Вновь знакомый переход через светящуюся чернотой арку, и Алексей перешагнул прямо в штабную палатку. Только на этот раз он был не в поношенном полевом обмундировании россиянской армии, а в полном боевом снаряжении тяжёлого гренадера. Латы. Плащ. Шлем. «Шмайссер-Калашников» на ремне. Всё как положено. И опять оживление. Но рассусоливать долго не пришлось — едва он перешагнул порог штабной палатки, как полковник Рокоссовский с ходу поставил ему задачу:
— Ситуация изменилась к худшему! У вас в штабе операции — предатель. И чехи уже начали противодействие…
С висящих в воздухе неподвижно крошечных разведчиков, могущих оставаться в атмосфере целыми неделями, а если нужно — и больше, картинка шла напрямую на голостол. Островский наблюдал, как с перекошенными лицами женщины, старухи, дети кидались прямо под гусеницы «Т-72» и «Т-80», заставляя танкистов останавливаться. Как взлетел в воздух мост прямо под носом у дозора пехоты. Как боевики в лагере начали суетиться, готовясь к выходу. Выводили заложников, их ставили на колени, и словно баранам, перерезали горла. Запомнился вдруг один, который засучил ногами, когда ему стали перепиливать позвонки… Алексей стиснул зубы — он находил таких… несколько раз подбрасывали головы в расположение исчезнувших бойцов… Кого то, по-видимому офицера, растянули, прибив скобами руки, на коре большого то ли дуба, то ли чинары, и стали сдирать заживо кожу. Островский порадовался, что не слышит, но бился несчастный жутко…
— Ты сюда смотри, капитан…
Изображение скачком сместилось в сторону, и он замер — так хорошо ему знакомая рожа одного из знаменитых «правозащитников», не вылезающих с телеэкрана, прямо таки лучилась счастьем, когда на его глазах толпа боевиков насиловала захваченную в плен медсестру.
— Видал?
— Я ему припомню… Но неужели мы никого не спасём?!
— Не успеваем, капитан… Но больше ТАКОГО не повторится… Обещаю. И эти безнаказанно не уйдут. Гарантирую…
Последний из боевиков поднялся с растерзанного тела девушки, застегнул штаны, затем деловито вспорол ей живот и запустил руку прямо в жуткую рану, выворачивая наружу внутренности…
Несчастная только билась, инстинктивно пытаясь зажать рану, но её руки и ноги были крепко привязаны к вбитым в землю кольям… Жуткий скрип раздался в воцарившейся в палатке тишине — это кто-то из офицеров скрипнул зубами… Полковник резко развернулся:
— Начать операцию. Правозащитника и этого, — он указал на застывшее изображение, — ЖИВЫМИ…
Едва первые бандиты стали выходить на дорогу, которая вела к перевалу, как в воздухе завыло, и целый лес разрывов вдруг вырос вокруг. Крупнокалиберные снаряды с круглыми пластмассовыми и стеклянными готовыми поражающими элементами сносили всё вокруг. Летели щепки от иссечённых в труху древесных стволов, рикошетили от камней и меняли траекторию движения, пронзая тела, вырывая клочья плоти. Воздух наполнился пылью, алой от крови… Когда остальные боевики, завидев, в какую ловушку попали их друзья, рванули в другую сторону, их встретил огонь тяжёлого оружия гренадеров. Ревя, тяжёлые пули сносили сразу по несколько тел, пронзая их насквозь. В разные стороны отлетали конечности, лопались головы, со всех сторон неслись вопли и стоны. Оперённые надсечённые пули, попадая в цель разрывались на несколько частей, начиная своё путешествие по внутренностям, дробя кости, рвя нервы и сосуды… Там, в долине, ещё не знали, что те, кого они так рьяно пытаются защитить, уже мертвы… Профессор Ковалевич в ужасе забился в какую то щель, зажав уши руками, он никогда даже представить не мог, что россиянские войска будут атаковать боевиков тогда, когда он находиться среди них. Как правило, военные почтительно дожидались, пока господин «правозащитник» насладиться представлением, которое ему устраивали инсургенты, и соизволит удалиться, а уже потом, вяло пытались атаковать. Да и то, чаще всего это было бесполезно, поскольку господин Ковалевич в благодарность за спектакль, участниками которого были пленные россиянские солдаты и офицеры, провожал бандитов в безопасное место… А тут… Грохот снарядов, вопли умирающих, свист пуль, летающие обломки куски тел, психика профессора была на грани того, чтобы не выдержать, но тут всё стало постепенно затихать, и он смог открыть зажмуренные от ужаса глаза. Лучше бы он этого не делал! Прямо перед носом лежал кусок лица кого-то из бородачей, подмигивающий пустым глазом, аккуратно вырванный из черепа… Его бурно стошнило… Наконец, кончив блевать, он немного пришёл в себя. Попытался выпрямиться и выглянуть из окопа, вокруг всё было мертво… Живых не было. Повсюду были разбросаны тела в разной степени сохранности. Иногда почти целые. Но чаще — относительно… От шалашей и палаток не осталось вообще ничего. Даже трава была выбита под корень…
— Цел, сволочь! Дерьмо не тонет! Берите эту суку, ребята!
Профессор не успел обернуться на голос, как сильные руки ухватили его под мышки и выдернули из траншеи. Он попытался дёрнуться, но тяжёлый удар по почкам враз заткнул готовую родиться в горле фразу. Тело рефлекторно согнулось, и, о, чудо! Ему это удалось! Отпустили! Наверное, узнали! Мысль успела родиться в мозгу… Но тут же удар ботинка в промежность свалил его на землю.
— Полегче, капитан, не отпускай его быстро.
— У, тварь…
Рука в чёрной перчатке ухватила его за ногу и поволокла по каменистой земле, сдирая с тела одежду, царапая изнеженное тело. Профессор попытался вывернуться, но бесполезно, казалось, что его тащил не человек, а робот. Робот?! Глухой чёрный шлем, такие же — латы? Всё чёрное внушало ещё больший ужас, чем то, что он пережил десять минут назад. Это — НЕ РОССИЯНСКАЯ АРМИЯ! Натовцы? Вряд ли. Но кто же?! По россиянски разговаривают…
Командир танкового полка подполковник Чердынцев просто не знал, что ему делать. Уже который раз, едва танкисты пытались выехать на задание, толпы вайнахов сбегались на площадь и укладывались живым щитом на дороге. Конечно, будь его воля, просто отдал бы команду, и перемешали бы стальные траки плоть с грязью. Чего, скрывать не стоит, на самом деле подполковник этого очень желал. Надоело уже находить сожжённые до тла железные коробки бронетехники, изуродованные тела товарищей по оружию. Но… При каждом таком спектакле одновременно появлялись и «правозащитники». Сверкая оптикой кинокамер они устраивались поудобнее на близлежащих к расположению части крышах и ждали, когда же росссиянские военные не выдержат. А чем это грозило — известно. Всем была памятна судьба полковника Буданцова, который пристрелил снайпершу, положившую двенадцать его пацанов-срочников, и за это получил девять лет тюрьмы строго режима. А заграничные, да и доморощенные «правозащитники» с пеной у рта требовали для него пожизненного заключения… Поэтому оставалось только стискивать кулаки, да скрипеть зубами, пока его товарищи гибли в горах без поддержки… Он повернулся к заместителю по строевой майору Мелентьеву:
— Что там?
— Беснуются, сволочи…
— А наши?
— Застряли на мосту. Взорвали под самым носом. Сейчас пытаются навести переправу, но пока ещё долго.
— А мы выехать не можем… Будь моя воля…
— Товарищ подполковник! Тут к вам… Это…
— Чего мямлишь, сержант?!
— К вам, короче, товарищ подполковник. Говорят, что капитан Островский.
— Лёха Островский?! Немедленно сюда зови!
Сержантик, дежурный по штабу исчез в мгновение ока.
— Слышь, Петрович, а чего это твой так замялся? Он что, капитанов не видел?
— Так Островский месяц назад без вести пропал. Видно, из плена сбежал, вот и…
— Понятно…
Щёлкнула дверь штаба, и оба офицера повернулись на звук, чтобы застыть в изумлении — ТАКОГО они себе даже представить не могли: нет, то, что стоящий перед ними был действительно пропавший месяц назад со своими бойцами Лёшка Островский, весёлый разбитной капитан из соседнего полка сомнений не было. Но вот только форма на нём… И оружие… Не обращая внимания на их ошарашенный вид, он прошагал к столу и не спрашивая разрешения уселся на стул:
— Вибрируем, господа офицеры? Опять вайнахи концерт устроили? И эти, дерьмократы на подхвате?
— Как всегда, Лёха. Какая то сука всё сливает. А там… Чего это я?! Ты — откуда: Да ещё такой красивый?!
— Оттуда, Петрович!
Он мотнул головой куда то в сторону.
— Короче, господа. Сейчас будет маленький концерт, так что прикажите бойцам не дёргаться.
— Да ты объясни толком…
Островский взглянул на часы, висевшие на стене.
— Время, господа. Прошу к экрану.
Поднялся, перехватил поудобнее непривычного вида оружие, поправил висящий на руке шлем и развевая длинными полами чёрного плаща, под которым угадывались щитки то ли бронежилета, то ли какой другой защиты, подошёл к окну, за которым бесновалась толпа.
Несколько мгновений ничего не происходило, потом вдруг в конце улиц, выходящих на площадь, появились необычного вида машины. Полностью глухие. Без стёкол, окошек, бойниц. Вот они остановились. Из-за них показались солдаты в таком же обмундировании, как и у Островского. Быстро, сноровисто они перекрыли все выходы с площади, незамеченные распалённой толпой, всё внимание которой было направлено на танкистов.
— Туда смотри, майор.
Закованная в перчатку рука капитана указала на крышу, где расположились американские «наблюдатели». Те сидели с удобством. Под балдахином, на раскладных стульях, рядом — столик с закусками и напитками, мощная телекамера установлена на треноге. Один из янки повернулся к коллеге, желая что-то сказать, и вдруг рухнул навзничь, получив удар массивным прикладом прямо в лоб. Второй вскочил, и покатился к краю плоской крыши от того, что его приложили ботинком в колено, упасть, впрочем, ему не удалось — одна из чёрных фигур вскинула своё оружие и выстрелила… Переводчица открыла рот, пытаясь завизжать, но её просто ударили в сплетение и заломив руки, ловко спутали их сзади каким то шнуром. Ближайшие к дому чеченцы, услышав выстрел, задрали головы, но в этот момент со всех сторон ударили выстрелы, и дымные трассы прочертили небо, заканчиваясь в толпе. Толпа взвыла и шарахнулась было к неизвестным солдатам, но те вскинули оружие к плечам и открыли огонь. Подполковник рванулся:
— Они что?! С ума сошли?!!! Там же женщины и дети!
— Не бойся, подполковник. Это — пластиковые пули. Отделаются синяками. А газ — вырубит их.
— Ты уверен? И что вообще всё это значит? Что за чертовщина?!
Капитан уже отошёл от окна и вновь уселся на стул.
— Скоро узнаешь. А вообще, Петрович, тебе не надоело неизвестно за чьи деньги свою кровь проливать?
— Куда вербуешь, Лёха…
Он вперил воспалённый взгляд в спокойного, словно ничего и не происходило, Островского.
— Не переживай, Михаил Петрович, я тебя не Родину предавать зову. Скорее — спасать. Сам всё увидишь. А теперь — пошли. И дай команду, чтобы твои орлы по местам расходились. Помогать уже никому не нужно. Всё сделано. Вот.
Он выудил из кармана несколько бумажек и швырнул их на стол. Майор, про которого все забыли, развернул их и вдруг у него стал необычайно удивлённый вид.
— Товарищ командир… Они Ваху завалили… Кочиева…
— И всё его шайку. Пошли, подполковник. Познакомишься кое с кем. Заодно и по присутствуешь… При суде…
— Господин барон! У меня отличные новости! Трудно было. Но нам удалось выбить для вашей фирмы частоты вещания!
Кепкин захлёбывался от восторга, сообщая такому уважаемому человеку приятную новость. Ещё бы — почти полгода не было никакой возможности приобрести телеканал, как этого желал барон фон Соколофф, самый богатый среди налогоплательщиков столицы. Конечно, были нефтяные и газовые картели. Множество экспортных и импортных фирм, но, по сути своей, все они зависели от конъюктуры рынка. Упали цены на сырьё — упали налоги. Вырос курс иностранной валюты — снизились доходы Москвы. А фирма господина барона… О! Это особая статья! Стабильный прирост производства практически во всех областях! Никаких отходов! Стерильный воздух безо всяких выбросов! Фантастика! И большие, просто — колоссальные деньги в бюджет! Благодаря налоговым отчислениям от «Дойче-Руссиш Индастриз» мэр смог наконец то достроить две станции метрополитена, реконструировать ряд улиц, тем самым немного разгрузив задыхающиеся от пробок улицы столицы, словом, господин барон заслуживал того, чтобы иметь свой телеканал…
…Поблагодарив, рейхсмаршал государственной безопасности Соколов положил трубку аппарата и весело взглянул на сидящего напротив Отто.
— Ну что, парень, хватит тебе разорять злачные заведения. Займись делом.
Вопросительный взгляд был ему ответом.
— Телестудия давно уже готова. Набирай персонал, обслугу. Мы подбросим тебе свои кадры, и давай, начинай работу. Через неделю мы должны выйти в эфир.
— Не получится.
— Почему?
— Если успеем договориться о ретрансляции с регионалами, то начнём вещать на страну. А сейчас — только на столицу и окрестности.
— И это важно. Наши передатчики перекроют всю область и ряд окружающих. Твоя задача — НАЧАТЬ вещание в кратчайшие сроки. А время развить сеть у нас будет. И вообще — готовься принимать дела, мой мальчик. Есть мнение — поручить проект «Земля-2» тебе.
— А как же вы, господин рейхсмаршал?
Тот усмехнулся:
— А ты думаешь, что пробив сюда проход, яйцеголовые успокоились? Ха! Десять раз! Они уже нащупывают следующий мир! И господин рейхсмаршал скоро вынужден будет клонировать себя. И не один раз…
…Отто вернулся домой взбудораженный, и, распахнув дверь с порога крикнул:
— Собирайся, мы едем в клуб. Тридцать минут.
Настроение было отличным, ещё бы столько ждать, и наконец добиться своего. Интересно, на какие кнопки нажал мэр, чтобы оказать услугу уважаемому иностранцу? Не иначе вышел на министра «культуры» Шустрого, Отто криво усмехнулся и бросив на столик портфель с документами поспешил в ванную. Пустил воду, торопливо намылил щёки и взяв в руки бритву прислушался — в соседней ванне тоже шумела вода…
Ровно тридцать минут. Существо вышло из комнаты. Придирчиво смерил его взглядом. Пойдёт. Надо бы ещё купить ей одежду. Эта уже, наверное, примелькалась. Пойдут ненужные разговоры… По пути. Решив так, он вышел из квартиры и заспешил к лифту…
Почти час провели в дорогущем бутике, но дело того стоило. Расплатившись карточкой, он, наконец то, уселся в машину и надавил на педаль акселератора. Оно, сидящее рядом, просто светилось от счастья…
…Ирине всегда везло в жизни. От родителей ей досталась броская внешность: безупречная фигура с длинными ногами и высокой грудью. Голубые глаза и волосы натуральной блондинки. Музыкальный слух, неплохая пластика. Одно время она даже стала солисткой популярного девичьего трио, пользовавшегося немалой популярностью. Но время шло, появилось множество клонов группы, и Ира вовремя кое-что поняла. Что надо искать другие источники дохода. Удалось, через одного высокопоставленного поклонника пристроиться на телевидение, и даже начать вести пару шоу. Но рейтинги, первое время взлетевшие до небес, начали быстро падать. Непрофессионализм сказался почти сразу, а красавиц вроде её было хоть пруд пруди… Покровитель куда то исчез, по слухам найдя другую пассию. И стоило задуматься, куда деваться дальше. Возвращаться в родной город после того, как столько лет провела на вершине славы, не хотелось. Да и заработок… На тиви платили очень много, почти столько же, сколько в группе. А к деньгам привыкаешь быстро… И когда она уже получила уведомление от хозяев канала, что контракт с ней продлеваться на следующий сезон не будет, показалось, что мир померк, и счастья больше нет. С горя решив развеяться девушка поехала в популярный московский ночной клуб, где совершенно случайно встретила старую подругу по группе. Всласть по обнимавшись, они взяли столик, бутылку спиртного вместе с закуской и стали вспоминать дни своей славы. Время летело быстро, да и спиртное тоже, когда вдруг подруга толкнула её в бок:
— Смотри! Сам Отто Шрамм! Слыхала? Говорят, что они канал купили!
— Москва — Париж?
— Не хохми, Ирка! Телеканал!
Та почти мгновенно протрезвела:
— Ты что? Где он?
— Да вон, сзади. Ты что, никогда про него не слышал?
— Не-а…
— Ну ты даёшь, подруга! Он жутко богат! Его отец — владелец «Дойче-Руссиш Индастриз»!
— Ни фига себе!..
Товары под этой маркой заполнили практически всю страну. Дешёвые, но невероятно качественные продукты, вещи, бытовая техника были практически повсюду. Ходили слухи, что фирма начинает монополизировать россиянский рынок, но пока — только слухи. Хотя в реальности Ира раз столкнулась с этой конторой, когда на её ток-шоу один из претендентов сослался на опыт фирмы в продвижении своей продукции… И хотя рядом с иностранцем сидела какая то девушка, по виду — подружка, Ирина подмигнув бывшей напарнице, чуть поправила бюстгальтер и решительно поднялась с места.
— Ты куда?!
— Пойдём наниматься.
— Ты что, с ума сошла?!
— А, пошли! Чего нам терять?
Неожиданно та согласилась:
— Действительно…
Отто с удивлением смотрел на двух подвыпивших девиц, возникших перед его столиком. А те, словно не замечая сидящего рядом существа, бесцеремонно разглядывали его. Наконец парень не выдержал и обратился к оно:
— Не думал, что в Россиянии принято так нагло рассматривать людей…
Существо тихо ответило:
— Похоже, что это так, го…
Но вовремя спохватилось — привычное «господин» едва не слетело с её губ. Девицы спьяну не обратили на оговорку внимания. Одна из них, смутно почему то знакомая, упёрла руки в столешницу, чуть наклонившись и продемонстрировав роскошный бюст, затем дохнув перегаром, спросила:
— Вы Отто Шрамм?
— Я-я, штимт.
— Мать… Словом, слышали мы, что твой папащка канал купил?
— Да.
— Тебе дикторши или ведущие телешоу нужны?
Отто вспомнил! Точно! Они обе и есть! Только третьей не хватает. Рыжей! Ладно, посмотрим… Он полез в карман и выудил золотую визитницу с инкрустацией. Почему то здесь слишком обращали внимание на внешние атрибуты богатства. Открыл крышечку, вынул две визитки с чёрной молнией, протянул девицам:
— Завтра, в двенадцать ноль-ноль по этому адресу. Ещё вопросы?
Неожиданно блондинка смутилась и выпрямилась.
— Нет, извините, что помешали…
Брюнетка попыталась что-то сказать, но подруга ухватила её за руку и оттащила в сторону, возбуждённо что-то объясняя. Парень проводил подружек взглядом, затем сделал глоток сока и неожиданно для себя спросил существо:
— Ты танцевать умеешь?
То удивлённо распахнуло глаза и, как обычно тихо ответило:
— Так как здесь? Да, господин…