Единственный выход

Селд таки сменил настенный календарь — и теперь Ларт вздрагивал каждый раз, когда, забывшись, вскидывал голову от комма и натыкался на укоризненный взгляд девицы с противоположной стенки. По опыту привыкания к прошлому календарю Ларт знал, что потребуется не менее трех недель, чтобы девица перестала восприниматься осмысленным и несущим информационную нагрузку изображением и окончательно превратилась в оптический эквивалент белого шума. А пока придется вздрагивать.

Немного утешало то обстоятельство, что эта девица, в отличие от предыдущей, хотя бы не была голой — в прошлый раз, натыкаясь на взведенные дула сосков, Ларт первое время вздрагивал куда сильнее. Впрочем, была ли она одетой, оставалось за кадром — в самом прямом смысле этого слова, ибо на верхней обложке календаря красовалось только ее лицо, да и то наполовину закрытое огромными черными и явно мужскими руками: снизу до вполне симпатичного носика и сверху чуть ли не до самых ну очень печальных глаз. Хотя Ларта и не оставляли смутные подозрения, что под черными пальцами девица прячет глумливую ухмылочку, имея глубоко в виду и фотографа, и будущих зрителей.

Дживс сразу прозвал ее «мечтой правоверного мусульманина», а Селд бесился и кричал, что напарник ни черта не понимает в искусстве, это ведь работа самого Винченцо Маррани, причем раритетный третий оттиск — о чем свидетельствовало красное клеймо в левом нижнем углу. Что по этому поводу думал Сволочь, Ларт благоразумно уточнять не стал — но судя по слишком уж бесстрастному лицу и преувеличенно стеклянным глазам внутренняя ухмылка киборга была ничуть не менее глумлива, чем та, что скрывалась под черными пальцами.

В отместку Дживс повесил над своим столом плакат с Роки Злато верхом на его знаменитом «черном драконе» — том самом модифицированном кобайке, на котором он выиграл прошлогоднюю орбитальную гонку. Селд, который когда-то начинал в одной кобайкерской банде с юным Роки и с тех самых пор ненавидел той лютой и негасимой ненавистью, каковой только и могут ненавидеть друг друга бывшие однокашники, после появления провокационного плаката не разговаривал с Дживсом почти три дня. Ларт не вмешивался.

В общем, жизнь продолжалась…


— За вашей Сволочью завтра приедут дексисты, Ларт, подготовь сопроводилку, чтобы с утра у меня в комме и на столе распечаткой. А то знаю я вас…

Шеф говорил мягко, но взгляд его был тяжел. Напряженный такой взгляд, сверлящий, совершенно не соответствующий вроде бы обыденным словам и спокойному тону. Ларт сразу все понял, вот по этому взгляду и понял — и потому не стал переспрашивать. И возмущаться, демонстрируя излишнее понимание, тоже не стал, изобразил на лице вежливый интерес, не более. Растянул губы в почтительной улыбке, склонил голову чуть набок, чтобы удобнее было глядеть в начальственную морду снизу вверх.

Кольнуло — Ларт отлично помнил и эту позу, и этот стеклянный взгляд, которые он сейчас так удачно (ну, будем надеяться, что удачно, зеркала-то нет) скопировал. Самого его это все, помнится, страшно бесило. Но шеф — не Ларт, он не заметит. Не поймет. Не усмотрит неправильного, Ларт — правильный полицейский, и ему вовсе не нужен второй подряд выговор с занесением. И ребята у него правильные, и им тоже не нужно ничего подобного…

— На проверку? Так ведь была же совсем недавно, да и медик вроде прогнал по тестам, ну после ранения…

Селд, что б его! Не мог помолчать.

Ларт не застонал и даже не зажмурился, хотя очень хотелось. Продолжал смотреть на шефа преданными глазами с выражением почтительного внимания на закаменевшем лице. Даже вроде бы улыбаться не прекратил. Шеф тоже разулыбался — ему-то как раз вопрос понравился, он этого вопроса ждал.

— Нет. — Отвечая Селду, шеф продолжал смотреть на Ларта, смотреть пристально, жадно и торжествующе. — На утилизацию. Я взамен две «семерки» выбил, новехонькие, только что из репликатора. Одна, так уж и быть, у вас останется. Можете не благодарить.

Улыбаться. И именно что благодарить. Это он только так говорит, что не надо, а как раз именно в таких случаях и особенно надо. Надо. Значит, будем благодарить. Только не вслух, вслух сейчас вряд ли получится — позой, улыбкой, глазами, всем лицом, лицо привычное, тренированное, оно справится. И не с таким справлялось.

А голос может и сорваться.

И только, пожалуйста, ребята, — молчите. Не надо…

Свист втянутого сквозь зубы воздуха. Это Дживс. Вздохнул? И прекрасно. И молчи. Не надо. Когда у шефа такой вот мягкий и вкрадчивый тон — ему нельзя возражать. От слова совсем. Дживс, ты же умный парень, и шефа ты знаешь не первый день, с ним можно ругаться, на него даже можно иногда поорать. Иногда. Когда и сам он орет. Но не в том случае, если вдруг начинает говорить он мягко и ласково. Ты же знаешь это. Ведь правда же, знаешь?

Треск сломавшегося в пальцах вечного маркера — производители утверждали, что их сломать практически невозможно, до полутора тонн на изгиб.

Врали.

Дживс — умница. Промолчал. Маркер только. Маркер не жалко, пусть. Много их. Дживс опытный.

А вот Селд…

— Да на кой нам «семерка»?! Они такие же глючные, если не хуже, а к этому мы вроде как бы уже привыкли, да и справляется он вполне!

— Док сказал, что эта тормознутая рухлядь не тянет и семидесяти процентов нормы. — Шеф по-прежнему смотрел на Ларта. Пристально, жадно, оценивающе. Глаза у него были маленькие и черные, как два сканера, дырки зрачков — как дула. Ларт продолжал улыбаться и надеяться, что улыбка эта правильная. А если и не совсем — то не настолько, чтобы шефские сканеры это заметили и среагировали. Странная мысль — так, наверное, чувствуют себя киборги на тестовом стенде. Словно под прицелом. Бракованные киборги. Неправильные.

Действительно, странная мысль. Ларт — хороший коп. Правильный. И никому никогда не удастся доказать иного, даже шефу, как бы он ни старался. Это проверка. Просто проверка. Ее надо пережить с наименьшими потерями — а потом уже думать, как обойти приказ. Приказ ведь всегда можно обойти. Если постараться. Ох, Ларт, а тебе твое поведение сейчас никого не напоминает? Напоминает. И что? У умных людей не грех и поучиться. И в общем-то похрен давно, что не все они — люди.

Странно, но Ларт почти перестал волноваться, мозг работал на удивление четко и безэмоционально, словно у… Ну да. С кем поведешься. Не важно. Отбросить. Есть данность. Ее невозможно изменить. И — пока! — невозможно обойти. С нею надо работать.

Шеф хочет убрать Сволочь из отдела и вообще из участка. Радикально и окончательно. Это данность. Что ж, его право, его власть. Его цель. Понятно и осуществимо. Изменению не подлежит. Возражать бесполезно. Мы и не станем. Хочет убрать? Пусть.

А вот утилизация — дело другое. Она уже в чужой сфере ответственности, где у шефа нет ни власти, ни права. Где изменения не только возможны — естественны. И утилизация — вовсе не данность, единственная и окончательная, а всего лишь один всего лишь возможный вариант из широкого веера прочих возможных. Пока еще очень широкого, есть из чего выбирать. И лучше молчать, чтобы этот веер не сузить. Неосторожным словом, случайно и вовсе того не желая.

— Док вообще-то совсем другое говорил!

Селд в отделе не так давно, Селд ни разу не видел шефа в истинной ярости и не знает, когда надо остановиться, замолчать в тряпочку и начать улыбаться. И отступать, кивая и улыбаясь, все так же кивая и улыбаясь — пока еще есть куда отступать. Тут главное — не доводить до последней черты, дать и шефу возможность отступить, как следует нагнав страху. Когда шеф ласков — это сложнее, да, но все-таки можно, если не провоцировать, не загонять в угол, не возражать…

— Док говорил, что недели через три Сволочь восстановится практически в полном объеме, плюс-минус три процента, а через месяц…

Ох, Селди…

— Да-а-а? — Шеф натянул это короткое слово на бесконечность, словно сову на глобус. Обернулся к Селду, медленно так, задумчиво даже. И Селд, неустрашимый Селд, девизом которого в любой самой безвыходной ситуации было «да херня это все, прорвемся, и не из такой херни прорывались!», втянул голову в плечи и замолчал. Жалко только, что поздно.

Шеф оскалился, тон его стал совсем бархатным:

— Значит, это очень удачно, что дексисты за ним приедут завтра, а не через месяц. И примут акт о списании устаревшей некондиции, даже не пикнув. Правда же очень удачно? Или вы так не считаете?

Последние слова он уже не мурлыкал — шипел. Обвел взглядом всех трех сотрудников (привычно проигнорировав замершего в своей нише по стойке смирно Сволочь) и снова уперся им в Ларта. Селд открыл было рот — и закрыл, громко лязгнув зубами. Шеф, конечно же, слышал, даже фыркнул чуть слышно носом и заговорил еще тише и ласковее, заставляя подчиненных прислушиваться, невольно и напряженно:

— Думаете, я не знаю, что за гадючник вы тут у меня развели под самым носом? Устроились, понимаешь, как свиньи в берлоге! Думали — не узнаю? Про ваши милые посиделки, круговую подругу и ресторанные драки? Про то, что вы эту тварь с собой даже на ваши сраные шашлыки таскали! И без намордника! Думаете, я не знаю, кого вы обрядили Санта-Клаусом на рождественской ярмарке? И усадили детишек слушать! Надеялись меня подсидеть, да? Надеялись, что если вдруг что — то вы чистенькие, а полковник за все в ответе? Думали, если нашли где-то крутого хакера, то теперь в дамке? Думали, полковник у вас слепой и глухой на оба глаза, да? И мозгов у него кот накакал? Как у тех макак, что все дырки на роже прикрыли и уверены, что их теперь никто никуда не трахнет? Не-е-ет, милые мои, полковник все видит, все слышит, все знает! И бдит. И никто из вас его не трахнет и не подсидит, даже и не надейтесь. Я вам этого не позволю, ясно?

Шеф так и не начал орать, даже сейчас, и это было скверно. Очень скверно. Тихая ярость менее эффектна, но более эффективна. И предусмотрительна.

— Так вот, милые мои заговорщики, — завтра все это кончится. У вашей «семерки» хозяином буду прописан я — и только я. А вы — всего лишь лица с ограниченным правом управления. Очень ограниченным, смею вас всех уверить! И докладывать ваша «семерка» будет мне. Лично. Обо всем. А вашу хакнутую рухлядь завтра же отправят в мусоросжигатель. Я прослежу.

Уже завтра? Шеф действительно в ярости. И напуган. Что он такого узнал, кроме той драки, рождественской подмены и шашлыков? Неважно. Отбросить. Завтра. Это хуже, веер возможностей сужается резко. Но не фатально. С десяток вариантов еще вполне. Ну, ладно, не десяток. Но шесть средне приемлемых. И два — неплохих. Очень даже. Целых два, роскошь.

— Это неправильно! Если вы считаете, что мы виноваты — наказывайте нас, Сволочь тут ни при чем! Он же просто выполнял наши приказы, и все! За что его убивать? Ребята, ну скажите же вы ему!

Ох, Селди …

— Убивать, значит… — Шеф хмыкает удовлетворенно, он услышал именно то, чего так долго ждал. Распрямляется. Теперь он спокоен. Ну, почти спокоен. И, что куда страшнее, смотрит почти сочувственно. Кивает собственным мыслям. — Убивать… Вот, значит, даже как… Значит, тот мозготрах был прав, когда предупреждал. А я ведь ему почти не поверил. Говорил, что мои ребятки не такие. А вы, значит, именно что. И зараза проникла куда глубже. А гниющий орган нужно что? Нужно отрезать. Без жалости. А не ждать, пока сам отвалится. Нет уж, ребятки, вы хоть и твари неблагодарные, но полковник о вас позаботится. Для вашей же пользы. Вы все-таки мои твари. Почти родные. Сам таким был, понимаю. Вы мне потом еще спасибо скажете.

Шеф смотрел на Селда и вроде как даже именно к нему обращался, но Ларта не оставляло ощущение, что эти слова предназначались ему, Ларту, и только ему. Что они с полковником в кабинете вдвоем. Вернее — втроем, потому что точно так же непонятно почему Ларту с самого начала разговора казалось, что Сволочь тоже смотрел только на него, Ларта. И прислушивался. Хотя этого, конечно же, не могло быть, знаковое имя произносил лишь Селд. Значит, киборгу логичнее реагировать на него, Ларт же вообще не издал ни звука, и никакая программа, пусть даже и самая продвинутая и навороченная, не должна была…

— Значит так, ребятки, слушайте и запоминайте, это касается вас всех. Завтра ваш кибер должен быть сдан представителю «DEX-компани» в целости и сохранности. Обгоревший труп не прокатит! А то знаю я вас, с вас станется подсунуть левого жмура, размозжив ему башку и всобачив нужный чип-идентификатор, типа так и было. Нет уж! Не прокатит, слышите? Живой, здоровый, вменяемый. Это приказ. Далее — никаких махинаций с продажами. Если узнаю — а я обязательно узнаю! — что кто-то из вас или же вы все вместе, скинувшись, эту тварь выкупили… выговором не отделаетесь, так и знайте. Сядете. Все трое. По статье триста сорок шесть Б-прим уголовного кодекса Конфедерации. За преступную халатность и небрежное обращение с потенциально опасным оборудованием, проявленную лицами при исполнении и с полным осознанием содеянного. А он все равно будет списан и уничтожен. А если вдруг это сделает кто-то из ваших друзей или даже совершенно посторонний человек — вы все равно сядете. Все трое. Запомните, ребятки, я не буду искать доказательств вины или невиновности. Просто сделаю это. Запомните и всем своим друзьям передайте — пусть трижды подумают, кто им дороже. И вы сами тоже — крепко подумайте.

Шеф кивнул сам себе, смерил по очереди каждого подчиненного долгим многозначительным взглядом и направился к выходу. Ларт смотрел ему в спину и старался, чтобы улыбка выглядела такою же, как и раньше — вежливой, отстраненной и фальшивой.

Так. Спокойно. Не радоваться. Рано радоваться, хотя и очень хочется.

Не тупик. Да, очень славных выходов не осталось, а кто говорил, что будет просто? Зато есть как минимум два условно годных. Не очень приятных, скорее даже совсем неприятных, хотя и по-разному, но годных. Вполне. И если поторопиться — оба вполне реализуемы. Только торопиться придется очень. И еще один — скверный, да, но на самый крайняк сгодится и он, Линн поймет правильно, и ребята поймут, а что другие подумают — да какая разница?..

— Да, чуть не забыл! — Шеф обернулся уже от самой двери. — Если вдруг завтра с курьером «DEX-компани» что случится… или с его машиной, не важно. Авария, приступ космической чумки, укус бегемота, внезапное помутнение сознания или удар кирпичом по затылку… Если по дороге в их офис вашего сраного кибера попытаются отбить неизвестные бандиты или на машину вдруг совершенно случайно свалится метеорит… короче, если он не доедет до места, и не важно, по какой причине, — вы тоже сядете, ребятки. Все трое. По той же самой статье, но еще и с отягчающими. Надеюсь, до вас хоть так дойдет, что это не шуточки.

Дверь за шефом закрылась совершенно беззвучно. Треск схлопнувшегося в ноль веера возможностей прозвучал только в сознании Ларта. Впрочем, нет, веер не схлопнулся. И даже не сломался.

Веера просто больше не было.

Загрузка...