Фаворит 7. Судьба империи

Глава 15

Слишком много было репетиций переворота, чтобы отказаться от премьеры.

А. Ф. Давидович

Петербург

21 сентября 1735 года

Вроде бы тюрьма — это исправительно-воспитательное место. Уж не знаю, что именно во мне исправили и в какую сторону меня воспитали. Если была цель озлобить и настроить на войну интриг — это у моих оппонентов получилось.

Прощать Ушакову то, чему он меня подвергал, я не собираюсь. Была бы хотя бы весомая причина, почему я был закрыт в Петропавловской крепости. Но право слово, не за то в тюрьму сажать нужно, что переспал с великой княжной «не должным образом».

Нет, мне пробовали инкриминировать еще и убийство «добропорядочного» верноподданного Татищева. Но тут как-то сразу не заладилось. Кто-то, наверное, припомнил Ушакову, что Василий Никитич Татищев был выпущен из этой же Петропавлвской крепости. И весь Петербург знает, сколько именно он заплатил за это. А вот имени интересанта не называют.

Не могло такое произойти без ведома главы Тайной канцелярии розыскных дел. Рыльце в пушку у Андрея Ивановича, чтоб его черти жарили!

И Анна Леопольдовна — ещё та сучка. Возомнила, похоже, дамочка, что теперь-то она уже богиня. Как бы не так. Личико смазливое, не без этого, да и в целом симпатичная. Но вот ноги… Толстые. И в целом она начала очень быстро набирать. И тут дело не столько в беременности. По тетушкиным стопам шагает.

Вот как оно получается. Нравилась девушка — так изъяны в ней либо не замечались, либо вовсе казались достоинствами. А теперь… Нет прекраснее создания, чем Юлиана Норова!

Я шёл быстрым шагом, не имея никакого желания оставаться хоть на минуту больше на территории Петропавловской крепости. Рядом со мной ступал Иван Тарасович Подобайлов. Он был суров и я почти уверен, что только последует приказ, так мы и возьмем под свой контроль крепость. Маловато только одной роты. Как же я хочу увидеть Ушакова на дыбе!

Я был искренне рад, что именно он пришел за мной. Официально капитан и командир роты Измайловского полка, а в скором будущем, если только ничего особо не изменится, так он станет и подполковником, казался мне из всех офицеров самым верным и деятельным. Мало что малоросс, а за Россию-матушку горой!

Если бы прибыл Остерман, даже Миних или Демидов, то я бы чувствовал себя должным этим людям. Да и они, впрочем, я в этом более чем уверен, смогли бы мне напомнить, кто именно вызволил меня из крепости. Вот в том, что прибыл Подобайлов, была какая-то честность. Пришли мои же солдаты и мой офицер вызволять своего командира.

У Подобайлова была бумага с печатью императрицы, с ее же подписью, и, как я понял из намеков, Ушаков артачился. А потом… Уехал. Видимо, забеспокоился, что я могу наведаться и наговорить всякого. Правильно думал. Очень рвался я хотя бы молча посмотреть в глаза своему врагу. Врагу — никак иначе.

— Рассказывай, Иван Тарасович! — потребовал я от офицера, как только мы вышли из Петропавловской крепости.

До того прямо и открыто говорить опасался. Вокруг хватало и солдат и праздно шатающихся странных личностей, так и норовивших подойти по ближе, да послушать о чем говорим.

— Дела, командир, суровые и опасные, — начал свой доклад Подобайлов.

Я слушал и наполнялся решимостью. Конечно, Петропавловская крепость — ещё тот санаторий. И процедуры здесь не лечат, а калечат. Однако такое время пребывания мозги мне несколько вправило. Я однозначно понял за кого я и за что я. Кто враг мне, кто попутчик, ну а кто ни то, ни се.

Да и не было, как оказывается, у меня времени на рефлексию. Уже сейчас нужно срочно действовать.

— Подполковник, — я нарочито назвал Подобайлова его новым званием, — немедленно отправьте солдат за Кашиным и Фроловым с указанием, чтобы те они прибыли ко мне в дом для совета. А еще…

Я остановился и посмотрел в глаза подполковнику.

— Всех верных офицеров и солдат. Всех тех, кто должен был составлять основу формирующейся дивизии… Они должны быть готовы к любым событиям. Офицеров завтра по утру собрать у меня дома. В том числе передайте полковникам Самарского и Ладожского полков, чтобы прибыли. Мне нужна верность присяги! Я не требую иного, как быть готовым выступать против государыни и ее решений по престолонаследию, — жестко сказал я.

— Я с вами, Командир, — не менее решительно сказал Подобайлов.

— И Кашина с Фроловым срочно ко мне уже сейчас!

Подполковник кивнул и тут же отдал приказ.

То, что он мне рассказал, было во многом ожидаемо. Уже после того кризиса со здоровьем государыни, что случился на приёме, следовало ожидать продолжения.

Да, императрица не умерла. Но она по большей части парализована, как я могу судить из той записки, что после доклада передал мне Иван Тарасович. Даже здесь, в присутствии казалось только верных солдат и офицеров, некоторую информацию стоит скрывать.

Ганс Шульц… похоже, что это моя находка. Он обстоятельно описал состояние здоровья. А также в записке были намёки и на некоторые политические расклады.

Бирон встретился со своим заклятым оппонентом Остерманом. Ещё недавно для меня подобное событие вызывало бы немалое удивление. Но сейчас, как видится, и непримиримые враги могут встречаться и договариваться. И делать это не только в присутствии государыни, которая всех со всеми желает помирить, но и наедине.

А для меня нынче все или почти все друзья — это те, кто может выступать против Ушакова. Готов хоть с самим герцогом сцепиться, если тот пойдёт на союз с Андреем Ивановичем, главой Тайной канцелярии.

Мы шли по Петербургу. Я поймал себя на мысли, что если бы сейчас, даже вот этими силами, я захотел изменить лица, находящиеся у власти в Российской империи, то сделал бы это. Порой для таких мероприятий хватает и одной роты решительных солдат.

И именно эта самая рота числом более ста штыков сопровождала меня домой. Впрочем, в голове были более масштабные решения. Нужно не только захватить власть, нужно ее удержать. И все средства хороши.

— Переводите ваших людей на усиленные караулы и непременно всех вызывайте из отпусков, — приказывал я подполковнику Подобайлову.

Отдав ещё несколько распоряжений, лично расставив охрану и гвардейцев вокруг и рядом своего дома, я, наконец, открыл двери жилища, где мне было некогда очень хорошо.

Подобайлов отправился заниматься моим поручением. Я оставался один. Ненадолго. Только чтобы немного перевести дух после заточения.

Выбросив из головы переживания по поводу того, как меня может встретить жена, наполнившись желанием как можно быстрее смыть с себя тюремный налёт и переодеться, я сразу же направился в ванную комнату.

— Господин, позвольте выразить вам радость, мы все очень ждали вашего прихода, — не успевала за мной Аксинья.

Я шёл решительными широкими шагами, будто бы убегал, скорее, даже не столько в ванную, как от любых иных переживаний. Нет времени думать ни о чем, кроме как о ситуации в Российской империи. Но вот же засада, мысли сопротивлялись покидать мою голову.

— Есть ли тёплая вода? — не отвечая на явные порывы радости девушки, спросил я.

— Горячую подогреть надо, а тёплая есть, — чуть растерянно отвечала Аксинья.

— Принеси в ванную комнату халат и подготовь мой мундир, — отдавал я распоряжения.

— А что прикажете сказать госпоже? — последовал вопрос запыхавшейся, не поспевающей за мной девушки.

Я проигнорировал вопрос. Госпожа сама пусть решает, как ей быть в этой ситуации. Заниматься семейными разборками, кто кому изменил, кто кого любит или ненавидит — на данный момент это вторично. Да и я могу быть прямо сейчас излишне упертым и жестким.

Было у меня такое ощущение, что все эти семейные дрязги потихоньку, медленно, но способны делать меня слабее. Моя семья — это либо крепкий тыл, способствующий моим делам, либо это явление, на которое я обращаю внимание намного меньше, чем на все остальное. В конечном итоге размолвка может привести к тому, что я отправлю Юлю в наше поместье. С ней Ганса Шульца. И пусть рожает, живет. Я буду наездами. Как многие тут делают.

Вода была даже не тёплой, я сказал бы «летней», в меру прохладной. Но это меня не остановило. Я быстро скинул с себя всю одежду и плюхнулся в деревянную ванну, заполненную водой лишь на треть.

Я с упорством маньяка намыливал своё тело, стремясь не пропустить ни одного сантиметра, который не был бы красным от трения жёсткой мочалки из конского волоса. Было такое ощущение, что если я качественно помоюсь, то и смою некоторые свои назревающие психологические проблемы, которые не могли не возникнуть после пребывания в Петропавловской крепости. Я видел такое, о чем хотелось бы забыть.

Здесь бы ещё устроить один вечерок с обильной едой и питьём алкоголя. Но боюсь, что подобной роскоши сейчас я позволить себе не могу. В любой момент могут начаться события. И, либо я буду участником этих событий, решать и направлять Российскую империю по тому вектору развития, который считаю правильным, либо же бригадир Александр Лукич Норов уйдёт в сторонку и будет забыт. И это в лучшем случае, если бездействовать, то буду забыт. А может последовать и арест с казнью. Так что действовать я обязан, а уже потом всё остальное.

Понятно, что сейчас куда-то бежать и суетиться я не буду. Я должен быть готов к любому развитию событий. И просто обязан иметь информацию о ключевых персоналиях, которые могут в этих событиях играть значительную роль.

В ванную постучались.

— Заходи! — не сомневаясь, сказал я.

Аксинья остолбенела. Смотрела на меня всего такого голого, но намыленного. А мне было абсолютно безразлично. Каких-либо существенных дефектов, если только не шрам на щеке, моё тело не имело, напротив, уверен, что должно быть весьма интригующим для женщин. Если только не те синяки, которые были у меня на рёбрах и ногах.

— Халаты, полотенца оставляй и приготовь мне обильный ужин. И ещё у нас будет большое чаепитие с самоваром, когда некоторые люди придут. Подготовь всё к нему, — ни грамма не смущаясь, отдавал я приказы прислуге. — Еще… Пошли за Мартой. Она тоже понадобится.

Девушка лишь несколько раз кивнула головой и попятилась назад. Возможно, она думала, что я её пригласил и встречал в таком виде для особых заданий? Как-то я не подумал о том, что девушка может сильно смутиться и даже испугаться. Но нечего пугливым делать в моём доме.

Вон, рассказывают, что некоторые дворяне могут заниматься любовью, когда слуги свечи держат над постелью. Так что тут такие нравы…

Госпожа Норова стояла возле дверей в ванную комнату, прижимаясь к стене, чтобы Александр её ни в коем случае не увидел. Она сильно сжала кулаки, когда Аксинья заходила в комнату. Юлиана подумала, что её муж сейчас вызвал служанку, чтобы… Он ведь уже так долго не был женщиной, что наверняка желание тяготит.

Сама же Юлиана просто боялась заговорить с Александром. Сегодня к вечеру даже не помогали те успокоительные микстурки, которые медик Шульц подготовил для нее. Сердце женское билось в два раза чаще обычного.

Оказывалось, что она настолько любит своего мужа, что эта страсть способна даже навредить. Юлиана осознала, что она не готова ни с кем делить своего суженого. Она настолько переживала, когда он был в заточении, что дважды Шульц ночевал в доме Норова, чтобы отреагировать, не дай бог что случится. Ведь внизу живота тянуло.

Последние два дня Юлиана и вовсе провела, практически не вставая с постели. И очень мало двигалась, даже лёжа в кровати. Так потребовал перед своим уходом по дворец, Шульц. Когда не получилось быстро дождаться своего мужа, госпожа Норова придумала другую цель — во что бы то ни стало сохранить ребёнка. И пока с подобной задачей она справлялась.

— Ну же! Говори! — потребовала Юлиана, как только Аксинья вышла из ванной.

Служанка растерялась. А что можно было говорить, если и так всё понятно, а госпожа подслушивала?

— Ну, какой он? — задала вопрос Юлиана, и Аксинья раскраснелась.

Не сразу госпожа Норова поняла, о чем спросила, и догадалась, что увидела служанка. Да Юлиана сейчас бы… да она упала бы, если б увидела своего красавца, своего любимого, лучшего из мужчин.

Вдруг слеза покатилась из глаз женщины. Она подумала, что если сейчас и пришлось бы удовлетворять своего мужа, то могла бы лишиться ребёнка. И вдруг подумала, глупышка, что если сохранять ребёнка, то можно лишиться мужа.

Трижды нога Юлианы дёргалась в сторону двери в ванную комнату, чтобы войти. Вот словно бы она уже решалась открыть двери, чтобы увидеть своего мужа и заключить его в объятия, но вновь не решалась. Страх быть отвергнутой оказывался даже сильнее желания увидеть Александра.

Я мылся, как мне показалось, достаточно долго для того, чтобы если Юлиана желала, то пришла бы меня увидеть. Как бы я ни гнал мысли прочь, но без какого-то понимания, какие у нас сейчас отношения с Юлей, работать не получится.

Я вышел из ванной комнаты, сразу же направился в столовую. Последние два дня меня и вовсе держали на воде и чёрном хлебе. Да и били уже более ответственно. Болели рёбра, и я даже в какой-то момент испугался, что отбили почки. Нужно будет проконсультироваться у медиков.

На столе уже было расставлено съестное богатство. Запечённое мясо, пусть и холодное, несколько кусков пирога, нарезанная тонкими ломтиками буженина, копчёное сало и мясо, запечённая колбаса. Это как раз то, что мне сейчас нужно было. Не объесться бы. Чтобы плохо не стало.

— Господин, наш повар просит прощения, что всё холодное. Он уже приступил к готовке и через тридцать-сорок минут сможет подать вам бульон с сухарями или что угодно, что вы изволите, — оправдывалась Аксинья.

— Бульон горячий будет самое то. И кофе с молоком… много кофе с молоком, — говорил я, неприлично запихивая в рот еду. — А что госпожа? Выйти не может? Не прихворала ли?

Я задавал вопросы и сразу же давал подсказки, что отвечать. Если Юлиана не вышла, то хотя бы пусть прикидывается больной. Так мне, возможно, будет слегка проще относиться к ситуации и всё-таки выкинуть из головы то, что никак не получается. Да и в ближайшее время мой дом наполниться людьми. И как хозяйка не выйдет поздороваться? Только если болеет.

— Господин, позволите ли мне передать госпоже, что вы её позвали? — нерешительно, боязливо, но всё-таки спросила Аксинья.

Я проглотил очередной кусок чего-то там, уже даже и вкуса не разбирая, так как просто набивал требуху. А потом на некоторое время замер и задумался. Даже если бы очень сильно Юлиана хотела выйти ко мне и броситься на шею, то те последние наши разговоры, перед тем, как я отправился в Петропавловскую крепость, не подразумевали подобных нежностей и страсти.

— Всенепременно я просил бы супругу, если здоровье ей позволяет, прибыть в столовую, — сказал я.

И тут мои глаза расширились. Сразу же после моих слов Аксинья не успела ещё и двух шагов сделать, а Юлиана, оказалась в дверном проёме, ведущем в столовую.

— Здравствуй, Юля, — сказал я, вставая из-за стола и приближаясь к своей жене. — Как здоровье твоё? Нашего ребёнка?

— Благодарю, супруг, всё обошлось, — так и не поднимая на меня глаза, отвечала Юлиана.

— Да мне осточертел этот театр! — вдруг взбеленился я, отчего Юля вздрогнула. — Ну, я ж люблю тебя. Судя по всему, и ты любишь меня. Да я даже в Петропавловской крепости сидел из-за отказа Анне Леопольдовне. Если прямо сейчас мы окончательно не определимся со своими отношениями, то прошу тебя уехать из Петербурга. Ты будешь отвлекать, я не могу выкинуть тебя из головы и заниматься своими делами.

Таким откровенным с Юлей, да хоть бы с кем в этом мире, я ещё не был. Всегда приходится использовать какие-то ужимки, недосказанности, притворство. А вот так напрямую здесь не принято говорить. Впрочем, и в будущем не так чтобы все друг другу откровенно высказывались о наболевшем.

Юлиана подняла глаза. Они наливались влагой, но при этом смотрела она решительно. Очаровательная женщина, даже невзирая на то, что на лице слегка высыпали прыщи. Наверное, дочь у нас будет. Пробует плутовка забрать у мамы часть красоты. Ничего, на двоих красавиц хватит Я бы вот прямо сейчас съел бы её, либо откусил хотя бы кусочек.

А потом Юля чуть приподнялась на носочках и так нежно меня поцеловала, что я стоял и ощущал, как толпы мурашек бегают по всему моему телу. Казалось бы, что я уже всё допустимое испытал с женщинами, что новых эмоций вряд ли прибавится.

Но нет. Вот она, новая ступень эволюции отношений. Один поцелуй заставлял меня стоять как вкопанного.

— Мы просто перелистнём эту страницу нашей жизни, — сказал я, обнимая Юлю, не сразу отойдя от последствий поцелуя.

Вот так мы простояли ещё минут десять, когда я понял, что всё-таки пора бы ещё подкрепиться, и хватит уже держать Аксинье тяжёлый поднос на весу и прятаться за углом. Она там стояла и не смела нарушить нашу идиллию.

А потом я безобразно, неэстетично ел, а ожившая Юлиана рассказывала, что и как она делала, как пробовала меня вызволить из заточения. Вот такая мне нужна жена. Судя по всему, Юля несколько наделала шороху, в том числе, и во дворце. Но этого не хватило. Зато теперь есть понимание о характере и отношении ко мне некоторых людей.

Стоит задуматься, кто именно мне действительно друг, чтобы этих людей по возможности двигать ещё выше и иметь возможность создавать ту свою партию. Идти путём, когда я сам возвышаю людей, или использовать кого-то для этого, чтобы именно мой человек в конечном итоге принимал какие-то решения. Подыматься из низов, занимать среднее звено управления, рваться наверх.

Демидов повёл себя очень даже по-дружески, чем изрядно удивил. Писал ходатайство императрице. Нартов строчил петиции и высочайшие просьбы к императрице, чтобы меня освободили. Ломоносов так и вовсе предлагал начинать создавать вооружённые отряды из рабочих завода и молодых учёных.

Я чуть не поперхнулся, когда такое услышал. Вот, получается, какой революционер у меня под боком. Того и гляди: фабрики рабочим, землю крестьянам, захватывать вокзалы отправиться, телеграфы, телефоны. Да и пусть, на самом деле. Вот только создаст это все: и телеграфы и телефоны — и вперед.

Горяч, может, даже слишком пока ещё горяч Михаил Васильевич. Так и норовит любую проблему решить через кулаки или насилие. Нужно побольше загружать Ломоносова научными и изобретательскими делами. И жену ему подобрать как-то. Не случиться ему найти свою немку-лютеранку, как в иной истории. Пусть православную девицу осчастливит!

А ещё, вместо того, чтобы посылать Михаила Васильевича Ломоносова учиться за границу, я его сам обучу. Но, знаю же я некоторые основы физики и химии которые для нынешних ученых будут откровением. К примеру, принципы механики, оптики, той же химии, число Авогадро и нитроглицерин. В школе-то я учился хорошо. И удивительно немало уже зафиксировал на бумажных носителях того, что периодически вспоминаю из школьной программы.

А вообще — это идея. Пусть бы не только Ломоносов, но и ещё парочка талантливых и исполнительных студиозусов находились почаще при мне. Глядишь, и химика вырастили бы. Нам же нужны капсюли и унитарный патрон. Я же думаю о том, чтобы когда-нибудь, ещё при своей жизни, создать бездымный порох.

Да и откровенно пора бы уже даже заняться массовым производством фарфора, хрусталя и многого другого. В том числе и алкоголя. Не собрался я спаивать Россию. Можно же все больше продавать и заграницу. Зарабатывать при этом столько денег, чтобы появлялись всё больше новых заводов.

— Господин, к вам прибыл господа Кашин, Фролов и Степан. Они ожидают, когда вы их примете, — сообщила Аксинья.

— Если позволишь, я пойду прилягу, — сказала Юля.

— Я не скоро освобожусь, но непременно приду спать на НАШУ кровать, — ответил я.

Жена улыбнулась и отправилась в спальню. И как бы мне ни хотелось последовать сразу же следом за ней, дела не терпят.

— Степан, — говорил я, когда троица исполнителей моих тайных дел собралась в столовой. — На тебе организовать «топтунов». Устроить слежку за Ушаковым, за Елизаветой Петровной, за французским послом Шетарди в особенности.

Степан деловито кивал головой. Правда, создавалось впечатление, что он больше озабочен тем, чтобы то и дело бросать томные взгляды на Аксинью.

— Все любовные дела после! — когда Степан заострил свой взгляд на служанке, которая несла на подносе какие-то плюшки и пирожки, а ещё один слуга нёс большой самовар, резко сказал я.

Раздавал указания, примерно понимая, кто и как должен начать действовать. Главный фигурант вероятных событий, конечно же, Елизавета Петровна.

Да, я остаюсь верен своему слову и верен присяге, которую дал ещё не рождённому ребёнку в утробе Анны Леопольдовны. Она для меня неинтересна, она в моём понимании лишь только инкубатор, который должен родить достойного правителя Российской империи. Грубо? Ну так и повела себя, как гадина.

Но раз так выходит, что Анна Леопольдовна носит этого ребёнка, то приходилось думать и о её защите.

— Дальше… Готовим людей и печатаем прокламации. Займется этим тоже Степан. Фрол помогает. Текст я напишу. Готовим и крикунов, которые появятся во всех трактирах и станут…

Уже через пятнадцать минут к нам присоединились Подобайлов, Смитов, Саватеев, Смолин и ещё два офицера Преображенского полка. Из тех, с которыми я имел честь плечом к плечу сражаться в Крыму.

Если кто-то плетёт сейчас заговор, то здесь и сейчас я создавал антикризисный центр. И важно увидеть всех людей, их решимость идти до конца. И только потом я просто обязан встретиться с фельдмаршалом и с герцогом Бироном.

Мы должны действовать на опережение.

От автора:

✅Финальная книга о боевом старике Хоттабыче! Судьба сыграла злую шутку — старый солдат не обрел покой и вновь встал на защиту Отечества…

https://author.today/reader/186810