиримаса не обольщался. Да, пока идет война — многие готовы умереть, но ничего не сказать — ведь любой человек знает, что ни боги, ни предки не простят предательства. А что может быть страшнее, чем оказаться в нижнем мире, где царит вечный холод и нечего есть? Впрочем, и тут есть варианты. Но после поражения все будет иначе — вымаливая у Уаскара помилование, люди готовы будут выдать любую информацию. И тут-то кто-нибудь обязательно вспомнит и про него, хатун кураку Тамписа Чиримасу… Что будет дальше — тут нечего и думать. Инки не прощают предательства. Оставалось два варианта действия. Можно, собрав ополчение, пройти через полудикие земли Гуякиля, практически только формально входящие в уну Кито, и прийти на помощь Руминьяви — вот только в его победу Чиримаса уже не верил. А можно поступить иначе — попытаться выслужиться перед инками чтобы они не поверили показаниям китонцев. Наиболее знающих из которых, причем, можно и убрать. Искать же повод выслужиться долго и не надо — он фактически на поверхности: отличиться в разгроме китонцев. Единственная проблема — он не имеет права проводить мобилизацию, это полномочие местного камайока. Потому сначала требуется получить разрешение у Уаскара — но с чего бы ему не дать его?

Глава 13

(Тауантинсуйу, уну Кито, Амбато. 3 мая 1529 года)

Посланцы Руминьяви явились в Амбато через два дня после отхода большей части ополчения на юг, о чем немедленно доложили Уалтопе. Услышав это известие, он приказал немедленно вести их к нему, и вскоре четверо охранников ввели в помещение двух китонцев, по одежде явно принадлежащих к знати племени кара — хотя вспомнить их наместник уну Тальян не смог. Видимо, свою карьеру сделали они уже при Атауальпе, а то и, что куда вероятнее, уже при Руминьяви, до того занимая весьма невысокие должности. Впрочем, для наместника сейчас это не играло совершенно никакой роли. Поприветствовав их как положено — все ж послы — он решил ради интереса выслушать, что они предложат.

— Наш повелитель велел передать тебе, что если ты завтра же не уйдешь с наших земель, то он придет сюда с армией, — высокомерно начал посол, — Думаю, ты понимаешь, что это значит…

— Лишь то, что несколько тысяч ваших солдат уже никогда не смогут вернуться домой, — с абсолютным спокойствием ответил наместник, своим ответом явно сбив посла с толку.

— Да мы сотрем твою армию в порошок! — резко выкрикнул тот, — У Руминьяви двадцать пять тысяч профессиональных солдат и сорок тысяч ополченцев! А что у тебя? Пара тысяч дезертиров да ополчение каньяри?!

“Точно из новых, — усмехнулся Уалтопа, подумав о том, как легко ему удалось вывести китонца из себя, — Опыта никакого явно. Да и блефовать не умеет — больно грубо сработано”.

— Боги учат нас, что врать нехорошо. “Ама келанкучу, ама люланкучу, ама уаканкучу, ама уачукчуканкуй, ама пиктапас уанучинкучу”[67], — ехидно усмехнулся наместник, процитировав пять заповедей инков, — Мне прекрасно известно, что у него не более восемнадцати тысяч профессиональных солдат. Но мне все равно — пусть приходит хоть сотня тысяч. Слышал, наверное, про громовые трубы? Каждая из них убьет по сотне ваших солдат! Так что передай своему повелителю — пусть хорошенько подумает прежде чем нападать на нас.

На этом разговор был окончен. Выходя из комнаты, послы вдруг взглянули на стоящих у входа охранников — они лишь сейчас вдруг придали значение висящим у них на плечах длинным блестящим предметам, часть которых действительно была похожа на трубы… Но как? Ведь армия Уаскара еще не могла подойти, а разведка еще недавно передавала, что у Уалтопы их нет?

Поглядывая из-за занавески на замешательство послов, Уалтопа мысленно усмехался. Ожидая прибытия послов — так уж было заведено — он специально приказал выставить около своего дома часовых с громовыми трубами. Еще несколько вооруженных ими солдат примерно в это же время должны были прогуливаться по улице чтобы “случайно” попасть в поле зрения послов. А дальше… Откуда им знать, что у него есть лишь десяток ручных громовых труб? В расположение армии их никто пускать не собирается.

(Тауантинсуйу, уну Кито, между Латакунгой и Амбато. 4 мая 1529 года)

Руминьяви был буквально взбешен. Вернувшиеся послы сообщили, что практически все встречавшиеся им по пути солдаты были вооружены “громовыми трубами”, а сам наместник уну Тальян и глазом не повел. По-видимому, уверен в своей силе. И куда смотрела его разведка? Или… он давно уж работает на Уаскара? Ведь заговор против Атауальпы он тоже проворонил!

В этот момент стража втолкнула в комнату его главу разведки китонцев, который немедленно — видимо, уже понимая, что Руминьяви явно недоволен его работой — бухнулся на колени, что для индейца Анд было совершенно нетипично — обычно с правителями общаясь стоя. Если только не чувствовали за собой какой вины. Во всяком случае, так было в Тауантинсуйу, а завести новые порядки китонцы еще не успели.

— Уже знаешь?

— Да.

— Как так могло получиться, что у Уалтопы оказались громовые трубы, а я про это ничего не знаю? — буквально прошипел Руминьяви.

— Я не знаю, — ответил начальник разведки, — Мои агенты докладывали, что никаких громовых труб у него нет.

— Значит, твои агенты давно раскрыты и видят лишь то, что им хотят показать! — все тем же тоном произнес самопровозглашенный царь Кито, — Или вообще давно служат Уаскару! А мне нужно знать, что творится у Уалтопы на самом деле! Что вообще известно о громовых трубах?

— Информации немного, — с сожалением произнес начальник разведки, — Первый раз увидеть их довелось два года назад когда в Тампис приплывали белокожие чужаки. Они хвастались мощью своего оружия, показывали большие и малые громовые трубы. Большие стояли на их большой лодке — при помощи них они с грохотом испускали столбы дыма. Малые они носили в руках — они тоже с грохотом испускали дым, выстреливая небольшими камнями, разбивавшими на куски глиняную посуду. Как из пращи, но на значительно большем расстоянии. Потом они подарили хатун кураке Тамписа Чиримасе несколько ножей и топоров из “херрума”, птицу, похожую на тех, что разводят на крайнем юге Тауантинсуйу, и неизвестное животное — обоих их съели. Чиримаса также спрашивал у белокожих чужаков подарить ему “громовую трубу”, но те ответили, что лишь они, белокожие, могут пользоваться ими. Он е поверил и спросил попробовать, договорившись, что если сможет выстрелить, то заберет е себе. Но ничего не получилось, а вскоре белокожие чужаки уплыли.

— Значит, белокожие чужаки наврали, — сделал вывод Руминьяви, — А вскоре “громовые трубы появились у Уаскара…

— Да, — подтвердил начальник разведки, — Всего через несколько месяцев у Уаскара появились сначала большие, а затем малые громовые трубы. По всей видимости, его люди как-то сумели вступить в контакт с ними и договориться о сотрудничестве. Однако громовые трубы Уаскар получил не от белокожих чужаков. Мои люди говорят, что малые громовые трубы делаются в Хатун Ирриру — построенном по приказу Уаскара новом городе на Апуримаке, а большие отливаются практически во всех литейных мастерских Тауантинсуйу.

— Так почему тогда их до сих пор нет у нас? Разве сложно было выведать секрет их производства? — удивился Руминьяви.

— В производстве больших громовых труб особых секретов нет, если не считать одного. Для их производства используется какой-то специальный металл, который делают лишь в мастерских Куско, Хаухи и Хатун Ирриру, но узнать способ получения нам не удалось — за всем этим следят люди Уаскара, даже близко не подпуская никого к печам.

— Что за металл? Херрум?

— Нет, — отрицательно мотнул головой разведчик, — всего лишь какие-то особые медь и олово, из которых делают бронзу для больших громовых труб. Наш человек среди литейщиков говорил, что если сделать громовую трубу из обычной бронзы, то ее разорвет при выстреле. Но главная трудность не в этом. Для выстрела из громовой трубы нужны еще и специальный “гремучий порошок” и “ударный колпачок”. Но нам так и не удалось выяснить, как их делают — мастерские по их производству охраняют люди Уаскара.

— Понятно, — принял к сведению услышанное Руминьяви, — А что известно про мощь громовых труб?

— Точной информации нет. Ходят слухи, что сотня громовых туб может уничтожить целую армию. Говорят, во время учебных стрельб они рвали мишени в клочки. Однако, как и пращи, это оружие дальнего боя. Вблизи толку от них мало.

— Понятно, — ответил Руминьяви, — В таком случае не позднее, чем через пять дней, я должен знать про армию Уалтопы все. Сколько у него больших и малых громовых труб, что он собирается делать, ожидается ли в ближайшее время подход подкреплений или доставка новых громовых труб. И чтобы в этот раз все было точно! Нам ошибаться нельзя.

(Тауантинсуйу, уну Кито, Амбато. 10 мая 1529 года)

Руминьяви все же пришел. Утром восемнадцатого дня Месяца двойных колосков севернее города дозоры заметили приближение передовых отрядов армии Руминьяви, о чем часки немедленно доложили в штаб Уалтопы. Впрочем, к этому времени все было готово к встрече “дорогих” гостей…

Действовать Уалтопа решил практически стандартным способом — точнее, одним из них — но с поправкой на новое оружие. Пусть у него и не было большого количества громовых труб, но вот запасов пороха было достаточно. Давать полевое сражение в такой ситуации было самоубийством — разгромить вражескую армию не выйдет, а отступить может и не получиться. А вот если устроить засаду… Обычно андские армии устраивали ее очень просто: находили узкое ущелье и, дождавшись, когда противник втянется в нее, устраивали обвалы, а затем при наличии возможности добивали уцелевших. Недостатком такой тактики было лишь то, что традиционная засада требовала долгой предварительной подготовки: нужно было набрать большое количество подходящего размера камней и сложить так, чтобы их легко можно было столкнуть на голову врагу. Вот только не всегда на это было время. Но с появлением пороха все становилось куда проще — да и времени на подготовку было немало. Еще одним новшеством, обусловленных наличием пороха, стало минирование моста, за счет чего планировалось отрезать передовые отряды армии Руминьяви от остальных. Для этого у кая моста был заложили наполненную порохом тквину. Оставалось лишь поджечь фитиль — примерное время его горения было предварительно рассчитано. Взрыв моста должен был стать и сигналом к атаке против успевшей переправиться части армии.

И вот противник буквально сам лезет в так тщательно заготовленную в него ловушку. Сначала на южный берег переправляются разведчики, часть которых сразу ж начинает ремонтировать мост, который “не успели разрушить” отходящие к своим разведчики Уалтопы — они успели подрубить лишь пару канатов. Другая же часть в то же время принялась осматривать окрестности — но ничего подозрительного найти так и не смогла. Не было ни признаков засевших в скалах пращников, ни заготовленных к обвалу груд камней. Ничего. Линия обороны южан явно пролегала дальше, доклад о чем они немедленно отправили в штаб Руминьяви, а сами отправились дальше.

Когда в обед подошла армия Руминьяви, мост был уже восстановлен, и китонцы немедленно принялись переправляться на южный берег — нужно было как можно быстрее захватить плацдарм, с которого они поведут дальнейшее наступление против проклятых южан. Услышав об этом от своих наблюдателей, Уалтопа мысленно усмехнулся. Все шло так, как он задумал. Когда же по эту сторону моста набралось уже с пару тысяч китонцев, он приказал поджигать фитиль.

Оглушительный грохот, обрушивший мост и разбросавший в разный стороны несколько десятков стоящих поблизости от него человек, стал для китонцев полной неожиданностью. Никто так и не понял, что произошло, однако командиры быстро сообразили, что это “что-то” явно устроено Уалтопой, и приказали готовиться к обороне. Однако было уже поздно. Внезапно загрохотало все вокруг, а на скопившихся в ущелье солдат, набирая скорость, устремились лавины камней…

Когда через полчаса с юга подошла часть профессиональной армии Уалтопа, оказывать сопротивление было практически некому. Практически половина солдат северян оказалась убита или ранена, остальные ж были полностью деморализованы произошедшим и практически не оказали сопротивления. Лишь с сотню солдат не поддались общей панике и дрались до последнего — но это уже не могло изменить ситуации…

(Тауантинсуйу, уну Кито, Латакунга. 10 мая 1529 года)

Начальник разведки китонцев узнал о произошедшем сражении одним из первых и сразу понял, что это конец его карьеры. Почти три тысячи солдат, больше половины которых были профессионалами, погибли — в то время, как потери южан насчитывали едва ли несколько десятков. А ведь еще вчера он заверял Руминьяви, что все безопасно, “громовые трубы” у Уалтопы если и имеются, т в очень небольшом количестве (во всяком случае, так говорил его человек — один из младших офицеров армии южан). И вот на следующий день такое поражение! И пусть никто не видел, чтобы южане применяли “громовые трубы” — факт применения “гремучего порошка” был, что называется, на лицо. А раз так, то он должен был доложить и о таком варианте его применения.

Теперь же — это было понятно без особых раздумий — все кончено. Руминьяви не простит ему такого промаха, тем более, что теперь ему нужно будет искать оправдание в глазах своих сторонников. А кого, как не неудачливого разведчика, еще можно выставить крайним? Поди, еще и в работе на Уаскара обвинят. Вот только ему не хотелось быть жертвенной ламой. Оставалось одно — бежать.

Последний раз взглянув на свой дом, он вышел на улицу, не спеша направившись к выходу из города. На посту его ни о чем не спросили — ну а что спрашивать, идет, судя по знакам различия, высший офицер куда-то по каким-то своим делам — ну и пусть идет. Ничего особенного. И лишь, выбравшись из города, он добрался до одного неприметного местечка. Там он, уничтожив свою прежнюю одежду и переодевшись в мелкого чиновника-камайока, отправился дальше, совершенно не подозревая, что всего через час после бегства в город пришел приказ о его аресте. Однако когда солдаты гарнизона Латакунги во главе с самим хатун куракой (и по совместительству камайоком) Тукоманго вломились в его там, там никого не оказалось. Проведенное в городе поиски так и не дали положительного результата.

На следующий день Руминьяви получил от Тукоманго новость о побеге главы его разведки, результате чего окончательно пришел к выводу, что тот работает на Уаскара. А это означало то, что правдивой информации об армии Уалтопы он практически не имеет.

(Тауантинсуйу, уну Кито, Амбато. 11 мая 1529 года)

Генерал Укумари был в ярости. Да, ему удалось занять Амбато. Вот только считать это победой было невозможно. Сначала он потерял три тысячи своих солдат, не нанеся противнику практически никакого урону — несколько десятков погибших и раненых при добивании передового отряда не в счет, слишком неравная цена.

Однако оказалось, что это еще не конец. К вечеру разрушенный мост был восстановлен, и уже к полудню следующего дня армия вышла к Амбато — вот только на месте города обнаружили лишь пепелище. При отступлении южане спалили все, что не могли унести. Не оказалось в городе и остававшейся в нем части их жителей. Кусконцы ушли, забрав всех с собой.

Под вечер, правда, в город начала возвращаться бежавшая при наступлении Уалтопы часть жителей. Вернувшийся в их числе хатун курака Амбато доложил, что часть продовольствия они смогли спрятать и в ближайшие дни доставят его в город, но это было слабым утешением. Фактически он провалил задание — сначала понес совершенно бессмысленные потери, потом позволил кусконцам сжечь Амбато и вывезти имевшиеся здесь запасы продовольствия — и Руминьяви, который уже завтра будет здесь, явно не будет доволен.

А ведь это еще далеко не конец войны. Если каждая победа в ней будет доставаться такой ценой — при практически отсутствии потерь у южан — то вскоре он останется без армии, и тогда его можно будет брать голыми руками. Выходит, воевать с ними нужно по-другому — но как? Ответа на этот вопрос пока не было. Ведь он даже не знает, как кусконцы уничтожили передовые части его армии! “Громовые трубы”, про которые он много слышал, здесь были явно не при чем…

Прибывший под вечер Руминьяви был явно не в духе. Вызвав своего генерала, он подробно расспросил его о случившемся. Вопреки опасениям Укумари, новость не привела его в ярость — наоборот, он воспринял ее так, как будто бы ничего другого и не ожидал.

— Уаскар перехитрил нас, — дослушав доклад генерала, произнес Руминьяви, — Он договорился с белокожими чужаками — и получил от них оружие невиданной силы. Судя по всему, это не только “громовые трубы”. Более того, он сумел перетянуть на свою сторону руководство нашей разведслужбы с тем, чтобы оно докладывало нам ложные сведения об армии Уалтопы и ее вооружении. Вчера это подтвердилось — сначала армия наместника смогла нанести нам весьма неприятное поражение, не понеся практически никаких потерь. А затем, боясь разоблачения, бежал начальник нашей разведки. Сообщение об этом пришло мне сегодня.

— Что ж, понятно, — еще больше помрачнел Укумари, — На этот раз Уаскар сумел ловко обмануть нас.

— Мы рассчитывали на обычную войну — как воевали многие поколения наших предков и не предвидели того, что произойдет, — заметил Руминьяви, — Но это еще не означает нашего поражения. Война продолжается — и мы найдем, чем ответить на хитрости кусконцев…

Несмотря на поражение, Руминьяви все еще был уверен в возможность… нет, не победить — слишком неравны были силы, но хотя бы вынудить Уаскара на заключение мира. Однако теперь придется действовать вдвое осторожнее — ведь договариваются лишь с сильными. Если он умудриться потерять армию, о переговорах с Уаскаром и надежде получить независимость от инков можно будет забыть…

(Тауантинсуйу, Куско. 17 мая 1529 года)

С прихода к власти Сапа Инки Тупака Куси Уальпы Инти Ильяпы, больше известного как “Уаскар”[68], жизнь в стране начала резко меняться — чего, надо сказать, не ожидал никто. Многие вообще считали его человеком слишком нерешительным и мягким для своей должности. Все внезапно изменилось поле того, как он стал Сапа Инкой. Едва закончились празднества по случаю прихода к власти, как он начал бурную деятельность. Сам лично ездил на поиски руды “херрума”, строил огромные печи для его получения, изобретал новые методы обработки меди и новое оружие, создавал “Громотрубную армию”, учил детей — при этом не делая различия на сословия — неизвестным наукам. Глядя на это, многие приходили в полное недоумение. Новый Уаскар был совсем иным — он скорее походил на Пачакутека, чем на себя прежнего. Немногие старики, кто еще застал поздние годы правления его правления, вспоминали, что он был практически такой же — лично проектировал дворцы с крепостями и разрабатывал новую тактику, организовывал строительство дорог, складов и оросительных систем, вводил новые законы и без страха ломал древние суеверия, выстраивая на их облаках единую религию Страны Четырех Сторон Света. И для абсолютного большинства это сходство стал доказательством того, что Уаскар действительно избранник богов — несмотря на то, что многим мифам среди инкской знати и не верили, прекрасно зная их происхождение, само существование богов сомнения не вызывало ни у кого.

Вот только нравилось это далеко не всем. И сейчас в этом дворце собрались именно те, кто был недоволен происходящим. Эти люди принадлежали к самым разным социальным группам. Уанка Ауку — военный, один из сыновей Уайна Капака от младших жен. Третьеразрядный “генерал”, лишь каким-то чудом сдавший экзамен на звание инки. Будучи изначально назначен сотником в один из гарнизонов, он отличился лишь тем, что умел изобразить перед вышестоящим начальством и проверяющими “образцовый порядок”. Но поскольку особыми талантами не отличался, дальше подняться так и не сумел, что вызывало у него закономерную зависть и ненависть к соперникам. К тому же выскочке-Атоку, который хоть тоже являлся сыном Уайна Капака, но был значительно моложе. А ведь в Куско уже поговаривали, что за создание “Громотрубной армии” ему обещана должность наместника уну Кито! Его ж, Уанка Ауку, вообще ни во что не ставят — Уаскар даже не пожелал брать его в поход. Дикая несправедливость!

Несколько жрецов второстепенных (и не очень) культов. Эти недовольны были практически всем! Представители нескольких провинциальных культов, предки которых когда-то были верховными жрецами в своих государствах, обладая огромной властью и влиянием. В те годы до пришествия “злобных инков” и знатные люди, и быдло притаскивали им богатые дары, и они могли жить не хуже самих правителей. А принесение в жертву людей позволяло посеять среди народа страх перед могуществом богов. А что сейчас? Жертвоприношения строго нормированы и выдаются раз в месяц, человеческие жертвоприношения теперь полагаются лишь богу Солнца и один раз в год, власти и влияния — чуть больше чем нисколько. Кому ж такое понравится? Быть первым в племенном государстве все ж куда лучше, чем десятым или сотым в “Стране четырех сторон света”. Но еще лучше — быть первым в Тауантинсуйу. Остается лишь одно — найти способ подвинуть Вильяка Уму, а для этого нужен “свой” Сапа Инка. Потом останется лишь разобраться с теми конкурентами, что сейчас сидят рядом. Кроме того, возмущение у них вызывало и создание школы, где — неслыханное дело — сам Сапа Инка учит детей черни! Да и вообще все, что сейчас происходит, — попрание нравов и традиций!

Несколько курак, считающих себя незаслуженно обиженных. Их — потомков древних правителей — инки не ставят ни во что! У них отобрали все — власть, землю, львиную часть богатств! Да, кто-то там из них стал чиновниками, кто-то даже “инкой по привилегии”, став частью высшего класса, кто-то сделал карьеру на военном поприще. Но большинство предпочло не делать ничего, лишь иногда исполняя некоторые отведенные им инками ритуальные функции. Ведь так проще — не нужно ни за что отвечать. Инкские законы знали все и не оправдавшего доверья ждало практически одно наказание: смерть. Изредка, правда, использовался и другой вариант — изгнание из страны, но он был, по сути, равнозначен.

Да, общего между ними было мало. Каждый думал о своем, преследовал свои цели. Общим было лишь одно — недовольство нынешним положением и нелюбовь к Уаскару (а то и вообще инкам). На этом-то и держался их временный — на этот счет иллюзий не испытывал никто — союз. Однако сейчас они явно оказались в затруднительном положении. Изначально у всех у них была одна надежда — и она имела точное имя Атауальпа. Нет, они вовсе не мечтали о его победе — в этом случае он рассадит везде своих людей и им, скорее всего, не даст ничего. Им нужно было другое — затяжная война с переменным успехом. Пусть Атауальпа хорошенько потреплет войска Уаскара, нанесет им несколько поражений (сам при этом также понеся немалые потери) и заведет войну в тупик. Тогда можно будет обвинить Уаскара в бездарности как правителя и военачальника, не способного подавить мятеж, и свергнуть его, устроив военный переворот, как это несколько раз случалось в истории инкского государства. Неудачников не любит никто — достаточно вспомнить историю Инки Виракочи, который после победы Пачакутека был вынужден бежать, а его сын Инка Урко, который должен был стать новым Сапа Инкой, был казнен. Назначить марионеточным Сапа Инкой того же Ауку Тупака Уальпу и править от его имени. Или, еще лучше, даже не его, а Манко или даже самого младшего — Паулью. Ну а там уж договориться с Атауальпой о разделе страны…

Вот только теперь их планы рушились — и с каждым днем это становилось все более очевидным. Сначала наместник уну Тальян Уалтопа захватывает в плен и казнит Атауальпу, затем на севере разгорается борьба за власть, окончившаяся победой Руминьяви. Вот только это сильно ослабило китонцев. А тут еще и это…

— Два дня назад часки принес новость, — многозначительно взглянув на собравшихся, произнес Уанка Ауку, — “армия” Уалтопа нанесла поражение китонцам. Уничтожила почти три тысячи их солдат, не понеся потерь.

В помещение прошел шепоток. Что такое армия Уалтопы — знали все. Пять тысяч дезертиров из северной армии и примерно вдвое большее число ополченцев из племени каньяри. У Руминьяви одних опытных солдат больше будет! Сражение в таких условиях буде означать практически гарантированное поражение. Можно, конечно, действовать из засад — но вряд ли окажутся столь эффективными. Противник ведь тоже не дурак, предварительно тщательно все проверит. А это означало, что, скорее всего, речь сейчас идет о применении нового оружия — тех самых “громовых труб”.

— Сейчас они под Амбато, — заметил Уанка Ауку, — Если такое продолжится — китонцы останутся без армии прежде, чем доберутся даже до Томебамбы.

— А если нет — то скоро туда подойдет “громотрубная армия”! — огрызнулся в ответ один из собравшихся

— Думаю, Руминьяви можно списывать, — произнес один из курак племени уанка, — Он нам не поможет.

— Придется ждать нового случая, — прокомментировал это еще один курака, — Ходят слухи, что через три года ожидается возвращение белокожих чужаков?

— Так утверждает сам Уаскар, — со злостью ответил Уанка Ауку, — Правда ли это или нет — то одному Супаю ведомо.

— Ничего, мы подождем, — усмехнулся все тот же курака, — Ждали ж и больше…

— Если тебе дадут дождаться, — Уанка Ауку сегодня был явно не в духе, — А то поймают и бросят к змеям в подземелье.

— Откуда ж кому это знать? — удивился один из жрецов.

— Да откуда угодно! Как будто я не знаю, что кое-кто из вас уже успел засветиться в сотрудничестве с Атауальпой! — взорвался Уанка Ауку, — вот изловят тех, КОГО НАДО — и потащат на допрос. Думаете, они станут отмалчиваться?

— Ну с этим несложно, — усмехнулся курака из племени уанка, — Нужно лишь сделать, чтобы те, кто в курсе дела, НИЧЕГО не могли рассказать…

(Тауантинсуйу, уну Уамачуко, Уамачуко. 20 мая 1529 года)

К 29 дню Месяца Двойных Колосков “Громотрубная армия” достигла города Уамачуко, бывшего достаточно важным административным центром Тауантинсуйу — столицей одноименной провинции, где и остановилась на празднование начала нового месяца. И хоть можно было еще день продолжать движение вперед и даже дойти до деревни Кахабамба, расположенного в двадцати километрах к северу, от этой идеи я решил отказаться. Все равно погоды это не сделает — так почему бы не дать армии дополнительный день отдыха. Да и несколько сократить разрыв между “Громотрубной” и “Южной” армиями. Да и размещение войск здесь обеспечить проще.

Как раз в этот же день я получил и донесение о втором столкновении армий Уалтопы и Руминьяви. Наместник уну Тальян докладывал, что после захвата Амбато на 19 день Месяца Двойных Колосков (11 мая) “вождь мятежников” на три дня задержался в городе — дожидался, пока местные жители и тыловики из его армии доставят нужное количество продовольствия для продолжения похода и на 22 день того же месяца (14 мая) двинулся в сторону Риобамбы[69]. За следующие три дня, преодолев расстояние дневного перехода (армия Уалтопы постаралась максимально усложнить путь китонцам, разрушив дорогу в нескольких местах), передовые отряды армии Руминьяви вышли к реке, где держала оборону армия Уалтопы, стараясь не дать переправиться на южный берег. На 25 день месяца (17 мая) противником была предпринята первая попытка переправы, успешно отраженная силами Уалтопы — о чем он и счел нужным сообщить.

— Хорошо, что мы отправили Уалтопе гремучего порошка, — прокомментировал это сообщение Титу Атаучи, — Хотя были б у него громовые трубы — и все решилось бы уже сейчас…

За время нашего похода (да, скорее всего, не только) бывший наместник Куско явно уверовал в силу громовых труб. На учениях, как он рассказывал, они рвали выставленные мишени буквально в клочья — а, значит, то же будет и с противником. Да с таким оружием он и сблизиться с его войсками-не успеет, как уже отправится в гости к предкам!

— А сейчас? — поинтересовался я прогнозом у одного из наиболее знаменитых инкских военачальников.

— Можно, организовывая засады, громить вражескую армию по частям, — ответил Титу Атаучи, — Но всю армию не разбить. Китонцы быстро поймут эту тактику и станут осторожнее.

— И чего нам стоит ожидать? — ради “сверки мыслей” поинтересовался я.

— От Амбато до Томебамбы десять дней пути. У Уалтопы в условиях, в основном, пассивного сопротивления на этот путь ушло тридцать четыре дня. Полагаю, действия армии дадут отсрочку еще дней в десять, — сделал заключение генерал, — Мы же примерно через тридцать четыре дня достигнем Томебамбы, значительно опередив Руминьяви и отступающую армию Уалтопы, — взглянув на макет местности, Титу Атаучи прикинул перемещения армий, после чего продолжил, — К этому времени они будут примерно в двадцати километрах южнее деревни Чунчи.

— И какое расстояние будет между нами?

— Около шестидесяти километров, — вновь прикинув расстояния по макету, ответил генерал.

“Понятно, — прикинул я в мыслях, — Если посчитать скорость сближения армий как двадцать тридцать километров в день, то это два дня пути. За которые наша армия пройдет примерно сорок шесть километров. То есть достигнет примерно района города Каньяр”. Это если все пойдет как в нашей истории, и Руминьяви решит идти до конца.

— А решится ли Руминьяви идти на Куско? — озвучил я свою мысль, — ведь теперь он должен понимать, что находится в невыгодном положении.

— Кто ж его знает, — неопределенно мотнув головой, ответил Титу Атаучи, — мыслей его не могут знать никакие шпионы.

— А если он решит ограничиться севером? — поинтересовался я.

— Тогда остановится где-нибудь между Тиксаном и Гуамоте, — к моему удивлению генерал даже не взглянул на макет.

— А почему именно там?

— Тут все просто, — Титу Атаучи показал названную местность на макете, — Крайне труднопроходимая местность. Высоченные горы, чередующиеся с многочисленными ущельями и реками. Недаром прежде в тех местах никогда не было дорог… Выбить его оттуда будет очень сложно. Даже при помощи громовых труб.

— Значит, нужно любым путем не допустить захвата этих мест китонцами, — подвел итог я, — Что мы можем сделать для этого?

Остаток дня прошел за обсуждением предварительного плана дальнейших боевых действий, а на следующий день — как в Уамачуко прибудут командующие другими частями армии генералы — был назначен и военный совет. Второй за время пути. Именно там предстояло решить, что делать дальше и разослать соответствующие приказы — после чего можно будет со спокойной совестью отпраздновать начало Месяца Урожая… На котором, по идее, я должен был быть в Куско — лично собирать первый кукурузный початок, указывая тем самым на начало уборки кукурузы. Но, значит, такова судьба — опять придется выполнять эту роль наместнику Куско, которым, однако, на этот раз является не Титу Атаучи, а Майта Юпанки…

(Юкатан, государство Экаб, окрестности деревни Шаманха. Начало июня 1529 года)

Прошло уже пять дней, как четырехтысячная четкамальская армия встала у крепости белокожих чужаков, однако практически никаких боевых действий не было. Точнее, в первый же день была предпринята попытка выманить испанцев за стены и разбить в поле. Для этого к крепости отправили отряд в тысячу солдат, который должен был имитировать попытку штурма с последующим отступлением, в ходе которого заманить белокожих чужаков в засаду и расстрелять из громовых труб, но ничего из этого не вышло. Видимо, испанцы уже располагали примерными сведениями о вражеской армии и на уловку не купились. Или просто решили не рисковать и отсидеться за стенами, где они находились в более выгодном положении, имея возможность отбиться практически от любого количества вооруженных примитивным оружием индейцев. Но так или иначе попытка осуществления самого простого решения провалилась. А, значит, придется брать вражескую крепость — причем, сделать это так, как получилось с Тулумом, было практически невозможны. Испанцы прекрасно умели воевать и в темное время суток и застать их врасплох можно было и не мечтать.

Против же обычного штурма выступало сразу множество факторов. Во-первых, недостаточная численность. Точнее, теоретически-то она была достаточна — по примерным данным в крепости было лишь около сотни испанцев и примерно пятисот союзников-индейцев. И будь дело в Тауантинсуйу — инкский офицер спокойно отдал бы приказ на штурм. Вот только сейчас противник был лучше вооружен — пусть лишь сами белокожие чужаки имели нормальное оружие, но у чектамальцев его было еще меньше. Да и боевого опыта с его применением немного. Потому их вождь считал попытку штурма самоубийством — испанцы побеждали и в куда более неблагоприятных ситуациях.

Можно было попробовать разрушить крепость артиллерией и лишь потом идти на штурм — но запасов “гремучего порошка” осталось маловато. Да и, как говорил белокожий чужак, калибр их громовых труб был слишком мал для этого дела. Что еще оставалось? Высадить — хоть тараном, хоть артиллерией — ворота, ворваться внутрь и задавить числом? Тоже вызывало серьезные сомнения. Пусть их было и больше — но испанцы неоднократно громили более крупные отряды. Вообще, по мнению белокожего вождя майя, победить засевших в крепости можно было лишь в обороне — расстреляв из пушек атакующих врагов. Услышав это, инкский офицер лишь презрительно фыркнул, на кечуа сказав Сути Пунчау, что не высоко ж майянский военачальник оценивает боеспособность своей армии.

В конечном счете, военный совет превратился практически в перебранку. Испанец требовал штурма, другие вожди заявляли, что раз их сил недостаточно — нужно оставить в покое эту крепостишку и идти дальше на Экаб. Однако испанец считал это слишком рискованным. Кто-то предложил дождаться чаканпутумцев, сейчас осаждающих город Коба, и устроить совместный с ними штурм. Лишь после очень долгого спора удалось прийти к общему решению и составить предварительный план взятия Саламанки, как белокожие чужаки назвали свой город.

Получившийся план состоял сразу из нескольких частей. Армию было решено разделить на две части, одна из которых должна была, высадив пушками ворота крепости, имитировать штурм через главные ворота, заставив гарнизон выступить на их защиту, с последующим отступлением. Одновременно с тем второй отряд — меньший по численности, но состоящий из вооруженных стальным оружием отборных солдат — должен был взорвать одну из стен и, ворвавшись в крепость, ударить в спину обороняющимся. Для чего нужно было сделать подкоп под одну из стен — это решили поручить рабам — и, оставив пороху на пару выстрелов из двух бронзовых пушек, остальной заложить в качестве заряда…

(Юкатан, государство Экаб, около города Коба. Начало июня 1529 года)

Моч Ковох, правитель Чакан Путума, смотрел на захваченный город и думал, а имело ли смысл его захватывать. Практически никакой добычи здесь он не получил, зато потери… И ведь говорили ж предки, что штурмовать города — самое последнее дело… А ведь как хорошо все начиналось…

Собрав пятитысячную армию, Моч Ковох прошел через земли Кочуана (ради чего пришлось дать богатые дары правителю Тихосуко) и с ходу разбил застигнутую врасплох армию Коба, а затем так же захватил окраины города. Однако горожане с сумевшими бежать после разгрома солдатами успели подготовиться к обороне, забаррикадировавшись в храмовом комплексе. В результате его люди были встречены градом стрел и камней с вершин пирамид. Попытка вызвать на бой наместника с армией, как обычно делалось, вызвала у защитников города лишь насмешки. Обычно в таких случаях грабили городские окраины и близлежащие поселения, угоняли в рабство всех, кого удавалось изловить. И поначалу Моч Ковох думал поступить так же — но как раз в это время вдруг пришло сообщение о захвате чектамальцами Тулума — лучшей крепости в этих местах. И тогда и правитель Чакан Путума решил идти на штурм — неужели он хуже военачальника какого-то захолустного городка, лишь по какому-то недоразумению являющегося независимым?

И через два дня утром, совершив все положенные по такому поводу ритуалы, армия Чакан Путума устремилась на штурм. Но хотя защитников было меньше и многие из них были обычными горожанами, сражались они яростно. Но, несмотря на огромные потери, к вечеру практически весь храмовый комплекс оказался под контролем атакующих. Немногие уцелевшие защитники укрылись на вершинах пирамид, сталкивая на атакующих тяжелые камни, но дни их были сочтены. Потеряв почти половину армии и прекрасно зная, как сложно уничтожить засевшего на пирамидах противника, Моч Ковох приказал прекратить попытки штурма, перейдя к осаде. Вряд ли у защитников наверху есть большие запасы продовольствия. Пройдет несколько дней, и они либо сами сдадутся на милость победителям, либо ослабнут от голода и не смогут защищаться. Так что, оставив часть солдат следить за уцелевшими врагами, правитель Чакан Путума приступил к более приятному делу — грабежу города.

Вот только оказалось, что грабить тут особо нечего — в маленьком городке было не так уж много ценных вещей, а рабов, на захват которых так рассчитывали, практически е оказалось. Большинство горожан предпочло погибнуть в бою, не доставшись в руки победителей. К тому же, разъяренные большими потерями солдаты пленных практически не брали. Эх, был бы это Тулум… Вот только в этом случае Моч Ковох даже не попытался бы идти на штурм. Как же чектамальский военачальник смог захватить его? Вот бы переманить его на свою сторону… С этими мыслями правитель Чакан Путума вызвал главу своей разведки.

(здесь планируется еще пара промежуточных эпизода, но пока они у меня не получаются — уже несколько раз переписывал)

(Тауантинсуйу, уну Кито, южнее Амбато. 25 мая 1529 года)

Взять переправу до конца месяца Руминьяви так и не удалось. На двадцать шестой день Месяца Двойных Колосков (17 мая) он решил предпринять первую попытку штурма. Соорудив два десятка плотов, уже под вечер он отправил часть своих солдат на другой берег. Высадившись, они начали карабкаться по склону. Однако добраться до цели незамеченными им было не сужено. Увидев карабкающихся наверх врагов, защитники немедленно начали осыпать противника градом камней из пращ и сбрасывать по склону здоровенные валуны. Попытка расположенных по другую сторону ущелья врагов обеспечить прикрытие десанта закончилась фактически ничем — попасть в цель на таком расстоянии было практически невозможно, а после нескольких ответных выстрелов из “ручных громовых труб”, практически каждый из которых достиг цели, эти попытки и вовсе прекратились. Вражеские пращники посчитали за лучшее прекратить огонь и укрыться среди скал. Из десанта же добраться до верха удалось лишь немногим — но здесь солдаты Уалтопы встетили их топорами и палицами. Почти четыре сотни китонцев погибли, не добившись практически ничего. На что рассчитывал Руминьяви, Уалтопа так и не понял. Видимо, думал застать его армию врасплох, но не вышло. И теперь возникал вопрос, что он придумает в следующий раз. В связи с чем Уалтопа принял решение разослать по окрестностям разведчиков в поисках подходящих для переправы мест. Причин для этого было сразу две — во-первых, определить возможные направления обхода их позиций войсками Руминьяви. Во-вторых — при благоприятном стечении обстоятельств попробовать нанести удар в тыл противнику.

Однако следующий, двадцать седьмой день Месяца Двойных Колосков, прошел на удивление тихо. Лишь изредка обстреливали из пращ, но за дальностью нанести какой-либо ущерб не могли. Новых попыток штурма Руминьяви не предпринимал, и это очень не нравилось Уалтопе. Руминьяви должен сейчас стремиться как можно быстрее выбить его армию из уну Кито и тем самым восстановить контроль над провинцией. А раз он встал — значит, готовит какую-то подлянку. И вскоре стало понятно, какую именно… Примчавшийся вскоре после полудня разведчик доложил, что в двух километрах к востоку обнаружил солдат Руминьяви. Часть из них уже переправилась на эту сторону и сейчас спешно строила подвесной мост. Остальные в ожидании окончания работ пока столпились по другую сторону ущелья.

Узнав об этом, Уалтопа выругался последними словами и, собрав пару тысяч профессиональных солдат и минеров, приказал немедленно выступать. Вряд ли они успеют добраться до цели прежде, чем противник достроит мост — добираться приходилось узкой горной тропкой, мало приспособленной для движения большого числа людей, но сбросить врагов с этого берега он был обязан. Иначе ни о каком продолжении обороны не будет и речи. Добрались до цели лишь под вечер, когда мост, естественно, был уже готов. Отправив — чиков узнать обстановку, Уалтопа вместе с минерами принялся готовить ловушку, куда предстояло заманить противника…

(Тауантинсуйу,??? 25 мая 1529 года)

Как раз в этот же день я получил и донесение о втором столкновении армий Уалтопы и Руминьяви. Наместник уну Тальян докладывал, что после захвата Амбато на 19 день Месяца Двойных Колосков (11 мая) “вождь мятежников” на три дня задержался в городе — дожидался, пока местные жители и тыловики из его армии доставят нужное количество продовольствия для продолжения похода и на 22 день того же месяца (14 мая) двинулся в сторону Риобамбы. За следующие три дня, преодолев расстояние дневного перехода (армия Уалтопы постаралась максимально усложнить путь китонцам, разрушив дорогу в нескольких местах), передовые отряды армии Руминьяви вышли к реке, где держала оборону армия Уалтопы, стараясь не дать переправиться на южный берег. На 25 день месяца (17 мая) противником была предпринята первая попытка переправы, успешно отраженная силами Уалтопы — о чем он и счел нужным сообщить.

Глава 14

(Здесь позднее будет вставлено еще несколько эпизода)

Глава 15

(Тауантинсуйу, уну Кито, севернее деревни Гуамоте. 15 июля 1529 года)

Выслушав сообщение посланца, Руминьяви понял, что все кончено… Если вчера еще можно было на что-то надеяться, то теперь становилось понятно, что все кончено. Почти десять дней битвы за перевалы у деревни Гуамоте оказались бесполезными — лучшие его войска так и не смогли взять обороняемые войсками наместника уну Тальян высоты и подготовиться к обороне против наступающей Громотрубной армии — которая уже через день придет сюда…

И теперь ситуация изменится самым коренным образом. Если б ему удалось занять перевалы — штурм их стоил бы инкам большой крови и была надежда, что Уаскар согласится уступить. Теперь этого не было. О том, чтобы попытаться разбить армию Титу Атаучи в открытом сражении в долине, можно было и не помышлять. Даже в былые времена этот военачальник — особенно когда под командой у него находятся одни из лучших солдат Тауантинсуйу — был опасным противником, с кем не каждый решился б выйти на битву. И пусть последний раз он участвовал в сражениях почти десять лет назад, вряд ли младший брат Уайна Капака успел за это время растерять свой полководческий талант. А, значит, придется отступать. Сдать южную часть уну Кито без боя и уходить на север…

Созвав военный совет, на котором присутствовали главные китонские военачальники — Укумари, Чалкучима и Кискис. И хоть предложение об отступление не вызвало у них никакого энтузиазма, все они прекрасно понимали, что это единственный возможный вариант действия. Ведь уже завтра Уаскар со своей армией будет на перевалах. И пусть китонские военачальники пока слабо представляли себе реальную силу громовых труб, одно упоминание о них уже приводило генералов в ужас — ведь именно при помощи них была в считанные минуты перебита состоящая из отборных солдат охрана Атауальпы, а затем именно от, как стало известно, применения наполненных гремучим порошком тыквин их армия понесла большую часть своих потерь во время похода на юг. Это стало известно когда около одного из мостов их разведчики случайно обнаружили странную тыквину, к которой была привязана длинная веревка. Чалкучима тогда приказал изучить, что это за штука, но когда попробовали разобрать ее и посмотреть, что там внутри, внезапно прогремел взрыв, унесший жизни почти сотне солдат. А мост чуть позже все же был взорван — причем, именно в такой момент, когда через него шли солдаты. А затем передовой отряд был атакован и полностью уничтожен — так фактически повторился сценарий самой первой засады, в которую попали войска Укумари.

Потому столкновения с “Громотрубной армией” генералы боялись. За время похода они успели прийти к той простой мысли, что воевать с ней по-старому — это значит гарантированно проиграть. Нужно было воевать как-то иначе, по-новому. Но как? Потому решение об отступлении было принято достаточно быстро и единогласно — оставалось лишь решить, как действовать дальше…

(Юкатан, государство Экаб, вблизи Шаманхи. 15 июля 1529 года)

— Ну что, есть что-нибудь интересное? — спросил Сути Пунчау у допрашивавшего пленных белокожего чужака.

— Кое-что интересное есть, — ответил инкскому послу Герреро, — Проклинают Франсиско Монтехо, который привел их в эти земли, обещав богатства, а они встретили здесь одну только смерть, — при последних сломах белокожий чужак ехидно усмехнулся, — Но это все ерунда. Людям ведь всегда хочется найти виноватого, из-за кого якобы все и произошло. Но есть и интересные новости… Мы не застали здесь самого Монтехо — но по словам одного из пленных от сейчас находится в Мексике. Намерен там собрать подкрепления и вернуться сюда с новыми конкистадорами…[72]

— Значит, похода на Экаб не будет? — спросил у испанца Сути Пунчау.

— Да, мы должны успеть приготовиться к встрече нежеланных гостей. К тому же, при штурме крепости армия понесла большие потери…

“Да, потери были действительно огромные, — грустно подумал Сути Пунчау, — От всего нашего войска живыми-здоровыми осталось лишь тысяча человек… Все остальные были убиты или ранены и в ближайшие месяц-другой воевать не смогут. Пара таких побед — мы просто останемся без армии…”

— А что с Экабом? Ведь его правители и дальше могут продолжать помогать нашим врагам. Особенно после этой войны.

— С ним придется пока замириться, — ответил испанец, — Другого выхода у нас нет.

Впрочем, по тому, как это было произнесено, инкскому посланнику стало понятно, что делать это белокожему чужаку явно не хотелось. И, скорее всего, это будет не конец войны, а лишь краткое перемирье. Затишье перед бурей. И как только чектамальцы разделаются с незваными гостями и поднакопят сил — война продолжится… Но это будет потом. Может быть, через несколько месяцев. А, может быть, и через несколько лет или даже десятилетий… Сейчас же ему лежала дорога домой в Тауантинсуйу, где он должен поведать Великому Инке о делах, которые творятся в землях майя…

(Тауантинсуйу, уну Кито, Гуамоте. 17 июля 1529 года)

Встреча двух инкских армий произошла на 26 день Месяца праздника Солнца (17 июля) у деревни Гуамоте, где совсем недавно армия Уалтопы смогла остановить продвижение китонцев. И первым, кого мне довелось встретить, был сам военачальник и наместник уну Тальян, спешивший поделиться последними новостями. Как уже успел сообщить часки, позавчера армия Руминьяви, прекратив свои бесплодные атаки, снялась с места и двинулась на север. И хоть Уалтопа отправил разведчиков проследить за передвижением вражеской армии, перейти в наступление до прибытия Громотрубной армии он посчитал слишком рискованным. Все ж, несмотря на все удачи, он по-прежнему не имел превосходства над противником, а в битве при Риобамбе, когда что-то пошло не так и пришлось вступить в открытое сражение, и вовсе едва не потерпел поражение, потеряв почти треть армии и едва сумев отступить… Так что переходить в наступление Уалтопа не решился, ограничившись отправкой разведчиков с целью проследить за действиями китонской армии. Что ж, вполне правильно. Время его на две третьих собранной из ополченцев армии прошло — свою задачу по сдерживанию китонцев до подхода правительственных войск она выполнила.

Так что одним из первых дел я отдел приказ о демобилизации заметно поредевшего — из десяти тысяч человек осталось лишь шесть — ополчения каньяри, чему те были несказанно довольны — эвакуация Томебамбы была давно отменена, так что они имели полную возможность вернуться в свои дома — при этом они еще и успеют вернуться к началу полевых работ. Оставшиеся же профессиональные солдаты — три тысячи из пяти — включались в состав Южной армии, которая должна была подойти завтра-послезавтра. А Громотрубной армии уже через день предстояло продолжить путь — не хотелось давать Руминьяви время на подготовку к обороне, но в то де время и следовало дать армии хоть день на отдых.

Тем временем началась подготовка к предстоящим боям — собирали пушки, заряжали запасные барабаны для винтовок, проводили пробные стрельбы. А жрецы, само собой, задумали провести очередной ритуал, призванные попросить помощи богов — включавший также жертвоприношения лам с последующим “гаданием” на благосклонность богов. Ну а я решил собрать военный совет чтобы обсудить сложившееся положение и наши дальнейшие шаги.

— В ходе своего похода китонцы потеряли больше трети свое армии, — на вопрос о сложившейся ситуации начал Уалтопа, — Из 18 тысяч профессиональных солдат и такого же количества ополченцев у Руминьяви осталось 12 тысяч солдат и 10 тысяч ополченцев. После нескольких неудачных штурма перевалов у Гуамоте позавчера армия Руминьяви покинула свой лагерь в долине и двинулась на север. Как сообщают наши разведчики, китонцы уже прошли Пунин и движутся в направлении Риобамбы, где, скорее всего, Руминьяви решит остановиться и занять оборону по рубежу одноименной реки. Кроме того, наши люди в китонской армии сообщают, что вражеская армия полностью деморализована — последние неудачи окончательно подорвали веру в победу как среди солдат, так и среди высшего командования. С каждым днем растет дезертирство.

— Неплохо, — усмехнулся при упоминании последнего Титу Атаучи, — Если противник боится тебя, можно считать, что он уже наполовину побежден.

— Иначе и не могло быть, — прокомментировал это же присутствовавший на совете жрец Солнца, — Великий Инти отнял смелость у мятежника и его армии.

Услышав последний комментарий, я мысленно поморщился. Да, с точки зрения текущего момента такие представления мне выгодны — можно тем самым изобразить свою “избранность”. Но это лишь пока. Когда начну продвигать идею о том, что боги не сами вмешиваются в жизнь людей, а лишь устанавливают законы, по которым все происходит. Ну да ладно, это потом…

— А у нас 5 тысяч громотрубная армия, 12 тысяч солдат Южной армии и 3 тысячи профессиональных солдат из Северной армии, — решил охарактеризовать наше положение Титу Атаучи, — Согласно донесениям, основные силы армии подойдут к нам в течение одного-двух дней.

— То есть в этом месяце мы уже не успеваем достичь Риобамбы? — спросил я.

— Да, — ответил на этот раз Топа Атау, — Два дня нам еще потребуется на то, чтобы подтянулись основные силы армии. Добавить то, что после перехода армии нужно отдохнуть хотя бы два дня. Добавить к этому два дня перехода до Риобамбы. Но в этом месяце у нас осталось лишь четыре дня.

— То есть мы даем Руминьяви время на подготовку? — констатировал факт я.

— У нас нет иного выбора, — пожал плечами Титу Атаучи, — Мы не можем воевать один день до и один после праздника.

— Конечно, — ответил я, — Но ждать мы тоже не можем. Так что через день Громотрубная армия должна отправиться в поход. И пусть мы не успеем добраться до Риобамбы до начала Месяца Поливки, но зато мы сможем уже через день после праздника атаковать позиции мятежников… Пусть основные силы Южной армии подойдут через день.

Последние мои слова явно вызвали у генералитета недоумение. Хоть они и сами считали, что “громовые трубы” — оружие очень сильное, но чтобы вот так всего с восемью тысячами выйти против армии в 22 тысячи — и при этом быть полностью уверенным в победе? Это для них было за гранью понимания… Но раз Сапа Инка так уверен в своей победе — то, наверное, он знает что-то такое, что пока неведомо им. А что такого есть, и немало, — в этом они уже успели убедиться. Так что после этого от вопроса “что делать дальше” обсуждение перешло к “как нам получше расколошматить мятежников”…

(Тауантинсуйу, уну Кито, вблизи Риобамбы. 22 июля 1529 года)

“Месяц Поливки” встречали на тамбо недалеко от реки Риобамба — всего в паре километров от занятого китонцами одноименного города. Впрочем, те сейчас занимались тем же самым — праздновали. Уже сегодня после проведения соответствующих ритуалов и жертвоприношений где-то в далеком Куско наместник одноименной провинции (вообще-то, конечно, этим должен заниматься сам Сапа Инка — но за его отсутствием в столице назначается временный “заместитель”) в сопровождении чиновников и инженеров будет осматривать поливные сооружения в Священной долине Урубамба. Что станет для чиновников сигналом того, что месяц отдыха от полевых работ закончился — и по всей Тауантинсуйу общины должны будут заняться проверкой состояния и ремонтом поливных систем. Ведь уже через месяц придет пора сева, а к ней надо успеть приготовиться. А мы ж тем временем сидели всего в паре километров от занятого китонцами города и не могли ничего сделать — боги запрещают воевать в первый и последний дни месяца… Придется ждать — а хотелось бы побыстрее покончить с китонцами. Ведь и здесь тоже должен начаться сезон полевых работ — и если крестьяне не успеют приготовить и засеять поля, то провинцию ждет голод — и продовольствие придется выделять из государственных резервов. А они не резиновые — излишек продукции, который можно оставить про запас, не так уж велик и, к тому же, сильно зависит от года. Потому придется ждать еще минимум два дня — вот только к тому времени и китонцы закончат с празднованиями и будут готовы воевать.

Радости этот обычай не доставлял мне совершенно. Да, сейчас мы победим, соблюдая его. Руминьяви просто нечего противопоставить “Громотрубной армии”. Но на будущее надо будет что-то делать. В этом один из уязвимых моментов армии Тауантинсуйу — которым могут воспользоваться врага. Из той же истории осады Куско войсками Манко (который, впрочем, теперь вряд ли станет Сапа Инкой) мне помнилось и про такой момент — когда испанцы устраивали вылазки во время религиозных праздников, никто даже не пытался оказать им сопротивление. Нельзя — боги запрещают! Нет, с этим определенно нужно что-то делать — только сначала нужно придумать этому соответствующее обоснование. Впрочем, все равно ведь предстоит провести религиозную реформу… Вот в ходе нее и отменить этот пунктик — введя мысль о том, что пока враг не сдался или не уничтожен — никаких праздников и перемирий. Не давать ему ни дня передышки. Тем более, не все же противники также соблюдают те законы, которые завещали боги?

Но это все дело будущего — под которое надо сначала аккуратно подвести обоснование. Так, чтобы люди восприняли его как нечто само собой разумеющееся. А пока, увы, нельзя — этого не поймут не то, что простые солдаты, но даже генералы. Все ж хоть “инки” и знали, что все рассказы про “детей Солнца” — миф (уж они-то знали, откуда на самом деле пришли их предки), но в своих богов и их законы они верили. Хотя тут тоже можно поспорить — ведь в пяти главных заповедях про запрет ведения войн на религиозные праздники ничего не сказано. Но такова уж сложившаяся у народов Анд традиция.

Так что пришлось ограничиться осмотром местности — ведь к непосредственно боям отношения это не имело, а после полудня решил собрать военный совет, где обсудить план взятия Риобамбы — чтобы уже завтра утром приступить к его реализации. Точнее, в общих чертах план был уже готов. Осталось лишь его конкретизировать. От идеи прямого штурма, как это проделал Уалтопа во время своего наступления на север, — солдаты строят плоты, переправляются на другой берег, захватывая там плацдарм, а затем восстанавливают мост и переправляют на ту сторону реки основные силы армии — с самого начала решено было отказаться.

— Этот план практически лишает нас преимущества от применения “громовых труб”, - прокомментировал этот вариант Титу Атаучи, — Карабкаясь по склону, солдаты не смогут эффективно использовать новое оружие против засевшего наверху противника — а тот сможет спокойно сталкивать им на голову каменные глыбы. Пусть у них и нет гремучего порошка, но я ни за что не поверю, что Руминьяви не заготовил камей на этот случай. А даже, взобравшись наверх, на близком расстоянии они не смогут эффективно использовать новое оружие. А, в отличие от похода Уалтопы, противостоят нам не ополченцы, а профессиональная армия. Прикрыть солдат обстрелом из громовых труб мы также не сможем, опасаясь попасть по своим.

— Значит, в этом месте нужно организовать ложную подготовку к переправе, — ответил на это Аток, — Приготовим “громовые трубы” и начнем обстрел. А на самом деле переберемся на ту сторону в другом месте.

— Но ведь Руминьяви под Амбато пытался сделать то же самое — но ничего не вышло, — ответил на это Уалтопа.

— Правильно, — прокомментировал Титу Атаучи, — Но тогда, во-первых, он не успел переправить на другую сторону крупных сил. И, во-вторых, у тебя были гремучий порошок и люди, умеющие закладывать бомбы из него. Ведь именно при помощи них была уничтожена большая часть вражеских солдат. Вот только теперь все иначе. У нас есть громовые трубы, а у Руминьяви только топоры с пращами. Так что даже небольшая часть армии сможет продержаться до того, как переправится армия.

— Кроме того, — добавил я, — Мне бы хотелось не дать Руминьяви отступить на север. Мы должны постараться разгромить мятежников здесь и сейчас. Нужно побыстрее закончить эту войну.

— Было бы неплохо, — согласился Титу Атаучи, — Иначе нам придется гоняться за Руминьяви до самого Кито. А то и дальше. Вот только Руминьяви не выйдет в поле против нашей армии. Чтобы разгромить его за одно сражение, нужно отрезать ему все пути к отступлению, заставить прорываться.

После этого приступили к изучению собранного из нескольких частей “крупномасштабного” пакету уну Кито и, отметив несколько перспективных мест, приняли решение о том, чтобы уже завтра утром отправить туда разведчиков, которые должны будут осмотреть подходы, определить возможность быстрой постройки моста и переправы на тот берег основных сил армии…

(Тауантинсуйу, территория нынешнего северного Перу. Конец июля 1529 года)

“Так вот они какие, эти тапиры”, - думал Чекчи Миси, глядя на пятерых странных черно-коричневых длинноносых зверей. Полтора месяца лазания по этим проклятым горам все же не прошли даром, охотникам удалось изловить их — и теперь молодой жрец мог смело рассчитывать на будущую награду от Сапа Инки. А в том, что она будет, он и не сомневался — благо Уаскар был достаточно щедр на награды тем, кто успешно выполнял его поручение. Вон каких-то геологов с кузнецами сделал “инками по привилегии” и отдал им в жены “Дев Солнца”. Так чем он хуже? Правда, он знал, что сейчас в Тауантинсуйу идет война с мятежниками, и Великий Инка также отправился в поход — но ведь, это все знают, она скоро закончится. Армия наместника уну Тальян не допустила врага даже до Томебамбы, а сейчас армия Инки уже перешла в наступление и скоро возьмет Кито, а изменника-Руминьяви кинут в подземелье к гадам и хищным зверям.

А вот как Сапа Инка вернется в Куско — он и предъявит ему пойманных зверей. Интересно, чем его наградит Сын Солнца? Отдаст в жены “Деву Солнца”, позволит носить золотые украшения, назначит на какую-нибудь должность в главном храме Солнца или, может быть, объявит “Ринкрийок куна”? Ну да время покажет…

Но что бы это не было — было понятно, что в любом случае это сделает его уважаемым человеком. Не так уж многим везет получить награду от самого Великого Инки! А, значит, эта репутация поспособствует более быстрому карьерному росту… Кем он был? Всего лишь один из жрецов Солнца. Один из тысяч. Ну имевший интересы о животных Тауантинсуйу — из-за чего, видимо, верховный жрец и обратил на него внимание. Но в обычных условиях это не имеет особого значения, и лишь немногим удается выбиться в люди. Но теперь он из тех, на кого обратил внимание Сапа Инка — и даже лично давал поручение, которое он успешно выполнил. Конечно, помимо повышения репутации, это давало и множество завистников… Но без этого, как известно, не бывает…

Глава 16

(Тауантинсуйу, уну Кито, Риобамба. 24 июля 1529 года)

Сложившаяся ситуация не нравилась Руминьяви все больше… Уже второй день южане палят из своих “громовых труб” без особого толка — как будто хотят раскрошить в порошок эти горы, что явно нецелесообразно, — но при этом так и не предпринимают практически никаких активных действий. Что они хотят? Генералы предполагали, что таким образом южане пытаются изматывать им нервы, дожидаясь подхода основных сил. Может быть, даже надеются, что они отступят без боя.

Но такое простое объяснение вызывало у Руминьяви сомнения — что добьется этим Уаскар? Весь этот обстрел стоил жизни всего десятку его солдат. Да такой обстрел скорее, наоборот, внушит солдатам, что “громовые трубы” не страшнее обычного оружия. Хотя, может быть, этого и добивается Уаскар? Чтобы потом одним массированным применением “Громовых труб” уничтожить всю его армию?

Но и тут что-то не то… Что-то думалось, что все куда сложнее… Может быть, знакомство с Титу Атаучи (Уаскара Руминьяви изначально рассматривал лишь как формального командующего — особыми военными талантами он прежде никогда не отличался) намекало на то, что вряд ли этот генерал выбрал бы столь прямолинейную тактику как атака на укрепленные позиции за рекой?

Немного подумав, Руминьяви вызвал начальника своей разведслужбы, поинтересовавшись, что известно о противнике. Как оказалось, в основном лагере Уаскара сейчас, судя по всему, шла подготовка к штурму — но, скорее всего, он будет не сегодня, а лишь завтра после подхода основных сил Южной армии. Посланные вдоль берега реки разведчики доложили, что вниз по течению ничего подозрительного замечено не было. А вот из тех, кто отправился вверх по течению, вернулись не все — хотя вернувшиеся тоже утверждали, что там все спокойно. Можно было бы предположить, что они просто по каким-то причинам задержались, но на всякий случай он все же отправил уже более крупные разведгруппы…

— Так где пропали разведчики? — услышав последнее, переспросил Руминьяви, катинка в его голове постепенно начала складываться.

— Вот здесь, — начальник разведслужбы показал соответствующее место на макете.

Вроде, ничем не примечательное место — в окрестностях таких полно… Но Руминьяви уже был уверен, что это именно то, чего и следовало ждать. В конце концов, не так давно он пытался провести практически аналогичную операцию против войск Уалтопы. И тогда ему не удалось достичь успеха лишь потому, что кто-то из вражеских разведчиков все же смог увидеть строящийся мост и доложить об этом кусконцам… И, немного подумав, он вызвал генерала Чалкучиму, приказав тому с отрядом в три тысячи солдат немедленно выдвигаться к указанному месту. Руминьяви еще надеялся, что Титу Атаучи еще не начал переправку основных сил и ему удастся скинуть в реку вражескую армию…

(Тауантинсуйу, уну Кито, окрестности Риобамбы. 23–26 июля 1529 года)

На следующий день разведчики отправились на поиски подходящих для переправы через реку мест, а в основном лагере развернулось представление под названием “подготовка к штурму”. Пусть Руминьяви малость понервничает, ожидая атаки в любой момент. А артиллеристы, выкатив поближе к берегу несколько громовых труб, начали артподготовку, обстреливая места, где могли находиться вражеские солдаты. Впрочем, особой пользы эта пальба по площадям принести не могла. Во-первых, сама стрельба велась вслепую, на удачу. Во-вторых, в этих горах укрыться от обстрела можно в тысяче мест — и вероятность того, что именно в твое укрытие прилетит ядро крайне мала. Единственной пользой этого обстрела было немного помотать нервы противнику. Да сами артиллеристы малость потренируются.

Впрочем, достаточно скоро китонцы практически перестали обращать внимание на обстрел — похоже, несколько разуверились в силе нового оружия. Замеченные кое-где среди скал вражеские наблюдатели лишь смотрели за тем, как “громовые трубы” один за другим пуляют в белый свет как в копеечку железные шары, не приносящие никакого существенного вреда их армии. Была сначала мысль позвать нескольких лучших стрелков из винтовок дабы малость подсократить их поголовье, но потом передумал — приказал пока дать понаблюдать (хотя уже под вечер приказ об отстреле все же был отдан). Пусть смотрят на “неэффективность” пушек — в реальном бою будет им неприятный сюрприз. Про картечь-то они не знают. Впрочем, по всей видимости, китонцы быстро решили, что сегодня штурма не будет — видимо решили, что я буду дожидаться подхода Южной армии. Что ж, этим заблуждением тоже грех воспользоваться.

Когда под вечер явились разведчики, они доложили, что в радиусе нескольких километров обнаружили сразу несколько пригодных под переправу армии мест — там можно относительно свободно перебраться через реку и достаточно легко и быстро построить временный мост для переброски основных сил. И, после короткого обсуждения с генералами, было решено уже сегодня ночью отправить туда строителей с отрядами прикрытия из “громотрубной армии”. А завтра утром начать скрытую переброску основных сил Громотрубной армии — благо, уже завтра сюда начнут подходить части Южной армии. Кстати, переправляться решили сразу в двух местах чтобы быстрее отрезать все пути к отступлению вражеской армии. Общее командование операцией взял на себя я, Титу Атаучи и Аток должны были, соответственно, возглавить первый и второй “отряды прорыва”.

А уже на следующий день армия пришла в движение — из присутствующих в лагере восьми тысяч четыре отправлялись в поход. Оставшиеся тысяча из Громотрубной армии с солдатами Северной должны были делать вид подготовки к штурму… Я сам отправился со вторым отрядом, который должен был переправляться вверх по течению от города. Уже когда мы покидали лагерь, в него начали входить передовые отряды Южной армии под командованием Топа Атау.

И вот она, переправа. Спускаясь по какой-то козьей (хотя, в этих местах скорее “викунией” или “гуаначей”) тропке к реке, солдаты один за другим по временному мостку перебирались на ту сторону и тотчас отправлялись на указанные позиции. Как выяснилось, за ночь тут уже успели наскоро подготовиться к обороне от возможных нежеланных гостей. В нескольких местах, перекрывая все подходы к плацдарму, были установлены пушки, среди скал засели готовые угостить китонцев свинцовым гостинцем стрелки.

— Пожалуй, скоро стоит ждать гостей, — заметил на этот счет Аток, — Нам тут и так уже малость пострелять пришлось.

— Вражьи разведчики?

— Да, — подтвердил командующий Громотрубной армией, — Вышли прямо на нас и явно заметили. Пришлось валить по-тихому — пока не донесли о нашем появлении. Кстати, склоны кое-где заминированы, — уловив, куда я смотрю, добавил Аток.

— Это хорошо, — согласился я, — А когда примерно стоит ждать Руминьяви?

— Ну сам Руминьяви сюда вряд ли пойдет. Пошлет кого-нибудь из своих генералов, — не согласился Аток, — Но, пожалуй, уже сегодня вечером или завтра утром будет.

— Тогда, пожалуй, ждем его здесь, — вынес я решение, — Здесь уже все готово к встрече, а на другом месте времени для этого может и не хватить. А пока нужно приготовить отряд, который мы пошлем в обход чтобы отрезать китонцам путь к отступлению. Все они должны лечь здесь — после чего мы должны как можно быстрее выдвигаться вперед…

Как и ожидалось, враги пришли на следующее утро. Находившиеся на своих почтах разведчики быстро доложили, что сюда явился генерал Чалкучима с армией в три тысячи солдат — причем, по всей видимости, две тысячи из них были профессионалами. Да, Руминьяви явно всерьез отнесся к новой угрозе… Не знал он лишь того, что уже опоздал. Приди этот отряд днем раньше — и большие неприятности были б гарантированы, небольшой отряд прикрытия мог и не удержаться. Но теперь все было иначе. Пусть нас и сейчас меньше, но мы лучше вооружены — и успели подготовиться к встрече “заклятых друзей”…

Предложенное “поле боя” китонскому генералу явно не понравилось. Для того, чтобы ворваться на наши позиции, ему предстояло пройти небольшую долину, подняться на перевал и выбить нашу армию с занимаемой позиции, что было непростой задачей даже при равноценном оружии — ведь противник запросто мог засыпать наступающих камнями со склонов гор. Точно также наступающие находились бы в невыгодном положении и когда взбирались на перевал. Но, помимо, теперь лучшее оружие южан давало им дополнительные выгоды — даже если они ограничатся применением наполненных “гремучим порошком” тыквин. С учетом этого, Чалкучима предпочел бы отступить на выгодную позицию и там занять оборону — при удачном стечение обстоятельств, этим можно было полностью остановить продвижение нашей армии. Но принять какое-либо решение ему было уже не суждено. Ну откуда китонцам было знать, что они уже находятся под прицелом, а засадный отряд готов в любой момент отрезать путь к отступлению?

Первыми прозвучало сразу несколько винтовочных выстрелов, произведенных лучшими стрелками — их целью было максимально сократить офицерский состав вражеской армии, а затем заговорили пушки — и по долине засвистела картечь… Хоть и били практически на предельной дистанции, но эффект оказался куда сильнее, чем я ожидал. Хоть стрелкам и не удалось с ходу завалить всех китонских офицеров, но уже после первых выстрелов и потерь от картечи армия была практически дезорганизована. Уже не задумываясь о цели планировавшегося похода и стараясь лишь упрятаться от летающей кругом смерти, от которой не защищали никакие щиты и доспехи, солдаты как сумасшедшие ломанулись назад — туда, откуда пришли, но и там неожиданно напоролись на выстрелы в упор и строя вражеских солдат — засадный отряд, что лишь добавило паники… Куда б не бросались солдаты, всюду их встречала лишь смерть…

Часа два часа все было закончено. Потерявшие командование испуганные солдаты уже не представлял никакой силы — и немногочисленные организованные группы не могли спасти положение. Потому, когда в дело вступили основные силы армии, им, по большей части, оставалось лишь вязать пленных да добивать тех, кто еще не совсем потерял голову и пытался оказать сопротивление…

— Еще минус три тысячи, — видя происходящее, с усмешкой произнес Аток.

— Теперь осталось покончить с основными силами Руминьяви, — подвел итог я, — А для этого мы долины как можно быстрее выступать…

Оставив пару сотен человек разбираться с пленными и собирать трофеи, мы выдвинулись вперед — на соединение с другой половиной Громотрубной армии…

(Тауантинсуйу, уну Кито, окрестности Риобамбы. 27 июля — 7 августа 1529 года)

К утру 27 июля кольцо вокруг Риобамбы оказалось замкнуто. Все более или менее подходящие для прохода армии подходы к городу оказались перекрыты Громотрубной армией. На направлениях возможных прорывов устанавливали артиллерию, закладывали бомбы на склонах, готовили позиции для стрелков. А еще 5 тысяч солдат Южной армии было отправлено на север. Перед ними была поставлена задача как можно быстрее занимать города уну Кито — Амбато, Латакунгу, Чильо и, по возможности, Кито. А также, если успеют, постараться не допустить бегства китонской знати из города.

А мы тем временем стали готовиться к штурму Риобамбы и возможным попыткам прорыва армии Руминьяви. Которые, кстати, не замедлили случиться — видимо, поняв, что попали в ловушку и сколько б не сидели в ней, лучше не станет — в крайнем случае, мы могли б взять их армию измором, — они уже в районе полудня предприняли попытку прорыва — правда, не по главной дороге (так как логично было именно там ожидать скопления наибольших наших сил), а по одной из второстепенных. На этот раз на прорыв был отправлен почти семитысячный отряд — противостояло которому лишь две тысячи, причем лишь половина из них принадлежала Громотрубной армии, а остальные — недавно подошедшие солдаты Южной. Однако в результате этого боя прорывающиеся силы китонцев были обращены в бегство, потеряв почти половину — никому из них так и не удалось добраться до столь желанных перевалов и вступить в схватку с засевшими там солдатами. Как и в прошлый раз, китонцы несли огромные потери от картечи пушек и рушащихся на голову камней, но раз за разом по приказу командиров бросались на новый штурм — до тех пор, пока те не осознали, наконец, бесплодность этих попыток — последующие атаки привели бы лишь к росту общих потерь.

Это ж поражение окончательно сломило боевых дух китонцев. Как докладывали гонцы, всю ночь солдаты то тут, то там ловили дезертиров из “Северной армии”. Бросая оружие и доспехи, они ночью перебирались через реку или шли к перевалам, сдаваясь в плен. Всего за одну ночь было поймано более трехсот человек, сбежавших из армии Руминьяви. Общее их настроение можно было передать ответом одного из них на вопрос о том, почему дезертировал из армии мятежника: “Боги против нас — значит, воевать бесполезно”. Впрочем, это были, в основном, не профессиональные солдаты Северной армии, а набранные из крестьян ополченцы.

— Хороши вояки, — узнав об этом, презрительно сплюнул Титу Атаучи, — Вместо того, чтобы выполнить свой долг до конца, побежали во все стороны. Трусы…

В отличие от генерала, жрец немедленно подвел под начавшееся дезертирство идеологическое обоснование — мол, боги никогда не поддержат мятежника, а без их поддержки им не одержать ни одной победы. И вот теперь солдаты поняли то, что боги против них, и начали разбегаться.

На следующий день китонцы предприняли еще несколько вялых попыток атаковать — но уже было ясно, что воевать никто из солдат не хочет. Все уже разуверились в возможности победить — впрочем, это и не удивительно. Фактически за весь поход китонцам не удалось одержать ни одной крупной победы. Да, сначала они продвигались вперед — но каждый взятый поселок, каждый километр этого пути стоил им огромных потерь — которые ничем не сокроешь. Все видели, что их потери гораздо больше, чем у южан. А потом был тот провальный штурм перевалов у Гуамоте, где китонцы так и не смогли выбить армию Уалтопы с занимаемых позиций — и позорное отступление к Риобамбе. А теперь еще и эти два крупных последних поражений. Неужели всего этого мало для того, чтобы понять, что боги против мятежа Руминьяви, в котором они участвуют? Тем более, что кое-кто еще и постарался распустить в армии нужные слухи… К тому же, южане уже окружили их — а это значит, что скоро они смогут захватить оставшиеся без защиты поселки и города провинции, где остались их семьи. Так ради чего воевать? И лишь высшее руководство продолжало настаивать на войне до победного конца — но ведь у них просто не было выбора. Всем было понятно, что южане не пощадят руководство мятежников — всех их ждет неминуемая казнь. Инки не прощают предательства вождей.

Следующие несколько дней прошли довольно спокойно — новых попыток прорыва китонцы не предпринимали. А вот от ушедшей на север части армии новости поступали хорошие — не встречая никакого сопротивления, они уже на третий день пути без боя заняла Амбато — на этот раз даже с не успевшими разбежаться жителями, а на пятый день пути после небольшого столкновения с наспех собранными ополченцами захватила Латакунгу. После чего основные силы армии двинулись к Кито. И, воспользовавшись имевшимися во вражеской армии шпионами, я постарался донести эту новость до вражеских солдат. Мол, ваши дни сочтены — армия уже движется на Кито и вот-вот захватит и его.

Не знаю, повлияло ли как-то это сообщение или китонцы уже до этого имели подобные планы, но на следующий день китонцы всеми силами — почти четырнадцатью тысячами солдат — предприняли попытку прорыва по главной дороге на Кито. На этот раз бой затянулся почти на полдня — но все попытки прорваться через град картечи и камнепады заканчивались ничем. В итоге, потеряв почти пять тысяч, армия отступила в долину, вернувшись в город.

А на следующий день, 5 августа 1529 года, произошло то, чего никто и не ожидал. К вечеру под знаком переговоров к перевалам выехало несколько человек — с собой они вели связанных Руминьяви и его генералов Укумари и Кискиса… Как оказалось, в этот день у китонцев произошел военный совет — где тысячники потребовали от Руминьяви заключения мира с южанами на любых условиях, так как “они непобедимы”. Однако ни Руминьяви, ни его генералы не согласились на это, обвинив остальных в трусости и потребовав прорваться — выбить южан с одного из перевалов и уйти в безлюдные высокогорные районы, где продолжить борьбу против них. А дальше началось — практически все присутствовавшие на совете офицеры заявили, что лучше погибнут в бою, чем умрут от голода в безлюдных горах. Руминьяви в ответ обвинил их в трусости и поклялся наказать бунтовщиков. Дальше каждый из семнадцати уцелевших в боях тысячников уверял, что именно он первым скомандовал схватить мятежника, но результат этого был один — Руминьяви и его генералы Укумари и Кискис были схвачены и связаны. После чего и отправили делегация…[74]

На следующий день началась сдача китонский армии — солдаты выходили к перевалу и складывали в кучу свое оружие. После чего мобилизованных крестьян сразу же распускали по домам — им еще предстояло успеть приготовить оросительные системы к предстоящему севу. А вот что делать со служившими Руминьяви профессиональными солдатами Северной армии — это предстояло решить мне… “Битва за Риобамбу” стала триумфом Громотрубной армии — при минимуме своих потерь ей удалось нанести тяжелейшее поражение китонской армии, полностью подорвав ее боеспособность и вынудив на сдачу. Никогда еще инкским генералам не удавалось одержать столь легкую победу…

Оставив тысячу солдат Южной армии для охраны пленных и учета трофеев, 7 июня мы выступили в дальнейший путь к Кито. Город к этому времени был уже занят Южной армией, а знать и остатки солдат укрылись в горной крепости неподалеку… Впрочем, по пути к Кито произошло и еще одно примечательное событие. На третий день пути разведчики доложили, что поймали какого-то человека — с виду какого-то мелкого чиновника, который желает увидеть лично Сапа Инку, уверяя, что у него есть какие-то очень важные сведения. Поскольку мне стало интересно, кто это такой, приказал привести — и каково ж было удивление, когда Титу Атаучи опознал в нем одного из высших офицеров Северной армии, прежде занимавшегося разведкой, а затем ставшего начальником разведки Атауальпы? Бывший разведчик пытался вымолить себе прощение — уверял, что на своем посту он целенаправленно вводил в заблуждение китонских военачальников, сообщая им неверную информацию об армии Уалтопы и делах на юге в целом. Кроме того, по службе он знает много полезной информации о заговорщиках из среды курак и даже верховной знати Куско, которые мечтают о свержении законного Великого Инки и помогали мятежникам Атауальпе и Руминьяви.

— Разберемся, — не став дослушивать речи предателя, скомандовал я, — Увести.

Глава 17

(Тауантинсуйу, уну Кито, Кито. 18–23 августа 1529 года)

В Кито мы прибыли на 27 день Месяца Поливки. Немедленно явившийся встречать нас Топа Атау, командующий Южной армии, немедленно доложил, что к этому времени в провинции уже начала налаживаться мирная жизнь — крестьяне вышли в поля, проверяя и при необходимости ремонтируя оросительные системы — ведь скоро придет время сева, ремесленники вернулись к своим делам. Не повезло лишь чиновникам и жрецам — все, кто не успел разбежаться, теперь сидели под арестом, ожидая суда за сотрудничество с мятежником Руминьяви. Впрочем, эти тишина и видимое спокойствие в городе меня ничуть не обманывали. Да, все занялись своими делами и пока вроде ничего не замышляют — но лишь потому, что не имеют возможностей что-либо сделать. Ненавидеть нас от этого не перестали. Дай только возможность — и очередное восстание неизбежно. И что с этим сделать — я пока не знал. Можно, конечно, как это неоднократно делали инки, расселить местное население, разбросав малыми группами по всей территории Тауантинсуйу с целью максимально быстрой ассимиляции. Но расселять почти стотысячный город — слишком уж радикальный шаг. Да и технически осуществить это не так-то просто… Что ж, придется придумывать какой-то компромиссный вариант…

Что мы имеем на счет причин этой войны? Как уже показал новый вариант истории, борьба сыновей Сапа Инки Уайна Капака играла здесь последнюю роль — хотя в прошлом варианте истории именно она выглядывала на поверхность, найдя отображение в памяти людей. Но то был лишь повод. Реальных же причин было три. Конфликт центральной и региональной знати. Многих курак не устраивал их нынешний статус, они мечтали вернуть себе реальную власть — и подстрекали народ на восстание против “захватчиков-инков”. Конфликт двух экономических систем. Если на юге с древних времен были заложены основы “первобытно-плановой” системы экономики, где торговля велась лишь между государствами, то на севере — территории уну Кито — зарождался традиционный рынок с деньгами и внутренней торговлей. Которую не удалось полностью изжить и при инках — во многих местах торговцы-миндала продолжали заниматься своими делами. Ну и, наконец, третье — во многом связанное со вторым — конфликт культур юга и севера.

Увы, но покончить с этим раз и навсегда невозможно. Потому придется действовать в несколько этапов. И первым делом желательно было бы решить первую проблему — со знатью. Нужно было найти способ лишить местную знать народного доверия. Внушить всем мысль, что никакие они все не борцы за свободу, как пытаются это показать, а всего лишь обычные уроды, мечтающие о том, как бы заполучить побольше власти и богатств. Чтобы все считали, что любое их слово лживо и не заслуживает доверья — в отличие от инков, которые только и думают о народном благе. Если мне это удастся сделать — это будет первым важным шагом на пути к решению “северного вопроса”. Во-вторых, конечно, было б неплохо ускорить ассимиляцию местных жителей — кого-то из них отправить осваивать новые земли, на их место поселить кого-то из лояльных племен… Но это нужно делать не сразу, а постепенно. Ну и, в-третьих, внушить местным жителям идею о превосходстве плановой экономики — ну да тут с методами действия все понятно. Вот только технических возможностей для решения пока нет.

Ну а пока предстояло решить несколько технических вопросов, связанных с налаживанием управления захваченными землями. Во-первых, тот же Уалтопа еще с начала похода начал за успешные боевые действия против армии самозванца ненавязчиво выпрашивать у меня расширения владений — то есть территории уну Тальян. На что после недолгих рассуждений я и согласился — “прирезав” окрестности Риобамбы. Во-вторых, требовалось назначить наместника провинции — а кандидатур-то тут было не так уж много. Титу Атаучи нужен был в Куско — в качестве наместника, кем он и был до начала похода, Аток и Топа Атау — как командующие армии. Оставался лишь второй дядя Уаскара — Майта Юпанки, в это время временно занимавший должность наместника Куско. О чем ему и было немедленно отправлено сообщение. Из плюсов — он не командовал войсками во время “северного похода” и потому не вызывал бы такой неприязни у местных, как тот же Аток. В-третьих, требовалось назначить чиновников более низких уровней — “десятитысячников” и “тысячников”. Десятитысячников, естественно, назначили из “пришлых” — а вот тысячников нужно было назначить из местных — для чего требовалось предварительно отобрать наиболее лояльных. Впрочем, первое время за ними присмотрят… Ну и, в-четвертых, нужно было назначить жрецов — местные, поддержав Атауальпу и Руминьяви, автоматически потеряли доверие и теперь их требовалось заменить своими — тем более, вот-вот начало месяца. Впрочем, об этом вопросе позаботились заранее — отобранные для этого жрецы пришли вместе с армией.

В общем, дел было полно и потому мы едва уложились в оставшиеся до начала Месяца Сева четыре дня. А ведь еще нужно было решить, что делать с засевшими в крепости мятежниками… Еще в первый день осмотрев вражеские укрепления, я пришел к выводу, что проектировали их явно не дураки. Пусть здесь не было ни традиционных для европейских крепостей стен (в Андах таких крепостей вообще практически не строили), ни артиллерии, ни минных полей — но захватить ее будет не так-то просто… Сама по себе крепость представляла собой место вблизи горной вершины,[76] где было выстроено несколько зданий — казармы, склады и несколько домов для армейского начальства из знати, окруженные многочисленными террасами. К ним вела одна единственная узкая — так, что в ряд могло пройти не более двух человек — извилистая тропинка. Причем, идя по ней, солдаты практически всю дорогу находились в зоне поражения сбрасываемыми с вершины камнями — и при этом не имели возможности эффективно противодействовать противнику. Более того, если даже удастся пройти всю тропинку — то потом требовалось по крутой лестнице подняться хотя бы до первых террас, где можно было б получить хоть какую-то свобод маневра.

— Сколько солдат у китонцев? — осмотрев все эти сооружения, спросил я у командовавшего Южной армией Топа Атау.

— Около пятисот человек.

— Немного, — прокомментировал это Титу Атаучи, — До только попробуй их возьми…

— Взять-то можно, — ответил Аток, — Да только каковы будут наши потери?

— Обычно такие крепости берут либо хитростью, либо предательством, — прокомментировал все это Титу Атаучи.

А я, глядя на эту крепостишку, жалел, что нет у нас пока нормального оружия… Эх, были б у меня нормальные горные пушки, да с осколочными снарядами или шрапнелью… устроил бы я им веселую жизнь… Но чего нет — того нет. Из имеющихся пушек туда стрелять невозможно — да и толку от нескольких ядер не много будет. С соседних гор стрелять тоже бесполезно — на таком расстоянии что из пушек, что из наших эрзац-винтовок попасть можно исключительно случайно. Да и спрятаться от обстрела несложно. Попробовать заслать туда диверсантов? А есть ли люди с достаточной подготовкой? Стоило узнать… Впрочем, решение этого вопроса решено было отложить на следующий месяц, так как вряд ли удалось бы покончить с остатками мятежников за пару дней.

Месяц Сева встретили по всем правилам. Жертвоприношения из храмовых запасов, обращения к богам, пиршество… Как и везде, на праздник собралось практически все взрослое население города — но было явно видно, что празднику они не очень-то рады. Что ж, вполне понятно… А на следующий день, 2 день Месяца Сева, утром начался суд над главарями мятежников. Специальный судья из Куско зачитал обвиняемым — главным из которых был Руминьяви — обвинение в измене Сапа Инке (что, помимо всего прочего, было нарушением заповеди о запрете лжи), самовольном захвате власти в уну Кито, организации мятежа с целью отделиться от Тауантинсуйу и многом другом, что удалось хоть каким-то образом привязать к их деяниям. После чего начиналось разбирательство, где судьи пытались установить степень виновности того или иного из мятежников и определить достойное их наказание. Наконец после долгих обсуждений под вечер суд вынес свое решение. Руминьяви и еще семьдесят человек (часть которых, впрочем, еще сидели в горной крепости) представителей знати казнить через повешенье. Генералов Укумари, Кискиса и еще почти две сотни представителей знати выслать из Тауанинсуйу. Их семьи сделать крестьянами и выслать в удаленные области Тауантинсуйу. Тысячников и сотников Северной армии разжаловать и вместе с семьями выслать в удаленные области страны, сделав крестьянами. Остальных солдат исключить из армии и отправить по домам.

(Тауантинсуйу, Кито. 24–28 августа 1529 года)

На следующий день состоялось награждение отличившихся в боях с китонцами. В зависимости от ситуации, награда могла сильно различаться. Кто-то получал украшения из серебра или даже золота. Кто-то — вторую жену, обычно из дочерей мятежников или жен казненных, но в отдельных случаях — особо отличившимся — и из “дев Солнца”. Кто-то получал новые должности — повышение по званию или, для простых солдат, назначение десятником. А кто-то и становился “инкой по привилегии”.

После чего на военном совете подвели итоги прошедшей войны — в том числе, по использованию нового оружия. Генералы, как оказалось, были в полном восторге. Еще бы — разгромить двадцати двухтысячную армию, потеряв убитыми и ранеными лишь семьсот человек. При вражеских потерях в тринадцать тысяч — такого прежде и не снилось! Пришлось малость вернуть генералов с небес на землю, указав на очевидные недоработки. Несмотря на то, что все солдаты Громотрубной армии учились стрелять, во время боев многие стреляли не во врага, а лишь “в сторону врага”. Часто открывали огонь слишком рано — и в результате палили в белый свет как в копеечку — или ж, наоборот, слишком поздно — в результате попадая под ответный обстрел. Фактически за месяц похода сожгли запас пороха, равный его почти годовому производству — а это означало, что если начнется затяжная война — начнутся проблемы… Оружие показало себя тоже не очень — были случаи разрыва как пушек, так и барабанов и стволов винтовок и картечных ружей, задержки выстрела. Как правило, не обошедшиеся без жертв. Кроме того, были случаи, когда при приближении противника солдаты бросали винтовки или ружья и, схватив топоры, бросались в схватку. Отрицать эти недостатки никто не стал — согласились, что действительно проблемы были и нужно не допустить их повторения в будущем.

А еще через день приступили к решению вопроса с китонской крепостью. Для начала — больше по традиции, чем в надежде чего-то достичь — отправили мятежникам посла с предложением сдаться — от чего они, естественно, отказались.

— И на что они надеются? — выслушав доставленный ответ, сказал Титу Атаучи, — Всю жизнь в крепости не просидишь…

— Может быть, рассчитывают на новое восстания? — спросил один из присутствующих “десятитысячников”.

— Какое новое восстание? — усмехнулся Титу Атаучи, — У них больше нет армии, нет запасов оружия, а ополченцы с дубинками ничего не смогут сделать армии даже если б у нас не было громовых труб. А никаких союзников у них нет. Или есть?

— На что б они не рассчитывали, мы должны поскорее покончить со всем этим, — ответил я, — А союзников у них не должно быть… Неоткуда…

Тщательно изучив вражеские укрепления, мы собрали небольшой совет, где предстояло определиться с тактикой их штурма. После недолгих обсуждений все пришли к однозначному выводу — днем туда соваться не стоит и пытаться. Задача близкая к безнадежной. Однако устраивать ночной штурм генералы тоже не горели желанием:

— Что, боги запрещают воевать ночью? — с усмешкой спросил я, от Уаскара про такое мне ничего известно не было, потому был уверен, что такого запрета нет.

— Нет, не запрещают, — не разочаровали меня генералы, — Но кто воюет в темноте? Почти никто из наших воинов не сможет воевать ночью.[77]

Твою мать! Услышав это, я сразу вспомнил про штурм Лимы армией Кисо Юпанки. История показала тогда, что против ночных атак конкистадоров инкская армия оказывалась практически беззащитны — солдаты просто не умели воевать в таких условиях. Как я мог забыть про такой важный — факт???

— Значит, придется учиться, — отрезал я, — Когда придут белокожие чужаки — они не станут спрашивать, умеем ли мы воевать ночью. Для них это нормально. Потому и мы должны научиться тому же.

В общем, после долгого обсуждения сошлись на варианте с ночным штурмом. Для этого сегодня предстояло провести небольшие ученья — хоть и нужно побыстрее покончить с остатками мятежников, но напрасные потери мне не нужны. Увы, но один день учений все равно мало что даст… За это же время Титу Атаучи отобрал и полсотни лучших разведчиков — им предстояло при помощи бронзовых штырей забраться по склону горы наверх и максимально тихо убрать часовых — после чего подать сигнал на выдвижение наверх основных сил.

В ночь с 26 на 27 августа 1529 года началась завершающая операция Гражданской войны в Тауантинсуйу. Едва стемнело, как специально отобранные разведчики отправились вперед — им предстояло максимально осторожно и тихо забраться на вершину — во вражескую крепость — и вырезать часовых. После чего уже наступало время армии — для захвата вражеской крепости было выделено 300 человек, вооруженных картечными ружьями. В ближнем бою в темноте они будут удобнее наших так называемых револьверных “винтовок”. Помимо этого, при необходимости на помощь им могло быть отправлено подкрепление такой же численности.

Как ни странно, но операция прошла без ожидаемых осложнений. Видимо, противник совершенно не ожидал от нас такого неслыханного поступка — часовые стояли, как оказалось, лишь у ведущей в крепость лестницы — в то время как наблюдения за другими сторонами практически и не велось. Да и те несли дежурство больше формально — возможность ночного штурма, похоже, вражеским командованием и не рассматривалась. Как мне потом объяснили генералы, даже часовых выставляли больше для защиты от возможного появления ночных хищников, нежели от врага. Что ж, за самонадеянность надо платить…

Когда разведчики взобрались наверх, никакого сопротивления они и не встретили и, спокойно прирезав несколько часовых, подали факелом условный сигнал. Дальше было дело техники. Осторожно поднявшись сначала по тропинке, а затем по лестнице в крепость, солдаты глушили прикладами ружей и дубинами спящих солдат. Тихо, конечно, не получилось и поднявшийся шум разбудил вражеский гарнизон, но тех, кто успевал проснуться и схватиться за оружие, встречали выстрелами из ружей.

За какой-то час все было закончено — и почти четыре сотни пленных, среди которых оказалось и немало представителей высшей китонской знати, были представлены “пред светлые очи” Сапа Инки — то есть меня. Причем, многим из них уже был заочно вынесен приговор — этих, сразу после его прочтения, потащили на виселицу…

В тот же день начали подготовку к возвращению в Куско — и утром 28 августа 1529 года армия отправилась домой. Вместе с армией шли и пленные — те бывшие солдаты Северной армии, кому посчастливилось избежать смерти во время войны. В Кито оставался лишь двухтысячный гарнизон — вооруженный, в числе прочего, пушками и ружьями — и назначенный его временным командующим Топа Атау…