Сводный экипаж

Глава восьмая Экипаж терпит кораблекрушение, осматривает достопримечательности и оценивает скобяные изделия

— Сарканд — город контрастов, етегвр, — несколько испуганно промямлил гребец.

Столица княжества действительно поражала воображение. Не столько размерами — Глор явно был куда более населенным и обширным городом — как специфическим расположением и архитектурой. По сути. Сарканд оказался вертикальным городом.

…Бухта, узкая и достаточно извилистая, окруженная немыслимой высоты обрывами. Наверняка склоны не были столь уж отвесны как выглядели издали, но все равно ужасали. Вертикальных мили светло-серых, местами покрытых густой цепкой зеленью, скал. Конечно, внизу, у моря, строения теснились куда гуще, но даже на середине обрывов виднелись приклеившиеся к скале галереи, дома и арки у угадывающихся темных провалов пещер и гротов. Было понятно, что их соединяют нитки подъемников, кое-где можно было различить медленно ползущие точки грузовых платформ. С пресной водой в городе, видимо, проблем не имелось: каскады узких живописных водопадов оживляли склоны; на восточной стороне бухты по скале струилась целая река — там можно было различить мельницы или нечто им подобное, прилепившееся у краев бурного потока. Еще восточнее водопады рассыпались на десятки, если не сотни, мелких каскадов-косичек, почему-то кажущихся особо нарядными, пестро-разноцветными.

— Ну, там красильни, — пояснил Гру. — За счет покраски и перекупки тканей местный князь-то и жиреет. Ну и таможня на Нитке — лакомый кусок.

Про стратегическое ущелье, именуемое Ниткой, экипаж барки был наслышан. Как выяснилось в пути, скромный юнга знал о городе чуть больше, чем казалось поначалу. Сейчас выход к морю знаменитой Нитки угадывался в западной части Саркандской бухты — туда выходила единственная дорога, связывающая северные и северо-восточные земли с самой удобной бухтой здешнего побережья. Именно сюда стекались караваны с тканями. По слухам, путь с северо-востока был тяжел и неблизок: до ближайших обжитых долин лежало не менее месяца пути. Обитали в тех краях, естественно, дикари, способные выращивать хлопок, ткать недурные ткани (шелковые, в том числе), но не неспособные ни толком покрасить товар, ни разок собрать войско, и раз и навсегда обеспечить своим товарам свободный выход к морю. Князь Сарканда крепко держал за жабры своих союзников и поставщиков. Северо-восточные долины, вроде бы, торговали и с землями, лежащими дальше к востоку, но про те далекие дела даже юнга-всезнайка мало что мог рассказать.

— Богатая палитра, — признал доктор, разглядывая разноцветные водопады у красилен. — Истинное буйство рукотворных радуг. Энди, видишь или слепит?

— Вижу, — заверил ночной рулевой, работая веслом.

Очков на гребце сейчас не было — этакая роскошь не к лицу бедному слепцу, он тряпкой на морде обойдется. Впрочем, смотреть сквозь ткань было неплохо.

— Водопады хороши, но от красок в бухте воя рыба сдохла, — заметил практичный Гру. — Живут у моря, а рыба на городских рынках втридорога. Пока рыбаки из бухты выйдут, да пока сети расставят… Есть несколько рыбачьих поселков восточнее, но оттуда улов опять же далековато возить. Тощают горожане. Зерно привозное, фруктов мало, одна козлятина, да и та жилистая, горная.

— У-ух! Невкусно! — забеспокоилась мартышка, работая веслом.

— Мы сюда ненадолго, — успокоил ее Док.

Многодневный каботажный переход «Заглотыша» сделал из гребцов барки примерно тех же горных козлов — одни жилы да кости. Никто из моряков и раньше не проявлял склонности к полноте (разве что тяготеющий к размышлениям и сидячей письменной работе мистер Крафф, хотя и доктору последние месяцы приходилось специализироваться на менее интеллектуальных занятиях), но начало пути вышло воистину тяжким. В принципе, новый парус барки оказался действенным подспорьем. В случае удачного ветра. Но поначалу приходилось больше рассчитывать на весла.

С самого начала экспедицию в Сарканд преследовали неурядицы. Без сомнения, возглавить поиски фильтров и иных необходимых запчастей должен был лично шкипер. Но у старины Магнуса открылись раны на боку — схватка с зачарованным кладом не прошла бесследно. Грести шкипер в ближайшее время не мог, а ждать его полноценного выздоровления не имело смысла — озеро Обманника не являлось таким уж надежным убежищем.

Поскольку шкипер волей-неволей оставался на борту «Ноль-Двенадцатого», оставалась и вдова. Это обстоятельство никому даже в голову не пришлось подвергать сомнению. Жаль, конечно, — моряки привыкли к удобству воздухоплавательной разведки — но что же поделаешь.

Энди рассчитывал остаться на катере — неспешная возня с переборкой механизмов, вдумчивой подгонкой обшивки корпуса и тихими вахтами, выглядела куда предпочтительнее путешествия в шумный город на неудобной барке. Но добыть в Сарканде нужные части насоса и двигателя без настоящего механика было бы задачей трудновыполнимой. С чисто механической частью задачи вполне бы справился Сан — но у бесхвостого случались очевидные периодические сбои в мозгах. У юнги с головой все было нормально, да и добыть он мог что угодно, но с практической механикой и конструированием у Гру было слабовато, что при его возрасте и малом катерном опыте вполне естественно. В столь непростой ситуации присутствие в экспедиции Энди выглядело обязательным.

Доктор попросил конфиденциального разговора со старшими механиками, в коем и обосновал, почему ему самому непременно нужно участвовать в походе. Нельзя сказать, что для Энди дальнейшие планы доктора оказались полнейшим сюрпризом, но все равно решение экипажного эскулапа выглядело весьма неоднозначным. Что ж, джентльмен вправе разыгрывать жизненную партию, так как считает нужным. Пусть это и кажется сущим безумием. Впрочем, для того чтобы окончательно рехнуться, доктору требовалось вернуться на «Ноль-Двенадцатый» в полном здравии и по пути не передумать. Оба обстоятельства пока никто не гарантировал.

Сан и Манки… Гребец отправлялся на барке в полном соответствии со своей штатной должностью, и вдобавок как сведущий в механике специалист. Обезьяна до полноценного изучения основ эксплуатации паровых котлов и машин явно не доросла, а в городе скорее бы отягощала экипаж, но на барке требовалась пятая пара рук. Или хотя бы лап. Без рулевого идти было рискованно. Понятно, в сложных ситуациях на руль мартышку никто сажать не собирался, но веслом она ворочала исправно — мелкое, зато двужильное создание, этого не отнять.

Было и еще оно серьезное обоснование необходимости скорейшего обезьяньего знакомства с городским обществом. Но эту причину Энди озвучивать не стал. Игра в разговорный снукер не так сложна: поспорили, поу-ухали, повыдвигали встречные и взаимоисключающие доводы, к однозначным выводам не пришли, тем не менее, довольная Манки оказалась включена в состав экспедиции.

Путь вдоль побережья оказался утомительным, достаточно опасным и небыстрым. Трижды «Заглотыш» садился на мель, открылась течь, при ночевке на абсолютно безопасном с виду песчаном мысу, моряков пыталась атаковать стая странных тварей, напоминающих помесь водяных крыс с норфолк-терьерами. Большая часть экипажа оказалась слегка покусанной, к счастью, отъявленной ядовитостью крыс-терьеры не отличались. Случались и иные происшествия, но ничего летального не приключилось. Из приятных сюрпризов можно было вспомнить нахождение зарослей любопытного растения, похожего на табак. Листьев нарезали про запас, в солнечные дни сушили на крыше каютки — Док надеялся при возвращении порадовать шкипера.

Но вое это осталось в прошлом — сейчас «Заглотыш» входил в порт и предстоял «рисковый моментик» как выразился ушлый юнга.

— А кораблей у них не так много, — отметил доктор, озирая причалы.

— Ну. Что-то конвойных флюг не видно, — сказал Гру. — Они с виду повыше и с боевыми щитами. А здесь только грузовые «торгаши» торчат. Наверное, поход какой-то наметился или грабеж выгодный.

— Ух-х! Грабеж? Море? Да? — уточнила мартышка, продолжающая пытливо овладевать первоочередными человеческими познаниями.

— На море. Или высаживаются у какой-нибудь разбогатевшей деревеньки. К востоку места сытные, непуганые: ни государств, ни особо толковых воинств. Даже обезьян там нет. Что хочешь, то там и твори. Если, конечно, ту деревеньку вообще отыщешь, — доброжелательно пояснил юнга.

— Дикость и бескультурье неосвоенных нами земель, наихвще, — поморщился нервничающий гребец.

— Нет. Там у-уух! — не согласилась Манки, поглядывая на город.

Обезьяна тоже явно волновалась — похоже, огромный город и порт ее пугали.

«Заглотыш» скромно отвернул подальше от солидных пристаней, направляясь к малым причалам, где вперемешку покачивались барки, широкие лодки для скота и убогие рыбацкие «баркасы». Когда выгребли поближе, на пирсе уже скопилась небольшая толпа — чужие суда, даже столь ничтожные как «Заглотыш», здесь были редкими гостями.

— Кто такие? Откуда? — начальственным басом окликнул с причала упитанный бородач.

— Конгерцы, с глорского побережья, господин начальник! — немедля отозвался Гру. — Добрались, слава богам! Потоп наш когг, и хозяин утонул, и капитан, да примут девы-нереиды их души в прохладные и сладкие объятия. Вот мы чудом уцелели, просто не вериться, да благословит Логос нашу удачу и славный город Сарканд!

— Деньга за стоянку есть или как? — задали ключевой вопрос с пирса.

— Есть! Имеем малость серебра, не нищенствовать приплыли, — поспешил успокоить местное начальство Гру. — Эх, столько добра потопло, крохи спасли, истинные крохи!

На пристани приняли швартовые концы, «Заглотыш» причалил и Гру немедленно начал свою трагическую повесть.

Легенда была заготовлена и тщательно заучена всеми катерниками. Шел когг из Нового Конгера: грузом — посуда и ламповое масло. Но главное — хозяин — славный купец Куп — желал в Сарканде открыть собственную контору и основать торговое дело. Потому и поперлись вокруг мыса Края Мира, да вот боги за дерзость наказали: шторм, рифы, кто успел в буксируемую барку пересесть, того провиденье и хранило. В легенду ничего особенно сложного не впихивали, даже Манки все уяснила, хотя ей было и не обязательно.

И тут налетает вал! — вскочивший на «банку» Гру воздел руки к мачте. — А мы бортом! Кладет! Прямехо меж рифов! Руль — хрясть! обшивка — хрусть! из трюма груз — аж до небес взлетело. Клянусь, видел как капитан небу грозил. Вот этими самыми глазами видел! Колпак с лысины сорвал, трясет, проклинает: шмондовая требуха, вы, а не боги! А блюда на него градом, фарфор, между прочим. Расписной! Этакие желтый узорчик мелкой лесенкой.

— Что, так блюдами и зашибло⁈ — вопросили в сочувственно замершей толпе.

— Врать не буду не видал, — признался, тяжко вздыхая, Гру. — Тут нас вовсе положило. За борт лечу — вода — лед! О папенькиной куртке только и вспомнил — эх, не взял! Бахнуло меня, челюсть свихнуло, — мальчишка запихнул ладонь почти целиком в рот, убедительно пошевелил где-то в районе гланд, прошмякал: — Хватаюсь за чтой-то! Веревка! Барка! Заполз кое-как. С другой стороны еще кто-то лезет. А вокруг жуть! Конец света у Края Мира! Камни, волны, пена! Бочки, люди, бабы! Хозяин-то наш с семьей ехал. Вот, ученый господин лекарь за старшую дочь был просватан. Такое горе! Невинность, деньги, сундук — все мигом ко дну!

— До сих пор в себя не приду, — признался Док. — Как живая перед глазами стоит. Прогневали мы богов!

— Это уж верно, — тактично согласился чернобородый местный чиновник. — Чего делать-то думаете?

— Так это, ждать придется попутный корабль. Страховка у господина Купа была, оплатится наше возвращенье. Вот только пока дойдем… Маменька, небось, убиваться-то как будет, — Гру неожиданно пустил вполне натуральную слезу.

В толпе тоже расчувствовались — рассказ о горестях конгерцев действительно вышел проникновенным. Мальчишка, растирая по роже слезы, поочередно представлял спасшихся искалеченных счастливцев: прибахнутого о риф матроса Сана, слепца Энди с выбитыми снастью глазами, младшую Купцову дочку «умом и до несчастья скорбненькую». Про несостоявшегося Купцова зятя-горемыку саркандцы уже и так все поняли.

— Что ж, пошли в книгу запишу, — решил чиновник. — За стоянку — «серебряный» в пять дней, если чиниться будете, так монета в четыре дня.

— Как же не чиниться⁈ — Гру мужественно утер морду. — Барка неказиста, да еще послужит, что ж добром бросаться…

Они с чиновником и Доком ушли в конторку, ставить подписи и высчитывать оплату. Народец у барки потихоньку редел — новости были любопытные, но у портового люда имелись и собственные дела.

— Однако, Гру — прям Джек Николсон, млегна, — пробормотал гребец. — Достоверно. Я уж и сам поверил.

— Мы все достоверные, — согласился Энди — сидеть без движений как настоящему слепцу оказалось довольно утомительным делом.

Первая встреча с Саркандом прошла довольно гладко. Мартышка тоже не подкачала — в кривовато сшитом платье (ткань взяли самую дешевую из найденных, но все равно получилось излишне богато) обезьяна выглядела вполне человечески, а когда с открытым ртом пялилась на внезапное лицедейство юнги, то и казалась стопроцентно слабоумной. С распределением ролей и розыгрышем начального фрейма саркандской партии Гру был абсолютно точен — убогие убедительно сыграют убогих. Да и в целом шло неплохо: через пару дней «Заглотыш» станет привычной деталью пейзажа, хождения «конгерцев» за инструментом и материалами для ремонта барки не будут выглядеть подозрительно. Начнутся сложности в общении с мастерами-ювелирами — заказ достаточно небанален, но туг уж придется уповать на жадность исполнителей. Деньги у гостей города пока имелись.

— И как тебе город, купчиха, еття? — интересовался Сан у мартышки. — Не видала ничего подобного, а?

— У-ух. Много.

— Много людей? Эх, дитя пальмы, мныегна. Этот городишко на Баклаву похож. Был у нас такой курортный городишко, пока агрессор… аоблеугрмавыклеосвлд, зрадегнаамерпощна!

Сана от усталости и волнений немедля начало уносить в хвостатость, Энди потянулся пнуть товарища, но обезьяна оправилась сама.

— Утття! Щипаться-то зачем! — взвизгнул гребец.

— У-ухх! Дурь.

— Животное ты, — мрачно и убежденно поведал страдалец. — Отдаленно гуманоидное, в писопу тебя башкой. Я ей про город рассказываю, развиваю ей интеллект…

— Ты рассказывай, а заодно делай что-то, — посоветовал Энди. — А то сидим как на поминках. Это подозрительно. Ладно мы убогие, а ты-то только контуженный.

Обиженный гребец взял ведро и, ворча, ушел на нос барки вычерпывать воду. Энди сидел по-слепецки неподвижно глядя на бухту, слушал порт. Ничего особенного, перекликались грузчики, чуть иные словечки и произношение чем в Глоре, но вполне похоже.

— Хамло, — хорошенько подумав, сообщила обезьяна.

— Если ты про Сана, то напрасно. Тем более взяла привычку ругаться вдовьими словечками. Они туг не в ходу. Бери пример с Гру — он умеет правильно разговаривать.

— У-ухх. Шмондюк. Сан.

— Теперь сказано вернее, но все равно напрасно. Что смысла его ругать? Он тоже был обезьяной, его лечили, учили, но не совсем вылечили.

— Обезьян нет плохо! — запротестовала мартышка.

— Не спорю. Возможно, у обезьян есть уйма скрытых достоинств. Но не во время пребывания в человеческом обществе. Что со спиной?

Манки уухнула сквозь зубы, но выпрямилась. Отучить мартышку ссутулиться, видимо, было невозможно. У нее болела спина, плечи, да и вообще не видела обезьяна никакого проку в неестественно прямой осанке. Но это не повод прерывать пусть и обреченную на

проигрыш партию.

Вернулись моряки.

— Уладили дело, — доктор утер вспотевшую макушку. — Похоже, с нас содрали на пару «корон» больше, хотя Гру торговался как истинно потерпевший кораблекрушение.

— К чему нам лишние подозрения? — юнга выглядел озабоченным. — И так хватит проблем.

— Все же наши бумаги не совсем подошли? — уточнил Энди.

Страховой полис и рекомендательное письмо купцу Купу моряки состряпали самостоятельно. Эти «размокшие и потекшие» листки документами могли считаться только условно, расчет был на удачные обстоятельства.

— Нет, о бумагами проскочило, — успокоил доктор. — Делопроизводство тут неразвито, это не Глор. Тут любая бумага вызывает уважение. Купеческую Гильдию Глорского союза здесь нелюбят, но уважают.

— Ссориться с Гильдией никому не хочется, — подтвердил Гру. — Корабли с запада сюда забредают редко, встретить кого-то точно знающего, что купец Куп помер еще в Великий Поход, мы не особо рискуем. Вот с ремонтными делами можем крепко застрять. У них тут

праздник на носу…

Город Сарканд собирался праздновать княжеское бракосочетание. Событие было значительным и торжества планировались широкие. Возможно, народное ликование затянется дней на десять, а то и дольше. По-крайней мере так случилось в прошлую княжескую свадьбу.

— Богато живут, — удивился Энди. — А что, похороны княгини тоже с таким размахом отмечают?

— Про похороны пока непонятно, — признался юнга. — Последние похороны были давно, а свадьбы идут через год. Это пятая избранница князя. Или шестая. Уточнять было неудобно. Местные полагают, что про их паршивого князя и его семейное положение весь мир знает и судачит.

— Та вообще туг не Европа! — возмутился гребец. — Разврат и мракобесие. Гаремы развели, наетхвжще!

— Про «харемы» ничего не говорят. Но сдается, князь этак остроумно поддерживает свое благосостояние, — пробормотал Гру. — Тут принято подносить подарки властителю. Его Светлость Смелое Солнце Сарканда — скромен. Четверти годового дохода от ткачей, красильщиков и купцов ему в свадебный подарок вполне достаточно. Для воинов, каменщиков и прочих горожан какая-то своя такса, мы пока не запомнили. Мы же к купечеству формально относимся.

— С нас четверть⁈ Да пшел он, вжегногпосамуш! Ханду хеть! Диктатор коррупционный! — понесло Сана…

Гребцу дали воды и промеж лопаток, подождали пока прокашляется и успокоится.

— Закон есть закон, а взять с нас нечего, — сказал Док. — У нас все утонуло.

— Утонуть-то утонуло, только если мы начнем размещать недешевые заказы, то может и всплыть неувязочка. Мы-то чужаки и на самом виду, — Гру как всегда недурно просчитывал вероятный отскок шаров. — В любом случае нужно пока присмотреться, принюхаться…

Энди брел, постукивая палочкой, заботливо поддерживаемый спутниками. Обезьяна, правда, больше висла на локте слепого — Манки было страшно. Действительно, улица частенько превращалась в истинную канаву, зажатую между двух и трехэтажными домами. Сарканд оказался весьма тесным городом, плотно прилепившимся к скальным обрывам. Обычно улицы здесь шли под наклоном, практически не пересекаясь, лишь иногда смыкаясь и переходя из одной в другую. На подъеме навстречу все время что-то текло, причем, отнюдь не освежающая ручейная влага. Спускаться тоже было несладко — ноги скользили. С канализацией город был незнаком в принципе. Просто счастье, что из гужевого транспорта на узких улицах встречались только вьючные ослы и рабы с корзинами.

— Где-то здесь свершает чудеса этот замечательный лекарь, — заверял Гру, озирая условный перекресток. — Вот Старый проход, а вот Грушевый дом.

— Что, так и называют — Грушевый? — уточнил слепец, разглядывая сквозь тряпичную броню повязки зеленую крону дерева, росшего за высоким каменным забором.

— Достопримечательность, — подтвердил юнга. — Уважают здесь роскошь. Княжеский сад — вообще чудо чудес. Там даже абрикос растет!

Гру побывал в городе уже трижды. Оценил рынок, службу городской стражи, расценки на взятки, уточнил о праздниках и прочем насущном. Купил туфли и платье для обезьяны — как показали наблюдения, в самодельном наряде Манки привлекала многовато внимания — не то, что наряд был дурно скроен, но вот роскошь ткани озадачивала горожан. В тканях здесь разбирались. В остальном столица княжества была так себе. Откровенное захолустье.

— Вон оно — больное око! — обрадовался юнга, углядев вывеску.

— Ухххх-х, — в ужасе пролепетала мартышка, глядя на покачивающийся на веревке огромный тряпичный глаз — рекламный символ был потрепан временем, но яркая багровосинюшная расцветка, очевидно, символизирующая воспаление больного органа, художникам явно удалась.

— Проходим, не писаемся, эка невидаль — глаз из тряпок, — призвал Гру. — Главное, чтобы лекарь пожаднее оказался…

Саркандский специалист по зрению оказался в самый раз — менее чем за две «короны» и смотреть не пожелал. Таких трат чужеземцы себе позволить никак не могли и были немедля выставлены на улицу.

— Ух-хух! — с облегчением вздохнула Манки, оказавшись вновь под открытым небом — пребывание в каменных стенах, пропахших неизвестными, но наверняка спасительными снадобьями, пугали мартышку больше вонючей улицы.

— Чему тут радоваться? Могла бы и порыдать малость, — укорил Гру. — Земляк твой вообще без лекарской помощи остался, того и гляди бедолага на себя руки наложит. Нет в тебе девичьего милосердия!

Обезьяна начала думать про милосердие — это чудное слово она пока знала слабо. Путники двинулись по улочке в сторону большого водопада.

— Красильни и мастерские ближе к пресной воде жмутся, хотя там земля дорогая, — пояснял юнга. — Ну, нам-то, бездельникам чего не прогуляться, раз лекарь не смилостивился. Господин незрячий, вы палкой не так шибко стучите, вы еще не попривыкший к своему бедственному положению.

— Исправлюсь, — пообещал Энди. — Слушай, а как тут ночью? Спокойно?

— Ночью хорошо, — заверил знающий юнга. — Большинство горожан ужинают, выплескивают горшки на улицу и наглухо запираются. Во тьме из скал выходят труа — чрезвычайной зловредности дарки, даром что мелкие и трусливые. До утра жизнь продолжается в княжеском замке и у мастерских — туда все уличные стражники заблаговременно отходят. На улицах темнотища, поскольку светильное масло жутко дорогое, да и с дровами туго. Котати, на ночь все подъемники останавливаются. Тогда город превращается во что-то вроде плохого каннутского пирога: слоев начинки много, а кусни, все порознь разваливаются вместе не соберешь.

Путники поднялись по улице: здесь уже чувствовалась близость мастерских: дым горнов, едкие запахи красок, гул водопада…

— Уу-х, вкусно, — тихо сказала мартышка.

— Журчит приятно, — согласился Гру. — Вблизи поток не такой бурный как из порта кажется. Хотя странно: бежит себе вертикальная река, будто так и надо. Ну, нам-то что удивляться: мы слепые и малоумные.

Предупреждению следовало внять — внимание чужаки привлекали вполне умерено — слепой и есть слепой, пусть и непонятно отчего вдруг по улице шляется. Если понадобятся объяснения: шли к лекарю, да неудачно, вот и завернули насчет ремонта уключин выспросить. Слабость в таком толковании имелась — кузницы по грубым работам располагались вовсе не в этом квартале, ну так приезжие — заблудились простофили среди мудреных ярусов славного города Сарканда.

Собственно строения мастерских располагались частыми бесконечными уступами: одна над другой, соединяясь короткими подъемниками и уличной каменной лестницей — довольно «скачущей» пролетами, что объяснялось, очевидно, производственной целесообразностью и иными историческими причинами.

«Слепые-малоумные» поднялись на несколько пролетов, Гру огляделся.

— Вот та мастерская. Манька, сгинь и затаись. Если стража попрется, кинь на крышу камешек, чтоб мы живо поджались.

— Ух-х! — обезьяна мгновенно запрыгнула на скальный уступ у соседней мастерской и исчезла.

— Не нравится ей город, — заметил юнга. — В порту интереснее.

— Попривыкнет. Я думал — хуже будет.

— Ну, тут через одного горожане — сутулые, кривые и с башкой набекрень текущей. Красильщики — те еще и сгнившими легкими непрерывно плюются. Бабы-то и вообще… Манки освоиться — за настоящую красотулю сойдет. Ладно, рискнем?

На лестнице-улочке никого не было. Шумела река-водопад — на той стороне слили что-то зеленое: поток на миг помутнел, снова стал молочным, пенным. За забором монотонно стучали тяжелым молотком, звон металла гас в рокоте реки. Шум — это хорошо. Вероятность удачного розыгрыша столь рискованной партии Энди определял процентов в тридцать. Ювелир сотрудничает со скупщиками краденного, в огласке не заинтересован, но и идти к нему без рекомендаций и поручителей — авантюра. Вот только более результативного удара по установленным шарам пока не предвиделось.

Энди сдернул с глаз повязку, приготовился к боли. Ничего, не так уж остро прожгло, смотреть сквозь ресницы можно — не зря вторую половину дня выбрали, великая саркандская Стена-обрыв от прямого солнца сейчас прикрывает.

Гру стукнул дверным кольцом. Несмотря на речной шум, услыхали незамедлительно, на двери открылось оконце, глянула заросшая морда:

— Кто?

— К господину Хохату. По делу, — кратко и значительно молвил Гру.

— Что-то не знаю вас, — рожа мальчишку вообще проигнорировала, с подозрением уставилась на Энди.

— Покажи, — с должным высокомерием приказал рулевой, не поворачивая головы.

Гру крутанул в пальцах кусок зверски омятого серебряного браслета из клада озерного обманника:

— Пыль есть. Надо бы сплавить как дельный сор.

— Не пойму о чем толкуете, — хмыкнул бородатый страж. — Может, господин Хохлат разгадает.

Засов на двери сдвинули. Гру юркнул внутрь. Предупреждающих знаков он не делал, но Энди и сам понимал — в подобную игру проще войти, чем из нее выйти. Вгонят в лузу мигом, только дай прицелиться.

— Дубинку оставь, — предупредил в полутьме бородач.

Энди кивнул, прислонил палку у двери. Требований задирать руки и выкладывать ножи-кастеты не последовало — не по местным правилам этакое бесстыдство. Ну и хорошо: кто знает здешние нравы, может у них какие особые предрассудки в отношении багров-коротышей?

Прошли в соседнюю каморку здесь сидел еще один заросший молодец — вроде дремал, свесив длинные руки до полу — чисто мартышкина манера. Из двери несло запахом раскаленного металла, что-то тихо постукивало. Мастерская. Еще человека два, не больше. Гру предполагал худшую ситуацию.

Из мастерской вошел человечек постарше, потщедушнее. Но по тому как сел и как глянул — понятно — хозяин.

— Что за дельце? Кто такие?

— С порта, — Гру не стал отрицать очевидное. — Дельце небольшое, но выгодное. Сеточку нужно сделать. Для курильницы, верованье у нашего хозяина такое, семейные боги тому давнюю привычку имеют. «Пыль» имеется, отход материала весь ваш.

— Образчик есть или как? — поинтересовался господин Хохат.

Гру развернул тряпицу с остатками фильтра.

— Тонкая работа. Никак стальная, — ювелир тронул прогнившую сетку ногтем. — А теперь, стало быть, раздобрели боги, к серебру их потянуло? Материал-то о собой?

Юнга положил на стол несчастный браслет:

— Неплохая серебрушка, не сомневайтесь.

— Так вижу что недурна. Работа местная, даже знаю чья. Хотя мало что из чеканки тут не сплющили. Сколько сетки-то надо?

Пришло время вступать в игру, Энди достал нарочито простенький чертеж, объяснил.

— А материала, у вас, значит хватит? Глянуть бы, — намекнул господин Хохат.

Переглядываться с Гру не имело смысла — и так понятно, не туда шар пошел. Жаль. Но нужно местным дать выбор ударов, тут уж риска никакого.

Мальчишка достал сверток с серебром:

— Должно хватить.

— Вижу что должно, — ласково улыбнулся ювелир. — Оставляйте. И больше здесь не появляйтесь. Смолчу что были. Понятно или нет?

Бородачи как по команде сдвинулись за спины гостей. В мастерской затихло. Подмастерье сейчас стоит за дверью, хозяина прикроет. Ход фрейм-бола понятен.

— С чего так сурово? — счел долгом уточнить Энди — подробности отрицательного решения ювелира были небезынтересны.

— Вы ж конгерцы, — пожал плечами ювелир. — Серебро местное. Откуда взяли — спрашивать? Не надо? А нам здесь загадок не надо. Колдовство в Сарканде не в чести. Кровь ли вы этаким дорогим ситом цедить станете, золу ли жертвенную провеивать — мне без разницы. Пошли вон, дикари!

В руках бородачей мгновенно сверкнула сталь — полукинжалы длиной с локоть. Одновременно из мастерской ввалился крепкий горбун с недурным молотком в лапе.

— Дверь сами найдете или стражу позвать? — безмятежно поинтересовался ювелир.

— Стражу? Зачем сразу стражу? — вздохнул Гру. — Странно вы здесь дела ведете. Не вдумчиво. Логос может обидеться. Примочку прямехо лепите, однако.

С примочкой было понятно: сейчас гостей вкатят в лузу беспомощности и лузу иллюзии, что их чуть-чуть обобрали. Чужаки поверят, а вечерком к ним заглянут в порт и оберут по-настоящему. Если игрок смолчал, так отчего не довести брейк до полноценного матч-бола?

— Проваливайте и своих поганых богов с собой прихватите, — посоветовал хозяин, неспешно придвигая к себе сверток с серебром. — И этого дупеля забирай. Ишь глянуть в глаза боится, колдуний прихвостень.

— Ну, болен он. А боги наши пока сами ходят, их прихватывать без нужды, — с достоинством ответил Гру и повернулся к двери. — Эх, упускаете вы свою выгоду, господин Хохат.

— Идите себе, не пугайте. Нас тут… — закончить ювелир не успел.

Гру никого пугать и не думал — просто шагнул ближе к охранникам. Вот что у него в обеих руках ножи — это даже для Энди оказалось сюрпризом. Единственное широкое движение — словно мельница лопастями кратенько повела: у одного из охранника из-под подбородка брызнула кровь, второй оказался расторопнее, успел уронить полукинжал, умудрился двумя ладонями зажать свое распоротое горло.

Особо любоваться было некогда — Энди рванул из-под куртки багор, врезался в горбуна

— вместе ввалились в дверь мастерской. Со стен посыпались инструменты, подмастерье еще только поднимал молот для удара, а острие морского оружия о хрустом вошло ему под грудину…

…Энди помог вздрагивающему телу улечься на пол. Умирающий держал грудь, смотрел куда-то в потолок: должно быть, уже видел свои Горбатые Болота.

В коморке юнга беседовал с хозяином.

…— боги не велят этак сразу, — бормотал ювелир.

— Отчего же сразу? Поверхонили, вразумились, — логично напомнил Гру. — Пришли как к законному темщику, а ты кидалово ушмондячил. По понятиям? Или, раз мы конгерцы, так и ющец нас заешь?

— Недопонял. Я возмещу! — заверил хозяин.

— Начинай. Что на кону?

Энди стоял в дверях, наблюдая как ювелир выкладывает мешочки с серебряной дрянью, и говорит, говорит, уговаривает… Нелепая ситуация: два взрослых джентльмена прекрасно понимают чем дело кончится, что не оставят хозяина с головой и языком во рту, но играют до конца. Рискнет на сенчурП] хозяин?

Рискнул — швырнул в лицо юнге кошель, развязанный для демонстрации полновесности монет, нырнул за стол — не к двери — в угол по-крысиному. Гру, без особого труда заслонившись от града «корон», шагнул следом — узкий нож играет у бедра. Хозяин понял, что не успеет юркнуть в потайной лаз, метнулся в отчаянии прямиком на Энди.

Хрустнуло…

Хозяин еще стоял — Энди дернул-качнул багор — крюк вышел из пробитого черепа. Господин Хохат мешком сел на пол.

— Экий звук неприятный, — заметил юнга, пряча нож.

— Хруст как хруст. А в груди крюк застревает, — пояснил Энди.

— Ну, ты в полсилы бей, им хватает.

Моряки спешно собрали что понужнее. Было понятно, что излишне отягощать себе ни к чему — могут возникнуть подозрения. Впрочем, у Гру оказался при себе удобный мешок.

— Молоток нам зачем? — слегка удивился юнга.

— Ухватистый. Для трюмных работ самое то. Рукоять отшлифую, не узнают.

— Если пройдем удачно, так отчего не шлифануть. Вот если сразу опалимся. — Гру явно имел приличный опыт и в транспортировке награбленного.

— Если на слепого торбу навесить, выйдет приемлемо, — прикинул соседствующие шары Энди.

Так и сделали. Снаружи, на лестницах было чересчур светло и ярко. Через три пролета недолгих гостей ювелира догнала обезьяна, уцепилась за локоть. Не у-ухала и вопросов не задавала. Запах крови Манки явно чуяла. В общем-то, с обезьяньей точки зрения, и отчасти с людской: кто первым орех вздумал отнимать, тот и виновен. Что по этому поводу думают Болота пока оставалось неясно — на болотах орехи вообще не растут.

Шума за спиной не слышалось — оскорбленный саркандцами Логос явно встал на сторону гостей.

До порта добрались небыстро, но благополучно. Бесспорно: чужак-слепец придурошная девчонка — весьма приметны, и если кто-то на Лестницах-Мастерских вспомнит прохожих, да вздумает сопоставить… Но, раз сразу не кинулись, должно обойтись. В мастерской добрейшего господина Хохата гости слегка передвинули тела, вложили в руку хозяина нож. Поссорился ювелир с работниками, такое случается. «На почве жадности и личных неприязненных отношений» — как красиво сформулировал юнга.

Ночью Гру решил искупаться, привязал мешок с добычей к свае причала и погрузил на дно подальше от барки. Со шлифовкой молотка имело смысл подождать. Потом сидели на «Заглотыше», юнга сох, остальные размышляли.

— Значит, не вышло? — осторожно спросил доктор — ни он, ни Сан, явно не жаждали узнавать подробности неудачного визита.

— Уу-х! Шмондюки. Там! — исчерпывающе махнула лапой мартышка.

— Да мы поняли, в писопу этот косой город, — гребец поежился. — Может, поплывем отсюда? На соседней лодке старый парус продают. Поторговаться, скидку делают. Снисходя к нашему бедственному положению, наегвжхня.

— Нужно глянуть, — заинтересовался Гру. — Паруса тут недурны и дерут за них скромно. А плыть, не, не будем спешить. Подозрительно выйдет. Догнать-то нашего «Заглотыша» — что кружку пива пропустить. Завтра схожу в город, послушаю. До праздника всего ничего осталось.

— Праздник-то нам к чему? — зашептал Док. — Если с фильтрами дело безнадежно?

— Как говориться, нет таких крепостей, которые не могли бы взять моряки с лагуны, — пробормотал юнга. — Но дело посложнее, чем я ожидал. Сетки фильтров сложны, их за мгновенье не сделаешь, а вопросы местные начинают задавать куда как прытко. И мастерских подходящих маловато.

— Вопрос времени важен, — сказал Энди. — За какой срок такие сетки могут изготовить два-три хороших мастера? Шанс на розыгрыш у нас остается, видимо, всего единственный. Иначе на внезапные неприятности в ювелирных мастерских начнут обращать внимание. Полагаю, рисковать не стоит. Выберем гарантировано хорошую мастерскую. Лучшую.

— А как узнать какая из них лучшая? Расспросы вызовут подозрение. Особенно учитывая характер заказа и странные местные предрассудки насчет магов, — резонно указал доктор.

— Если взглянуть на игорный стол и оценить достоинства ювелирных мастеров чисто умозрительно, то можно предположить, что самая лучшая мастерская — самая богатая и известная мастерская. Сейчас на каждом углу Сарканда говорят о свадьбе и изумительном подарке Его Сиятельства своей счастливой избраннице. Жемчужное ожерелье и какие-то «проуши» — уж не знаю что это такое. Но изготавливали сей чудесный подарок ювелиры князя. Имеет ли смысл нам предположить, что замковая мастерская и есть лучшая ювелирная мастерская? — закончил свою достаточно пространную мысль рулевой.

Молчаливую паузу прервал гребец, яростно пихнувший мартышку локтем:

— Нет, ты, шимпанзина, слыхала⁈ И это он называет «не рисковать», негвжще⁈

Мартышка без всякого у-уханья двинула гребца по шее.

— Прекратите обезьянничать! — призвал Док. — Но вообще-то ты в своем уме, Энди? Штурмовать замок? Что за чушь?

— Штурмовать — определенно чушь, — согласился ночной штурвальный. — Но в дни столь знаменательного события как княжеское бракосочетание — кому дело до ювелирной мастерской? Бесспорно, ювелиры по горло заняты свадебными приготовлениями накануне, но уж в счастливые моменты церемонии и собственно празднования кому придет в голову сидеть в мастерской? Если в этот момент оказаться на месте, прихватить для компании хорошего мастера, то что помешает нам предаться неспешному созидательному труду?

— А в замок как попасть? Нет, это невозможное дело, — запротестовал Док.

— В замок попасть как раз не проблема, — вздохнул Гру. — Празднование будет на площади рядом, шум, музыка, драки, прочие развлечения. Проблема в том, что в мастерские должны попасть не только мы, но и ювелиры. Желательно больше одного. И еще они должны там охотно поработать. И их в это время никто не должен хватиться. Что сложно, поскольку богатые мастера имеют привычку обзаводиться семьями, детьми, домочадцами и любовницами. В общем, собрать мастеров и заткнуть рты их бабам — задача непростая.

— У-уэх! — мартышка воинственно выхватила нож.

Гребец шарахнулся, остальные тоже вздрогнули.

— Дорогуша, а это еще откуда⁈ — ахнул доктор.

Мартышка застеснялась.

— Без швабры прямо никуда, — мрачно констатировал Энди. — Ладно, это подождет. Джентльмены, предлагаю обдумать вариант с мастерской. Он действительно чрезвычайно сложен в исполнении. Поразмыслим, что иного мы можем сделать. Чем больше вариантов розыгрыша, тем лучше…

Сидели на корме в узком кругу. Манки согнулась втрое, спрятала голову между колен и на всякий случай заслонила затылок растопыренными пальцами.

— Ты зачем туда шныряла? — ворчал юнга. — Видишь, уходят товарищи «с дела». Догоняй без разговоров. Какой шмондюк дернул?

— У-ух. Интерес, — прошептала обезьяна.

— А нож зачем? Там, между прочим, все по местам лежало.

— Клык. Ценный. Ничей. Я не там брать.

Ножик Манки стащила действительно не с места побоища. Успела проскочить в мастерскую и прихватить рабочий нож — на самом деле довольно дрянной. Быстрая и бестолковая. Что касается «ничей» и «ценный»…

Энди посмотрел поверх скорчившейся островной фигурки на юнгу — тот развел руками. Да, с этим недодумали. Глупо. Считали ее обезьяной и девчонкой, но Манки же не тупая и вполне способна осознать какая для нее ценность — нож. Не просила, не пыталась украсть у команды — туг она все поняла. Ну, а в мастерской., «чей» или «ничей» там инструмент сказать действительно сложно.

— Во многих городах за воровство рубят руки. И лапы, — многозначительно сообщил Гру.

Мартышка поспешно подсунула лапы под себя и прижалась к доскам еще плотнее.

— Запомни про лапы и в следующий раз советуйся со знающими людьми. Полагаю, сейчас сэр Энди тебя накажет. И поделом! Могла нас всех подставить. Теперь страдай. А я спать пошел, — юнга соскользнул с крыши каюты.

Оставшиеся помолчали. Обе луны светили с кромки Саркандской Стены, барка покачивалась, тень согнутой обезьяньей фигурки скользила по «банкам», то удлиняясь, то укорачиваясь. Доносилось похрапывание доктора. Мартышка смотрела на Энди одним глазом откуда-то из-под переплетенных рук и ног.

— Сейчас или до возвращения подождешь? — проворчал ночной штурвальный.

— Сейчас. Ждать невкусно, — призналась обезьяна.

Энди кивнул.

Лупить вдвое свернутой веревкой было неудобно. Манки тоже как-то неуверенно дергалась, даже не у-ухала…

…Мартышка осторожно натягивала платье — похоже, наказание чужой и неправильной веревкой ее обидело.

— Без швабры вообще не то, — признал рулевой, возвращая орудие экзекуции на место.

— Придется тебе так осознать. Головой. Манера шмыгать где попало приведет к тому, что нас убьют. Здесь тебе не море.

Манки удрученно у-ухнула.

— Ладно, теперь смотри, — Энди поднял над бортом краденый нож, разжал пальцы — улика беззвучно кануло в воду. Обезьянка издала горестный звук. — Дрянное оружие, — заключил рулевой. — Никогда не хватай такие какашки, если можно сказать мне или сэру Гру. Завтра он купит подходящий нож. Будешь носить и вести себя прилично. И никогда не размахивай сталью, если не собираешься по-настоящему убивать. И вообще, если что-то нужно — спроси. Ртом. Понятно?

— У-ух, да. Меня здесь полупить? А потом — кресало.

— Можно. Но лупить станем потом — когда к швабре вернемся. Кресало тебе будет. Но если вздумаешь город спалить — посоветуйся со знающими людьми. Юнга в этом чертовски прав. Кстати, полагаю, он точно знает с какого конца города надлежит поджигать.

Днем мыли барку — без особого восторга — вода за бортом была вонючей до изумления. Подлатали левый борт. Потом разбирались с купленным парусом. Потом вернулся из города юнга, сказал, что нашел плотников и конопатчиков и принес всякие новости…

«Заглотыша» вытащили на примитивный настил-стапель, четверо мастеров немедля принялись за работу — рассчитывали управиться до праздника, по их меркам объемы действительно были пустяковые. Энди вынужденно грелся на солнце, слушал болтовню юнги с рабочими. Искусству Гру выуживать из пустопорожнего трепа весьма ценные новости стоило поучиться…

День выдался томительным до изумления. Ничего не делать было сложно и Энди устал так, будто трое суток греб без отдыха. Правда, из лодочной мастерской был недурно виден город: день выдался пасмурный, и ничего не мешало рассматривать городские обрывы и подъемники. Княжеский замок угадывался по высокой башне. Слепой рулевой неспешно проигрывал предполагаемые партии, благо про праздничные обычаи и свадебные традиции рабочие болтали без умолку. Конечно, оставалась тысяча вопросов по расположению шаров-ювелиров, по лузам замковой охраны и многому иному…

Часть отгадок принес юнга, зря времени в городе не терявший. С придворными ювелирами все оказалась просто — издавна одна семья этим прибыльным делом для князя занималась. Известные традиции, уважаемые люди. Мастерская не в самом замке, но по соседству.

— Как бы там замок, но не замок, — объяснял Гру. — Квартал о домами княжеских приближенных, зерновым складом и той мусоркой, что у них здесь считается за «арсенал». Охраняют довольно неплохо, стены серьезные. Днем через квартал пройти можно — проход сквозной, выводит горожан напрямую к реке. Но приглядывают там зорко. На ночь запираются. Кстати, там водопровод есть. Знаешь, что такое водопровод?

— Примерно. А что кроме водопровода?

Юнга принялся рисовать на песке, благо рабочие уже ушли, доктор и гребец из города еще не вернулись, а истомленная бездельем мартышка, смотрела внимательно, но в разговор не лезла. Из чертежа следовала уже определенная и понятная расстановка луз и бортов: с востока квартал подпирал водопад, по древней саркандской традиции именуемый Средней рекой. С юга стена квартала выходила на море и Корабельные воротаа — у замка имелась своя пристань, не то что огромная, но вполне серьезная. На севере квартал ограничивала площадь с Храмом Пасифы. Площадь считалась самой просторной и знаменитой в городе, сейчас на ней заканчивались приготовления к княжеской свадьбе. Там пройдет и очередная церемония, пир для именитых горожан, представление и прочие непотребства.

— Площадь не то что 6 очень широкая, но длинная, — пояснял юнга. — У храма помост, лавки и столы расставлены вдоль. В центральной части сидят приглашенные почище мордами, дальше от помоста — народ попроще. А начнется все с пристани — туда княжеские флюги торжественно пристанут — вроде как только из похода и битвы вернулся Его Смелое Солнце, весь в поту, трофеях и нестерпимой тяге обнять возлюбленную.

— Романтично, — признал Энди. — А что храм? Велик ли размером и кому там покланяются?

— Размером так себе. Стены толстые, но невысокие, массивные колонны у входа. Как бы это пояснить… Со строениями Акропоборейсеса схож, но здешний храм возведен вроде как жрецами-пропойцами, единственный раз нормальную архитектуру повидавшими, да и то в бреду. Не дворец, больше на склеп похоже. Собственно, так и есть — там жертвы приносят. Некому здешнему Зверю — ужасному и бессмертному. Он под храмом обитает. Всуе про Зверя не принято упоминать — дурной тон. Сейчас жертвы довольно часто приносят, считай, каждый день, поскольку ежели Зверь поднимется из пещер в канун свадьбы и накажет жрецов внезапным поеданием — выйдет дурное предзнаменование и вообще князь сильно огорчится.

— Гм, а что этот Зверь частенько поднимается и берется за божественный кий своего дела сжирания судеб?

— Ну, по преданиям, в старину случалось. Но давно и правда ли — сложно сказать. Вообще сказку про этого Зверя я и раньше слыхал. Подземелья, уродец со звериной головой, которому юношей и девушек регулярно подсовывают. В общем, обычный разврат пополам с людоедством. По преданию из подземелья можно выйти только следуя указаниям привязанной нити. Каждой жертве наверху великодушно вручают клубок красных ниток, благо этот товар в Сарканде дешев. Выйти пока никому не удалось: то ли нити коротковаты, то ли зверь всей этой возни с клубками вообще не ценит. Жрецы утверждают, что когда-нибудь неминуемо явится герой и запобедит вечного Зверя. Героя как-то на «Т» кличут, но о точной кликухе есть самые разные мнения.

— Понятно. Сказка действительно известная. Но у нас никаких героев на «Т» в экипаже нет, следовательно не суждено нам геройски Зверя прирезать. Ну и пусть живет, — махнул рукой Энди.

— Так-то конечно. Вот только с жертвами сейчас в Сарканде туговато. Пленных у князя давно нет, годных рабов спихивать в подземелье — чистое разорение. Ловят и скармливают Зверю кого не жалко, слухи об этом по городу идут упорные, но горожане не возражают. Все считают, самих себя очень ценными и нужными.

— Полагаешь, чужаки могут пригодиться в этом святом кормлении?

— Вряд ли. Совать приличному Зверю слепых, косых и придурошных не очень-то пристало — на такой корм любое чудовище обидится. Могли бы Дока или меня подловить, но доктор считается ценным родичем конгерского купечества, да и вообще сильно грамотным

— такого скармливать себе дороже. А я постараюсь не попасться. Так что маловато у нас шансов познакомиться с Саркандским Зверем.

Висевшая на борту «Заглотыша», кверху тощей кормой и следящая за разговором мартышка издала чуть слышный огорченный «у-ух» — по-видимому весь этот бред с подземным Зверем ее страшно заинтересовал.

— Слазь, я тебе ножик принес, — сказал юнга.

Нож был недурен: прямой клинок, в меру длинный, с рукоятью из просто выглядящего, но непонятного дерева. Узкие ножны с крепкими шнурками.

В немом восторге Манки запрыгнула обратно на борт, спрыгнула, снова запрыгнула…

— Хватит мелькать, — призвал к приличиям Энди. — Примерься к инструменту и прячь. Носить на виду будет неразумно.

— Это точно, — поддержал юнга. — Здесь дамы тихонькие, не скачущие и вообще лишний раз на глаза чужим не являющиеся. Скучные дамочки. Так себе городок, я уже предупреждал.

Мартышка налюбовалась на нож и принялась пристраивать его под платье. Юнга сказал, что на такую заголенность ему невеста смотреть вообще не позволяла и пошел разжигать костер для готовки ужина.

С ножами Манки обращаться привычки, естественно, не имела — ножны топорщились даже под свободным платьем. Из-за худобы обезьяньей, что ли? Энди отрезал кусок веревки помягче:

— Иди сюда, палубное чудовище.

Теперь нож висел как нужно, оставалось подогнать длину веревочной перевязи. Энди сидел на корточках перед задравшей платье мартышкой, вязал узел. От обезьянки пахло теплым деревом и свежей смолой. Сухая она как щепка, грудь едва заметна. Дитя скал и беззаботных игр на ветвях.

Скальное дитя чуть заметно покачивало бедрами.

— Не надо, — оказал ночной рулевой, зубами затягивая узел.

— Невкусно? — вкрадчиво прошептала соблазнительница.

— Полагаю, что вкусно. Прямо таки даже уверен. Но я, видишь ли, еще частично джентльмен.

— Осел ты, — подумав, сообщила мартышка.

Энди закончил с перевязью, ухмыльнулся, и одернул обезьянье платье.

— Я ног мыть, — сердито сообщила мартышка, поддернула подол еще выше и направилась к воде. Шла как учили всем экипажем: разогнувшись в полный рост, держа спину прямой, а подбородок поднятым. При этом ягодицы, в сущности столь поджарые, что и ягодицами их не назовешь, играли с поразительной отчетливостью. Прямо парочка красных шаров[2], пусть и невеликой, но очевидной ценности. Вот кто мартышку этому игровому приему учил? Вдова, что ли, развлекалась?

Рулевой вернулся к костру. Гру, экономно колющий здешнюю дорогую щепу, и, конечно, ничего не видевший, заметил:

— Изменилась девица.

— Наполовину. Одна нога гладкая, другая в мозолях.

— Ей же обманник одну ногу обсосал. Но я больше про манеру хода дамскими галсами. С кормы весьма заметно.

— На пользу ли? Лучше бы ей с головы начать меняться. Вихляние задом — сомнительный курс к человеческому счастью.

— Ну, островитянка же. Трудный и непредсказуемый народ.

— Обезьяний народ?

— Обезьяний, болотный, долинный или песочно-прибрежный — разве поймешь разницу?

— юнга потянулся к мешку. — Я колбасы принес, можно поджарить. Вот шмондючья ситуация — денег хватает, а колбасу приходится брать — без поджарки такую и есть страшно.

— Скромность и еще раз скромность, — напомнил Энди, думая вовсе не о дешевой колбасе.

Шифровка

Лагуна — Твин Кастлу

Да сколько можно⁈..……и полная… Доползли до Сарканда. Ждем. Но это ж дыра! В

смысле, отвесная полудыра. Третий день сидим на обрыве, плюем вниз, попадает ли на кого — вообще не видно.

Проведена конспиративная встреча с агентом Огрызок. Агент погряз в механомещанстве. Патрубки-вытрубки, фильтры-мыртры, сальники-дульники. Скоро совсем спятит. Считаю дальнейшее проведение операции нецелесообразным.

Из блокнота ^Гениальные размышления и склероза.

Заметки к лекции «Психиатрическое значение календаря гомо сапиенс и связанные с ним предрассудки».

Жизненный пример. Назначена конспиративная встреча. Место — подземка-«Дзержинская», время — 22:30 местного отсчета. Место рандеву мне знакомо, обстановку знаю. Прибываю из Прыжка строго на платформу станции «Дзержинской», сразу на эскалатор и наверх. Метод прост и проверен: выйти на место рандеву строго к назначенной минуте. Вид неброский: красно-желтый сарафан, «лодочки» на каблуке, шестимесячный перманент, папочка с документами подмышкой — аборигенки все так ходят. Соскакиваю с эскалатора — дорогу мне заслоняет странный самец. Длинная шуба, дубинка, морда прикрыта белым…

Мозг мой работает как челюсти акулы-голохвостки. Дубинка? Не мент. Шуба в пол? Не поп, и не купец — эпоха не та. Маска белая? Явно не гангстер, но тоже что-то сакральное. Замаскированный агент перехвата? Нет, глаза слишком блудливые.

Тут это чучело орет:

— С новым годом, девушка! С новым счастьем!

Вежливо улыбаюсь:

— Спасибо, мне уже подарили.

Ныряю под лапу в рукавице, прибавляю ходу. Вот она — дверь на площадь!

Осознаю, что мне холодно и что все окружающие пялятся анормально. На самку выше средней привлекательности смотрят чуть иначе. И тут все логически сходиться: чучело — лицедей, а вовсе не продавец календарей; на улице зима, а я промахнулась с календарным отсчетом. «Элементарно, леди Лоуд», как говаривал один мой стажер. В сущности, мелочь: август или январь — и то, и то старинно-латинское и замшелое, а ведь смотрят на тебя как на невидаль этакую. Туг и до провала недалеко.

Записываем: ошибки в календарных отсчетах приводят не только к опозданиям на явочные встречи, но и к чудовищному насморку.

А интересный теоретический вопрос: «а куда люди девают старое счастье, меняя его на новое?» будем рассматривать на практических занятиях. Видимо, это какой-то круг ихнего

ада: там слоняются миллионы исхудавших и рыдающих старых счастьев. Душераздирающее зрелище! У людей всегда так.

[1]Сенчури — непрерывная серия одного игрока (брейк) из 100 и более очков.

|2 — Имеется в виду не собственно цвет шаров, а их «цена» в снукер-транде.