Из мемуаров Ивана Волкова

Я специально прописал в завещании, что эти записи будут опубликованы только после моей смерти.

Это сняло сразу несколько проблем. Во-первых, я избавился от стремления приукрасить действительность. Сделать себя если не позитивным персонажем, то хотя бы сильным. А то и представить себя жертвой обстоятельств. Во-вторых, это позволило побороть естественное желание о чём-то умолчать, а ведь такие лакуны способны искажать реальность не хуже прямой лжи. И в-третьих — я не хотел на старости лет загреметь за решётку. Такой вопрос вполне мог встать, несмотря на все мои последующие заслуги.

Да, я консультировался с моим юристом, и он не дал гарантий, что против меня не будут применены нормы, отменяющие срок давности деяний.

Также я хочу сказать, что этот текст написан не мной. Точнее, скажем так, не моей рукой. Я просто диктовал рассказ о событиях, свидетелем которых был. Это был поток сознания, не всегда логически связанный. А один мой хороший друг, владеющий искусством красиво складывать слова на бумаге, сделал из этого настоящую книгу. Я попросил его добавить этот абзац, и он выполнил мою просьбу.

Финальный вариант текста я вычитывал лично, поэтому если вы заметите где-то неловкие корявости — это результат моего непосредственного вмешательства. Но я это делал только там, где нужна была абсолютна точность, пускай и в ущерб красивости.

Спросите, почему я не доверил пересказ истории своей жизни модным нейросетям? Ответ очень простой. По той же причине, почему вы читаете эти строки тогда, когда мой дух уже отправился в иной мир.

Я не доверяю нейросетям.

Итак, начало. Меня всегда забавляло, как многие знаменитые люди, занимаясь написанием мемуаров, раскладывают свою жизнь по полочкам в хронологическом порядке. Натужно выискивают первые детские воспоминания. Причёсывают и дополняют их — как будто они имеют некое особое значение. Может, и имеют — но только для них самих, а вовсе не для многочисленных читателей и прижизненных поклонников знаменитостей.

Так что я начну не со своего младенчества, а с ключевой, поворотной точки моей жизни, после которой она сильно изменилась.

В каком-то смысле это была вершина. Кульминация. Если верить, что мы приходим в этот мир для того, чтобы наша душа усвоила что-то принципиально новое — то это случилось именно в тот момент.

Был жаркий питерский июль. Я никогда не любил жару: все эти запахи, липкие рубашки, не менее липкие рукопожатия… отвратительно. А ещё в тот день я был взбешён тем, что один из моих сотрудников решил меня предать.

Гадёныш десять лет двигался по иерархической лестнице, не без моей помощи. Проявлял сообразительность и покладистость, за что щедро вознаграждался.

В первый год он переехал из съёмной квартиры в собственную. С ипотекой рассчитался за два года. Потом прикупил новое жильё, благоразумно оформив его на родителей. Их перевёз на старую квартиру, а сам перебрался ближе к центру. Купил несколько крутых тачек, на которых по выходным катал подруг, не на своё имя, разумеется. Но на работу благоразумно ездил на стареньком фокусе. Больше того — вовремя пересел на «Ладу», почуяв направление ветра.

Я уже подумывал о том, чтобы начать доверять ему по-настоящему серьёзные вещи. Поговорил с нужными людьми на самом верху, дал необходимые рекомендации.

А он возьми и слей в СК закрытые данные по тендеру на новый газовый терминал. Крупнейший проект, я к нему подбирался десять лет. Скрупулёзно выстраивал нужные связи. Заполнял лакуны в знакомствах. Помогал там, где надо — и просил о помощи, чтобы важные люди чувствовали, что я им обязан. Это всегда безотказно работает.

И вот — звонок от своего человека, сегодня с утра. Поначалу я даже значения этому не придал. Мы связывались регулярно по всякой мелочёвке, просто чтобы держать руку на пульсе.

А тут — кабинет, плотно закрытые окна и папка с показаниями на столе.

Давненько я не испытывал такого унижения. Ведь как идиот не далее, как неделю назад распинался перед уважаемым человеком о том, какой он надёжный парнишка.

Конечно, ситуацию замнут. В конце концов, к тому времени я отлично научился создавать систему со значительным запасом прочности, как раз вот на такие случаи. Но всю конфигурацию вокруг проекта придётся менять — а это геморрой ещё на полгода минимум.

В общем и целом понятно, в каком настроении я встретил вечер того дня.

И вот стою я на набережной Обводоного, и ко мне подваливает парочка: один бомж-бомжом, как мне с первого взгляда показалось, в каком-то засаленном рабочем комбезе. И второй — студентик-очкастик с голодными глазами.

— Добрый день, — говорит тот, что в комбезе.

Сначала я попытался ответить взглядом. Знаете, люди, о которых я раньше думал не иначе, как о «быдле», очень быстро реагировали на такой взгляд, стараясь убраться как можно быстрее. Тогда я даже гордился этим. Считал чем-то вроде своей «суперспособности».

Но это не среагировали. Точнее, тот, который был помельче, в очках, уже готов был ретироваться, но посмотрел на другого и вдруг передумал.

Тот, другой, смотрел на меня прямо и дерзко, и даже улыбался.

От такой наглости у меня даже дыхание сбилось

— Свалил отсюда, — вальяжно процедил я, и хотел было отвернуться.

— Я с удовольствием, — ответил парень в комбезе, — поможете мне?

И, такой, продолжает улыбаться.

Во мне в тот момент что-то вскипело. А у меня ствол был. Официальный, боевой, зарегистрированный, со всеми разрешениями. Подарок от руководства после давней истории, когда меня реально чуть не отправили на тот свет за помощь нужным людям.

Я вообще редко носил его с собой. Только тогда, когда нужно было продемонстрировать свои возможности. Когда ствол есть у важного человека, у самого — это действует куда лучше, чем простая демонстрация вооружённой охраны.

Сегодня мне показалось уместным взять ствол с собой.

И вот я достаю его и целюсь этому дерзкому малому в грудь.

Не то, чтобы я на самом деле собирался стрелять. Но вдруг представил себе на секунду такое развитие событий. Это вообще хорошая привычка — представлять себе развитие ситуации, даже в том направлении, которое в моменте кажется маловероятным.

Одного парня я бы завалил. Конечно, остался бы на месте. Приехал бы дежурный наряд, но дело быстро передали бы по подведомственности в СК.

И что бы случилось дальше? Да ничего. Почти ровным счётом. Кроме того, что пошли бы слухи среди нужных людей, что я сам, лично, предотвратил покушение на себя, которое вроде как делали недруги из-за ситуации с терминалом.

Собственно говоря, это мне даже выгодно было бы. Такой скандал прямо сейчас. Чтобы под шумок убрать зарвавшегося помощника, который успел дорасти до целого главы департамента.

Я вдруг понял, что действительно могу выстрелить. И пофиг, что рядом свидетели есть, и камеры. Они сами ко мне подошли. Система отработает как надо — я выйду из ситуации с выигрышем.

Адреналин подскочил.

А парень, очевидно, испугался. Поднял руки, отступил на шаг назад. Только теперь я понял, что он куда младше, чем я думал вначале. Может, лет семнадцать — восемнадцать.

— Не надо, — попросил он.

Испуганно, но спокойно. С достоинством.

И меня в тот момент это проняло. Да блин: половина тех, с кем мне приходится работать, считают себя крутыми мужиками, принимающими важные решения. Но в этой ситуации они бы уже улепётывали с мокрыми штанами.

А этот хоть и не прячет свой испуг, но ведёт себя достойно.

— Надо чего? — спросил я, — денег? Сколько?

— Да, мне нужны деньги, — кивнул парень, — но это будет неправильно, если вы ими просто поделитесь. У вас тогда может возникнуть впечатление, что мы бездельники и попрошайки, которые просто не хотят работать.

— А это не так? — спросил я, усмехаясь.

— Нет, — парень энергично помотал головой, — мы попали в трудную ситуацию, и нам нужна помощь.

— Ну и как я могу вам помочь? — я всплеснул руками.

А парень ответил, нимало не смущаясь собственной запредельной наглости:

— Нам нужен ночлег и еда. И помыться желательно бы.

Я рассмеялся.

— Это всё легко купить за деньги. Я бы дал вам больше, чем надо.

— Да, — серьёзно кивнул парень, — но тогда бы вы не знали, на что именно мы их потратили. Думали бы всякое. Это неправильно.

Я бросил взгляд на очкарика. Он с открытым ртом следил за нашим диалогом. Похоже, для него происходящее тоже было в диковинку.

И тут мне стало интересно. А любопытство — это такая эмоция, которая может победить и гнев, и раздражение, и даже жадность.

— Да? Что что ж, — сказал я, — тогда прокатимся. Давайте в мою тачку.

В то время я ездил на старомодном «Лэнд-крузере», но машина всё ещё считалась достаточно престижной.

— Спасибо, — кивнул пацан, и направился к авто.

Очкарик посеменил за ним.

Загрузка...