Глава 2

Резко вдохнув, я открыла глаза и закашлялась. Горло невыносимо болело, как и кожа, которая саднила так, будто я съехала голая по каменной горке.

Я едва могла пошевелиться, и только ослепленные глаза безумно рассматривали окружающее.

Слепило яркое солнце. Пахло водорослями и сырой рыбой.

Где я?

Сознание судорожно искало ответы. На мгновение даже забыла, как меня зовут. Кажется, Лиза. Лиза… Элоиза. Нет. Я не Элоиза. Я Лиза. Или нет?

Я бестолково ерзала на месте, пытаясь понять, где нахожусь. И когда ощутила силу в руках, перевернулась набок и сосредоточилась. Взгляд выхватил скалы, покрытые солью и засохшими водорослями. Я лежала на голых камнях в тесном мокром платье. На коже корочкой засыхала соль.

Ничего не понимаю. Где я?

Сознание перескакивало с одних воспоминаний на другие.

Вот я стою на берегу моря. Я жду его. Скоро закат, а он не появляется…

…Успех… Я, наконец, смогла добиться и скоро открою ресторан.

…Он, наконец, пришел. Глядит на меня с презрением…

…В руках сверкает нож с бритвенно острым лезвием. Он удобно устраивается в моей руке и… Я с силой втыкаю его в тушку рыбы, отрубая голову. Отец любит рыбный суп… Приготовлю ему сегодня… Суши… Добавить немного соевого соуса… И обязательно морскую капусту, чтобы получилось сытнее. Отцу завтра с раннего утра идти на рыбалку…

Голова разболелась, и меня вывернуло наизнанку.

В животе ничего не было, кроме соленой воды и желчи.

Воспоминания смешивались, превращаясь в настоящий балаган, наслаивались друг на друга, вытесняя одно другим.

Вот я стою у берега моря и, прикрывая глаза от солнца, смотрю на лодку отца. Яркая вспышка. Я улыбаюсь в камеру, держа в руках деревянную тарелку с закусками, схожую с настоящим произведением искусства. Потом сижу и расплетаю сети под тусклым пламенем свечи, а отец напевает, очищая рыбу от чешуи. Я завариваю кофе и с радостным волнением думаю о том, каким будет следующий день после открытия ресторана…

Но…

Следующего дня не наступит никогда. Для нас.

Холодная соленая вода попадает в рот… Я пытаюсь вдохнуть, но раз за разом проглатываю только мерзкую воду… Это он виноват! Я умерла из-за него! Она отравила меня! Гадина!

Хаос мыслей взвился в голове. Наши голоса кричали, захлебываясь словами, будто остатки душ боролись за тело. В какой-то момент я поняла, что плачу. Не могу успокоиться, трясусь от истерики, упираясь лбом в соленые камни.

А потом все же наступила тишина.

– Лиза, – пробормотала потрескавшимися губами. – Я Лиза.

***

Мне потребовалось много времени, чтобы прийти в себя. Пришлось сначала встать на колени и оглядеться, прежде чем подниматься на ноги.

Находилась я в месте, которое казалось мне смутно знакомым. Но я никогда не бывала здесь, хотя и чувствовала сердцем – это родные края.

Я сидела у моря или океана. Бирюзовые волны ласково облизывали песок, а остроконечные скалы, выраставшие из воды, покрывали ракушки и водоросли. Весь берег был засыпан фиолетовыми камнями от светло-сиреневого до пурпурного цвета.

Солнце стояло в зените и нещадно палило, будоража разъеденную солью кожу.

Встав на ноги, я почувствовала сильное головокружение, но все же смогла устоять.

Поглядела на руки и ощутила неприятный диссонанс, не узнавая в покрасневших пальцах собственные. Как и не узнала темные пряди, грязными сосульками, свисающими на грудь, ведь я всегда была русой.

Ничего не понимаю…

Дойдя до воды, взглянула на отражение, но даже с искажениями поняла – это не я. Оттуда смотрела совершенно другая девушка. Темноволосая, загорелая, с темными бровями и худенькая, как тростиночка.

Я же была светловолосой, голубоглазой, с крепко сбитой фигурой.

Наверное, это просто дурацкий сон. Я скоро проснусь и пойду на смену в новый ресторан.

Но что-то мне подсказывало, это не сон.

Волна резко рванула вперед, ударившись мне в ноги и поднявшись до колен.

Я ощутила прилив животного ужаса и отскочила, как ошпаренная. Сердце громко застучало при мысли, что окажусь в воде. Чистый, незамутненный страх стал для меня сюрпризом. Ведь я никогда не боялась воды, а сейчас одна только мысль зайти в эту пучину вызывала ужас.

Постояв еще немного, я двинулась вдоль берега, стараясь оставаться на приличном расстоянии от прибоя.

Идти было тяжело. Мокрое платье тянуло вниз, юбка путалась в ногах, а там, где одежда подсохла, мешала двигаться. Еще и солнце припекало голову и плечи. Сильно хотелось пить.

Облизывая потрескавшиеся губы, я смотрела на протоптанную дорожку, ведущую на холм.

Еле взобравшись, я устало уперлась руками в колени и, тяжело дыша, огляделась.

Чуть дальше вдоль берега располагалась деревушка, которая плавно перетекала в большой город, где на самой вершине стоял роскошный замок с пиками красных, как кровь крыш.

Выглядело это место очень странно. Все дома были словно из позапрошлого века, а в порту стояли самые настоящие парусные корабли.

Усталость, боль и головокружение от пекла заставляли меня усомниться в своем зрении. Но сердце опять же чувствовало – это мой дом.

Ничего не понимаю.

Передохнув, я двинулась в сторону деревушки.

Надо бы хорошенько переварить эту ситуацию, но у меня попросту не было сил на какие-либо умозаключения.

К домишкам я подошла, когда солнце опустилось практически к самому горизонту. Из-за слабости часто приходилось останавливаться и отдыхать. Строения были не так уж и далеко, но чем больше шла, тем огромнее казалось расстояние.

Подойдя к первым дворам деревни, где обнаружились люди, я бестолково заозиралась, пытаясь найти среди жителей хотя бы одно знакомое лицо.

Мужчины и женщины, трудящиеся на огородах, расплетающие сети, и поливающие скромные садики, с любопытством смотрели на меня и перешептывались.

Представлю, что они себе надумали. Завтра наверняка по всей деревне пойдут слухи о некой оборванке, пришедшей со стороны и выглядевшей, как прокаженная.

Но одновременно все казалось таким знакомым, что мне стало не по себе. И люди, и дома, и даже повороты на другие улочки.

Закрыв глаза, я могла с уверенностью пройти вперед и выйти к дому, но… Боялась довериться этим чувствам, не понимая, что происходит.

– Элоиза! – послышалось откуда-то сбоку.

Я не сразу поняла, что обращаются ко мне.

– Элоиза! – раздалось ближе.

Повернувшись, я увидела, как ко мне спешит пожилой мужчина. Седой и наполовину лысый, с лицом, испещренным глубокими морщинами, с загорелой до темноты кожей, сгорбленный и ужасающе худой.

– Элоиза, – старичок прытко подскочил ко мне, обнял и, схватив за плечи, принялся оглядывать. В его глазах читалось искреннее беспокойство. – Что же с тобой случилось, милая? Где ты была, доченька?

– Э-э…

Я не знала, что ответить. В голове было столько воспоминаний и мыслей…

– Ты же вся исцарапана, моя девочка, – седые брови старика жалостливо изогнулись, а голос дрогнул. – Сколько же у тебя синяков…

Он громко шмыгнул носом.

– Что с тобой случилось, Элоиза? Куда ты пропала?

– Не знаю, – ответила я и ощутила, как мурашки бегут по телу. Это был не мой голос! Это не я!

Налетела секундная паника, от которой сдавило грудную клетку, а перед глазами потемнело. Это не мое тело! Я оказалась в другом месте!

Этого не может быть!

– Бедненькая моя.

В глазах старика застыли слезы. Он на самом деле перепугался и ужасно переживал.

– Пойдем домой, – мужчина приобнял меня за плечи и повел подальше от соседей, которые забыли про свои дела и с любопытством наблюдали за нами. – Я дам тебе горячего чая. Как ты любишь.

Пройдя несколько домов, мы очутились возле хлипкой хибары, которая держалась разве что благодаря опорам из деревянных балок. Вокруг хижины стояли колья с сетями и какие-то клети, похожие на те, в которых держат попугаев, но только деревянные.

Дом стоял на самом краю деревни недалеко от берега моря. Так близко, что слышался плеск волн и шелест гальки.

Выглядела хижина ненадежно, да и соломенная крыша не внушала доверия. Если вдруг ночью пойдет дождь, вся вода окажется внутри. Стены не выглядели так, будто могут выдержать натиск ветра, а ведь на море часто случаются штормы.

Пожилой мужчина – думаю, это отец той, в чьем теле я оказалась – открыл дверь и провел меня внутрь.

Очутившись в сумрачном помещении, я ужаснулась от душного запаха рыбы и соли, но когда глаза привыкли к темноте, приятно удивилась, как уютно внутри. Намного лучше, чем снаружи. В хибаре хоть и было темно, но тепло и вполне чисто.

Посреди небольшой комнаты стоял круглый стол, а рядом с ним два приличных деревянных стула. Под потолком висели специи, чеснок, грибы, такие же странные клети и вяленая рыба. Так вот откуда запах…

Помимо этого, внутри была каменная печь со следами гари и две кровати. На стенах сушились травы. На полочках рядом с печкой хранилась посуда и разная утварь.

Отец усадил меня на стул, где лежала вязаная сидушка, похожая на ту, что делала моя бабушка. Мужчина отошел приготовить чай, приговаривая под нос, как ужасно я выгляжу.

Закончив, старик вернулся ко мне, поставил передо мной чашку и положил корочку хлеба.

– И то, что ты любишь, – сказал он и зачерпнул из маленькой баночки щедрую ложку меда.

– Стой! – резко выкрикнула я, прежде чем мужчина положил сладость в чай.

Старик замер и удивленно посмотрел на меня.

– Знаю, что он стоит огромных денег, но ты так плохо выглядишь, милая…

– У меня страшная аллергия на мед!

Лоб мужчины разрезала глубокая задумчивая морщина. Отец заколебался, но все же вернул мед в баночку.

– Тебе, наверное, нездоровится, Элоиза, – старик протянул руку и притронулся к моему лбу шершавыми пальцами. – Вроде лоб холодный…

– Я в порядке, – немного покривила душой. Хотя чувствовала себя просто ужасно. – Но мед мне нельзя.

– Почему? Ты ведь так его любишь! Мы каждый праздник съедаем по ложечке! Ты всегда так радуешься, а теперь… Говоришь, что у тебя какая-то ал… алегрия.

– Аллергия, – поправила я.

Задумчиво посмотрела на мед, потом на отца Элоизы. Его беспокойный влажный взгляд вызывал у меня целую бурю эмоций: жалость, сострадание, любовь и желание увидеть улыбку на губах старика.

Неловкими пальцами взяла ложечку, зачерпнула золотистое лакомство и отправила с рот.

Боже, не знала, что мед настолько сладкий. Я ела его только в очень раннем детстве, но после первого же приступа родители строго следили за тем, чтобы я не притрагивалась к этому продукту.

Но я ведь не в своем теле. Это же очевидно.

Растирая языком сладкую массу, я чувствовала, как боль в горле отступает, а сознание начинает проясняться.

Отец наблюдал за мной, и с каждой секундой его лицо становилось все добрее и радостнее.

– Вкусно, – улыбнувшись, вынесла вердикт.

– Разнотравье, – гордо ответил мужчина и сел на соседний стул. – Брали с тобой как-то гречишный, но тебе он не пришелся по душе.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я.

– Ты пей, пока не остыл, – кивнул на кружку отец.

Я взяла в руки глиняную чашку и принялась осторожно цедить травяной напиток. И когда допила до половины, рискнула съесть корочку хлеба.

Еда и горячий чай придали мне сил и развеяли туман в голове.

Сейчас отчетливо стала понимать: я не дома. В привычном понимании слова. Что-то случилось, и я оказалась в другом месте.

Помню, как была на открытии ресторана. Мне стало плохо из-за отравы и… Всё. Я оказалась здесь.

Не знаю, вторая ли это жизнь или просто бредовый сон, но я чувствую руки, ощущаю вкус еды и запахи, а, значит, жива. Но не в своем теле.

Что случилось с Элоизой – не знаю, но очень надеюсь это выяснить. Ведь с ней произошло нечто плохое. Столь же плохое, как со мной на открытии ресторана.

– Где ты была, Элоиза? – тихо спросил отец, посмотрев на меня грустным взглядом.

– Не помню, – вздохнув, ответила я.

Он покачал головой.

– Тебя не было два дня.

– Два дня? – удивилась я.

– Я уже начал думать, что ты померла.

Голос старика снова сорвался, а по морщинистой щеке скатилась слеза.

Неожиданным порывом я положила ладонь на его руку и сжала пальцами приободряя. Это была не моя реакция. Элоизы. Будто вместе с телом мне передались ее чувства.

С одной стороны, это хорошо: я не ощущаю себя здесь чужой, но с другой… Как я смогу дальше отделять свои чувства от чувств Элоизы…

Придется как-то мириться с новой жизнью. Узнавать этот мир и ставить цели. Да! Новые цели помогут быстрее освоиться.

По щеке старика опять скатилась слеза.

– Все хорошо… отец.

Слово тяжело соскользнуло с языка. Я много лет не называла кого-то отцом. Мой папа умер так давно, что не помню его лица. А мать… Лучше про нее и не думать.

Старик накрыл шершавой ладонью мою и погладил ее.

– Я рад, что ты вернулась. Пусть даже не помнишь, что случилось. – Покачал головой. – Пусть забудется. Главное – живая.

Мы еще немного посидели.

Отец тихо рассказывал, как искал меня на берегу моря, пытаясь найти хотя бы тело. Он уже не надеялся отыскать меня живой. Ходил по соседям, собирая по крупинкам хоть какие-то их наблюдения.

Сегодня утром снова пошел искать, но вернулся раньше, так как колено совсем разболелось. И увидел меня, стоящую посреди деревни в порванном платье и засохшей солью на коже.

– Не зря молился, – кивал отец. – Не зря.

Сердце обливалось кровью при мысли, что когда-то придется ему сообщить горькую весть. Но пусть это будет не сегодня. Сейчас старик рад возвращению дочери.

Когда рассказ иссяк, отец тяжело поднялся и, прихрамывая, подошел к постели.

– Пошли спать, милая. Завтра со мной не вставай. Отдохни.

После мы легли в кровати и потушили одинокую свечу.

К своему удивлению, я заснула быстро, но сначала перед глазами проскользнуло воспоминание того, как я…

…Встаю на колени. Острая галька врезается в кожу…

Целую его руку, ощущая носом запах женских духов. Чувствую, как меня терзает ревность…

Поднимаю взгляд, но не вижу его лица из-за яркого света. Сердце трепещет от любви…

…Соленая вода дерёт горло. Не могу дышать. Я задыхаюсь. Он крепко держит меня… Не могу всплыть сама…

Воспоминание ярко вспыхнуло в голове и быстро погасло, а я сразу же заснула, продолжая чувствовать крепкие пальцы на своих плечах.

Загрузка...