Страшно любимая

Глава 12. О нытье, упрямстве и дурости. Мирта

— Мирта… Ну, Мирта…

— Не сейчас.

— Ну, пожалуйста!

— Я занята. Подожди немного.

— Бородавочка наша зелёненькая, хочешь, я на колени встану?

— Нет.

Я упорно не поднимала глаз на Мефисто, который вот уже минут сорок ходил вокруг меня кругами и нудел.

— Мирта… Мирточка! Я готов целовать песок, по которому ты…

Я вздрогнула и с ужасом уставилась на кентавра. Всё понимаю, но приносить вассальную клятву, да ещё по традиционной формуле грейгов — это уже чересчур. Он обезумел? То ли мои вытаращенные очи повлияли, то ли остатки разума заставили опомниться, но копытный осёкся. Внимательно посмотрел на меня, почесал за ухом и отвёл глаза.

— Извини, погорячился, — покаянно сообщил он, но едва я с облегчением выдохнула, торжественно пробасил: — Я готов пол целовать, по которому ты ходила!

Вот идиот! И что теперь делать? Нет, заранее ясно, чего копытный ждёт от сюзерена, но мне-то на кой сдался кентавр в услужении? Тем более такой проглот? Представила себя исхудавшую, серую от усталости, измождённую из-за непрерывной готовки. В смысле я готовлю, а Мефистро всё сжирает до того, как хоть кусочек себе в рот засунуть успеваю. Да уж, с таким вассалом никаких кровных врагов не надо!

Впрочем, в космосе добрая половина традиций, обязательных к исполнению на планетах, действует весьма условно, а потом, если что, обращусь в Совет и вытребую отмены клятвы на основании невменяемости лорри, её приносящего. Отбрешусь как-нибудь. В сердцах мысленно плюнув, я пожала ушами и вернулась к прерванной работе:

— На здоровье. Хоть всё вокруг обцелуй, только не мешай.

— Договорились! Пошли! Я буду лобызать пол и не мешать, а ты займёшься действительно важным делом.

Вот же упёртый!

— Можешь начинать. Я через полчаса подтянусь.

Кентавр взвыл:

— Я сгину во цвете лет! Сжалься!

— Обязательно, но сначала завершу начатое.

— Ты не только страшная, но и жестокая женщина, — заголосил он пуще прежнего. — Вспомни о главном!

Я хмыкнула.

— О смысле жизни? — съехидничала, зарываясь в груду купленного на Подушке.

— Ну, Ми-ирта-а… Какой такой «смысл»? Глупость! Кому он нужен? Я про ужин!

Сэл разбирался с запчастями и странного вида приблудами, по случаю приобретёнными на базе, но тут не выдержал и, рыкнув, отвлёкся от своего занятия:

— Ты достал! Что за приоритеты такие? Нам всё бросить и теряя тапки бежать плюшки тебе лепить?

— Именно, — нытик переступил копытами. — Груз подождёт. Нам до казематов ещё лететь и лететь, успеете коробки свои перебрать. Неужели приступ трудового энтузиазма важнее страданий коллеги и друга? Вы ещё до выхода в подпространство убедились, что пересортицы нет.

Скрипнув зубами, механик с силой пнул один из ящиков. Внутри что-то глухо тренькнуло. Хвост с кисточками уже давненько зло хлестал своего хозяина по бокам, но до сих пор гарн сдерживался, а тут даже кулаки сжал и подался к Мефисто. Плохо.

Я торопливо выпрямилась и указала голодающему на часть груза, отложенную в сторонку:

— Чем нас отвлекать от дела, лучше перенеси продукты в стазисный шкаф. Мы скоро здесь закончим. Оглянуться не успеешь, а я уже буду на кухне. Пожалуйста, иди.

Увы, просьбе он не внял и открыл рот, чтобы поспорить, но внезапно трюм затопил утробный рык гарна. Низкий, злой и как будто даже материальный. Вот это сработало на ура! Миг, и кентавра как ветром сдуло.

— Ого, не знала, что ты умеешь так убедительно рычать, — похвалила я, не без труда подавив желание последовать заразительному примеру и тоже сделать ноги.

На комплимент Сэл не повёлся.

— Мирта, зачем ты ему потакаешь? Он же, едва звездолёт в подпространство вывел, сюда прискакал требовать свой несчастный ужин.

Я развела руками:

— Принимай лорри такими, какие они есть. И я не потакаю, а понимаю причины странного и раздражающего поведения. Что поделать, если у кентавров два желудка, не считая резервного? В степи еды не так много, чтобы табун каждый день ел вдосталь, вот и запасаются на чёрный день при любой возможности. Тем более вы тут довольно долго были на сухом пайке.

Сэл вернулся к своему занятию, хотя мечущийся хвост всё ещё выдавал раздражение.

— Это не повод так себя вести, — буркнул упрямо.

— Конечно, не повод. Это причина, — я улыбнулась. — И не забывай, что нам предстоит. Вкупе с остальным голод у Мефисто на нервах просто зверский. Кстати, исследователи физиологии этой расы утверждают, что именно голод стал причиной нескольких войн в родных мирах кентавров. Я с медициной на «отвали», потому суть процесса понимаю плохо, но точно знаю, что у кентавров на нервах и от недоедания что-то в голове перемыкает, они теряют способность мыслить здраво, а порой и вовсе ведут себя как психи. Потому не суди Мефисто строго.

Повертев пакет с зеленоватым порошком, я прикинула, можно ли его положить в ящик с другими травами, или перестраховаться? Вдруг герметичность упаковки где-то нарушена? Контакт этого вещества с несколькими из тех, которые я уже отложила, не безопасен. В результате всё-таки убрала в другой ящик. Лучше перебдеть, чем потом разгребать последствия собственной небрежности.

— Тебя послушать, так у всех есть причины вести себя по-идиотски, — утрамбовывая в мешок купленную одежду, недовольно пророкотал Сэл. — Нелька — влюблённый энергетик, Мефисто — оголодавший кентавр, Бонигар — отчаявшийся дош-ти, с капитаном тоже что-то не то, да и Фург в последнее время, мягко говоря, разумностью не поражает.

При упоминании о Роберте я рефлекторно напряглась и тряхнула подбородками. Вот только не надо сейчас о нём. У меня клятва неразглашения, Нелька, день рождения и вообще — нервы.

— Сэл, у любой расы есть свои слабые места. Как, впрочем, и у отдельно взятых лорри. Кто-то ведёт себя неадекватно в отрыве от энергетического поля родного мира, кто-то при контакте с конкретными химическими соединениями, кто-то на почве внутренних физиологических изменений. Да и адекватность — весьма размытое понятие.

— Но зачем этому потакать-то?

— В некоторых случаях, воюй не воюй, лучше не станет. Только силы потратишь и нервы. Всё. Я здесь закончила, остальное можно отложить на потом. Давай я тебе по-быстрому помогу и пойдём.

Уже через четверть часа мы болтали ни о чём по дороге на кухню, благо это у нас получалось прекрасно — легко и непринуждённо. С гарном вообще говорить — одно удовольствие. Он и слушает «вкусно», и сам много чего интересного рассказать может. Пока готовила ужин под его байки, поняла ещё одну важную вещь: наряду с прочими достоинствами, Сэл бесценен хотя бы потому, что при всей уравновешенности способен на время изгнать из кухни Мефисто.

Когда первое, второе, компот и плюшки на два дня поспели, я валилась с ног от усталости. Готовить на такую ораву — не фунт изюма. Но, увы, потом ещё пришлось снова спускаться в трюм и развозить покупки по местам. Запчасти — в мастерскую Сэла, шмотки — в каюту, травы и реагенты — в отдельную комнату, которую мне выделил под лабораторию всё тот же Сэл.

Ситуация осложнялась тем, что во избежание нападок Нелли ходить нам с гарном приходилось только вместе. Из-за этого времени на всё про всё ушло вдвое больше. К счастью, для транспортировки использовались антигравные платформы. Хоть не было надобности таскать ящики на руках.

Но вот с банши дела обстояли не так радужно. Мы замечали полупрозрачную фигурку с завидной периодичностью. Заговорить с нами несчастная влюблённая не пыталась, просто следила, причём как-то странно — каждые пять-семь минут появлялась из ниоткуда, пару секунд наблюдала и бесследно растворялась. Меня, правда, вся эта мутотень почти не раздражала. Слишком упахалась, чтобы обращать внимание на очередные заскоки блондинки.

Говорила мне мама, что по ночам спать надо, а я не слушалась. Зря. Злую шутку со мной сыграла именно усталость. Это из-за неё здравый смысл сделал ручкой и удалился на отдых раньше меня самой. Безобидные чудачества даже обычных лорри порой выливаются в серьёзные проблемы, чего уж говорить о Нельке? Так что задуматься и насторожиться стоило, а я… слишком хотела спать.

Едва мы закончили с делами и вернулись в каюту, я зарылась в мешок с новой одеждой. Раскладывать вещи по полочкам и мерить сил не осталось. Всё завтра. Вот высплюсь и обязательно наведу порядок, а пока… Отыскав пижаму, я направила свои стопы в душ.

Через пять минут вовсю намыливаясь, я самозабвенно мечтала о мягкой постельке и подушечке. Но тут перед носом возникло серебристо-белое облако, а из него раздалось громогласное:

— Да как ты смеешь!

Отшатнувшись, я пребольно ударилась плечом о стену и взвизгнула.

— Мирта! — донёсшийся из каюты встревоженный голос Сэла слился с грохотом опрокинутого стула.

Про стул я просто догадалась, потому что увидеть перевёрнутую мебель воочию не довелось. Когда дверь ванной под напором гарна распахнулась, меня в душе уже не было. Стирая мыльную пену с подбородков, я нервно оглядывалась совсем в другом месте.

— С ума сошла? Нелли, ты опять?

Мы с ней очутились в небольшой каморке, по стенам заставленной коробками и заваленной чуть не под потолок тюками и свёртками. Хорошо ещё, при нашем появлении включилось освещение. Тусклое, еле-еле рассеивающее темноту, но и то хлеб. Жаль, пахло тут отнюдь не им, родимым, а совсем наоборот — пылью с химическим привкусом.

— Это ты «опять»! — взвизгнула банши, и передо мной заколыхалось серебристое облако, постепенно приобретая очертания девичьей фигурки. — Мы же договаривались, Роберт мой!

— Я капитана со вчерашнего дня не видела. Да ты и сама это знаешь не хуже моего. И за мной следила, и от Роберта наверняка дольше, чем на пару секунд не отлучалась. И вообще, как ты меня сюда перетащила?

— Не знаю, — отмахнулась никак не унимающаяся Нелька. — Зачем ты его выманила из каюты? И как?!

Я потёрла ухо и поёжилась.

— Для начала не кричи, — попросила со вздохом. — У меня от тебя в ушах звенит и попа мёрзнет.

— Да при чём тут твоя попа?!

— Абсолютно ни при чём, но мёрзнет. Живот, к слову, тоже. И это я молчу про всё остальное. Нелли, ты сама понимаешь, что натворила?

— Я? Я?! Да это ты…

— Всё. Хватит. Хочешь поговорить? Пожалуйста. Но не здесь и не сейчас.

— Почему это? — с вызовом вздёрнула подбородок банши.

Я зябко поёжилась и шмыгнула носом.

— Потому что тут холодно. И пыльно. Ещё чуть-чуть, и я расчихаюсь. Помнишь, к каким последствиям это приводит?

— Ладно, — она поджала губы и насупилась. — Пойдём в твою каюту.

— Нет, не пойдём, — я отрицательно мотнула головой. — Как сюда перенесла, таким же макаром и возвращай обратно.

— Эм… — теперь уже блондинка смутилась и поёжилась. — Боюсь, и вправду не знаю как. Оно само получилось, от злости. Ты весь день от Сэлинея не отходила как будто нарочно.

— Не «как будто», а «нарочно».

— Зачем? Подозрения отводила?

— Не хотела, чтобы ты опять сглупила и что-то эдакое выкинула, — вскипела я. — Нелли, моё терпение не безгранично, и твои нападки уже порядком надоели. Чего ты от меня хочешь?

— Оставь Роберта в покое!

— Да я о нём и не вспоминала даже!

— А зачем тогда из каюты его выманила?

— ???

— Сидел капитан у себя, никого не трогал, а тут ты со своими запахами.

Я с недоумением уставилась на расстроенное лицо девушки:

— Кшорти в изначальной форме почти не потеют, да и не проходила я мимо капитанской каюты.

— Ага! То есть ты знаешь!

— Что?

— Где она!

— Кто?

— Каюта.

— Тьфу ты… Понятия не имею. Просто комната гарна возле самого лифта, по жилому этажу я не ходила. Разве только на кухню, но по дороге кают нет, лишь подсобные помещёния.

— Вот ты себя и выдала! — подпрыгнув на месте, банши воздела руки над головой и обличающе прошипела, выделяя каждое слово: — Ты! Была! На! Кухне!

Я хрюкнула. Дёрнула ухом и задумчиво почесала бородавку на правом виске.

— Была. А что тут такого?

— Ты готовила! — не сбавляя градуса возмущения, ткнула в меня полупрозрачным пальцем девушка.

— И?..

— Что «и»? Тебе этого мало? Роберт бросил меня и ушёл! Из-за твоих запахов!

— Ох ты ж бублик горелый…

Будь пол чуть теплее и чище, я бы непременно осела на него и отчаянно завыла. Нет, это же надо! Опять на пустом месте цирк со всеми вытекающими… Глянула на хлопья пены и поправила саму себя — со всеми «стекающими» последствиями. Титаническим усилием подавив желание наорать на дурную энергетическую сущность, я негромко призналась:

— Нелли, большинство известных мне лорри регулярно едят…

— Ночью?

Я хмыкнула и кивнула:

— И ночью тоже. Так даже вкуснее. Реагировать на запах пищи, испытывая чувство голода, — нормально. Это не имеет ни малейшего отношения к любви.

— А как же «путь к сердцу мужчины лежит через его желудок»? — немного сбавив обороты и уже почти без истерических ноток, протянула блондинка. — Про еду я знаю и даже принесла Роберту яйца. Целых сорок штук, между прочим.

Представила себе капитана посреди россыпи яиц. Бедняга… Мало ему неприятностей, так ещё и это…

— И нечего ушами дёргать! Сама меня научила их готовить. Так что не было у него нужды идти на кухню, а ты нарочно приготовила какое-то хитрое приворотное зелье.

Осознав, что достучаться до разума влюблённой дурочки не получится, я решительно стёрла с макушки остатки пены и отвернулась. Что в тюках и ящиках? Любопытно!

— Четыре, — буркнуло моё ехидство.

— Не поняла… Издеваешься? — явно колеблясь, выводить истерику на очередной виток или повременить, спросила банши. — О чём ты вообще?

Но я уже озадаченно рассматривала гибкую полутораметровую трубку, извлечённую из мешка. Серовато-синяя, холодная, она была полой и на ощупь шершавой, а в руках извивалась как живая. При всей фантазии так и не смогла вообразить, для чего на звездолёте могут пригодиться несколько мешков таких вот трубок. Разве только какие-то детали для двигателей или чего-то в этом роде? В технике я не разбираюсь от слова «совсем».

— Нелли, ты не в курсе, что это за штуковина?

— Нет. Не переводи тему!

Я запихнула трубку обратно в мешок и принялась исследовать остальные свёртки, пропуская те, которые на ощупь напоминали первый.

— При чём тут «четыре»? — не унималась банши и нудела с истерическими нотками. — Чего четыре?

— Четыре тазика зелья сварила. Приворотного, — буркнула я, недовольно рассматривая россыпь серебристых загогулин, обнаруженных под крышкой одного из ящиков. Невезуха.

Банши всплеснула руками:

— Как «тазика»? Ты ополоумела?

Меня всё сильнее колотило, руки мелко тряслись от холода и раздражения, грозящего вот-вот перерасти в откровенное бешенство. Надо собраться, иначе последние крохи спокойствия благополучно испарятся, и вот тогда никому мало не покажется.

Доведённая до ручки голая кшорти — то ещё зрелище. В таком состоянии я о приличиях забуду напрочь и пойду в каюту в костюме свежевылупившегося дитяти, без единой нитки на теле. Разве что пару трубок прихвачу, дабы колотить всех встречных-поперечных, вымещая на них накопившуюся за последние дни злость. Нет, так дело не пойдёт. Глубоко вздохнув, прикрыла глаза.

— Нелли, — очень мягко, почти ласково прошелестела, — я всего лишь приготовила суп, мясное рагу, гарнир и большую кастрюлю пирожков. Никакого отношения к приворотам это не имеет, хотя внимание мужской части экипажа, безусловно, привлечёт. Может статься, даже пробудит в их сердцах любовь, только…

— Я же говорила!

— Не ко мне, а к еде! Приди в себя и осознай: сейчас перед нами стоит куда более важный вопрос.

— И какой же?

Я с упрёком посмотрела на виновницу пусть не всех, но многих моих бед. Вот как ей объяснить, если она дальше своего носа ничего не видит? И главное — где взять терпения, чтобы сделать это спокойно, когда мне так хочется кричать и топать ногами? Мысленно досчитала до десяти, прежде чем ровно произнести:

— Взгляни на ситуацию здраво. Где-то по коридорам гуляет Роберт, а мы по твоей милости в кладовке сидим. И что ещё хуже, мне холодно. Не ровён час, расчихаюсь — мало никому не покажется.

— Угрожаешь? — прищурилась блондинка. — Я всё равно не отдам тебе капитана! Я… я…

— Хватит уже «якать»! — не выдержала и едва не сорвалась на крик: — Как мне обратно в каюту попасть голой-то? А тут сиднем сидеть холодно да и бестолково. И ведь вытащила прямо из душа, дурья твоя голова! Твою бы энергию в мирное русло, давно бы с Робертом была.

Банши, которая поначалу явно ещё больше яриться начала и даже белизной налилась, к концу моей гневной тирады спала с лица и съёжилась.

— Издеваешься ты надо мной, Мирта. Как бы я с ним была, если и прикоснуться к нему не могу?

— Ой ли!

Вот такую поникшую и несчастную Нельку было жалко, хотя и злилась я на неё ещё очень сильно. Пришлось объяснить:

— Меня ты уже и душила, и одежды лишала, теперь вот сюда перенесла. Заметь, без физического тела. Выводы сама делай.

Махнув на дурынду рукой, я отвернулась. Увы, уже стало ясно, что ни тряпок, ни чего-то хоть сколько-нибудь на шмотки похожего тут не было. Нельку бы послать на поиски, но у меня уже зуб на зуб не попадал, да и кто её, банши, знает. Исчезнет и с концами.

Опять перемкнёт у дурынды в голове что-нибудь, и запрёт она меня в этой кладовке. Как тогда выбираться? На звездолётах звукоизоляция хорошая. Если дверь заперта, хоть башкой в неё стучи — никто ничего не услышит. От систем слежения тоже толку немного. Я ведь сюда не своим ходом пришла. Найти-то найдут, куда денутся, только я к тому времени десять раз окоченею. В подсобных помещениях температура, дай Вселенная, градусов десять. Кому надо энергию на обогрев всего корабля тратить, если лорри почти всегда на жилом этаже трутся?

Я решительно шмыгнула носом и принялась перекладывать ящики и свёртки на пол, освобождая доступ к одной из больших коробок в самом низу. Попутно заглядывала внутрь, хотя надежды уже не было. Тут явно хранились какие-то детали и прочая техническая фигня.

Сами ящики слишком тяжёлые и бестолковые, ими не прикроешься. Упаковочный тканепластик свёртков для моих целей не годится, потому как с синей печатью. Стоит вынуть содержимое, упаковка моментально сожмётся в горошинку.

Вообще, мягкую и пластичную тару маркируют семью разными печатями, а вот в космосе из-за дефицита места используются только три. Белая — упаковка растворяется без следа за пару минут, синяя — просто уплотняется, теряя в объеме, но не в массе. Есть ещё фиолетовые маркеры, которые ставят на обёрточные материалы, после нарушения герметичности упаковки преобразующиеся в молекулы кислорода и дюжину других газов по выбору заказчика.

Увы, чем удобнее тара, тем она дороже. Причём, если ценник синей отличается от белой всего на один порядок, то за фиолетовую придётся переплатить раз в триста больше. Именно поэтому последнюю используют очень редко. Хорошо хоть многоразовые ящики и контейнеры не маркируют.

Под аккомпанемент звенящего молчания Нельки я таки докопалась до большой коробки из тонкого пластикартона и с пыхтением перевернула ту на бок. Пока нащупывала непослушными от холода пальцами язычок замка, Нелька всё распиналась о своей любви к Роберту и пеняла мне на недостаточное рвение в деле соединения двух сердец. Я бы напомнила об отсутствии материального сердца у одной конкретной дамы, но толку-то? Не ровён час, ещё больше взбеленится. Тут уж не до шуток. Потому коробку открыла молча и сразу же отскочила, зажимая нос рукой.

По полу раскатилось море бурых шариков непонятного мне предназначения. Каморка наполнилась едким химическим запахом. Я едва не взвыла. Вот же хорт безрогий! Но делать нечего. Примерившись, ухватила коробку за дно и перевернула, высыпая на пол остатки содержимого, чем бы оно ни было.

— Мирта, что ты делаешь? — испуганно ахнула Нелька.

— Платье шью, — досадливо огрызнулась я в ответ, нашаривая в ближайшем ящике железяку потяжелее. — Бальное. Знаешь, как в сказках у древних?

— Нет.

— Ничего, скоро своими глазами увидишь. Чуток дверь приоткрой, пока я тут не задохнулась.

Блондинка неохотно выполнила просьбу, но встала, загораживая проход.

— И что там у древних?

— Люди вечно шикарные наряды из всякого хлама мастерили. Из паутины там, листьев, орехов или мусора. Транспорт из овоща, дом из одежды. Изобретательные, одним словом.

И я принялась с отчаянным ожесточением кромсать пластикартон. Получалось плохо, плотный материал поддавался со скрипом, но уже через несколько минут я, с гордостью подбоченившись, бросила торжествующий взгляд на блондинку.

— И как тебе мой наряд?

Та на искорёженную коробку смотрела с ужасом и непониманием во взоре. Честно говоря, я и сама бы так с удовольствием посмотрела, будь у меня выбор. Вот доберусь до каюты, оденусь в нормальную одежду и воплощу эту мечту в реальность, а пока…

Так и не дождавшись ответа от беззвучно хлопающей ртом Нельки, я кое-как впихнула себя в импровизированное платье. Коробка, хоть и большая, была мне явно мала и едва прикрывала зад, выставляя на обозрение ноги. Живот еле-еле втиснулся, зато рукам места хватило с перебором. Они торчали из отверстий на боках «одеяния» едва ли наполовину, оставляя локти внутри.

Захочется согнуть руку, придётся либо втягивать её внутрь, либо изгибаться буквой «зю», чтобы хоть одну конечность высунуть наружу чуть подальше. Плохо моя шарообразная фигура вписывается в куб, но тут уж ничего не попишешь.

Не без труда протиснувшись в узкий дверной проём, я огляделась. Куда ни глянь — серые стены длинного коридора, редкие однотипные двери и пара ответвлений. Полупрозрачная фигурка банши то и дело подёргивалась рябью, как плохо настроенное изображение дешёвого галлопроэктора.

— Пыхтишь будто обожравшийся гокл, — хихикнула я. — Смотри не взорвись. В какую сторону нам идти?

Нелька раздула ноздри и прищурилась, но ничего не ответила. Ну и ладно. Раз помощи от неё не дождаться, пойдём наобум.