Странное происшествие на Тенистой улице

Глава 4

Когда я спускаюсь по скрипучей лестнице на кухню, ноги ещё плохо меня слушаются. Не самое удачное начало второго дня на новом месте. Какая-то доисторическая, покрытая пылью мебель. Странные звуки ночью, а теперь ещё и взбесившаяся электропроводка. Этот дом начинает всерьёз беспокоить меня…

Я останавливаюсь, чтобы осмотреть картину на стене, доставшуюся нам от предыдущего владельца. Она не очень большая – наверное, размером с экран обычного ноутбука. Судя по трещинам, написана масляными красками. И держится на обыкновенном гвозде, вбитом в стену.

«Почему они не забрали её с собой?» – спрашиваю про себя и наклоняюсь поближе. Мама иногда оставляет свои творения, желая, видимо, удивить того, у кого иначе не хватило бы денег на такую роскошь. Но я так не делаю. Мне не хочется, чтобы кто-нибудь видел мои рисунки. Так, по крайней мере, было до сих пор.

Я пытаюсь разглядеть картину в тусклом свете нависающей над головой лампочки. На холсте изображены цветы и стебли с усиками, обвивающие высокий каменный забор. Сначала, когда видишь перед собой только стену и ярко-красные лепестки, становится жутковато. Но в то же время это красиво. Хороший контраст, как сказала бы моя учительница рисования.

С трудом сглотнув, я мысленно заставляю себя не думать о своей учительнице рисования Джейн. Она невысокого роста, белокурая, с пронзительным голосом. У неё великолепная техника пастельного рисунка. У меня сдавливает горло, я готова вот-вот расплакаться. Но качаю головой, надеясь, что воспоминания не будут долго меня мучить. По крайней мере, они не должны причинить мне столько боли…

– Доброе утро! – говорит папа, аккуратно откладывая скрипку, когда я захожу на кухню. Джон уже не спит и с усмешкой поглядывает на меня. С его подбородка стекают капли сиропа, а вокруг стола разбросана дюжина коробочек из «Макдоналдса». – Как ты, выспалась?

– A-а… Ну да. Наверное. Правда, снились какие-то дурацкие сны.

– Мне тоже, – хмуро вставляет Джон. – В прихожей были призраки.

Я едва сдерживаю смех. Благодаря весьма вольному воспитанию Джону сходит с рук куда больше, чем любому другому четырёхлетнему сорванцу. Включая просмотр всех мерзких шоу об охоте за призраками на канале «Путешествия». Папа говорит, что Джон во многом следует зову сердца. Мама считает, что в нём бушует дух свободы. Я же говорю, что это просто самый ненормальный, озорной мальчишка.

– Там были призраки! – не унимается Джон, запихивая в рот ещё один кусок блина.

– Ладно, ладно. Достаточно, Джон. Давайте всё же сосредоточимся сегодня на чём-то приятном, – говорит папа, усаживая Джона к себе на колени. – Мы ведь в новом городе, здесь так красиво!

Я перехватываю его пристальный взгляд, направленный в сторону окна. Сама я не вижу там ничего, кроме облаков на небе. И они все серые, как наш дом.

– Итак, наше первое воскресенье в большом городе. Как только мы здесь обживёмся, то возобновим наши воскресные семейные дни. Но сейчас у нас с мамой скопилась целая кипа бланков, которые надо непременно заполнить. И ещё нужно позвонить в кучу разных компаний. Итак… Что будем делать? – спрашивает папа, и лицо его расплывается в широкой улыбке.

У него на подбородке щетина, мешки под глазами, но в целом он выглядит счастливым. Я пожимаю плечами. Не хочется его расстраивать. Мой папа просто замечательный, и я знаю, как тяжело ему всё это досталось. И маме, кстати, тоже. Но именно сейчас, кажется, нет ничего лучше, чем заползти обратно в постель, натянуть на голову одеяло и сделать вид, что мы никуда не уезжали и ничего такого со мной не произошло.

– Ну же, Тесс. Чикаго просто пропитан историей. И здесь полно отличных мест для рисования. – Папа замолкает и оглядывается на стойку. Там стоит старая банка Мейсона с отвинчивающейся крышкой. Я с ужасом наблюдаю, как он быстро пересекает комнату, хватает её и приносит мне. С гулким стуком он ставит её на стол, а я смотрю на свёрнутые бумажные квадратики внутри. И ёжусь от страха.

Банка приключений. Родители придумали это два года назад. Они вкратце описывают будущие приключения на небольших листочках бумаги и бросают их в банку, затем ждут удобного момента, чтобы подсунуть это Джону или мне. Обычно мне.

– У меня сейчас нет особого желания использовать банку приключений, папа, – бормочу я.

– Ерунда! – смеётся папа, когда поднимает банку и встряхивает её, чтобы перемешать бумажки. – Она стала катализатором многих интересных затей! Помнишь, как мы с её помощью решили на выходные отправиться на Флорида-Кис?

О, я-то хорошо помню.

– Да, в те выходные я пропустила вечеринку с ночёвкой в гостях. А всё потому, что кто-то забыл заглянуть в календарь и проверить расписание мероприятий.

Папа фыркает:

– Эти вечеринки устраивают каждые выходные, Тесса, а вот шанс увидеть что-нибудь новенькое выпадает не так часто. И Джонни тоже было интересно. Только вспомни, сколько всего удивительного мы там встретили! А всё потому, что не сидели сложа руки, говоря: «Ну да, хорошее местечко, выберемся туда как-нибудь». Так поступает большинство людей, которые никуда не ездят. А мы просто взяли и поехали. – С этими словами он подталкивает банку ко мне.

Затаив дыхание, я беру её в руки и начинаю отвинчивать крышку. Я знаю, что родители пытаются сделать нас с Джоном так называемыми учениками мира и что я должна это ценить. Но случаются дни, когда просто хочется посидеть на диване и отключиться, побыть одной. Видимо, сегодня не такой день.

Поёжившись, я вытаскиваю клочок бумаги. Я действительно надеялась, что мама придумала… как обрести душевный покой, ну или что-нибудь в таком роде. По крайней мере, это помогло бы мне некоторое время побыть наедине с собой. Но сейчас, видимо, на это рассчитывать не приходится…

– Исследовать неизвестное, – говорю я, комкая бумажку и швыряя её на стол.

Папино лицо сияет так, как будто он выиграл в лотерею.

– Замечательно! Здесь просто масса возможностей! Подумай только, ведь сам переезд в Чикаго уже само по себе приключение!

– Предпочла бы остаться во Флориде. И могла бы сейчас нежиться на пляже.

Я смотрю в окно, и мой взгляд останавливается на сером небе. Папино лицо вытягивается и немного мрачнеет.

– Эй, я знаю, что первые несколько дней получатся довольно сумбурными. И для тебя, и для нас с мамой. Но ты лучше думай так: «Я не увижу этот мир и все те замечательные вещи, которые он может мне предложить, если оставлю свои глаза закрытыми».

Мои глаза широко открыты, и, наверное, в этом-то как раз и проблема.

– Помнишь место, о котором рассказывал агент по недвижимости? Северный пруд, кажется? Ты могла бы исследовать его для начала!

Я смотрю на папу так, как будто у него три глаза.

– Папа, я даже толком не понимаю, где нахожусь! Я даже не знаю, как называется наша улица. Как мне вообще добраться до Северного пруда!

– Вообще-то Чикаго, как и другие города, нанесён на карты. Если ты знаешь координаты места назначения, то доберёшься туда без особого труда.

Я кривлю губы, стараясь удержаться от спора. Не в кайф мне блуждать по странному району в одиночку. Мне не страшно. Просто не хочется. Пока не хочется.

– На Тенистой, – добавляет папа, накалывая на вилку кусочек колбасы и отправляя себе в рот. Потом берёт со стола салфетку и вытирает уголки губ.

– Что?

– Я говорю, что мы живём на Тенистой улице. До пруда отсюда всего несколько кварталов. Я бы не предложил этот вариант, если бы он таил в себе какую-то опасность. Ты же знаешь. С тобой ничего не случится, радость моя.

Меня разрывает от смеха:

– На Тенистой? Наша улица называется Тенистой?

Брови папы ползут вверх, он, видимо, смущён.

– Да. А что?

Качая головой, я натягиваю свитер.

– Да нет, ничего. Ну просто… Не знаю… нелепо как-то. Дома здесь почти все серые, арт-объект на углу похож на средневековый станок для пыток. Да и вообще, с тех пор как мы сюда приехали, всё время льёт дождь!

Папа вытирает каплю сиропа с барной стойки. Когда он поворачивается ко мне, я вижу на его лице улыбку.

– Вот оно что! Теперь понимаю. То есть тебе такое название улицы кажется смешным и нелогичным. Ну что ж, госпожа Вудвард, я думаю, возможно, вы представляете себе всё в неправильном свете. Мне, например, название «Тенистая» сразу напоминает гамак под пальмой, на котором я нежусь и слушаю кантри в исполнении Джимми Баффетта.

Мне же название «Тенистая» всё ещё напоминает книги ужасов Р. Л. Стайна или что-нибудь в этом роде. Но, может быть, папа и прав. Возможно, я просто не даю нашему новому месту ни единого шанса мне понравиться.

– Вполне справедливо. Но только в ваших сегодняшних планах по поводу меня вы кое-чего не учли. На улице холодно.

– Привидения были холодные, – перебивает меня Джон, и папа бросает на него сердитый взгляд. Маленький Джон морщит лоб. – Они были! Точно! Честное слово! Я лежал в постели, когда они всё вокруг заморозили!

Отец ерошит себе волосы и вновь переключает внимание на меня, но на душе у меня уже неспокойно. У меня из головы не выходят слова Джона о том, что привидения были холодными.

И вдруг вспомнила! Ночью меня разбудил крик. Или плач. Притом достаточно долгий, чтобы понять, что пальцы моих ног торчат из-под какого-то небольшого стёганого одеяла. Мне пришлось им накрыться, потому что моё ещё не было распаковано. Так вот, пальцы были холодными как лёд! И всё вокруг тоже стало холодным. Я присела, чтобы получше укрыться, и почти уверена, что видела пар от собственного дыхания! Бессмыслица какая-то.

– Папа, ты думаешь, здесь что-то не так с… гм… ну, в общем, с отоплением? Во Флориде нам ведь никогда не приходилось обогревать дом…

Нам не требовались большие металлические конструкции, как здесь.

– Радиаторы, что ли? Да нет, я думаю, что они работают нормально и с ними всё в порядке. Кроме того, сейчас не так уж и холодно. – Он смотрит на свой мобильник. – Да-да, Тесса. Вероятно, тебе кажется, что здесь прохладно, ведь мы так привыкли к теплу в Форт-Майерсе.

Внимательно прислушиваясь, я улавливаю низкое шипение, доносящееся из той штуки в углу. Радиатор. Становится теплее. Значит, папа, видимо, всё-таки прав.

– А что касается призраков, то, думаю, у нашего малыша просто невероятное воображение. Видимо, когда-нибудь он станет прекрасным художником или даже писателем-фантастом. – С этими словами папа крепко обнимает Джона, и оба смеются.

Я выглядываю из окна, немного успокаивая себя тем, что папа и Джон вполне счастливы. Почему бы и нет? Папа получил работу, о которой мечтал, а Джон… он ведь просто ребёнок. Не так уж трудно оставить всё, когда ты только пошёл в детский сад. Когда я сама ходила в детский сад, целью моей жизни было научиться считать до ста.

Папа щёлкает пальцами, отвлекая моё внимание от проплывающей по небу группы облаков.

– Вперёд! Наслаждайтесь запахом опавшей листвы и горящих каминов! Наслаждайтесь октябрём! Не успеете оглянуться, как наступит ноябрь. А о зимах на Среднем Западе я слышал удивительные вещи.

Конечно, слышал. И все слышали. В прошлом году мой преподаватель естественных наук сказал, что однажды в районе Чикаго пронёсся полярный вихрь, погубивший большую часть рыб во всех прудах, озёрах и реках в радиусе пятисот миль вокруг. А что сделала моя семья? Не придумала ничего лучше, как приехать именно сюда!

– Послушайте, мама скоро вернётся, а мне нужно на некоторое время съездить в Филармонический центр. Может, составите мне компанию? Посмотрите мой новый офис?

Слово «офис» он произносит с улыбкой, и я чувствую его радость. Я понимаю, что он взволнован, и, наверное, разделяю с ним это волнение.

И всё-таки мне по-прежнему не очень весело. Мне пока не хочется в Филармонический центр, потому что именно сейчас я ненавижу его. Что-то бормоча, Джон поворачивает голову Рено в моём направлении. Тёмные линии по бокам подбородка Рено – это просто разрезы, благодаря которым рот открывается и закрывается. Но издалека они похожи на следы крови. Венозной крови. Я с содроганием наблюдаю, как прямоугольные челюсти-деревяшки громко щёлкают, словно что-то произносят…

– Хочешь поиграть, Тесс?

Когда я слышу тонкий голосок Джона и вижу, как синхронно с ним двигаются челюсти Рено, мне становится не по себе. Я вскакиваю со стула и мчусь к двери. Я чувствую, что Рено всю дорогу наблюдает за мной, и по спине пробегает холодок. Я не могу ничего сказать Джону, потому что не хочу обидеть брата. Но мне кажется, дело не в уродстве Рено… Просто… я слегка побаиваюсь его. Папа нашёл Рено на дворовой распродаже в Форт-Майерсе и купил всего за пять долларов. За такую мерзость – просто грабёж. Это скорее экспонат для какого-нибудь мрачного музея, но не для нашего дома.

– Нет уж, спасибо. Думаю, что всё-таки послушаюсь твоего совета и выберусь из дома на некоторое время.

Ненадолго и недалеко. Эту фразу я произношу про себя. Впрочем, папа не станет возражать, если я прыгну в автобус и укачу в другой город.