Глава 23

Как нужна для жемчужины полная тьма,

Так страданья нужны для души и ума.

Ты лишился всего, и душа опустела?

Эта чаша наполнится снова сама!

Омар Хайям

Он — марселец. Родился и вырос в небольшом рыбацком поселке на берегу моря. Закончил физико-математический факультет Марсельского университета. Образование продолжил в Праге, где изучал философию, и в Саратове, где занимался историей. В Праге он встретил русскую студентку, Людмилу, которая спустя три года стала его женой. Собственно, из-за нее-то он и поехал в Саратов.

Несколько лет он проработал в Уральском институте Физики Времени в Верх-Нейвинске. Оттуда вместе с Людмилой и детьми: сыном и дочерью — переехал в Марсель, где открылся Французский филиал Уральского института. Филипп Леруа стал заведующим лабораторией.

Вместе с Людмилой он доказал существование параллельных фаз и теоретическую возможность не только наблюдения за ними, но и непосредственного контакта. Научный мир отнесся к этому довольно скептически. Два года Филипп провел в перелетах между Марселем и Свердловском, добиваясь поддержки у своих учителей и коллег, убеждая и доказывая. В конце концов лед недоверия был растоплен, создана проблемная лаборатория, и началась подготовка к эксперименту. И вот тут-то и начались «неприятности».

Сначала Людмила неизвестно откуда заразилась СПИДом. Его давно уже научились лечить, но разновидность вируса, поразившего Людмилу, была настолько малоизученной, что лечение затянулось на целый год.

Филипп разрывался между лабораторией и больницей. Наконец Людмила уговорила его не прерывать работ, а наоборот, форсировать их, так как ее жизнь и здоровье вне опасности, а все остальное — вопрос времени.

Филипп покорился, и работа снова двинулась вперед. Но накануне эксперимента какая-то банда террористов от экологии похитила тринадцатилетнюю Веронику. Два месяца с переменным успехом шли переговоры. Филипп героически скрывал от жены происшедшее. Он регулярно рассказывал ей, как продвигается подготовка к эксперименту, сочинял трудности, препятствующие его осуществлению. А трудность была одна: дочь. Эксперимент требовал минимум недели непрерывной работы. Отключиться в такой обстановке от внешнего мира Филипп, понятно, не мог и не хотел.

В конце концов девочку освободили, и Филипп отправил детей к бабушке, в Саратов. Можно было приступать к эксперименту. Он был назначен на 12 сентября, но 11 числа произошла авария в Европейской Энергетической Сети. Энергосистема Марсельского департамента, да и всей Франции, «не тянула» мощность, потребную для эксперимента.

Пока устранялись неисправности, восстанавливался энергетический баланс, прошло две недели. За это время начали появляться статьи за подписями ученых: физиков, математиков, философов, историков, деятелей церкви и общественных объединений. В статьях доказывалась опасность эксперимента, его аморальность, греховность, наконец. Кто-то умело организовывал общественное мнение.

В итоге работы по эксперименту приостановили, а Филиппу пришлось ехать в Христианию, в штаб-квартиру Всеевропейского Совета, где он полгода подвергался иезуитским допросам и безуспешно доказывал бессмысленность выдвигаемых обвинений.

Людмила, выйдя из больницы, энергично включилась в борьбу. Она встречалась с учеными и церковниками, организовывала пресс-конференции. Но когда общественное мнение уже начало клониться в их пользу, Людмила пала случайной жертвой разборки двух молодежных банд. Шальная пуля оборвала жизнь умной, энергичной женщины, любящей и любимой жены и матери.

Не успел Филипп справить девятый день, как получил новый удар. Его сын, Борис, давно уже попавший под влияние индуистской секты «Сыны Арджуны», публично отрекся от отца, осудив его за греховные идеи. Он даже не приехал на похороны матери, которая, как он заявил, была опорой отца и его вдохновительницей в «греховных, противоестественных и сатанинских делах».

Лишившись жены и сына, Филипп с повзрослевшей и похорошевшей Вероникой оставил Марсель и уехал к себе на родину. Два года он с дочкой прожил в рыбацком поселке, где преподавал в местном лицее. Вероника училась у отца и проявляла недюжинные способности в астрофизике.

Под руководством Филиппа, которого она не желала оставлять, Вероника экстерном закончила соответствующий факультет Марсельского университета. Туда она летала только делать лабораторные работы, сдавать зачеты и сессии. Филипп вывез из института часть своей аппаратуры, и с ее помощью Вероника могла «присутствовать» на лекциях и семинарах.

Филипп потихоньку восстановил все, что было необходимо для осуществления эксперимента, но вопрос упирался в энергию. На такую мощность надо было получить санкцию Европейского Совета. Снова статьи в газетах и журналах, встречи, переговоры. Мнение начало склоняться в пользу настойчивого ученого. В это время Филиппу пришлось навсегда расстаться с любимой дочерью.

На лунной орбите завершилось строительство межзвездного фотонного корабля. Вероника получила приглашение участвовать в экспедиции к 64-й Лебедя. Экспедиция была рассчитана на восемьдесят земных лет.

Девушка три дня не могла принять решение. Филипп настоял на том, чтобы она летела. В прощальный вечер Вероника пролила «море слез». Она потребовала от отца, чтобы он непременно довел до конца дело, которому они с мамой посвятили свою жизнь.

«Гелиос» стартовал 14 марта, а 18 марта войска Африканской Федерации форсировали Гибралтар и высадились на побережье Франции и Испании. Ученый спрятал свое оборудование в тайном гроте и отправился в Марсельский военкомат. Лейтенант Леруа получил под команду взвод рейнджеров.

Война длилась более двух лет. Слава Времени, обе стороны не решились применить оружие массового поражения. Филипп Леруа — старший лейтенант батальона рейнджеров, покрытый ранами, отмеченный многими наградами, вернулся в родной поселок. Среди его подвигов значился и такой, который приблизил окончание войны, поставив африканцев на грань поражения.

Его взводу было поручено произвести разведку сил Федерации на острове Мадагаскар и по возможности взять языка. Возглавлял операцию гауптман Курт Вернер. Филипп хорошо знал Курта как рассудительного и осторожного офицера, который сначала семьдесят семь раз отмерит. Но зато все его операции проходили успешно и с минимальными потерями.

Но на этот раз Филипп не узнавал гауптмана. Сразу после высадки он стремительно повел взвод в глубь территории противника, с чем-то сверяясь по часам и несколько раз резко меняя маршрут. Особенно поразился Филипп, как смело, без подготовки и долгих наблюдений Курт трижды пересек оживленные шоссе.

Забегая вперед, следует сказать, что на одном из этих шоссе какой-то рейнджер случайно передернул затвор автомата, и на шоссе упал патрон. Это сыграло роковую роль на завершающем этапе операции и полностью перевернуло судьбу Филиппа.

Филипп не знал и не мог знать, что в облике гауптмана Вернера действует хроноагент Стремберг. Он по минутам провел взвод между африканскими патрулями, проник на усиленно охраняемый объект и застал заместителя начальника Генерального Штаба войск Африканской Федерации одного, без охраны. Он возвращался от командующего с портфелем, полным оперативных карт с самой свежей информацией.

Генерала хватились через двадцать минут. За это время рейнджеры также стремительно прошли через линии охраны и уже приближались к площадке, где их ждали вертолеты. Неожиданно взвод наткнулся на отряд африканцев, которых здесь не должно было быть.

Объяснялось все просто. Через пять минут после того, как взвод пересек одно из шоссе, по нему проехал джип с начальником разведки Сенегальского корпуса. Полковник был очень наблюдательным, и от его внимания не ускользнул патрон от чужого автомата, валяющийся на середине шоссе. Полковник прекрасно знал все системы оружия, которыми были вооружены как союзники, так и противники. Появление чужого патрона в трех километрах от Ставки говорило о многом.

Без лишнего шума район Ставки был блокирован. Естественно, при разработке операции в Монастыре на этот патрон даже внимания не обратили, а возможно, и не было никакого патрона. Это был случайный момент, который невозможно предусмотреть. Так или иначе, для хроноагента Стремберга засада на пути к вертолетам была полной неожиданностью.

Время шло, а рейнджеры все никак не могли нащупать брешь в плотном кольце блокады. Тогда Филипп Леруа повел взвод на прорыв, отвлекая внимание на себя. Завязался неравный бой. Шум рейнджеры подняли такой, что создавалось впечатление, будто здесь действует целый батальон. На подавление «батальона» начали стягиваться отряды с других участков кольца блокады. Это дало возможность Вернеру вместе с пленным генералом незаметно проскользнуть к посадочной площадке.

Сдав пленного, он доложил, что взвод во главе с лейтенантом Леруа геройски погиб, обеспечивая успешное завершение операции. Однако через четыре дня Советская десантная дивизия, высадившаяся на Мадагаскаре, обнаружила на одном из речных островков пятерых израненных рейнджеров, находившихся уже на грани между жизнью и смертью. Одним из них был лейтенант Леруа.

Рубиновая Звезда, увенчавшая этот подвиг, не вернула отставному рейнджеру здоровья. Уволенный после госпиталя из вооруженных сил, Филипп понял, что он не только не дождется дочери, но и не сможет завершить дело всей своей жизни.

Послевоенной Европе было не до «сомнительных» экспериментов. Энергии не хватало для восстановления разрушенного войной. Грустно сидел Леруа перед своей аппаратурой. Он знал, что все кончено. Приговор врачей был недвусмысленным. Пять, от силы шесть, лет, не более. Оставалось одно: поддерживать аппаратуру в рабочем состоянии, найти ученика и перед смертью передать ему все.

Филипп включил генератор. Засветились индикаторы, экраны. На главном дисплее появилось изображение морского берега вблизи поселка. Не спеша Филипп проверял работу одного агрегата за другим.

Неожиданно он услышал голос: «Леруа! Филипп Леруа!» С главного дисплея на него смотрел незнакомый мужчина. Это был Арно Стремберг. Стремберг объяснил Филиппу все о многомерности нашего мира, о нуль-фазе и пригласил его работать в Монастыре. Для человека, жить которому осталось считанные годы, предложение было весьма заманчивым. Тем более, что ему представился случай наглядно убедиться в своей правоте. Но Филипп попросил время на то, чтобы подготовить преемника. Стремберг не стал его переубеждать и торопить, он только грустно улыбнулся и сказал:

«Хорошо, Филипп. Завтра, в конце дня я снова выйду на связь. Включи аппаратуру в двадцать два часа».

А наутро приехала команда из Комитета Спасения Цивилизации. Накачанные бритоголовые юнцы, обтянутые черной кожей. Они вели себя нагло. Какой отпор мог дать им старик, умирающий от ран? Правда, он был рейнджером, а они умеют драться. Но ведь это было так давно: еще до того, как он остался на Мадагаскаре прикрывать отход гауптмана Вернера.

Они обыскали весь дом, перевернули все, но при этом не тронули ни одного прибора, ни одного агрегата. После этого они предъявили Леруа предписание Департамента Безопасности, которым ему, Филиппу Леруа, запрещалось заниматься исследованиями в области физики времени. Всю аппаратуру было приказано отправить в Марсель, где она должна быть передана местному отделению КСЦ. У Филиппа опустились руки. Что будет, когда его детище попадет в лапы фашистов?

«Ну, Фил, давай, собирай манатки!» — приказал один из юнцов. Филипп еще раз внимательно прочитал предписание. «Здесь написано, что аппаратура должна быть передана исправной и в рабочем состоянии, а также в полной комплектности». — «Конечно». — «Но я только вчера перетащил ее сюда из тайника, надо все проверить, настроить. Потом надо демонтировать и упаковать. Да и для того чтобы вывезти ее отсюда, нужны два грузовика». Главарь задумался. «Сколько надо времени, чтобы все это проделать?» — «Двое суток». — «Хватит тебе и одних. Утром я пригоню из Марселя два грузовика, и храни тебя бог, если к этому времени все твое барахло не будет упаковано! Я оставляю здесь Поля и Туана. Они тебе помогут, да и присмотрят, чтобы ты не удрал. Тебя нам устно приказано привезти с собой».

Весь день Филипп прощался со своим детищем.

Под каждый агрегат он заложил по куску пластиковой взрывчатки с радиодетонатором. Поль и Туан топтались возле него, подавая то отвертку, то ключи, то тестер, то паяльник, то подтаскивая осциллограф. Они смотрели на него, как на чародея. За день общения с этой «золотой молодежью» Филипп понял, что их интересы не выходят из круга: автомобили, культуризм, поп-музыка и секс. Но уж в этих-то вопросах они были на редкость компетентны и могли говорить об этих предметах часами.

В половине десятого вечера Филипп включил генератор. «Вам, ребята, лучше выйти отсюда на пару часов».

Он не знал, сколько времени займет его переход в нуль-фазу.

«Зачем это?» — насторожился Туан. «Дело в том, — пояснил Филипп, — что аппаратура сейчас рассогласована. При включении агрегатов могут возникнуть жесткие излучения. Пока я не настрою все, как следует, здесь опасно находиться. В лаборатории все было заэкранированно, а здесь…» — Филипп махнул рукой. «А ты и как же?» — поинтересовался Поль. «Эти излучения вредно влияют только на потенцию. Мне-то наплевать уже, я не мужчина, а одна видимость. А вот вы — ребята молодые, зачем вам это?» Поля и Туана как ветром сдуло.

Филипп усмехнулся и включил емкостное реле. Как только кто-нибудь войдет в помещение, оно выдаст сигнал, который воспримут радиодетонаторы…

В двадцать два часа с экрана его приветствовал Стремберг. Филипп коротко обрисовал ему ситуацию и сказал: «Я принимаю ваше предложение. Что мне надо делать?» Стремберг снова грустно улыбнулся: «Именно это я и имел в виду. А делать вам ничего не надо. Расслабьтесь и закройте глаза».

Наутро они со Стрембергом наблюдали, как глазам молодчиков из КСЦ предстали дымящиеся развалины его дома, под которыми были погребены Поль, Туан и то, что осталось от Филиппа Леруа. Об аппаратуре не могло идти и речи.

— Где-то с полгода я знакомился с Монастырем, — заканчивает свой рассказ Магистр. — Попробовал свои силы в Секторе Хронофизики, но куда мне было до выходцев из высокочастотных фаз! Стремберг уговорил меня работать в его Секторе. Он хорошо помнил мою решительность и смелые действия на Мадагаскаре. Да и то, как я сумел оставить в дураках Комитет, говорило в мою пользу. И вот уже сорок лет, как я здесь. Правда, связей с Сектором Хронофизики не теряю. Степень Магистра я защищал по их тематике.

— Магистр, а тебе не кажется, что все твои беды в «твоей» фазе сильно смахивают на влияние ЧВП?

— Уже не кажется, — кисло усмехается Магистр. — Как только Кэт разработала свою программу обнаружения ЧВП, я тут же проверил свою догадку. Я и раньше относил свою фазу к разряду, близкому к аномальным. Ну, а применив программу Кэт, я убедился, что все, что мне мешало: и болезнь Люды, и ее смерть, и все политические напряженности, и аварии, и потеря сына, и даже война, а уж тем более последний эпизод, все это было давлением ЧВП с целью сорвать открытие и помешать моей фазе войти в контакт с Монастырем.

Он задумчиво смотрит на уже темную гладь озера и, разлив по стаканчикам остатки напитка, говорит:

— Слава Времени! После моей «смерти» ЧВП оставил мою фазу в покое. Сейчас там один иранский институт близок к осуществлению эксперимента. На этот раз мы курируем это дело и тоже вмешиваемся, но, естественно, с другой целью. Заодно прикрываем их от возможного вмешательства ЧВП.

— А что все-таки мы пили? — снова интересуюсь я.

— Это марсельский ром. Как, ничего?

— Впечатляет!

— А закусываем мы фирменной продукцией небольшой фабрички, что работала в моем поселке. Этот концентрат делают только там. Я в свое время угостил этими палочками Элен. Она от них в восторге.

— Магистр, сделай мне для нее несколько упаковок.

Магистр смеется, хлопает меня по плечу и встает.

— Здесь хорошо должна ловиться рыба. Впрочем, ты меня уже угощал дарами своего озера. Пойдем-ка домой. Солнце уже село.

Когда мы возвращаемся в коттедж. Магистр останавливается у камина.

— А у тебя здесь уютное гнездо.

Он кивает на шкуру, потом обращает внимание на шубу Зимней Феи, которую Лена оставила, когда уходила в Сектор Z.

— А это гардероб Элен.

Он берет шубу, дивится ее невесомости, нюхает:

— Все еще хранит ее запах.

Он садится на диван, положив шубу на колени. Задумчиво погладив белый мех, он предлагает:

— Затопи-ка камин. Прохладно что-то стало. Посидим, повечеряем.

Я иду за дровами. Когда возвращаюсь, вижу, что Магистр подтащил к камину два кресла и столик, на котором он уже расставил полуторалитровую бутыль темного вина, большую вазу с фруктами: груши, яблоки, персики, виноград, и блюдо с помидорами, перцем, луком и зеленью. Сам Магистр сидит, развалясь в кресле и дымя сигаретой. Его босые ступни утопают в мехе шкуры «мастодонта».

— Вино опять из твоей фазы?

— Угу.

Затопив камин, я наливаю себе стакан и устраиваюсь в свободном кресле. Вино оказалось очень ароматным и превосходным на вкус.

— Магистр! Как рыцарь ордена святой Елены, назначаю тебя придворным хранителем винного погреба!

— Ишь, чего захотел! Многие в Монастыре хотели бы заполучить меня в качестве своего поставщика. Но эту честь надо еще заслужить.

— Неужто мы с Леной еще не заслужили?

— Элен — несомненно! А на тебя еще посмотреть надоть…

— Ну, Магистр, ты даешь! Что тебе еще смотреть надо?

— А что ты хочешь? Я с тобой, кроме неприятностей и нервотрепки, пока еще ничего хорошего не имел. Все твои задания сидел перед компьютером на стимуляторах. А ведь это бесследно не проходит! Неужто в знак благодарности за то, что ты напрочь расстроил мою нервную систему, я буду снабжать тебя лучшими винами своей родины.

— Тогда пошли меня куда-нибудь собирать цветы, а сам садись перед компьютером и включи приятную музыку. Уверяю, это задание я выполню с гораздо большим удовольствием, чем скакать по дорогам Лотарингии, драться с Риваками, Синими Флиннами, оборотнями или вытаскивать из аварийной ситуации опытный самолет.

Магистр смеется, берет с блюда большой помидор и впивается в него зубами.

Мы засиделись за полночь, потягивая вино и заедая его фруктами и овощами. Мы разговаривали о рыбалке и охоте. Магистр рассказывал о своих операциях в реальных фазах, вспоминая эпизоды: то забавные, то жуткие. Меня он расспрашивал о войне, о самолетах и летчиках, летавших на них, дравшихся рядом со мной и погибавших на моих глазах. Когда бутыль опустела, я помог изрядно захмелевшему Магистру, который упорно отказывался от нейтрализатора, добраться до дивана и укрыл его Лениной шубой.

Сам я растянулся на шкуре у камина и провалился в сон.

Загрузка...