Свита падших богов: путь в Тир

Глава 8. Встречи

Азрик и Зеб остановились в небольшой деревушке, которая прилепилась на склоне большой горы. Они не очень торопились и добрались до хребта Энли только к вечеру. Унатан — так называлась деревня — служила воротами, после нее дорога превращалась в тропу и поднималась к невысоким перевалам, после которых петляла меж гор и выходила на равнину — к побережью и городу Тир.

Деревня жила с приюта тех, кто ходил через горы, так что там было много мест для ночлега. Зеб и Азрик выбрали себе небольшую комнату — в ней стояло два топчана, застеленных толстыми одеялами, большая каменная умывальня со стоком куда-то под пол, два стула и крепкий стол.

В дороге они много беседовали. Старый Зеб повидал мир и много рассказывал всяческих чудес — о кипучей Александрии, о развеселой Антиохии, о строгих Афинах и древней Киренаике, о далекой Италии, о Риме, откуда приходили непобедимые легионы и который скоро, видимо, будет править всем миром, а его правитель, Цезарь, будет причислен к сонму богов. В этом месте Азрик навострил уши и услышал о великом громовержце Юпитере, его жене Юноне, о повелителе вод Посейдоне и властителе подземного мира Аиде, о покровителе торговцев Гермесе и о прорицателе Аполлоне.

Двое последних особо заинтересовали Азрика и Зеб охотно рассказал все, что знал о них. О крылатых сандалиях и круглом шлеме Гермеса, и о золотом луке прекрасного солнечноволосого Аполлона…

Вопрос Азрика про то, как можно убить бога, старика посмешил. Он начал размышлять и перетряхнув все свои знания, пришел к выводу, что для этого потребуется другой бог, как минимум не менее сильный, чем тот, кого предполагается убивать.

Азрик попросил его прикинуть, кто из известных старику богов смог бы убить, например, Аполлона. По всему выходило, что немногие — к шансам Мелькарта Зеб отнесся скептически, упомянул о могучем Геркулесе, коварной Гекате, перебрал еще с десяток ничего не говоривших Азрику имен, остановившись в итоге на египетском боге Сете. Азрик постарался запомнить это имя.

Под конец он спросил у старика, знает ли он бога по имени Папсуккаль. Ему пришлось повторить это слово несколько раз, по разному ставя ударения и даже меняя местами слоги, но Зеб так и не признал в нем кого-то из компании божеств. Азрика это в общем не сильно удивило.

Сам Папс появился ближе к вечеру и как раз застал попытки его идентификации. Они его, судя по всему, не порадовали — он пару раз выругался, особенно когда они посмеялись какой-то особо замысловатой перестановке в его имени.

После ужина Зеб куда-то ушел. Папсуккаль проявился, он был очень мрачен.

— Я из Инеры послал весточку своим знакомым, — без предисловий начал он. — Мне надо будет встретиться с ним.

— Когда? — глаза Азрика слипались, он очень хотел спать.

— Завтра, — сказал Папс. — От этого старикашки надо избавиться.

— Еще чего, — буркнул Азрик. — Мне он не мешает.

— Мешает. Когда он уснет, потихоньку оденешься и выйдешь. Пройдешь по дороге дальше, потом свернем, я тебе скажу когда.

— Мы что, в Тир не идем?

— В Тир ведет не одна дорога, — сказал Папс. — А тут слишком людно. Мы по другой дороге пойдем.

— Что еще за другая дорога?

— В этих местах рубят лес, кедры, — снизошел до объяснений Папс. — Потом бревна сушат и отвозят к Тиру, там из них делают большие корабли. Для этого существуют отдельные дороги, понятно? В это время они пустые.

— Ну зачем нам с одной дороги ради другой уходить? — заупрямился Азрик. — Здесь же куча мест, где ты сможешь поговорить со своими знакомыми? Люди тебя не видят, я в сторонке постою, Зеб меня послушается.

— Перед встречей нам с тобой предстоит кое-что сделать, — терпеливо объяснил ему Папс. — Для этого нужно нам с тобой выйти в места, в которых людей нет, и нам никто не помешает. Понятно?

— Не пойду! — Азрик исчерпал все аргументы, но соглашаться ему не хотелось. — Я устал, спать хочу!

— За тобой гонятся, забыл? И кто ты без меня, без моей помощи?

— А ты что без меня можешь?

Папс помолчал.

— Да, — каким-то тонким голосом сказал он. — Мы с тобой связаны. Сильно связаны. Ты ничего не сможешь без меня, я — без тебя. Поэтому нам надо быть вместе. Так вот, я тебе говорю — нам надо свернуть с дороги на вырубки. Там немного поработать с арнумом. Потом ты ляжешь спать, а я пойду на встречу. По ее результатам, быть может…

— Что по ее результатам?

— По ее результатам мы получим то, чего мы хотим.

— А чего ты хочешь?

Папс помолчал.

— Это неважно… а ведь ты хочешь отомстить тем, кто убил твою родню, так?

Азрик сжал кулаки.

— Да, так. Ты знаешь такого… Сета?

Папс коротко рассмеялся.

— Знавал когда-то. Египтянин. Очень любознательный.

— Он одолеет этого… Аполлона?

Повисла длинная пауза.

— Вот, значит, куда ты метишь, — наконец сказал Папс. — Понятно. Ну, могу тебе сказать, что Сет в принципе имеет такой шанс — справиться с Аполлоном.

— Ну и хорошо, — мрачно сказал Азрик. — Значит потом поедем к Сету.

Послышался длинный вздох.

— Ну, к Сету, так к Сету. Сейчас ложись, немного можешь поспать. Я тебя разбужу.

Азрик так и поступил.

Когда Папсуккаль разбудил мальчика, на улице стояла кромешная тьма. В их комнате горел крохотный светильник, принесенный Зебом. Старик спал, дышал глубоко и спокойно.

Азрик осторожно оделся, натянул сандалии, потянул свой мешок. В нем было полно еды — мальчик чисто машинально складывал туда хоть что-нибудь после каждой трапезы. Привычки того, кто привык голодать, неискоренимы.

Старик продолжал спать, Азрик осторожно выскользнул за дверь и шагнул в темноту.

Идти, как ни странно, было не очень трудно. Тропа была присыпана белым песком и хорошо выделялась, крупных камней на ней не было, о том заботились специальные люди. Около часа Азрик шел по ней, потом по приказу Папса свернул налево. Какое-то время пришлось продираться через бурелом, но потом он вышел на удобную, хорошо притоптанную тропку. Она кружила меж могучих стволов, обегала крупные камни, а через частые здесь ручьи и овражки были перекинуты старые деревья, так что переходил Азрик через них не замочив ног.

Когда начало светать он достиг первой вырубки — обширной проплешины, на которой между могучих пней густо рос кедровый молодняк. На ее краю стоял длинный, слегка покосившийся дом, в котором, видимо, когда-то жили лесорубы. И не только жили — в одном углу стоял грубо сложенный из камней алтарь. Судя по следам, огонь в нем разжигали очень давно.

— Подальше от алтаря, — предупредил Папс. Азрик обошел дом, ни одно место Папсу не пришлось по душе. Наконец он загнал мальчика едва ли не под самую крышу — ему даже пришлось балансировать на балке, но под крышей обнаружилась отличная сухая клетушка, полностью скрытая от любопытных глаз.

Здесь он устроился, вынул завернутый в тряпки арнум и аккуратно развернул его.

Ничего не напоминало о том, что когда-то это была куча тонкого черного песка. Сейчас он напоминал скорее камень, тяжелый, гладкий, местами до зеркальности. Его цвет менялся от темного до почти черного, если смотреть долго — начинало казаться, что изнутри камня исходит свет.

Папс раз пять предупредил мальчика, чтобы он ни в коем случае не уронил арнум на землю — Азрик, естественно, тут же чуть не выпустил его из рук. Наконец он умостил его у себя на коленях — Папс не хотел, чтобы арнум касался даже досок.

— И чего теперь?

— Я должен взять кусочек с собой.

— Как? Ты же даже перышко не возьмешь!

— Это — возьму.

Азрик вытащил статуэтку — местообиталище Папса. Подумал мельком, что будет, если ее разбить. Спросил о том у Папса, удовлетворенно услышал его шипенье.

— Ты свои шуточки брось, — бушевал он.

Наконец, успокоившись, Папсуккаль скомандовал положить их рядом, а потом взять арнум и аккуратно потереть им спинку статуэтки. Это было страшно неудобно: арнум был гораздо тяжелее, так что Азрик сделал прямо наоборот — взял статуэтку и начал водить ею вдоль темной поверхности.

— Что ты делаешь? — прошипел Папс, но потом махнул рукой.

Сначала ничего не происходило. Потом Азрик почувствовал, что камень словно бы нагревается. На его гладкой поверхности после очередного его движения появилась царапинка, быстро, впрочем, затянувшаяся. Потом еще и еще одна.

Мальчик глянул на Папсуккаля и поразился — тот словно светился изнутри. Он никогда не казался таким реальным. Глаза горели, в бороде был виден каждый завиток, руки сжались в кулаки, а потом Папс коснулся Азрика. И не просто коснулся — сначала погладил его по голове, потом похлопал по щеке, потом скрутил ухо.

Азрик взвизгнул и выпустил статуэтку, та шлепнулась на пол. Папсуккаль вздрогнул и выпустил его.

— Ты чего делаешь? — закричал мальчик. Ухо опухло и горело.

— Да так, — проворчал Папс. — Извини. Просто… очень давно хотел.

— За что!

— За то, что в мешке меня держишь!

— А где тебя еще держать?!

— Где, где… понятно, что в мешке. Но ты б знал, как там мерзко. И тряпки эти.

Азрик схватил статуэтку и размахнулся.

— Ты чего это! — всполошился Папсуккаль. — Я же извинился!

— Еще раз так сделаешь — тресну о камень, — сказал Азрик.

— Не буду, — мрачно сказал Папс. — Давай-ка теперь я сам.

Он аккуратно взял статуэтку — получается, что сам себя, еще пару раз провел вдоль теплого бока арнума. Снова появилась борозда, Папс ловко снял черный завиток и скатал из него крохотный черный шарик. Посмотрел на ладонь и засмеялся.

— Ты не представляешь, как это здорово, — счастливо засмеялся он. — Ну, бывай! Я пошел на встречу. Ты тут давай пока поспи.

Он исчез. Азрик повертел головой, осторожно притронулся к уху — болит. Снова завернул арнум и спрятал его в мешок. Потом засунул туда же статуэтку. Засунул в самую глубину.

Потом вытащил кусок сыра, завернул его в лепешку и поел. Вздохнул, огляделся и решил, что лучше места для ночлега придумать трудно. Вытянулся, потом свернулся калачиком и уснул.

Проснулся он, когда солнце стояло уже высоко. Разбудили его громкие голоса внизу. Он сначала думал, что это вернулся Папсуккаль — но нет, голосов было несколько и все они принадлежали взрослым мужчинам. Он замер у себя в клетушке, надеясь, что никто его не увидит.

— Брось арцет, Чернозубый, — услышал он.

Через некоторое время послышался стук и шуршание, потом шаги.

— В Унатане он, — раздался другой голос. — Или вышел только что. В Тир идет.

— Пускай идет, — третий голос, глубокий и злой. — Отдохнем тут и пойдем вверх по тропе, на перехват. Завтра, край — через день он будет у нас.

Сгнившие доски пола скрипели под тяжелыми шагами. Шорох, шелест — кто-то, видимо, сел.

— Слышь, Пульций, — злой голос, от его звука Азрик вздрагивал. — А что там с храмами-то?

Голос отвечавшего Пульция был тонок. Дрожал.

— Откуда мне знать? Мало ли от чего храм сгореть может?

— Мало не мало, только он сгорел аккурат тогда, когда твой хозяин должен был своему хозяину помогать, а? Я считать умею.

— Умеешь. Ну и что?

— А то, что не люблю я такого, когда что-то делаю, а что на самом деле — не знаю. Я господина Аполлинора провожал в горы, на важную встречу. Это я понимаю, это одно дело. Но если потом храмы рушатся и все такое — это ведь совсем другое дело, а? И оно совсем по-другому стоит! Верно говорю?

Раздалась пара одобрительных возгласов. Потом ответил несмелый:

— Но ты ж в любом случае просто прошел туда-сюда в горы.

— Если бы просто туда-сюда — я бы здесь не сидел, да?

— За поимку мальчика тебе отдельная плата…

— А что это за малец? Ты — молчишь, не отвечаешь. Тот старик в Инере — тоже молчал.

Азрик стиснул зубы.

— Все молчат. Малец не простой, всем понятно. Я вот знать хочу, что с ним не так. Ты — знаешь?

— Нет.

— А вот так, не зная не ведая — мне совсем не улыбается куда-то переться. Дураков нет! Сколько нам его еще ловить?

— Господин Аполлинор дал тебе арцет!

— Ну да, дал! Только вот толку с него мало, сколько раз уже он нас обманывал? Может, и сейчас так? Показывает на Унатан, а он на самом деле…

— Чернозубый, — вступил в разговор еще один голос. — Ну чего ты заводишься? Поймаем мальца и придержим. Проявится господин Аполлинор — тогда с ним и потолкуем. И насчет того, что это и где, и насчет повышения оплаты. Чего ты от этого шеделя хочешь? Он и так вот сидит, скрючился…

Повисло молчание. Прервал его Чернозубый.

— Что-то я в толк не могу взять, Долговязый, — тихо и с явной угрозой в голосе сказал он. — Ты чего голос поднимаешь, когда не спрашивают?

Никто ему не ответил.

— Ты думаешь, ты у себя в своем арабском племени вонючем? Ты там, говорят, важным перцем был, да? Да не сговорился с местными…

— Чернозубый, ну чего ты? — попытался его кто-то урезонить.

— Молчать! Не с тобой говорю, Клешня. А с этим вот, который часто голос подавать стал, когда не просят. Уж не на мое ли место метишь?

Ненадолго воцарилось молчание.

— Чего молчишь?

— Ты ж сказал, не поднимать голос. Вот я и не поднимаю.

Азрику страшно хотелось выглянуть и посмотреть на говорящих, но он заставлял себя лежать смирно.

Внизу вдруг раздался смех.

— Ох, Долговязый, позабавил, — смеялся злой. — Хорошо сказал. Ладно, отдыхаем все. О делах ни слова.

Какое-то время доносились только звуки леса. Поднимался ветер.

— Сейчас бы к тетке Стилларии, — мечтательно сказал кто-то. — У нее как раз пара гречанок появилась.

— Так давно уже.

— Нет, ты не знаешь. Давно — это она с Крита привезла, а тут… белокожие, кудрявые…

— Ну, недели не прошло, как у тебя одна кудрявая побывала… только ты не особо рад был, а?

Внизу заржали.

— А чего вы смеетесь? Кто ж знал, что она царапаться начнет? Чуть глаза не лишился с этой куртийской змеей.

Азрик сжал кулаки. Все внутри него вдруг заледенело.

— И пришлось тебе кое-что другое в нее втыкать, — смеялись внизу. — Она от тебя бежала, ты за ней, а под ногами — ее же кишки. Умора!

— Ты, Долговязый, тоже не герой! Ту, с красными серьгами… Вы ее только вдвоем с Веревкой одолели. И огрела она тебя знатно…

— Ага, это тебе не девочки Стилларии, — отозвался кто-то.

— А мне нравится, когда брыкаются.

Азрик уже ни о чем не думал. Он подполз к краю своей клетушки и выглянул. Ему повезло — он смотрел из темноты, и лицо его было измазано пылью, его никто не заметил. А он заметил всех.

Большой, властный, с черно-белой бородой и злыми глазами. Волосы поддерживает кожаный ремешок. Чернозубый.

Длиннорукий, длинноногий, быстрый, с бритой головой и темной бородкой, с острыми недобрыми глазами. Долговязый.

Молодой, плотный, медлительный, неопрятный, весь какой-то мятый, с большими кулаками. Кудра.

Невысокий, молчаливый, с вечно полуприкрытыми глазами, с длинным синим шрамом во всю щеку, одно плечо выше другого. Рушка.

Пожилой, с седой бородой и усами, с шишкой на шее, на левой руке не хватает половины пальцев. Клешня.

И, наконец, тощий, горбоносый, с впалой грудью, с пушком на щеках и подбородке. Пульций.

Они сидели, поминали старое, смеялись и переругивались, а сверху на них смотрел мальчик, которого они оставили без матери и без родного племени.

Старые храмы бывают разными. Иные старятся достойно: даже через много лет после того, как в их алтарях последний раз разжигали огонь, есть что-то благородное в их облике.

Иные ветшают и рушатся так, что от них остается лишь груда камней.

Иные меняют свой облик.

Храм, в который вошел Папсуккаль, когда-то просто исчез. Он был воздвигнут на крутом берегу маленького горного озера, в одно из половодий его основание не выдержало и он целиком ушел под воду. Редкий случай — практически не разрушившись. И сейчас, почти нетронутый, он стоял скрытый от всех глаз. Тиной покрылись его полы и колонны, меж алтарей плавали рыбы, медные изваяния зеленели и покрывались причудливыми наростами.

— Ну и выбрал ты место, Дагон, — с деланной веселостью сказал Папсуккаль. Его собеседник развалился на заплесневелом троне. В его правой руке, похожей то ли на щупальце, то ли на плавник, покачивался тонкий жезл. И он молчал.

— Впрочем, ты всегда имел слабость к воде, — продолжал он, озираясь. — Помнишь, ты гостил у меня, и мы спускались на дно Тигра?

— Кто ты?

Голос существа, сидящего на троне, был глубок. Вокруг него кружились рыбки, словно исполняя какой-то танец.

— Я же тебе сказал. И ты должен меня помнить! Я — Папсуккаль! Глашатай великого Ашшура!

— Ашшур… это было давно. Так давно. Их боги давно рассыпались в пыль. Забвение окутало их…

— Ну, не всех. Как видишь, я жив.

— Жив, — Дагон наклонил голову. — Что это значит — жив? Тебя помнили, о тебе слагали песни и гимны, тебя чествовали на храмовых праздниках и шествиях?

— Нет, — нетерпеливо сказал Папсуккаль. — Нет и еще раз нет. Мы, Ашшур… ну да, мы пали. Но, как видишь, я жив и здоров. И у меня есть кое-что для тебя!

— Забвение, — не слушая его, медленно проговорил Дагон. — Какое сладкое слово. Расскажи мне, каково оно?

— Дагон, хватит! Встряхнись. У меня — очень и очень важные новости. Они тут все могут перетряхнуть!

— Это не ко мне, это сейчас Мелькарт. Суетится что-то. На что-то надеется. А мне это неинтересно. Мы все скоро уйдем вслед за вами, Папсуккаль, глашатай великого Ашшура. Вослед вам вступим в реку забвения. Вот что важно. Расскажи мне, что это значит — быть забытым?

Папсуккаль в ярости бросился было к Дагону, но тот молниеносным движением выставил перед собой жезл. Его кончик засветился.

— Осторожно, глашатай великого Ашшура, или кто ты там на самом деле…

— Я — Папсуккаль!

— Папсуккаля поглотила река забвения. А ты… ты слишком молод. Я помню его — он был стар уже тысячу лет назад. Скажи мне, кто ты? Откуда знаешь тайные слова, которыми мы обменивались с Папсуккалем на заре времен?

За спиной Папсуккаля замерли две большие рыбы. Он нервно оглянулся на них, из груди его вырвался стон.

— Неужели я не смогу убедить тебя в этом, Дагон?

— В чем, незнакомец? Меня не нужно ни в чем убеждать! Просто расскажи мне о забвении. Каково это — быть забытым?

Папсуккаль воздел руки.

— Дагон, прекрати! Ты же не всерьез…

Около Дагона мелькнула тень, Папсуккаль выставил перед собой ладони, его пальцы плясали, вырисовывая знаки. Тень отпрянула.

— Суета, — с презрением сказал Дагон. — Ты не Папсуккаль, и ты ничего не сможешь рассказать мне о забвении.

— Дагон!

— Прощай, незнакомец…

Покрытый раковинами трон начал поворачиваться. Папсуккаль попытался отпрянуть, но запутался в невесть откуда взявшейся сети. Каждый ее узел светился зеленым светом, его словно облепила туча светлячков. Он дернулся раз, другой, часть светлячков пропала, но в это время трон окончательно перевернулся. Теперь перед Папсуккалем сидела высокая, надменная, очень красивая и очень холодная женщина.

— Ты похож на Папсуккаля, но ты слишком молод, чтобы быть им, — сказала Астарта. Ее голос был низок, она словно пела.

— Я использовал слишком много, — в отчаянии пробормотал Папс, дико озираясь по сторонам.

— Слишком много чего?

— Неважно. Я вижу, что ошибся. Отпусти меня, о прекрасная Астарта!

— О, конечно. У меня много дел, и ты — не самое важное из них. Но, кажется, ты хотел нам что-то рассказать?

От трона снова отделилась тень. Папсуккаль сглотнул.