Сын кузнеца

Глава 18

Я сидел, читая, когда вернулась Пенни, и был рад отвлечься. Какой бы интересной она ни была, «Лайсианская Грамматика» — из тех книг, от которых скоро тянет в сон. Я листал её, и экспериментировал с некоторыми из найденных там мною слов, пытаясь ускорить своё выздоровление. Внутреннее исследование показало мне, что хотя оба моих лёгких теперь функционировали, вокруг одного из них было много крови. Я потратил немало времени, пытаясь расщепить эту кровь, чтобы моему телу было проще её убрать.

Это оказалось довольно трудным, и я не был уверен, какой эффект дали мои усилия, поэтому я также работал над улучшениями для своих рёбер и поддерживавших их мышц. Я, правда, не был уверен, но я думал, что привёл их в хорошую форму. Они выглядели надлежащим образом выровненными, и я скрепил их получше. Я также поэкспериментировал с некоторыми из найденных в книге слов, и они, вообще-то, могли стать даже крепче обычных рёбер, но у меня не было хорошего способа проверить эту теорию.

Я сопротивлялся порыву попробовать что-нибудь сделать со своим мозгом. То вело к безумию. Я определил, что опухоль сошла, и я починил трещину в одной из костей своего черепа. Уж это-то не могло вызвать никаких непредвиденных проблем.

— Что-то ты рано домой вернулась, — сказал я семейным тоном. Я не только гениален, я ещё и довольно весёлый. Честно, так и есть — я всё время себе это твержу.

— Ты ванну-то принял? — спросила она. Порой казалось, что Пенни только об одном и думает.

— А я упоминал, как мило ты выглядишь? — отозвался я. Мои навыки в тонком искусстве благородной беседы в последнее время улучшились, поэтому я решил попробовать её отвлечь. Если бы только Пенни посодействовала моему остроумию.

Она наклонилась, принюхавшись, и сморщила носик:

— Ты воняешь, — заявила она. Отсюда разговор пошёл под откос, и довольно скоро слуги по её приказу принесли большую медную ванну и вёдра с горячей водой. Она знала всех слуг наперечёт, из-за чего она с ужасной лёгкостью быстро находила нужных ей людей. Меня бы впечатлила её эффективность, если бы та не была направлена на меня.

Когда все ушли (вы будете поражены тем, сколько людей нужно, чтобы приготовить правильную ванну), она бросила на меня твёрдый взгляд:

— Раздевайся. — сказала она. Каким-то образом она произнесла это слово так, что оно полностью лишилось сексуальности.

— Да, мэм, — ответил я, подвигав бровями, глядя на неё. Будь я проклят, если позволю ей лишить наш разговор всякого веселья. В тот момент я чувствовал себя весьма лучше, так что снял одежду без посторонней помощи, и опустился в ванну. Вода была очень тёплой, почти исходящей паром.

Вынужден признать, на тот момент это была лучшая в моей жизни ванна, особенно учитывая прекрасную женщину, которая тёрла мне спину. Она даже помыла мне волосы — я и не знал, что это может быть так приятно. Я закрыл глаза и расслабился, я был на небесах. Моё внимание привлёк всплеск, и я приоткрыл один глаз — судя по всему, один из ангелов спустился, чтобы присоединиться ко мне в ванной. Дальше всё приобрело довольно интересный оборот.

Несколько позже мы лежали, накрывшись прохладными льняными покрывалами, отдыхая. Я не мог поверить всему, чем меня одарила госпожа удача. В тот момент я был слишком счастлив и доволен, чтобы вспомнить, что госпожа удача также была бесстыдной стервой. Позже я об этом ещё пожалею.

Несмотря на покрывала, кровать казалась холодной. Я подтянул на себя покрывало. Пенни прижалась ко мне.

— Морт, ты какой-то страшно горячий, — сказала она.

— Это всё твоя вина, моя маленькая озорница, — притянул я её к себе для ещё одного поцелуя, и комната слегка закачалась. — Однако у меня правда что-то кружится голова, — добавил я.

У меня началась лихорадка. Не хочу показывать пальцем, но, оглядываясь назад, у меня складывается подозрение, что это могло иметь какое-то отношение к моим усилиям помочь моему телу заново впитать лишнюю кровь у меня в груди. Вмешательство в дела матушки природы может иногда быть ошибочным, они с госпожой удачей, наверное, добрые друзья. Пенни была само воплощение заботы и сочувствия. Она оттянула покрывало обратно, открыв меня холодному воздуху. Она, наверное, училась у матушки природы и госпожи удачи. Они все спелись, точно вам говорю — один большой женский заговор.

— Что? Нет, нет, холодно же! Отдай обратно! — воскликнул я. Я могу искусно убеждать, когда стараюсь.

— Тебя лихорадит, и тебе нужно остыть, — ответила она. Пенни не позволила мне натянуть покрывало выше пояса. Нет сомнений, что она желала поглазеть на мою скульптурную мускулатуру.

— Готов поспорить, ты всем своим женихам это говоришь, — парировал я. Как по мне, так это было осмысленным, но у меня в голове, очевидно, было не настолько ясно, насколько я думал. Пенни положила мне на лоб мокрое полотенце. Мои попытки пошутить её вроде бы не особо впечатлили.

Когда Пенни удовлетворилась, что я не находился в непосредственной опасности умереть раньше срока, мы легли в кровать, не накрываясь. Мне она всё ещё не позволяла накрыться, но она позволила мне позаимствовать часть её тепла. Её тепло мне весьма нравилось.

— Морт, — спросила она, — у меня есть вопрос.

Даже в моём лихорадочном состоянии это заставило сработать мои датчики опасности:

— Какого рода вопрос? — осторожно ответил я.

— Если бы я когда-нибудь сделала что-то плохое, что-то правда плохое, из-за чего все стали бы меня ненавидеть. Ты бы по-прежнему любил меня?

«Это, блин, ещё что за вопрос?» — подумал я, но был достаточно мудр, чтобы составить ответ получше:

— Я буду любить тебя по-прежнему. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы знать, что у тебя были бы причины, даже если бы в тот момент они не были понятны всем остальным. А что?

— Просто подумала, последние несколько дней столь многое поменяли в моей жизни, что, наверное, мне нужно было немножко увериться в этом, — сказала она.

— Несколько дней назад я даже не осознавал, что люблю тебя, так что сейчас немного рановато пытаться найти способ избавиться от меня, — улыбнулся я ей. Дурость бессмертна — оглядываясь назад, я едва могу поверить, что был настолько наивен. Я уснул, и мне снились открытые небеса, и как я гоняюсь за сумасшедшей девчонкой‑пацанкой по зелёным полям. Это всегда было моим лучшим воспоминанием о Пенелопе Купер. Даже сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что именно тогда я и влюбился в неё. Где-то в моём сердце она всегда будет той глупой девчонкой с травой в волосах.

Пенелопа проснулась рано, как и привыкла. Мордэкай ещё спал, но его температура снизилась, так что она накрыла его покрывалом. Бал должен был состояться сегодня. Она посмотрела на висящее в углу комнаты платье. Оно представляло из себя прекрасную комбинацию синего бархата и кружев. Прошлым днём она надевала его вместе с Роуз, и её поразило, насколько мило оно выглядело, когда она смотрелась в зеркало. Оно выгодно показывало её грудь, не будучи при этом безвкусным, и ткань изящно спадала вниз, подчёркивая её фигуру, немного приоткрывая щиколотки. По иронии судьбы она больше никогда не сможет надеть что-то подобное, а Мордэкая не будет там, чтобы насладиться её видом в этом платье.

«Я не хочу, чтобы он там был», — подумала она. Она не хотела, чтобы он запомнил её такой. Учитывая это, она решила, что, наверное, ей следует написать письмо. Она не могла объясниться, но она могла по крайней мере позаботиться о том, чтобы он не винил себя. Пенни проверила, удостоверившись в том, что он ещё крепко спал, прежде чем подойти к письменному столу.

В отличие от некоторых горничных Замка Ланкастер, Пенни была вполне способна читать и писать, частично — благодаря Мордэкаю, но в основном потому, что всегда обладала ярко выраженным любопытством и желанием учиться. К несчастью, её чистописание уступало её способности складывать слова — что ж, ему просто придётся смириться с её плохим почерком. Она взяла перо, и старательно написала длинное письмо. Некоторое число клякс и орфографических ошибок несколько раз заставляли её начинать заново, но наконец у неё получилось письмо, которое ей было не стыдно дать ему прочесть. За исключением его содержания, конечно, но тут уж было ничем не помочь. Она осторожно сложила письмо, и убрала — она не хотела, чтобы он увидел письмо раньше времени.

Закончив с этим, Пенни принялась расчёсывать свои волосы. Это было нелегко — у неё было много завитков в её длинных тёмных волосах, и они имели тенденцию спутываться. У неё ушло довольно времени на то, чтобы разгладить их, и когда она почти закончила, она ощутила на себе мой взгляд. Я проснулся на середине процесса, и лежал, тихо наблюдая. Меня завораживало видеть, как она медленно водит гребнем по своим длинным локонам. Я мог бы весь день на неё смотреть.

Она улыбнулась мне в зеркале:

— Чувствуешь себя лучше?

Так и было. Мы съели завтрак, и я взялся за книги — нездоровье предоставило мне больше времени на чтение, и я решил, что было бы глупо тратить его впустую. Пенни оделась, и снова пошла повидать Роуз, для ещё каких-то приготовлений к балу. Я действительно сожалел, что пропущу его, но Пенни хотя бы не придётся страдать от моей пародии на танец. Однако в будущем меня ждали и другие балы, и, может быть, я смогу взять уроки, прежде чем мне придётся раскрыть Пенни ограниченность моих танцевальных навыков. Ариадна уже предлагала мне обучение в прошлом, так что я подумал, что смогу воспользоваться её предложением, но это будет в другой раз.

День прошёл гладко, и после обеда повторилась моя лихорадка. Пенни вернулась, и позаботилась о том, чтобы я был не слишком хорошо накрыт. Она явно не верила в то, что лихорадку можно «пропотеть». По крайней мере, она не попыталась делать мне кровопускание, так что мне, наверное, не следует жаловаться на то, что было немного холодно. Достаточно долгий дневной сон сделал остаток дня более приятным.

Где-то в шесть Пенни начала готовиться. Она была достаточно мила, чтобы позволить мне наблюдать, так что я держал мои пылкие фантазии при себе, пока она одевалась. Платье было потрясающим, в совокупности с её фигурой и изящными чертами. Я не мог не задуматься о том, как я сумел заманить такую очаровательную красотку в свою спальню. Мой взгляд заметил, как она цепляла что-то странное к своему левому плечу.

— Что это? — спросил я, широко раскрыв глаза.

— Ножны для кинжала, — ответила она, будто это было самым что ни на есть обычным делом. Она закончила прилаживать ремни, и засунула в ножны семь дюймов опасно выглядящей стали.

— Мы ждём неприятностей, или мне следует беспокоиться о том, что будет по твоему возвращению? — наполовину пошутил я.

— Роуз очень помогла мне, преподав урок в вопросах самозащиты. После прошедшей недели я больше не такая доверчивая, какой была. К тому же, у меня есть великолепный мужчина, для которого я должна сохранять себя неиспорченной… — сказала она, одарив меня очаровательной улыбкой и хлопая длинными ресницами. Это должно было меня насторожить — казалось, что наиболее часто она использовала свои женские уловки, чтобы отвлекать меня от важных проблем.

— А я думал, что весьма основательно испортил тебя прошлой ночью, — с вожделением улыбнулся я ей.

— Всегда можно испортиться ещё больше, — ответила она, а потом наклонилась, и наградила меня длинным поцелуем. — Мне пора идти — понадобится помощь Роуз, чтобы сделать правильную причёску, — сказала она. В дверях Пенни остановилась, и окинула меня долгим взглядом: — Не забывай, что я люблю тебя, — были последние её слова. А потом она ушла, но на секунду я готов был поклясться, что увидел слёзы в её глазах.

Я убедил себя, что это было лишь моё воображение, но далеко не сразу смог вернуться к чтению. Женщины всегда непростые. Я же, однако, на редкость прост.

Пенни нашла Роуз в её покоях, всё ещё собирающейся.

— Разве нам не следует поспешить? — спросила она.

— Им не повредит подождать несколько минут. К тому же, лучшие приходят последними, — засмеялась Роуз. Она закончила свои дела, и начала трудиться над волосами Пенни. Своими уверенными руками она сделала из волос изящную плетёную фигуру, сидевшую у Пенни на голове, открывая грациозную шею девушки: — Сегодня ты отхватишь себе много взглядов.

— Но не тех, что меня томят — хотя, полагаю, будет здорово получить немного внимания, — ответила Пенни.

— Наслаждайся, пока можешь — мы не будем молодыми всю оставшуюся жизнь, — заметила Роуз.

«Ты — может и нет, а вот я — определённо буду», — подумала про себя Пенни. Две женщины встали, и пошли вниз. Бал уже начинался.