Сумасшедший вампир

1. Неосмотрительный шаг

– Алло, да пап, – буркнула я в трубку, пытаясь спрятать телефон под шапку, чтобы холодный ветер не задувал в ухо. – Да, уже вышла. Хорошо! – я резко остановилась на поребрике, телефон чуть не выпал из рук. Попыталась совладать с чувством глубокого разочарования, и голос прозвучал лишь чуть громче обычного. – Ни шагу! Жду возле кафе. Да, как ты сказал! Слава знает где. Да, хорошо, пап! – как ни крепилась, злые слёзы всё равно навернулись на глаза. Капнули на ещё горящий экран нового смартфона, а одна на замшевый носок сапога. Я выключила телефон и вытерла щёки светлой кожаной перчаткой, с наслаждением отметив, что на ней остался грязный след от потёкшей туши.

Серый стылый март опять заморосил дождём, переходящим в снег. Начало весны в этом году выдалось тёплым, но по ощущениям не скажешь. Зябко, ноги немеют в сапожках на тонкой подошве. Мама все мозги проела, что нужно выглядеть идеально в любой ситуации! А я не хочу идеально, я хочу удобно! И тепло! И чтобы на меня смотрели как на нормальную, а не так, чтобы переминаться с ноги на ногу и провожать взглядом одногруппников, которые идут себе спокойно кто в чём, а меня по дуге обходят. Собираются в компании, курят на остановке и садятся в трамвай, смеясь и обещая друг другу завтра встретиться.

Раньше, как поступила, сразу облепили. Ну да, выхолощенная, вся в брендах, водитель личный! Хотя среди них и хорошие ребята были, искренние. Я так радовалась, надеялась, что хоть в университете… А потом новые знакомые поотваливались так же быстро. Матери с отцом спасибо, только у меня начали появляться друзья – пришли и показали себя во всей красе. Чуть ли не прямым текстом сказали, что такому быдлу не место рядом с их доченькой, вот и не стало у меня друзей. Опять. И чем они моим родителям-то мешали? Почему от меня всех отваживали, будто боялись, что меня испортят? Куда уж сильнее?..

Теперь вот стою и жду одна. Ещё и с места сходить нельзя, а то, не дай бог, уведёт кто! Кто только, спрашивается? Кому я нужна вообще? Двадцатидвухлетняя нецелованная дылда, с мозгами из комплексов, ромфанта и презрения к самой себе? А ведь так хотелось хоть немного пройтись! Забыть, что я кому-то что-то должна, что нет у меня права голоса…

Ну ничего, мне как раз вчера очередную посылку доставили, бедный курьер еле дотащил коробку до дверей! Это ещё повезло, что лифт работает! В старых домах даже в нашем пентхаусе могут быть всякие происшествия. Но теперь дома в углу моей комнаты ждали тысячи свежих страниц, за которыми можно спрятаться от этого серого мартовского дождя, от холода, от криков папочки, истерик мамочки и глубочайшего презрения к самой себе за трусость и неспособность стать такой, какой хотят видеть меня остальные. А ведь заслуженно на меня орут. Да даже если бы я была им родная дочь, а не приёмная, вряд ли бы папа меня хоть чуть-чуть больше уважал. Хотя, если бы я была родная, может, я бы и не отличалась так от них?

Папа ведь у меня депутат, бизнесмен, умный и опытный делец, его даже мама побаивается, когда он к очередному контракту готовится и ходит по дому, краснея мордой и вопя на каждый чих. Хотя мама у меня сама такая, что палец в рот не клади. Реклама, шоу-бизнес, медиа… Даже не знаю, как её теперь называть? Раньше певица, а теперь там много всего и помимо этого. Но жёлтые газеты её любили. Настолько, что даже меня иногда захватывали за компанию в свои статейки.

И я такая. Ни туда ни сюда. Как курица на столе в каком-нибудь конференц-зале. Глазами «луп-луп», и всё! Непонятное, неуместное, беспомощное, тупое создание по сравнению с этими порождениями лоска и шика. Для бизнеса глупая, для шоу-бизнеса слишком искренняя и робкая. Это же надо было, чтобы родители выбрали себе настолько неподходящую приёмную дочку?! Знали бы, наверное, никогда бы меня не взяли! Журналисты ещё и подначивали, нервируя маму, которая не хотела, чтобы чужие знали, что я не родная. Комедия положений какая-то. А сейчас я уже совершеннолетняя, в этом году университет заканчиваю, но не имею при этом ни работы, ни навыков, ни особых каких-то контактов. Так что целиком и полностью зависима от родителей. Видимо, правда тупая.

Поправила тяжёлую сумку на плече. Больно оттягивает, но я привыкла. Потянула едва разошедшуюся молнию, чтобы мелкая морось не намочила корешок книги. Сама виновата в своей беспомощности. Вон, лежит в сумке. Да даже сама я признавала, что так нельзя, но вот, привыкла с детства всю свою жизнь прятаться. Тогда – в сарае или на чердаке, сейчас – в книгах. Знаю, глупо, слабовольно, но я настолько ненавижу свою жизнь, что иначе просто не могу! Наверное, я действительно заслуживаю презрения?

Мимо прошли однокурсники. Тоже возвращались с консультаций. Скоро диплом, надо готовиться. Аж тоска берёт! Так ни с кем и не подружилась толком за пять лет.

Я подалась вперёд и улыбнулась:

– Наташка, привет! Хочешь, подвезу до Невского?

Светловолосая улыбчивая девушка приостановилась и ответила:

– Ой, Даш, не нужно, я тут с ребятами… – было видно, что ей неловко. Она обернулась на уходящих спутников, бросила: – Пока! – и поспешила уйти.

Ну и ладно, я привыкла… И почти даже не обидно. До слёз не обидно! Но я, как всегда, спрятала их и проводила компанию уверенной улыбкой человека, который слишком занят собственными делами, чтобы думать о них. Интересно, поняли? Может, успели увидеть, как глаза покраснели?

Я опять рывком натянула сползающую лямку сумки и переступила с ноги на ногу. Как же я ненавижу каблуки! И Слава задерживается. Хотя сейчас пробки, вечер всё-таки. Лиговский опять стоит, наверное, вот и опаздывает водитель. Ну и хорошо, что Наташа отказалась, а то вдруг бы согласилась? Пришлось бы вместе стоять мёрзнуть – неудобно было бы.

Поглубже вдохнула холодеющий воздух. Скоро начнёт темнеть, если водитель задержится ещё на полчаса, я рискую простыть. Вот не позвонил бы отец, я бы точно прошлась, согрелась бы заодно. Может, и ребята тогда бы перестали смотреть на меня с тщательно скрываемым презрением и непонятной мне завистью. Погуляла бы с ними хоть до остановки трамвая! Даже не каталась на таком ни разу…

Мимо, чуть не задев плечом, прошагал мужичок: широкая спина, оттянутые на заднице джинсы, шапочка, из-под которой, как ручки кастрюльки, выглядывают красные ушки. Я уныло смерила его классическую фигуру и вздохнула, стараясь отвлечься от прозаичной реальности. Мужик сплюнул на асфальт, обдал меня клубом дыма и швырнул окурок на землю. Вот же ж гадость! Ну почему люди такие?

Я прижалась к стене, чтобы пропустить, если кто сзади. Хорошо, что пустынно – ребята уже прыгнули в трамвай, мужик за угол свернул. Стрельнула глазами туда-обратно. Лишь бы никто не увидел! И зачем я это делаю только? Мне что, больше всех надо? Я воровато присела и двумя пальчиками подобрала ещё дымящийся окурок, потом резко встала и быстрым шагом пошла вперёд к мусорнику.

Почему вообще это я должна делать? Ну правда, кому это нужно? Мне? Или людям? Господи боже!.. Лишь бы только не увидел кто-нибудь!.. Мама убила бы за такое.

Брезгливо кинула бычок в урну, отёрла пальцы о пальто и вернулась к тому месту, где стояла. Вот что стоит самому это сделать? Люди такие люди… И как же жалко, что мне никогда не хватит смелости вот так же взять окурок, подойти к этому мужику и в бороду ему его запихать! Не смогу… Треклятая робость!

Поэтому и стою одна на поребрике. Выхолощенная, затянутая в дорогущие шмотки, облепленная качественной косметикой и флёром высшего общества. И никому не нужная. Ни друзьям, ни знакомым, ни родителям, ни прохожим, ни даже себе. Никому.

На Питер опускался вечер, тихий и спокойный. Ветер в лицо, перемешанный с редкими капельками дождя. Первая оттепель в этом году, вряд ли надолго, но уже чувствуется приближение весны. Вроде и не холодно даже после февральских морозов, но как-то зябко на душе. Ноги мёрзнут.

Может, всё-таки пройтись? Ну позвонит Слава, если что. Не потеряюсь. А папе не скажем. Вон, до поворота хоть. Ну не рабыня же я? Не крепостная! Отчего так тревожно на душе, будто что-то постыдное сделать хочу? Вот бы взяли меня какие-нибудь другие родители, может, и лучше жилось бы мне? И пусть бы работать с шестнадцати лет без продыху, зато сама бы за себя решала, а так духу даже шаг влево, шаг вправо сделать не хватает.

Может, пора уже взбунтоваться-то? Хоть так? Прошлые попытки все в зародыше пресекались, но мне уже двадцать два, не шестнадцать, ну сколько можно сопли жевать-то?! Почему я вообще должна тут торчать? Как невольница! И всю жизнь так! Всю мою сраную жизнь этот кошмар! Туда не ходи, с тем не общайся, так не делай, об этом не думай!

На самом деле, если так посудить, то я даже боялась представить, кем бы я выросла, если бы не книги, которые дарили хоть какую-то надежду и возможность побыть собой. Хоть что-то смогла вырвать! Книги мне оставили. И всё. Остальное мне не принадлежало. Ни хобби, ни планов, ни друзей. Да и какие мне друзья? Вон Наташка та же… одна единственная, кто со мной разговаривал на равных, да и то иногда только.

Я нерешительно повернулась и сделала первый шаг. Интересно, мама сегодня домой приедет? Или опять в полтретьего ночи ввалится, будет посудой греметь, может, разобьёт очередной бокал. Хотя что я на них, на самом деле? Всё же родители, какие бы ни были, заботились обо мне. Я частенько бывала на мероприятиях и уже с тринадцати лет стала замечать, как менялись ровесницы. Вот вроде какая-никакая приятельница, а потом р-р-раз – и под ручку с папиным партнёром молча ходит. А потом с другим, и ещё с другим. А потом, через пару-тройку лет, они куда-то вообще пропадали, а вместо них появлялись новые девочки, чтобы строить карьеру «по рукам». А я так и ходила с мамой и папой. Долго не понимала, в чём соль с теми девочками. А когда до меня дошло, я неделю из дома выходить боялась! Но разве меня спрашивали? Сдали психологу на пару сеансов – и дальше светить мордашкой под камерами, чтобы имидж образцовой семьи не просел.

Образцовая семья, как же! Что там классики говорят? Каждая несчастная семья несчастлива по-своему? А у меня даже это обыденно. Я просто неблагодарная тварь и всё. Вон, буквально вчера мама опять завела свою песню: «Ты хотя бы понимаешь, как тебе повезло?! Я двадцать лет пахала на сцене, чтобы добиться всего, а ты на всё готовенькое! Знала бы, что ты такой дрянью неблагодарной вырастешь, сдала бы в приют! Столько сил на тебя, столько нервов потратила! А ты иди-иди! Читай свои книжульки! Позорище! Чтоб я тебя не видела до презентации!».

А я как обычно стояла и честно пыталась почувствовать радость и благодарность. Она же права! И папа, который молча на меня смотрел, почёсывая подбородок, тоже прав – я должна быть благодарна им! Но получалось почему-то только растущее чувство вины. Даже видя зависть одногруппников, глядящих из промозглого трамвая на мою Ауди с наёмным водителем и дорогие шмотки. Наверное, у всех так. Мы же – дети – все неблагодарные, да? Никогда не понимаем своего счастья.

Кем были мои настоящие родители, я не догадывалась. Как-то спросила, а в ответ услышала только пару резких обрывистых фраз. Даже не поняла, за что папа рассердился, но запомнила, что тема эта плохая, запрещённая. А потом уже и привыкла не спрашивать. Может, они и не знали? А может, лучше было не знать мне? Но ведь родители не те, кто родил, да? Правда, с воспитанием тоже не особо складывалось. Нянчились со мной, в основном, чужие люди, родители же лишь иногда брали с собой «в свет». Ребёнок на выгул. А почему нет? За капризы меня ругали, за молчание и умильное личико давали поесть и посидеть. Тогда не было всех этих Инстаграммов и Твиттеров, некуда вывесить жирное брюхо своего благополучия. Я ещё радовалась поначалу, что с мамой иду, потом уже перестала…

«Ирочка, а как ты с Дашенькой справляешься? Ой, такая молодая, а дочка уже взрослая почти!» – щебетали когда-то мамины подружки, а мама гордо махала узкой аристократической ладонью и раз за разом рассказывала единственную историю, как мы с ней вместе ходили в книжный, а потом ели мороженое в кафе. Как настоящая семья.

«Как»… Всей «тяжёлой» работой занимались нянечки и прочий персонал. Они приходили и уходили, безлико сменяя друг друга. Нет, они, правда, старались, отлично выполняли свою работу, но во всех их действиях сквозило какое-то общее безразличие. Может, они завидовали мне, купающейся в роскоши? Ведь, по их мнению, у меня просто не должно было быть проблем. И вроде же смотрели в те времена сериал «Богатые тоже плачут», но, видать, не сработало в голове что-то у народа, не отложилась идея. Это же там! А не тут…

А я не могла тогда понять, что не так? Да и не догадалась бы – девчонкой же была. Но так и не могла смириться с этим безразличием, всё искала и искала чего-то. Мало мне было, видите ли! Вот такая я неблагодарная дура.

И всё же была у меня подруга. Человек, к которому я могла прибежать в слезах и рассказывать, и рассказывать свои глупые детские горести. Бабушка Юля. Мама Сергея Викторовича – отца. Кажется, она была единственным человеком, который меня по-настоящему любил. Она старалась приезжать почаще и проводить со мной максимум времени. Позже, когда я пошла в школу, в закрытый пансион, она писала мне. Долгие и искренние письма, где рассказывала о своей жизни, о том, как в жизни бывает, и о том, как в жизни стоит относиться к вещам. Но время шло, письма приходили всё реже, всё непонятнее становился каллиграфический когда-то почерк. И в какой-то момент ко мне в комнату зашли мама с папой и, ничего не объясняя, забрали в Питер.

Вообще, я благодарна им за то, что смогла побывать на её похоронах, даже несмотря на то, что не место детям на таких мероприятиях. Но благодаря их безразличию я смогла попрощаться с ней.

Потом ещё три недели рыдала не унимаясь. Сначала родители поощряли меня, мол: «как по родной плачет». Но потом это начало их раздражать, и начались скандалы. Меня отправили обратно в школу через три дня после похорон, я еле могла присутствовать на уроках, постоянно сморкалась и глотала искренние детские слёзы. Мне лет десять тогда, наверное, было?

Не успокоилась и на каникулах, когда приехала домой. Мама неодобрительно косилась на мой понурый и подавленный вид, а потом как-то вечером, глотнув, видимо, лишнего, пришла и очень долго ругалась на мою изнеженность и разбалованность, а в конце обличительного монолога выгребла все бабушкины письма, с которыми я не расставалась, и сожгла их во дворе.

Тогда мне впервые захотелось убежать из дома. Я кричала, я орала так, что кровь горлом пошла. Я ломала всё, что попадалось на моём пути. И вот тогда родители струхнули и пошли на попятную. Мама даже попыталась просить прощения, взяла меня с собой в город и купила мне книжку сказок. В красивом переплёте и с картинками. Мою собственную, первую, которую я сама выбрала. Наверное, в этот день мы единственный раз были по-настоящему мамой и дочкой. И вот про этот день она потом с гордостью и рассказывала… А я кивала болванчиком.

Я шла к заветному повороту и думала: сколько нас таких? Недолюбленных, задушенных тотальным контролем безразличных родителей, которые всегда и везде лучше знают, что тебе делать, как тебе жить, дышать, думать? Не в достатке ведь дело. А в беззащитности нас – детей – когда родителям всё равно. Что я могу противопоставить? Маленькое слабое существо. Не обладающее ни знаниями, ни опытом, ни союзниками? Ничего.

Шла и вдыхала влажный воздух. Просто радовалась, что решилась. Что могу, и ничего мне за этот маленький бунт не будет. Просто вечер, просто ветер, летящие тучки над головой и зябкая морось в лицо. Кому-то отвратительно, а мне самое то.

И тушь пускай стекает! Так её!

Задумалась и сама не заметила, как ноги понесли куда-то через дорогу, неуёмные. И вдруг – резкий визг тормозов. Этот звук всегда заставлял меня нервничать. Крикнула женщина, где-то рядом заорала сигнализация, будто истеричная базарная баба. На миг мир замер, пошатнулся, мне показалось, что меня толкнули в спину. Так, слегка, очень деликатно, будто привлекая внимание. Сильного удара я не почувствовала, но, к своему удивлению, успела понять, что падаю, теряю сознание. На фоне затухающих звуков раздался знакомый гудок моей Ауди.

2. Наказание за честность

Очнулась я на тротуаре, рядом был мой водитель Слава и какие-то незнакомые парень с девушкой. Неформалы вроде, судя по одежде, мне бы так! Слава тряс у меня перед носом пузырёк с нашатырём, безуспешно пытаясь его откупорить. Увидев, что я открыла глаза, он с облегчением вздохнул, любопытные лица отпрянули, несколько рук потянули меня вверх, придержали и отпустили. Я взглянула вслед странной парочке. Готы, наверное? Даже они сердечнее, чем моё окружение. Хотя Слава… Слава ещё хороший.

Прежде немногословный водитель, сбивчиво и постоянно извиняясь, рассказал, что я не глядя шагнула на дорогу прямо перед ним. За грузовиком и не видно же! Слава богу, он искал место под парковку, поэтому скорость была мизерная, всего-то слегка задел меня бампером.

Мне было стыдно. Сама виновата, опять в облаках витала, а ведь могла бы и насовсем увитать! Будто наваждение какое! Замечталась, дура, вот и… Нет, хватит, пора заканчивать с этим, а то в следующий раз размажет меня по асфальту, а водителю сидеть потом из-за моей невнимательности! Он же не виноват! Глупый бунт закончился полным поражением.

Но в этот раз обошлось. Слава сам больше здоровья потратил, чуть не поседев от ужаса, чем я, всего-то разодрав колготки и получив синяк пониже спины от того, как на асфальт ляпнулась. Хорошо хоть, что людей поблизости не было, и, кроме той парочки, никто не видел этого происшествия. Сказочно повезло. Что мне, что Славе. Будь на моём месте мама, Слава бы уже паковал чемоданы на зону. Но звёздную родительскую чету мы по обоюдному молчаливому согласию решили не информировать, впрочем, не первый раз.

Мой водитель меня устраивал. Это был единственный человек из моего окружения, который молчал. Слишком уж много рядом пустозвонов. А Слава если и говорил, то только по делу: коротко, ясно и предельно спокойно. А ещё он никак не комментировал, когда я читала в машине или просила остановить возле какого-нибудь моста или парка и по четверть часа стояла там без движения, рассказывая потом дома об ужасных пробках или ещё что-нибудь. А самое главное, он не сообщал об этом родителям, за что я так же молчала, когда он пару раз забывал на заднем сиденье детские игрушки или тетрадки дочери, которую возил в школу на служебной машине. Пожалуй, Слава был мне самым лучшим другом в тех условиях, что приходилось жить.

И сейчас он, успокоившись, в лучших традициях, не говоря ни слова, лишь сбленднув лицом, открыл передо мной заднюю дверь, проверил, усе…