Странник

9

Марго и Пол вместе со всеми двинулись к автомобилям. Они не помнили, кто первым сказал: «Давайте-ка лучше выбираться отсюда». Но все тут же согласились. Только Профессор хотел остаться у своей астролябии, состоящей из зонтика и угла стола. Он даже пытался уговорить коллег-наблюдателей остаться с ним, но, в конце концов, его самого отговорили от этой затеи.

– Рудольф – холостяк, – в порядке объяснения обратился Хантер к Марго, когда они вместе ждали собирающегося Профессора. – Он может не спать ночами, наблюдая за каким-то явлением, ломая голову над шахматной задачей или пытаясьувлечькакую-нибудьактрисочку, – последнее он крикнул Рудольфу, – но у нас у всех есть семьи!

Пол хотел побыстрее попасть в штаб-квартиру Лунного Проекта. Он решил, что они с Марго свернут к Ванденбергу-Два, и хотел уже сказать, что лучше всего пешком пойти к Пляжным Воротам, – так будет быстрее – но вспомнил, что проверка пропусков там – довольно затяжная процедура.

Когда все уже собрались, Мяу, видя, что Рагнарок на поводке, осмелела, вырвалась и стала носиться по песку возле террасы.

Анна остановилась, ожидая, пока Марго поймает кошку, остановилась и ее мать Рама Джоан. Они составляли довольно странную пару: спокойная девочка с рыжими косичками и женщина с мужеподобными чертами лица в мятом фраке.

Наконец, Профессор присоединился к ним, вся группа двинулась быстрым шагом, чтобы догнать тех, кто уже вырвался вперед.

Профессор большим пальцем указал на Бородача.

– Этот тип чернил мое доброе имя? – спросил он у Марго.

– Нет, совсем наоборот! Мистер Хантер делал вам рекламу, – с улыбкой ответила девушка. – Если я хорошо его поняла, вас зовут Рудольф Валентино.

– Нет, – рассмеялся Рудольф. – Рудольф Брехт. Но должен вам сказать, что Брехты, так же как и Валентино, тоже вполне удачливые обольстители.

– Вы забыли свой зонтик, – вмешался в разговор Хантер. – Нет, – он схватил Брехта за локоть, – я не разрешаю возвращаться за ним.

– Да я и не собирался, Росс, – ответил Рудольф. – Я оставил его там специально как своего рода памятник. Кстати говоря, нужно было бы на этом листике дописать, что мы – банда глупцов. Нам всю ночь придется ехать в темноте, среди всеобщей суматохи, вместо того, чтобы остаться в этом дивном местечке и использовать время для плодотворных наблюдений, а потом позавтракать на свежем воздухе.

– Я не уверен, что это – дивное местечко, – мрачно заметил Хантер, но Рудольф прервал его и указал на Странника.

– Допустим, что это настоящая планета, – сказал он. – Тогда, скажите, что это за золотые и фиолетовые пятна? По-моему, желтые – это пустыни, а фиолетовые – океаны водорослей.

– Сухие области кристаллизованного йода и серы! – наобум сказал Хантер.

– Границы которых охраняет демон Максвелла? – с легкой иронией спросил Профессор.

Пол посмотрел вверх. Фиолетовая полоса была теперь шире, а желтая поверхность, которая передвинулась ближе к центру неизвестного небесного тела, своей формой напоминала толстый полумесяц.

– Я думаю, что это океаны с золотистой водой и земля, поросшая фиолетовыми деревьями, – сказала Анна.

– Нет, милая девочка, нужно соблюдать правила игры, – улыбнулся Профессор. – А это значит, что нельзя выдумывать вещи, которых нет здесь, на Земле.

– Это у вас такой метод исследования неизвестного? – поинтересовалась Рама Джоан. – Вы действительно так к этому подходите?

– Да. Ко всему на свете. Это, пожалуй, самый верный принцип, даже жалко бывает, что он принадлежит не мне, а некоему Оккаму, – ответил Брехт. – Юная леди, – снова обратился он к Анне, – как лучше всего попасть в милость к вашей маме? Я еще никогда в жизни не соблазнял Раму, а идея эта меня весьма привлекает.

Анна пожала плечами, ее рыжие косички весело подпрыгнули. Рама Джоан сама ответила на этот вопрос.

– Не надейтесь, я не разделяю ваших взглядов, – холодно бросила она.

Неожиданно она стянула с головы чалму, освободив из-под нее копну прелестных золотисто-рыжих волос. И только тут стало заметно сходство матери и дочери. А фрак показался Марго еще нелепей.

Они почти нагнали ушедших вперед членов симпозиума. Пол с удивлением заметил, что почти все, удаляясь от Странника, идут сгорбившись, и тут же обнаружил, что сам ссутулился точно так же.

Они обогнали Дылду и двух женщин, одна из которых держала в руке включенный радиоприемник. Сквозь треск помех пробивались слабые звуки концерта ля минор Грига.

– Я пыталась поймать другие станции, – объяснила женщина Хантеру, – но помехи были еще сильнее.

Неожиданно музыка стихла. Вся группа остановилась. Остановились и идущие впереди.

– Передаем сообщение из Сигалерта, – произнес ясный голос. – Автострады, ведущие к Голливуду, Санта-Монике, а также к Вентуре закрыты ввиду заторов. Водителей просят не пользоваться этими автострадами до специального сообщения. Мы советуем всем оставаться дома. Неизвестный объект, наблюдаемый в небе – это не атомный взрыв. Только что мы разговаривали по телефону с профессором Хумасоном Кирком, известным астрономом университета в Тарзане, который сказал нам, что неизвестный объект в небе – это без сомнения, повторяю – без сомнения – странствующая туча металлической пыли, отражающая солнечный свет. Так что опасаться нечего. Профессор считает, что это пыль золота и бронзы. Общий вес этого облака, как уверяет ученый, не более трех килограмм, а сама пыль не представляет угрозы…

– Что за дурак! – не выдержал Рудольф Брехт. – Это же надо выдумать – пыль!

Несколько человек шикнули на него, но когда он замолчал, из приемника был слышен только приглушенный помехами фортепианный концерт ля минор.

Дон Мерриам был всего в ста метрах от станции, когда произошло новое лунотрясение – на этот раз толчок был направлен по вертикали, как будто кто-то вырвал из Луны все внутренности. У Дона застучали зубы, а металлические части скафандра завибрировали в такт огромному космическому фортепиано.

Твердый лунный грунт выскользнул из-под ног и через мгновение с силой ударил в рифленые подошвы сапог. Потом снова выскользнул и снова ударил. Ковер пыли подпрыгивал и опадал вместе с Доном. Кое-где целые тучи пыли фонтаном выстреливали вверх на высоту более четырех метров, и опадали гораздо быстрее, чем пыль на Земле.

Сотрясения не прекращались. Дон, словно балансируя на крупе брыкающегося коня, пытался удержать равновесие, помогая себе резкими взмахами рук. Неожиданно подпрыгивающая пыль ярко очертилась на фоне звездного неба. Солнечный свет снова проник в кратер Платона.

Внезапно лунотрясение прекратилось. Космонавт повысил поляризацию смотрового стекла до четырех пятых от максимальной и осмотрелся, разыскивая станцию. Он уже оставил попытки связаться с Йоханнсеном при помощи передатчика, размещенного в скафандре. Дон не видел иллюминаторов, но по опыту знал, что при солнечном свете их трудно заметить. Ориентируясь по звездам, он выбрал необходимое направление и решительно двинулся вперед. Ему показалось, что он видит блестящие бока двух космических кораблей, стоящих на высоких треножниках.

Новая серия вертикальных сейсмических сотрясений свалила Дона с ног. Он выставил руки как раз вовремя, чтобы смягчить падение. На этот раз сотрясение продлилось дольше – ему сопутствовало несколько боковых толчков. Кратер Платона колыхался до самого горизонта, словно озеро густой тягучей жидкости. Потоки пыли поднимались и опадали. В сущности, это больше напоминало земные фонтаны из воды, нежели фонтаны лунной пыли. Волны пыли вздымались вокруг остроконечных скал и целые облака пыли опускались на шлем Дона.

Вертикальные толчки неустанно чередовались с горизонтальными. Скафандр гремел, словно пустая консервная банка в бетономешалке.

Мерриам решил больше не испытывать судьбу, и словно жук, покрытый серебряной пылью, пополз в сторону кораблей. Он страшно сожалел, что у него сейчас не столько ног, сколько у этих насекомых.

Приближаясь к автомобилям, которые четко вырисовывались у подножия темных скал, члены симпозиума разделились на группы. Свет Странника, составленный из гармонирующих друг с другом – желтого и фиолетового, придавал окружающим какой-то странный оранжевый оттенок.

– Наверное, люди из Лунного Проекта знают гораздо больше нас, – произнес с оттенком зависти в голосе Хантер, обращаясь к Полу. – Прежде всего, у вас прекрасная система оповещения и распространения информации. И, кроме того, орбитальные телескопы, радары и все прочее!

– Я не уверен, что это очень уж хорошо, – ответил Пол, – Работа в Проекте вырабатывает у всех узкоспециальные взгляды на происходящее, разумеется, страдающие некоторой фрагментарностью.

Коротышка подошел к ним – правой рукой он на коротком поводке удерживал Рагнарока, а в левой держал блокнот.

– Вы меня еще не забыли? – весело спросил он. – Меня зовут Кларенс Додд. Может быть, вы будете так любезны и подпишетесь? – умильно спросил он, протягивая Марго блокнот. – Завтра многие будут говорить: «Почему я не подписался?» Но будет поздно.

Марго, пытаясь удержать вырывающуюся кошку, огрызнулась:

– Ох, ну что ж вы прицепились, идиот!

– Я подпишу, Доддси, – весело воскликнул Брехт. – Только идите отсюда и перестаньте дразнить зверушек.

Анна тихо засмеялась.

– Ты знаешь, мамочка, мне нравится мистер Брехт, – сказала она.

Рыжеволосая женщина во фраке ответила ей едва заметной улыбкой.

– Прекрасно! Может быть, такая реклама убедит твою мамочку! – закричал Профессор.

Пол взял Марго за локоть и уже хотел было отвести ее к машине, но почему-то остановился и посмотрел на Странника. Окруженная фиолетовым полем желтая плоскость была теперь четкой – более широкая у основания, сужающаяся кверху, изогнутая у самой верхушки. Новая фигура не давала Полу покоя.

Кларенс Додд – Коротышка (как его продолжал называть про себя Пол) – отдал Брехту поводок Рагнарока и быстро нарисовал новый, упрощенный рисунок, заштриховывая фиолетовую плоскость горизонтальными линиями. Под рисунком он написал «Через час».

Один из автомобилей, красный лимузин, резко рванулся с места, стремительно набирая скорость.

Внезапно раздался женский крик:

– Помогите, помогите! У Ванды, кажется, сердечный приступ!

Рагнарок заскулил. Мяу зашипела.

Неожиданно Пол понял, что ему напоминает желтое поле – динозавра с длинными челюстями, стоящего на мощных зеленых лапах. Он почувствовал, как покрывается гусиной кожей. Вдруг его затрясло, дрожь охватила все тело.

В детские годы Пол любил становиться посреди качелей, висящих на крыльце – это была солидная скамейка, выложенная подушками, на которой помещалось три человека. Скамейка на цепях была подвешена к балке навеса. Ему тогда казалось, что сохранение равновесия на качелях – это вершина отваги и ловкости. Теперь он снова почувствовал себя, как на качелях, поскольку земля с приглушенным грохотом легко качнулась у него под ногами, сначала на несколько сантиметров назад, потом вперед, потом снова назад. И он вынужден был балансировать, чтобы удержать равновесие, как делал это когда-то в детстве.

Среди криков и призывов о помощи прогремел командный голос Хантера:

– Держитесь как можно дальше от автомобилей!

Марго прижалась к Полу. Мяу, зажатая между ними, тихо пищала.

Коричневая скала словно выпятилась и покрылась глубокими трещинами. Через мгновение она начала разваливаться – сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, словно под сокрушающими ударами молота в руках какого-то великана. Посыпался град камней. Осколок ударил Пола в щеку, но сейчас было не до того, чтобы обращать внимание на боль. В воздух поднялась туча пыли. Неожиданно потянуло сильным запахом влажной земли.

– Быстро! Быстро! – кричал Хантер. – Кого-то засыпало.

Пол бросил еще один взгляд на желтый вертикальный контур, ярко фиолетовой каймой на черном фоне звездного неба, и только сейчас понял, кто перед ним.

Тиранозавр-рекс!

Площадь Першинга – комплекс небольших фонтанов и ухоженной зелени, растущей на крыше подземного городского гаража и атомного бомбоубежища – находится в самом сердце старого района Лос-Анджелеса.

В эту ночь пьяницы, бродяги и немногочисленные прохожие, которые после обычных здесь белок и голубей являлись самыми частыми завсегдатаями этого места, могли наблюдать нечто значительно более интересное, чем взлохмаченные бороды проповедников, предрекающих Второе Пришествие и истерические жесты оборванных монахов.

В эту ночь завсегдатаи площади вывалили на угол улицы Оливе и Пятой Авеню, где лицом к гостинице «Балтимор», к Бункер Хиллс и к зданию баптистов, служащему одним из главных театров в городе, стоит бронзовая статуя, изображающая задумавшегося Бетховена. Свет Странника залил лица людей, обращенные вверх, в молчании наблюдающие за странным огромным знамением в южной части неба. Глаза Бетховена, который смотрел вниз, на свой расстегнутый жилет, запачканный птичьим пометом, оставались, однако, в тени бровей музыканта и его буйной гривы волос.

Мгновение царила напряженная, полная ужаса тишина, а потом раздался приглушенный далекий грохот. Какая-то женщина вскрикнула и собравшиеся оторвали глаза от неба. Некоторое время им казалось, что по улице Олив бегут мощные гривастые волны, увенчанные желто-фиолетовой пеной – огромные волны черного океана, которые ворвались на тридцать километров вглубь суши к северу от Сан-Педро, заливая верфь и автостраду в Лонг Бич.

Неожиданно собравшиеся поняли, что это по самой земле пробегают жуткие волны под влиянием подземных толчков, распространяющихся с юга на север. В следующую минуту грохот превратился в ужасающий рев сотни реактивных самолетов, асфальтовые волны начали вздыматься на еще большую высоту, сбивая людей с ног и обрушивая стены домов.

На мгновение глубоко посаженные глаза гигантского металлического Бетховена блеснули зловещим фиолетовым светом, когда тяжелая статуя, медленно переворачиваясь, стала клониться к земле.

Хантер, Пол и остальные члены симпозиума взялись за работу. Сначала они раскопали завал и помогли выбраться из-под обломков трем женщинам, но при торопливом подсчете оказалось, что не хватает еще троих. Десять минут они яростно копали тремя новенькими лопатами, которые Коротышка достал из своего комби (у его автомобиля были только засыпаны задние колеса и немного вмята крыша). Потом кто-то вспомнил о красном лимузине, который отъехал первым, и именно в нем приехали те трое, которых недоставало.

Во время отдыха Пол, автомобиль которого был полностью засыпан, объяснил, что он является сотрудником Лунного Проекта и поэтому намеревается вместе с Марго отправиться к Пляжным Воротам Ванденберга-Два. Он предложил отправиться с ним всем, кто захочет к нему присоединиться, так как готов поручиться за них перед охранниками – хотя случившееся с ними несчастье и так должно обеспечить им вход.

Рудольф Брехт с энтузиазмом поддержал план Пола. Ему возразил крепко сложенный мужчина в кожаной куртке, по имени Ривис. У него было не особенно лестное мнение обо всех военных учреждениях и он не верил, что от них можно ждать какой-либо помощи. У автомобиля Ривиса был засыпан только радиатор и передние колеса. Ривис (которого дома, в Санта-Барбаре, ждали четверо милых детей, очаровательная жена и склонная к истерике теща) утверждал, что нужно откопать все машины и отправляться по домам.

Его поддержали владельцы микроавтобуса и белого фургона – обе машины были только слегка присыпаны землей. Особенно настаивали на том, чтобы уехать как можно быстрее, владельцы фургона – опрятные, прилично выглядевшие супруги Хиксоны, которые носили одинаковые серые брюки и свитера.

Дискуссия все больше обострялась. Будут ли пробки на прибрежном шоссе, или же оно полностью разрушено землетрясением? Является ли Пол тем, за кого себя выдает? Будут ли работать двигатели, когда автомобили откопают? (Ривис тут же завел свою машину и доказал, что двигатель работает, только в радиоприемнике был слышен ужасный треск). Действительно ли у Ванды сердечный приступ? И, наконец, не являются ли докладчик и его подозрительные новые друзья бандой интеллектуалов, которые боятся, что на их нежных ручках появятся пузыри от лопаты?

Наконец, половина членов симпозиума, прежде всего те, чьи автомобили были не слишком завалены, поддержала Ривиса и Хиксонов. Вдобавок они безжалостно отказались позаботиться о Ванде, у которой действительно был сердечный приступ, хотя бы до того момента, когда Пол пришлет за ней вездеход.

Остальные направились к Пляжным Воротам.

Дон Гильермо Уолкер, видя, что как шар, так и его яркое отражение в черном озере Никарагуа уже на протяжении ста километров сопутствуют ему в полете на юго-восток и не изменяют своего положения – пришел к убежденности, что Странник является планетой. На диске теперь появились контуры, которые вызвали у него мысль о золотом петушке, поющем, чтобы разбудить Симона Боливара. «Играл ли я когда-нибудь в „Золотом петушке“?» – размышлял Уолкер. – «Пожалуй, нет, потому что это опера или балет».

Кое-где на западном горизонте у светлых бликов был розовый оттенок, и дон Гильермо не мог понять, почему. Пролетая над вытянутым гористым островом Ометепе, он увидел в Альта Грация куда больше огней, чем обычно в полночь. Наверное, все встали, пялятся вверх, сходят с ума либо мчатся в церковь.

Неожиданно за городком разгорелось красное зарево и полыхнул взрыв. Дон Гильермо мгновенно подумал, что он, не желая того, сбросил бомбу. Однако тут же осознал, что, вероятно, проснулся один из вулканов на Ометепе. Уолкер направил свой самолет на восток. Подальше от этого взрыва! От этого розового света – ведь все побережье Тихого океана – это один большой вулкан, от залива Фонсека до залива Никойя.

Дон Мерриам, избитый, измученный, тяжело встал у гордо возвышающегося магниевого флагштока и вместо станции увидел пропасть метров в шесть шириной – с ее противоположного края сыпались узкие струйки пыли.

Один из кораблей исчез вместе со станцией, второй лежал на боку, словно мост над пропастью – две из трех амортизирующих опор торчали вверх, словно ноги дохлой курицы. Под третью же «Бабу Ягу» он почти что вполз, прежде чем осознал это.

Космонавты называли свои маленькие космические корабли «Баба Яга», поскольку (Дюфресне это первому пришло в голову) они напоминали избушки на курьих ножках, которые фигурировали в нескольких популярных произведениях русской классической музыки, и которые, согласно народным преданиям имели обыкновение разгуливать по ночам. Дон слышал, что советские космонавты называли свои корабли «джиннами».

Однако теперь схожесть этих кораблей со странствующими избушками становилась все более заметной – непрекращающиеся вертикальные толчки, на которые Дон уже почти не обращал внимания, приводили к тому, что последняя «Баба Яга», раскачиваясь во все стороны, неуклонно приближалась к пропасти.

Мерриам поднялся, широко расставив ноги. Он сказал себе, что Дюфресне наверняка успел взлететь на недостающем корабле (хотя сам он не видел вспышки стартующей «Бабы Яги»), что Йоханнсен лежит мертвый – или живой! – в этом корабле над пропастью, а Гомперт…

«Баба Яга» сделала еще один шаг в сторону пропасти. Дон в несколько быстрых прыжков догнал корабль, выпрямился и ухватился за последнюю ступеньку лесенки, которая свисала с корпуса между тремя опорами корабля.

Он подтянулся на руках и вскарабкался в люк, размещенный между пятью соплами, по форме похожими на трубки. «Баба Яга» зашаталась. У Дона мелькнула мысль, что под влиянием его веса центр тяжести корабля несколько сместился вниз, уменьшая длину шагов «Бабы Яги».