Истекал жарой месяц Чумы, когда вода убила мою мать.
К тому времени Мануилу Закайе исполнилось двенадцать. Мой дядя Лев бил меня слегка затупленным железом, колол среди ночи, на охоте и во время обеда. Один выпад из пяти достигал цели, за что кир Лев нещадно меня бранил. Я научился видеть лишь половину сна, вторая моя половина была подобна зоркому орлу, парящему над собственным телом. Я научился отбивать мечом три стрелы, с завязанными глазами сшибать летящих слепней и зубами вытаскивать из ручья рыбу.
Евнух Исайя кидался в меня чернильницей, когда я путал строки поэм о покорении Колхиды, или неверно спрягал арамейские глаголы. Книжник Фома заставлял делить в уме либры на фунты, исправлять ошибки мытарей, неверно собравших налоги, и даже полировать речи для выступлений отца в синклите.
Отца вызвали в Золотой Рог. Милость молодого императора обернулась для дуки Андруса тяжкими хлопотами. Сместить популярного стратига багрянородный не решался, северные границы трещали, одни варварские народы просились под защиту, другие бунтовали и жгли посевы. Андрусу Закайе было поручено утроить речной флот, возвести ряд форпостов по Дунаю, и удвоить отправки продовольствия в центр. Фома рвал на себе волосы, читая бездарные указы из столицы. Толпы разорившихся крестьян бросали наделы и уходили разбойничать. Крупные помещики предпочитали не сдавать землю свободным, а завозили рабов. В рабах недостатка не было, через рынки Херсонеса гнали тысячи вандалов, хунну и склавенов.
В тот день евнух Исайя привез меня на невольничий рынок. Нас ждал подарок самого Германариха, сотня пленниц с островов Бельтийского понта, а наставник никогда не упускал возможности поупражняться с новыми языками. Скоро, очень скоро выяснилось, что против нас плелась искусная сеть, но кир Исайя не умел читать будущее.
Покидая бастион, я менял личину без помощи учителя, и мог не опасаться Небесных глаз. Вне сомнения, архонт любой стихии легко бы вскрыл мою сущность, но на окраине мира подобные знатоки встречались редко. Кроме шестерых верных палатинов, со мной был Исайя, так что прогулка не пахла бедой. Бронзовые гиганты плетьми прокладывали дорогу моему паланкину, чернь растекалась в стороны, как топленое масло. Под расшитым балдахином они видели тучного старика и изрытого оспой юношу, совсем не похожего на Закайю. Некромант Дрэкул доверил мне приобрести рабов. Предстояло купить двух мужчин и двух женщин, для наших опытов требовались четыре свежих мертвеца с быстрой кровью. Кир Исайя не вникал в мой выбор, он наслаждался праздником. И тут проклятье настигло род Закайи.
Под навесом покорно сидели женщины с закрытыми лицами. Я кинул монету смотрящему, чтобы с помоста удалили любопытных, и приказал повернуть товар к солнцу. Кир Исайя окликнул меня, когда было уже поздно. Девица лежала без сил. Ее белые волосы достигали трех локтей в длину, струились из-под платка и укрывали колени. Девицу поставили на ноги, но она не могла стоять. В месяц Чумы от зноя вскипают мозги у буйволов, что говорить о белокожей северной рабыне?
– Эгемон, я редко сожалею о том, что промолчал, – тревожно произнес наставник Исайя. – Но ты сделал плохой выбор. Все стадо в поле порой гибнет от парши одной овцы.
Я не послушался. Я не мог оторвать глаз от ее снежных локонов. Приказал подать бурдюк с разбавленным вином. Смотрящий откинул покрывало, я увидел ее губы, но не понял, кто передо мной. Мир слишком велик, чтобы к двенадцати годам обнять его целиком. Ее бледные губы, изрезанные гнойными трещинами, в одно мгновение впитали вино, но не насытились. Я пропустил сквозь кулак ее холодные косы, и рука моя замерзла до локтя. Подобно мудрецу, я слишком мало знал тогда о жизни, так что мог я знать о смерти?
– Превосходная рабыня, мой молодой кир! – купец вился вокруг, как болотная кошка, шевеля перстнями на жирных пальцах. – Юна и нетронута, она станет украшением вашего поместья!
– Эгемон, это речная ведьма с острова Руяна, – прошептал у меня в голове далекий голос некроманта. – Она выжила только потому, что трюм корабля протекал. Ее поили грязью, ее кровь створожилась. Возьми любую другую…
Оба наставника были правы, но я не мог заставить себя отпустить ее морозные локоны. Так и замыслили те, кто столкнул наши пути. Рабыня приподняла платок, я невольно отшатнулся, а холод от локтя достиг моего плеча. Ее бледный лоб потрескался, как почва пустыни. Я дважды отразился в ее недвижных прозрачных глазах – не прыщавый сутулый отрок, а истинный Мануил Закайя. Она видела меня сквозь ложную личину. Ведьма опрокинула в себя второй бурдюк с вином, и трещины на ее щеках разгладились. Я никогда не встречал речных русалок, но слышал, как сильны магией северные острова русов.
Мы купили другую девушку, однако рука моя еще долго не согрелась.
– Очень плохо, молодой эгемон, – после долгого молчания повторил Исайя, когда лабиринт Иллируса уже опутал мой кортеж. – Речная ведьма узнала тебя. Если она не умрет, то будет искать тебя, чтобы проявить благодарность. Говорят, их благодарность хуже проклятия.
– Пусть найдет, я буду держать ее в пруду с карпами! – отважно возразил я. – Но такую белокожую наверняка уже забрали купцы из Дамаска!
– Мертвый храбрым не бывает. Буду счастлив ошибиться, – мрачно произнес учитель. – Мне следовало умертвить ее на рынке, но вокруг слишком много любопытных. Я тотчас пошлю человека в Херсонес…
Ночью я помогал киру Дрэкулу. Мы сделали с купленными невольниками то, что следовало. Жалость не касалась моего сердца. Когда обряд завершился, я хотел умыться, и тут выяснилось, что по приказу наставника в колодцах спущена вода. Устье ручья, питавшего подземное озеро бастиона, тоже оказалось перекрыто. Слуги вскрыли несколько бочек с посеребренной водой, рассчитанных на долгую осаду.
– Пока не вернется наш посланец, тебе лучше не касаться открытых источников, – твердо заявил некромант. – Я жалею, что не поехал с вами. Книжник Исайя слишком мягкотел.
– Что вы с ней сделаете?
– Где гной, там разрез. Как поступают со сколопендрой, подброшенной в суму?
Я был ужасно зол на себя, на него, на весь мир, но ничего не мог поделать. Двенадцать лет я прожил в клетке. В спальне я напрасно закрывал глаза, я видел чудесные белые косы. Руки тянулись к ним, но в ладонях засыхала вонючая тина и черви. Кожа рабыни искрила, как чешуя золотых форелей. Ее голос журчал, точно водопад. Если бы я бодрствовал, то не понял бы ни слова.
Мануил Закайя, шептала она, ты принес мне мучения. Меня заманили в сеть с отравленными крючками, меня вырвали из родной реки, но так долго не давали умереть… Когда я готовилась стать росой, явился ты, и добавил мне сутки страданий. Тебя охраняют, как великую ценность, но пока тебя охраняют, ты не достигнешь того, к чему предназначен. Я отплачу тебе за твою доброту. Я освобожу тебя из клетки, ты узнаешь, сколь длинна дорога от колоса до хлеба…
Я проснулся на полу, истекая потом. В тот миг хранитель времени как раз перевернул песочные часы, гулко ударили колокольцы, а на женской башне тревожно завыл рог. Презрев лестницы, я выскочил через окно, ласточкой кинулся в рассветную тьму. Я пролетел трижды по сорок локтей, ныряя с уступа на уступ, где мне салютовали ночные стражи. Я промчался по двору, вдыхая смрадный пот мантикор, я первым взобрался по стене на женскую башню.
Следом за мной, сложив узорчатые крылья, на карниз опустился громадный нетопырь. Кир Дрэкул еще не успел до конца вернуться в человеческий образ, птичьи когти еще не держали оружие, но защитную пентаграмму он снес одним плевком. Двери спальни рухнули, нам в лицо ударил столб теплой воды. Снизу с топотом неслись стражники, их закружило в водовороте.
Опоздавшим достаются кости. Мы не могли успеть, ведь враг напал на бастион изнутри. Моя мать утонула в сухой опочивальне. Она лежала навзничь, в ярких шелках и браслетах, которые так любил дарить ей отец, на груди ее били хвостами рыбы. Моя младшая сестра, двух лет от роду, скулила на руках дрожащих служанок. Они ночевали этажом ниже и ничего не слышали. Ничего.
По всему бастиону вспыхнули огни. Явился куропалат, начальник стражи, заранее готовый к смерти. Держась за грудь, поднялся по мокрым ступеням историк Исайя. Брезгливо перешагивая через скачущих рыб, приковылял книжник Фома.
– Вот ее путь, – кир Дрэкул по щиколотку в воде прошел за балдахин, сорвал его вместе с перекладиной. Даже я, мальчишка, не имел права врываться туда, в роскошный шелковый сераль. Это все равно, что подглядывать за обнаженной матерью. В углу, среди плававших подушек, тонкой жилкой бился фонтан для питья.
– Я же приказывал законопатить все открытые источники! – наставник обернулся к куропалату. Под взглядом некроманта великан царапал себе ногтями горло.
Всего лишь питьевой фонтанчик, единственная водяная жилка, забытая всеми, пробитая в толще заговоренных стен. Германарих просчитался самую малость. Смертельный укус достался единственному человеку, который любил меня просто за то, что я есть. Я плакал последний раз в жизни, прижимаясь к мертвым губам матери. Наутро мои слезы высохли вместе с остатками детства.
Потом прискакал человек, посланный выкупить русалку. Он нашел ее в каземате под рынком, в стороне от других женщин. Она тряслась, завернувшись в покрывало, ее соседки молились по углам, подозревая чуму. Верный палатин проткнул ведьму копьем, но когда извлек острие, на нем вместо крови налип тяжелый речной песок. Когда воин перевернул лежащую, стражи рынка в страхе побросали факелы. Между сырых каменных плит клубком рассыпались острицы и водяные клещи.
Купец, доставивший партию русов, исчез. Испарился весь его караван, никто не мог вспомнить его имени. Через Мраморный понт, навстречу дуке Закайе полетела черная весть. Андрус сошел на берег стариком, вместо крови в его жилах отныне текла желчь. Он понял, что родовой бастион больше не может укрыть его сына.
По приказу дуки, некроманты вырастили для меня шестерых бессонных големов. Братья севасты Авдии были арестованы и погибли в мучениях. Трое членов городского синклита признались в сношениях с заговорщиками. Их казнили, а семьи отправили в ссылку. Два арбуза под одной подмышкой не утащишь, грустно заметил тогда кир Исайя, и оказался прав. У отца не хватило рук и глаз на всех.
Его бывшая супруга Авдия успела скрыться вместе с понтификом. Синклит поднял бунт, опираясь на молодых офицеров. Сенаторы проголосовали за отставку стратига, никто не желал помнить его прежних заслуг. В Золотой Рог полетели грязные депеши. Граждан Херсонеса расколола вражда. Бывшая супруга Андруса и ее приспешники кинулись лизать сапоги императору. Не зря сказано – властители схожи со скверной блудницей, что сходится со случайными. Еще до того, как багрянородный излил свой гнев, Андрус Закайя приказал разрушить каменную плотину между скал, насыпанную несколько столетий назад. Шестьсот рабов две недели разбирали камни, по которым вилась пастушья тропа. Селяне качали головами, считая, что дука потерял остатки ума. Но Андрус знал, как ударить в колокол. Когда проход расчистился, соленый морской бриз впервые за триста лет обнялся с пыльным суховеем, скучавшим среди курганов полуострова. Ветры сцепились, невиданной силы ураган разбил о скалы ласточек и закинул в небо косяки кефали.
Едва стихия улеглась, бастион Иллирус посетила высокая гостья.
Отец призвал меня в парадный зал. Собрались мои наставники, управляющие имениями, знахари, жрецы. В кресле рядом с Андрусом появилась пожилая женщина в голубой тунике. Я сказал – пожилая, но разве есть способ сосчитать годы у архонтессы воздуха? Я безуспешно пытался запомнить черты ее лица. Едва повелительница стихии заговорила, некромант Дрэкул глубже закутался в капюшон. Даже он не смел поднять глаз, а прочие невольно преклонили колени. Удержаться на ногах было невозможно, под сводами залы пронесся вихрь, со стен сорвало ковры.
– Эгемон Закайя, ты затоптал чужие всходы, чтобы мог дышать твой единственный росток, – прошелестела гостья. – Ты ждешь милости, но обитель воздуха не раздает наград. Твой сын уже получил милость от той, кого вы называете речной ведьмой. Теперь он свободен уйти, или погибнуть рядом с тобой. Слишком многие станут охотиться за смертным, кому суждено вскрыть Свиток. Люди не хотят изменений. Мир покоится в яйце, время течет по кругу, никто не хочет иного.
– Моему сыну придется скитаться? – глухо простонал Андрус. – Молю тебя, богиня, скажи нам! Это все козни Авдии? Это она вошла в связь с готским старцем? О, я знаю, ее тетка имеет связи при дворе, они натравят на меня консулов? Смогу я прятать сына в Лабиринте? Или лучше отвезти его в мое фракийское поместье?
– Я не богиня, – от свистящего смеха гостьи погасли светильники, в высоких окнах рассыпались витражи. – Я всего лишь заложница стихии. Отпусти своего сына прямо сейчас, эгемон, посади его на грифона, и отпусти в полет, пока не стало поздно. Он все равно найдет Свиток, но хотя бы не погибнут люди.
Однако гордый дука Закайя не внял мудрым словам.