Сын Одина

Глава 8

Глава 8. Внимание богини смерти

Хельхейм раскинулся между мирами как тёмная драпировка, отделяющая жизнь от небытия. Это было не просто царство мёртвых в понимании смертных, а особое измерение, где пересекались все дороги между существованием и пустотой. Здесь время текло по иным законам, а пространство искривлялось под тяжестью бесчисленных душ, нашедших свой последний приют.

Пейзаж царства постоянно менялся, отражая саму природу смерти — не конечное состояние, а переход, трансформацию, изменение. Поля, покрытые асфоделем, плавно перетекали в реки из слёз живых, которые никогда не пересыхали. Горы из костей древних великанов возвышались над лесами из окаменевших воспоминаний, где каждое дерево хранило чью-то последнюю мысль перед смертью.

Небо над Хельхеймом всегда было затянуто тучами, но это не была тьма ужаса или отчаяния. Мягкий, рассеянный свет пронизывал облака, создавая освещение без теней — ибо в царстве мёртвых не было места для полумрака и неопределённости. Здесь всё было ясно, окончательно, честно.

По дорогам царства брели души недавно умерших, ведомые психопомпами — проводниками между мирами. Это были не все мёртвые — герои шли в Валгаллу пировать с Одином, проклятые низвергались в Нифльхель, а сюда приходили обычные смертные. Те, кто умер от болезней, старости, несчастных случаев — люди, чья смерть не была ни славной, ни позорной. Просто смерть, естественный конец естественной жизни.

Но среди обычных душ в Хельхейме обитали и особые существа — те, кто служил богине по собственной воле. Древние короли и королевы, которые предпочли власть в смерти славе в жизни. Мудрецы и провидцы, для которых познание тайн мироздания было важнее мимолётных радостей существования. Величайшие мастера своего дела, которые нашли в смерти возможность довести своё искусство до совершенства.

В самом сердце этого странного царства возвышался дворец Эльвидир — «Дождливая Погода». Название было не случайным: дворец был построен не из камня или дерева, а из материализованной печали, из слёз, пролитых живыми по мёртвым. Стены его были прозрачны, как слёзы, но прочнее алмаза. Через них можно было видеть всё царство сразу, наблюдать за каждой душой, которая входила во владения богини.

В тронном зале Эльвидира, на троне из чёрного льда, который никогда не таял, восседала Хель — владычица мёртвых, дочь Локи, богиня, которая правила половиной всех умерших. Её внешность была воплощением двойственности самой смерти: правая половина тела сохраняла красоту живой девы — кожу белую, как молоко, волосы золотые, как спелая пшеница, глаз голубой, как летнее небо. Левая половина представляла смерть во всей её неприкрытости: иссохшую кожу тёмно-синего цвета, седые волосы, глаз белый, как катаракта.

Но эта двойственность не делала её уродливой. Наоборот, в ней была ужасающая красота истины о природе существования. Она была одновременно жизнью и смертью, красотой и разложением, надеждой и отчаянием. Каждый, кто видел её, понимал: смерть — не конец, а преображение.

Платье богини было соткано из туманов, которые поднимались с полей сражений. Оно постоянно меняло цвет — от белого до чёрного, от красного до серого, отражая настроение владелицы и состояние мира живых. Каждая складка ткани рассказывала историю чьей-то смерти, каждый узор был памятью о прожитой жизни.

Хель правила своим царством уже тысячелетия, с тех пор как Один изгнал её сюда вместе с другими детьми Локи — Фенриром и Йормунгандом. В отличие от своих братьев, которые стали врагами богов, Хель приняла свою роль и превратила изгнание во власть. Она стала необходимой частью мирового порядка, без которой цикл жизни и смерти не мог существовать.

Но власть над мёртвыми была также и проклятием. Хель не могла покинуть своё царство, не могла испытать радости жизни, не могла умереть. Она была вечно заперта между состояниями, наблюдая, как миллионы душ проходят через её владения, но никогда не участвуя в их судьбах полноценно.

Вокруг трона богини собирался её двор — самые выдающиеся из мёртвых, те, кто заслужил особое место в иерархии Хельхейма. Здесь был Бальдр, убитый сын Одина, который не мог вернуться к жизни из-за интриг самого Локи. Несмотря на то что именно отец Хель стал причиной его смерти, Бальдр не держал зла на богиню. Его мудрость и справедливость сделали его незаменимым советником.

Рядом с Бальдром стояла его жена Нанна, которая умерла от горя на погребальном костре мужа. Её любовь не угасла даже в смерти, и она стала символом верности и преданности в царстве Хель.

Среди придворных были и более экзотические фигуры: древние короли драугров, правившие до прихода людей в северные земли; духи рунических мастеров, знавшие секреты создания и разрушения; души великих скальдов, чьи песни до сих пор звучали в залах дворца, рассказывая истории о временах, когда мир был молод.

Сегодня двор казался особенно беспокойным. Мёртвые, которые обычно сохраняли спокойствие вечности, шептались между собой, обменивались взглядами. Причина их волнения была проста — ожидался визит Локи.

Хитроумный бог редко посещал свою дочь, и его визиты всегда означали перемены. Иногда хорошие, иногда плохие, но всегда значительные. Локи был воплощением хаоса, и даже царство мёртвых не могло остаться незатронутым его присутствием.

Хель знала о приближении отца задолго до его появления. Связь между ними была сильнее смерти, сильнее изгнания, сильнее времени. Она чувствовала его присутствие, как приближающуюся бурю, как изменение давления перед землетрясением.

— Моя госпожа, — тихо сказал Бальдр, подходя к трону. — Ваш отец пересёк границы царства.

— Я знаю, — ответила Хель, не поворачивая головы. — Интересно, что привело его на этот раз.

— Может быть, он просто соскучился по дочери? — предположила Нанна с мягкой улыбкой.

Хель усмехнулась — звук получился одновременно мелодичным и пугающим.

— Локи не знает, что такое простые человеческие чувства. Если он пришёл, значит, задумал нечто грандиозное. Или катастрофическое. Для него это одно и то же.

Локи появился в тронном зале не как обычные посетители — через врата смерти или мосты между мирами. Он просто материализовался из воздуха, как будто реальность искривилась вокруг его присутствия. Высокий, стройный, с огненно-рыжими волосами и зелёными глазами, полными хитрого ума. Чёрная мантия развевалась вокруг него, каждая складка переливалась, словно была соткана из северного сияния.

— Моя прекрасная дочь, — сказал он, делая театральный поклон, который мог быть и проявлением уважения, и скрытой насмешкой. — Как процветает твоё царство?

Двор мёртвых расступился перед ним — не из страха, ибо смерть освобождает от большинства страхов, а из осторожности. Все знали, что присутствие Локи означает изменения, а мёртвые предпочитали стабильность.

Хель изучала отца холодным взглядом. Её живой глаз смотрел с любопытством, мёртвый — с подозрением.

— Отец, — ответила она, и в её голосе звучало эхо тысяч голосов мёртвых. — Что привело тебя в мои владения? Обычно ты избегаешь напоминаний о смертности.

— Избегаю? — Локи засмеялся, и звук его смеха заставил стены дворца задрожать. — Дорогая моя, я ищу смертность. Ищу её новые формы, её неожиданные проявления. И сегодня я принёс тебе рассказ о самой интересной форме смертности, которую видел за тысячелетия.

Хель подняла бровь — единственную, которая у неё была.

— Расскажи, — приказала она, откидываясь на трон.

— Не здесь, — Локи оглянулся на придворных. — То, что я хочу сказать, предназначено только для твоих ушей.

Хель жестом отпустила свой двор. Мёртвые поклонились и разошлись, оставив отца и дочь наедине. Это был знак того, что Локи добился своего — он заинтересовал её настолько, что она готова была выслушать его без свидетелей.

— Теперь говори, — сказала Хель, когда последний из придворных покинул зал.

Локи подошёл ближе к трону, его движения были грациозными, как у хищника.

— Скажи мне, дочь моя, когда ты в последний раз встречала кого-то, кто не боится смерти?

— Глупый вопрос. Здесь полно тех, кто не боится смерти. Они уже мертвы.

— Нет, нет, — Локи покачал головой. — Я говорю о живом. О том, кто ходит по земле, дышит воздухом, но при этом не страшится твоей власти.

Хель задумалась. Таких действительно было немного. Некоторые герои, опьянённые славой, некоторые мудрецы, постигшие суть бытия, редкие святые, обретшие веру сильнее страха.

— Допустим, такие есть. И что?

— А что, если я скажу тебе о том, кто не просто не боится смерти, но уже прошёл через неё и вернулся? О том, кто умер, но живёт? О том, кто стал больше человека, но сохранил человеческую душу?

Теперь Хель была заинтригована по-настоящему. Она выпрямилась на троне, её мёртвый глаз засветился интересом.

— Продолжай.

Локи начал свой рассказ медленно, смакуя каждое слово. Он говорил о Викторе не как о фактах, а как о загадке. Воин, который был смертным, стал бессмертным, но сохранил душу смертного. Творение Одина, которое обрело собственную волю. Орудие богов, которое полюбило древнюю магию льда.

— Его зовут Виктор, — сказал Локи, произнося имя так, словно пробовал дорогое вино. — Когда-то он был сыном ярла, мечтавшим о славе и любви. Теперь он — нечто большее и одновременно меньшее.

— Один из творений Всеотца? — спросила Хель. — Таких было множество. Что делает этого особенным?

— То, что он сбросил оковы своего создателя. То, что он нашёл любовь в объятиях Белой Ведьмы. То, что он не просто существует, но живёт по собственным правилам.

При упоминании Кристины Хель вздрогнула. Владычица льдов была ей хорошо известна — древняя сила, равная по могуществу многим богам.

— Кристина приняла его?

— Не просто приняла. Они стали партнёрами. Равными. Двое бессмертных, которые нашли друг в друге то, что потеряли в трансформации.

Хель встала с трона и начала ходить по залу. Её движения были грациозными, несмотря на двойственную природу. Каждый шаг живой ноги звучал, как биение сердца, каждый шаг мёртвой — как звон погребального колокола.

— Почему ты рассказываешь мне о нём? — спросила она. — Что ты хочешь, отец?

— Я хочу видеть, что произойдёт, — честно ответил Локи. — Этот Виктор — аномалия в мироздании. Он может стать катализатором великих перемен. Или великих разрушений. Разве не интересно узнать, какой путь он выберет?

— И ты думаешь, что я могу на это повлиять?

— Я думаю, что ты единственная, кто может его понять. Ты тоже находишься между жизнью и смертью. Тоже была изгнана за то, кем являешься. Тоже превратила своё проклятие в силу.

Хель остановилась и посмотрела на отца. В её взгляде было что-то новое — не просто любопытство, но искренний интерес.

— Ты предлагаешь мне... что именно?

— Посмотри на него, — предложил Локи. — Используй свои скрижали. Изучи его душу. Реши сама, стоит ли он твоего внимания.

— А если стоит?

— Тогда, возможно, ты найдёшь то, чего искала, сама того не зная.

— И что же я искала?

Локи подошёл к ней ближе, его голос стал мягче, почти нежным:

— Равного, дочь моя. Того, кто может понять твою природу, не боясь её. Того, кто может встретить смерть лицом к лицу и не дрогнуть.

После ухода Локи Хель удалилась в свои личные покои — единственное место в Хельхейме, где она могла быть просто собой, а не богиней смерти. Комната была обставлена простой мебелью, но детали выдавали её истинные чувства.

На стенах висели портреты — не мёртвых королей или героев, а обычных людей, которые чем-то заинтересовали её за тысячелетия правления. Влюблённая пара, умершая в один день от чумы. Одинокий художник, творивший до последнего вздоха. Мать, отдавшая жизнь за детей. Всех их объединяло одно — способность любить сильнее смерти.

Хель подошла к окну, через которое было видно всё её царство. Миллионы душ, бесконечная процессия мёртвых, вечная стабильность смерти. Это была её власть, её ответственность, её тюрьма.

Она вспомнила своё детство в Йотунхейме, до того как Один узнал о пророчестве. Тогда она была просто дочерью Локи, странным ребёнком с необычной внешностью, но способным на смех и слёзы. Она помнила, как играла с братьями — Фенриром и Йормунгандом, как они мечтали о будущем, не зная, что боги уже решили их судьбы.

Изгнание в Хельхейм стало не наказанием, а освобождением. Здесь она обрела цель, власть, уважение. Но она также потеряла возможность быть просто женщиной, просто существом, способным на спонтанные эмоции.

За тысячелетия к ней приходили многие — боги, пытавшиеся договориться о возвращении мёртвых, герои, искавшие славы даже в смерти, мудрецы, желавшие постичь тайны загробного мира. Но никто не приходил просто для того, чтобы узнать её, понять её природу, принять её такой, какая она есть.

Слова Локи отзывались в её душе. Равный. Кто-то, кто мог понять, что значит существовать между состояниями, нести ответственность за то, что находится за пределами понимания смертных.

Хель думала о Викторе, этом загадочном воине, которого описал отец. Если Локи не лгал — а в этом вопросе он редко лгал полностью — то этот человек действительно был уникален. Бессмертный с душой смертного, орудие богов с собственной волей, воин, который не боялся смерти, потому что уже прошёл через неё.

Принятие решения заняло у неё время. Она была слишком мудра, чтобы поддаваться на провокации отца, даже если они казались искренними. Но любопытство жгло её изнутри, а монотонность существования давно стала бременем.

Наконец Хель встала и направилась к самой важной части своих покоев — комнате со скрижалями. Если она собиралась изучать этого Виктора, то должна была сделать это правильно, используя все доступные ей средства.

Комната со скрижалями была святилищем, куда не допускался никто, кроме самой Хель. Здесь хранились инструменты её власти: зеркала, показывающие истинную природу душ, хрустальные шары, в которых отражались глубочайшие желания мёртвых, и самое главное — Скрижали Судьбы.

Эти древние каменные пластины были старше самой Хель, старше большинства богов. Они были созданы в первые дни мироздания, когда устанавливались основные законы существования. Скрижали показывали не просто прошлое или будущее — они показывали суть, истинную природу любого существа, его место в паутине судьбы.

Зал скрижалей находился в самом сердце дворца, в месте, где пересекались все дороги между жизнью и смертью. Круглая комната без окон освещалась только мистическим светом, исходящим от самих скрижалей. Стены были выложены чёрным мрамором, в котором отражались не изображения, а сущности — истинная форма всего, что находилось в комнате.

В центре зала стоял алтарь из белого камня, который никогда не был добыт в земле — он материализовался из чистой энергии первозданного порядка. На алтаре лежали девять скрижалей, каждая размером с человеческий торс, покрытая рунами, которые менялись в зависимости от задаваемого вопроса.

Хель приблизилась к алтарю медленно, с уважением. Даже для богини смерти использование скрижалей было серьёзным актом. Она знала, что вопросы, задаваемые скрижалям, имеют свойство влиять на реальность. Просто изучая кого-то через эти древние инструменты, она уже создавала связь, которая могла привести к непредвиденным последствиям.

Она начала с ритуала очищения — не физического, а духовного. Хель освободила свой разум от предрассудков, от влияния слов Локи, от собственных ожиданий. Скрижали показывали правду только тем, кто был готов принять её во всей её сложности.

Воздух в зале начал вибрировать от магической энергии. Руны на скрижалях светились ярче, реагируя на присутствие богини и её намерение. Хель чувствовала, как древняя мудрость, заключённая в камне, пробуждается и готовится открыть свои секреты.

Она положила руки на первую скрижаль — скрижаль прошлого. Камень стал тёплым под её прикосновением, и руны начали перестраиваться, формируя имя: «Виктор, сын Эйнара, из клана Громового Медведя».

Изображения начали формироваться в воздухе над скрижалью — не просто картинки, а полноценные сцены, полные звуков, запахов, эмоций. Хель увидела детство Виктора в северном поселении, его обучение воинскому искусству, первые битвы. Она наблюдала, как формировался его характер — гордый, но справедливый, амбициозный, но преданный семье и клану.

Особенно её заинтересовали его отношения с Ингрид. Хель видела искреннюю любовь между ними, планы на будущее, мечты о детях и долгой совместной жизни. Это было важно — человек, способный на глубокую любовь, сохранял часть души даже после самых радикальных трансформаций.

Затем пришёл день роковой битвы на озере Волчьих Слёз. Хель наблюдала, как Виктор сражался с такой яростью и мастерством, что даже она, видевшая миллионы битв, была впечатлена. Но больше её интересовала не его сноровка, а мотивация — он сражался не только за победу, но за право защищать тех, кого любил.

Пир после битвы открыл другую сторону его натуры — гордость, ставшую роковой. Хель услышала его слова о равенстве с богами и поняла, что это не просто хвастовство пьяного воина. В этих словах была более глубокая правда — Виктор действительно обладал внутренней силой, которая могла соперничать с божественной, но он ещё не понимал цену такой силы.

Встреча с Одином показалась во всех деталях. Хель видела, как Всеотец испытывал Виктора, как накладывал проклятие, которое должно было сделать из него покорное орудие. Но она также видела момент, когда что-то в душе Виктора отказалось полностью подчиниться. Искра независимости, которая позже позволила ему обрести собственную волю.

Трансформация в Стража Севера происходила на глазах Хель как ускоренный процесс. Она видела, как человеческие эмоции медленно замерзали, как смертное тело становилось бессмертным, как божественная сила наполняла его существо. Но более глубокий анализ показал, что трансформация была неполной — суть личности Виктора оставалась неизменной, хотя и скрытой под слоями божественной силы.

Переходя ко второй скрижали — скрижали настоящего — Хель сосредоточилась на текущем состоянии Виктора. Руны перестроились, и в воздухе появились новые образы.

Она увидела ледяной дворец Кристины и сразу поняла, что Локи не преувеличивал важность этого союза. Белая Ведьма была существом почти равным по силе самой Хель, и тот факт, что она приняла Виктора как равного партнёра, говорил о его истинной природе больше любых слов.

Хель наблюдала за их взаимодействием с восхищением. Она видела, как два сломленных существа находили друг в друге не исцеление — это было невозможно для таких, как они — но понимание. Их любовь не была похожа на человеческие эмоции; это было что-то более глубокое, связь на уровне общей боли и взаимного признания.

Особенно интересен был момент их магического слияния под северным сиянием. Хель видела, как их энергии сливались, создавая что-то совершенно новое. Это был не просто романтический союз — это было рождение новой формы существования, гибрида между разными типами бессмертия.

Скрижаль также показала текущие планы Виктора и Кристины — их решение работать вместе против древних угроз. Хель увидела карту с красными точками, представлявшими спящие опасности, и поняла масштаб их амбиций. Они не просто искали личное счастье; они хотели изменить фундаментальную природу мира.

Но самое важное открытие касалось внутреннего состояния Виктора. Несмотря на все трансформации, несмотря на потерю человеческих эмоций, его суть оставалась неповреждённой. Более того, союз с Кристиной пробуждал в нём новые формы чувств — не человеческие эмоции, но что-то более глубокое и мощное.

Третья скрижаль была самой опасной для использования, поскольку показывала не фиксированное будущее, а множество возможностей. Хель знала, что даже взгляд на потенциальные будущие мог повлиять на их реализацию, но её любопытство было сильнее осторожности.

Руны сформировали сложные узоры, и в воздухе появились перекрывающиеся изображения — фрагменты различных возможных временных линий. Хель увидела Виктора в множественных ролях: как завоевателя, как защитника, как разрушителя, как создателя.

В одном будущем она видела его правящим вместе с Кристиной над обширной ледяной империей, где они установили новый порядок, основанный на их уникальном понимании бессмертия. В другом он стоял один на поле битвы, окружённый телами богов и великанов, единственный выживший космической войны.

Была временная линия, где он возвращался к человечности через какие-то неизвестные средства, воссоединялся с Ингрид и жил жизнью, которую изначально планировал. Но Хель видела, что этот путь вёл к пустоте — человеческое счастье больше не могло удовлетворить существо, прикоснувшееся к божественной силе.

Наиболее интригующим было будущее, где Виктор приходил в Хельхейм не как посетитель, а как равный. Хель видела себя и его стоящими вместе на пороге между жизнью и смертью, партнёрами в поддержании космического баланса. В этой временной линии их союз создавал новую форму существования — ни полностью живую, ни полностью мёртвую, но нечто трансцендентное.

Но были и тёмные возможности. Хель видела Виктора, поглощённого собственной силой, становящегося именно тем орудием разрушения, которого боялся Один. Она видела временные линии, где его союз с Кристиной приводил к катастрофическим изменениям в мировом порядке, где их объединённая мощь угрожала стабильности самой реальности.

Четвёртая скрижаль открывала самые глубокие секреты — истинную природу души Виктора. Это была самая важная часть исследования для Хель, поскольку именно душа определяла, кем по-настоящему являлось существо, независимо от внешних трансформаций.

Руны светились особенно ярко, формируя узоры, которые Хель никогда раньше не видела. Душа Виктора оказалась уникальным гибридом — фундаментально человеческой в своей основе, но усиленной божественными энергиями и затронутой древними магиями через его связь с Кристиной.

Хель видела слои его души, как геологические пласты. Глубочайший слой — изначальная человеческая природа, с её способностью к любви, верности, самопожертвованию. Этот слой никогда не был по-настоящему разрушен проклятием Одина, только погребён под божественными наслоениями.

Второй слой — дух воина, выкованный через битвы и усиленный трансформациями. Этот аспект его души был не просто человеческим; это было что-то архетипическое, связь с универсальной концепцией воина-защитника.

Третий слой — божественная сила, наложенная Одином, но постепенно интегрированная в его существо. Вместо простого наложения на человеческую природу эта сила медленно слилась с ней, создавая гибридную натуру.

Верхний слой — новейшие добавления, пришедшие через его отношения с Кристиной. Хель видела связи с древней магией льда, но также что-то ещё — способность к новым формам эмоций и понимания.

Но самым увлекательным открытием было то, что душа Виктора содержала то, что Хель узнала как «прикосновение смерти». Не буквальную способность убивать, но глубокое понимание смертности, оценку границы между жизнью и смертью. Это качество обычно встречалось только у тех, кто работал близко со смертью — могильщиков, солдат, лекарей, потерявших многих пациентов.

У Виктора это прикосновение смерти происходило от его трансформации — он пережил форму смерти через потерю своей человечности, и это дало ему уникальную перспективу на природу существования.

После часов изучения всех аспектов Виктора через скрижали Хель отступила от алтаря и размышляла над полученной информацией. Картина, которая возникла, была завораживающей и сложной.

Виктор был не просто ещё одним усиленным воином или божественным орудием. Он был по-настоящему уникальным существованием, существом, которое успешно навигировало трансформацию от смертности к бессмертию, сохраняя существенные аспекты своей изначальной природы. Более того, его способность найти любовь и партнёрство с другим трансформированным существом предполагала потенциал для дальнейшей эволюции.

Хель понимала, что Локи был прав — этот человек представлял редкую возможность. Не просто романтический интерес, хотя возможность личной связи интриговала её, но шанс изучить и, возможно, повлиять на новую форму существования.

Но были также опасности. Скрижали показали множественные временные линии, где действия Виктора приводили к катастрофическим последствиям. Его сила, объединённая с независимой волей и уникальной природой, делала его потенциально дестабилизирующей силой в мировом порядке.

Хель стояла перед скрижалями, борясь с эмоциями, которые считала давно забытыми. Одиночество, которое она несла веками, внезапно казалось подавляющим. Возможность связи с кем-то, кто мог бы по-настоящему понять её природу, создавала одновременно надежду и страх.

Она думала о своей роли как богини смерти. Её обязанности были огромными — поддерживать баланс между жизнью и смертью, судить души, обеспечивать правильное функционирование системы загробной жизни. Личные желания всегда были вторичными по отношению к этим обязанностям.

Но что, если партнёрство с Виктором могло бы действительно усилить её способности? Что, если их объединённые перспективы — его как воина, столкнувшегося со смертью и трансформацией, её как хранительницы самой смерти — могли бы создать новое понимание цикла жизни и смерти?

Она также рассматривала риски. Вовлечение в дела Виктора означало вовлечение в более крупные конфликты — его противостояние Одину, его союз с Кристиной, его миссию против древних угроз. Хель традиционно поддерживала нейтралитет в конфликтах между богами и смертными.

Но нейтралитет также означал застой. Может быть, время пришло для перемен, для новых подходов к старым проблемам.

Хель приняла решение. Она будет приближаться к Виктору, но осторожно, стратегически. Прямая конфронтация или очевидное приглашение могли бы встревожить его или создать нежелательное внимание от других богов.

Вместо этого она планировала серию тонких контактов — сны, предзнаменования, знаки, которые привлекут его внимание, не раскрывая изначально её личность. Она хотела изучить его реакции, посмотреть, как он отвечает на тайну и потенциальную опасность.

Если он окажется достойным продолжения интереса — если он покажет должное уважение к смерти, понимание своей собственной природы и мудрость в обращении с неизвестными силами — тогда она откроется и предложит более прямое взаимодействие.

Хель также решила создать особое место в Хельхейме для потенциальной встречи — нейтральную территорию, где живое существо могло бы посетить, не умирая, где она могла бы взаимодействовать с посетителем, не компрометируя свою божественную природу.

Она начала планировать эти приготовления, её разум уже прорабатывал детали. Перспектива действия после веков относительной пассивности заряжала её энергией способами, которые она забыла возможными.

Локи вернулся в тронный зал именно когда Хель выходила из своих покоев со скрижалями. Его выбор времени был совершенным, как всегда — он, казалось, знал точно, когда его дочь будет готова к разговору.

— И что же, дорогая дочь? — спросил он с знающей улыбкой. — Что показала тебе древняя мудрость?

Хель изучала своего отца внимательно. Она знала, что у него была своя повестка дня в привлечении Виктора к её вниманию, но на этот раз их цели могли совпасть.

— Он... интересен, — осторожно призналась она. — Более сложен, чем я ожидала.

— И?

— И я решила продолжить изучение его. Осторожно, уважительно, но... целенаправленно.

Локи ухмыльнулся, явно довольный результатом.

— Отличный выбор. Я думал, ты можешь найти его достойным твоего внимания.

— Но, отец, — предупредила Хель, — если это окажется какой-то сложной уловкой или манипуляцией...

— Моя дорогая дочь, — прервал Локи, его выражение стало необычно серьёзным, — в этом вопросе мои интересы просты. Я хочу видеть, что происходит, когда исключительные существа встречают исключительные обстоятельства. Что бы ни развилось между тобой и этим Виктором, будет... поучительно для всех заинтересованных.

Хель кивнула, принимая это объяснение. Она знала лучше, чем полностью доверять Локи, но в этом случае его любопытство казалось искренним.

— Тогда мы понимаем друг друга. Теперь оставь меня — у меня есть приготовления.

Локи театрально поклонился и исчез в вихре тени и пламени, оставляя Хель одну с её планами и предвкушениями.

Богиня смерти вернулась к своему трону, но её мысли были далеко от обычных забот управления царством мёртвых. Впервые за тысячелетия у неё была личная цель, что-то, что могло изменить не только её существование, но и саму природу её роли в космическом порядке.

Она посмотрела на свои владения через прозрачные стены дворца. Миллионы душ продолжали свой вечный покой, не подозревая, что их владычица стоит на пороге перемен, которые могут затронуть самые основы мироздания.

Хель улыбнулась — выражение одновременно прекрасное и ужасное на её двойственном лице. Скоро она узнает, достоин ли этот загадочный воин её внимания. И если достоин, то мир может стать свидетелем союза, равного которому не было с начала времён.

В глубинах Хельхейма начали формироваться планы, которые могли изменить судьбы богов и смертных. И в центре этих планов стоял человек, который сам ещё не подозревал, что привлёк внимание самой смерти.