Кабалл Мак-Ардри и остатки отряда Дугала добрались обратно к стенам замка Транши только в сумерки. Они привезли с собой два мертвых тела, и никто из живых не вышел из боя невредимым. К седлу протестующего пони Дугала был привязан единственный пленник, которого они смогли захватить, да и то лишь потому, что он был слишком тяжело ранен, чтобы держаться в седле. Если бы они не надеялись, что смогут допросить его, Кабалл без лишних церемоний просто перерезал бы ему глотку.
В течение всего медленного и болезненного пути от Каркашаля Кабалл, чувствуя себя опустошенным, раздумывал о том как он скажет старому Колею, что его сын захвачен в плен. В конце концов, он решил, что отсутствие Дугала скажет все само за себя. Он не смел встретиться со стариком глазами, когда он и пятеро оставшихся в живых опустились на колени перед креслом предводителя в большом зале замка. Колей напрягся, когда его слезящиеся глаза, взглянув на шестерых, стоявших перед ним на коленях, не обнаружили среди них Дугала.
– Мы встретили их под Каркашалем, сэр, – негромко сказал Кабалл, пытаясь зажать пальцами, сквозь которые сочилась кровь, рану на правом плече. – Брайс Трурилльский вел их. Он стал изменником.
– Что с моим сыном? – сумел выговорить Колей.
– Пленен, – это было все, что смог прошептать Кабалл.
Он хотел сказать Колею, что, по их мнению, Дугал еще жив, хоть и ранен, и что Кабалл собирается зажечь сигнальный костер, чтобы собрать весь клан и послать его в погоню – но известие уже нанесло последний удар по и без того хилому здоровью Колея. Не произнеся ни звука, старик схватился за сердце и обмяк в своем кресле, глаза его закатились. Через несколько секунд он умер на руках барда Кинкельяна, и его сородичи ничего не смогли поделать с этим.
Онемев, не реагируя на происходящее и ослабев от ран, Кабалл нашел в себе силы, чтобы поднять тревогу и созвать в большой зал оставшихся членов клана – большей частью мальчиков и стариков, к которым присоединились несколько женщин, чтобы заняться ранеными. Когда все собрались, Кабалл, раздетый до пояса, чтобы можно было позаботиться о его собственных ранах, сел на табурет рядом с обмякшим телом бывшего предводителя, одной рукой вцепившись в край стола от боли. Будучи кастеляном и следующим наследником после Дугала, он был должен принять руководство кланом на себя до тех пор, пока они не узнают, что случилось с Дугалом. Он вздрогнул, пытаясь не обращать внимания на обеспокоенное ворчание барда, когда его жена и Кинкельян начали промывать его рану.
– Наш предводитель теперь молодой Дугал, – сказал он собравшимся людям, – если он еще жив. Я не знаю, что с ним будут делать те, кто его схватил, но поскольку они не убили его, как угрожали поначалу, мы должны надеяться, что он все еще жив.
– Мы должны идти за ним! – проревел один из солдат. – Если молодой Дугал еще жив, он должен быть спасен, а если он мертв, то отомщен!
– Да, а где пленник? – спросил другой. – Прежде, чем мы отправимся в погоню за рыцарями-мятежниками, надо выяснить с кем мы имеем дело.
– Сайард, приведи его, – приказал Кабалл, взмахом руки отослав тех, кто заботился о его ране, когда слуга с другим приграничником отправились выполнять его распоряжение.
Лицо пленника было бледным как сыворотка, его правая рука была в лубке и привязана к груди, но он сумел остаться на ногах, когда его грубо проводили к помосту. Несмотря на то, что под черной мантией он был раздет до шерстяной фуфайки, штанов и сапог, на голове у него еще оставался заржавленный шишак. Он подавил стон, когда его пинком поставили на колени перед Кабаллом, но он только слегка оперся на свою здоровую руку.
– На колени и обнажи голову перед победителями! – пролаял Сайард, сдергивая с пленника шишак и пригибая его голову к полу.
Длинные волосы человека были подстрижены как у большинства солдат, но макушка была выбрита. Увидев тонзуру и оценив ее значение, Кабалл схватил пленника за волосу и рывком поднял ему голову, чтобы заглянуть в лицо, не обращая внимания на кровь, текущую из своей раненной руки.
– Господи, да он священник, но пришел к нам с мечом! – выдохнул Кабалл. – Видите тонзуру! Как тебя зовут, поп? Кому ты служишь, что он посылает вооруженных попов на королевские земли?
Человек только передернулся и закрыл глаза, когда Кабалл дернул его за волосы.
– Говори, поп! У меня сегодня мало терпения.
– Мне нечего сказать, – прошептал человек.
– Не трать время на этот мусор, Кабалл! – прорычал один из членов клана. – Он предатель. И с ним надо обращаться как с предателем.
– Да, Кабалл, повесь его.
– Только троньте меня, и ваши земли попадут под Интердикт как только мой хозяин узнает о этом! – ответил пленник, вызывающе открыв свои голубые глаза. – Он отлучит всех вас от церкви. Я заявляю о своих духовных привилегиях и праве требовать церковного суда. У Вас нет полномочий судить меня.
– Интердикт? – пробормотал один из солдат, некоторые перекрестились.
Кабалл еще раз сильно дернул человека за волосы.
– Поп, придержи язык! Твой хозяин-предатель не сможет спасти тебя здесь! Говори. Кто ты?
На лице человека промелькнул ужас, но тем не менее он упрямо покачал головой.
– Я не обязан отвечать вам.
– Нет, но ты очень даже можешь захотеть, – ответил Кабалл, отвешивая человеку пинок, от которого тот растянулся на полу стонущей массой. – И кое-кому тебе придется ответить.
Шатаясь, Кабалл отошел и прислонился к краю стола, и, позволив своей жене и Кинкельяну вернуться к их занятию, встретился взглядом с Сайардом.
– Сайард О Рвейн, как приближенный нашего молодого помещика, я даю тебе поручение сообщить о происшедшем королю. Как говорили в старину, не жалей ни себя, ни коня чтобы как можно быстрее добраться до Ремута. Если короля там сейчас нет, подождешь там, поскольку он скоро прибудет.
– Слушаюсь, Кабалл.
– Что касается пленника, – улыбнулся он угрожающе, обратив свой взгляд на неповинующегося пленника, – то завтра ты под надлежащим конвоем отправишься в Ремут. Мы оставили тебе жизнь только для этого, поп. И знай, что король – кровный брат нашему молодому предводителю, и будет очень разгневан, если тому причинят вред. Так что тебе лучше помолиться, чтобы твой хозяин не поступил необдуманно. Уведите его.
Когда пленника рывком подняли на ноги и, в сопровождении мрачного Сайарда, не слишком вежливо вывели из зала, Кабалл почти упал на край стола. Слуга, стоявший позади него, передал Кинкельяну раскаленную железку, конец которой был обернут тряпкой.
– Девлин, зажги сигнальный костер, чтобы вызвать семерых вождей, – сказал Кабалл менестрелю клана, вышедшему вперед, услышав свое имя. – И пусть волынщики играют похоронную песнь, чтобы помочь Мак-Ардри на его пути в небеса. – Он замер, когда Девлин и кто-то еще подошли и схватили его, чтобы Кинкельяну возможность сделать свое дело.
– И пусть женщины подготовят тело Мак-Ардри к его последнему отдыху, – продолжил он. – Пока мы не услышим иного, наш новый предводитель – молодой Дугал, и я буду руководить кланом только пока его…
Шипение горячего железа, сжигающего плоть, оборвало его речь, и тело Кабалла выгнулось в судороге, хоть он не произнес не звука. Он провалился в милосердную бессознательность прежде, чем это произошло, и он не слышал как одинокий волынщик заиграл плачущую песнь о своем мертвом предводителе, и как запричитали женщины, собравшись вокруг тела, чтобы забрать его и унести.
Однако, те, кто уезжал с новым предводителем, слышали это, как и Сайард О Рвейн, который, садясь на лошадь, чтобы отправиться в Ремут, изо всех сил надеялся, что похоронная песнь звучит только по старому предводителю и не имеет отношения к молодому.