Сын кузнеца

Глава 20

Мы отступили за импровизированную баррикаду из упавших столов и сломанных стульев. Назвать её баррикадой можно лишь с некоторой натяжкой, должен признать, но она дала нам небольшое преимущество. Она препятствовала нападающим, позволяя нам проще убивать или ранить их, пока они пытались перебраться через перевёрнутую мебель. Они ненадолго отступили, чтобы скоординировать последний рывок, и бой приостановился.

— Дженевив! — крикнул я Графине. — Мне нужна твоя помощь, у меня есть план.

Она кивнула, и быстро подошла ко мне. Дженевив видела достаточно, чтобы осознать: что бы я ни сделал, это было лучше, чем альтернатива.

— Что мы можем сделать? — спросила она меня.

— Возьмите из огня сгоревшие брёвна. Мне нужна черта от одной стены помещения к другой, настолько прямая, насколько возможно, — сказал я ей.

Потребовалось ещё несколько слов, чтобы объясниться, но наконец она поняла меня, и сразу же отправила людей в обе стороны помещения, собирая сгоревшую древесину, чтобы прочертить линию.

Журнал Вестриуса упоминал о том, как великие волшебники прошлого использовали свою силу, чтобы создавать огромные щиты для защиты зданий или людей в военное время. Часто необходимое усилие убивало их, особенно если они делали это без надлежащей подготовки. Мои собственные эксперименты уже показали мне, как много энергии требовалось, чтобы сделать что-то без слов, в отличие от совершения того же с применением оных. Я уже знал нужные для создания щита вне моего тела слова, но был и другой способ увеличить эффективность — использовать символы или отчётливо начерченные линии, наподобие круга призыва. Я не был уверен, насколько мне могла помочь простая черта, но повредить она точно не смогла бы.

Я дал Дженевив понять необходимость того, чтобы черта была настолько прямой, насколько возможно, а один из помогавших ей мужчин был плотником по профессии. Вскоре он стал использовать отломанную от стола доску в качестве линейки, чтобы прочертить линию поперёк главного зала. Я был рад, что ему пришло это в голову, так черта вышла гораздо лучше, чем я мог ожидать.

Из стоявших по ту сторону нашей баррикады людей послышался мужской голос:

— Если сдадитесь сейчас, то обещаю, что женщин мы не убьём, — произнёс стоявший у них за спиной Дэвон Трэмонт, который забрался на стул, чтобы видеть нас через их головы. — В конце концов, моим людям не помешает награда за их усилия.

Я посмотрел на Марка:

— В следующий раз я сначала его убью, а уже потом мы сможем обсудить, был ли этот поступок правильным, — сказал я, имея ввиду наш предшествующий спор.

Он согласился, и тут Джеймс Ланкастер выкрикнул:

— Я скорее умру, чем отдам тебе моих людей! — кричал он с красным от гнева лицом.

— Это я могу устроить тебе, мой дорогой Герцог, — ответил ему Дэвон. Он закрыл глаза, и я увидел, как вокруг него сгустилось свечение. Сила, испускаемая им теперь, была колоссальна; она настолько неприлично большой, что я едва мог поверить в то, что он — человек. Теперь её видели даже люди вокруг меня, и через защитников пробежала волна страха. Я пошёл вдоль строя охранявших баррикаду мужчин и женщин, тихо инструктируя их. Внешне я оставался спокоен, но противостоявшая нам сила была настолько великой, что я больше не чувствовал уверенность, которую на себя напускал.

— Мал'горос, приди, используй меня! Покажи твой гнев тем, кто бросает тебе вызов! — закричал Дэвон.

Я оглянулся на Дженевив:

— Готово?

— Почти, почти готово, — крикнула она в ответ.

Когда я снова посмотрел на Дэвона, я дрогнул сердцем. Я научился достаточно, чтобы понимать, что именно он делал. Он нарушил самое важное правило мага — открыл свой разум одному из Тёмных Богов, и отдался ему. Теперь по нему текла сила злого божества, и его тело будто набухло от неё. Я знал, что если мы не убьём его сейчас, то он обречёт весь мир. Мал'горос использует свою силу, чтобы открыть мост — мост достаточно крепкий, чтобы тёмный бог мог войти в наш мир.

Тут в моём сознании со мной заговорил голос. Он приходил изнутри, но я ощутил, что источником его была серебряная звезда у меня в кармане, символ Миллисэнт Вечерней Звезды. «Позволь мне помочь тебе. Вместе мы можем остановить его, пока не поздно». У себя в сознании я увидел говорившую со мной сияющую леди, и знал, что она говорила правду. Сам того не понимая, я вытащил святой символ, держа его перед собой в руке. Я почти принял её предложение, но дрогнул, когда Пенни подошла, и вышибла символ из моей руки.

Я посмотрел на неё вопрошающим взглядом.

— Отец Тоннсдэйл отравил твою семью, и попытался отравить всех, кто здесь есть! — закричала она на меня. Я кивнул — её слова подняли много вопросов, но на них сейчас не было времени. Я повернулся обратно, и увидел, как наши враги пошли в атаку на баррикаду.

— За Ланкастер! — заорал я во весь голос, и все мужчины и женщины подхватили мой клич.

Затем они без предупреждения развернулись, пригнулись и заткнули уши. «Лэет Бэрэк» — произнёс я, и повторил это снова и снова. Звуки были оглушающие, и ощущение было таким, будто по замку палили из пушек. Вражеская атака захлебнулась, убийцы кричали и падали, прижимая руки к глазам, у некоторых текла кровь из ушей, в то время как мужчины и женщины Ланкастера сделали несколько шагов назад, и пересекли черту, проведённую Дженевив и плотником.

Я посмотрел на двери на той стороне помещения, далеко за спинами людей перед нами, и произнёс слова для создания щита поперёк дверей, достаточно плотного, чтобы не дать воздуху пройти внутрь. Затем я опустил взгляд на черту перед собой. Пенни смотрела мне в лицо, и я задумался, погибну ли я — такая, казалось, была бы жалость. Она сделала шаг в мою сторону, но я поднял руку, сейчас я не мог позволить себе отвлекаться.

Потянувшись вглубь себя, я зачерпнул свою силу, и позволил ей сорваться с моих губ и по моим рукам вниз, пока я жестом проводил перед собой отмеченную черту. Я ощущал, как сила потекла наружу, заполняя проведённую линию, а затем я поднял ладони вверх. Из пола поднялся мерцающий световой экран, бесшовный и идеальный, и упёрся в потолок. Некоторые из врагов уже неслись на нас, и те из них, кто был поперёк черты, были разрезаны прямо надвое, роняя на пол мёртвые конечности и куски тел. Те, кто были позади них, врезались в воздух, ставший твёрдым как камень — я чувствовал усилие, с которым они ударились об мой щит.

Дэвон засмеялся, стоя у них за спинами, по его телу бегали пурпурные огни.

— Глупец! Ты не можешь удерживать этот щит долго! Ты умрёшь от перенапряжения, и я буду убивать твоих друзей ещё до того, как остынет твоё тело!

Я зыркнул на него сквозь разделявший нас экран:

— Ты неважно выглядишь, Дэвон, тебе кто-то переделал лицо, или ты всегда был таким уродом? — спросил я. Несмотря на тёкшую по нему силу, его лицо опухло от нанесённых мною недавно побоев. — О, точно, я же чуть не забил тебя до смерти уродливой палкой, верно? Может, мне довершить начатое. Хуже ты выглядеть уже не будешь!

Он что-то прорычал в мою сторону, и я ощутил давящую на мой экран тёмную силу, пытающуюся разорвать его. Это меня беспокоило — уходившая на поддержание щита сила превышала ту, что была необходима для его уничтожения, и он мог быстро сжечь мои резервы, если бы продолжал давить. Я посмотрел на противоположную сторону помещения, и произнёс слова, которые берёг — слова огня и силы.

Ничего не произошло. Я чувствовал, что слабею, и понял, что перенапрягся. У меня не осталось сил, чтобы достичь моей цели. Мы были обречены. Дэвон снова надавил своей силой на мой щит, и я покачнулся, упав на колени. Оставались лишь секунды до того момента, когда у меня должна была кончиться сила. Я уронил меч, и увидел, как тот стукнулся об пол. У основания клинка было клеймо, клеймо Ройса Элдриджа. На миг я вспомнил его слова, когда он передавал мне меч: «Я делал его не для твоей мести. Я сделал его чтобы показать, что даже из пепла злодеяния и трагедии может подняться что-то прекрасное. Я сделал его, надеясь на то же самое для тебя. Используй его для себя; используй его, защищая людей, которые не могут защищаться сами, как это сделал бы твой истинный отец. Не навлеки позор на нас обоих».

Я встал, опираясь лишь на свою решимость. «Пи́ррен нье́н Э́елтос, Пиррэн стри́ктос Каэ́рэк!» — снова произнёс я, на этот раз открыв моё сердце, выплеснув в заклинание свою жизнь. В вольном переводе эти слова означали «Пусть воздух горит, обращая всё в пепел», и я не шутил. Воздух по ту сторону экрана расцвёл раскалённым, ярким пламенем. Я направлял своё заклинание не на людей, а на сам воздух.

Огонь погас за несколько секунд, и я ощутил, как что-то потянуло мой экран. Воздух внутри был весь израсходован, создав вакуум, и тот тянул мой экран на себя. Враги по большей части погибли, а те, что были ещё живы, задыхались. Дэвон всё ещё стоял, его собственный щит сберёг его, но у него выпучились глаза. Он открывал рот, пытаясь вдохнуть, но вдыхать было нечего, только дым и пепел.

Он начал биться своим разумом о мой щит, используя свою силу подобно тарану, даже не трудясь использовать слова. Он всё равно не мог говорить. Пока он боролся против меня, стало темнее, поле моего зрения сузилось, будто я стоял в туннеле. Я долгую минуту держал щит, прежде чем Дэвон упал, а потом я подержал его ещё несколько минут. Я должен был удостовериться, что он мёртв.

Люди кричали, и кто-то меня тряс, но я их игнорировал. Я отказывался отпускать моё заклинание, пока Дэвон Трэмонт не был вне всяких сомнений мёртв. Пенни стояла передо мной, и я видел, что она кричала на меня, но я не понимал её слова. Наконец она дала мне пощёчину, и экран обрушился. Воздух наполнили дым и пепел, и люди закашлялись.

Я посмотрел на неё:

— Зачем ты это сделала? — сказал я.

— Потому что ты убивал себя, идиот! — ответила она мне, и тут пол набросился на меня. Она попыталась меня поймать, но смогла лишь смягчить моё падение. Я посмотрел на неё снизу вверх; она никогда не казалась мне такой милой.

— Твой нос похож на картофелину, — со смехом произнёс я, и потерял сознание. «Дурость бессмертна», — думал я, погружаясь во тьму.