Сын кузнеца

Глава 21

Очнулся я в тёмной комнате. Я долго лежал неподвижно, пытаясь понять, как я туда попал. Постепенно я осознал, что рядом со мной кто-то лежит, и миг спустя я определил, что это Пенни. Её с головой выдал храп, который стал хуже прежнего, вероятно — из-за её носа. Я скользнул рукой в её сторону, и обнаружил, что она была одета в ночную рубашку. Какая досада. Она зашевелилась, и храп прекратился — в темноте я почувствовал на себе её взгляд, хотя не был уверен, что она могла видеть, так как в комнате было хоть глаз выколи.

— Ты не спишь? — тихо спросила она.

— Не уверен, это могут быть и небеса, — ответил я, передвинув свою ладонь ей на плечо. — Наверное всё-таки не сплю, потому что на небесах все девушки голые.

— Идиот, мы думали, что ты умираешь, — сказала она. — Я думала, что потеряю тебя.

— Мне следовало сперва написать тебе письмо — тогда бы ты чувствовала себя лучше, — с сарказмом ответил я. Я уже упоминал свои бесподобные навыки общения с женщинами?

Она для разнообразия не разозлилась:

— Я не могла сделать это, не оставив тебе чего-то, не объяснившись, — сказала она, и мне не понравилось, как звучал её голос — в нём был глуховатый отзвук, будто она готова была расплакаться.

Я как мог постарался её отвлечь:

— А почему ты вообще попыталась убить Дэвона? Тебе настолько хочется умереть?

Она объяснила случившееся — её видение, убийство Отца Тоннсдэйла, и её решение извлечь наибольшую пользу из ситуации, избавившись от Дэвона Трэмонта. Я тихо слушал, поражаясь её хладнокровию. Эта милая женщина убила предателя, и полностью скрыла от меня этот факт. Потом она спланировала убийство, и я об этом совершенно не знал. Я бы боялся лежать с ней в одной кровати, если бы не был абсолютно уверен в том, что она была на моей стороне.

— У меня, по крайней мере, была хорошая причина для всего, что я делала. В отличие от тебя… ты пытался убить себя в конце, даже после того, как они все умерли, — закончила она.

— Неправда, я пытался удостовериться, что они были мертвы, — ответил я.

— Ты идиот, — парировала она.

— А ты — двойная идиотка, нос-картошкой! — остроумно ответил я. К счастью, на этот раз она распознала юмор в моей шутке, захихикала, и вскоре мы оба смеялись. Усталость накатила на меня волнами, и я решил ещё поспать. Прежде чем заснуть, я осознал, что не ощущаю её своим разумом. Я вообще ничего не ощущал. Я был слеп, но глаза-то как раз у меня работали.

На следующий день я проснулся рано утром, чувствуя себя потрясающе хорошо. По справедливости, мне полагалось быть мёртвым — но вместо этого я был голоден и чрезвычайно хотел пить. Пенни в комнате не было, поэтому я вызвал обслугу номера:

— Эй! Кто-нибудь! Я знаю, что вы снаружи, шайка стервятников. Я не мёртвый! Я хочу еду, и что-нибудь попить! — крикнул я. Вообще-то я не знал, находился ли кто-то у меня за дверью, так как видел только глазами. Но, видите ли, я умный — я знал, что каждый раз, когда герой сражает дракона, жители деревень всегда ждут снаружи, чтобы принести ему еду и выпивку. Обычно там ещё фигурируют благодарные девственницы, но я не думаю, что Пенни одобрила бы, попроси я о них.

И точно — в комнату сунулась голове Бенчли:

— Вы звали, сэр?

— Да, спасибо, Бенчли. Входи, — сказал я, и он вошёл в комнату со своим обычным апломбом. Я проигнорировал его безупречные манеры, и начал заказывать: — Мне нужно, чтобы ты пошёл, и убил корову. Только не маленькую, а большую, жирную. Приготовь её, и сразу же принеси.

Он поднял бровь:

— Конечно, сэр.

— Постой, забудь. Готовка займёт слишком долго, просто убей её, и подними сюда, я съем её сырой.

Он кивнул, и ушёл, дерзкий ублюдок. Я подозревал, что он мог не принять меня всерьёз. Конечно, я так же легко мог спуститься, и взять еду самостоятельно. Моё тело казалось на удивление целым, но им это знать было необязательно. По крайней мере — пока.

Поскольку я был один, я воспользовался возможностью облегчиться. Если быть точным, ночной горшок предназначен для использования ночью, чтобы не ходить далеко к уборным, но мне захотелось посвоевольничать. Я также изучил своё лицо в зеркале.

Б-р-р! Я выглядел так, будто был с очень тяжёлого бодуна. Жаль, что я на самом деле не пил. Шрам у меня на щеке был уродливым и красным, а кожу явно срастили наскоро. «Но всегда можно сказать дамочкам, что шрам получен на дуэли», — подумал я. А потом осознал, что он и был получен от меча — события предыдущего дня казались почти нереальными.

Послышался стук в дверь, и я прыгнул обратно в кровать. Не стоило сразу выдавать моё здоровое состояние.

— Входите!

Вошёл Бенчли, и, как я и подозревал, заказанную корову он не принёс. Вместо этого у него был большой поднос, нагруженный жареной говядиной и разнообразными фруктами и овощами.

— Где моя корова? — покладисто спросил я.

— Боюсь, что корова оказалась для меня слишком быстрой, сэр. Я сумел отрубить от неё этот кусок, прежде чем она сумела уйти — я надеюсь, что его будет достаточно, — с непроницаемым выражением на лице ответил он.

«Будь я проклят», — подумал я, — «у него есть чувство юмора». Я решил простить его за то, что он поджарил мясо, а не принёс его сырым.

Бенчли ушёл, и вскоре явился Марк.

— Всё ещё изображаешь из себя болезного, как я вижу, — заметил он.

Он всегда знал меня слишком уж хорошо.

— Я подумал, что после вчерашнего мне не помешает отдых, — ответил я.

— Вчерашнего? Ты был в кровати почти два дня. Нападение было три дня назад, — сказал он.

— Ох, — с умным видом ответил я.

Видя моё замешательство, он начал пересказывать мне случившиеся после моего неуместного обморока события. После того, как враги были поджарены и лишены воздуха, тела обыскали. Дориан проявил чрезвычайную осторожность, срубив голову Лорда Дэвона ему с плеч. Похоже, что не у меня одного была паранойя. Они даже его труп сожгли, обе его части.

Герцог поднял внешний гарнизон, и они прочесали замок сверху донизу, искоренив оставшихся убийц. По донжону и впрямь было раскидано ещё сорок человек, и некоторые бои были долгими и кровавыми, но в конце концов люди Ланкастера одержали победу. Дориан за это время показал себя ещё больше, и очень неплохо себя зарекомендовал. Некоторые солдаты стали его теперь называть «Демоном Ланкастера». По отношению к врагу он был чуть менее чем милосерден. Его также ранили.

Жизненно-важные органы не были задеты — кинжалом попали в бедро, но Роуз взяла уход за ним на себя, решив не рисковать. Судя по всему, она над ним тряслась так же, как Пенни — надо мной. Семейный врач, наверное, всё ещё где-то дулся.

Отца Тоннсдэйла нашли мёртвым в его кабинете, и, согласно широко разошедшимся слухам, убийцы прикончили его первым. Дженевив так и не сказала никому, что видела Пенни с железной кочергой, и я всё ещё не уверен, забыла ли она, или они с Пенни пришли к какой-то договорённости. Женщины — страшные штуки, и мне, наверное, лучше не знать. Тело Тимоти так и не нашли, и меня это несколько беспокоило, поскольку я знал о случившемся с Пенни, но понятия не имел, что с этим делать.

Созданный Дэвоном телепортационный круг нашли во время поисков убийц. К сожалению, его уничтожили до того, как мне выдалась возможность его изучить. Я бы кругленькую сумму выложил, чтобы узнать, как он был создан. Я всё ещё надеялся, что подобные вещи найдутся дальше в журнале Вестриуса.

В общей сложности погибло тридцать семь живших в Ланкастере мужчин и женщин, и ещё значительное количество было ранено, но могло быть гораздо хуже. Трупов убийц было почти две сотни, и если бы план Отца Тоннсдэйла оказался успешным, то жители Ланкастера были бы совершенно неспособны защищаться. Произошло бы повторение резни в Замке Камерон шестнадцать лет тому назад.

Из прибывших во владения Ланкастеров благородных гостей погибли двое. Стивен Эйрдэйл погиб при обороне главного зала. Вторым был Дэвон Трэмонт, конечно же, и его действия и смерть несомненно будут иметь последствия, хотя никто не был уверен, какие именно.

Грэгори Пёрн доказал, что военные успехи его отца были отнюдь не случайностью, ибо он замечательно держался как во время обороны в зале, так и во время зачистки после смерти Дэвона. Джеймс Ланкастер написал его Адмиралу Пёрну длинное письмо, в котором описал случившееся и поздравил его с тем, что у него такой храбрый сын.

Некоторые из гостей остались ещё на неделю после случившегося несчастья, чтобы помочь по мере сил, и поприсутствовать на похоронах. Роуз Хайтауэр осталась на месяц, отказываясь уезжать, пока Дориан не поправится окончательно. Вообще-то, к тому времени, когда она уехала, он почти мог бегать, но мы знали, что она оставалась не просто из-за его ранения.

Врагов свалили в кучу и сожгли за стенами замка. Погребению предали лишь тела из Ланкастера, в течение первых двух дней после битвы. Похоронные службы шли после этого почти неделю. Потребовалось время, чтобы восстановить порядок в замке, и было довольно много раненных. Службы справляли на травянистом холмике у кладбища — присутствовали все, кто ещё мог ходить или ковылять. Джеймс Ланкастер произнёс надгробную речь, и та заняла почти два часа, поскольку было так много погибших. Он настоял на том, чтобы по несколько минут говорить о каждом из погибших. Если честно, меня поразило, что он вообще был с ними со всеми знаком.

Добрый Герцог был из тех людей, которые стараются знать всех, кто им служит, вплоть до самого последнего слуги, и он явно работал над своей речью многие часы. Он ещё только половину успел прочесть, а у большинства людей в толпе уже затуманились взоры, не говоря уже о том, что некоторые открыто плакали. Лорда Торнбера он сберёг для окончания:

— Грэма Торнбера я сохранил напоследок, потому что я не был уверен, что смогу закончить, если начну с него, ибо он был моим ближайшим другом. В жизни я знал его начиная с наших юных дней как собрата по приключениям во время наших детских забав. В зрелом возрасте я уважал его как верного сподвижника, любящего отца, и мудрого советчика. В смерти я его оплакиваю, ибо он спас мою жизнь и жизни многих присутствующих здесь сейчас. Его действия во время храброй обороны главного зала были лишь последним звеном в его долгой жизни, полной служения и честности. Последние минуты жизни Грэма Торнбера являются не исключением, а примером того, как он жил — сильный, не преклонивший колени перед невзгодами и испытаниями, которые бы заставили менее добродетельного человека сбиться с пути. Он был моим первым и лучшим другом, и я сомневаюсь, что ещё когда-нибудь повстречаю кого-то подобного. Нам всем будет его не хватать, — закончил Джеймс Ланкастер, опустив голову — я уверен, что он плакал.

Вид столь открыто рыдающего Герцога глубоко тронул меня, ибо я никогда не видел, чтобы он жаловался или предавался печали. Моё собственное лицо промокло от слёз, пока я держал Пенни за руку, не осмеливаясь взглянуть на неё — и я поклялся прожить свою жизнь настолько хорошо, насколько мог. Быть достойным представленных передо мной примеров — Лорда Торнбера, Джеймса Ланкастера, Ройса Элдриджа, и моего отца, которого я никогда не знал. Лишь время покажет, удастся ли мне это или нет.