Товарищ Нострадамус не просто предупреждал меня, он выносил мой мозг, поедом ел весь мой организм.
Машенька быстро поняла моё настроение и как настоящая слабая женщина подставила мне свое плечо. По окончании завтрака, а он был семейным, она поцеловала меня и прошептала:
— Гришенька, прости мою слабость, я просто очень испугалась за тебя.
За десять дней я побывал везде в нашей долине и остался очень доволен увиденным.
Самым главным и приятным для меня было видеть и слышать два десятка новоиспеченных мамаш с детками и множество беременных в самых разных сроках. От этого душа ликовала и пела. К сожалению не обошлось без смертей. На нашем кладбище появилось три свежих могилки. Две бабы и мужик умерли естественной смертью, неожиданностью это не было. Более удивительным было то, что это не произошло раньше.
Осип продолжал свою научную деятельность и я всерьез рассчитывал вскорости получить в наше распоряжение антибиотик. Я по данному вопросу написал абсолютно все, что знал, все его запросы на заводе удовлетворялись после оружейных в первую очередь.
Я много писал по всяким разным предметам и максимально старался заниматься со своими докторами. Они успешно справлялись с лечением наших людей и моего вмешательства к счастью пока не требовалось.
Тимофей везде ходил гордый и важный, ему удалось совершить чудо, всех наших людей он обучил читать, писать и считать. А помимо этого он подключился К Денисовым и они совместными усилиями запустили у нас типографию.
Всё самые смелые сельхозпланы успешно претворялись в жизнь. Ни одна культура из привезенных за зиму не погибла, мало того у нас появились пчелы, одна из семей, пришедших весной вместе со староверцами Морозовыми, принесла с собой три улья. Пчелы сумели пережить такое путешествие, прижились у нас и начали размножаться. Замечательно обстояли дела на наших фермах, душа порадовалась на нашем конезаводе, так я стал называть коневодов Мирской станицы. Кондрат готовился осенью начать ставить первые деревянные дома. Сюрпризом для меня оказалось строительство двух больших теплиц в Усинске. Никто уже не ходил в обносках, все были одеты и обуты, по моему эскизу сделали первую партию полевых сумок. Карандаши, перьевые ручки, тетради, чернильницы и естественно чернила производились в достаточном количестве..
На Николу летнего и на Петра и Павла были заложены первые наши храмы в Усинске и на заводе. Потряс своими очередными успехами Леонов, он успешно прокладывал дорогу до речки Каракерем и проложил тропу на юг до перспективной террасы, где начал ставить острог. На островок посреди Енисея, с нашего берега соорудили пешеходный мост, а на правый берег надежную металлическую струну и готовились укреплять и усиливать её. А на острове начали строить острог на высоких сваях. Даже в таком виде, начала строительства, все это делало непреступным устье нашего Уса. Успешно строились остроги на Мирской тропе и в Гагуле.
Замечательно всё обстояло на заводе, в первых числах августа артиллерийская батарея из четырех 76-ти миллиметровых орудий была передана капитану Пантелееву и Ерофей с головой погрузился в пушечные дела. В голодном железном пайке оказались и определенные плюсы для завода, появившееся свободное время очень продуктивно использовалось для учебы.
Наш расчет на пленных казаков оказался верным, они успешно дошли до своих товарищей и через два дня казачьи караулы снялись и ушли.
Машенька настойчиво потребовала предоставить ей десяток ружей и винтовок. Группа дам-активисток решительно была настроены обучиться стрелять и я у был вынужден уступить.
Десятого августа Лонгин прислал весточку: тоджинский нойон, или тожу-нойон, прислал на обмен первые крицы: десять штук общим весом больше тонны. К нашему огромному удивлению за них он попросил серебро, за первую партию полкилограмма. Лонгин счел эту цену вполне приемлемой и послал гонца в Усинск. Посовещавшись, мы решили такое предложение принять и пятнадцатого августа я с десятью килограммами серебра был на Медвежьем, где встретил двух гонцов спешащих из Турана, они везли важнейшее известие: вернулись наши послы. Даа- и Бэззи-найоны не хотели воевать, как и их повелитель сайн-нойон. Это была просто потрясающая новость, получалось что начавшаяся война была личной инициативой амбын-нойона и далекий наместник в Улясутае может и не поддержать своего вассала. А если это так, то не всё благополучно в Датском королевстве, то бишь в Цинской империи.
Но вторая немного противоречила этому. На юге Тувы амбын-нойон собирает армию для похода против нас.
На следующий день я был в Туране и сразу же созвал военный совет, пригласив на него Лейтенанта Шишкина, Лонгина и наших зайсанов.
Ожидая зайсанов, я рассказал Лонгину и Шишкину о всех усинских новостях и происшествиях. Шишкина естественно больше всего интересовали пушки и происшествие на Хаин Дабане, а вот Лонгин проявил больший интерес к очередной миссии графа Казимира. Шишкин вышел узнавать нет ли вестей о зайсанах и Лонгин откровенно спросил меня:
— Вы с капитаном решили, что единственный выход — уничтожение осинового гнезда?
— Да, только убийство графа Валенсы может решить нашу проблему. Пока он жив, мы не можем рассчитывать на мир с Россией.
— Задачу Казимиру ставили лично вы?
— Я. Капитан Пантелеев присутствовал.
— А Ванча?
— Ванче я поставил такую же задачу, — я тяжело вздохнул, вспоминать мне это было очень тяжело и неприятно. Неизвестно как всё сложиться и вернуться ли наши посланцы.
Лонгин помолчал, но продолжил расставлять точки над и.
— Это было решение ваше и капитана Пантелеева, остальные члены Совета к этому решению не причастны и вы их даже не информировали, также как и благочинного?
— Да, Лонгин, именно так, — подтвердил я.
— А вы, Григорий Иванович, уверены, что всё дело в Валенсе?
— Не уверен, возможно среди иезуитов есть и серый кардинал, — согласился я.
— Но тогда надо убивать всех иезуитов, — жестко и безапелляционно сказал Лонгин.
— Да, ты прав.
— И Казимир с Ванчей получили именно такие инструкции?
— Да Лонгин, все было сказано открытым текстом. И они согласны с нашим решением, вернее согласен Казимир. Он не испытывает ни тени сомнения и готов для этого отдать даже свою жизнь, польский гонор у него сейчас на первом месте. Он принадлежит к тем полякам, для которых честь превыше всего. А вот Ванча, — я горестно вздохнул. — Ты знаешь, Лонгин, в моей жизни было много тяжелых моментов, но этот один из самых. Как представлю, что он может не вернуться.
Я махнул рукой, что-то опять перехватило горло и заныло в груди. Только сейчас я понял, как мне дорог этот алтаец. Лонгин горестно вздохнул и наклонил голову.
— Тяжелое решение вам пришлось принимать, но вы, Григорий Иванович, именно поэтому стали светлейшим князем и государем, а не атаманом шайки бандитов, — Лонгин помолчал и добавил. — Простите, если я что-то не так сказал.
Несколько минут мы молчали, мне совершенно не хотелось говорить и совершенно не хотелось принимать такие решения. И во все века это наверное было не просто, только глупые люди могут думать, что вот когда-то лишить другого жизни было просто. Раз и нет человека. Я только наполовину человек восемнадцатого века и понятны мои сюси-пуси. Но Ерофей и Лонгин целиком люди этого века, но они понимают мои душевные терзания и сами также страдают.
— Самое для нас печальное, — я решил ситуацию обговорить до конца, — если окажется, что за спиной Валенсы в Красноярске стоит кто-то из русских уездных или губернских начальников.
— А с графом Казимиром вы поделились своими сомнениями?
— Конечно поделился.
— И что он? — прищурился Лонгин.
— Казимир сказал, что он попытается это выяснить.
Подошедшие зайсаны и Шишкин прервали наш разговор, да собственно дальше и обсуждать было нечего.
Собравшемуся военному совету Лонгин доложил, что его разведчики принесли весточку. На юге Тувы собирается новая армия. Собирает её амбын-нойон, но опять чужими руками. На этот раз армия собирается под знаменем убежавшего от Лонгина салчак-нойона. Всего собралось около тысячи, только половина воинов была из владений амбын-нойона. Остальные пришли из хошунов ему не подвластных. Есть монголы и даже китайцы, вооруженные фитильными мушкетами. Артиллерии не было. Наиболее вероятно что со дня на день эта армия выступит в поход и недели через две подойдет к Енисею.
Когда наш начальник разведки закончил доклад, мы несколько минут рассматривали карту, на которой Лонгин нарисовал предположительный путь неприятеля до Енисея. Наши зайсаны уже хорошо разбирались в топографии, Лонгин регулярно занимался с ними.
— Лонгин, почему ты думаешь, что они будут здесь форсировать Енисей? — спросил Шишкин. Лонгин место предположительного форсирования реки обозначил выше реки Элегест.
— Здесь на Енисее много островов и это очень облегчит переправу. Тувинцы как и монголы реки форсируют вплавь и ширина реки для них очень важна, — Лонгин посмотрел на Ольчея, согласен ли он.
— Я бы тоже выбрал это место, — поддержал Ольчей нашу разведку.
— Хорошо, с этим понятно. Если я тебя правильно понял, то ожидать противника можно уже через две недели? — уточнил я.
— Самое раннее, — подтвердил Лонгин.
— А не могут они форсированным маршем выйти раньше?
— Нет, ваша светлость, это исключено. Они будут выдвигаться от реки Нарын, вот отсюда, сейчас они там собираются, — Лонгин показал на карте район сосредоточения. — Достаточно далеко, и это не равнина, а горы. Салчак-нойон еще только туда идет.
— И как будем воевать? — я осмотрел свой военный совет.
— Как капитан Ерофей предлагал. Стрелять когда начнут переправляться, — предложил Ольчей.
— Ну что же давайте на этом остановимся и начнем готовиться, — подвел я итог нашего военного совета — Утро вечера мудренее, я, честно говоря, очень устал.
Ссылка на усталость выглядела вполне естественно, но на самом деле я решил схитрить и обсудить некоторые вопросы с одним Лонгином.
На ночь я расположился у Лонгина, Прохор с Митрофаном обеспечили секретность нашего разговора.
— Лонгин, главный вопрос, можно ли доверять тувинцам и вооружать их ружьями? — как не странно, но я не мог определиться с этим вопросом.
— Можно. В своих людях я уверен. С Мергеном на эту тему мы откровенно беседовали. Он сам завел этот разговор. Ему и его людям можно доверять полностью. Да и Ольчею тоже. Назад у него пути нет, — категорично заявил Лонгин. — А потом ружья и винтовки это одна сторона медали, а другая это патроны. А где они возьмут? Ни где. Тем более пироксилиновые. Так что риск минимальный.
Лонгин сделал паузу, еще раз посмотрел на свою рабочую карту.
— Да и сложно без тувинцев справиться, ваша светлость. Сила идет не малая. Как я понимаю, два десятка гвардейцев становятся пушкарями?
— Артиллеристами.
— Не суть важно. Как их не назови, в бою они участвовать не будет, а артиллерию мы будем применять в последнюю очередь. Так?
— Так, — согласился я.
— Это минус два десятка. Где мы их возьмем? Ни где. У нас и так вон сколько мужиков отвлечено от дел. Конечно они не совсем отвлечены, но тем не менее.
— Хорошо, уговорил. А расскажи-ка ты мне друг милый, как у вас тут дела обстоят?
— Хорошо, Григорий Иванович, у нас дела обстоят. Острог строим, сами видели. Кирпичный завод уже работает. Наладили работу настоящего светового телеграфа, на Медвежий и в Гагуль настоящие письменные сообщения шлем.
— Это как так ты смог?
— Я попросил Ольчея около каждой башни или столба поселить по тувинской семье и назначил им жалование. Ольчей стал настоящим правителем, мои соглядатаи говорят и мыслей нет ему не подчиняться. Мерген со своими рыскает по нашим берегам Енисеев, изучает местность, особенно в западном сумоне.
— А там настроения как? Потери ведь они понесли немалые, как и в восточном сумоне, — этот вопрос очень тревожил меня.
— Так ведь Ольчей за погибших воинов семьям заплатил, лошадей им дал. Даже за тех дал, кто по Енисею поплыл.
— А хурээ?
— Ламы пришли, начали строить. Им бы показать как мы из дерева строим, — предложил Лонгин.
— Увидят скоро, — ухмыльнулся я. — Как начнем строить, тут и увидят. А сколько ружей давать, как думаешь?
— Моим всем. Сумону Ольчея сто. Самому Ольчею винтовку. Маадам по три десятка. Остальным по десятку.
— То есть на самом деле ты полностью еще им не доверяешь? — я усмехнулся и покачал головой.
— Не в доверии дело, ваша светлость, просто наше доверие еще надо заслужить.
— В этом ты прав. А не мало будет, все таки не шуточная армия идет. Если сумеют Енисей форсировать нам может не поздоровиться, — засомневался я.
— Так остальные будет с луками и стрелами. А если дойдет до ближнего боя, то сабли. Ольчей почти полтысячи может выставить, если всех подгребет. Между прочим от нас за Енисей ушло три семьи, а пришло почти тридцать, — помахал Лонгин указательным пальцем.
— Убедительно ты говоришь, очень хочется верить тебе. Ладно, ты мне во еще что скажи. Как староверцы ушли в горы? — судьба этих людей меня очень интересовало.
Лонгин засмеялся.
— Если бы. Они не ушли в горы, а убежали. Был я у них. Можете, ваша светлость, не сомневаться, по тем тропам никто не пройдет. Они их надежно перекроют. Главное не встревать в их жизнь.
— Лонгин, твои слова прямо бальзам на душу. Один еще вопросик выясним и спать, я действительно устал.
— Я весь внимание, ваша светлость, — Лонгин изобразил легкий поклон.
— Ты про бой у Леонова знаешь?
— Конечно знаю.
— Большинство там побили, но несколько человек взяли в плен и они сейчас все хотят остаться у Леонова, один даже крещение принял. Так вот, просят они семьи свои выписать.
— Легко, ваша светлость, только знать бы кого.
Я достал список семей. Ксения Леонова два дня потратила на беседы с тувинцами, а затем подробно все описала, чтобы не ошибиться.
— Вот тебе список, организуй, только с Ольчеем переговори.
Ранним утром гонцы полетели в Усинск. Еще раз на свежую голову обсудив все с Лонгином и Шишкиным, я решил срочно перебросить в Туву все силы, оставив гарнизон Мирского острога и десяток в Железногорске. Пока есть возможность я предложил Ольчею съездить на север его хошуна и познакомиться с тожу-нойонам. У меня были планы на Тоджинскую котловину, я надеялся, что староверцы к нам пойдут и всем упертым предлагать селиться в ней. На примере Морозовых я был уверен, что если не совать свой нос в чужой вопрос, с ними можно будет договариваться и жить дружно.
Мы послали весточку и не спешно направились в место условленной встречи. Тожу-нойон нас не обманул, как и договаривались, его доверенное лицо привез нам обещанное количество криц, взял килограмм серебра, половина плата за крицы, а половина мой подарок, внимательно выслушал нас. В случае постоянного товарообмена я пообещал за каждую такую партию полкилограмма серебра.
Через четыре дня мы вернулись в Туран и увидели первые привезенные ящики с ружьями и патронами. Ольчей в тот же день привлек но десятку с каждого сумона для обучению стрелковому делу. А свой сумон он начал обучать поголовно, причем и женщин тоже.
Еще через пару дней подошел Панкрат со своими десятками, обучение тувинцев сразу пошло быстрее. Через десять дней все десятки сосредоточились в Туране, в артиллерийская батарея прошла Медвежий перевал.
В Туране наша артиллерия была через неделю и в этот же день пришло донесение разведки: противник появился в районе соленого озера Дус-Холь.