Светлейший князь 3

Глава 22

Ерофей смахнул с карты невесть откуда взявшегося паука.

— Эжимскому лагерю приказ о выдвижении отдам сейчас же, остальным когда придет следующее донесение. Наши передовые дозоры находятся в тридцати километрах от Енисея. Сражение начнем в зависимости от действий противника, — я согласно кивнул и вышел из палатки.

Прохор метрах в десяти сидел на складном стуле и точил шашку, мои тувинцы вместе с часовыми ходили по обозначенному красными флажками периметру вокруг палаток, штабной и связи. Заходить внутрь периметра имели право только Ерофей, капитаны, Лонгин, Ванча, командир комендантской сотни, мои адъютанты-камердинеры Прохор с Митрофаном, два адъютанта полковника, я и по очереди десять связистов, они были единственными тыловыми телеграфистами кого не заменили наши дамы. На боевых позициях тоже остались мужики-телеграфисты. Начальником связи был капитан артиллерии, совершенно случайно на него временно возложили эти обязанности два года назад, да так и оставили, тем более что он справлялся. Увидев меня, Прохор отложил шашку и встал со стула.

— Прохор, где Адар-оол? — я знал, что заместитель Лонгина лично был в разведпоиске и мне хотелось поговорить с ним.

— Спит, ваша светлость, пушкой наверное не разбудишь. Лонгин Андреевич приказали четыре часа не будить. Прикажите разбудить? — я махнул рукой, не надо.

Время шло к полудню, но в лагере было тихо и безлюдно. По дорожкам между рядами палаток только ходили часовые, да слышны были пофыркивание лошадей. Штаб был развернут в артиллерийском лагере, накануне люди очень устали и Ерофей приказал по утру никого не тревожить, а просто дать личному составу выспаться.

Мне с моего приезда в Туву совершенно не спалось, два-три часа ночью, днем полчаса-час вполне хватало. Может сказывалось нервное напряжение, а может и занятия аутотренингом.

Об аутотренинге я знал всё, то есть толком ничего. Что-то читал, что-то где-то слышал. Но я точно знал, что методика аутогенной тренировки или аутотренинга, основана на применении мышечной релаксации и знал с чем её, мышечную релаксацию, едят. То есть, имел предположение как ей обучиться.

Несколько месяцев назад я начал свои занятия и недели через две мне удалось поймать и четко зафиксировать ощущение этой самой мышечной релаксации. Первые занятия я проводил в теплой воде ванны, а после первых успехов постепенно научился делать это просто лежа в постели и пошло-поехало. Где-то через полгода появились первые практические результаты. Теперь, используя свои методики расслабления, я стал просто при необходимости меньше спать.

Но аутотренинг аутотренингом, а здесь же еще и банально не спалось. Ерофей то же страдал бессонницей, причем еще более жестокой. И часто мы с ним на пару изучали звездное небо, разговаривая обо всем и ни о чем.

Я подозвал Прохора.

— Подавай лошадей и доложи Харитону, что на форт поедем.

Форт в устье Эрбека, напротив нижней оконечности одного из самых больших островов Енисея, был самым большим. На его артиллерийской площадке спокойно размещались три артиллерийские батареи и на его наблюдательном посту была наша самая совершенная оптика. От енисейской стрелки до Элегеста Лонгин усилил посты и поставил на них самых глазастых.

Наблюдатель молча отошел от стереотрубы, два его товарища продолжили разглядывать противоположный берег. Насколько можно было видеть ни одного человека, абсолютно безжизненный пейзаж.

— Все ушли, ваша светлость. Второй день ни души, — сказал один из наблюдателей, опуская подзорную трубу. Она запотела и её надо было протереть.

— Кто из вас был, когда китайская разведка приходила? — смена должна быть другая, но все-таки.

— Нет, ваша светлость, не наша смена была, — ответ был ожидаемый и я молча уступил стереотрубу наблюдателю.

Через несколько минут я еще раз поглазел в стереотрубу и уже раскрыл рот, чтобы сказать Прохору уходим.

— Ваша светлость, сигнал! — и тут же второй доклад. — Китайская разведка.

Поднявшийся над горизонтом дым увидеть было несложно, но вот как в далеких точках можно было разглядеть приближающихся всадников для меня была загадка. Я лично не сразу нашел эти движущиеся точки.

Оторвавшись от трубы, я спросил молодого тувинца, первым увидевшего разведку противника.

— Как ты определил? — тувинец заулыбался и объяснил.

— Конские хвосты на пиках увидел, — я естественно никаких хвостов не увидел.

— В штаб сообщили? — тувинец кивнул, продолжая улыбаться.

— Обижаете, ваша светлость, мы службу знаем туго. У господина Лонгина не забалуешь, — другой наблюдатель, Нил, племянник Федора Стрельцова, засмеялся.

— Лонгин Андреевич умеет еще и стимулировать, — слово стимулировать прозвучало вполне естественно, но как-то резануло мне ухо, всё-таки 18-ый век, да и не академики. — Тому, кто первый увидит противника, награда обещана.

— И какая, если не секрет? — обещание награды меня не удивило, но вот интересно какая.

— Им, ваша светлость, что надо? — стрельцовский племянник кивнул на тувинцев. — Скотина их больше всего интересует. Вот наш везунчик теперь получит или трех лошадей или верблюда из трофеев.

— А трофеи будут? — уверенность нашего бойца была очень приятной.

— Будут, ваша светлость, обязательно. И очень богатые, обозы у них ого-го. Да и сами они не голодранцы. Я же в поиск ходил, своими глазами их видел, — я покачал головой, ну дай Бог.

— А от меня какую награду хочешь? — стимулировать, так стимулировать, внезапно решил я. Наградить можно и не с добычи. То, что я услышал, лишило меня речи.

— Шашку из ваших рук, ваша светлость, — тувинец говорил по-русски правильно и практически без акцента. Несколько секунд я ошарашенно смотрел на него, потом повернулся к Прохору. Тот молча протянул мне обнажённый клинок. Своей шашки у меня не было и мой адъютант подал свою.

Тувинец взял оружие, опустился на одно колено и поцеловал клинок. Такой ритуал у нас был установлен при вручении оружия после присяги.

Я повернулся и молча вышел. Надо было срочно возвращаться в штаб.

Уже на подъезде к лагерю нам встретились спешащие к Енисею сотни, а лагерь походил на развороченный муравейник. Все куда-то спешили, никто спокойно не шел, только бегом. Буквально отовсюду раздавались крики и лошадиное ржание.

Неожиданно для меня Ерофей и Лонгин, чисто выбритый и свеженький как огурчик, чинно пили чай.

— Составьте компанию, Григорий Иванович, — полковник показал на свободный стул. — Приказы отданы, все закрутилось и завертелось. Ждем продолжения.

— Лонгин Андреевич, дарственную надпись распорядись сделать и проконтролируй, — я ни на секунду не сомневался, что Лонгин уже в курсе. Он молча отхлебнул с блюдечка чай и кивнул.

Чай мы пили в совершеннейшем молчание, пока в палатку не зашел один их связистов.

— Разрешите, ваша светлость? — в руке у связиста я увидел листок бумаги и молча протянул руку. Ерофей махнул рукой, ступай.

— Форт докладывает, китайская разведка вышла к самому Енисею.

— И так, господа-товарищи, — Лонгин так неожиданно употребил это словосочетание, что меня как током ударило, — китайский дозор скакал до Енисея час, примерно десять километров или верст, кому как угодно. Мы за это время подняли по тревоги свои войска, стоящие лагерем в километре, двух от Енисея и заняли подготовленные позиции. Ерофей Кузьмич, мой хронометраж принимается?

— Принимается, у меня такие же цифры, — Ерофей показал лист со своими записями.

Выйдя к реке, китайская разведка тут же вплавь переправилась на остров. Теперь они форт разглядели и подойдя на острове к самой кромке воды, стали глазеть на него.

От стрелки до обрывистых скал немного ниже Элегеста, вдоль Енисея у нас были заранее подготовленные боевые позиции, сплошная линия стрелковых ячеек с ходами сообщения между ними, то есть траншея времен Великой Отечественной войны. Когда китайцы переправились на остров, полк графа Малевича занял боевые позиции. Мы заранее решили, если китайцы попытаются переправиться, Казимир откроет огонь.

Китайцев было около сотни, поглазев на наш берег, они переправились обратно и отъехав на километр от берега, начали разбивать лагерь. Пять воинов поскакали обратно, вероятно с донесением. Китайцы быстро встали лагерем и начали готовить себе еду.

Наши форты были размещены через плюс-минус десять километров, перекрывая огнем весь Енисей. От стрелки до Элегестских скал было четыре форта, в каждом из них уже была развернута артиллерийская батарея готовая немедленно открыть огонь. По всему левому берегу были намечены ориентиры для определения расстояния от боевых позиций артиллерии. Поэтому мы легко определили на каком расстоянии от берега китайский дозор разбил свой лагерь.

Ближе к вечеру к Енисею начали выходить отдельные отряды китайской армии. Не доходя километра полутора, все они останавливались и начинали разбивать лагерь. Ночь прошла спокойно, китайцы не предприняли ни одной попытки переправиться под покровом ночи.

На рассвете все гвардейские сотни и батареи скрытно заняли боевые позиции на берегу Енисея от стрелки до Элегестских скал. Крайняя правофланговая батарея развернулась на склоне горы напротив устья Элегеста. Гвардейские сотни равномерно распределились от стрелки до скал. В течение двух лет наша швейка выполняла армейский спецзаказ, пошив маскировочных сеток костюмов и наши позиции были замаскированы по максимуму.

Мерген со своей тысячей воинов занял позицию на нашем правом фланге. Тысяча воинов Ольчея встала на левом, на енисейской стрелке. Две тысячи воинов начали открыто патрулировать наш берег.

Через несколько часов после рассвета начался массовый выход отрядов противника к реке. В отличие от вчерашнего дня теперь китайцы подошли к самому Енисею.

Около полудня наши наблюдатели увидели как на склоне горы Бом, самой высокой точки левого берега от стрелки до Элегеста, воины противника начали устанавливать шатры, которые наши наблюдатели, ходившие в разведпоиски сразу же узнали.

— Ваша светлость, — Нил Стрельцов оторвался от стереотрубы, — посмотрите.

Я был на эрбекском форте и до горы было километра четыре. Она была идеальным местом для командного пункта и была ровно посередине расстояния между крайними точками самых крупных островов на Енисее, Эрбекском и Элегестском.

— Видите толстого важного китайца? — среди суетящихся на горе был лишь один действительно толстый и важный, — Это и есть Чжао Цзинбао. Неосмотрительно он на этой горе решил разместиться.

Я засмеялся, верно подмечено, правда китайский полководец этого не знает.

— Но он этого не знает и будет очень удивлен, когда наши снаряды это ему объяснят, — когда начнется сражение, это гора для нашей артиллерии будет целью номер один.

Сразу же после появление своего полководца китайцы начали вплавь переправляться на Эрбекский и Элегестский острова и большие и маленькие острова между ними. Расстояние между крайними точками самых больших островов составляло километров пятнадцать, и вся китайская армия к вечеру сосредоточилась на этих километрах от устья Элегеста до верхней точки Эрбекского острова. Через Элегест вечером переправился лишь отряд в две сотни сабель. Обыскав Усть-Элегест и его окрестности, они вернулись к основным силам. Уходя они подожгли поселок и постройки шахты.

Ствол шахты мы надежно заглушили именно на этот случай, но все равно как-то тревожно кольнуло в груди, когда я увидел огонь над шахтой.

— Ваша светлость, депеша полковника Пантелеева, — через несколько минут после поджога шахты доложил телеграфист.

Полковник телеграфировал, что у него чешутся руки огонь открыть. Телеграфист кашлянул, я взял лист бумаги и хотел написать ответ, но передумал.

— Сам отвечу, — разработанную Степаном телеграфную азбуку я выучил и потренировавшись, неплохо и сам работал на ключе. Ерофею я передал одно слово, терпи.

Пока мы переживали из-за поджога шахты, китайцы подогнали к Енисею почти две сотни навьюченных верблюдов и стали сгружать с них пушечные стволы, бесколесные лафеты, небольшие на двух-трех человек лодки и частично разобранные более вместительные.

Китайцы при свете факелов и костров работали далеко за полночь, стучали топоры, визжали пилы и ржали лошади и орали верблюды. Лишь перед рассветом всё стихло.

Нами заранее вдоль Енисея были натянуты два ряда проволоки с подвязанными колокольчиками и третий ряд была новинка техники электрическая сигнализация. К проволоке была подключена электрическая батарея и на фортах постоянно горели сигнальные лампочки. Если проволока обрывалась, цепь размыкалась и лампочка тухла. Естественно были и часовые.

Около полуночи в штабной палатке собрались Ерофей, Лонгин и я. Надо было решать, что делать.

— Китайская армия в паре километрах на другом берегу Енисея, на пяточке по сути, что будем делать. Ерофей Кузьмич, твое слово, — я хотел предложить просто ударить первыми на рассвете, но потом передумал. В 20-ом веке вполне приемлемый вариант, но вот как это будет оценено в веке 18-ом?

— Мы сидим в окопах, готовые к бою, вторую ночь. Завтра ситуацию надо решать. Ждем рассвета, предъявляем ультиматум и через два часа атакуем, — другого ответа от Ерофея я и не ожидал.

— Лонгин Андреевич, твое слово.

— Полностью согласен, — а вот от Лонгина я ожидал немного другого ответа. Хотя если подумать, то ничего другого я и не мог услышать. Я и сам не понимал как надо действовать, ждать ещё действительно нельзя, две ночи в окопах уже просидели. Начинать внезапно первыми, как-то не комильфо. Ультиматум предъявлять, какой?

И тут меня осенило.

— Правильно, на рассвете предъявляем ультиматум. Требуем сложить оружие, — по вытянувшимся физиономиям я понял, что такого предложения ни Ерофей, ни Лонгин не ожидали. Поспешил я, надо было выяснить, а какой ультиматум они имели в виду.

— Ваша светлость, такой ультиматум они точно отвергнут, — полковник Пантелеев похоже так удивлен, что перешел на официоз.

— Естественно. Но у меня не лежит душа бить первыми без предупреждения. Мы можем положить тут всю китайскую армию, устроить просто бойню. Не по душе мне как-то это, — Лонгин молча кивнул, соглашаясь, Ерофей почему-то громко и протяжно выдохнул.

— Согласен я с вами, Григорий Иванович. Я до утра проверю всех, артиллерия наша секторами обстрела всё перекрывает. Прикажу Ольчею спешиться и занять позиции в окопах, — Ерофей подошел к растелянной на столе карте, очень внимательно посмотрел на неё. — Да прикажу Софье подтянуться, мало ли что.

Но события начали развиваться не по нашему сценарию.

Ближе к утру мы перенесли штаб в Эрбекский форт. Лонгин писал текст ультиматума, когда пришел посыльный от графа Малевича, его полк занял позицию напротив острова и часовых насторожило что-то происходящее в темноте.

Я спустился в окопы к графу, Ерофей естественно категорически был против. С собой я прихватил глазастого тувинца. Он несколько минут внимательно вглядывался в предрассветную темноту. Услышать что-либо было невозможно, шум Енисея всё перекрывал. Вот темнота стала светлеть, я настолько был напряжен, что четко уловил это мгновение и какое-то движение впереди на острове. И в туже секунду наш тувинец тихо сказал:

— Китайцы установили у самой воды свои пушки и стоят наготове. За пушками похоже их воины, — фантастика, как в темноте можно было это увидеть, ладно ночь была бы лунная, но небо было затянуто облаками.

— Казимир, передай полковнику, всем к бою, срочно открыть огонь по островам!