Связанные кровью

Глава XVII Зимняя война

60-й день зимы

Рассвет Дня Середины Зимы выдался ярким и чистым. А лучше того, Заречье переживало одну из своих редких оттепелей середины зимы. Где-то весело чирикала введённая в заблуждение и, вероятно, обречённая малиновка. Повсюду звенел перезвон капели, а с жестяной крыши галереи рядами сверкающих зубов свисали сосульки, отделяя дощатый настил от тренировочного квадрата. Кадеты, выходившие из казарм на построение, приостановились, разглядывая их, а потом рассмеялись. Было жаль губить подобное чудо, так что они сломали ровно столько, сколько было нужно, чтобы аккуратной цепочкой выйти в квадрат.

Там их ждал Комендант. Когда они возбужденно построились, он начал прогуливаться между их рядами, руки сцеплены за спиной, белый шарф офицера пульсирует на его горле. Всё, что было слышно, так это свист его длинной, чёрной куртки, капанье воды и хлюпанье его сапог по влажной земле. Примолкла даже малиновка, как будто под сенью кружащего ястреба.

— Добро пожаловать, — сказал он своим ясным, чистым голосом, — на Зимнюю Войну.

Ряды кадетов вздрогнули как стая гончих, едва удерживаемых на поводке.

Шет Острый Язык улыбнулся. Спокойным, почти легкомысленным тоном, он просуммировал все правила игры, выделяя их сходства и различия с геном. Большинство кадетов могли произнести следующую строчку ещё до того, как это делал он. Тем не менее, среди рядов замаскированных офицеров, выбранных в качестве наблюдателей, была одна стройная фигура, которая внимательно слушала, и это был не рандон.

Сосредоточенность пришельца была нарушена хриплым бормотанием за его спиной.

— Харн, — шепнул он, — с тобой всё в порядке?

Рандон покачивался на месте, его большие руки сжимались и разжимались, глаза налились кровью и остекленело блестели, выглядывая через его маску.

— Всё в порядке, всё не так, всё пропало…

— Харн!

— Я понимаю ваш энтузиазм, — говорил Комендант кадетам. — Тем не менее, не забывайте, что вы студенты первогодки, включая и ваших главных десятников. Любая военная кампания это далеко не простая задача. Она вполне может выйти из-под вашего контроля. Старайтесь также ограничивать любое чрезмерное насилие. Никто не должен быть убит или даже серьёзно покалечен. Поступать так не только против правил, но и просто дурно. В лучшем случае, это будет стоить вам очков. В худшем… ну, ваши тренировки здесь должны были научить вас, как добиваться максимального эффекта минимально возможной силой. Мы воины, а не простые мясники. Мои глаза — тут он вяло взмахнул рукой в сторону наблюдателей — будут держать меня в курсе вашего прогресса. У вас двадцать минут, чтобы расположить ваши флаги. Вперёд.

Кадеты рассыпались в стороны.

Это не должно было занять много времени, поскольку каждый дом бесконечно пересматривал все возможные варианты. Большим искушением было держать свой флаг при себе, чтобы как можно лучше его защитить. Тем не менее, его можно было спрятать в любой точке своей территории, то есть, внутри пространства своих казарм, или — ещё больший риск — где-нибудь ещё в пределах игрового поля.

И Берриминт, и Дони, оба заранее сказали Джейм, где они планировали разместить свои собственные флаги. Сама Джейм выбрала спальни кадетов с их лабиринтом тентоподобных перегородок. И всё же, сначала, она хотела ещё разок проверить покои Грешана на наличие Серода. Теперь, больше чем когда-либо ещё, его знание потайных проходов Тентира было просто бесценным. Кроме того, её сильно беспокоило то, что он вообще вернулся, и уж тем более то, что он забрал обратно Куртку Лордана, или же наоборот. Таким образом, она взбежала вверх по лестнице, в сопровождении Жура и со знаменем Норфов, сложенным у неё под курткой.

Однако в руинах, которыми стали покои Грешана, не было никаких признаков Серода. Похоже, ей и в самом деле следует навести здесь порядок, подумала Джейм. Жур прорысил к ящику, содержащему кокон, и положил на него передние лапы. Через его вставшие торчком уши она услышала сонный, мурлыкающий рокот внутри, и ощутила его через его лапы. К кому же теперь привязана вирма? Она появилась здесь как товарищ тёмного переврата, затем укусила Тори, потом ужалила её. Шутки в сторону, не сглупила ли она, приютив тёмную, пусть и не павшую? Ха. То же самое можно было спросить и у Тёнтира, но училище не совсем ясно представляло, что же именно попало в его руки в её лице.

Какой-то лёгкий звук заставил её наполовину обернуться. В неё врезалось чьё-то тело, которое сбило её с ног, повалив на спину, и уселось сверху.

— Тиммон, ты дурак, — с трудом прохрипела она в знакомое лицо, маячившее над её собственным. — Игра ещё не началась!

— Что такое пара минут для хороших друзей? Знаешь, мы всё ещё можем ими быть, и даже больше. Просто подчинись.

Она попыталась освободиться, но он крепко-накрепко пригвоздил её к земле, одной рукой прижав её руки к полу над её головой и придавив своим весом её ноги.

Жур нетерпеливо чирикал. Судя по его прежнему опыту, Тиммон был другом, но этого типа игры он не понимал.

Тиммон ласково пробежался свободной рукой через её лицо, вниз до чашечек её грудей — к счастью, ни одну из них не закрывал сложенный флаг.

— Наши люди нас ждут.

— Ну и пусть подождут.

— На самом деле ты не хочешь этого делать.

— О, вообще-то, я это уже, уже делаю.

— Тогда приготовься страдать.

— Нет, не сегодня. В этот раз, твоя очередь.

С этим он отпрянул назад, сорвав её вышитый шарф, и отступил через дверь.

— Давай-ка посмотрим, как тебе понравится быть беспомощной.

Затем он ушёл, закрыв за собой дверь настолько плотно, насколько позволяли её погнутые петли.

Джейм с руганью поднялась и уселась на пол. Одним из правил Зимней Войны было то, что любой кадет, потерявший свой шарф, считался оскальпированным и выбывал из игры. Такие кадеты должны были оставаться на своих местах, ни с кем не общаясь, пока или война не закончится, или, что казалось крайне маловероятным, кто-нибудь не спасёт и не вернёт им их шарфы. А шарф Джейм дорого стоил, почти столько же очков, что и флаг её дома. Как, впрочем, и флаг Ардетов, который она извлекла из-под куртки Тиммона, когда он с неё вставал. Теперь в её распоряжении были штандарты двух основных домов, а она не могла ни сказать кому-нибудь об этом, ни дать знать, где находится.

Ну что за паршивый способ начать войну.

Харн Удав неуклюже брёл коридорами Старого Тентира. В его разуме прошлое и настоявшее сливалось в единое целое. Он был кадетом первого курса. Он был прошлым комендантом училища рандонов. Что за неотложная поспешность тащит его вперёд? Куда он идёт, что собирается делать? Кто может умереть? Кто уже умер?

— Отец! — закричал он, но близко стоящие стены поглотили его голос.

Всё в порядке, всё не так, всё пропало…

Как только Шет Острый Язык окончил свою речь, кадеты сломали построение и бросились бегом в свои казармы. Наблюдатели тоже рассеялись, оставив Коменданта и Верховного Лорда одних.

— Теперь вы рады, что приняли моё приглашение, милорд? — спросил первый, намекая на атмосферу пьянящего возбуждения, в которую погрузилось училище.

— Поговорим об этом позже. Вы не видели, куда направился Харн?

Брови Коменданта поднялись. — Нет. А что такое?

— С ним что-то не так. Мне не нравится то, как он выглядит, и он всё время бормочет «Всё пропало.»

— «Всё пропало»? — Брови упали хмурой гримасой. — Тогда нам лучше его найти. И чем быстрее, тем лучше. Я предупрежу остальных наблюдателей. А вы проверьте его покои в Старом Тентире. Недавно он пожаловался на то, что чувствует себя больным и стал ужинать один в своей комнате.

Хотя большая часть Старого Тентира оставалась для Торисена сущей головоломкой, он хорошо знал дорогу к покоям Харна в его башенке. Он нашёл их в полном беспорядке, повсюду разбросана одежда, как будто Харн что-то искал, со всё возрастающей поспешностью и, к тому же, безуспешно. Под парой разодранных брюк он обнаружил остатки последнего обеда Харна. Кендар, должно быть, действительно чувствовал себя больным, если довольствовался такой жидкой овсяной кашицей. Торисен снял свою маску наблюдателя, окунул палец, попробовал и нахмурился. Что-то было в этом вкусе, нет, в запахе, что-то знакомое.

Внезапно в его памяти вспыхнул яркий образ Лорда Ардета, передающего ему бокал вина и наблюдающего, как он медленно его потягивает. Оно имело точно такой же, неуместный, цветочный аромат. А потом он вернулся обратно в замок в Призрачных Землях, продолжая делать… что-то… с голосом Ардета на задворках своего разума, бормочущего вопросы, на которые, как он надеялся, он не ответил.

Чёрная незабудка. Вот что это за запах. Адрик использовал её, когда хотел что-то вспомнить или снова увидеть своего любимого Передана, таким, каким этот жалкий мальчишка был в жизни и по-прежнему продолжал жить в памяти своего отца.

Если Харна пичкали этим изо дня в день… но кто, и почему?

Трое, эта настойка была очень крепкой. Она взбаламутила его память. Он вспомнил тот день, когда он в последний раз был в этих башенных покоях, перед тем как Воинство отмаршировало на юг, навстречу Дикой Орде у Водопадов. Они разговаривали, когда к ним ворвался кадет, находившийся на грани истерики.

— М-мертвы, — запинался он. — Мертвы, мертвы, мертвы…

Они сбежали вниз в большой зал и обнаружили у очага двух кадетов, смятых в единое целое лицом к лицу некой чудовищной силой…

Где они теперь?

… и поджидающего его тёмного переврата, носящего украденное лицо.

— У нас есть незаконченное дело, — сказал он.

Кадеты бросились к раненной паре на очаге. Одно мгновение он их видел, а следующее — нет, их кровь, тогда и сейчас, смешивалась между собой. Ну что за мерзкое зелье…

Но у подножия лестницы его и в самом деле кто-то ждал — высокий кадет, которого он, без сомнения, должен был знать.

Только не ещё одно позабытое имя.

Торисен замер, его лицо пребывало в тени, а разум в беспорядке. — Что тебе нужно?

— Поговорить с тобой. Наедине. Сейчас.

Всё ещё дрейфуя между прошлым и настоящим, Торисен последовал вслед за кадетом вниз по лестнице, через конюшню, в зал тлеющего железного дерева, всё дальше и дальше меж башен раскалённых стволов.

Они встали друг напротив друга через тлеющую, обложенную камнем, огневую яму. Это здесь он столкнулся с перевратом? Нет. Та яма осталась в стороне, хотя в то время над ней определённо не висело сохнущее бельё. Однако жар оставался всё тем же, волнующим между ними воздух, жалящим глаза, мешающим видеть.

— Неужто честь для тебя ничего не значит? — яростно потребовал кадет. — Как и правила? А впрочем, с чего бы им что-нибудь значить, если Комендант позволяет тебе нарушать их всё снова и снова? Ты же его маленькая домашняя зверюшка, не так ли? Ты думаешь, ты такая умная, что сможешь вывернуться из чего угодно. Ну, не в этот раз.

— О чём это ты говоришь?

— Твой шарф. Кто-то уже оскальпировал тебя, но вот ты здесь, по-прежнему в игре.

— Ты думаешь, что я Джейм.

Кадет сплюнул на камни. Его слюна с шипением запрыгала по ним, исчезая, испаряясь, пока не пропала. — Испорченный, избалованный оболтус. Маленькая леди хайборн. О чём только думал твой брат, что Тентиру нужен живой талисман?

Он принялся расхаживать туда-сюда. Торисен тоже начал двигаться, оставляя между ними яму. Он хотел услышать, понять.

— Мы для тебя просто игрушки, не так ли, а весь Тентир это одна большая игра. Ну, некоторые из нас бились изо всех сил, чтобы оказаться здесь. Три поколения потребовалось моей семье чтобы выбиться из грязи, в которую твой драгоценный дядюшка швырнул мою бабушку, после того как позабавился с ней. Она умерла, давая жизнь моей матери, которая погибла у Водопадов на Менделинских Порогах, сражаясь за твоего драгоценного братца. Её кровь купила мне место здесь. Обесчестила ли ты это, обесчестив меня? Я так не думаю.

Торисен наконец вспомнил имя кадета: Вант. Что же до всего остального, то он всё ещё пребывал в недоумении. — Как же тебя обесчестили?

— Я был главным десятником своих казарм. И я должен по-прежнему им быть. Это было честное заблуждение!

— Какое?

— Хватит со мной играть, чёрт возьми! Разве можно было всерьез верить в то, что обитатели холмов осмелятся напасть на самый порог Тентира? Какая в этом логика? И есть ли хоть крупица смысла в том, что ты делаешь, или в том, что случается вокруг тебя?

Теперь Торисен уловил о чём речь и его голос отвердел. — Ты не выслал подмогу. Ты смеялся. А кадет погиб.

— А я тебе говорю, что это была вполне понятная ошибка! Кто ты какая, чтобы воспринимать тебя всерьёз, и сейчас, и тогда? Да я скорее выполню приказ бесёнка Горбела! Твоё присутствие здесь — это шутка и оскорбление. А я должен платить за одно ошибочное суждение вечно?

— Это зависит от тебя. На месте Шета, я бы вообще выкинул тебя из Тентира.

— Ах ты незаконнорожденная тварь!

Он стремительно обогнул огневую яму. На её дальнем конце Торисен встретил его земля-движется Сенетаром. Кендар намного превосходил Верховного Лорда и по размеру, и по силе, но Торисен сражался с более крупными людьми всю свою жизнь. Пока Вант пытался швырнуть его на обжигающие камни, он старался отбросить их обоих в сторону.

Вдруг Вант неуклюже вырвался на свободу. Он выглядел ошеломлённым и недоумевающим, как будто ему только что дали по голове. Его глаза, слегка перекошенные, обежали холл.

— Ты… нет!

С этим он снова дёрнулся, запнулся о край ямы и свалился в неё. Там он поспешно перекатился на ноги, но его руки уже покраснели и покрылись пузырями.

— Ты, сука, все вы, суки…

Затем он впервые ясно увидел своего противника. — Ох.

— Теперь, когда с этим наконец разобрались, вылезай из этой чёртовой топки.

Вант переминался с ноги на ногу. Он определённо чувствовал тепло, но не воспринимал эту угрозу серьёзно.

— Только после того, как вы сделаете меня главных десятником моих казарм и уберёте отсюда свою сучку сестру. Вы же должны понимать, что ей здесь не место!

— Я полагаю, ты знаешь, что твои сапоги дымятся. Я не могу поддаться на шантаж, Вант. Это будет предательством моей должности.

Притоптывание выбило снопы икр из углей под камнями. Теперь у кадета задымились отвороты брюк. Он захлопал по ним руками в, своего рода, взбешенном раздражении. Чего бы Вант ни ожидал от жизни, это было определенно не это, а он всё ещё не верил в происходящее.

— Ты же Верховный Лорд, чёрт возьми! — Топочное дыхание ямы сжимало ему горло и его голос становился всё более хриплым. — Ты можешь делать… всё, что захочешь!

— Это не так. Руководить значит так же и служить… а этого, похоже, никогда не понимали ни ты, ни Грешан. То, что ты просишь, это предательство дисциплины и ответственности. Выходи Вант. Живо.

Он мог бы отдать приказ голосом, которому кадет не смог бы не подчиниться, но не стал этого делать. В конце концов, воля, заставляющая человека спорить, когда он находился под угрозой самосожжения, заслуживала большего уважения.

Под руками Ванта вспыхнул огонь. Он, безусловно, мог чуять и, разумеется, чувствовать свою горящую плоть.

— Я в это не верю. Я с этим не согласен. Это нечестно!

— Правда? Вылезай. Вот, возьми мою руку.

Пламя взметнулось вверх, перескакивая со штанов на куртку, а затем внезапно перекинулось на волосы. Вант наконец поверил в невероятное.

— Я всё же получу… правосудие, — прохрипел он, пока дым разъедал ему горло, — или же, я получу… месть.

Он на ощупь потянулся к Торисену рукой, пальцы которой уже чернели. Торисен хотел встретить её слабеющую хватку, но сильные руки отдёрнули его назад.

Вант ткнулся в кромку ямы, голубые глаза злобно сверкают на обугливающемся лице, а потом медленно сполз вниз и пропал из поля зрения.

— Он вполне мог утянуть вас за собой, милорд, — сказала Шиповник, наконец его отпуская.

— Что ты здесь делаешь? Я думал, что Старый Тентир является запретной территорией на время войны.

— Так оно и есть, — сказала Рута, с содроганием бросая быстрый взгляд на содержимое ямы, из которой теперь поднималась колонна жирного дыма, — за исключением мест общего пользования, вроде этого. Мы разыскиваем вашу сестру, лорд. Она отправилась прятать наш флаг, и с тех пор её никто не видел. То есть, некоторые решили, что видели, как она пересекла большой зал, так что мы отправились следом.

— А вместо этого, тут я. Чёрт. Я должен как можно скорее отрастить себе бороду. Слушайте: Кто-нибудь из вас видел Рана Харна?

— Он тоже пропал?

— И к тому же, он в опасности. Его нужно найти, будь проклята Зимняя Война.

Кадеты обменялись быстрыми взглядами. Идея отменить войну была бы не слишком популярной и даже, пожалуй, невозможной, в такое позднее время.

— Игра уже началась, лорд, — осторожно сказала Рута, — и наша команда пребывает в состоянии хаоса в отсутствие вашего лордана, чтобы возглавить её. Быть может, если бы вы заняли её место, только до тех пор, пока мы её не найдем…

— Вы получили бы три дома, разыскивающих Рана Харна, — добавила Шиповник.

Рута бросила на Южанку любопытный косой взгляд. Какой бы взрослой и опытной она ни была, Шиповник тоже определенно не хотела пропускать этот ритуал Тентира, впрочем, не то, чтобы её план не заслуживал одобрения.

Верховный Лорд тоже так думал.

— Ну ладно, — сказал он. — Мы охотимся за множеством целей. Но поймите меня: Харна отравили. Я не знаю, что за воспоминания мучают его сейчас, но они могут довести его до смерти.

— А ваша сестра?

Он внезапно отрывисто хохотнул. — Держу пари, что ни прошлое, ни чтобы то ни было ещё, не способно одержать над ней верх. Да помогут Предки тому или чему, что осмелится по глупости встать у неё на пути.

Он помедлил, глядя вниз в яму. — Несмотря на твои ошибки и всё остальное, Вант, я буду помнить тебя.

С этим, он размашистой походкой покинул зал тлеющего железного дерева.

— Что насчёт Ванта? — спросила Рута.

Ответ Шиповник пришёл из суровой и холодной шахты её жизненного опыта, который в своё время, был свидетелем и гораздо худшего. — Он выбрал свой погребальный костёр. Пускай и горит на нем.

— Ха. Милая мысль, по крайней мере до следующего дня стирки.

Укрывшись в тени, за их уходом наблюдала Тернослив. Просто забавы ради она дала Руте ментальный тычок, заставив кадета споткнуться. Может, сама она и неуклюжая, но она, по крайней мере, могла заставить остальных на себе ощутить, каково это. В этот раз это было особенно приятным. Она помедлила, чтобы бросить последний взгляд в яму, где лежал, укутанный пламенем, её мучитель, а затем последовала вслед за остальными.

Джейм вздохнула. Это было так скучно и холодно, сидеть на полу в покоях Грешана, прислонившись к ящику, в котором покоился кокон Красотки. Неужели она и в самом деле застряла здесь на весь день? И сколько же пока что прошло? Вероятно, всего один час, но ощущался он как вечность.

— Интересно, а приходилось ли мне прежде, хотя бы раз за всю жизнь, так долго сидеть на одном месте? — спросила она Жура.

Жур свернулся кольцом на мурлычущем ящике, положив подбородок на её плечо. Он ткнулся ей в ухо, как бы говоря: А в чём проблема? Почему бы не вздремнуть[80], как только появляется возможность.

Джейм подумала о том, что она, скорее, предпочла бы целыми днями, с утра до вечера заниматься изнурительной беготнёй, и будь оно всё проклято, если это не окажется менее утомительным, чем это вынужденное бездействие.

— Если так будет продолжаться и дальше, — сказала она барсу. — мне нужно будет научиться вязать.

Поскольку с началом войны им полагалось быть полностью развернутыми, оба флага были расстелены на полу. В отличие от игры в ген после помещения в начальную позицию их можно было передвигать, но обязательно открыто. Конечно, сейчас это было не совсем правдой, когда дверь была плотно закрыта. Тиммон несомненно уже обнаружил свою потерю. Однако, если он догадается, что его флаг здесь, то он будет в почти идеальном тайнике. Никто не станет разыскивать его в казармах другого дома, а Ардет сможет забрать и его, и её знамя прямо перед самым концом игры.

Конечно, тут был один тонкий момент: он сжульничал и наскочил на неё раньше времени.

Но Джейм не могла вычислить, насколько строгими были на этот счёт правила. Рандоны, конечно, настаивали на них, но среди кадетов определённо бытовало мнение, что если им что-нибудь могло сойти с рук, то стоило рискнуть. В конце концов, события реальной битвы вовсе не обязательно идут в полном соответствии с планом. У наблюдателей выдалось напряжённое время, чтобы пасти это стадо подозрительных типов.

При звуках шёпота голова Жура дёрнулась вверх, а уши встали торчком. Исходящий из него рокот был уже не мурлыканьем, а рычанием.

— Так, так, так. Сидишь и не участвуешь в забаве?

У Джейм ёкнуло сердце. Ей была хорошо знакома эта отвратительная манера растягивать слова. С трудом поднявшись, она слегка покачнулась на ногах, которые совсем заснули. Грешан стоял за ней, наполовину в тени. Полосы света, отбрасываемые трещинами в ставнях, косо падали через переливающиеся цвета Куртки Лордана. Ярко-коричневые и лазурные стежки выступали из общего узора и бросались в глаза, похожие на потревоженных, кнутоподобных червей. Бесцветная нижняя рубашка как будто бурлила.

— Серод. — Её голос прозвучал как кваканье. — Я знаю, ты там где-то внутри. Выходи. Пожалуйста.

— Ну нет. Твой драгоценный змей-пролаза прокрался обратно ко мне, чтобы спрятаться, и я держу его рядом с собой. Больше никто никогда так не делал.

— Я должна была, но…

— Но это было неудобно. А его нужность раздражала тебя, после всего того, что он натерпелся на твоей службе.

Всё это тоже было только правдой. Она вспомнила, как Серод болтался на горячей проволоке, пропущенной сквозь его кожу, вынужденный танцевать под мелодию Калдана, за то, что переметнулся и заключил союз с ней. Зимняя агония…

— Другим ты говоришь возвышенные слава об ответственности и чести, — тихонько напевал этот ненавистный голос, — но насколько хорошо ты уживаешься с ними сама?

— Я пытаюсь.

— Ты провалишься, и ты это знаешь.

— Ну а ты, Дядя, даже никогда и не пытался.

— Я в этом не нуждался. Что есть честь, если не то, что рождается из нашей крови? А потому, как может честь предать саму себя? Так учил меня мой отец, перед тем как дать мне свободу делать всё, что я пожелаю. Вот во что я верю, и тогда, и сейчас. У меня было столь многое. А заслуживал я много, много большего. А теперь, всё, что у меня осталось, это голод.

Его рука — тонкая рука Серода с грязными ногтями — покопалась в его шуршащей манишке. Он вытащил наружу пригоршню извивающихся личинок и зачавкал ими, невнятно коверкая слова сквозь их покалеченные останки.

— Всё время голоден. Никогда не достаточно. Всё время хочется ещё. Ах. — Он проглотил. — Они всё у меня забрали, твои драгоценные рандоны, всё, кроме голода. Погляди, чем я теперь стал.

— Я вижу, но не понимаю. Ты, предположительно, погиб из-за несчастного случая на охоте, а твоё тело было предано погребальному костру в Готрегоре. Но твоего посмертного знамени там сейчас не висит, даже символического.

— Ха! — Он засмеялся, разбрызгивая во все стороны кусочки личинок. Некоторые из них он, по всей видимости, вдохнул, поскольку резко закашлялся и схватился за спинку кресла, чтобы не упасть.

К ней поднялось раскрасневшееся и задыхающееся лицо Серода. — Госпожа, помогите!

Она шагнула к нему, но Грешан уже натянул обратно свою маску, закрывая ей это призрачно-тонкое, несчастное лицо.

— Помогите? — Прохрипел он, затем откашлялся и сплюнул. — Ну что, будешь ты, наконец, носить Куртку Лордана и подчиняться моей воли? Глупый ребёнок, ты что, надеялся никогда никому не кланяться?

— А ты?

Он выпрямился и вытер рот, снова отпрянув обратно в тени. — Только смерти, да и то неохотно. Но вот ты, это не я. Нет, вовсе не я, да и к тому же ты слабая, хныкающая лицемерка. Со всей этой своей драгоценной ответственностью и честью! Нет, малявка, такая как ты, никогда не сможет удержать меня от мести.

— Кому? — спросила она, сбитая с толку. — Халлик Беспощадный давным-давно мёртв, если это он тебя погубил. Я никогда не верила до конца в ту историю с несчастным случаем.

Он рассмеялся, резкий, издевающийся звук, почти что рыдание. — Умная, умная, умная, но всё ещё такая невежественная. Ох, ну что же мы за кроваво-рукий дом. И ты думаешь, что руки твоего драгоценного братца тоже чисты?

— Он что, виновен в твоей смерти?

— Разве я это сказал? Со временем, умерли столь многие, и бродят теперь по Серым Землям несожжёнными, бормоча себе под нос. Мёртвые знают всё, что касается мёртвых. Но я трачу здесь своё время. Они всё у меня забрали. Теперь я собираюсь забрать всё у них. Я уже заполучил мозги Харна Удава. Тебе стоило посмотреть, как он шатается и лепечет. Прошлое крепко взяло его за горло, с помощью вот этого.

Он бросил ей чёрный брикет спрессованных лечебных трав.

— Попробуй это сама, если хочешь найти его снова, если осмелишься рискнуть.

С этим он отступил обратно в тени и пропал.

Джейм подняла брикет и понюхала его. Такой сильный цветочный аромат…

На мгновение, комната поплыла вокруг неё и сменилась золотистым утренним светом. Грешан, живой и здоровый, был одет в позолоченные кожи своего охотничьего костюма. — Ну что за суета, — сказал он, — вокруг раненой винохир. Честно, можно подумать, что я заклеймил чью-то молоденькую тётушку. И всё же, охота будет забавной.

Джейм чихнула, и видение пропало.

Она не сомневалась, что Грешан отправился за Харном, сделав его сначала беспомощным. Но разве может она покинуть эту комнату, чтобы помочь ему? Без своего шарфа, пусть и вероломно отнятого, она считалась среди мёртвых. И всё же, мёртвые вполне могли бродить среди живых. Как бы то ни было, что сейчас важнее, выполнение правил какой-то игры или жизнь Харна? Шутки в сторону, выбор ясен.

Но и полностью оказаться от войны она тоже не могла.

— Жур, иди сюда и слушай меня.

Это было игрой, в которой они частенько практиковались на уроках Сокольничего в дни подготовки к войне. Лучше всех в ней показала себя Мышь, посылая одного мохнатого товарища с заданием и оставляя другого при себе, чтобы принимать сообщения; но Жур тоже неплохо справлялся, когда, как и полагается кошке, был в хорошем настроении. Может, она и не могла (или не должна была) использовать свои когти, но она вполне могла использовать другие свои особенности шанира, чтобы быть в курсе событий.

Оставив флаги лежать там, где они лежали, в качестве жеста доброй воли, она выскользнула из комнаты и бросилась бегом к угрожающей громаде Старого Тентира.

— Этой чёртовой войне ещё только два часа, а тут уже полный бардак.

Так провозгласила Берриминт из Бренданов, рассеяно пробегаясь рукой по своим коротким волосам и уныло обводя взглядом широкой, двухдосочный стол, установленный в общей комнате казарм Норфов. Меловой набросок на нём был картой училища, которую дополняли блоки раскрашенного дерева, разбросанные по её поверхности. Скауты каждые несколько минут прибывали с новой информацией, и сосредоточенный кадет снова и снова перемещал блоки.

— Кто-нибудь знает, что за хрень здесь творится? Где Джеймс? И, кстати говоря, где, во имя Порога, её флаг?

Её союзник, молодой Дони, беспомощно смотрел на доску, так же как и десятники Норфы. Они уже обыскали общие спальни, где полагалось быть флагу, но его там не было. Вне зависимости от того, какого мнения они были о способности Джейм руководить, её отсутствие обескураживало их больше, чем они полагали возможным.

— Говорят, что её шарф носит Тиммон, — предположил Даниор — один из немногих оставшихся, после того, как Ардеты штурмом взяли их крошечные казармы, разнесли их вдребезги и победоносно отступили, унося с собой флаг Даниоров, как и большинство их шарфов. Ноги топтались на месте. Никто не винил своего союзника за катастрофу, скорее самих себя, за то что оказались слишком медлительными и не смогли её предотвратить. Берриминт была компетентным исполнителем, но получив под своё начало три дома, включая дом Верховного Лорда, она оказалась в полном замешательстве.

— Хватит уже, — сказала Шиповник и шагнула в комнату, оставляя Торисена в тени дверного проёма. — Докладывайте.

Его удивило то, как все они — номинально стоявшие выше Южанки — пришли во внимание, хотя некоторые бросали быстрые взгляды в его направлении. Они, вероятно, решили, что он был вернувшейся Джейм, лишённой шарфа и потому безгласной, но находящейся здесь.

Они рассчитывают на неё, подумал он, с внезапным уколом ревности.

— Если ты не будешь начеку, — предупреждал его Харн, — Ты вполне можешь лишиться этих кендар. Они перейдут к твоей сестре.

Шиповник Железный Шип, и сколько ещё?

— Все наши шпионы и разведывательные партии заняты сбором данных, — отчасти оборонительно начала главная десятница Брендан, обращаясь к обоим вновь прибывшим; Рута по-прежнему охотилась за Джейм. — Что качается основных флагов, то наш хорошо защищен. Ваш, похоже, пропал. Горбел в прямом смысле сидит на своём — с его больными рёбрами это вряд ли его особо радует. Тем временем, его помощник Обидин влетел в рисковый случай в виде кирпича, установленного на кромке двери. Несмотря на это, он собирается продержаться всё утро, если только его голова не будет слишком сильно болеть. Что же до Яранов и Рандиров, то местоположение их флагов всё ещё не установлено.

— А флаг Эдирров?

— О, они бесцельно носятся туда-сюда, размахивая им над головой, или так говорят. Кроме того, их казармы настолько полны самодельных ловушек-случаев, что даже они сами не осмеливаются туда заходить.

— Тогда они, должно быть, оставили его там.

— Ты же знаешь Эдирров: они щеголяют даже тем, чего не имеют, не говоря уж о том, что они действительно делают.

— Действия?

— Кроме налёта на Даниоров, Тиммон и Яраны предприняли вылазку против Бренданов, но были отбиты. Тем временем Каинроны вторглись к Ардетам. Я слышала, что они устроили полный бардак из покоев Тиммона, но так ничего и не нашли. Вполне возможно, его флаг тоже пропал. Ох, ну и Горбел, похоже, устроил личную войну со своими союзниками Рандирами, которые смеются над всеми его приказами и поступают по-своему. В их казармах происходит что-то странное. Похоже, Лорд Рандир, да запретят ему Предки, распространил свою чистку и сюда, да ещё именно сегодня.

Торисен ощутил, что его кожу покалывает. Ему не нравились мысли о том, что шарф Джейм носит Тиммон, или о двух пропавших флагах, или о кровавых чистках среди Рандиров. Он чувствовал, что обычно Зимняя Война была прямой и честной кампанией, реалистичной партией в ген, а не чем-то столь изобилующим опасными подводными течениями.

— Там снова идут Эдирры, — сказал кто-то у окна.

Держась в стороне, Торисен подошёл посмотреть. Там и в самом деле шли Эдирры, размахивая перед собой своим флагом, чеканя марш своего собственного эксцентричного сочинения и распевая во весь голос.

— Мы же Эдирры и нам всё равно[81].

— Выходите и ловите нас, если осмелитесь[82]!

Торисен заметил в конце процессии одну кадетку, которая выглядела не столь весёлой, как все остальные, девушку с коричневыми, пышными волосами, за которой стремглав неслись мыши.

— Они используют их как шпионов, — сказал кадет у его локтя. — Мы убиваем их везде, где только можем.

— А как же правило Коменданта о недопустимости чрезмерного насилия?

Кадет пожал плечами.

— Они же вредители. Кого это волнует?

— Внимание, Ардеты!

Раздался крик снизу. Под прикрытием отвлекающего манёвра развлекающихся Эдирров, кадеты Ардеты просочились на первый этаж помещений Норфов через дверь во внутренний коридор, который бежал из одного конца Нового Тентира в другой. Оружие было под запретом, но все кадеты с обеих сторон превосходно владели рукопашным боем. Некоторые из них метнулись вверх по лестнице в общую комнату. Кадет, ответственный за доску с данными, в отчаянье обхватил руками карту с блоками.

Торисен держался сзади, наблюдая. Чего они добиваются? Затем он опознал среди них золотистую голову Тиммона и встретился взглядом с его ищущими глазами. Он выглядел достаточно похожим на своего отца Передана, чтобы всякий раз заставлять Торисена вздрагивать. Но хуже того, вокруг своей шеи, он носил сразу два шарфа, один из которых украшала чрезвычайно нелепая вышивка профиля раторна; Джейм ещё ни разу не удавалось вышить хотя бы одну прямую линию.

Он должен увести Тиммона подальше от его войск. Похоже, для этого вполне подходило стратегическое отступление. Используя технику ветер-дует, Торисен заскользил между бойцами, держа их между собой и Тиммоном. Добравшись до лестницы, он побежал вниз.

Под первым этажом располагалась общая зона и подземная кухня. Торисен вошёл в неё и скользнул за дверь. Завтрак давно закончился и здесь было довольно темно, горел только дежурный огонёк. Он взял свечу со щелчковым фитилем[83] и стал ждать.

Тиммон на всех парах пролетел мимо него в комнату, его едва не занесло прямо в центральный очаг, когда он запутался в своём собственном снаряжении.

— Где ты там? — Он зарыскал из стороны в сторону, не желая ждать, пока его глаза адаптируются. — Что ты тут делаешь, когда я оставил тебя оскальпированной в комнате твоего проклятого дяди? И не говори мне, что это только потому, что я сорвал твой шарф за пару минут до того, как эта пародия на войну действительно началась. Я могу позволить себе выкидывать подобные штучки. А ты — нет.

— Нет?

— Вот ты где. — Он сфокусировался на тёмной фигуре Торисена у дверей. — Что не так с твоим голосом? Если ты подхватила простуду, сидя на этом грязном полу, то так тебе и надо. Ты должна была позволить мне себя согреть.

— Неужели?

Теперь они закружили вокруг очага, два сгустка мрака в тёмной комнате. Тлеющие угольки выхватывали произвольные линии их движущихся фигур. Всё это жутко напоминало собой сцену в зале тлеющего железного дерева, низведённую до фарса.

— Ты же знаешь, что в конечном счёте ты мне поддашься. Я всегда получаю то, что хочу и я заслуживаю того, что получаю, подобно моему отцу. Неужто я настолько ничтожней его?

— Больше, я надеюсь.

— Тогда, в чём дело? Чёрт возьми, я ведь не тот, кто продолжает затаскивать твоего жалкого братца в наши сны. Здесь так тихо и уединённо. Иди сюда. Давай используем эту возможность по максимуму.

Торисен остановился. Тиммон двинулся, чтобы его обнять, но резко замер на месте, когда щелчковый фитилёк вспыхнул и пробудился к жизни между ними.

Торисен улыбнулся в потрясённое лицо Ардета. — Я польщён, но нет, спасибо.

С этим он сдёрнул оба шарфа Тиммона, отступил за дверь и запер её за собой.

— Ты определенно не знаешь мою сестру достаточно хорошо, — сказал он и отправился на поиски покоев своего дяди.

За его спиной Тиммон принялся молотить в дверь и кричать.

Мальчик запинался и спотыкался. Он не понимал, почему он чувствует себя таким несчастным. Его никто не высмеивал, и даже его лучший друг Шет не отпустил одно из своих остроумных замечаний — того рода, что начинают жалить только со временем. Шет, вероятно, вовсе не хотел заставлять его чувствовать себя тупым. Возможно, умные люди просто не понимали, как больно жалит их ум менее одарённых.

Кроме того, отец мальчика был нынешним комендантом Тентира. Разве это не то, чем стоило гордиться? И Харн очень гордился своим отцом. Халлик Беспощадный воплощал в себе всё то, чем страстно хотелось обладать мальчику: силу, ум, благородство, а прежде всего, уверенность. В голове Харна никогда не возникало и мысли о том, что его отец мог быть когда-то неуклюжим, запинающимся кадетом, вроде него самого.

В данный момент отец был в отъезде вместе с остальными восемью прежними комендантами рандонами и этим зверем Грешаном. Они охотились на винохир Бел-Тайри, которую Грешан покалечил, чтобы выместить злобу на свою бабушку, чьим верховым животным была Белая Леди. Конечно Верховный Лорд, отец Грешана, смотрел на происходящее иначе. Высокое вдохновение, назвал он его. Просто охотничий энтузиазм мальчика зашёл немного не в ту сторону.

Но даже Верховный Лорд Геррант понимал, что раненой винохир нельзя было позволить сбежать, плача кровью у всех на глазах. Другие могли не понять мальчишеского ликования Грешана, могли углядеть что-то тёмное и извращённое в пытках столь невинного создания по столь ничтожному поводу. Так что он созвал своих комендантов — весь Верховный Совет Рандонов — чтобы закончить то, что начал его сын. Пусть они тоже обагрят свои руки красным. Пусть они тоже разделят вину, чтобы никто, никогда больше, не смел заговорить о случившемся, или так сказал Шет.

Лошади в квадрате. Охота вернулась. Выглянув в окно, он не увидел тела винохир, но вот тело лордана было переброшено через спину его лошади, красивые волосы скошенной травой закрывают лицо. Халлик с трудом спешился, почти что упал. Его охотничьи кожи были заляпаны кровью. Он баюкал свою сильную, левую руку, а сквозь рукав просачивалась кровь. Они должны отвести его в лазарет.

Мальчик побежал туда. У дверей он встретил Шета.

— Не входи туда, — сказал его друг. — Харн, пожалуйста, не надо.

Но отец услышал его голос и позвал его.

Халлик сидел в кресле, кровь бежала вниз по его пальцам и капала на груду сброшенной одежды.

— У него вышел удачный удар, сынок. А теперь у меня нет сил, чтобы закончить работу. Ты должен мне помочь. — Он протянул мальчику нож с белой рукоятью. — Жуткие вещи последуют за сегодняшними событиями, но, по крайней мере, честь Тентира будет сохранена.

— Я не понимаю.

Я слишком тупой, подумал он. Шет мог бы понять. Да он и понял. Вот почему он не хотел, чтобы я входил.

— Они станут говорить, что это был несчастный случай на охоте, те, кто не знают. Но это был суд. Ни один Лордан Норф не проходил через наши руки, не будучи судим о том, достоин ли он возглавить наш народ. Грешан не поверил, когда я ему об этом рассказал. Он засмеялся. В конце концов, кто же достоин того, чтобы судить его, наследника Верховного Лорда? Мы. Только мы. И мы так и сделали.

— А теперь помоги мне, парень. Возьми этот нож и проведи им прямо через моё запястье. Режь глубже. Глубже. Хорошо. А теперь посиди со мной в последний раз и подожди. Всё в порядке.

Всё в порядке, всё не так…

И мальчик ждал, слыша только капанье крови на пол и всё более и более поверхностное дыхание своего отца. Затем оно дрогнуло и оборвалось.

Всё пропало.

Он так и не заметил тёмную фигуру у дверей, прикладывающую что-то тёмное к её носу и беззвучно плачущую.

Джейм наблюдала от дверей, и не подозревая, что она плачет. Чёрная незабудка заставляла её голову кружиться. Она видела то мальчика и его мёртвого отца, то Харна, стоящего на коленях и неуклюже роняющего слёзы перед пустым креслом.

Она смутно осознавала, что рядом с ней стоит высокий, худой мальчик, который тоже бесшумно наблюдал за происходящим. В острых линиях его лица она узнала молодого Шета.

Харн, спотыкаясь, пролетел между ними. Шет, похожий на приведение, последовал вслед за ним. Джейм поспешила за ними обоими. Входя в квадрат, она сделала ещё один глубокий вдох аромата цветочного брикета. Тренировочная зона была полна бойцов, как будто каждый дом внезапно ринулся в битву. Они казались фантомами для неё, а она призраком для них, они лишь смутно замечали присутствие друг друга сквозь туманную дымку древней трагедии.

Куда же идёт Харн?

Ну конечно, в покои её дядюшки.

Покои Грешана по-прежнему пребывали в беспорядке, но в этот раз это была живая грязь молодого человека, который совсем не ценил свои вещи, если только они не развлекали его в данный момент. Сам он лежал в постели под шёлковым балдахином, окровавленные позолоченные кожи его охотничьего костюма пятнали беспорядочно спутанные атласные покрывала. Его лицо закрывала Куртка Лордана, её пустые рукава широко распахнулись, как будто мучительно стараясь его обнять.

Мальчик/мужчина Харн стоял в дверном проёме, тяжело дыша. Он окаменел при звуке слабого, приглушённого смеха. Куртка заволновалась; нет, это двигалось то, что она скрывала. Вверх поползла рука и стащила куртку с лица трупа. Однако, здесь покоилось не мёртвое мясо, но живой, пусть и смертельно раненный, человек. Грешан снова засмеялся и его дыхание перешло в задыхающийся хрип.

— О, твой отец нанёс могучий удар, — пропыхтел он. — Меня бы просто располовинило… если бы эта благословенная куртка под моими кожаными доспехами не ослабила удар. Что… думаешь, что я мёртв? Просто… отдыхаю. Планирую. Ничтожество, ты умоешься кровью. И не говори мне… что твой дурак отец избрал так называемый почётный способ смыть своё предательство. Так ему и надо… за то, что осмелился поднять руку на сына своего хозяина. И, как ты видишь, всё было напрасно… потому что я всё ещё здесь.

Мальчик издал глубокий, несчастный стон, при звуках которого второй засмеялся ещё сильнее, едва ли не задыхаясь. Харн метнулся к лежащему, схватил куртку и ткнул ею в лицо Грешану. В нем, возможно впервые, вспыхнула чёрная ярость берсерка. Грешан замолотил руками по напряжённому лицу мальчика. Никем не замеченный, молодой Шет шагнул вперёд и прижал молотящие ноги лордана. Лицо Грешана вдавливалась в вышитые складки куртки, задыхаясь в смертельной агонии. Подкладка павлиньево-синего цвета опутала его до середины горла. Его скрежещущие зубы терзали и рвали её. Когда он ослаб, его кровь просочилась наружу во впадине, которая была его разинутым ртом. Затем он наконец затих.

Вина в маленькой комнате. Кровавые руки.

Так вот как Харн и Шет, пусть и непреднамеренно, обеспечили Ганту кресло Верховного Лорда, убив его старшего брата.

Воздействие незабудки прошло. Джейм увидел Харна, склонившегося над гораздо меньшим телом, чем тело Грешана, но несмотря на это, продолжавшего всем весом давить на него. Он душил Серода.

Мститель в стене…

— Харн, не надо!

Она попыталась оттащить его назад.

Комендант оттолкнул её в сторону и поймал своего сотоварища в удушающий захват. Это было почти то же самое, что попытаться задушить быка. Тогда Шет сместил свою хватку вниз и с трудом оторвал Харна от его жертвы. Они оба качнулись назад, один вцепился в другого.

Точно так же, куртка боролась с Джейм, которая с трудом пыталась содрать её прочь. Вполне вероятно, под её шёлковыми нитями скрывалась спина, тело, вдавленное лицом к лицу в Южанина. Она выпустила свои когти и рванула. При этом возникло ощущение плоти, срезаемой с костей, и вот она с влажным звуком отделилась. Под ней лежал Серод, такой же худой и высохший, как многомесячный труп, и он не дышал.

Джейм стала делать искусственное дыхание. Под её ртом, его лицо превратилось в собачью морду.

Она отдёрнулась назад. Они лежали на холодном очаге Мастера, она — одетая в свою броню из слоновой кости, он — в свой грязный мех. Когда-то она полагала, что этот зал является образом её души и здесь она и лежала в жалком забвении, пока это несчастное создание охраняло её сон. Постепенное самопознание освободило её, но не полностью, не пока часть её души, добровольно отданная Сероду, оставалась тут прикованной.

Убирайся отсюда, подумала она почти что в панике. Убегай, пока он не очнулся и не начал снова скулить. Ты хочешь, чтобы он всё время цеплялся за тебя, как больной ребёнок, всё время сдерживал и тянул назад?

Но она этого не сделала. Давать ему работу, пока его душа оставалась пойманной здесь в ловушку, было всё равно, что похлопывать его по голове и говорить, Пойди поиграй. Просто оставь меня в покое.

Нет. Она должна его освободить, но как? Сломать плетёную цепь, которая петлёй обвивала его шею. Она была соткана из её собственных сияющих чёрных волос. Порвать толстую прядь и та закровоточила. Неужели она должна обрезать свой единственный повод для тщеславия? Да будет так. Она кромсала и рвала, и наконец ослабила узел своими ногтями.

А теперь вдыхай воздух в его расслабленный рот, раз, второй, третий, пока ей не ответило его вонючее дыхание.

Следуй за мной. За мной. Прочь из этого проклятого места.

И они побежали, он пыхтел за ней по пятам, всё ещё в образе полукровки дворняжки, прочь из зала, через болезненные, губительные холмы, вперёд, к порывам свежего ветра.

Он сощурился на неё и криво улыбнулся. — Леди.

Может он и вырвался на свободу, но его воля по-прежнему удерживала связь между ними. Чёрт.

Комендант стоял на коленях рядом с Харном, поддерживая рукой споткнувшегося рандона и тряся его за плечи. Джейм никогда прежде не видела Шета столь растрёпанным, его чёрные волосы лезли ему в глаза, один из которых наливался пурпуром, а его белый шарф офицера криво болтался вокруг шеи.

Всё это время она смутно осознавала, что они шатаются по комнате, один вцепился в другого, разнося на части мебель. Харн несколько раз припечатал Шета к стенке, но так и не смог ослабить его хватку. Наконец кендар Норф запутался ногами в груде разодранных рубашек и рухнул плашмя.

— Вот как всё это было, — сказал Комендант, тяжело дыша. Джейм потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, о речь. А, да. — Я не думаю, что Харн вообще осознавал, что я там был. Эта жизнь не стоила ни жизни Халлика Беспощадного, ни вообще чего бы то ни было ценного, насколько я могу судить.

— Я согласна, Ран. Но эта мерзкая куртка…

— Я полагаю, ты с ней покончила. — Он поискал глазами одёжку, распоротую её когтями по всем швам.

— Не совсем, Ран.

Она встала с постели и осторожно ткнула её ногой. Куртка перевернулась на спину, как нечто, что должно было иметь кости, но всё же не имело. На её подкладке были пятна, тёмно-красные на фоне павлиньево-синего, пропитавшие ткань насквозь. На первый взгляд они выглядели хаотично. Но затем стали различимы грубые черты лица — зияющий рот, сопливый нос, кровавые глаза. Злобно на них косящиеся.

— Грешан, — сказал Комендант.

— А это его посмертное знамя. Все эти годы его кровь удерживала его душу в нем, как в ловушке.

Рандон резко поднял на неё глаза. — Я и не подозревал, что такое возможно. — уголок его рта непроизвольно дёрнулся. — Что за странную жизнь ты, должно быть, ведёшь, если знаешь подобные вещи.

— Ран, поверьте мне, независимо от моих провалов в Тентире, о некоторых вещах я знаю значительно больше, чем мне бы этого хотелось.

— Так-так. По-видимому, он сумел овладеть этим несчастным мальчишкой и, вероятно, смог бы заполучить и тебя, если бы ты взяла эту куртку себе. Что ты собираешься с ней делать, Лордан?

Джейм не стала над этим долго раздумывать. — Сжечь её. Здесь. И сейчас.

Комендант набросал в холодный камин груду растопки, часть которой была остатками разбитого ящика, в котором лежала куртка, и добавил грязного нижнего белья в качестве трута.

— Вот. — Из теней возник Торисен и протянул ему свечу со щелчковым фитильком.

— Тори! Когда ты здесь появился?

— Достаточно давно, чтобы многое стало гораздо понятнее.

— Да, но почему ты здесь?

— Меня пригласил Комендант, чтобы я мог увидеть хотя бы кусочек кадетской жизни. Тентир всегда такой путанный?

— Время от времени.

— А кроме того, я хотел извиниться. Я и в самом деле думал, что ты ободрала того кадета. А вместо этого, я сжёг его живьём.

— Вант мёртв?

— Я искренне надеюсь, что да.

— И, без сомнения, попозже мне кто-нибудь это объяснит, — сказал Комендант и щелчком зажёг фитиль.

Трут охватило пламя. Однако, когда он попытался бросить на него куртку, она обернулась вокруг него своими рукавами. С помощью Тори он с трудом отодрал их от себя и куртка закорчилась в огне. Бурлящие стежки сложились в лицо, раскрытый рот которого зиял там, где сквозь ткань просочилась кровь.

— Ты! — выплюнул он в Торисена. — Берегись своих собственных жертв, Верховный Лорд.

Торисен отступил назад. — Я не понимаю, о чём ты.

— Подумай, и поймёшь. Мёртвые знают всё, что касается мёртвых.

Рукава попытались подняться, но тонкие нити обвили их подобно сетям и потянули назад, обратно в пламя, горящее золотым, лазурным и жёлто-зелёным огнём.

Жар заставил наблюдателей отступить. Пламя взревело пронзительным визгом, а потом затихло и перешло к сердитому шипению угольков и вони палёного волоса.

Шёт тяжело дышал, но говорил вполне спокойно. — Я было решил, что он собирается сбежать. Но умоляю, скажи, что это были за нити, которые утянули его обратно?

— На протяжении поколений, каждый лордан добавлял к вышивке прядь своих волос. Я была первой и последней, кто этого не сделал. Эта куртка была не только фамильной реликвией[84], но и связкой волос[85]. В них тоже были заключены какие-то остатки их душ.

Она, нахмурившись, разглядывала своего брата. Уже второй раз Грешан упоминал какого-то неизвестного несожжённого мертвеца. Неужели они никогда не смогут от них освободиться?

Затем она вздрогнула. В её голове внезапно раздался издевательски медлительный голос, такой же ясный, каким он достигал ушей Жура: На этой охотничьей кошке отличная шкура. Я полагаю, что она зазря портится на своём нынешнем месте.

— Досада заполучил Жура. Я должна идти.

— Погоди. Возьми это. — Тори протянул ей два шарфа, в одном из которых она с удивлением узнала Тиммоновский. — Я запер его на кухне Норфов — можно сказать, идеальная справедливость.

Она поспешно нацепила свой шарф, а потом запихала второй, вместе с двумя флагами, в свою куртку, создав этим значительно большую грудь, чем та, которой она щеголяла обычно, и, к тому же, бугристую.

Когда она ушла, Торисен с Шетом поглядели друг на друга.

— У меня такое чувство, что я посадил вам на шею ураган, — заметил Верховный Лорд. — Кстати говоря, вы знаете, что большая часть вашего кадетского сообщества, похоже учинила массовые беспорядки в квадрате?

— А, дети, дети. Они всегда устроят войнушку, так или иначе. Я полагаю, я должен пойти и поговорить с их так называемыми лидерами. По крайней мере, мы теперь знаем, чем занимается ваша сестра. А теперь, будьте любезны, расскажите мне об этом несчастном Ванте.

Огибая лестничный поворот, Джейм врезалась прямо в Руту.

— Отлично, — сказала кадет, помогая ей подняться и отряхивая её с таким видом, как будто вернула себе драгоценную, но неуловимую собственность. — Ты заполучила свой шарф обратно. И можешь теперь снова взяться за командование.

— Где все? Я надеюсь, не ссорятся в квадрате.

— Это начали Эдирры. Ты же знаешь, как они любят поважничать, изводя людей насмешками. Ну, Команы заглотили наживку. Их главный десятник растоптал одну из эдирровских мышей в лепёшку, чем расстроил их хозяйку, так что твой друг Гари выпустил на свободу всех мышиных блох, чем расстроил всех до единого. Следующее, что мы знаем, так это то, что обе стороны созывают своих союзников.

— На битву с блохами?

— О, Гари снова их отозвал, но не раньше, чем началась общая свалка.

— Так значит, кроме Эдирров и Команов, в грязи играют Каинроны, Рандиры, Ардеты и Яраны.

— Во всяком случае, большая их часть. Теперь, похоже, пропал Тиммон.

— Ха, что насчёт наших людей?

— Шиповник послала Бренданов обратно, охранять их собственные казармы — честно, эта Берриминт просто не в состоянии ничего придумать самостоятельно — и оставила символический гарнизон внизу, чтобы охранять наши помещения. Она хочет использовать неразбериху, чтобы провести налёт на казармы Рандиров в поисках их флага, предполагая, что он не у их главной десятницы Риф.

— А где же тогда она сама? — У Джейм закружилась голова. Ни один из их военных планов не предполагал ничего и близко похожего на тот хаос, что имел место в действительности. Может, по сути дела, всё это было хорошим уроком, позволяющим получить бесценный боевой опыт.

— Я думаю, Риф в казармах Каинронов. Говорят, что она хапнула себе чересчур много власти в этой кампании.

— Только не говори мне, что Горбел тоже заперт в своей комнате.

Рута мигнула. — А почему он должен быть заперт?

— Есть один прецедент.

— Ну, я слышала, что он почувствовал себя плохо — понимаешь, слишком много времени провёл без сна двара, после того, как на него упал пещерный медведь.

— Хорошо. Давай за Шиповник и скажи ей, что я отправляюсь к Каинронам…

— Каинронам!

— … чтобы вернуть обратно своего кота, предполагая, что он там, пока Досада не превратил его в каминный коврик. А теперь, беги!

Чтобы добраться до комнаты Горбела, не сталкиваясь со своими собственными людьми вниз по лестнице или толпой в квадрате, пришлось вылезти наружу через дымовую дыру на чердаке, перебраться по крышам к громадам каинроновских казарм, а потом подобраться к одному из забранных рейками окошек Горбела.

Внизу, никто ничего не замечал. Судя по рёву, было похоже, что все кадеты были слишком заняты тем, что хорошо проводили время, кувыркаясь в грязи и изредка перебрасываясь сверкающими сосульками.

Джейм зацепилась когтями за оконную раму, откинулась назад и влетела внутрь, проломив ногами деревянные планки.

— Ну что шикарное появление, — отметил Горбел, даже не повернув головы.

Лордан Каинрон подобно жабе съёжился в одиночестве перед огнём. Он кутался в роскошный халат, под которым в этот раз было бельё. Флаг его дома был обёрнут вокруг его ног. Растянувшийся на его коленях Твиззл пропыхтел приветствие.

Джейм задумчиво изучила собаку. — Когда всё это кончится, — сказала она, — тебе стоит потолковать о своём бесёнке с Сокольничим. С тобой всё в порядке?

По правде говоря, выглядел Горбел ужасно. Тонкие пряди мокрых от пота, чёрных волос облепили выступающий лоб, а глаза лихорадочно блестели.

— Никогда не танцуй с пещерным медведем. — Его фыркающий смех перешёл в мучительный кашель.

— Горбел, тебе нужен целитель, или, по крайней мере, несколько дней сна двара.

Он отмёл это прочь, приостановившись, чтобы поскрести подмышку. — Чёртов Гари. Когда он приручал свой блошиный цирк, он собирался инфицировать им Бренданов, а не нас. Целитель? Только после окончания этого военного фарса.

— Слушай, мне нужна твоя помощь. Досада нацелился на шкуру моего кота.

Это его встряхнуло. — Такого превосходного охотничьего барса, как этот? Он не посмеет.

— Он же осмелился ободрать мерикита.

— Ха. Ты права. У этого типа нет никакого уважения к коже, ни голой, ни мохнатой, кроме своей собственной. Мне понадобилось много времени, чтобы это усвоить.

Он поднялся, согнав с коленей бесёнка и позволив флагу свалиться на пол, и захромал к двери.

— Ха. Заело.

Джейм сгребла флаг и затолкала его в свою куртку. Та уже раздулась настолько, что напоминала собой подушку.

Дверь была заперта.

— Тс-с, — сказал через замочную скважину тихий, требовательный голос снаружи.

— Дур? Твой приятель у тебя в кармане?

— Да. Отойдите назад.

Что-то заползло в замок, а потом принялось его поглощать. Чёрные, членистые щупальца пробирались сквозь древесину, отламывая ослабленные кислотой кусочки металла и отправляя их назад, в чёрную дыру, которая была ртом трока. А потом весь механизм замка целиком вывалился из двери и упал на пол, вместе с вцепившимся в него троком. Дур поспешно сгрёб свою зверюшку и засунул её обратно в карман.

Они последовали вслед за Горбелом вниз по лестнице. Пока Лордан Каинрон ковылял по ступенькам, Джейм жутко хотелось ускорить его хорошим пинком в подходящее место. Навстречу им поднимались голоса, исходившие из общей комнаты казармы.

— Ни один треклятый[86] кот не сможет пустить мне кровь[87] и уйти безнаказанным, — рычал Досада.

— Ты же попробовал первым делом вырезать ему глаза. — Это Тень, её голос звучал почти легкомысленно и настолько холодно, что кости пробирало жутким ознобом. — Хотя он и так уже слеп.

— Прочь с дороги, шанирский урод. Риф, скажи ей уйти.

Ему ответил слегка позабавленный голос главной десятницы Рандир.

— Кто я такая, чтобы приказывать дочери моего лорда, пусть и незаконнорожденной, что-то сделать? Ты это начал. Ты и заканчивай.

— Да, Досада, — сказал Горбел, скатываясь вниз по лестнице. — Попробуй.

Джейм наконец-то сумела увидеть комнату внизу. Жур с шипением припал к полу в углу. Тень стояла между ним и Досадой, направляя в сторону кадета Эдди, обвившуюся вокруг её руки, разинутые челюсти гадюки покачивались на кончиках её пальцев. Рука и рептилия, казалось, свивались друг с другом в единое, раздвоенное создание, уравновешивая друг друга весом и противовесом.

Досада увидел Джейм и рассмеялся.

— Видишь? Я же тебе говорил, что нужно только пригрозить её котёночку и она сюда бегом прибежит. Стоит ли напоминать, что её шарф стоит почти столько же, что и её пропавший флаг?

Горбел проигнорировал и это, и Риф.

— Кто приказал запереть меня в моей комнате? Где все остальные?

Риф любезно ответила:

— Кто-то им сказал, чтобы они присоединились к общей свалке в квадрате. Приказ, предположительно, исходил от вас. Кто я такая, чтобы их останавливать? Действительно, Лордан, вам лучше вернуться в постель. И почему бы не прихватить с собой маленькую Норф? Только оставьте нам её шарф и заткните этот тявкающий пуфик.

Горбела затрясло, от лихорадки или ярости, Джейм не знала. Как бы то ни было, он выглядел опасным и для себя и для других.

Бесёнок тявкал на Гари, которого окружала едва слышно шипящая дымка крошечных, скачущих объектов. Затем бесёнок вдруг уселся на пол и принялся неистово чесать — голову или хвост, оставалось неясным.

Её глаза встретились с глазами Гари.

В этот момент Джейм увидела происходящее предельно чётко: Коман, Рандир, Каинрон и Норф, номинально, враги, и в тоже время, члены группы шаниров Сокольничего. Кроме того, она поняла, что собирается делать Гари.

— Наверх, — сказала она Горбелу и Дуру. — Наружу, — Тени.

Схватив в охапку Жура, она присоединилась к Тени на деревянном настиле галереи и захлопнула за ними дверь, как раз, когда Гари спустил с поводка свою кипящую орду.

— Засады, насекомые и общий дурдом — похоже, мы, повторяем ночь отбора в виде фарса, — сказала Тень, заталкивая подёргивающийся хвост Эдди под рубашку, чтобы улучшить хватку змеи. Её собственный захват слегка дрожал. — По крайней мере, ещё никто не успел проделать в Коменданте дырку.

По тому, как Рандир потирала свою руку, Джейм заключила, что она чувствовала, как в ней смещаются кости. Такое случалось с ней и прежде, по крайней мере дважды за прошедший сезон. Джейм была свидетелем подобного феномена и раньше, при обстоятельствах, которые, как она надеялась, очень и очень отличались от нынешних. Поддавшись импульсу, она прикоснулась к плечу Рандир.

— Тень. Не делай никаких поспешных выводов или опрометчивых шагов. Этому должно быть своё объяснение.

Та повернула к ней каменные глаза.

— Я уверена, что есть. Вопрос в том, смогу ли я жить с этим? А между тем, твоя Пятёрка пытается привлечь твоё внимание.

Шиповник на дальней стороне квадрата снова замахала рукой.

— Прошу прощения, — Сказала Джейм, и стала прокладывать себе дорогу через сражающиеся орды, уворачиваясь при этом от неистово летающих во все стороны грязевых комков. И в самом деле, фарс. Глянув наверх, она увидела Коменданта, стоящего на балконе Комнаты Карт. Именно туда разным командам и полагалось доставлять свои военные трофеи.

Шиповник вручила ей флаг Рандир. — Высокомерные ублюдки едва озаботились спрятать его или выставить достойную охрану.

Джейм запихала его в свою куртку, которая теперь была готова взорваться.

— Помоги мне подняться.

Шиповник сложила свои большие руки чашкой. Ох, боже мой. Хорошо. Она поставила ногу на предлагаемый подъёмник и её швырнуло вверх. Балкон и стена пронеслись мимо. Она вполне могла разминуться с проходом. Внезапно на её пути оказался Комендант и она врезалась прямо в него. Когда они пришли в себя уже внутри комнаты, она обнаружила, что оставила один чёткий отпечаток грязного сапога на его животе и ещё один на его уже побитом лице.

В Комнате Карт собрались все наблюдатели, включая Торисена и Харна на заднем фоне. Последний выглядел больным, но определённо потихоньку поправляющимся.

Джейм, один за другим, вытащила из своей куртки все четыре флага.

Шило с кривой ухмылкой оглядела знамя Рандир, а затем саму Джейм. — А что-нибудь ещё у тебя там есть?

— К сожалению, нет, — сказала Джейм, грустно разглядывая свою ставшую плоской грудь. — Ох, кроме этого. — Она вытащила шарф Тиммона. — Кому-нибудь нужно выпустить его из нашей кухни, пока он не додумался до того, чтобы вскарабкаться вверх по дымоходу.

Комендант подсчитал очки. — Это будет двести шестьдесят очков за захваченные флаги, сто тридцать за сохранение своих, и один шарф командира, стоящий девяносто. Итого четыреста восемьдесят.

— Ардеты почти полностью вынесли Даниоров, — запротестовал один наблюдатель.

— Все вместе, флаг, командир и кадеты, Даниоры стоят только девяносто одно очко. Правда, мы не учитываем всех десятников, пятёрок и обычных кадетов, но разве вы видите что-то, сравнимое с этим по очкам?

Последовало некоторое ворчание, но никакого реального протеста.

— Очень хорошо, — сказал Комендант. — Команда Норф победила. Прошу прощения, я должен объявить это сообществу кадетов.

Несколько мгновений спустя он вернулся обратно, стирая грязь с лица своим шарфом. — Они определенно чересчур разошлись, чтобы воспринять эту новость должным образом. Я проинформирую их позже. А между тем, не будет ли кто-нибудь столь любезен, чтобы пойти и освободить Лордана Ардета из его жуткого заточения на кухне Норфов?