Сводный экипаж

Глава шестая Экипаж вступает в бой, маневрирует и ловит что попало

Утром прошел дождь, но сейчас берега бухты уже просохли, завалы плавника приобрели неприятный вид высохших белых костей — вот-вот начнут слепить глаза. Жужжала пила, экипаж занимался делом, хотя и не перенапрягался.

Пильщики поправили ствол на импровизированных «козлах», Гру отмерил очередной кружалок, помечая, чиркнул по древесине ножом. Энди наложил на метку пилу, и моряки принялись за дело.

— Так вот. когда все повымерли, так и навигация угасла, — продолжал рассказывать мальчишка. — Торговцам стало проще у Кадыка разгружаться и посуху перебрасывать товар к Челюсти. Там сутки-двое на возню уходит и грузчики дороговаты, но все равно попроще, чем вокруг мыса, считай, месяц тащиться. У самого города Сарканда корабли так себе, а нашим так далеко таскаться невыгодно. Да и княжество Сарканда особо веселыми не назовешь. Там и джин-то не в чести.

— Про джин и Сарканд я понял, — заверил рулевой. — Я про Кадык и Челюсти не совсем понял — получается, пять лег назад этих городов вообще не было?

— Ну, Городами их и сейчас назовешь только из вежливости, но так-то разрослись поселки, тут ничего не скажешь, представительство «Нельсона и Ко» у них, пристани новенькие, все как положено. Идут в ногу со временем, иной раз и обгоняют. Как говорит маменька: «Ежели есть деньги, так отчего и не построить»?

— Интересно с этой компанией «Нельсона», — Энди отложил в стопку «особовысококачественных» отпиленный кружак-таблетку. — Куда не поверни, все они, «нельсоновские». Весьма хваткие господа.

— Ну. Мысль у них в головах есть, да и дар убеждения имеется. Нет бы конкурентам по-честному кишки выпускать или травить — причалят с выгодным предложением, и попробуй отвертись. — одобрительно вздохнул мальчишка. — Эх, ушли старые добрые времена.

— Ладно ладно, не особо-то ты по смертоубийствам скучаешь, — усмехнулся рулевой. — Я с другой стороны на данную игровую позицию смотрю. Раз у этого «Нельсона» этакая торговая сеть, да глаза у каждой лузы, будет нам неприятности. Рано или поздно столкнемся.

— Тут даже у богов не спрашивай, — согласился Гру. — Океан велик, да порта на его берегах сосчитанные. Так и чего? Я бы, с вашего позволения, посоветовал: самим на них выйти. «Ноль-Двенадцатый» — судно отличное, нашлись бы для него фрахты, причем небезвыгодные.

— Естественно, На море у катера особых преимуществ нет. а на больших реках или в портах при нашей маневренности и независимости от ветра… Только не проскочит вариант. Ты же знаешь: мы, как принято в этих местах иносказательно выражаться — Пришлые.

— Ну, про тебя это вряд ли кто скажет, — сделал комплимент мальчишка, подвигая бревно под новый рез. — А ежели и Пришлые, так велика ли беда? В наших местах на такие мелочи, ни при найме, ни при раздевании, ни при затаскивании в постель, особого внимания не обращают. Как говориться, «был бы человек хороший».

— Опять маменька?

— Нет, присказка одного знакомого огра-людоеда.

Пильщики, посмеявшись, отложили инструмент,

— Хватит, наверное, — сказал Энди, озирая плоды трехдневных трудов.

«Заглотыша» уже солидно загрузили отборными короткими поленьями. Заготовили и порядком «таблеток», часть из них уже сушилась, пропитанная чудодейственным «масло-жиром» — небольшие, прикрытые листьями штабеля, радовали глаз.

Вообще Лакупские острова оказались весьма неплохим местечком, По-крайней мере, южная часть архипелага. Сотни мелких островков, скалистых и достаточно высоких, но с удобными якорными стоянками, буйной зеленой растительностью, пляжами желтого песка и многочисленными пресноводными источниками и ручейками. Гру утверждал, что центральная и северная часть архипелага куда как неприятнее: острова там крупнее, течения непредсказуемы, водятся стада довольно агрессивных обезьян. Собственно, у той части архипелага имелось и собственное название — Обезьяньи острова. Когда-то там была деревня и довольно известная якорная стоянка — с мыса Конца Мира частенько приплывали на охоту и заготовку мяса. Обезьянья солонина славилась неповторимым нежным вкусом, а мелких обезьянышей ловили для продажи в Сарканде и городах Глорского союза. Правда, обезьяны тоже оказались не чужды охотничьему азарту и отлавливали заготовителей — охота на островах было отнюдь не безопасна. Впрочем, с вымиранием городов полуострова охотничьи экспедиции прекратились сами собою. Имелись предположения, что обезьяны тоже не пережили «мозгового мора». Доктор считал такую версию вполне обоснованной.

Нынче доктор был вахтенным, сидел на катере у пулемета и листал Библию. С разнообразием литературы на борту «Ноль-Двенадцатого» имелись определенные проблемы. Чтение на посту — не самое правильное занятие, но поскольку еще одним постоянным часовым экспедиции оказалась вдова, то на увлечение Дока можно было закрыть глаза. Хотя Энди весьма интересовало — что доктор надеется найти в книге из Старого мира?

С края пляжа, где расположился подлечивающийся шкипер со своей худосочной сиделкой, воспарила тень. Вообще-то. Хатидже. конечно, не воспаряла, а именно взлетала: стремительный и легкий уход практически вертикально вверх, а уж потом парения, кружения и «полубочки е виражами» как многозначительно разъяснял чрезвычайно сведущий в воздухоплавательных маневрах Сан.

Самому Энди старт летуньи напоминал выстрел сигнальной морской ракеты — как-то доводилось видеть на военных судах. Только Хатидже выстреливала себя куда изящнее и абсолютно бесшумно. Вот и сейчас: вознеслась над островом, сделала полукруг, исчезла из глаз и вот уже вновь оказалась на пляже — приземлилась за деревьями и банально, ногами, вышла к морю.

— Ну весьма полезное качество для семейной жизни, — не глядя, сказал протиравший пилу юнга. — Повздорили, вспорхнула, мозги проветрила, вернулась и разговор продолжается на свежем галсе. Отличное качество. Прямо завидно.

— Да уж. Наверное, и у старины Магнуса сердце екает — вдруг не вернется собеседница?

Морская экспедиция — весьма скученное времяпровождение. Старый шкипер и почти бестелесная летунья — открытая их взаимная симпатия выглядит шокирующей в первый день, на третий становится совсем привычной, в чем-то милой, умиротворяющей деталью пейзажа. Естественно, шкипер и леди не позволяли себе ни малейшей невоспитанности и поводов думать об исключительной близости отношений. Да и распоротый бок служил веским основанием сохранять приличия. В остальном… в остальном было понятно. Вот о чем можно разговаривать так продолжительно и каждый божий день, споря, смеясь, соглашаясь и не соглашаясь, было не особо понятно.

— Послушай. Гру. меня мучает любопытство — а как тебя самого угораздило так рано обручиться? — рискнул поинтересоваться рулевой. — Несомненно, ты серьезный, глубоко положительный и внушающий доверие парень, но, все же учитывая твой возраст… Надеюсь, подобный вопрос тебя не обидит?

— Ну. чего уж там. Все подряд говорят: да вы спятили, в вашем-то возрасте⁈ С одной стороны, все верно. С другой — судьба. Куда от нее денешься? Маменька вот тоже мне весь загривок выгрызла: «куда, молодой еще, нагуляйся сперва». Потом осознала и принялась грызться с невестиной родней — там-то тоже отдавать за меня свое юное сокровище не особо спешили. Конечно, маменька их догрызет, но не в этом суть. Мы с Моей все сами решили. Не из сопливой наглости, а просто так случилось. Вернее, сначала случилось, а потом мы уж догадались. Вышло глуповато, как в балладе или саге какой-то, но что ж тут поделаешь, лучше признать свою глупость и пожениться, чем всю жизнь от большого ума одиночеством страдать.

— Видимо, да. Но прямо шекспировские страсти. Как этакое на практике получается? Ты идешь, навстречу она — о, вот она, судьба! Так, что ли?

Гру поскреб загорелый затылок:

— Про шукспиров я не особо знаю. А Аэлла Конгерская примерно такие саги и пишет. Большой популярности сочинительница, что у нас, что на диком севере. «Он вскинул взгляд… Глаза принцессы… Все решено, донесся вздох богов…» Глупость, но правда жизни. А на практике это выглядело так: мы столкнулись, в моей руке был нож, и я должен был ударить эту девчонку. Не из душегубских настроений, просто так уж сложились обстоятельства. Ноя не ударил. Почему не ударил — объяснить сложно. Но девчонка все поняла. Потом, конечно, были всякие разговоры, попреки и упреки, но главное уже случилось.

— На редкость романтическая история.

— Звучит глупейте, — согласился юнга. — Мы и сами удивляемся. Но тут важно ощущение. Как в той твоей игре — не всегда известно, какой из шаров станет решающим. Вдруг один из первых? В общем, мы свой шар загнали. Так что пользуюсь случаем и приглашаю тебя на свадьбу. Непонятно когда она. свадьба, случится, но тут лучше сказать заранее. Вообще имей в виду — свадьба на редкость затейливое и жутковатое событие. Нехорошо так говорить, но разумнее жениться на сироте. В этом вопросе мы с Моей вполне согласны — родичи и свадьба — сущий ужас. Ну. нам-то уже поздно фарватер менять, но ты имей в виду.

— Спасибо, я подумаю над этим.

Пильщики принялись переносить полуфабрикаты к костру. Гревший задницу на солнце Сон закряхтел, перевернулся и принялся размешивать в ведре драгоценное масло-жир…

После заготовки дров и четырехсуточного отдыха экспедиция продолжила путь, держа курс на юг. Шли через архипелаг — насколько далеко растянулись цепи островов с запада на восток не знал и памятливый юнга.

«Ноль-Двенадцатый» двигался с осторожностью: рифов и мелей хватало с избытком.

Порой острова соединяли настоящие мосты, висячие переходы или нечто схожее с античными виадуками, оставалось лишь искать обходные пути и удивляться причудливой игре природы. Впрочем, игры ли? Дважды ночью Энди видел по берегам вполне отчетливые развалины: плотные заросли и удары штормовых волн исказили очертания стен, но характерность массивной каменной кладки подсказывала — когда-то на островах пытались обустроиться отнюдь не обитатели Сюмболо, те строили поаккуратнее. Хотя кому интересны развалины давно исчезнувших народов?

У катерных мореплавателей хватало собственных забот. С провизией проблем пока не возникало, взятое в ливнях экономили, лепешки из подмоченной муки получались оригинальными, но съедобными, большую помощь в добыче пропитания оказала сеть-«рукавица»: ее начал плести многоталантливый юнга, а оканчивали общими усилиями — снасть получилась кривоватой, но уловистой. На островах оказалось порядком фруктов, по большей части еще зеленых, но годных для отваров и запекания в золе. Дважды попадались островки с зарослями странных орехов: не больше фундука, но с удивительно тонкой скорлупой и изумительно приятным вкусом. Орехи с высоких кустов стрясали прямо на разостланную парусину. Вошедшая в азарт Хатидже кружила над орешником, разя недоступные снизу ветви меткими ударами длинной палки — плоды сыпались градом. Лакомства набрали почти три мешка.

— Опять плотина! — донесся голос сидящего на носу шкипера. — Мистер Крафф, будьте любезны, дать «задний» и лево руля, будем обходить вокруг острова.

— Есть, сэр! — молодцевато отозвался доктор, осваивающий обязанности дневного штурвального.

Катер начал маневрировать, а Энди продолжил ворочаться. После исчезновения старого мистера Дженкинса и рождения нового Энди C-Болот, со сном стали твориться довольно странные вещи: собственно, в последнее время спать вообще не хотелось. Чувствовалось, что это как-то связано с жарой, бесконечными летними днями, да и вообще с физическим состоянием владельца странных глаз. Нужно будет осмыслить новые правила игры и ввести поправки в манеру повседневного розыгрыша.

Энди, прищурившись, смотрел на свои босые ноги. Теснота отсека, жесткий рундук и низкий потолок рулевого ничуть не смущали — привычный и даже спокойный мир. Но солнце… Сейчас даже в закрытый отсек пробивался отсвет невыносимого дневного сияния. А не стоит ли отправиться в края, где дни туманны и облачны, а ночи сухи и теплы? Существуют такие страны в здешнем мире? Нужно будет с Гру об этом поболтать…

Энди рассчитывал на длинную партию. Отыскать агентов Британии среди здешних обширных и безлюдных просторов будет совсем непросто. Вычислить врага, разыграть внезапную партию, выйти на иной уровень… Задача сложная, трудновыполнимая, но…

Потребуется много времени, но снукер-гранд и не терпит суеты. Рулевой протянул руку, оторвал от связки вяленую черноперку, мгновенно очистил — способ разделки рыбы «по-лагунски» успел освоить весь экипаж. Энди сквозь ресницы оценил результат: аккуратная шкурка с сохранившейся головой — хоть чучело набивай. Да, в жизни так случается, не только убьют, но и дважды наизнанку вывернут.

О том, что что-то случилось, ночной рулевой понял еще до того как на палубе заорали и застучали. Машинально зажав сухую и ароматную рыбешку в зубах, сдернул с крюка очки.

— Внимание! — раздалось из рубки.

— Слева тоже! — донесся с барки крик гребца и на редкость лаконичное ругательство.

Поддернув шорты, Энди выскочил на палубу и немедленно ухватился за ушибленное плечо, К ослепительному свету рулевой был готов, да очки солнце ощутимо смягчали. Но внезапный оглушительный шум и град снарядов оказались крайне неприятным сюрпризом.

«Ноль-Двенадцатый» угодил в засаду.

Сейчас катер проходил между двумя островами — пролив, узкий, но глубокий, выглядел вполне доступным. Около двадцати футов в самом узком месте, цвет воды, глубина — все подтверждало верность шкиперского решения. Двигались «самым малым» — фарватер уводил влево, а скрести прибрежные камни бортом буксируемого «Заглотыша» было бы крайне нежелательно, штурвальный вполне справлялся с непростой задачей. Но кто мог знать, что на островных скалах полно обезьян⁈

Палубу бомбили сучьями, камнями, комьями сырой земли и еще чем-то, малоубойным, но крайне неприятным. Обезьяны метались по гребню скалы, улюлюкая, визжа, непрерывно гримасничая, исчезая и появляясь с новым метательным снарядом. У Энди мелькнула довольно дикая догадка: на скале заготовлен немалый боезапас. Хорошо, что ручных бомб у мартышек нет…

Магнус с довольно ошеломленным видом, заслоняясь локтями, ковылял от носа под защиту рубки. Доктор старался не отвлекаться от управления, хотя обзорное стекло уже порядком заляпали омерзительные пятна. Юнга присел у расчехленного пулемета и уже разворачивал спарку, задирая стволы в сторону нависающей скалы.

— Снаряды давайте!

— Не надо! — закричал Магнус. — Смысл на мартышек пули тратить?

— Ну, пуганем. Иначе…

Пулемет нецивилизованных приматов ничуть не смутил, обезьяны усилили обстрел. Две особи из стаи раскачивали на ветвях, нависших над морем, визжали и тыкали нижними лапами, указывая стае цель. Вот по спине Гру двинул немаленький сук, юнга закряхтел.

— Прячь голову! — призвал Энди, дожевывая рыбешку и выглядывая из-за прикрытия стены рубки.

Малодушие судовой команды явно воодушевило нападающих — стая воодушевленно заулюлюкала и скинула со скалы древесный ствол — сокрушительный снаряд до палубы «Ноль-Двенадцатого», правда, порядком не долетел, катер лишь обдало брызгами. Командиры обезьяньего воинства разразились негодующими воплями…

Место за штурвалом занял Магнус, катер двинулся увереннее. Собственно, ничего страшного не происходило: да, палубу придется долго убирать, да и покраска рубки пострадала, но «Ноль-Двенадцатый» и так давненько утерял парадный вид…

0 пулеметную тумбу разбился плод вроде апельсина, весьма гниловатый — брызги мякоти разлетелись шрапнелью. Энди вытер испачканную ногу. Вот же зверье…

Суда все еще огибали скалы, по сути, описывая полукруг, выйти из-под обстрела не получалось. Кстати, с левого, дальнего берега, мартышки тоже пытались вести бомбардировку, но там скалы образовывали лишь невысокое плато, и усилия четырехруких канониров выглядели неубедительно — большая часть палок и камней попросту не долетала до катера и барки. Да и обезьянье воинство по левому борту бегало пожиже — всего с дюжину хвостов.

Энди обратил внимание, на то, что обезьянья армия оказалась разношерстой. Или раэнопородной? Среди буйно ухающих и визжащих воителей мелькали мелкие длиннохвостые мартышки, крепкие коренастые темные особи, похожие на шимпанзе, проскакал некто буйно волосатый и рыжий, поднимались на задние лапы гладкошерстые беломордые обезьяны-аристократы, суетились краснозадо-неприличные, явно имеющие в своих родичах павианов. Вот стайка макак волочет по камням корягу, а там кто-то ребристый и волосатый, практически человекообразных размеров, выковыривает из земли камни…

Натуралистические наблюдения пришлось прервать — камень весьма чувствительно ушиб ладонь, которой рулевой заслонял глаза от солнца. Надо бы быть поосмотрительнее. Кто-то из вожаков островного народа отличался меткостью лапы.

— Черт, да когда этот пролив закончится? — дружно заорали из рубки.

Улучив момент, из трюмного люка выскользнула вдова и немедля произвела боевой взлет. От неожиданности обезьяньи стаи онемели. Потом воинство дружно взвыло от негодования и вслед Хатидже взлетело облако камней и палок. Заградительный зенитный огонь явно припозднился — большинство снарядов свалилось обратно на лохматые обезьяньи макушки, островная армия полномерно ощутила бесполезность подобной зенитной стрельбы и сосредоточилась на катере. Сверху в два пальца засвистела вдова — судя по знакам летуньи, впереди пролив расширялся. Наконец-то…

Энди подумал, что надо бы прикрыть пулемет чехлом — напоследок окончательно загадят орудие, но тут сверху вновь тревожно засвистала Хатидже. одновременно с барки завопил благоразумно затаившийся в резерве гребец.

— Слева, етегомаще!

Впереди уже синела и блистала широкая вода, катеру оставалось пройти последнюю узость — этакие «триумфальные» островные скалистые ворота. Пролив был узковат, но безопасен для прохождения. Беда была в том. что оба берега здесь повышались, грозя нависнуть над судном. И судя по всему, обезьяны собирались воспользоваться этим тактическим преимуществом — к вершине скалы целеустремленно неслась свежая стая — невеликая числом, но отборная, «гвардейского» сложения, грозно угугухающая и скалящая клыки. Иначе как «абордажной группой» назвать этих решительных мартышек было трудно.

— Ходу! — завопил Энди, бросаясь к багру.

Шкипер уже и сам догадался — двигатель катера добавил оборотов. Проскочить между скал «Ноль Двенадцатый» скорее успевал, а если слегка пострадает обшивка буксируемой барки, то проще ее подлатать, чем отбиваться от десятков обезьян врукопашную. Имелись подозрения, что и на острове по правому борту таится подразделение рисковых хвостатых абордажников.

Так и было: вот они! По скале взлетали крупные обезьяны — их предводители: тощая противная длиннорукая мартышка и черный кривоногий крепыш совершали фантастические прыжки через расщелины, успевая на ходу метать камни, ухать и обильно плевать в сторону катера. За вожаками неслась плотная стая рядовых обезьянов. голосящих как эскадрон ошпаренных чертей.

— Напрыгнут щас! — предсказал с барки Сан и полез под поленья.

Энди пытался следить за решительными маневрами обезьяньего воинства, но мешало слепящее солнце. Вот одна из мартышек совершила отчаянный прыжок со скалы, почти дотянулась до кормового леера катера, но бухнулась в воду. На вершине взвыли от разочарования и принялись пихать над обрывом корявый древесный ствол — недурная попытка соорудить трамплин. На левом берегу штурмовая команда оказалась не столь изобретательна: оттуда попросту сигали с высоты, силясь допрыгнуть до борта «Ноль-Двенадцатого». Получалось так себе: этакий буйный хаотичный обезьянопад. Впрочем, развлечений у островных мартышек наверняка мало, плавать они умеют отлично, вот и стараются получить побольше впечатлений. Брызги и завывания окатывали борт катера, Энди для профилактики отпихнул рукоятью багра башку одной особо ретивой и плавучей особи, и взглянул на другой берег…

Ствол-трамплин уже порядком навис над водой, обезьяны суетились вокруг ствола в большей степени мешая друг другу чем ускоряя процесс. Вожаки подпрыгивали от нетерпения на самом краю обрыва. Внезапно черный вожак сильно пихнул в спину своего соратника — долговязая мартышка явно не ждала такой подлости — неловко, с изумленным уханьем полетела со скалы. Ей почти удалось сгруппироваться, но удар о скальный выступ-карниз отнял последнюю надежду на спасения — обезьяна безжизненной безобразной куклой шлепнулась в воду и исчезла где-то под кормой «Заглотыша».

«У обезьян все как у людей, даже в предательствах мы вполне схожи», — скорбно подумалось Энди.

С трамплина начали прыгать самые смелые мартышки, но момент был упущен — абордажная команда звучно шлепалась в воду. Некоторый плыли вслед катеру, иногда довольно шустро — Энди отогнал двух, еще нескольких отпугнули грозными криками доктор и юнга. На барке воскрес Сан. яростно размахивал веслом и ругал агрессоров звучными длиннющими слогосочетаниями, обезьяны со скалы и воды обиженно отвечали угугуханьем и метали вслед судам последние снаряды. Катер выволок «Заглотыша» на чистую воду широкой бухты…

— Однако, довольно неожиданное происшествие, — признал, отдуваясь, док.

— Да, на редкость деятельные мартышки здесь обитают, — согласился шкипер. — Так загадить судно за пару минут — это нужно уметь.

— Ну, — юнга с грустью озирал палубу, превратившуюся в свинарник.

На барке неожиданно визгливо заверещал гребец. Все вздрогнули…

Собственно, визжал не Сан, а мелкая мартышка, вцепившаяся в пустой барочный мешок — гребец ценную тару не отдавал, крыл воровку вполне привычной бранью, но мартышка его заглушала. Энди с багром поспешил на корму.

Обезьяна надрывалась дичайшим дискантом, оглушенный Сан орал ей: «удавлю, диверсантка!». К схватке за мешок присоединилась снизившаяся Хатидже, замахавшая на обезьяну руками и закричавшая: «кыш! кыш, пошла!». Обезьяна уступать трофей явно не желала, но усмотрела багор в руках перебравшегося на барку рулевого, и решила отступить пред явно превосходящим силам противника. Плюнув в сторону летуньи, мартышка отпустила мешок, подхватила какой-то тряпичный лоскуток и сиганула в воду.

— Вот же тварь, еще и плюется! — возмутилась парящая вдова.

— И не говори! — поддержал взъерошенный гребец, грозя волнам спасенным мешком. — Развели тут заповедник антропоидов нелюстрированных!

На катере хохотали.

— Вот чего смешного? — проворчал гребец. — Теперь прибираться трое суток будем, чтбихвжвало.

— Стойте! Тут еще одна! — встревожилась Хатидже, облетающая корму «заглотыша».

Сан немедленно вооружился веслом, они с Энди перевесились за борт барки: в волнах покачивалась обезьянья тушка.

— Трупак! — догадался гребец. — Вот, писопа, его возьми, еще и сеть, небось, порвал.

— А как обезьяна вообще в сеть угодила? — удивился Энди.

— Так я экспериментировал, ловил на ходу, туденахвж. Утром с Гру поговорили, решили попробовать, — пояснил Сан. — А тут этот налет из зоопарка. Понятно, я сеть поднять не успел, жевподву. Мартышка и запуталась. В принципе, можно на ужин сготовить. Она свежая.

— Я обезьян есть не буду! — предупредила сверху вдова, — Она наполовину человекообразная.

— Ты вторую половину ешь, не человекообразную, — предложил ядовитый гребец. — Она, между прочим, довольно крупная. Говорят вкусные.

— Для начала нам бы сеть спасти, — заметил Энди.

Процесс оказался сложен. Обезьяна попалась длинная, чрезвычайно мосластая и угловатая, запуталась она и ногами, и головой. Пришлось выволакивать на корму вместе с сетью.

— Сеть не цепляем! — руководил Сан. — Тут каждый узел такая морока, наегвощж. Самка, между прочим. Они понежнее или наоборот?

— Сам ты самка собаки, — поморщилась севшая на крышу каютки вдова. — Тут одни кости, на холодец и то не годятся. Вообще не обезьяна а сплошной ужас. Неандертальский, Может, она старая? В смысле, давно в воде болтается? Вон крестец какой.

Обезьяна лежала мордой вниз, задом к солнцу и ее ягодицы, сплошь покрытые темными струпьями, кровоподтеками и чем-то вроде мозолей казалась абсолютно неаппетитными. У Энди появились нехорошие предчувствия.

— Вон копыта какие. — ворчал гребец, брезгливо выпутывая из порванной сети заднюю лапу утопленницы.

— Что-то она совсем не волосатая, — занервничала тоже почуявшая недоброе Хатидже,

— Неандертальцы они вообще какие были?

— Они в шкурах бегали, — сматывая сеть, веско напомнил. Сан. — А тут наоборот, жееверблская. Лысая обезьяна неандертальцем считаться не может!

— Кто бы она ни была, давайте ее морю отдадим. Море всех примет, — Энди взялся за центр тяжести утопленницы.

Тут обезьяна подала явные признаки жизни — блеванула и весьма обильно — под сложенные бревна хлынула изрыгаемая морская вода.

— Ой! — сказала, отшатываясь, вдова.

— А с жопы же совсем мертвая была, — встревожился Сан, нашаривая весло.

Энди вздохнул — день грозился выдастся на редкость хлопотливым…

Ненужный улов сидел на корме барки — весь такой уродливый, кривобокий и похожий на чересчур круглоголового, согнутого вдвое полудохлого фламинго. Левая лапа (верхняя конечность? Верхне-передняя лапа? Первый манипулятор по левому борту? Или нижний нужно считать первым?), в общем левая, ближайшая к голове, лапа была вывихнута. По-видимому обезьяне было больно, но она помалкивала. Длинная, мокрая и слипшаяся шерсть, свисая с черепа, закрывала опущенную морду.

— Все же это не человек, — пробормотал Энди. — Так-то похожа, но повадки и телосложение не те.

— Как знать, етиеихзнавжо, — немедленно возразил гребец. — Может, мутантка⁈ У нас на Эоне, чтобевнхвот. говорят, подобные бегали. Радиация, грибки-боровички, рыбы двухголовые, и вот. То была провокация, нарочно взорвали, радиомором хотели запугать…

На Сана посмотрели сочувственно, гребец зажал себе рот, пресекая опасное уплывание в хвостячьи инстинкты.

— Атавизмы — дело обычное, но в данном случае я бы не стал спешить с классификацией, — неопределенно начал доктор. — В общем, я пока определить не могу. Приматология и ихтиология достаточно удаленные друг от друга научные дисциплины.

— Причем тут ихтиология? — удивилась вдова. — Делать-то с ней что? Раз выловили, значит, нужно что-то предпринять.

— А давайте ее обратно в море спихнем? — предложил остроумный гребец. — Раз выловилось непонятно что. значит, разумнее положить где взяли. Её ж все равно ни продать, ни сменять, ни… ежехто… использовать. Пусть плывет куда хочет, а?

— Ты же сказал что это, возможно, человек? — нахмурился шкипер. — К тому же, у нее травма. Джентльмены, станем ли мы топить беспомощное существо?

— Я про мутанта сказал, — напомнил Сан. — Мутант и человек — две разные разновидности. Но про травму все верно. Утопление выглядит не джентльменским способом. Может, потом, когда подлечится…

— Выловили, выкормили-вылечили и утопили? Так даже с котятами не поступают, — поморщилась летучая вдова. — Если топить, то сразу.

— Вот что ты придираешься⁈ — возмутился гребец. — Было предложение сразу топить-отвергли, блегвж, выдвинул идею не сразу топить — опять не прошло. Давайте проведем закрытое голосование!

— С вариантами: сразу топить — не сразу — съесть на ужин? — немедля начала глумиться вдова.

— Предложение об употреблении в пищу было необдуманным, нахеготак, — признал Сан.

— По виду у «утопленницы» синдром иммунодефицита или чумка. Несъедобна она.

— Вы бы эти смешки отложили, — сказал Энди. — Убивать вроде бы жестоко, проще попробовать высадить на какой-то остров. Сейчас проблема в ином — она человек или нет? Будет ли кусаться, если попробовать ей вправить лапу? Что скажете, Док?

— Сложно сказать. Иные люди куда глупее животных, И наоборот, — доктор посмотрел на барку — Если мы наблюдаем человеческого детеныша, взращенного дикими обезьянами, то как предугадать ее поведение? Хотя Энди прав: при первом взгляде особь весьма отличается от типичного гомо сапиенса. Возможно, это что-то сугубо местное. Гру, что ты молчишь? Она Дарк или нет?

Мальчишка, наблюдавший за «уловом» лежа на крыше рубки, опустил бинокль, но ответил не сразу

— Сомневаюсь, сэр. Обычно Дарков сразу угадываешь. В них нечеловечье чувствуется. Но с обезьянством все сложнее. Я видел мартышек на рынке и пьяными в таверне. Те, что рыночные, вели себя поспокойнее. Но они сидели на веревке, здесь ни веревки, ни джина. Как предскажешь поведение? Такая может и покусать. А если она человек — на что очень похоже — так тем опаснее. Незнакомые и непроверенные человеки кусаются не так часто, но серьезно гадят практически всегда. Это в человеческой традиции. Но пока по вот этой отдельной мартышке ничего определенного не скажешь.

— Видимо, придется проверить на практике. — резюмировал рулевой. — Доктор, мы с Саном ее придержим, а вы вправьте сустав.

— Гм, не уверен, что у меня получится, тут необходима специфическая ветеринарская практика, — засомневался доктор. — Я не люблю когда меня кусают. С другой стороны мне приходилось когда-то пользовать вывихнувшую ногу овцу. Что мы, в конце концов, теряем?

— Побольше решительности! — ободрила мужчин Хатидже. — Я обезьянку отвлеку, а вы попробуйте управиться.

Вдова взмыла над катером, сделала изящную «горку» и закружилась над «Заглотышем». обезьяна, полная самых скверных предчувствий, неловко задрала голову и попыталась сдвинуться за поленья.

Ветеринары перебрались на барку. Пленница выглядывала из укрытия, видимо, все же что-то видела сквозь свою длинную шерсть.

— Надо бы предупредить, вдруг поймет? — проявил достойное мягкосердечие доктор и довольно живописно изобразил боль и неловкую левую лапо-руку. взялся за нее правой рукой, дернул и облегченно заулыбался. Неизвестно, что из этой пантомимы поняла обезьяна, но ответный страдальческий звук она издала.

— Вот мастер вы запугивать, Док, — сказал из-за спины осторожный гребец. — Теперь она будет думать, что вы ей все лапы повырываете. млихна. Кстати, у нее и задние толчковые с виду неслабы, да и с когтями.

Мужчины приблизились, в последний момент жертва попыталась вскочить, но ее прижали к борту. Обезьяна завизжала, но было поздно — доктор с доброй улыбкой ухватил ее за предплечье, дернул. Щелкнул сустав, обезьяна мгновенно обмякла в бессознательности.

— Доктор, вы истинный Айболит! — восхитилась сверху Хатидже. — Даже лучше чем с овцой вышло.

— Вышло недурно. — согласился эскулап, вытирая руки. — Но с овцой получилось иначе. Там, по-видимому, был не вывих, а перелом. В общем, мы ее съели за ужином. Но там было однозначно парнокопытное!

— А эта не овцой пахнет, — заметил Сан. — Вроде и помылась в сети, а вот ныхвамтут. Скунсовая мартышка!

— Это от шерсти. Там, наверняка и блохи есть, — предположила вдова, воспаряя повыше. — Ее бы керосином вымыть.

Энди пожал плечами и достал нож. Спутанные лохмы поддавались лезвию, но скрипели и вообще держать их было противно.

— А блохи-то племенные, панцирные! — констатировал гребец.

Все с любопытством принялись разглядывать открывшийся обезьяний лик, а Энди, поспешил перегнуться за борт, дабы вымыть ладони и нож.

— М-да, лик отнюдь не божественный, на пару очков в пользу версии человекообразности придется прибавить, — отметил доктор.

На взгляд Энди, беглая стрижка ножом лишь прибавил обезьяне дикости — теперь она стала еще тощее и голоднее, а клочковатость на голове привнесла солидную долю дикообразьей зловещести. Впрочем, сейчас, когда обезьяна бесчувственно полусидела, она все же чуть больше походила на человека, форма черепа, впалые щеки и вздернутый нос вполне подошли бы разумному существу. Но оттопыренные круглые уши, слишком крупные зубы, белеющие в бессильно приоткрытом рту, широкие безобразные мозоли на локтях и коленях… В лучшем случае нечто переходное между мартышкой и ярмарочным акробатом-забулдыжкой.

— Возраст пациентки оценить не берусь, — сказал доктор, все еще вытирая руки, — Особь молода, где-то между четырнадцатью и восемнадцатью годами.

— Если между восемнадцатью, то где сись… в смысле грудь, тудегвжо? — поинтересовался гребец, игнорируя презрительную гримасу порхающей представительницы прекрасного пола. — Вот там, у островных обезьян самки были очевидные, я даже испугался.

— Возможно, представительница отдельного своеобразного вида. Или особенность конкретной конституции, — предположил Док. — Вообще перед нами, конечно, представительница гомо сапиенс. Но необычная, возможно и уникальная.

Представительница отдельного уникального вида приоткрыла глаза, мутно взглянула на доктора, потом на Энди, плотно зажмурилась и притворилась мертвой.

— Притворство означает определенные зачатки интеллекта, в писопу его головой, — пояснил Сан. — Испугалась синей морды великана, затаилась. Умна, этого не отнять.

— Это я «синемордый великан»? — удивился Энди.

— А кто еще? Отъелся, заматерел, в плечах с доктора шириной, а с виду и посильнее.

— Все так, мой друг, — подтвердил Док. — Морской воздух тебе на пользу. Но сдается, обезьянку больше напугали твои очки.

— Ничего, попривыкнет. С очков воду не пить. Теперь ты, Энди, на ней обязан жениться. Со спасенными всегда так — выловил, под венец веди, традиция, чегутопвж, — торжественно объявил гребец.

Вдова хихикнула.

— Помниться, мы полуобезьяну вместе из сети выковыривали. — ухмыляясь, припомнил Энди.

— От брака вынужден уклониться. По медицинским показаниям, — вздохнул Сан. — Если надо, доктор мне освобождение выпишет.

— Ладно, друзья мои, что над этим островным казусом стоять? — вопросил доктор. — У нас полно дел с уборкой. Массовый набег обезьян, это, знаете ли… Хорошо хотя бы не все из них вздумали в гостях остаться.

Ночь проходила спокойно. Последние острова Лакупского архипелага остались далеко за кормой, «Ноль-Двенадцатый» неспешно, но уверенно продвигался к северу. Палуба судна была относительно чиста, пованивало уже не так, разве что на баке чувствовался устойчивый запах обезьянника — почему-то именно туда пришлись основные попадания нечистотных снарядов. Привести катер в порядок стоило определенного труда и утомленный экипаж рано завалился спать. На барке с обезьяной ночевать никто не рискнул, там хоть и было просторнее, но близость существа неопределенной породы спокойному сну никак не способствовала. Впрочем, обезьяна вела себя тихо: то ли лапа у несчастной болела, то ли дикарка предалась невеселым размышлениям о превратностях своей островной судьбы.

Луна и Темная Сестра сегодня были не ярки, море светилось ровным цветом зыбкого серебра, словно под поверхностью неспешно ходили медлительные косяки сытой муруки. Ветер тянул с норд-веста, Энди держал курс на тройную звезду — сегодня провисит над горизонтом до восхода. Откуда пришло понимания взбалмошного характера здешних непредсказуемых звезд рулевой не знал. Наверное, очень многое про звезды понимали Болота, вот и нашептывали…

— К утру ветер посвежеет, — сказал сидящий на палубе юнга.

— Скорее всего, — согласился Энди. — Но до серьезного волнения не дойдет.

Оба вахтенных посмотрели в сторону суши: на западе горизонт заслоняли тени горного хребта мыса Края Мира — до берега было не более трех миль. В здешних местах высота горных «позвонков» была достаточно велика. Судя по имеющимся смутным описаниям местности, до Кадыка и настоящего материкового берега было не так уж далеко.

— Без карты ходить неприлично, — сказал, видимо, размышлявший о том же самом, Гру.

— Чего нет, того нет. Вернее, есть разрозненные наброски, но что там начеркано, и про здешние ли края, мы не знаем.

— Ну, случайная карта лучше чем никакая. Я бы глянул, вдруг пойму, — намекнул юнга.

— Хорошая мысль.

Вахтенные замолчали, глядя на серебро моря.

Стоять вахту с мальчишкой Энди нравилось. Во-первых, юнга действительно был человеком моря. В отличие от Дока, гребца и вдовы, имевших свои несомненные достоинства, и, гм… особенности, но бывшими людьми глубоко сухопутными (или воздухоплавательными). С юнгой «Ноль-Двенадцатому» откровенно повезло, даже среди опытных моряков такие парни встречаются нечасто. Энди пару раз обсуждал это обстоятельство со шкипером, — вместе поудивлялись. Во-вторых, Гру не был болтуном. Нет, угрюмым молчуном он тоже не был — просто говорил точно к месту. Достоинство, встречающееся еще реже чем «морской дар».

Энди подумал о том, что «Ноль-Двенадцатый» ведет с судьбой строго равную игру. Удачный удар с ограблением в Глоре уравновешивается сокрушительной штормовой серией в море, а внезапное попадание точно в лузу в ливнях уравнивается бессмысленностью постыдного бытия на Свинячьих островах. Изобилие рыбы нивелируется попаданием в сети полудохлых обезьян. Впрочем, утопленница вроде бы не сильно обжористая, запасы катерной провизии не должны непоправимо пострадать.

— Слушай, а как у мартышки с аппетитом? — спросил рулевой.

— Умеренно. Дал ей на ужин черноперку. лепешку и галету. По-моему, ей хватило. Рыбу сразу сожрала, лепешку опасается, а галету повертела, присмотрелась, начала грызть.

— Галета — продукт специфический, — кивнул Энди. — Значит, на давнюю вдову не похожа?

— Ну. Эта не объест.

Вахтенные ухмылялись. После разоблачения летучей тайны, злопамятный гребец долго укорял вдову напрасным переводом продуктов, «для балласта можно и песок глотать, и камешки, кто ж нормальные харчи на технические цели переводит⁈» Вдова в долгу не оставалась и тема обжорства превращалась в осуждение «хвостоотращивания и умозагнивания». Впрочем, дальние родственники уже давно переключились на споры по иным темам.

— Но мартышка — не мартышка, — внезапно сказал Гру, поднося к глазам бинокль и озирая море.

— Гм. А кто? Человеком ее тоже назвать трудно.

— Ну. Уши, повадки, мозолесть. Глаза. Еще хвост на затылке.

Хвост Энди видел. Не такой как у гребца, естественно, да и вообще не хвост. Просто от затылка ПО шее мартышки тянулась щеточка-полоска волос. На вид нестрашная, но однозначную принадлежность к людям отнюдь не подтверждающая. В глазах обезьянки разница, конечно, была еще очевиднее: белки темные, почти неотличимые от зрачков.

— Не человек, не зверь, и не Дарк, — задумчиво пробормотал юнга. — Наверное, боги еще не решили, кого сделали. Так довольно часто случается.

Энди вновь кивнул. Если вспомнить незабвенного Сэлби, да и многих иных формально людей, приходится соглашаться, что стандарт глаз, отсутствие хвоста и дар речи, не всегда вернейший признак гомо сапиенсов. Как-то доктор и гребец обсуждали этот вопрос с научной точки зрения и получалось, что к «гомо», можно прицепить что угодно, наличие «homocaudasll]» столь же вероятно? как и homo егесЩзИ или банальных широкоизвестных homosexus.

— В принципе, когда ты человек, кажется, что это единственно верный вариант, — сказал Энди. — А попав по иную сторону игрового стола, догадываешься, что варианты розыгрыша куда разнообразнее.

— Ну и как с «той» стороны?

— Вроде бы неплохо. Ничего не болит. Днем, конечно, неприятно. Мозг иной раз прямо выжигает.

— Это тоже нормально. Лето — оно такое. Иной раз маменька, ужначто склонна к теплу и работяща, и то в полдень вопить начинает: «да пошла она. эта шмондячья работа! Купаться желаю!»

— Иной раз купание — попросту необходимое занятие, — признал Энди. — Разумна твоя родительница и чужда предрассудкам.

— Ну. Иной раз малость злопамятна и сварлива маменька, а так просто идеал. — подтвердил юнга.

Ночная вахта окончилась без происшествий, может, оттого рулевой и выспался очень быстро. Не открывая глаз, послушал катер: уютно постукивала машина, моросил мелкий дождь, на баке дочищали палубу и перепирались на воздухоплавательную тему теоретик-гребец утверждал, что в легкий дождь летается лучше чем в ливень, вдова говорила что «все едино». Голос Хатидже сегодня звучал иначе. Рулевой улыбнулся — появление нетонущей обезьяны судьбоносным образом воздействовало на ночное размещение экипажа. Но истинные джентльмены не имеют привычки намекать на несущественные обстоятельства.

Энди зашел к кухонному столу, взял оставленную дежурным коком кружку с чаем и лепешку, намазанную пастой, именуемой юнгой «ореховым сыром» — довольно странным, но вкусным блюдом.

В рубке Док и шкипер рассуждали над странностями погодной видимости в этих местах: теплый дождь иногда оставлял прорехи в своей завесе и внезапно открывался удивительный «коридор» — то к скалистому берегу, то просто длинная полоса безмятежного моря, с качающимися на волнах томными чайками.

— Гляньте — миль пять и четко без всякого бинокля, — указывал трубкой Магнус.

На палубе вдруг заорали:

— Ты! Тварь невоспитанная! Что творишь⁈ Вот тя. чрежвякоблом!

Разорялся и грозил «Заглотышу», естественно, Сан. Проклятья относились не непосредственно к барке, а к единственной пассажирке.

Обезьяна гадила. Собственно, сейчас уже не гадила, вспугнутая негодующим воплем чистоплотного гребца, а свалилась с крыши каютки за дрова и там затаилась. Но доказательства полной мартышкиной невоспитанности имелись и вполне наглядные.

— Позавтракала она, понимаешь ли! Тут чистишь-чистишь, а она, засейвжвосна! Спряталась и думает себе!

— Увы, обычная проблема недрессированных животных, — вздохнул доктор. — Сан, да перестань орать, мой друг. Оглушаешь.

— джентльмены, у нас все же судно, а не… — шкипер не нашел подходящих слов и лишь негодующе развел руками.

— Я обезьянке насчет уборной уже говорила, — призналась Хатидже. — Похоже, она вообще не понимает.

Энди вздохнул. Иной раз люди, даже летучие, проявляют малодушие и отказываются понимать, что при элементарной расстановке шаров и удар в лузу должен быть самым простейшим.

Рулевой посмотрел на багор, на швабру, и выбрал последнее. С уборочным инструментом в руках направился на корму.

— Ититьб, так и будем за ней убирать⁈ — возмутился гребец. — Списать засранку! На первый же остров, наейсолях! Ведро-то возьми, там и замывать надо.

Энди пробрался между штабелями поленьев. Мартышка забилась между увязанной поленницей и бортом, предчувствуя недоброе закрылась лапами и пялилась из-под мозолистых локтей. Глаза, похожие на влажные орехи, перепуганно блестели.

Рулевой указал шваброй на кучку на кровле кормовой каморки:

— Нельзя!

Энди сбросил продукт жизнедеятельности за борт, замыл оскверненное место. Потом спрыгнул вниз, приспустил штаны и присел на борт:

— Вот так.

— Ух! — ответила обезьяна — похоже, фокус манипуляции со штанами потряс ее значительно больше, чем всякие загадочные и невнятные «нельзя».

Энди скептически кивнул, снова взял швабру, указал наверх, затем на нижнюю палубу барки:

— Здесь нельзя!

Мартышка помалкивала с очевидным большим сомнением. Энди прихватил ее за тощую шею, вскинул легкое тело на сложенные поленья — осознать угрозу недотопленная утопленница не успела. Рукоять швабры дважды крепчайшее врезала по тонкой и костлявой обезьяньей спине — руку истязатель не сдерживал, древко уборочного инструмента аж затрещало. Обезьяна потрясенно выдохнула «ух-ух!».

Энди отпустил жертву и двинулся на нос «Заглотыша». Перед тем как перескочить на катер, обернулся — мартышка выглядывала между поленьями. Рулевой погрозил ей шваброй — мгновенно спряталась.

Экипаж встретил возвращение истязателя беззащитных засранцев многозначительным молчанием. Потом шкипер кашлянул:

— Не чересчур ли?

— Леди и джентльмены! — Энди вернул швабру на место. — Я понимаю, что выгляжу не лучшим образом. Но кто-то должен это сделать. Воспитывать уговорами и упреками в данном случае нецелесообразно. Это все равно, что резать хвост по кусочкам. Обезьяна или поймет или не поймет. Надеяться, что она внезапно поймет послезавтра или через месяц — бессмысленно. Разум или есть, или его нет.

— Минутку, логика твоего решительного воздействия вполне понятна, — признал доктор.

— Но есть ли смысл в столь жестких мерах? Если особь способна к общению с людьми, понимает речь, следовательно, она способна адаптироваться в человеческое общество, и избивать ее не за что. В противном же случае, особь сбежит при первом удобном случае, а значит мучить ее опять же бессмысленно. Ну, нагадит слегка, велика ли беда? В конце концов, у нас тут не Букингемский дворец, переживем.

— Дело не во дворцах, и не в дерьме. — пояснил рулевой. — Она не сбежит, а значит, ее придется кому-то передать. Желательно в приличные руки.

— А почему она вдруг не сбежит? — мрачно спросила вдова. — Животным свойственно стремиться к возвращению в свою стаю. Или к вхождению в новую стаю.

— Наверное. Но если бы она хотела сбежать, то мы уже проходили мимо островов. Больная лапа тут не помеха, попыталась бы доплыть. Боюсь, что мартышка выбрала человеческую стаю. — пояснил Энди. — Она питает глупейшие иллюзии, что мы добрее животных.

— После того как ты ей чуть хребет не сломал, наегтак? — высказал общее сомнение гребец. — Нехсебегё, доброта.

— Обезьяний выбор, он вообще загадочный, — Энди мельком глянул на юнгу, тот чуть заметно кивнул.

Похоже, Гру был единственным, кто видел при каких именно обстоятельствах самолюбивая мартышка отправилась под корму «заглотыша». Несомненно, она не человек, но раз обладает памятью и осознает что такое предательство, то зачем к ней относиться как к несмышленой зверушке? Это бесчестно. Но объяснять все эти незначительные детали экипажу затруднительно, да и незачем.

— В общем, давайте так: я буду жестоким, миссис Хатидже — доброй, а остальные — справедливыми. — предложил Энди. — Скорее всего, нам придется оставить мартышку в каком то поселке. В лучшем случае, она к тому времени будет способна выполнять легкую работу. В худшем, ее засадят в зоосад. Гру, здесь случаются зоосады?

— Зверинцы. Но она слишком простовата для зверинца, — отметил юнга. — Лучше научить ее драить палубу и еще паре фокусов. Можно будет пристроить в таверну или трактир.

— В таверну⁉ — ужаснулась вдова.

— Ну. Там сытно, — пояснил Гру. — Уж точно получше, чем попасть к колдуну на опыты. Или опыты для науки все же нужнее, а доктор?

Док замахал руками:

— Не берусь судить, здесь особый случай. Пожалуй, я пройдусь к несчастной и гляну — целы ли у нее ребра? Энди, ты все же поосторожнее.

— Непременно, сэр. Но, полагаю, с ней все в порядке. Она довольно выносливая. И желудок здоровый.

Насчет желудка рулевой оказался не прав — полученный на обед суп впрок мартышке не пошел. Для начала она обожглась едва теплым варевом, потом сожрала все и вылизала миску, а потом до заката сидела на борту «Заглотыша» над волнами, разглядывала чаек, ухала, и вздрагивала, когда на корме катера появлялся рулевой. Доктор счел, что динамика положительная, адаптация началась, а суп для подопытной нужно разбавлять пожиже.

Вечером людская часть команды сидела на баке, грызла орехи и размышляла над тайнами обезьяньего мироустройства. Вообще тайн в этом мире (не только обезьяньем) насчитывалось огромное количество. Хатидже рассказала, что уже трижды видела над морем какие-то странные штуковины, похожие на аэростаты. Правда, очень издали, подробностей не рассмотреть. Мореплаватели начали расспрашивать юнгу о всяких летающих чудесах. Мальчишка сказал, что про «эростаты» ничего не слышал, хотя о волшебных воздушных кораблях болтают довольно часто. Но скорее это стаи птиц либо шайка оживленных некромагами летучих обезьян, а возможно призраки погибших стурвормов. О морских ящерах-дарках команда «Ноль-Двенадцатого» была вполне наслышана, к счастью, последний раз этот реликтовый ужас встречался у глорских берегов более года назад. Вот о летучих мертвых обезьянах узнать было любопытно. Гру принялся рассказывать о научно доказанном случае появления зомби-обезьян в местностях неподалеку от Нового Конгера. Виной всему тогда стал пиратский колдун…

Энди стоял за штурвалом, размышлял о том, что самые правильные тайны — тайны, остающиеся тайнами.

Из шифровки

лагуна — Твин Кастлу

Продолжаем наблюдение. Ситуация катастрофичная: такой унылости у нас еще не случалось. Объект едва тащится, причем без определенной цели. Там орехов наберут, сям обезьянку подловят. Черту знает что такое, а не шпионы. Предлагаю ускорить события. Готова взять на себя оперативную роль второй обезьяны. Эти шпионишки у нас живо куда-то доплывут.

с ихней бабой, как выяснилось, я уже встречалась. Она Пришлая, была худой и летучей, в неопределенных злодейских целях потолстела и перестала летать, сейчас опять похудела и стала узнаваемой. Полагаю, не наш клиент — просто слегка психанутая. Ничего удивительного, поскольку русская…

Из блокнота. Гзниальвыеразмышления и склероз'

Обезьяны — весьма загадочный отряд животного мира. Большинство приматов вполне человекообразны, но, к примеру, бабуины — Собакины дети. Как-то сидели на берегу Нила с Хуфу, ловили рыбу, беседовали о прикладном-хозяйственном использовании пирамид. Выскакивает здоровенный ошалелый бабуин, накидывается на нас как волкодав какой-то и пытается беспричинно покусать. Сдала шмондюка на Юкон. Через год проведала — вожак упряжки, взял приз Айдитародтонки. Вот чего он, дурак, овощи на нильских огородах воровал⁈

Вовремя осознать свое истинное призвание- основная задача мыслящего существа!

[1] (лат. вульгарно) Человек хвостатый.

[2](лат.) Человек прямоходящий