Фаворит 7. Судьба империи

Глава 18

Если хочешь изменить мир, не спрашивай разрешения.

Аркейн

Петербург

21 сентября 1735 года

— Не останавливайтесь. Покрутитесь минут пятнадцать по городу и найдите укрытие, желательно тупик. Там и остановка. Если они все едут за нами… Огонь на поражение! Никого не щадить! — отдал я приказ.

Тут же, в условиях тряски, начал облачаться в кирасу. Потом проверил шестизарядный пистолет, еще один, уже обычный. К бою готов. А вот то, что не захватил ни одной гранаты — плохо. Время, похоже, нынче неспокойное. Нужно перестать осторожничать, а действовать.

Всех валить наглухо. Можно было бы брать кто-нибудь живым, но мне не зачем возиться с пленными. Уверен, что тот, кто меня заказал, не светился перед исполнителями. Это же нужно быть полным идиотом.

А уж кто именно так в открытую и жестко решил со мной разобраться и без того узнаю. Враги засуетились, значит назрели события. А ведь знают, твари, что я их главная заноза.

— Заворачиваем, Командир, они за нами. Оставайтесь…

— Я выйду. Мои враги должны знать, что я не боюсь их, — сказал я и приготовился.

Карета резко повернула, даже ненадолго казалось, что и завалиться. А потом остановилась. Четверка лошадей недовольно заржала. Возница натянул может даже слишком поводья.

— Бах! Бах! — тут же прозвучали выстрелы.

Начала работать моя охрана.

Резко открываю дверь, пригибаюсь и тут же вижу угол одного из зданий. Бегу туда. Метров десять. Скользко, чуть было не заваливаюсь, а перед углом, так и вовсе скольжу в укрытие.

— Бах! Бах! — это все еще мои охранники разряжают свои пистолеты.

Ни одного выстрела со стороны преследователей. Промелькнула мысль, что я могу быть и не прав. Мало ли кто ехал следом. А мы сразу и наглухо. Но ведь завернули за нами вооруженные люди.

— Бах! Дзын! — выстрел прозвучал уже со стороны преследователей.

Пуля пролетела рядом и ударилась о каменную стену, за которую я успел спрятаться. Знают в кого бить. Все сомнения улетучились. Невинных обывателей тут нет. Это война. А на ней нельзя сомневаться, иначе теряется эффективность.

— Бах! Бах! — опомнились все же бандиты, лупят прицельно.

Каменная крошка разлеталась в меня и рядом.

Я занял выгодную позицию. Отсюда были видны бандиты, их карета. Трое минус. Тела лежали на земле. Моя охрана застрелила первыми кучеров. Еще пятеро бандитов стоят в открытую с саблями наголо, трое держат пистолеты. Чего же такое недоверие огнестрелу? Все так и норовят железом постучать.

Мои охранники не стреляют. Укрылись за каретой, перезаряжаются. А вот нападающие, видимо, посчитали, что могут взять меня в клинки, стали приближаться.

— Норов. Нам потребен Норов. Иные могут уходить! — заорал один из бандитов. — Чего сховался? Выходи из-за стены! Турку и татарву, молвят, что не убоялси. Отчего жа нынче сховалси?

Выходить я не собирался, а вот наказать за самонадеянность, нужно. Присаживаюсь, упор на одно колено.

— Бах! — первый мой выстрел сразил вышедшего вперед крикуна.

Норова ему! В очередь, сукины дети, в очередь! Резко, прокручиваясь на колене, словно бы скольжу вновь за укрытие. А сверху еще и этот дождь… Придется по своим делам ездить в мокром мундире. Ну для этого еще нужно одолеть бандитов.

— Дзын! — прилетает пуля туда, где должна была быть моя грудь.

Я все еще сижу, спрятался за углом. Но так ко мне могут быстро приблизиться. С трудом, но подкручиваю барабан на новый заложенный заряд в пистолете. Резко высовываюсь. Сквозь облачко дыма вижу цель. Подошел гад на метров пять от меня.

— Бах! — стреляю.

И тут же отбегаю на метров десять.

— Бах! Бах! — почти одновременно стреляют двое оставшихся в живых охранников.

К сожалению, но один боец погиб.

— Бах! — стреляю и я.

Мимо. Врагов остается трое. Мои охранники выбегают с обнаженными шпагами. Но бандиты словно бы не замечают их. Я — единственная цель. Да что за фанатики? Поляки? На вид, словно бы и да. И говор. Вроде и русские слова, что шипящие ярко выражены. Литвины, или ляхи.

— Бах! — успеваю сделать еще один выстрел.

Пробую довернуть барабан. Заклинило отбрасываю в сторону пистолет. Дорабатывать нужно оружие.

В правой руке шпага, в левой — дага. Потанцуем!

Шаг в сторону, назад, вперед. Выпад! Достаю до ноги одного из бандита и подрезаю. Он замедляется, а я делаю шаг назад, пропуская взмах сабли. Даже парировать не пробую. Делаю резкий выпад, противник уворачивается. Шаг… Дага впивается в лоб бандита. Небольшое препятствие и клинок словно бы проваливается.

Тут подбегают мои охранники и незатейливо добивают двух врагов, втыкая шпаги им в спины. Все правильно. Нечего играть в честность в врагом. Это не благородная дуэль.

— Ты, — указываю на одного из охранников. — В мой дом. Усилить охрану. И ко мне приставить два плутонга солдат. Буду у Остермана, чтобы успели плутонги туда подойти. Коней возьмете в конюшне. Я в Академию. Этих обыскать. Все, что найдете ваше и родным погибшего.

Я зашел в карету. Не нужно смотреть на то, как мои бойцы забирают трофеи. Еще стесняться будут. Думал о том, что первая кровь пролилась. Размышлял и приходил к выводу, что мои убийцы посланы вряд ли кем-то еще, как не французом. Не думаю, что среди моих врагов есть кто-то, кто использовал бы поляков для своих целей.

Что ж Шетарди… Ну погоди, каналья!

Как же… Вот убил бы тварь. Но политика. Она и в будущем весьма эмоциональна, а сейчас так и война может начаться, если посла послать на встречу с дьяволом.

— В академию! — приказал я.

Один боец отправился искать пролетку, ну или на худой конец телегу. Нужно же своего убитого забрать. Как же не хватает людей! Нужно было хоть бы и целой ротой перемещаться.

Но свои планы я решил не менять. Вопрос с Академией так же не терпел отлагательств. Да и послал я уже во дворец. Через час, если сообщение дойдет до Авдотьи Бужениновой, я должен быть у дворца. Так что вперед, на встречу с Шумахером.

Господин президент Академии наук Российской империи, Иоганн Шумахер, был не особо приветлив ко мне. Возможно, я нарушил какие-то планы человека по сегодняшнему дню. Может, он хотел выспаться или вовсе готовился отбыть за границу для получения какого-то там опыта.

На самом деле, как и другие чиновники, президент Академии наук не так чтобы часто радовал своим задом стул, который расположен в его кабинете в самой академии. Никто не хочет работать в том понимании, как это заложено в будущем. Тут время медленно течет, проверок нет, системы наказаний почти нет. Ну если только вообще не зарвался.

Но мне было абсолютно наплевать на душевное спокойствие этого человека. Судя по всему, пошла игра в открытую. Меня уже собирались выгнать из-за игрального стола самым банальным и жёстким способом — убить. Так чего же мне церемониться?

— Вы поддерживаете государыню нашу Анну Ивановну? — решительно спросил я, проигнорировав потуги Шумахера перевести нашу встречу в режим, где я проситель.

Привык к вседозволенности, скотина немецкая. И что издаваться могут те, кто подмазал. А я так и вовсе не член. И негде же напечататься. Нужны университеты и журнал для отчетности дел каждого из академиков. Нет научных публикаций — нет работы.

Вот ей богу: сам факт наличия Академии наук Российской империи — это замечательно. Это статус и вроде бы как развитие науки. Но… где русские учёные? Академия наук почти не имеет к ним отношения. А где русские академики? За пятнадцать-двадцать лет невозможно воспитать своего учёного? Не верю.

Ну ладно, пусть не академики. Но среднее звено учёных должно было уже сформироваться. Ведь каждый академик обязан был воспитывать не менее двух слушателей, студентов. Вполне логично предполагалось, что один немец сможет за пять-шесть лет передать свои знания сразу двум, а то и трём русским. Но где они?

Так что у меня были очень большие вопросы к Академии наук, которая жрала уйму денег, но в итоге я не видел практической пользы. Фундаментальная наука — это замечательно. Но вот лично я на данный момент не видел в ней никакой пользы и не считал, что ею вообще стоит заниматься.

Основные открытия, которые будут полезны для этого времени, я сделаю — не своими руками, наверняка по большей части руками и светлой головой Михаила Васильевича Ломоносова. Или еще кем, но это будет сделано. И фундаментальные открытия русской научной школы увидят этот мир.

Мне нужна практика. Прикладная наука. Вот есть оптика… Так сделайте же прибор оптический в том числе и для нужд армии. Создайте нивелир для улучшения качества строительства. При Академии наук должны быть мастерские — тогда оно всё имеет смысл. Такая мастерская есть. Чего выгнали из нее Нартова?

Но не за этим я пришёл сегодня к Шумахеру. Тут нужна системная работа. А пока о другом…

— Итак, господин Шумахер, — решительно говорил я, демонстративно положив пистолет на стол. — Уже завтра в печати, в «Петербургских ведомостях», должно выйти письмо от вас. Академия наук в полном составе, списки прилагаются и подписи под ними, выражает приверженность всем решениям Анны Иоанновны и не приемлет любое давление на это решение извне. А также выражает обеспокоенность воинственным устремлением Швеции.

— Да вы с ума сошли! — воскликнул Шумахер. — Да понимаете ли вы, что наука вне политики и войн?

— Я понимаю другое, господин Шумахер, — что любая аудиторская проверка выявит хищения в Академии наук. Любой здравый смысл подсказывает, что вы не так уж добросовестно выполняете свою работу, как и многие академики. Но не об этом речь, — сказал я и погладил пистолет. — Главная проблема людей не в том, что они смертны, а в том, что они внезапно смертны.

Перефразировав известное изречение из будущего в творчестве одного из ярких писателей, я стал ожидать реакции.

Готов ли я убивать Шумахера? Нет. Выгнать в чёртовой матери из России — да. Этот паразит уже которую неделю тормозит даже не печать моих стихов и ряда научных и околонаучных трудов. Он не даёт случиться той возможности, чтобы вероятность печати была рассмотрена на одном из собраний в академии наук. А это еще и память о моем брате, чье имя я все еще никак не начну посмертно прославлять.

Всё очень просто: он просит взятки. Хочется взять и набить морду немцу. А может быть прийти сюда вместе с Михаилом Васильевичем… Встать спина к спине… И давай лупить немцев по их наглым физиономиям.

Я, конечно, утрирую. Не так чтобы Академия совсем бесполезна. Но они должны быть в политике. И должны двигать экономику. Мне, России, нужен прогресс.

— Мне нужно ещё сделать несколько намёков, чтобы вы приняли единственно правильное решение? — сказал я, когда Шумахер задумался.

— Я не могу действовать под нажимом и угрозами, — не особо уверенно сказал Иоганн Шумахер.

— Да разве же я заставляю вас сделать то, что будет противоречить вашей чести, честному слову и тому, что вы обязаны сделать? Вы нынче на службе её величества. Так выскажитесь о том, что Академия наук поддерживает императрицу и ту систему престолонаследия, которую она создала. И тут же обдумайте, что просто необходимо в России учреждать сразу два университета: один в Петербурге, второй в Москве. Деньги на это дело я найду. Если надо, то в данном случае я готов особенно благодарить тех, кто будет идею университетов продвигать. И сдайте уже, наконец, сборник моих стихов, который будет иметь ошеломляющий успех, что позволит нам зарабатывать много денег: двадцать процентов от всех продаж будут Академии, как и оплата труда типографии за мой счет.

Я закончил свой продолжительный спич и стал ждать реакции от Шумахера. Он точно человек не глупый, и многое из того, что я сказал, понял. Я рассчитывал на то, чтобы кнут и пряник, чтобы угрозы жизни и перспективы радужного будущего соединились и дали результат.

— Большие деньги будут выделены на строительство университетов. С продажи моего сборника стихов лично вы будете иметь десятую долю, — я погладил пистолет. — Или мне придётся договариваться с кем-то другим.

Шумахер сглотнул ком. Было интересно наблюдать, как внутри человека боролись сразу несколько стихий, частей его характера.

С одной стороны, страх. Конечно, немец ещё думает, что я блефую. Но скоро до него дойдут слухи, что в Петербурге была перестрелка, что меня пытались убить. Как я поступил с теми, кто это сделал, Петербург тоже узнает. А я ещё рассчитываю бросить через Рыжую еще несколько сплетен, подробностей. Пусть боятся, и пусть якобы прозвучат на месте покушения слова поддержки государыне.

Ещё одна стихия, несомненно сильная, бушующая внутри этого человека, — алчность. Ведь я прозрачно намекал на то, что при строительстве двух университетов могут быть использованы огромные средства. Мол, туда можно будет окунуть свою наглую морду.

Конечно же, я и близко этого человека не подпущу к распределению финансирования при строительстве университетов. Этим займётся особый учреждённый фонд. Пусть днём распоряжаются даже люди Демидова. Свою копейку я буду иметь, Россия при этом получит сразу два университета. Ну а Шумахер, когда сделает то, что я от него жду, будет послан лесом.

Я планирую открывать оба университета в один день, чтобы не было в будущем никакого спора, где же впервые появились настоящие студенты — в Москве или в Петербурге. Одновременно и сразу, чтобы было не менее тысячи студентов. Правда, как мне кажется, сложнее, чем организовать университеты, будет найти тех, кто в них будет учиться.

— Итак, господин Шумахер, у меня нет времени. Поэтому я требую от вас срочного ответа, — сказал я, при этом встал со стула и взял в правую руку пистолет.

Могло бы даже показаться, что если сейчас Шумахер произнесёт отрицательный ответ, то я его пристрелю. Нет, я его дискредитирую.

Дело в том, что работа по наведению порядка в Академии наук Российской империи уже началась. Не без помощи Михаила Васильевича Ломоносова были собраны немалые массивы документов, свидетельствующие о том, что профессора просто игнорируют свою работу по обучению русских студентов.

Да, эти обвинения содержат домыслы, откровенные кляузы и доносы. Но если будет возможность начать проверку Академии наук, то уверен, тем более если она будет проведена мной, — это учреждение не пройдёт. Так что мне нечего убивать Шумахера в его физической оболочке. Надо, убью в нем чиновника.

— Хорошо, мы опубликуем то, что вы предложили, — уже более-менее конструктивно начал говорить Шумахер. — Но я не могу гарантировать, что все профессора находятся в Петербурге и готовы поставить свою подпись.

— А вы поставьте подпись за них. Неужели под теми словами, которые будут напечатаны о поддержке любых решений государыне и о том, что действия против существующего порядка преступны, — неужели такую формулировку учёные люди не поддержат?

Для чего мне это надо? Всё элементарно: я действую в некотором роде по лекалам того, как это могло бы произойти в Советском Союзе. Коллективы крупнейших заводов должны были поддерживать политику партии. И тогда складывалось мнение, чтобы большинство людей выступают за конкретные решения.

Для кого-то учёные профессора будут серьёзнейшим авторитетом. Несмотря на то, что слушатели при Академии пишут жалобы на своих наставников, многие студиозусы надеются получить возможности в будущем занять своё место в академии. Так что если их профессор скажет, что зелёное — это красное, на словах слушатели именно такую ересь и произнесут. А мне пока нужно только то, что на словах — и немножко действия. А вот что на самом деле думают те или иные — это их проблемы.

В кабаках и ресторанах новости разнесутся и народный гнев, если кто-то пожелает совершить переворот, не заставит себя ждать. А тут еще и общественность. Еще в газете и другие статьи появятся.

Скоро я уже направлялся во дворец. По сути у меня оставалось только три часа до того момента, как офицеры начнут собираться. Очень нужно было поговорить с герцогом Бироном. Тут же необходимо знать позицию Остермана. Ну пока я надеялся только на то, что Буженинова мне выдаст хоть какую-то эксклюзивную информацию.

Записку ей должны были передать, если только на карауле во дворце сейчас не находятся те, кто в ближайшее время может принять участие в перевороте.

Готова уже была группа захвата для того, чтобы взять под контроль «Петербургские ведомости» и выпустить номер газеты таким тиражом, чтобы взбудоражить Петербург.

Во дворец меня не пустили. Оно и ожидаемо. Однако, важно, кто именно стал мне препятствием.

— Ты совершаешь большую ошибку. Антон Иванович, одумайся! — сказал я Данилову.

Именно он встречал меня не менее, чем с полуротой гвардейцев у дворца.

— Ошибкой было довериться тебе, — с вызовом сказал капитан Измайловского полка.

— Все ли вы меня знаете? — выкрикнул я, обращаясь к гвардейцам. — Призываю ныне же вас: ни в коем случае не смейте нарушать существующий порядок. Оставайтесь верными государыне и ее словам до конца. И будьте рядом со мной те, кто за веру, царицу и Отечество.

Было видно, что в том охранении, которое против меня выставил Данилов, началось брожение. Да, я уже не гвардейский офицер. Но разве же я не вёл некоторых из них в бой? Разве же мы не добывали славу? А ещё, кроме славы, здесь были те, кто неплохо заработал на войне, в том числе благодаря моей щедрости.

— Ты общаешься с башкирами. Три сотни башкирцев ныне в Петербурге. И чего от них ожидать? — решил со мной подискутировать Данилов.

Да? Вот, упустил момент. Алкалин должен был прибыть. Его я ждал, но еще раньше. Вовремя прибыли.

Руки так и чесались, чтобы схватиться за пистолет и выстрелить в голову этому, выжившему внутри Данилова, — захватить его разум.

Я всё думал, как же мне сейчас поступить. Краем зрения увидел, как маленькая симпатичная фигурка, стоявшая за деревом недалеко от ворот Зимнего дворца, делала мне знаки.

Авдотья театрально показывала, что государыня… Императрица умерла…

Я невольно снял свой головной убор и перекрестился. Гвардейцы не поняли, почему я это сделал, и смотрели на меня удивлёнными, озадаченными и растерянными глазами.

Те знаки, которые показывала Буженинова, иначе трактовать нельзя было. Может быть, только подумать, что государыню убили. Но это вряд ли.

— Что с её величеством? — спросил я.

Не отвечали. Это есть тайна. Но я, как и сами гвардейцы, не знал, что именно сейчас происходит в спальне Анны Иоанновны. Бирон или кто-то ещё из вельмож скрывает сам факт её смерти.

Что ж, я иду ва-банк.

От автора:

Душа средневекового ассасина в теле русского офицера. 1914 год, секретная миссия на Балканы. Можно ли предотвратить выстрелы в Сараево? https://author.today/work/497018