Связанная василиском

11

Эрсерро

Что я наделал?

Это единственная мысль, которая крутится у меня в голове целую минуту, пока Тэмсин не перестает сопротивляться и не начинает извиваться в моих объятиях, а ее запах меняется с острого от гнева на насыщенный и сладкий от возбуждения.

Я не должен был заставлять ее чувствовать себя рабыней. Может, мне и хочется поиграть с ней, но игрушка — это просто слово. Конечно, она значит для меня гораздо больше. Просто я так отчаянно хотел удержать ее рядом, что позволил своим чувствам взять верх. Это никогда не приводило ни к чему хорошему.

И потом я укусил ее.

Я, блядь, укусил ее и ввел достаточно яда, чтобы вызвать настоящую течку. У меня нет оправданий. Только кипящая ярость, охватившая меня при мысли, что я ее потеряю. Что она сказала мне «нет».

Пройдут часы, прежде чем она снова придет в себя. Часы, прежде чем мы сможем продолжить нашу дискуссию, и я смогу вернуть ее расположение.

Она как раз говорила мне, чтобы я убрал от нее руки, ради всего святого.

Проблема в том, что я не могу.

Она извивается в моих объятиях, и мои руки скользят вверх, касаясь нижней части ее полных грудей. Я подавляю проклятие от того, как сильно мне хочется обхватить их. Сжать их. Приподнять и поиграть с ними, пока она не начнет стонать.

К черту. Она уже стонет.

Твою мать.

Мои члены твердеют, вырываясь из кармана кожи, который уже не может их вместить. Я не должен. Она опасна сама для себя в таком состоянии. Непредсказуемая и отчаявшаяся. Я уже чувствую это. Но я точно знаю, что если бы не яд, она бы не захотела, чтобы я прикоснулся к ней.

Как только Тэмсин чувствует мои члены у себя за спиной, она приходит в неистовство. Ее руки взлетают вверх, прежде чем я успеваю схватить их, и она сбивает мои очки.

Я крепко зажмуриваюсь. Очки со звоном падают на пол.

— Остановись!

Она все еще извивается в моих объятиях.

— Тэмсин, послушай меня.

Она не слушает. Она все еще борется. Мои члены наталкиваются на барьер одежды между нами. Мне ничего не остается, кроме как с головой окунуться в эту ситуацию.

Я обнажаю клыки и впиваюсь в ее плоть там, куда могу дотянуться. Думаю, это ее плечо. Совершенно не элегантно, но я ничего не вижу и не осмеливаюсь открыть глаза.

Тэмсин вскрикивает, когда дополнительный яд попадает в ее кровь. На ужасный момент она застывает, а затем обмякает в моих руках.

Я задерживаю дыхание. Мое сердце колотится где-то в горле. Она на какое-то благословенное мгновение совершенно неподвижно повисает в моих объятьях.

Я рискую и открываю глаза.

Она потеряла сознание под воздействием такого количества яда-афродизиака, что у нее, возможно, никогда не пройдет течка. Но этот сон ненадолго. Она проснется в еще большем отчаянии, и я даже не знаю, смогу ли удовлетворить ее.

Но что еще я мог сделать?

Наклонившись, я поднимаю с пола очки и надеваю их. Затем я несу свой цветок в гостевые апартаменты и кладу на кровать.

Она шевелится, когда я опускаю ее в постель. Долгий, чувственный звук вырывается из ее приоткрытых губ, бедра двигаются, грудь вздымается.

— Эрсерро.

У меня самого болит в груди, когда она произносит мое имя.

— Я здесь.

— Что ты сделал? Боже, мне нужно кончить, — она выглядит такой маленькой и нуждающейся. Совершенно не похожей на яркую, смеющуюся женщину, которую я держал в своих объятиях ранее. Вот почему я всегда сомневаюсь использовать свой яд. Он меняет все.

— Я дам тебе то, что тебе нужно. Но помни, ты не можешь смотреть на меня. Ты не можешь снять с меня очки.

— Я не буду, — она заканчивает всхлипыванием.

У меня разрывается сердце, когда я вижу, как она извивается на кровати, наполовину спящая, наполовину бодрствующая и полная желания.

Я быстро нахожу наручники и привязываю ее к столбикам кровати, вытянув ее руки над головой, а ступни широко расставив. Хотя она маленькая. Ее запястья тоньше, чем я предполагал. Мне придется заказать другие.

— Эрсерро! — ее крик вырывает меня из тумана в голове.

Яростным рывком я двумя быстрыми движениями срываю с нее одежду и обнажаю ее тело, прекрасные груди вываливаются из кружевного лифчика, который на ней был. Ее гладкая киска уже блестит от такого количества влаги, что я подавляю собственный стон.

Моя одежда тоже разорвана, брюки порвались, когда я перекинулся, чтобы принять свою истинную форму. Я поспешно снимаю рубашку и залезаю на кровать между ее бедер.

Тэмсин дрожит и натягивает ремни на запястьях и лодыжках, не обращая внимания на вред, который она может причинить себе.

— Тише, — я беру ее за подбородок. Она утыкается лицом в мою ладонь, открывает рот и посасывает большой палец. С моих членов стекает влага.

— Пожалуйста, — она произносит это слово, держа мой палец во рту, но ясно, о чем она просит.

Когда я сжимаю нижний член в кулаке и подношу его к ее гладкой дырочке, мои мышцы напрягаются от усилия двигаться медленно.

То, что она приняла в пять раз больше яда, чем я обычно давал кому-то ее размера, не означает, что она готова к тому, что я безжалостно вторгнусь в ее тело.

Я стону, когда подаюсь вперед, обнаруживая, что она еще влажнее, чем я думал. Я так легко проскальзываю в нее, что полностью погружаюсь одним толчком.

Я крепче сжимаю простыни в руке, удерживая свой вес, и пытаюсь дышать. Ей все еще нужно время, чтобы привыкнуть.

— Просто трахни меня, Эрсерро. Давай!

Блядский боже.

Как я могу сдерживаться?

Я не должен этого делать. Не должен вот так пользоваться ею, когда она вне себя от вызванной моим ядом похоти.

Но ее тело так плотно прилегает к моему, что у меня нет выбора. Я вхожу в нее и выхожу, как одержимый мужчина. Мои бедра резко двигаются вперед, тело ударяется о ее. Удовольствие разливается по спирали внутри меня и скапливается в яйцах. Какой бы эффект ни производил мой яд на Тэмсин, запах ее возбуждения оказывает на меня то же воздействие.

Воздух наполнен ароматом ее похоти. Ее тихие хриплые стоны, когда я двигаюсь в ней, заводят меня еще больше, заставляют быть быстрее, пока я совсем не перестаю сдерживаться.

Я должен быть осторожен. Ей нужно будет кончить еще не один раз. Но ярость наших неразрешенных разногласий и отчаянная потребность обладать ею не позволяют мне быть нежным.

Наконец, она вздрагивает и корчится подо мной, дергая наручники на запястьях.

С ее губ срывается протяжный вопль, и она обхватывает меня, доводя до оргазма, от которого сжимается мой живот и шипение проходит по всему телу вплоть до кончика хвоста.

Я замираю, глубоко погруженный в нее. Тяжело дыша.

Я ожидаю, что ее нужда замедлиться. Ослабнет, прежде чем снова начнет нарастать к очередной кульминации. Я ожидаю, что смогу дать ей передышку.

Но Тэмсин бьется в своих оковах.

— Продолжай. Пожалуйста, не останавливайся!

Мой член чувствителен после моего собственного оргазма. Я знаю, что она тоже будет чувствительной.

— Отпусти меня! Позволь мне двигаться. Я помогу себе кончить, если ты не можешь.

Я хмурюсь.

— Сдерживайся.

— О чем ты говоришь? Почему ты остановился?

Внутри я доволен. Вот она, моя роза с шипами, рычащая на меня в разгар своей потребности. Я также расстроен.

— Течка может длиться часами. Днями. Я не знаю точно. Тебе нужно взять себя в руки.

Она рычит на меня.

— И кто в этом виноват?

Она, конечно, права.

— Я пытаюсь уберечь тебя от вреда, Тэмсин. Что, по-твоему, я должен сделать?

Она визжит от отчаяния.

— Освободи меня от наручников и позволь мне самой помочь себе кончить, если ты не хочешь меня трахнуть.

Это разумный образ действий. Пока она не сбивает мои очки.

Я неохотно выхожу из ее тела так нежно, как только могу.

— Лежи спокойно. Я отпущу тебя, но ты должна делать то, что сказано.

— Почему это я должна? Я не могу вспомнить, о чем мы спорили, но я помню, что все еще злюсь на тебя.

Я смеюсь, несмотря на ситуацию.

— Что ж, давай побеспокоимся об этом, когда увидим, как ты переживешь жару. Я обещаю выслушать все причины, по которым ты злишься на меня, если ты будешь хорошей девочкой и сделаешь сейчас то, что тебе говорят.

Она стонет, покачивая бедрами.

— Да. Да. Что угодно. Просто позволь мне кончить!

Этого недостаточно. Не совсем. Но так должно быть.

Я быстро расстегиваю наручники на ее запястьях.

Ее руки мгновенно ложатся на набухшую киску, быстро потирая ее кругами, пока она не вздрагивает.

Я изо всех сил пытаюсь оторвать от нее взгляд, чтобы освободить ее ноги. Возможно, в этом нет необходимости.

Тэмсин больше не умоляет. Только снова работает над своей киской неистовыми движениями.

— Медленно, цветочек. Нежно, — двигаясь у нее за спиной, я прижимаюсь к ней грудью, заменяя ее руку своей.

Сначала она протестует, но вздыхает, когда я погружаю пальцы в гладкость ее канала и совершаю осторожные круги вокруг набухшего бутона ее клитора.

Я с трудом могу сказать, где заканчивается один оргазм и начинается следующий. Ее маленькая щелка туго сжимается, трепеща при легчайшем прикосновении. Она кладет голову мне на плечо и закрывает глаза. По крайней мере, остальные части ее тела теперь более расслаблены.

Тэмсин глубоко вздыхает после следующего оргазма.

Я испытываю облегчение, когда она не начинает сразу просить о большем.

— Как ты себя чувствуешь?

Ее смех слабый.

— Как будто я кончала слишком много раз и в то же время совсем не кончала.

Я дышу ей в волосы. Мне ненавистно то, как это на нее влияет. Во многих биологических особенностях моего вида есть что ненавидеть. Не в последнюю очередь это черта, которая должна была бы быть забавной, но, кажется, всегда дает обратный эффект. По крайней мере, для меня.

Я прижимаю пальцы к ее клитору, не желая делать ничего, что могло бы снова возбудить ее. Ее телу нужен отдых. Ей также будут нужны вода и еда.

В конце концов, я шевелюсь, думая позаботиться о ее нуждах.

Тэмсин всхлипывает.

— Останься.

— Тебе нужно постоянно пить воду, — ругаю я.

Она усмехается.

— Мне нужно кончить снова.

— Тебе нужно поесть. Это может продлиться какое-то время.

Она скулит.

— Мне нужны твои члены, — ее рука тянется к моему затылку, и я замираю, готовый схватить ее за запястье и помешать ей снова сорвать мои очки.

— Мне нужно увидеть твои глаза. Говорят, глаза — это зеркало души. Но я никогда не увижу твоих.

Я печально качаю головой.

— Ты этого не хочешь. Это было бы последнее, что ты когда-либо увидишь.

Она замолкает. Когда ее дыхание становится ровнее, я понимаю, что она погрузилась в сон.

Очень осторожно я выбираюсь из-под нее и иду принести ей еды и воды. Без сомнения, она скоро проснется, возможно, такая же нуждающаяся, как и раньше.

К моему стыду, мои члены подергиваются при этой мысли.