Сын Солнца

1

Ульпак ехал по совершенно выжженной равнине на север. Горы Туллан вставали впереди красноватой стеной. Из-за страшной жары даже небо казалось пыльным и блеклым, приобретая тот странный охровый оттенок, которым было окрашено все вокруг.

Бэс шел легко, не кидая головой и не проявляя своей обычной строптивости. Ему была приятна тяжелая рука воина, выезжавшего и холившего жеребца в последние недели. Сам ягуар не назвал бы свой поступок «кражей», тольтеки вообще не знали этого слова. Они брали все, что им необходимо, и безропотно отдавали то, в чем нуждались другие. Но в том, что из всех лошадей акалеля Ульпак выбрал именно Бэса, состояла мрачная шутка, которую пленный тольтек когда-то обещал своему хозяину. Теперь Акхан стал для него братом, значит тем более должен был понять и посмеяться…

Ягуар с легким сердцем оставил предводителя белых собак. Сейчас он сделал для него все, что мог: открыл акалелю глаза на реальные причины похода своих соплеменников против атлан. О большем и сам Ульпак сможет узнать только в том случае, если займет положенное ему по праву рождения место повелителя Ягуаров — самого священного и древнего из тольтекских родов.

Когда Ульпак отправлялся на войну, то был уверен, что и он, и его отряд — жертвы на алтаре великого Змея. Жертвенная гибель — величайшее счастье для смертного, ибо ведет его не в страшный подземный мир теней, где души мучаются от жажды, а к верхним людям, пребывающим в радости возле богов, веселящимся с ними и участвующим в их битвах. Поэтому ягуар легко согласился на страшное для другого предложение дяди возглавить воинов и спуститься в долину. Что ему было терять, если скоро весь мир усилиями недовольного Змея полетит в тартарары?

Только перед самым походом он посетил сестру, чтоб проститься. Шкик жила недалеко от Туудума, на запретной пустой земле. Она была одержима, грезила наяву и предвидела будущее. Дядя выгнал ее из поселка, называя помешенной, хотя жрицы, одержимые священным безумием, всегда почитались народом. Шкик же родилась в царской семье, следовательно самой судьбой была предназначена для роли верховной жрицы. Тем более если боги наложили на нее столь яркую печать!

Ульпак любил сестру. Не захвати дядя власть, они должны были стать священной парой правителей: великий царь и великая жрица — единоутробные дети, продолжавшие род Ягуара. Но нити их судьбы оказались спутаны, и теперь брат шел сложить голову в долине, а сестра, как дикое животное, бродила по ущельям. Оставалось загадкой, почему звери не трогали ее?

Ульпак нашел Шкик на высоком камне, вознесенном над пропастью, где девушка любила сидеть, глядя в небо, или кормя воробьев грязным рисом.

— Зря пришел. — не оборачиваясь, крикнула блаженная. — Шкик не будет прощаться с Ульпаком. — она ловко спрыгнула с камня и обвила шею брата загорелыми руками. — Его осталось ждать совсем недолго!

— Кого? — не понял воин. Он привык, что Шкик говорит загадками и не ожидал ответа.

— Как Ульпак глуп! — девушка всплеснула руками. — Шкик всем рассказывает о нем, только ее никто не слышит.

— Ульпак давно не был. — укоризненно напомнил сестре воин. — Шкик ему ничего не рассказывала.

— Ему или не ему, какая разница? Ветру, горам, этой красной земле. Шкик всем им говорила, потому что они могут погибнуть, если великий Змей начнет ворочаться, а он не придет.

— Кто не придет, Шкик? — Ульпак всегда был с сестрой очень терпелив. Иногда ему казалось, что он один на целом свете может понять смысл оброненных ею слов.

— Человек. Сын Солнца, который убьет Змея и сможет остановить гибель земли.

— Что Шкик бормочет? — Ульпак встряхнул девушку за плечи. — Разве можно убить Змея? Он больше горы. Он опоясывает собой всю Землю.

Блаженная отмахнулась.

— Есть битвы, которые происходят не здесь, не перед нашими глазами. В том мире и сам этот человек может быть больше горы и подбрасывать нашу землю, как мяч в священной игре.

— Что это за человек и зачем он придет? — Ульпак вовсе не разделял восторгов сестры по поводу того, кто собирается перевернуть весь мир с ног на голову.

— Ульпак узнает его сразу. Ульпак его почувствует, ибо кровь великого Ягуара подскажет ему присутствие Сына Солнца. Он все сделает не так, для него нет запретного, и Ульпак пойдет за ним, как ребенок идет за старшим, чтоб помогать ему и охранять его. Если Ульпаку удастся соприкоснуться с его солнечной кровью, Ульпак и сам сможешь многое изменить… Ульпак станет царем.

Тогда ягуар не поверил словам сестры, но теперь, после встречи с предводителем белых атлан, чувствовал, что она права. Акхан не сдвигал гор и не убивал Змея, но он потряс тольтека тем, что отказался от ненависти. Как простой смертный может перешагнуть через радость мести? Разве непогашенная жажда причинить врагу боль за боль не сожжет человека изнутри? И тогда Ульпак понял, что душа Сына Солнца не похожа на души других людей, она — сгусток солнечных лучей, а свет не может испытывать злобы.

Сейчас ягуар ехал вперед, его лицо казалось замкнутым и суровым. На самом деле он был гораздо старше, чем предполагал Акхан, меряя 20-летнего тольтека на мерки цивилизованных атлан. Он в 12 лет взял в руки оружие и познал в первом разоренном поселке свою первую женщину. Он уже не помнил жизнь иной, чем постоянные походы и набеги, куда отправлял его царственный дядя в надежде на скорую смерть нежеланного родственника.

Дождь, грязь, жара, голод, кровь своя и чужая — быстро старят человека. Поэтому Ульпак странным образом сочетал в себе почти детскую наивность во всем, что касалось белых атлан, и удивительную зрелость суждений о знакомом ему мире вечно враждующих тольтекских родов. Да, он оставил Акхана, ставшего его братом, и направлялся теперь домой, чтоб добиться верховной власти. Только обладая ею ягуар мог оказать акалелю помощь. Какую? Ульпак еще не знал, как не знал и каким образом сможет получить царский титул. Он просто чувствовал, что близится его час. После того как ночная кровь Ягуара смешалась с солнечной кровью побратима и словно светилась, Ульпак ощущал необычный прилив сил. Ему казалось, что сейчас он может все — даже стать самим собой — царем и священным главой рода Ягуаров.

2

Солнце садилось за красноватые отроги гор, когда тольтек въехал в небольшой поселок Минатлан, который его воины взяли всего несколько месяцев назад. Впрочем, слово «взяли» не вполне точно отражало произошедшее. Уютный Минатлан, расположенный у излучены реки Кокенкоатль, и буйно поросший белой акацией, не был поселком в обычном смысле слова. Он был… городом мертвых, где хоронили привезенных из-за большой воды белых людей, словно им не хватало земли у себя дома.

Такие маленькие поселки, собравшие груды сокровищ, были разбросаны по всей долине. Воины Ульпака разорили Минатлан, вынеся из гробниц множество чудесных вещей, о назначении которых не имели даже смутного представления. Великолепные деревянные, костяные и золотые блюда на тонких перекрещенных ножках, которые атлан подставляли себе под зад всякий раз, когда хотели сесть, как будто нельзя сидеть на циновках! Огромные продолговатые котлы, способные уместить целого быка, а глупые белые собаки предпочитали залезать в них сами и скрести себя щетками до изнеможения, вместо того, чтоб купаться в реках!

Тончайшие ткани с цветными рисунками, вазы, флейты, нефритовые ожерелья и браслеты… все это когда-то составляло неприкосновенную собственность покойников, а теперь украшало его отяжелевший от добычи отряд.

Как ни странно поселок вовсе не произвел на ягуара гнетущего впечатления. Напротив, здесь было очень уютно. По мнению тольтека, белые люди отличались редким легкомыслием и не умели сохранять подобающую смерти торжественную мрачность.

«Мин-атлан» можно было перевести как «царский род» или как «царство, окруженное водой» — и то, и другое казалось правильным. Помимо реки, город с трех сторон охватывали неглубокие каналы, по берегам которых полыхали алые крокусы, специально привезенные сюда из низких, болотистых местностей Ольмакко. Каналы не только снабжали город влагой, но и проводили границу между живыми и мертвыми — ведь духи, как известно, не могут пересечь текущий поток. На их дне были проложены плоские длинные ступени, чтоб ленивые желтые воды Кокенкоатля могли медленно стекать по глиняным желобам, образуя вечный круговорот.

Здесь, в терракотовых гробницах с круглыми крышами, похожими на шкатулки, вечным сном спали многочисленные отпрыски царских родов Атлан — тетки и племянницы, внуки и правнуки — те, кто по праву крови мог рассчитывать на все привилегии, кроме главной — трона. Коронованных особ здесь, конечно, не хоронили. Для них был предназначен особый город с целыми дворцами, садами и площадями, где устраивались красочные шествия в честь августейших покойников, танцы с цветами, игры в мяч…

Ульпак спешился возле одной из небольших усыпальниц в зарослях тонких фиолетово-белых ирисов. Проклятые атлан умели красиво обставлять свои жилища, корабли и гробы! Ягуар с новой силой почувствовал нахлынувшую на него неприязнь к белым собакам: их покойники «жили» лучше, чем люди его собственного народа. Тольтек отшвырнул ногой небольшой цветочный горшок, валявшийся у порога, и решительно вошел за невысокую ограду из обожженной глины. Она была расписана хороводом танцующих на волнах дельфинов.

Ульпак не обладал суеверием в отношении разоренных могил. Ему небольшая гробница казалась всего лишь домом, под крышей которого путнику в этих неспокойных местах безопаснее будет скрыться на ночь. Бэс тоже не имел ничего против вечернего убежища и спокойно следовал за новым хозяином, тычась мордой ему в плечо. Сквозь потрескавшиеся керамические плитки двора пробивалась трава. Конь занялся ею, не обращая внимание на пестрых длиннохвостых попугаев, перелетавших с забора на ветки акации и обратно.

Ягуар немного постоял, оглядываясь вокруг, и, не заметив ничего опасного, вошел под низкие своды склепа. Здесь было уютно. Атлан строили свои гробницы, в точности повторяя обычные жилища, с их утварью и обстановкой, только вещи покрывались толстым слоем погребальной синей краски. К удивлению тольтека, дом почти не пострадал от набега его воинов, только стулья кое-где были перевернуты, а драгоценные ткани сорваны со стен.

В северном углу на небольшом возвышении, посыпанном охрой, стоял тяжелый саркофаг. Царственное красное дерево, из которого он был вытесан, покрывало родные для Ульпака отроги Тулумских гор. Усталый ягуар усмехнулся, встретив в окружении враждебных непонятных предметов что-то знакомое. Он направился к саркофагу и, обнаружив, что тот пуст, без колебаний выбрал его для ночлега. С точки зрения дикого обитателя Тулумской возвышенности в таком поступке не было ничего кощунственного. Напротив, он оказывал честь духу-обитателю дома, прибегнув к его гостеприимству и предпочитая хозяйское ложе.

Как только голова Ульпака коснулась тростниковой циновки, которая покоилась на дне гроба, тольтек заснул ровным глубоким сном без сновидений. Лишь под утро его разбудило всхрапыванье Бэса, но, поняв, что ничего страшного не случилось, ягуар перевернулся на другой бок. В полудреме, скользя по грани между сном и явью, он вдруг увидел, что в дверях дома стоит какая-то тощая фигура.

Ульпак хотел вскочить, но тело его не повиновалось. Между тем фигура сделала несколько шагов вперед, и изумленный тольтек понял, что перед ним иссохшая грязная мумия, обмотанная лохмотьями погребальных пелен.

— Лежи, Ульпак, сын Капака. — прозвучал резкий скрипучий голос. — Лежи, ибо я рад, что ты предпочел мой дом всем остальным.

Тольтек снова хотел встать, но неведомая сила приковывала его к погребальному ложу.

— Я Сетофран, учитель всех царских детей при благородном и великом государе Мин-Экхене. Вряд ли ты слышал мое имя, его забыли в Атлан более 300 лет назад, а здесь, на землях диких племен не знали никогда… Твои воины ворвались в мой дом, ограбили его, а теперь ты спишь в моей постели, и я могу явиться тебе только во сне.

— Так значит это сон. — с облегчением прошептал ягуар.

— Наяву мертвые не ходят. — мумия усмехнулась, ее вид был скорее грустным, чем воинственным. — Я не могу нанести тебе вред, — продолжал Сетофрен, ибо чувствую в твоих жилах священную солнечную кровь царей атлан. Ее немного, но на есть! Я вижу, как ее сияющие искры пробегают по всему твоему телу, превращая недостойную тварь в человека.

Ульпак попытался ответить, но мумия жестом приказала ему молчать.

— Ты хочешь знать свое будущее? Тебе надо многое узнать… Я учил детей и вижу, что ты был бы не самым способным, зато самым упрямым из них. Если ты дашь мне слово, слово Ульпака, сына Капака, что завтра утром достанешь мое тело из ручья, куда его выбросили твои воины, чтоб я мог снова обрести покой в своем доме, я покажу тебе твое будущее.

— Слово Ульпака. — сдавленно прошептал ягуар.

Мумия удовлетворенно кивнула и отступила, как бы пропуская в комнату видение из другого мира. У тольтека возникло странное чувство: он словно раздвоился, одновременно продолжая лежать в деревянном гробу, и в то же время видя и ощущая себя в другом месте.

— Я подарю тебе три картины. — сказал Сетофрен. — Прочти их, как сможешь и помни: ты дал слово.

Ульпак увидел себя идущим по заброшенному городу в Тулумских горах. Его народ никогда не приближался к таким городам, они были древнее самой Атлан, даже белые собаки не знали сюда дороги. Кто их строил? Кто жил там и куда ушел? Этого не знал никто, кроме, может быть, духов Туудума, но их не принято спрашивать. Ибо ответ, который они могли дать, был бы невыносим для людей.

Этот город назывался Местом Змей, и теперь Ульпак понял, почему. Твари кишели у него под ногами. На каждом шагу он боялся наступить на сплетающийся, шипящий клубок. Перед ним был квадратный храм без крыши, построенный на вершине ступенчатой пирамиды. Тольтек видел свои босые ноги, осторожно ступающие среди скользких жирных тел. Зеленоватые каменные ступени были плотно обвиты корнями кустарников. Сквозь глубокие расщелины в плитах пробивались лианы.

Никто не препятствовал ягуару, но с каждым шагом он ощущал как воздух вокруг сгущается и точно выталкивает его. Дышать становилось все труднее. Ульпак чувствовал себя так, словно он нырнул, задержав дыхание, и никак не может вынырнуть. Наконец на подгибающихся ногах воин добрался до вершины пирамиды и через дверной проем увидел пустую внутренность храма. На квадратном базальтовом жертвеннике тускло поблескивал череп из хрусталя. Он казался совсем новым, точно печать времени, превратившая змеиный город в руины, не коснулась только его одного. От черепа исходила такая угроза, что руки тольтека невольно отдернулись.

Ульпак осторожно дотронулся пальцами до гладкой поверхности шара и тут же исчез из храма, из города, из видения…

Теперь он стоял на самом краю глубокой пропасти с совершенно круглыми краями. Ягуар хорошо знал эти места — старый жертвенный сенот в окрестностях Тулума, куда веками сбрасывались приношения богам. Когда прежние хозяева земли — те, что построили Место Змей, создали Туудум, прорыли в толще горы глубокие скважины — уходили отсюда в небо, земля дрожала и даже камень расступался перед ними. Именно тогда возникла Большая Дыра с идеально круглыми краями. Она была такой глубокой, что даже днем в ее недрах царил непроглядный мрак. Вода, плескавшаяся внизу, отражала кусочек ослепительно голубого неба. Оно казалось единственным осколком света в кромешной тьме и страхе сенота — единственной надеждой и ободрением для жертвы на верху.

Сейчас на краю пропасти был Ульпак. Он чувствовал, что его руки связаны, а голова кружится не от высоты. Просто перед церемонией он выпил священный напиток из листьев белены и теперь слушал только удары, отсчитывавших каждый его шаг. Ягуар был послушен этому ритму, как дитя матери. В ушах звенело, и, чтоб избавиться от этого звона, Ульпак готов был перешагнуть через край.

На голове у него был тяжелый золотой шлем, на предплечьях и запястьях рук — наборные золотые браслеты, шею сковывало спиралевидное ожерелье, от плеч до самого живота тело ягуара покрывал массивный золотой нагрудник. Эта груда металла должна была утянуть Ульпака на дно, даже если он не разобьется о воду, падая с такой высоты.

Звук барабанов в ушах стал совершенно нестерпим и, повинуясь его смертельному ритму, тольтек шагнул вниз…

Он видел, как гладкие стены сенота стремительно понеслись вверх, а потом страшный удар сломал его тело. Последнее, что успел заметить Ульпак, были громадные белые пузыри, уходившие вверх по мере того, как он погружался на глубину…

Чернота разомкнулась перед ним, и ягуар осознал, что идет по громадному залу. Вокруг него стояла ледяная мгла, пронизанная осколками звезд. Не было ни страха, ни боли, он сознавал себя сильным и могущественным. Но там впереди на каменном троне сидел тот, кто был сильнее и могущественнее его во сто крат — огромный Белый Ягуар. «Я умер, — думал Ульпак, — и теперь предстал перед божественным предком». Но странное дело — Ягуар был одновременно и его солнечным братом. Правая рука Ульпака, перехваченная красной шерстяной повязкой — символом царской власти — покоилась на плече Шкик, которую он и вел к трону, а Акхан, ласково улыбаясь, протягивал им маленького белого младенца с головой Ягуара. Больше тольтек ничего не видел.

Он открыл глаза и с силой потер их. В комнате никого не было. Странные сны растаяли, оставив тревожный осадок. Солнце било сквозь открытую дверь. Стоял полдень. Бэс давно и недовольно всхрапывал, не понимая, почему хозяин не позаботился его накормить.

— Сам виноват. — бросил ягуар, выходя во двор. — Ульпак тебя стреножил или привязал? Искал бы себе траву, ел листья.

Конь фыркнул и направился к ручью, чтоб напиться. Воин последовал за ним. Спустившись к воде сквозь заросли осоки, он осторожно обследовал берег и вскоре наткнулся на остов человека, обмотанный истлевшими обрывками дорогих тканей.

— Слово ягуара. Ульпак сказал. — бормотал он, извлекая мумию Сетофрена из воды. С головой пришлось повозиться, она застряла под корягой на дне. Из ее пустой глазницы выскользнула целая стайка пестрых рыбок.

Собрав все, что удалось найти, тольтек аккуратно собрал останки хозяина гробницы в свой плащ и отнес домой. Здесь он с почетом возложил скелет и голову атлана в деревянный гроб и, пожелав достойному Сетофрену спокойного отдыха от земной суеты, покинул гостеприимный Минатлан.

Посланные Ульпаку видения были отрывочны и неясны. Воин не мог истолковать ни одного из них, поэтому не стал даже задумываться над загадками атланского мудреца. В подобных вопросах он привык полагаться на малышку Шкик — вот кто видит сквозь время! С самого же Ульпака вполне достаточно уверенности, что в конце концов царские повязки лягут на его лоб и предплечье, хотя, конечно, ни путешествие в Дом Змей, ни прыжок в сенот не могли его обрадовать.

3

Дорога из Минатлана вела вдоль реки, которая сначала спокойно струилась по слегка всхолмленной местности, а потом врезалась в горные отроги. Низкие, колючие кусты терновника покрывали все мало-мальски затененные впадины, где можно было найти укрытие от солнца и высосать хоть каплю влаги из черствой земли.

Спешившись на крутом подъеме, Ульпак повел Бэса в гору. После восхождения он уселся среди клочьев желтой сухой травы, решив дать отдых себе и лошади. Вот уже вторые сутки путник ничего не ел, но это не беспокоило тольтека. Люди его народа были равнодушны к голоду и жажде, мальчиков с детства учили переносить любые лишения, и обряд посвящения в мужчины включал множество таких испытаний, по сравнению с которыми отсутствие еды казалось лишь легким неудобством.

Местность, над которой сидел сейчас Ульпак, на языке ягуаров называлась Низкие Холмы. Она тянулась вдоль реки и плавно переходила в высокие предгорья Тулума, где воин собирался найти Шкик.

Бедная блаженная девочка жила, как дикая птичка, тем, что по великой щедрости посылали ей духи-прародители. Одержимая царевна говорила брату, что люди народа Ягуаров, не смотря на запрет дяди, тайком разыскивали ее в горах, прося кто предсказаний, кто лечения от недугов и принося нехитрые подарки: сушеное мясо, кукурузу, яйца…

Еще пол дня, и он на месте. Жаль, Ульпак хотел бы вернуться из долины не с пустыми руками. Ему мечталось надеть на худенькую грязную шею Шкик золотые ожерелья белых собак, захваченные в их призрачных городах-могилах, украсить ее чело подвесками из голубого и белого нефрита, а руки от запястий до самых плеч бесчисленными легкими браслетами. Ему хотелось внести ее на руках в высокий Дом Старцев, где совет из 30 наиболее почтенных сановников признает права и власть верховной жрицы. Хотелось усадить на пестрые богатые циновки и презрительным щелчком пальцев, как и подобает властителю, пригласить стайку младших жриц убирать перьями священного Кецаля свою новую госпожу…

Но Ульпак ехал один. Без подарков, без войска и без добычи. Сейчас он больше нуждался в совете и помощи сестры, чем она в нем. Ягуар не заботился о том, как найдет девушку. Между ними существовала необъяснимая связь, которая позволяла брату всегда отыскивать Шкик без особых хлопот. Он правил конем, полагаясь на собственное желание свернуть в ту или другую сторону.

Так было и на этот раз. Девушка сидела прямо на земле и кормила воробьев которые пищали и копошились у ее ног. Услышав стук приближающихся копыт, она вскочила и приложила руку козырьком ко лбу. Ульпак выехал из-за гряды серых камней, направив Бэса прямо к ней.

— Ой! — блаженная отскочила. — Какое чудовище!

— Это лошадь, глупая невежа. — тольтек соскочил на землю и сгреб сестру в охапку.

— Боги дали человеку две ноги, чтоб он сам ходил по дороге! — Шкик опасливо косилась на всхрапывающего жеребца.

— А лошади — четыре, чтоб она могла носить людей вдвое быстрее. — ягуар прижался лбом к пахнущему солнцем лбу сестры.

— Какая Шкик грязная! — воин взъерошил пальцами и без того лохматые волосы девушки. — Даже бедный Ульпак не так воняет!

— Если б бедный Ульпак пожил здесь среди змей и голубиного помета, он вонял бы еще больше. — обиделась царевна. Теперь она смотрела на него, чуть запрокинув голову назад, и в ее черных раскосых глазах появилось странное выражение, по обветренным губам поплыла мечтательная улыбка, точно Шкик, оставаясь в мощных объятьях брата, ушла куда-то далеко-далеко.

— Ульпак видел его. — тихо сказала она. — И был рядом с ним. — ее руки дрогнули. — Жаль, что старый Ульпак уже не вернется, Шкик его очень любила, — девушка опустила голову, — но Шкик обещает любить нового еще сильнее.

— Новый, старый… — рассмеялся ягуар. — Не понимаю. — он помедлил. — Да, Ульпак видел его и даже…

— И даже получил капли его священной крови. — серьезно закончила блаженная. — Вы стали братьями. — она кивнула каким-то свои мыслям. — Сын Солнца вошел в род Ягуара и это хорошо. Это позволит Шкик любить его также, как Шкик любит Ульпака.

— Хватит болтать. — рассердился тольтек. — Ульпак голоден. — он подхватил сестру и, несмотря на ее сопротивление, усадил впереди себя на лошадь.

Ягуар пустил Бэса почти шагом и вскоре за новой грядой камней открылась небольшая пещерка, вход в которую густо зарос колючими кустами.

— Как тут можно жить? — Ульпак не требовал от сестры ответа, просто не понимал и злился. — Тут нельзя пролезть.

Острые колючки во многих местах оцарапали его загорелую кожу, на ней выступили темные капельки крови.

— Ульпак слишком большой и неуклюжий. — хрупкая девушка легко проскользнула внутрь.

Тесное обиталище Шкик не имело даже крыши. Дожди в этих местах были редкостью, поэтому полоумная царевна ничуть не страдала от того, что небо над ее головой затенялось лишь кривыми ветками терновника.

В углу лежала куча сухой свалявшейся травы, покрытая шкурой ламы — такой грязной, что невозможно было сказать, какого цвета было животное — белого или серого. Крошки еды были специально разбросаны на земле для птиц, и сизые скальные голуби по хозяйски расхаживали всюду, ни на секунду не переставая гулить. Ульпак знал, как трепетно его сестра относится к тварям небесным, но все же не мог не поморщиться.

— Как тут можно жить? — повторил он.

Девушка пожала плечами.

— Царственный братец предлагает бедной Шкик что-то получше? Может, получив солнечную кровь, Ульпак узнал, наконец, как стать владыкой?

— Не сейчас. — ягуар уселся в углу и пододвинул к себе горшок сухих кукурузных зерен. — Ульпак проголодался. Вода есть?

— Есть улитки. — отозвалась сестра. — Их здесь много. Шкик разведет огонь и пожарит на углях.

Воин не стал спорить, нежное теплое мясо вдохновляло его больше, чем жесткая, как камень, прошлогодняя кукуруза, от которой в желудке чувствовались тяжесть и резь.

Когда он наелся и вытянулся на земле, блаженно закинув руки за голову, Шкик подобралась совсем близко и, склонив голову на бок, заглянула ему в лицо.

— Ульпак что-то хочет рассказать?

Ягуар кивнул.

— Но ему лень говорить?

Тольтек лишь замурлыкал от удовольствия. Шкик всегда понимала его.

Грязные худые ладони царевны легли брату на лоб.

— Закрой глаза, — попросила она, — и вспоминай все, что было.

Ульпак поморщился, далеко не обо всем, что с ним происходило в последние месяцы, он хотел поведать сестре. Но его сознание уже гасло, словно купаясь в мягких волнах нежности, исходивших от Шкик. «Малышка все сделает правильно», — это была последняя мысль, которая пришла ягуару в голову, прежде чем он погрузился в блаженную полудрему.

Шкик была очень осторожна, она старалась не вглядываться в те обрывки картин, которые, всплывая в сонной памяти брата, причиняли ему боль. Но через час, сидя в углу напротив глубоко спавшего Ульпака, одержимая царевна знала о нем достаточно, чтоб то грустно покачивать головой и вздыхать, то улыбаться. Она и раньше понимала, насколько другим человеком становится ее брат, когда покидает свою бедную Шкик в этих горах и возвращается в мир, где люди так поразительно жестоки друг с другом. Сейчас по ее губам бродила горделивая, не свойственная замарашке улыбка. На земляном полу лежал величайший из вождей рода Ягуаров — кровный брат Сына Солнца, тот, кому суждено объединить под своей властью все тольтекские роды и принять из рук божественного побратима новые, более светлые законы, по которым люди станут жить века и тысячелетия…

Девушка шевельнулась, и от легкого шороха ее босых ног Ульпак мгновенно проснулся. Он не мог расслабиться даже здесь, где ему, казалось, ничто не угрожало.

— Шкик видела? — спросил ягуар, испытующе глядя на сестру, но сам первый не выдержал и опустил глаза.

Царевна кивнула.

— Все?

Снова кивок.

Ягуар замолчал, не зная, как восприняла сестра те страшные картины битв, грабежей и насилий, которые теснились в его голове.

— А его? Видела его?

— Трудно было смотреть глазами Ульпака. — тихо сказала она. — Шкик женщина, а Ульпак мужчина. — сестра помедлила. — Сначала Шкик чуть не задохнулась от ненависти. До сих пот болит голова. — царевна прижала пальцы к вискам. Ненависть мешала Ульпаку видеть Сына Солнца таким, каким его создали бессмертные боги. А потом Ульпак не верил… Ни одному слову. Хотя Сын Солнца и пощадил его. Ульпаку все время казалось, что его обманывают и держат для какой-то цели. Из-за этого Шкик не могла избавиться от чувства угрозы.

— Но потом-то Шкик должна была понять, что Ульпак смотрит на него иначе! — разозлился воин. — Довольно уже и того, что белый атлан получил посвящение рода Ягуаров.

— Ульпак глуп. — сухо отрезала девушка. — Что ему наша кровь? Сколько Сын Солнца будет Ягуаром? Минуту в вечности. Новый шаг к великому и тайному, о чем людям даже не стоит задумываться. — она замерла, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. — А вот Ульпак действительно получил много. Так много, что жизнь — наименьший дар из тех, которые сделал Сын Солнца. Ульпак станет царем. — сестра выдержала торжественную паузу. — И Шкик теперь знает, как ему помочь.

— Как? — ягуар напрягся.

— Хрустальный череп. — тихо сказала блаженная. Все думают, что он навсегда утрачен. Даже легенды о нем забыли так давно, что ни Тулума, ни Ар Мор, ни Атлан еще не было на земле. Но в Туудуме помнят… Поэтому знает и Шкик. Сюда иногда долетают обрывки мыслей и снов тех, кого называют «духами Туудума». Шкик не может выразить, кто они. Но от них исходят образы…

Она снова закрыла глаза и откинулась к стене. Ульпак присел рядом и подложил под спину сестре свернутую шкуру ламы. Девушка благодарно кивнула.

— Образы очень смутные и порождены они не людьми, но среди них я видела хрустальный череп. В нем заключена сила. Поэтому древние и поместили такой предмет на «своей земле». Шкик раньше не знала, где. Теперь знает — это Дом Змей. Ульпак должен его оттуда взять.

Ягуар свистнул.

— Ульпак, конечно, видел, как идет, наступая на гадов, но сон есть сон. — он махнул рукой в воздухе. — Наяву пусть Шкик режет брата, но Ульпак туда не пойдет.

— Пойдет. — спокойно возразила девушка. — Пойдет, если поймет, что при помощи этой штуки Шкик сможет помочь ему повязать голову царской повязкой.

— Да, но Шкик даже не знает, что там за сила! — возразил тольтек. — Раз о ней помнят в Туудуме. — Ведь Шкик не знает, как ее вызвать и как ею управлять!

Сестра кивнула.

— Не знает, но узнает, как только череп окажется здесь, и можно будет заглянуть в его глубину. — Ульпак забывает, кто такая Шкик. — она вскинула голову. — И кто он сам.

Ее брат сидел, скрестив ноги и горестно опустив голову.

— Ульпак не может. — тихо простонал он, — Ульпак не знает, что с ним. Ему то хочется разорвать дядю на куски и скормить собакам, то становится страшно.

— Ульпака слишком долго держали на привязи, — сказала девушка, — как обезьяну в саду. Если б его, как Шкик, выгнали в горы умирать…

— Не правда! — взорвался ягуар. — Ульпак уже десять лет не откладывает походного копья. Ульпака никто не может держать, как обезьяну! Ульпак… — он задохнулся от негодования.

Девушка скользнула к нему и обвила его шею руками.

— Не надо. — тихо сказала она брату в самое ухо. — Шкик знает, что Ульпак доблестный воин. Завтра он пойдет туда, куда указали боги. А сейчас пусть не думает об этом.

«Шкик права», — усмехнулся ягуар и крепко прижал хрупкое тело сестры к себе.

4

Утро в горах, легкое, как облачко на вершине, растаяло серым туманом, оставив на камнях жалкого обиталища Шкик крупные капли росы. Ульпак проснулся от холода. Его зубы выбивали крупную дробь. Царевна спала, свернувшись в клубок и спрятав ноги под шкуру. Ягуар накрыл ее плечи тяжелой рукой, и она съежилась под его защитой, как маленький птенец кецаля с мокрым от росы оперением.

Тольтек встал, осторожно сняв с себя крошечные ладони сестры. Девушка не проснулась, просто неуютно заворочалась, зарываясь в солому. Перешагнув через ее скрюченное тело, Ульпак направился к выходу. Он знал, куда ехать.

Недовольный холодной погодой Бэс стоял на улице, обрывая пыльные листья с деревьев. Хотя ягуар не привязывал его, конь не убегал. Его удерживал не страх, а то чувство власти, исходившее от нового хозяина. Жеребец раз и навсегда признал его.

Ульпак легко вскочил на спину Бэса и, ударив босыми пятками в бока, пустил его вдоль гряды невысоких серых камней, уходивших на северо-запад. Через два — три дня он рассчитывал оказаться в окрестностях Дома Змей, который находился в одной из теснин между Тулумскими горами.

Примерно за сутки пути до проклятого места начиналась запретная земля, на которую не вступали люди его народа. Ягуар миновал невидимую границу следующим утром. Он не заметил никаких знаков, отмечавших черту, но суеверный холодок возник у него в груди, когда местность начала понижаться. На смену сухих высокогорий пришли клочки зеленого леса, которые в конце концов слились в сплошной ковер, покрывавший склоны.

Среди моря цветущих и благоухающих деревьев не было ни дорог, ни даже едва приметных тропинок. В окрестностях никто не жил. Чем гуще становился лес, тем труднее было ехать верхом. Но ягуар не бросил бы здесь лошадь, если б Бэс сам не остановился как вкопанный. Его не удалось сдвинуть с места.

— Тупая скотина! — рассердился Ульпак. — Тут опасно!

Но конь не внял предостережениям, он отказывался шевелить ногами и мотал головой. Тольтек с досадой хлопнул Бэса по крупу, так что лошадь аж присела на задние ноги.

— Гуляй! — рявкнул он, — Но если Бэса сожрут оцелоты, Ульпак не будет сожалеть даже о его шкуре!

С этими словами он бросил поводья и, повернувшись к жеребцу спиной, зашагал вглубь леса.

Время от времени ему приходилось раздвигать толстые лианы и даже прорубать себе дорогу сквозь тесно переплетающиеся ветки. Через пару часов его глазам представилась низкая зеленая долина, влажная почва которой питалась речкой с болотистыми берегами. На языке племени цельталь, обитавшем возле ее устья более чем в неделе пути от древнего города, она называлась Гхо-Гхан — Змеиная вода. Ее мутные воды буквально кишели мелкими черными гадами и за много полетов стрелы отсюда выносили целые клубки змей. Жители никогда не касались их, не отгоняли от берега палками, не входили в орошавшую их делянки реку.

Ульпак глотнул сырой теплый воздух. Влага затрудняла дыхание, воин чувствовал быстро накапливавшуюся в мышцах усталость. Ему стало казаться, что, возможно, он и не доберется до города — просто задохнется дорогой, рухнет на разъезженную землю и не сможет встать.

Наконец, плотно переплетенные ветки кустов раздвинулись перед ним, и глазам ягуара открылись развалины города. Серые серовато-желтые руины на фоне покрытых зеленью горных отрогов. Пестрые попугаи сидели на шатких каменных стенах, их навязчивое щелканье тонула в общем шелесте листвы и шлепанье крупных капель, падавших с вспотевших веток.

Что-то тяжелое и холодное легло на ногу Ульпака и медленно заскользило по ней. Ягуар опустил глаза и увидел черную толстую гадюку, лениво переползавшую через его ногу, так как, если бы это была коряга или палка, валявшаяся у нее на пути. Ульпак сделал еще несколько шагов, он был равнодушен к неприятным прогулкам по лесу, хотя сухие жаркие плоскогорья и казались ему привычнее.

Змеи кишели у Ульпака под ногами, но почему-то не трогали его. Напротив, они расползались в разные стороны от одного звука шагов. Что их пугало? Ягуар не мог понять, потому что раньше, когда он натыкался на змей, те вовсе не демонстрировали почтительного стремления уступить ему дорогу.

Острый шип царапнул тольтека по предплечью, глубоко распоров кожу, из раны закапала кровь. Воин остановился, чтоб сорвать какой-нибудь лист и закрыть порез — в этих влажных местах даже небольшая ранка могла легко загноиться. Он раздраженно стряхнул кровь на землю, несколько капель с мягким шлепаньем ударились о белые камни дорожки, и змеи, скользившие вокруг, резко прянули в стороны. Через секунду земля на расстоянии двух локтей была свободна от гадов. Они расползлись на приличное расстояние и оттуда гневно шипели. Ульпак с удивлением смотрел на крошечные красные лужицы. Змеи боятся его крови? Шкик права, Сын Солнца сделал ему поистине бесценный подарок!

Дальше он знал, что делать. Ульпак убрал листок с ранки и, стрязивая кровь, быстро пошел вперед. Змеи, как от кипятка, расползались в разные стороны, пропуская человека к развалинам белой усеченной пирамиды. Она показалась ему не особенно большой, почти игрушечной в сравнении с теми громадинами, которые воин видел в Шибальбе.

Лестница из мягкого горного туфа осыпалась и пошла трещинами, на боковых парапетах красовались головы змей с оскаленными пастями — такое однообразие уже начинало надоедать Ульпаку. Страха он не испытывал, но воздух вокруг, как и в его сне, становился все плотнее. Каждый шаг давался ягуару с трудом. Ульпак чувствовал, что слабеет, он был уже на середине лестницы, когда его голова начала сильно кружиться, не столько от высоты, сколько от потери крови. Ягуар сделал над собой усилие и двинулся дальше.

Вскоре он преодолел последние ступеньки и застыл на пороге маленького квадратного храма, совершенно лишенного украшений. В этой простенькой постройке не было ничего настораживающего, кроме выталкивавшего воздуха. Ягуар наклонил голову и резко шагнул вперед. Его обдала мгновенная боль, словно он протиснулся сквозь стену, живьем обдирая с себя кожу.

Внутри храма было светло и пыльно. Квадратные большие двери находились в каждой из четырех стен, пропуская внутрь много солнца. Глаза Ульпака сразу упали на жертвенник и уперлись в хрустальный предмет. Воина поразило то, что череп вовсе не был покрыт пылью. Полированная поверхность шара точно отталкивала ее, отталкивала любое воздействие.

Тольтек протянул руку и дотронулся ладонью до холодной глади хрусталя. В тот же миг ему показалось, что его пальцы словно погружаются в черный мрак, исходивший из глубины черепа. Ягуар почувствовал, как душу охватывает ледяной ужас… Под его ладонями разверзалась бездна, глубины которой не знал ни один смертный. Там, в кромешной, неземной тьме вспыхивали и гасли искры, точно звезды на ночном небе.

Боль, обжегшая в первый момент пальцы Ульпака, прошла. Ягуар стоял в полном оцепенении, погрузив руку в бездну, пылающую ледяным огнем. Тольтеку показалось, что странный предмет затягивает его внутрь. Он, как зачарованный, не отрываясь смотрел на шар, и его взору открывались страшные в своей удаленности от человека картины. Как он мог думать о своей силе? О даре Шкик? Что были его род или весь народ тольтеков перед этой мощью, бесконечностью, холодом? Как вообще люди осмеливались вести свою лишенную смысла жизнь, когда там, высоко-высоко двигались те, кому вечным законом дано право быть хозяевами всего?

Они были страшны и отвратительны, одновременно вызывая ужас и выворачивавшую душу гадливость. Само их существование казалось невозможным для человеческого ума. Ульпак отшатнулся от черепа, сжав голову руками. Знание, которое с этой минуты поселилось в нем, тяготило молодого воина нестерпимой внутренней болью. Одна из этих тварей — худшая и невыносимейшая — оторвалась от своих собратьев и Бог весть как оказалась здесь на земле. Она пребывала погребенной где-то далеко во льдах. Так далеко, что Ульпак даже не знал, где это. Но там зверь был накрепко замурован и покоился в странном полусне, лишь изредка ворочая уродливым подобием плавников. Его разум дремал и одновременно жил, видел, знал и мог в любую минуту восстать. Эта минута стала бы худшей в жизни людей. Всех — и белых атланских собак, и свободных от их унизительной власти тольтеков, и тех свирепых воинов, которые обитали далеко на севере за туманными горами.

Плен чудовища на глухой, забытой Богом земле, вдали от великих битв, беспокоил остальных тварей. Они плотно сплетались в тугой клубок и враждебно копошились вокруг хрупкого, как яичная скорлупа, мира, желая раздавить его липкими щупальцами звездной тьмы и освободить того, кто внутри. Камень был связующим звеном между ними, непостижимым образом соединяя небесных гадин с той, что покоилась во льдах. И здесь — в Доме Змей, в горах Тулума, на цветущих мертвых землях Ар Мор — везде ходили и ползали их слуги, маленькие и большие, разумные и бессмысленные, извлекавшие из недр земли нечто важное, без чего приход остальных тварей на помощь своему страшному собрату был невозможен.

Угроза казалась настолько острой, что Ульпак ощутил ее почти физически, его спина стала мокрой от холодного пота, и липкий ручеек потек между лопатками. Неприятное чувство вернуло тольтека к реальности. Сколько он простоял над черепом? Наверное, очень долго, потому что за грубыми квадратными провалами дверей уже сгущались сумерки.

Слабый ветерок пошевеливал волосы на голове Ульпака, но и это ощущение было ему противно, словно кто-то касался его головы и лица мягкими неуловимыми плавниками. Воин снял плащ, разложил его на полу и, с усилием сняв череп с алтаря, завернул его в пеструю ткань.

Кто его мог увидеть? Камни? Или ползавшие среди них змеи? Ягуар не знал, но ему все время казалось, что за ним наблюдают — настороженно и недобро. Он медленно сошел вниз с пирамиды, часто оскальзываясь на собственной крови, испачкавшей ступеньки главной лестницы.

Когда тольктек достиг ее основания, вокруг царил уже глубокий мрак, и он только по слабому шуршанию сознавал, что змеи никуда не ушли из развалин своего города. Но не они встревожили Ульпака. Прекрасно видевший в темноте ягуар разобрал среди густой громады зелени, обступившей пирамиду, несколько фигур. Они стояли неподвижно, словно ожидая кого-то, и это сильно не понравилось тольтеку. Воин сознавал, что самого его прекрасно видно на фоне более светлой лестницы. Последние несколько шагов он проделал быстрее и, оказавшись на земле, попытался отступить от пирамиды в тень.

Ульпак сумел скользнуть среди колючих веток акации почти бесшумно, но стремительно метнувшиеся из под ног змеи выдали его с головой. Неизвестные люди приближались, и ягуар увидел, как в слабом свете луны блеснула бронза их мечей. Тольтек отступил на шаг, разжал руки, опуская плащ с драгоценной ношей на землю, быстро извлек из-за спины широкий длинный кинжал и увесистую обсидиановую палицу. Когда-то он очень надеялся на это оружие, оно казалось ему лучшим из всего существующего, но после пребывания в плену ягуар предпочитал клинки белых собак.

Неизвестные — их было трое — выступили из темноты и плитки дорожки перед пирамидой, и наиболее высокий из них шагнул вперед. Сердце тольтека подскочило в груди и облегченно опустилось на свое место. Ему показалось, что он узнал рослую крепкую фигуру акалеля. Ульпак опустил палицу и без страха двинулся к нежданным гостям Змеиного города. Не доходя нескольких шагов, он поднял ладонь кверху.

— Да пошлют боги долгих дней Сыну Солнца и его свите. — губы Ульпака помимо его воли сложились в улыбку.

В ответ на его приветствие не последовало ни звука. Люди быстро переглянулись между собой, и первый, стоявший возле акалеля, обратился к нему на странном наречье. Это не был атль, Ульпак не понял ни слова.

Принц вскинул руку и повелительно показал на сверток, лежавший у ног тольтека. Он повторил слова на диком языке, который ягуар слышал впервые, но жест и угрожающий тон, каким они были произнесены, не оставлял у воина сомнений.

— Чего хочет акалель? — удивленно произнес он, отступая и машинально отодвигая ногой драгоценный сверток с черепом.

В воздухе свистнул меч, и Ульпак почувствовал острую боль в правой руке.

— Собака! — взревел он. — Белая собака!

Следующий удар противника пришелся уже на резко вскинутый вперед кинжал. Ульпак с силой оттолкнул меч от себя и занял оборону. Трое — это было многовато, особенно для измученного дневным походом и потерей крови человека. Но тольтек не собирался отступать, он был так потрясен и оскорблен поведением акалелея, что готов был здесь же прирезать вероломного побратима.

— Так Сыну Солнца нужен был этот проклятый череп? — взревел ягуар, отбивая новые удары. — Из-за него акалель не убил Ульпака! Не надо было верить… глупая Шкик!

Противники тоже что-то хрипели, но все на том же странном наречии. Теперь они стояли совсем близко, и тольтек хорошо видел врага, он мог бы поклясться, что перед ним Акхан, только… как-то странно одетый и вооруженный. Атлан никогда не носили таких тяжелых кованных сандалий и высоких поножей, их тела не покрывались кожаными куртками с бронзовыми бляхами, а руки всегда были голыми. Зачем надевать на руки чужую шкуру, если есть своя?

Спутники принца стояли в стороне, наблюдая за поединком. Они в любую минуту готовы были прийти на помощь своему господину и, казалось, пока воздерживались лишь из почтения к его праву первому убить жертву. Ульпак размахнулся и широким рубящим ударом полоснул врага по правому плечу. Только кожаные доспехи спасли акалеля, если это был он, от потери руки. Но рана должна была оказаться глубокой, потому что противник взвыл и отскочил назад, бросив меч и схватившись левой рукой за плечо. Такое поведение еще больше поразило Ульпака, он никак не ожидал его от Принца-Победителя. Ягуар мог бы поверить в вероломство, но не в трусость своего побратима.

Враг махнул ладонью своим спутникам и что-то гортанно крикнул. Они вытащили из ножен свои мечи и направились к тольтеку, но, вошедший в ярость воин был неуязвим для двух явно вяловатых рубак. Один из них получил палицей по колену, раздался характерный хруст кости, и противник откатился по дорожке, больше не выказывая желания вступать в схватку. Другой начал сам пятиться и, наконец, побежал сам вслед за своим господином.

Через минуту из-за кустов раздалось тревожное ржание и храм. Все трое были на лошадях, а главный враг держал в поводу четвертого жеребца, в котором Ульпак с горьким сожалением узнал Бэса.

Он потерял коня, но сохранил череп и собственную жизнь. Было ли этого мало? Нет, но худшая утрата легла тенью на его душу. Неужели перед ним минуту назад с перекошенным ненавистью лицом стоял акалель?

Единственный раз в жизни Ульпак поверил другому человеку. Поверил врагу, восхищался им, почти боготворил, а он оказался предателем!

Горесть была нестерпимой. Ягуар сел на белые растрескавшиеся плитки дорожки и, как ребенок заплакал.

5

Конечно, Шкик ничему не поверила.

— Это не он, — пожала плечами царевна. — Это другой, второй…

— Какой второй? — буркнул брат, тяжело скидывая с плеч свой свернутый мешком плащ. Скрытый в нем хрустальный череп, который ягуар уже ненавидел, опустился на землю с громким стуком.

— Осторожно! — всплеснула руками девушка. — Ульпак его расколет! — она присела на корточки и кончиками пальцев принялась разворачивать перепачканную ткань. — А где же твое чудовище? — спросила сестра без всякого интереса.

— Тот второй увел Бэса. — с трудом выдохнул Ульпак, он и сам не предполагал, что так сильно привык к этой четырехногой бестии.

Чумазая царевна потребовала, чтоб брат оставил ей череп и немедленно отправлялся домой в Тулум, к дяде.

— Шкик сошла с ума? — переспросил воин и с остервенением поскреб в затылке, все-таки он чувствовал себя нестерпимо грязным! — Бедный Ульпак достал для Шкик волшебный череп, и теперь Шкик избавиться от Ульпака? Чтоб владеть колдовством одной?

Девушка зашлась тоненьким хохотом.

— Ульпак такой дурак, когда путается думать! — бросила она. — Шкик и так владеет колдовством одна. С черепом или без него — все равно. Просто череп сделает маленькую сумасшедшую колдунью великой жрицей! — ее глаза расширились — В Туудуме Ульпака ждет красная царская повязка.

— Ха-ха. — мрачно сообщил тольтек, но спорить с сестрой дальше не стал, потому что это было бесполезно. А вдруг она действительно знает, как при помощи проклятого черепа извести дядю? Ведь все ее вещие сны до сих пор сбывались…

Больше не вступая в перебранку со Шкик, воин наспех перекусил остатками кукурузных лепешек, которые царевне недавно принесли соплеменники, просившие помощи для роженицы.

— Ульпак уходит. — коротко сказал он, потрепав сестру по щеке.

— Вот еще! — хмыкнула она. — Шкик не расстанется с Ульпаком ни на день, ни на час. Она сразу сядет за хрустальный череп и будет видеть каждый шаг своего брата. Будет знать каждую его мысль! Шкик поможет, пусть Ульпак не боится!

«Вот ведь беда у девки с головой!» — подумал ягуар. Сейчас он испытывал к сестре безнадежную жалость и в то же время твердо верил в правдивость ее пророчеств. Ульпак вскинул на плечо свой свернутый шерстяной плащ и зашагал проч.

Дорога до Тулума заняла целый день. И все же родной поселок был теперь очень близко. К полудню жара сделалась нестерпимой, и Ульпак присел в тени большого красноватого валуна перекусить и выпить застоявшейся воды из тыквенной фляжки. Морщась ягуар сделал несколько глотков, когда услышал знакомый дробный звук, гулко сотрясавший сухую землю. «Ну и солнце! — подумал воин. — Где, интересно стучит? В висках или в затылке?» Он с сожалением плеснул воду на руку и растер голову, но звук не исчез. Более того, он превратился в топот и с каждой минутой становился все яснее.

Ягуар выглянул из-за камня и обомлел — по пыльной дороге несся Бэс с обрывком веревки на узде. Клочья белой пены валили у него с морды на землю.

— Стой! Стой! Скотина, лишенная смысла! — заорал Ульпак, выскакивая на тропу и пытаясь остановить лошадь. — Сдохнешь!

Конь остановился как вкопанный, тяжело дыша. Прижавшись к его боку, тольтек слушал удары огромного сердца животного, которое готово было разорваться.

— Хороший мальчик. — грубая рука ягуара заскользила по шее скакуна. — Глупый, но верный. Как же Бэс нашел Ульпака? Ульпак любит тупую скотину с четырьмя ногами.

Было ясно, что конь сорвался с привязи и прискакал сюда. Но как он отыскал дорогу? Ведь Дом Змей находился довольно далеко. Неужели лошадь обладала собачьим чутьем, различая запах хозяина? Этого Ульпак не знал и знать не хотел, он крепко обнял черную шею Бэса и потерся об нее щекой. Никогда в жизни у него не было вещи, которую он ценил бы так же как это нескладное страшилище.

Отерев потные бока коня собственным плащом, Ульпак дал Бэсу отдых и лишь по вечерней прохладе двинулся дальше. Верхом путь казался ему втрое короче. Сердце ягуара сжалось, когда с высокого взгорья он увидел израненную множеством ущелий горную долину, над которой возвышалось не слишком просторное плато, чем-то напоминавшее по форме лодку и опоясанную со всех сторон земляными валами с врытым на вершине забором из базальтовых блоков.

Тулум или Дом Ягуара по праву мог считаться самым укрепленным родовым гнездом тольтеков. Среди буйной растительности он напоминал накренившийся корабль, вздымающийся на озерных волнах. Воин хорошо видел множество хижин, крытых тростником, каменный дворец своего дяди — длинный одноэтажный дом, лишенный окон, но изобилующих дверьми. Дальше располагались ряды алтарей и круглые каменные головы владык-прародителей, уже давно ушедших к Великому Ягуару и потому принявших сходство с ним в своих посмертных масках.

В предвечернем, гаснущем свете дня тоскливо было смотреть на сотни сизых дымков, тянувшихся к небу из очагов возле хижин, и улавливать на расстоянии сытный запах плотного белого мяса игуаны. Ульпаку смертельно захотелось есть. Будь на его месте другой, он немедленно поспешил бы в город.

Но тольтек предусмотрительно заночевал в лесу, взобравшись на верхние ветки драконова дерева и крепко привязав себя плащом к стволу. Лишь путник, приходивший с рассветом, считался у его соплеменников благим. Ночной же гость, по поверью, приносил с собой на плаще все ужасы темного времени суток. Ягуары не одно поколение захлопывали ворота перед носом приближавшегося к ним по дороге вечернего странника.

Бэса пришлось привязать внизу, и воин просыпался от каждого шороха, боясь, как бы на его вновь обретенное сокровище не напал хищник.

Едва утро слабым розовым светом разлилось по верхушкам деревьев, и неугомонные попугаи начали свой стрекучий базар, Ульпак соскользнул вниз и зашагал к дому, полный самых мрачных предчувствий.

Действительно, что доброго мог сказать ему Топильцин? Особенно теперь, когда племянник потерял все свое войско? Какое-то время ягуар рассуждал, не стоит ли проникнуть в город незаметно, поднявшись вверх одной из потаенных тропок, которых он знал так много. Но его словно кто-то одернул: «Разве Ульпак вор или преступник?» Воин почти услышал голос сестры. Наверное, Шкик была права, когда говорила, что стеклянный череп позволит ей наблюдать за братом.

Из распахнутых ворот поселка только еще начали выгонять лам, и пастухи встретили Ульпака, как вернувшегося с того света. Некоторые упали лицом в землю, другие попрятались за кустами.

— Ульпак жив. — только и бросил им опальный царевич, перешагнув канаву для стока дождевой воды, которая преграждала ему путь за ворота. Над их верхней балкой торчали почерневшие и высохшие черепа врагов, насаженные на короткие пики. Многие из них Ульпак помнил с детства — это была еще добыча его отца. Оскаленные, обтянутые кощей головы должны были отпугивать от Тулума злых духов, но сила этих оберегов иссякала по мере того, как в них высыхали кровь и мозги. Судя по тому, что все трофеи почти рассыпались в труху, царь Топильцин не украсил род Ягуара новыми подвигами.

Стоило вину пересечь заветную черту и вступить в поселок, как со всех сторон начал сбегаться народ, возбужденно крича и тыча пальцами в грязного путника. Конечно, он был почти без оружия и подобающего случаю торжественного пернатого убора, но все же они могли бы вести себя более уважительно по отношению к одному из отпрысков царского дома! Он им не ровня, не стоит об этом забывать! Положение спасал Бэс, ни один из соплеменников Ульпака никогда не видел лошади. Поэтому огромного роста мглисто-черный конь казался им существом, вылезшим из преисподней. То, что на четвероногом дьяволе восседал погибший царевич делало картину еще более ужасной.

Многие женщины падали на колени и поднимали к небу вжатые кулаки, тем самым укоряя Ульпака за своих потерянных в походе сыновей и братьев, но приближаться к воину никто не решался.

Вскоре весть о появлении Ульпака достигла центра поселка, и на пороге того «дворца», появился Великий и Непобедимый Топильцин Капак, за всю свою жизнь не участвовавший ни в одной битве. Он только что позавтракал кукурузными лепешками с медом, и его толстые губы лоснились от масла, а по поросшему редкой черной шерстью животу сбегали тонкие струйки пота. Лицо Топильцина было сумрачным и строгим, подбородок надменно выпячен вперед, недоверчивый взгляд упирался прямо в ненавистного племянника. Таким Ульпак помнил его всегда и, по детской привычке, вздрагивал, встречаясь с ним, хотя давно научил себя не бояться этих цепких коротких пальцев и давящих маленьких глаз.

«Пусть Ульпак не встает на колени, — услышал он у себя в голове негодующий голос Шкик, — не оказывает почестей дяде!» «Ладно, ладно, — хмыкнул воин, — бедная птичка совсем разволновалась».

Ягуар не преклонил коленей перед Солнцеподобным и Равным богам царем Тулума, не простерся перед дядей в пыли и не поверг себя к стопам Величайшего из Великий, вымаливая у него прощение за то, что не вернулся в родной город, неся на пиках головы белых собак и ведя караваны с богатой добычей. Воин просто подвел Бэса к ступеням дворца и крепче намотал уздечку себе на руку.

— Наше войско разбито, о Топильцин. Но об этом повелитель уже знает. Вот единственная добыча, которую Ульпак забрал у атлан, — ягуар показал на лошадь, — но и ее славный воин не отдаст Топильцину, ибо эта тварь возит по земле только царей, а Топильцин не царь!

Такой наглости от Ульпака никто не ожидал. Добро бы он вернулся домой с целой армией преданных ему сыновей Ягуара! Но молодой царевич стоял перед дворцом один — грязный, в равном плаще — и бросал подобные слова повелителю Тулума!

Толпа, собравшаяся вокруг, возмущенно загудела. Если б не чудовище, которое царевич привел с собой, на Ульпака давно бы набросились. А вдруг четырехногая тварь — знак богов?

— Выгоните этого зверя палками за ворота! — с гневом выкрикнул Топильцин.

Несколько воинов из дворцовой охраны попытались подступить к Бэсу, но не тут-то было, конь заржал и встал на дыбы. Зрелище показалось многим устрашающим, жители поселка вновь попадали на землю.

— Если Топильцин царь, — равнодушно бросил Ульпак, — пусть подойдет и сядет на скотину, которую привел царевич.

Алые перья на голове владыки ягуаров колыхнулись. Топильцину был брошен вызов. И кем? Сыном, давно раздавленного им брата-соправителя? Мальчишкой, не удержавшим даже того, что боги сами послали ему в руки — отряда воинов, отправленных за легкой добычей в Ар Мор! Такого Солнцеподобный царь снести не мог.

— Взять его. — коротко приказал он стражникам с нефритовыми булавами в руках.

— Еще чего! — Ульпак хотел было принять оборонительную стойку, но в этот момент мелодичный голос Шкик пропел у него в голове: «Не стоит. Пусть Ульпак подчинится, это дорога к трону».

«Это дорога в сенот!», — чуть было не выкрикнул ягуар, но четверо стражников уже навалились на него, и воин ощутил удар булавы по темени. Его ноги сами собой поехали по земле, и Ульпак ткнулся лицом в красноватую пыль.

6

Остальное ягуар помнил как в тумане. Его связали и отвели внутрь дворца. Там стражники, явно полагавшие, что несчастный царевич, подобно сестре, помешался после плена и тяжелых странствий, усалили Ульпака у стены и дали ему воды. Все-таки он был сыном их славного государя Капака, после которого стал царствовать этот боров Топильцин, и боги отвернулись от ягуаров!

В главной зале, отделенной от остальных помещений, тростниковыми перегородками, заседал совет, который судил царевича. Своей неудачей в походе от доказал, что милость богов не распространяется на этого отпрыска рода Великого Ягуара. Провинившегося Ульпака ждал священный сенот, и никто из присутствующих не осмелился поднять свой голос в защиту племянника владыки Тулума. Разве нужен народу ягуаров новый царь? Разве претендент, явившийся к Топильцину один и требовать отдать ему власть не сумасшедший?

За квадратной каменной дверью надсадно ржал Бэс, которого стража пыталась загнать в хлев для лам. Им все-таки удалось поймать невиданного зверя, хотя конь, брыкаясь, покалечил двоих.

На сидевшего у стены Ульпака напало оцепенение, он ни о чем не думал, уставясь на цветные плитки пола. Закопченный потолок над его головой был сложен из таких же базальтовых блоков, что и непреступная ограда Тулума. Лишь зеленые нефритовые топоры, укрепленные на стенах в виде крестов-солнцеворотов, нарушали торжественную мрачность внутренних покоев дворца. Ульпак вдруг подумал, что совершенно не хочет быть здесь царем. После увиденной в Ар Мор роскоши родной поселок казался ему жалким. Воин утешил себя тем, что, как видно, ему и не придется властвовать над Домом Ягуара, ибо его судьба уже решена, но последнее видение, показанное тольтеку Сетофреном в городе мертвых, говорило об обратном.

Так или иначе, впереди его ждал сенот, и, судя по всему, приношение подземным богам должно было совершиться на вечерней зоре. Имело смысл поспать, поскольку ночь, проведенную на ветке дерева, трудно назвать отдыхом. Ульпак вздохнул и закрыл глаза.

Закаты в горах Тулума всегда производили на ягуара сильное впечатление. Серовато-малиновый шар солнца за каких-нибудь полчаса проделывал путь почти от зенита до шелестевшего внизу зеленого моря. Сегодня полосы облаков, залитые нежным золотом, казались Ульпаку перьями огромной птицы, прилетевшей к священному сеноту, чтоб увидеть гибель последнего из рода Капака.

Странно, но тольтеком владело какое-то приподнятое чувство, может быть, потому что после пробуждения он позволил напоить себя беленой и сейчас, как в своем недавнем сне, вслушивался в рокот барабанов и тоненькое пение костяных флейт.

Большая Дыра ничуть не изменилась за годы, что сыны Ягуара не посещали этого места, предпочитая более скромные приношения на алтарях внутри поселка. Но сегодня жертва была слишком важной, чтобы выпустить ей кровь просто код какой-нибудь из каменных голов владык-прародителей. Не каждый день члены царского рода отправляются служить богам! Недаром сенот именовался еще Наитеукан — «место, где становятся богом». Каждый, кто с высоты священного колодца отправлялся на его дно, обретал там бессмертие.

Поэтому народ ягуаров искренне радовался за судьбу царевича Ульпака, который, как видно, не угоден богам на этом свете, но требуется им на том. Процессия, сопровождавшая молодого воина, была пестрой, в воздухе качались срезанные ветки, женщины несли многочисленные дары — нефритовых лягушек и птиц, золотые сердца, бесчисленное множество глиняной посуды.

Впереди шествия, вопреки старому обычаю, не шел, а ехал Топильцин, который все-таки сумел взгромоздиться на Бэса. Ульпак с обидой посматривал на лошадь: неужели он ее так хорошо выездил, что она подчиняется даже чужаку? Но ведь сбежал же конь от грабителей в Змеином городе! Так почему позволяет Топильцну преспокойно сидеть у себя на спине, в то время как хозяин плетется по земле, едва переставляя ноги в тяжелых золотых украшениях?

Впрочем, сейчас царевичу было все равно. Он переставлял ступни в такт барабанам и слышал, как у него в ушах пульсирует кровь. Края страшной расщелины были уже совсем близко. Ритм ударов все убыстрялся и убыстрялся, флейты дули на последнем надрыве, пока… молодой ягуар не переступил грань между светом внешнего мира и кромешной темнотой сенота.

В первое мгновение он ничего не понял, чувствуя, как по его разгоряченной коже неприятно скользит холодный ветер и удивляясь, откуда раздается резкий глухой свист? Потом Ульпак догадался, что свистит рассекаемый его телом воздух.

Стаи пестрых кецалей, сидевших на кустах вокруг Наитеукана, взметнулись в небо. Говорят, души сброшенных в сенот превращались в птиц и вили себе гнезда вокруг расщелины. Воин успел подумать, что вот так и его душа скоро будет сидеть на ветке над Великой Дырой. Затем страшный удар сотряс его тело, и, теряя сознание, Ульпак видел столб брызг, поднявшийся из черной воды. Он чувствовал, что тонет, в его легкие набралась вода. Память нарисовала на прощание только образ бедной маленькой сумасшедшей Шкик, сидевшей в своем убежище среди камней и державшей на коленях проклятый хрустальный череп, который так и не помог им!

Потом все угасло.

Ульпак не знал, какая сила вдруг подхватила его и толкнула вверх, и почему тело, которое должно было разбиться о воду, осталось цело. В какой-то непередаваемо долгий миг, когда душа воина скользила между мирами, кто-то плотно закрыл для него ворота Дома Теней, и Божественному Солнцеподобному Ульпаку сыну Капака, новому царю Ягуаров пришлось возвращаться обратно.

Сознание вспыхнуло, как россыпь золотых искр, когда хозяйка пошевеливает палкой в углях, чтоб вновь раздуть почти угасшее пламя.

Ульпак увидел себя со стороны: огромная, неизвестно откуда взявшаяся волна несла его из глубины сенота наверх. «Так становятся богом», — сказал у него в ушах голос сестры. Ягуар видел и ее, словно для его нового зрения не существовало преград. Девушка сидела на корточках, держа руки ладонями вверх, и над ее пальцами висел в воздухе тяжелый хрустальный череп, внутри которого бесновалось звездное пламя. Ульпак вдруг осознал, как сейчас тяжело его сестре. Пот градом катился со лба Шкик, пальцы дрожали, руки вот-вот готовы были опуститься. Но покуда она каким-то непонятным для ягуара способом удерживала шар в воздухе, вода из сенота несла ее бората вверх.

Не выдержав, Шкик закричала от боли. Ульпак взвыл, поняв, что он сейчас упадет обратно. Волна со всего размаха швырнула ягуара о камни на краю расщелины и… молодой царь вернулся в свое тело.

Его уже подхватили за плечи и тянули наверх. Ульпак рухнул на спину и несколько мгновений, ничего не понимая, смотрел в пурпурное небо над собой. Люди окружили лежащее на краю пропасти тело. Они с опаской глазели на того, кого вернули им сами боги, не приняв жертвы.

— Чего смотрите?! — в бешенстве заорал Топильцин. — Бросайте его обратно! Разве вы хотите прогневать подземных богов?

Пожилой тольтек, командовавший стражей Тулума, повернул к бывшему владыке сморщенное лицо, и в его раскосых глазах Топильцин прочитал свой приговор.

— Боги вернули царевича Ульпака Дому Ягуаров. — хрипло сказал воин. — Значит они благосклонны к нему. Видишь, царь, они взяли золотой шлем и браслеты, но не тронули человека!

Ульпак взглянул на свои руки и ноги. Действительно, тяжелые украшения свалились либо еще в воде, либо когда пенистая струя несла тело наверх. То, что голова свободна от шлема, ягуар тоже понял только сейчас.

— Боги дают Тулуму нового властелина. — шептали вокруг.

— Слезай, Топильцин. Не гневи хозяев Великой Дыры! — командир стражников слегка постучал деревянной булавой по ладони. — Люди Дома Ягуара не хотят отвечать за то, что царь не понимает простого языка духов!

— Говорю вам, Убейте Ульпака! — хозяин Тулума в гневе повернулся к своим советникам, но и те поступили отступить от него подальше. Вокруг бывшего владыки образовалась пустота: никто не желал соприкасаться с существом, грозившим навлечь на себя всех богов и предков-прародителей вместе взятых.

— Не хотите? Так Топильцин сам растопчет Ульпака копытами этой лысой ламы-переростка!

Царь дернул узду, чтоб направить лошадь к тому месту, где лежал его проклятый племянник, в одночасье ставший кумиром черни! Стражники сомкнулись вокруг тела того, кого они уже признали новым владыкой, и выставили вперед круглые щиты, обтянутые серой кожей тапира.

— Глупцы! — закричал Топильцин, врезаясь в их ряды. — Народ Ягуара обещал Великой Дыре жертву, и если она не будет принесена, обитатели недр отвернутся от нас!

Бэс, кося красноватым дьявольским глазом, подступал все ближе к краю обрыва. Только в последний миг Ульпак понял, что происходит. Кто бы мог предположить, что лошадь окажется столь сообразительной? Командир стражников стукнул четырехногое чудовище булавой в грудь, конь заржал от боли, встал на дыбы, и Топильцин, сбитый толчком с его спины, полетел за край Наитеукана. Прямо в пасть Великой Дыры!

Вскочив на ноги, ягуар успел поймать Бэса за уздечку и удержать на твердой земле.

— Плохой, очень плохой зверь! — Ульпак по блестящей черной шее.

Жеребец положил тяжелую голову на плечо хозяину, и царь почувствовал, как его ноги разъезжаются от слабости. Он все еще не пришел в себя после прыжка в сенот.

— Жертва принесена. — сухо сказал старый воин, обращаясь к толпе собравшихся. — Люди Дома Ягуара приветствуют своего нового владыку. Великий и Солнцеподобный Ульпак сын Капака возвращается в Тулум, чтоб принести своему народу милость богов.

Ульпак выпрямился. Его вело из стороны в сторону, но двое молодых стражников, передав товарищам свое оружие, подхватили его под руки и почти понесли в обратный путь к городу.

Ворота Тулума захлопнулись за спиной торжествующей процессии как раз в тот момент, когда за лесистыми склонами соседних гор погас последний луч солнца. Это был добрый знак, ибо ночь с ее страхами не пустили в дом. Скоро ягуары, как во времена славного царя Капака сына Топака украсят свой частокол новыми головами врагов, и никакие беды не посмеют подступить к их поселку!