Страна затерянных душ

Глава седьмая Обитель вечности

Так уж устроены время и человеческая история, что в определенном смысле некоторые места просто не могут исчезнуть без следа. Мир живых, как ему и предначертано, постоянно движется вперед, но в нем время от времени появляются объекты, которым уготована вечность. Мальчику, которого Ник и Элли назвали Лифом, в свое время посчастливилось набрести на один из таких объектов: его роскошный лес в горах когда-то был местом, куда приходили поэты, чтобы найти вдохновение. В лесу было так хорошо и тепло, что под его сенью неисчислимому количеству молодых людей пришло в свое время в голову сделать предложение своим подругам и большинство девушек ответили согласием. Приходя в лес, строгие конторские работники позволяли себе расслабить галстук и танцевали между деревьев, как дети, крича от восторга, хотя знали, что за такое поведение их могут счесть приспешниками дьявола.

Лес в горах был настоящим средоточием жизни, но когда он состарился и жучки избороздили кору и ветки деревьев своими ходами, он не погиб. Он перешел в Страну затерянных душ. Жизнь продолжалась, но в другом мире. Здесь лес навеки остался таким, каким он был во времена своего расцвета — зеленым и пышным, в зените славы, и приходившие под его сень поэты были бы рады увидеть его таким, если бы не умерли и не отправились туда, где им и положено быть.

В каком-то смысле Страна затерянных душ — это рай. Только не для людей, а для тех мест и объектов, которые заслужили свою скромную долю вечности.

Таких мест немного в большом мире, и находятся они на значительном расстоянии друг от друга. Они стоят, словно острова вечности, в море зыбкого, изменчивого мира живых. В Нью-Йорке таких мест немало, и самое большое оказалось на южной оконечности Манхэттена: башни-близнецы рядом с зеленой статуей, расположенной на небольшом островке в заливе. Небоскребы попали в рай. Они стали частью Страны затерянных душ и стоят на фундаменте из слез тех, кто оплакивает их исчезновение из мира живых, и из героизма тех, кто ушел в тот страшный сентябрьский день туда, где рано или поздно оказываются все люди.

Дети приближались к башням-близнецам в молчании. Когда они подошли совсем близко, глазам их открылось удивительное и неожиданное зрелище.

Возле башен было целое скопление призраков. Десятки детей играли на мощенной мрамором площадке перед зданиями: в классики, в салки, в прятки. Некоторые были одеты так же, как Элли, в джинсы и футболки с короткими рукавами. Другие девочки и мальчики выглядели более формально. На некоторых были вещи, напоминавшие покроем одежду Лифа, грубые и тяжелые. Были дети, одетые в яркие, кричащие наряды восьмидесятых или семидесятых годов. Высокие пышные прически соответствовали стилю.

Никто еще не успел заметить тройку ребят, стоящих у края гранитной площадки. Элли и Ник никак не могли решиться ступить на нее, словно боялись, что этот шаг увлечет их в другой мир. Они стояли так долго, что увязли в асфальте по лодыжки, хоть на ногах у них по-прежнему были сплетенные Лифом лыжи. Лиф не испытывал благоговения перед этим местом, ведь сентябрьские события случились много лет спустя после его смерти. Он не понимал, что стало причиной затруднения.

— Пошли, — сказал он. — Чего вы ждете?

Ник и Элли переглянулись и осторожно шагнули на площадку, которой больше не было на свете. Сделав первый шаг, они почувствовали себя увереннее. Ощутив под ногами твердую поверхность, ребята удивились. Девочки, прыгавшие через скакалку, увидели их первыми.

— Привет, — сказала темнокожая девочка, одетая в платье из плотной шерстяной тускло-коричневой ткани, с волосами, заплетенными в мелкие косички. — Вы новички?

Спрашивая, девочка продолжала крутить веревку. Ее партнерша, державшая в руках другой конец, тоже не прекращала игру. Она казалась совершенно неуместной на сверкающих гранитных плитах делового центра — на девочке была надета пижама с нарисованными плюшевыми медвежатами. Участницы игры по очереди ловко заскакивали под изгибавшуюся дугой веревку, несколько раз прыгали через нее и отходили, уступая место другим. Лишь одна девочка на время отвлеклась от игры, чтобы оценить внешний вид новичков. На ней был серебристый топ с бретельками, завязанными сзади на шее, и джинсы в обтяжку. Брюки были такие тугие, что девочка напоминала переваренную сардельку, которая вот-вот лопнет. Она оглядела Элли с головы до ног и определенно осталась недовольна ее гардеробом.

— Это что, теперь так все ходят?

— Ну да, по большей части.

Девочка в тугих джинсах перевела взгляд на Лифа и оценила взглядом его одежду.

— Ты не новичок.

— А ты кто такая? — сказал обиженный Лиф.

— Он новичок в городе, — пояснила Элли. — Он попал в Страну давно, но здесь впервые.

Мимо пролетел большой красный мяч, вслед за ним пробежала группа детей младшего возраста. Мяч улетел с площадки прямо на улицу, по которой толпами шли живые люди.

— Скорей! — крикнул один из малышей. — Скорей, пока не утонул!

Другой малыш ринулся прямо в поток машин и схватил мяч, уже начавший погружаться в асфальт. На мгновение малыш скрылся из виду, так как прямо по этому месту проехал рейсовый автобус, а вслед за ним два такси. Мальчик не обратил на них ни малейшего внимания, прошел прямо сквозь багажник последнего автомобиля, держа мяч в руках, и благополучно вернулся на площадку.

— Ты помнишь, как мама учила тебя не выбегать на дорогу? — произнесла девочка с косичками на голове. — Можно попасть под автобус, правда? Так здесь у нас это можно.

— А кто здесь главный? — спросил Ник.

— Мэри, — ответила она. — Вам нужно пойти к ней. Она любит новичков. Мы все были такими, — добавила она, помедлив.

Ник похлопал Элли по плечу.

— Смотри — сказал он.

К этому моменту большая часть детей, игравших на площадке, заметила их. Многие оторвались от своих занятий и во все глаза смотрели на ребят, не зная, что предпринять. Наконец из толпы вышла девочка. У нее были длинные светлые волосы, почти до пола. На ней была рубаха без пуговиц, окрашенная в яркие цвета, с узором, который получается, когда ткань перед окраской скручивают и обматывают веревкой. Джинсы клеш на девочке были такими широкими, что штанины волочились по земле, словно шлейф за невестой. Она выглядела, как классическая девочка-хиппи из шестидесятых.

— Только не говори, что тебя зовут Лето и что ты хотела бы знать, клевые мы чуваки или нет, — пошутила Элли.

— Меня зовут Осень, и я больше не употребляю слово «клевый». И шутники меня уже достали.

— Обязательно обижать каждого встречного? — прошипел Ник Элли на ухо.

Повернувшись к Осени, он представился:

— Меня зовут Ник, а этого мальчика — Лиф. Грубая девушка — Элли.

— Я не грубила, — поправила его Элли. — Я просто пошутила. Это разные вещи.

— Не парьтесь, — сказала Осень, и это выражение показалось ребятам ничуть не хуже словечка «клевый». — Пошли, я отведу вас к Мэри. А что это у вас на ногах? — спросила она, глянув вниз.

Ребята посмотрели на ноги и увидели свою дорожную обувь. Из-под подошвы ботинок торчали кое-как связанные палочки.

— Это лыжи для ходьбы по дороге, — пояснил Ник. — Знаешь, как снегоступы, слышала когда-нибудь?

— О, круто, — сказала Осень. — Но здесь вы можете их снять.

Избавившись от лыж, ребята последовали за девочкой к Северной башне. Оглянувшись, они обнаружили, что все дети вернулись к своим занятиям.

Когда они проходили мимо фонтана в центре площадки, Осень повернулась к ребятам.

— Хотите загадать желание? — спросила она. Посмотрев в воду, ребята заметили, что дно чаши засыпано монетами, сверкавшими в лучах солнца.

— Я — нет, — сказала Элли.

— Мэри говорит, что каждый новичок, приходящий сюда, должен загадать желание.

Ник полез в карман за монетой.

— У меня нет монеты, — пояснила Элли. Осень в ответ улыбнулась.

— Думаю, ты ошибаешься.

Чтобы доказать свою правоту, Элли вывернула карманы.

— Видишь?

— А в задних?

Элли вздохнула и полезла в задние карманы, будучи абсолютно уверенной в том, что они пусты, но с удивлением обнаружила там монетку. Даже подручные Джонни-О не нашли ее. Правда, когда они намеревались туда залезть, Элли так сердито посмотрела на них, что они бросили эту затею.

— Странно, — сказала Элли, глядя на монету.

— Да нет же, — ответила Осень, полная любви ко всем и всему, как все хиппи. — При жизни мы тратим так много денег, что хоть одна монета, да остается в карманах, когда мы попадаем сюда.

— У меня была монетка, — сказал Лиф. — Но ее украли.

— А ты все равно загадай, — посоветовала Осень. — Мэри говорит, что здесь сбываются все мечты, кроме одной.

Ник бросил монету в воду, Элли последовала его примеру. Она загадала то, о чем мечтает, наверное, каждый новичок. Элли хотела вернуться в мир живых. Наверняка это и было то самое желание, которое никогда не сбывается.

Когда их монетки упали на дно фонтана и смешались с остальными, ребята пошли дальше, к входу в Северную башню. Лиф вел себя как примерный турист — шел, задрав голову и стараясь разглядеть крышу небоскреба, касающуюся неба. Он сталкивался с игравшими на площадке ребятами, так как под ноги совсем не смотрел.

— Как они не падают? — спросил он. — Они такие длинные и вот так спокойно стоят?

Элли не относилась к девочкам, пускающим слезу по всякому поводу, но сейчас почувствовала, что плачет, причем уже второй раз с момента появления в Стране затерянных душ. Время от времени ее накрывали мысли о том, что ее прежняя жизнь ушла безвозвратно, и от тяжести воспоминаний слезы сами собой наворачивались на глаза. Иногда Элли было тяжело сознавать, что она ужасно скучает по семье. Но сегодня ей неожиданно захотелось плакать, правда, по совсем другой причине. Плакала ли она от счастья, видя, что это место оставило неизгладимый след в мире, вернее, в Стране затерянных душ? Быть может, небоскребы остались здесь как напоминание о том, как много было потеряно в тот страшный день, когда насильственная смерть унесла разом такое большое количество людей? Так много душ сразу ушло туда, откуда нет возврата, в тот момент, когда никто этого не ожидал.

— Так не должно быть, — сказала Элли. — Детям нельзя здесь играть. Это все равно что… танцевать на могиле.

— Нет, — возразила Осень. — Это как класть цветы на могилу. Мэри говорит, чем больше счастья мы приносим в это место, тем больше почестей мы оказываем умершим.

— Кто все-таки такая эта Мэри? — спросил Ник. Осень закусила губу и задумалась, стараясь подобрать подходящее определение.

— Мэри, ну, она вроде шамана, как-то так. Духовный лидер. В общем, знает все обо всем, и здесь все вертится вокруг ее персоны.

Лифт застыл на месте, дверь открылась, и ребята оказались на самом верху. В стенах на небольшом расстоянии друг от друга были прорезаны узкие окна, от пола до потолка; возле каждого из них на подставке стоял бинокль, снабженный монетоприемником. Этаж когда-то представлял собой смотровую площадку, но теперь здесь все изменилось — он был превращен в импровизированный детский дом. Дети, одетые в стиле разных культурных эпох, сидели, стояли или играли в игры, ожидая каких-нибудь событий. Элли так и не пришла к однозначному выводу: был ли приют, устроенный Мэри надругательством над символом произошедшей трагедии, или присутствие детей смягчало воспоминания об ужасах, хранимых этими стенами.

Осень повела их в северную часть здания мимо ресторанного дворика с пиццерией и киоском, в котором когда-то продавались хот-доги. За стойками никого не было. Похоже, здесь долго уже ничего не продавали, но за каждым столиком сидели дети, и перед каждым лежал малюсенький кусочек торта.

— Не может быть, — сказал Лиф. — Они едят. Как это?

Осень улыбнулась.

— Мэри выменяла что-то на торт, который попал к нам прямиком с дня рождения. Она разделила его между младшими.

— Но нам же не нужно есть, — сказал озадаченный Лиф.

— Не нужно не значит нельзя. Раз уж время от времени здесь можно найти призрачную еду.

— Призрачную еду? — переспросил Лиф. — А такое бывает?

Ник посмотрел на него и укоризненно покачал головой.

— Ты здесь уже сто лет и не знал, что существует призрачная еда?

Лиф выглядел расстроенным, как ребенок, опоздавший на автобус, идущий в Диснейленд.

— Мне никто об этом не говорил.

Посмотрев, как малыши едят торт, Элли вспомнила, что голодна. Она знала, что желание лечь спать, как и голод, со временем пропадет, но когда именно, ей было неизвестно. Если бы ей посчастливилось найти торт, она бы не проявила такой щедрости и не стала бы ни с кем его делить. Ну, разве что с Ником и Лифом, но уж точно не с толпой малышей.

— Вы реально затащитесь от Мэри, — сказала Осень.

Элли подумала, что в хипповском жаргоне девушки, так же как и в ее одежде, есть что-то приятное.

Северная сторона этажа была отделена от других помещений перегородкой. Резиденция Мэри. У входа стоял костлявый маленький мальчик с копной светлых кудрявых волос. Несмотря на скромный рост, он держался так, словно в его обязанности входило охранять покой Мэри от посторонних.

— Пришли новички, чтобы познакомиться с Мэри, — объяснила Осень.

— Новички! — сказал кудрявый воодушевленно. — Уверен, мисс Мэри захочет увидеть их немедленно.

— Ну, ладно, чао, — сказала Осень, помахала ребятам на прощанье и неторопливо двинулась назад к лифту.

— Забавная, да? — спросил кудрявый мальчишка. — Мне всегда смешно, когда я ее вижу.

Он представился, протянув каждому руку для пожатия.

— Меня зовут Страдивариус, — пояснил он. — Но все здесь называют меня Вари. Пойдемте, я познакомлю вас с мисс Мэри.

Внутри резиденции мисс Мэри оказалась целая коллекция мебели. Предметы плохо сочетались друг с другом, так как попали в Страну затерянных душ из разных мест и эпох. Вся мебель была призрачной: твердой на ощупь и яркой. Стало понятно, что хозяйка резиденции преуспела в сборе предметов, попадающих в Страну из мира живых.

Заметив гостей, Мэри плавно и грациозно заскользила к ним. Элли не любила судить о людях по одежде, хотя снобы, учившиеся в ее школе, именно так и поступали, но не обратить внимания на платье Мэри она не могла: оно было сшито из ярко-зеленого бархата, с кружевными белыми манжетами и кружевным воротничком, таким тугим, что, казалось, девочка вот-вот задохнется.

— Похоже, ты погибла по пути на свадьбу, — вырвалось у Элли.

На этот раз Ник не стал закатывать глаза — он ткнул Элли локтем под ребра.

— Это не она, — напомнил он. — А я.

Мэри спокойно смотрела в глаза Элли.

— Говорить о том, как и когда кто-то умер, невежливо.

Элли почувствовала, как румянец заливает ее щеки, и удивилась тому, что все еще в состоянии краснеть от неловкости, но Мэри взяла ее за руку, чтобы показать, что все нормально.

— Я просто объяснила. Никто и не ожидал, что ты об этом знаешь — ты же новенькая.

Она повернулась и посмотрела на Ника и Лифа.

— Вам предстоит многому научиться, а пока не стоит чувствовать себя неловко, совершив ошибку.

— Я не новичок, — заявил Лиф, избегая смотреть Мэри в глаза.

— Ну, здесь-то ты еще не был, — сказала Мэри, приветливо улыбаясь. — И можешь поступать как тебе удобно — чувствовать себя новичком или не чувствовать, как хочешь.

Ник не мог оторвать глаз от Мэри. Она поразила его воображение, как только он увидел ее. Дело было не только в том, что она была красива — она была элегантна, и манеры ее были так же гладки, как ткань, из которой было сделано ее платье. Все представились и пожали друг другу руки. Когда Ник держал за руку Мэри, она улыбнулась. Ник был уверен, что улыбка предназначалась именно ему, хотя рассудок подсказывал, что он пытается выдать желаемое за действительное. Но мальчик просто не готов был поверить, что Мэри может улыбаться так всем подряд.

— Вы, должно быть, устали с дороги, — сказала Мэри и, развернувшись, повела всех во внутренние покои своей резиденции.

— Мы не можем уставать, — произнесла Элли.

— На самом деле, — возразила Мэри, — это одно из распространенных заблуждений. Мы устаем, даже иногда выматываемся, но облегчает нам жизнь не сон. Мы отдыхаем, когда находимся в компании друг друга.

Элли скрестила руки на груди.

— Ой, только не надо выдумывать.

— Она не выдумывает, — вступил в разговор Вари. — Это чистая правда. Мы черпаем силы в других.

— А как же Лиф? — спросила Элли и посмотрела на мальчика, который не обращал внимания ни на что, наслаждаясь великолепным видом, открывавшимся за окнами квартиры Мэри. — Он провел в одиночестве сотню лет и по сей день полон энергии.

Мэри ничуть не смутилась.

— Значит, он нашел прекрасное место, хранящее воспоминания о жизни и любви.

Конечно, она угадала. Лес, в котором Лиф жил все эти годы, подпитывал его.

Элли не знала, что и думать по поводу «мисс Мэри». С одной стороны, всезнайки всегда были Элли неприятны, с другой — похоже, Мэри действительно знала все обо всем.

— Мы превратили верхние этажи этого небоскреба в общежитие, но большая часть помещений по-прежнему пустует. Можете выбрать себе любую квартиру, по вкусу.

— А кто сказал, что мы остаемся? — поинтересовалась Элли.

Ник снова подтолкнул ее под ребра, на этот раз сильнее.

— Элли, — прошипел он сквозь стиснутые зубы, — в этом мире не принято отклонять приглашения. Да и нигде не принято, если уж на то пошло.

Но если Мэри и обиделась, виду она не показала.

— Можете считать это временной остановкой, если вам так больше нравится, — сказала она сердечно. — Пересадкой на пути.

— Да мы никуда особо и не направлялись, — произнес Ник, стараясь придать улыбке как можно больше шарма. Его старания не принесли ощутимого результата — Ник был слишком потрясен всем, что ему пришлось увидеть этим утром.

Элли собиралась дать Нику увесистый подзатыльник, чтобы заставить посмотреть на вещи трезво и стереть с его лица эту дурацкую сальную улыбку, но сдержалась.

— Мы направлялись домой, — напомнила она мальчику.

— Ну, конечно же это совершенно нормально для новичков, — сказала Мэри тоном, свидетельствовавшим о том, что терпение ее безгранично. — Вы же не знаете, каковы последствия этого поступка.

— Перестань разговаривать со мной, как с невеждой, — потребовала Элли.

— Так ты и есть невежда, — снова вступил в разговор Вари. — Как и все новички.

Услышав это, Элли не на шутку рассердилась. К сожалению, возразить ей было нечего — кудрявый мальчик сказал правду: Элли, Ник и Лиф были не в выигрышном положении.

Вари подошел к шкафу и вынул из него три книги.

— Вот, смотрите, путеводитель по Стране затерянных душ для новичков, — пояснил он. — Забудьте все, что вы знаете о мире живых и постарайтесь понять, как все устроено здесь.

— А что, если я не собираюсь забывать о мире живых? — спросила Элли.

Мэри вежливо улыбнулась.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, — сказала она. — Расстаться с последней соломинкой очень трудно.

— «Советы мертвым», — прочитал заглавие Ник. — Автор — Мэри Хайтауэр. Это ты?

Мэри улыбнулась.

— Все мы должны как-то занимать время нашей жизни после смерти, — сказала она. — Я, к примеру, пишу.

Элли взглянула на книгу, которая была у нее в руках и, сама того не желая, почувствовала, что проделанная Мэри работа внушает уважение. Она быстро пролистала книгу. По меньшей мере три сотни страниц, и каждая заполнена текстом, написанным красивым, старательным почерком.

Да, подумала Элли, мы пришли сюда, чтобы найти ответы на вопросы, и вот мы в компании человека, в Стране затерянных душ далеко не последнего. Что может быть лучше? И все же по каким-то неведомым причинам Элли не испытывала особой радости.

Глава восьмая Доминирующая реальность

Мэри Хайтауэр не нравилось, когда ее называли Королевой малышей, хотя, нужно признаться, это прозвище возникло не случайно. По большей части дети, попавшие под ее покровительство, были младше ее. Мэри было пятнадцать, а это верхняя возрастная граница для жителей Страны затерянных душ. Поэтому, когда в ее жилище, расположенное на огромной высоте, попадали ребята, близкие к ней по возрасту, она относилась к ним с особым вниманием.

Мэри сразу почувствовала, что с Элли будет непросто. Нельзя сказать, что девочка ей не понравилась, это было бы преувеличением. Мэри, это вполне очевидно, нравились все. Можно сказать, что в этом и заключалась ее работа, а к ней она относилась более чем серьезно. Однако Элли обладала необычайно сильной волей, и это сулило большие неприятности. Мэри надеялась, что ошибается, но в душе понимала, что с ней это происходило весьма редко. Даже самые мрачные из ее предсказаний обычно сбывались — не потому что она обладала способностью заглядывать в будущее. Просто за долгие годы, проведенные в Стране затерянных душ, Мэри стала настоящим знатоком человеческих душ.

— О новичках позаботились, — объявил Вари, который успел выйти и вернуться назад. — Мальчики могут выбрать комнату в южной стороне здания, а девочка — в северной. На девяносто третьем этаже.

— Благодарю, Вари, — сказала Мэри, целуя помощника в кудрявую макушку, как она всегда делала. — Дадим им несколько часов на обустройство, а затем я их навещу.

— Мне принести скрипку? — спросил Вари.

— Да, пожалуй, я бы послушала Моцарта.

Мэри не хотелось слушать музыку, но она согласилась на предложение помощника. Вари всегда был рад доставить ей удовольствие, и она не хотела лишать его этой привилегии. Сколько он служил ей правой рукой, Мэри была уже не в состоянии припомнить, и она часто забывала, что он — всего лишь одиннадцатилетний мальчик, которому не суждено повзрослеть. А мальчики в таком возрасте всегда стараются угодить старшим. Это было прекрасно. Это было грустно. Но Мэри решила сконцентрироваться на первом. Пока Вари доставал скрипку и прикладывал ее к плечу, она закрыла глаза и приготовилась слушать. Мальчик заиграл мелодию, которую Мэри слышала уже по меньшей мере тысячу раз и, вероятно, услышит еще неоднократно.

Когда солнце повисло над горизонтом, Мэри спустилась, чтобы навестить вновь прибывших. Начала она с мальчиков.

Их «квартира» была обставлена мебелью, попавшей в Страну затерянных душ в разное время — в одном углу кресло, в другом стол. Для сна был предназначен диван, вторым же спальным местом служил матрас.

Лиф сидел на полу и пытался понять, как работает «Гейм Бой». По нынешним временам эта игровая приставка — невообразимый архаизм, но для мальчика, прожившего сто лет в лесу, вдалеке от цивилизации, она была верхом технического совершенства. Он даже не оглянулся, когда в комнату вошла Мэри. Зато Ник встал, подошел и поцеловал Мэри руку. Сама того не ожидая, она рассмеялась, а мальчик мгновенно покраснел.

— Я однажды видел это в кино. Ты показалась мне такой… аристократичной, ну, что-то в этом роде, и такой жест просто напрашивался. Прости.

— Нет, все замечательно. Я просто не ожидала. Это было так… галантно.

— Ну, я рад, что хоть шоколадом твою руку не испачкал, — сказал Ник.

Мэри пристально посмотрела на него. Лицо Ника ей понравилось. Проникновенный взгляд. Карие глаза. Восточные черты придавали лицу мальчика что-то… экзотическое. Чем дольше Мэри смотрела, тем больше Ник краснел от смущения. Мэри припомнила, что это происходит от того, что кровь приливает к лицу, наполняя мельчайшие капилляры, расположенные под кожей. У них больше не было ни капилляров, ни крови, но те, кто лишь недавно попал в Страну затерянных душ, еще так близки к миру живых, что на их лицах по привычке отражаются физиологические реакции. Ник был смущен, а Мэри почувствовала, что вид раскрасневшихся щек мальчика доставляет ей удовольствие.

— Знаешь, — сказала она, осторожно прикасаясь к его лицу в том месте, где оно было испачкано шоколадом, — здесь многие могут изменять внешний облик. Если тебе не нравится ходить с перепачканным шоколадом лицом, ты можешь поработать над собой и избавиться от этого.

— Да, мне бы этого хотелось, — согласился Ник.

Мэри снова почувствовала физиологическую реакцию Ника, на этот раз на прикосновение, и убрала руку. Если бы она помнила, как это делается, наверняка покраснела бы в этот момент и сама.

— Конечно, на это потребуется много времени. Знаешь, мастеру дзена приходится потратить годы, чтобы научиться ходить по раскаленным углям или левитировать. Долгие годы концентрации и медитации.

— Так я же просто забыть могу, — предположил Ник. — В твоей книге сказано, что многие здесь забывают за долгие годы, как они выглядели при жизни, и лица их меняются. Может, я смогу забыть о шоколаде на лице.

— Хорошая мысль, — согласилась Мэри. — Вот только мы не можем выбирать, что помнить, а что забыть. Если мы намеренно стараемся забыть что-то одно, обычно получается, что именно это мы помним лучше всего. Будь осторожен, иначе в какой-то момент обнаружишь, что все лицо покрыто шоколадом.

Ник нервно засмеялся, решив, что Мэри шутит, и умолк, поняв, что она говорит серьезно.

— Не волнуйся, — сказала Мэри. — Раз уж ты теперь с нами, знай, ты — среди друзей, и мы всегда можем напомнить тебе, кем ты был, когда появился среди нас.

Лиф, сидевший в углу комнаты, фыркнул от бессилия.

— У меня пальцы так быстро не двигаются. Не могу играть в это.

От злости он с размаху швырнул «Гейм Бой» о стену, но приставка и не думала ломаться. Игра продолжалась.

— Мэри… могу я задать тебе вопрос? — поинтересовался Ник.

Мэри присела на диван и поманила Ника к себе.

— Как бы это спросить… что будет дальше?

Мэри медлила с ответом, ожидая, по-видимому, более пространных объяснений. Поняв, что их не будет, она решила уточнить.

— Прости… Я не уверена, что поняла вопрос.

— Мы мертвы, так?

— Да, с практической точки зрения так и есть.

— Следовательно, и так сказано в твоей книге, мы обречены находиться в Стране затерянных душ в течение неопределенного времени.

— Да, во веки веков. Навсегда.

— Ясно… так что же нам делать?

Мэри поднялась с дивана, чувствуя, что вопрос ей не очень приятен.

— Ну, а как ты считаешь? Мне кажется, ты сам должен понять, что делать, и делать это.

— А если я устану от этого?

— Уверена, что ты найдешь занятие по душе и никогда не будешь скучать.

— При жизни мне это не удавалось, — пояснил Ник. — Может быть, ты сможешь помочь мне?

Мэри повернулась к Нику и поняла, что ее притягивает внимательный взгляд его карих глаз. Он больше не смущался.

— Мне бы очень хотелось, чтобы ты мне помогла, — добавил Ник.

Мэри смотрела в глаза мальчика дольше, чем позволяли приличия, и удивлялась этому. Она почувствовала волнение, а такого с ней никогда раньше не случалось. В арсенале чувств Мэри Хайтауэр волнение отсутствовало.

— Глупая игра, — заявил Лиф. — Кто, черт возьми, такая Зельда, например?

Мэри с трудом оторвалась от взгляда Ника, сердясь на себя за то, что позволила эмоциям вырваться наружу. Она была учителем и защитником. Ей необходимо было сохранять дистанцию между собой и детьми, оказавшимися на ее попечении. Она должна была интересоваться ими, но лишь как мать. Любить их, как любят своих детей. Пока она помнит об этом, все будет хорошо.

— У меня есть предложение, Ник, — сказала Мэри, подходя к гардеробу и открывая верхний ящик. Она старалась взять себя в руки. Из ящика Мэри извлекла ручку и листок бумаги. Она заботилась о том, чтобы у вновь прибывших эти предметы всегда были под рукой. Для детей младшего возраста Мэри держала цветные карандаши.

— Почему бы тебе не составить список дел, которыми ты всегда хотел заняться? Ты напишешь, и мы вместе обсудим.

Сказав это, Мэри быстро вышла из комнаты. Сделала она это поспешно и, пожалуй, не так грациозно, как вошла.

Элли нашла бумагу и ручку задолго до того, как Мэри появилась в ее «квартире», или «гостиничном номере», или, если угодно, «камере». Девушка еще не решила, как будет ее называть. Когда в дверях ее жилища появилась Мэри, у Элли был наготове список вопросов на трех страницах.

Мэри стояла в дверях, ожидая, когда Элли пригласит ее войти. Как вампир, подумала Элли. Вампиры не входят, пока их не позовут.

— Ты времени даром не теряла, — заметила Мэри, увидев исписанные листки, которые Элли держала в руках.

— Я читала твои книги, — пояснила Элли. — Не только те, что ты нам дала, но и другие. Я нашла их в комнате.

— Отлично. Они будут тебе полезны.

— У меня возник ряд вопросов. Например, в одной из книг сказано, что являться людям в виде призрака запрещено, но в другом месте ты написала, что мы — свободные духи и можем делать все, что угодно.

— Да, это правда, — сказала Мэри. — Но есть вещи, которые делать не стоит.

— Почему?

— Это сложно объяснить.

— Тогда вот еще: ты пишешь, что мы не можем взаимодействовать с миром живых — они не могут нас слышать или видеть… Если это верно, тогда как мы можем являться людям в виде призраков?

Улыбка Мэри говорила о безграничном терпении и толерантности к чужой тупости. Увидев ее, Элли рассвирепела и ответила такой же улыбкой, словно хотела сказать: «Идиотка — ты, а я умная».

— Как я уже сказала, это сложный вопрос, и вряд ли стоит задаваться им в день прибытия сюда.

— Верно, — согласилась Элли. — Я еще не все книги прочла. Ты написала их немало, но я пока нигде не нашла ничего о том, что происходит, когда мы приходим в дом, где жили раньше.

Элли увидела, что вопрос рассердил Мэри. Она внезапно стала похожа на разъяренного дикобраза, ощетинившего иголки.

— Домой идти нельзя, — сказала Мэри. — Мы это уже обсуждали.

— Глупости, — возразила Элли. — Я могу пойти туда, войти в дверь, как раньше. Ну, на самом деле я могу пройти сквозь дверь, но это не имеет значения. Почему в твоих книгах ничего об этом не сказано?

— Тебе это не понравится, — сказала Мэри тихо, почти что угрожающе.

— Но я хочу туда пойти.

— Не нужно этого делать, правда, — отозвалась Мэри, подходя к окну и глядя на город. Окна в комнате Элли выходили на жилые кварталы, помимо обычных зданий, из них можно было полюбоваться на Эмпайр Стейт Билдинг и Центральный Парк.

— Посмотри. Мир живых выглядит иначе, не так, как раньше, не правда ли? Он кажется полинявшим. Не таким ярким.

Мэри сказала правду. Мир живых действительно выглядел поблекшим. Даже ближайшие небоскребы, окружавшие здание, в котором они находились, казались подернутыми туманом. Не было никаких сомнений в том, что они принадлежат к другому миру. В нем время не стояло на месте, как в Стране затерянных душ. Оно двигалось вперед, и все шло своим чередом. Элли и Мэри находились в другой реальности, в которой были свои законы и свой уклад. И так было всегда.

— Посмотри на город, — предложила Мэри снова. — Тебе не кажется, что некоторые здания… кажутся более реальными?

Элли обратила внимание на то, что некоторые здания действительно видны лучше, чем другие. Их очертания были резкими, в отличие от других. Краски ярче. Не нужно было объяснять, что они, так же как башни-близнецы, были частью Страны затерянных душ. Они попали туда после того, как их снесли.

— Иногда на месте взорванных зданий строят новые, — продолжала Мэри. — Знаешь, что происходит, когда входишь в одно из них?

Элли покачала головой, дав понять, что это ей неизвестно.

— В этом случае мы видим не то, что существует в данный момент в мире живых. Мы видим то, что осталось в Стране затерянных душ. Если очень сильно постараться, порой можно видеть и то, и другое одновременно. Но это мало кому удается. Я называю это «доминирующей реальностью».

— Почему бы тебе не написать об этом книгу? — спросила Элли.

— На самом деле я уже написала, — ответила Мэри, и на лице ее появилась улыбка, больше подходящая пожилому, умудренному жизнью человеку. Стоило лишь увидеть эту улыбку, чтобы понять — там, где была Мэри, «доминирующей» была та реальность, против которой у нее не было возражений.

— Пока я понимаю лишь, что мир живых для нас стал менее отчетливым.

— На самом деле это значит, что Страна затерянных душ для нас важнее, чем мир живых.

— Это лишь одна из возможных точек зрения.

Элли надеялась, что спровоцирует Мэри, что та потеряет контроль над эмоциями и вступит с ней в полемику, но терпение Мэри было таким же вечным, как реальность, в которой она существовала. Обычным для нее добрым и мягким тоном Мэри, как ни в чем не бывало, продолжала объяснять, указывая рукой на панораму Нью-Йорка за окном квартиры Элли.

— Видишь все это? Через сто лет никого из этих людей не будет на свете, да и многие здания окажутся взорванными, а на их месте воздвигнут новые — а мы останемся здесь. Здание, в котором мы находимся, будет здесь.

Она повернулась к Элли.

— Только те здания и места, которые заслужили свою долю вечности, переходят в Страну затерянных душ. Мы — ее благословенные жители. Не нужно портить свое высокое предназначение мыслями о доме. Твой дом здесь, и здесь тебе суждено пробыть куда дольше, чем живому человеку на Земле. В этом так называемом мире живых.

Элли обвела взглядом мебель, стоявшую в комнате.

— А что, по твоему мнению, стало причиной того, что этот раскладной стол стал «частью вечности»?

— Должно быть, для кого-то он много значил.

— Или, — парировала Элли. — Он провалился в одно из завихрений пространства. — Она взяла в руки одну из книг, написанных Мэри. — Ты здесь сама об этом рассказала.

Мэри вздохнула.

— Да, верно.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, но нет ли здесь противоречия?

И все же Мэри не потеряла ни грамма самообладания. Оказалось, что она готова принять вызов, брошенный Элли, и готова даже лучше, чем Элли того ожидала.

— Я вижу, ты достаточно умна, чтобы понять, что простых ответов не бывает, — сказала она. — Да, это верно, вещи иногда появляются у нас случайно.

— Именно! Из этого следует, что мы здесь не по какому-то там благословению, а по чистой случайности.

— Даже случайности происходят по воле Провидения.

— Тогда это уже не случайности, не так ли?

— Ты вольна верить в то, что тебе нравится, — сказала Мэри. — Вечность — это вечность, и ты ничего не можешь с ней поделать. Ты здесь, а значит, должна смириться с этим. Я с удовольствием тебе помогу, если позволишь.

— Хорошо, но ответь на один вопрос. Есть ли способ уйти из Страны затерянных душ?

Мэри помедлила, прежде чем ответить. На мгновение Элли показалось, что она вот-вот расскажет ей что-то такое, чего не было ни в одной из ее книг. Но вместо этого Мэри дала простой и недвусмысленный ответ.

— Нет. И через некоторое время ты сама в этом убедишься.

Через несколько дней Элли, Ник и Лиф знали о мире, созданном Мэри, все, что о нем можно знать. Ежедневная рутина была проста. Малыши играли в мяч, в салки, прыгали через скакалку целый день на площадке перед небоскребом, а когда темнело, все собирались на семьдесят восьмом этаже, чтобы послушать истории, которые рассказывали старшие или посмотреть единственный телевизор, который удалось раздобыть Мэри. Осень рассказала, что некоторые ребята постоянно путешествуют по Стране в поисках предметов, попавших в нее из реального мира, и, когда находят что-нибудь стоящее, приносят Мэри, которая покупает эти вещи. Таких ребят зовут сыщиками. Один из них нашел телевизор, но по нему можно смотреть лишь те передачи, которые шли в день его перемещения из мира живых в Страну затерянных душ. Каждый день в вечернем эфире повторялись одни и те же эпизоды сериалов «Корабль любви» и «Счастливые дни», и было очевидно, что так оно и будет во веки веков. Как ни странно, нашлись дети, желавшие смотреть их каждый день. Словно заводные.

Ник приходил смотреть телевизор несколько дней подряд, удивляясь старым рекламным роликам. Больше всего его привлекли новости: когда он смотрел их, ему казалось, что он попал в машину времени. Однако если вам постоянно приходится путешествовать в 8 апреля 1978 года, рано или поздно это надоест.

Элли решила, что смотреть телевизор не будет. У нее уже появилось отчетливое ощущение, что с маленьким королевством Мэри что-то не так, хотя пока она не могла сказать точно, что именно. Что-то было не так с маленькими девочками, прыгавшими через скакалку, и одними и теми же детьми, приходившими смотреть телевизор в одно и то же время каждый день.

Если Нику и казалось, что происходит что-то неладное, то он предпочитал не размышлять на эту тему, так как в основном его голова была занята Мэри и он полагал, что с ней-то точно все в порядке. Она всегда думала сначала о других, а потом уже о себе. Она заботилась о малышах так, что они были уверены в том, что их любят. В конце концов, она интересовалась тем, что происходит с самим Ником. Мэри никогда не забывала зайти к нему и спросить, чем он занят, что он чувствовал и о чем думал. Они разговаривали о книге, над которой в тот момент Мэри работала. Она была посвящена теоретическому изучению вопроса о том, почему в Стране затерянных душ не было ни единой души, умершей после шестнадцати лет. Ведь всем известно, что ребенок официально становится взрослым, когда ему исполняется восемнадцать.

— Кстати, это не всегда так, — высказался Ник. — В Америке человек получает право участвовать в выборах, когда ему исполняется восемнадцать, но продавать напитки в баре ему начинают после двадцати одного. Но, к примеру, у евреев принято считать, что возраст совершеннолетия — тринадцать лет, а мне точно известно, что здесь есть еврейские мальчики и девочки, которым больше четырнадцати.

— Все правильно, но это никак не объясняет того, что детей старше нас в Страну не допускают.

Не допускают, подумал Ник. Быть привилегированным ребенком, живущим в Стране затерянных душ, все же приятней, чем чувствовать себя несчастным мальчиком, заблудившимся по дороге на Небеса. Мэри трактовала случившееся с ними совсем не так, как склонный к пессимизму Ник, и ее взгляд на вещи стал для мальчика утешением.

— А что, — предположил Ник, — если это связано с личными переживаниями? Может быть, именно в этом возрасте перестаешь ощущать себя ребенком?

Вари, все время околачивавшийся возле двери, хихикнул. Он делал это каждый раз, когда Ник что-нибудь говорил.

— Вари, перестань, — попросила его Мэри. — Мы здесь просто выдвигаем гипотезы.

— В том числе глупые? — ехидно осведомился Вари.

Ник не мог понять, почему Мэри всюду водит его с собой. Да, он был музыкально одаренным мальчиком, но этого недостаточно, чтобы занять высокое положение.

Мэри повела Ника в свое импровизированное издательство, чтобы показать, как делаются ее книги. Оно располагалось на шестьдесят седьмом этаже. В помещении сидело тридцать детей, за партами, как в школе. Издательство было похоже на класс для занятий чистописанием.

— Мы пока не нашли печатную машину, перешедшую к нам из мира живых, — пояснила Мэри. — Но ничего. Детям нравится переписывать книги от руки.

И правда, дети, работавшие в издательстве, увлеченно занимались своим делом. Они были похожи на средневековых писцов, склонившихся над свитками.

— Рутинная работа приносит облегчение, — сказала Мэри и Ник согласился с ней, не задумываясь над глубоким смыслом ее замечания.

Элли воспринимала все иначе. Она начала постепенно понимать, какого рода облегчение приносит детям «рутинная работа». Однажды, воспользовавшись подходящим моментом, когда Мэри рядом не было, Элли завладела вниманием Ника.

— Посмотри на этого мальчика, — предложила она. — Пойдем, проследим за ним вместе.

— Зачем?

— Увидишь.

Нику не слишком хотелось заниматься слежкой, но неотложных дел у него не было, и он решил сыграть в непонятную игру, предложенную Элли. Для нее, впрочем, это была совсем не игра, а вполне серьезное дело.

Мальчик, которому на момент смерти было, вероятно, лет семь, вышел на площадку, чтобы погонять мяч с десятком других ребят.

— Так что же я должен увидеть? — спросил Ник, который уже начал терять терпение.

— Смотри, — пояснила Элли. — Его команда сейчас проиграет. Семь — девять.

Вскоре игра закончилась именно с таким счетом.

— Что ты пытаешься сказать? Что умеешь предсказывать будущее?

— Вроде того, — согласилась Элли. — Научишься предсказывать будущее, когда его нет.

— Что ты имеешь в виду?

— Пошли за ним. Сейчас сам поймешь.

Ник был заинтригован. Вместе с Элли он последовал за мальчиком, стараясь держать дистанцию, чтобы он их не заметил. Вскоре они оказались в вестибюле второй башни. Мальчик присоединился к группе детей, собиравшихся играть в карты.

Элли и Ник спрятались за колонной, но, похоже, делать это было необязательно — дети не замечали, что за ними наблюдают, а если и замечали, не придавали этому значения.

— Есть тройки? — спросил мальчик, за которым они следили, у девочки, сидящей рядом с ним.

— Нет, — прошептала Элли Нику на ухо. — А у тебя есть семерки?

— Нет, — сказала девочка. — А у тебя есть семерки?

Ник был поражен.

— Откуда ты это знаешь?

— Они делают одно и то же. День за днем. Игра в мяч раз за разом заканчивается с одним и тем же счетом. Затем он идет играть в карты.

— Не может быть!

— Смотри, — сказала Элли. — Через секунду наш мальчишка бросит карты и обвинит соседку в шулерстве. После этого встанет из-за стола и побежит на площадку. Выскочит он через вращающуюся дверь, третью слева.

Все произошло в точности, как предсказывала Элли.

Ник понял, что снова, уже в третий раз, чувствует себя неуверенно в мире, созданном Мэри.

— Как будто… Как будто…

— Привидения, — Элли закончила фразу за него. Это была чистая правда. Все эти дети, как, впрочем, и Элли с Ником, были призраками. — Слышал рассказы о привидениях? В них часто говорится о том, что призраки день за днем появляются в одном и том же месте.

Ник все никак не мог поверить. Он побежал наперерез мальчику, не давая ему проскользнуть сквозь вращающуюся дверь.

— Почему ты перестал играть в карты?

— Потому что они жульничают! — пожаловался тот.

— Немедленно иди назад.

Мальчик взглянул на Ника с оттенком страха в глазах.

— Нет, я не хочу.

— Разве ты не играл с ними вчера? — спросил Ник. — Вчера ведь было то же самое. Они тоже жульничали?

— Да, — охотно согласился мальчик. — И что?

Закончив разговор, он развернулся и выбежал через третью дверь на улицу. Элли подошла к Нику.

— Несколько дней назад я присоединилась к ним, когда они играли в карты. Пока я была с ними, обычный порядок нарушился, но на следующий день все пошло по-старому.

— Но в этом же нет никакого смысла…

— Ты ошибаешься, — сказала Элли. — Я долго думала на эту тему. Знаешь, бывает, когда слушаешь музыку, диск иногда начинает заедать. Было у тебя такое? Так вот, наша жизнь похожа на такой вот диск, который заело на последней ноте. Мы никак не можем добраться до конца, застряли здесь. И если вовремя не поймаем себя за руку, наше существование тоже превратится в такую вот рутину. Так и будем делать одно и то же — день за днем, день за днем.

— Потому что «рутина приносит облегчение»… — подхватил Ник, повторяя слова Мэри. — Ты думаешь, с нами случится то же самое?

— Нет, если я придумаю, как этого избежать.

Глава девятая Бесконечная петля

Следующие несколько дней Ник провел, следя за детьми, находящимися на попечении Мэри, и убедился, что поведение мальчика, за которым они с Элли шли в первый раз, не было исключением. Каждый их день напоминал репетицию следующего и хотя Нику ужасно хотелось спросить о причинах этого у Мэри, он воздержался, понимая, что она найдет способ подвести под это какую-нибудь жизнеутверждающую теорию. Нику хотелось пока сохранить в тайне результаты своих наблюдений и как следует все обдумать без вмешательства Мэри.

Тем не менее Ник по-прежнему проводил с ней все свободное время. Общение с Мэри не было для него рутиной, да и сама Мэри каждый день делала что-то новое — то проводила время с детьми, то принималась за какое-нибудь дело.

Глядя на нее, Ник испытывал облегчение, так как понял, что впадать в бесконечное повторение не обязательно. Если человек обладал достаточной силой воли, он мог сопротивляться рутине.

Ника постоянно раздражало, что они с Мэри никогда не имели возможности остаться наедине. Куда бы ни пошла Мэри, за ней шел Вари, который, похоже, считал себя кем-то вроде ее личного пажа или ручной собачки. Он цеплялся за нее, и это позволяло мальчику избежать повторений в своей собственной жизни, хотя Нику ужасно хотелось, чтобы он закрылся в своей комнате и играл Бетховена в течение нескольких сотен лет.

— Тебе обязательно всюду за ней ходить? — спросил его Ник. — Неужели не хочется заняться чем-нибудь еще?

Вари пожал плечами.

— Мне нравится то, что я делаю.

Он посмотрел на Ника с оттенком подозрения в глазах.

— Ты проводишь с ней много времени, — заметил он. — Может, тебе самому лучше заняться чем-то другим?

Ник не вполне понял подтекст, содержавшийся в его словах, но ощутил недовольство Вари.

— Мы — свободные духи и живем в свободном мире. Я могу делать то, что хочу, — ответил он.

— Она скоро устанет от тебя, — предположил Вари. — Ты ей нравишься, потому что она недавно с тобой познакомилась, но это не может продолжаться вечно. Скоро ты станешь для нее всего лишь обыкновенным призраком, она даже имени твоего вспомнить не сможет. А я буду по-прежнему рядом с ней.

Ник с негодованием отверг это предположение.

— Она не забудет.

— Готов поспорить, что забудет. Да ты и сам забудешь.

— С чего ты взял?

— Твоя одежда и шоколад на лице — все это попало сюда вместе с тобой, а имя — нет. Воспоминание о нем стирается со временем, как и все остальное. Вскоре все начнут называть тебя Шоколадом. Или Херши.

Вари ухмыльнулся, Нику его ухмылка не понравилась.

— Да, точно. Так и будут тебя звать — Херши.

— Не будут. И я свое имя не забуду.

— Правда? — осведомился Вари. — Тогда назови его.

Ник собрался ответить, но замер на месте, не в силах вспомнить. Это продолжалось всего секунду, но чтобы назвать свое имя, обычно человеку не нужно думать. Нику стало страшно.

— Э-э… Меня зовут Ник.

— Хорошо, — согласился Вари. — А фамилия? — задал он новый вопрос.

Ник открыл рот, чтобы ответить, но закрыл его, не вымолвив ни слова. Он не мог вспомнить.

Появилась Мэри и сразу же заметила, что Ник чем-то расстроен.

— Вари, ты что, докучаешь нашему новому другу?

— Мы просто разговаривали. Если он считает, что я ему докучаю, это его проблемы.

В ответ Мэри лишь покачала головой и, как обычно, поцеловала мальчика в покрытую кудрявыми светлыми волосами макушку. Тот победно посмотрел на Ника.

— Проводи меня вниз, пожалуйста, — попросила Мэри. — Там ждет сыщик, я думаю, у него есть интересный товар.

Вари сделал шаг по направлению к лифту.

— Нет, Вари, я не тебя прошу. Ты уже видел сыщиков раньше, а Нику будет полезно поучиться, как заключать с ними сделки.

Теперь наступила очередь Ника чувствовать себя триумфатором.

Дверь лифта закрылась, и Вари остался за ней. Ник тут же выбросил его из головы, а с ним и все его замечания — по поводу того, что он будто бы забудет свое имя, и о том, что Мэри скоро от него устанет. В конце концов, Вари был всего лишь девятилетним мальчиком с соответствующим уровнем развития. Он был просто малышом и ревновал Мэри, как сделал бы на его месте любой мальчик его возраста. Вот и все.

Нику было невдомек, что Вари оставался девятилетним мальчиком уже сто сорок шесть лет. По прошествии полутора веков детские эмоции уступают место другим. Если бы Ник вовремя это понял, все, чему было суждено случиться в дальнейшем, могло быть по-другому.

Лиф стоял у игрового автомата и пристально, не мигая, смотрел на экран.

Стрелка влево. Вверх. Влево. Съесть большой белый шар. Маленькие волосатые создания становятся синими. Есть волосатиков, пока они не начнут мигать, потом бежать от них подальше.

Лиф подсел на игру «Пакку-ман».

Трудно было сказать, почему много лет назад игровой автомат переместился в Страну затерянных душ. Мэри купила его у сыщика, который специализировался на поиске электронных приборов. Они редко попадали в Страну. Наверное, потому, что люди годами пользуются граммофонами, виктролами, восьмидорожечными магнитофонами или айподами, но почти никто не «любит» их так сильно, чтобы, выйдя из строя, аппарат перешел в Страну затерянных душ. Никто никогда не будет скучать по сломанному плееру. Его просто заменят новым, а старый забудут. Вероятно, по этой причине техника попадала в мир призраков лишь в результате усиления солнечной активности.

Мэри считала, что разбирается в современных технологиях, и гордилась этим. Ей хотелось, чтобы новички чувствовали себя хотя бы отчасти как дома. Ей пришлось потратить много времени и как следует поработать, чтобы спустя несколько лет у нее образовалась целая коллекция игровых автоматов. Мэри разместила их на шестьдесят четвертом этаже, превратив его в галерею. Там же находилась коллекция пластинок. Их было очень много, так как люди любят музыку по-настоящему. Единственной проблемой было отсутствие проигрывателя, но Мэри надеялась со временем найти и его.

Вверх. Влево. Съесть большой белый шар. Маленькие волосатые создания становятся синими. Есть волосатиков, пока они не начнут мигать. Бежать.

Снова и снова.

Рутина не приносила Лифу облегчения, так как он не мог остановиться. Да он и не хотел останавливаться. Никогда.

Когда мальчик жил в лесу, у него тоже были привычки. Он любил прыгать с ветки на ветку, день за днем. Он постоянно играл, причем в полном одиночестве. Но здесь все было не так. Лиф не испытывал потребности играть, но бесконечная программа захватывала его внимание целиком — в лесу так никогда не было. Дети говорили ему, что он играет на устаревшем автомате, но ему было все равно. Все игры были ему в новинку.

Вверх. Вниз. Влево. Вправо. Съесть. Бежать.

— Лиф, что ты делаешь? Как долго ты здесь находишься?

Он едва понимал, что слышит голос Элли, даже не обернулся, когда она с ним заговорила.

— Не помню, — ответил он.

— Мне кажется, ты здесь уже пятый день.

— И что?

— Так нельзя. Я должна тебя отсюда вытащить. Мы все отсюда уходим!

Но Лиф ее уже не слушал, потому что забавные маленькие волосатые создания как раз стали синими.

Мэри давно уже не испытывала столько забот из-за появления новичков. С Лифом все было просто. Она испытывала к нему материнское чувство, как и ко всем, кто находился на ее попечении. А вот Элли, с ее бесконечными вопросами, взвинченными нервами и надеждой, вызывала в душе Мэри чувства, которые девушка предпочла бы забыть навсегда. До ее появления Мэри считала, что избавилась от этих эмоций — сомнений, подавленности и, главное, угрызений совести, но теперь они вдруг вновь расцвели в ее душе пышным цветом и стали выше, чем ее башни.

К тому же появился Ник. К нему Мэри испытывала чувства другого рода, но и они беспокоили и пугали девушку. Ник был таким живым. Он так заметно менялся в лице в присутствии Мэри, вспыхивал и краснел. Воспоминания о живых чувствах были в нем так свежи и не затерты, что его волнение передавалось Мэри, будоражило и манило ее. Ей хотелось проводить с ним всякую свободную минуту. Это было опасно — почти так же, как завидовать живым. Среди детей, живущих в Стране, ходили слухи, передававшиеся шепотом, легенды о тех, кто не мог справиться с завистью к живым людям. Они следовали за объектом зависти днем и ночью, превращаясь в его тень, и души их были безвозвратно потеряны. С Мэри ничего подобного не произошло, но все же девушка понимала, что чувства — ее слабость, а она была не в том положении, чтобы позволить себе расслабиться. Слишком много детей было у нее под крылом, и они во всем полагались на силу Мэри. Она постаралась разрешить внезапно возникшие внутренние противоречия и поймала себя на том, что стала необычайно сентиментальной. И все же, когда никто, даже Вари, за ней не следил, Мэри спускалась на пятьдесят восьмой этаж, чтобы побыть в одиночестве и предаться своим мыслям.

Пятьдесят восьмой этаж в день трагедии пустовал, арендаторов на нем не было. Поэтому он не был разделен перегородками, и, кроме стен, скрывавших шахты лифтов, на более чем четырех тысячах квадратных метров ничего не было.

Мэри старалась, чтобы никто не знал, куда она направляется, но Ник все же нашел ее.

— Один из твоих подопечных сказал, что ты, возможно, здесь, — сказал он, приближаясь.

Мэри была неприятно поражена тем, что, невзирая на меры предосторожности, каждый мог узнать, где она. С другой стороны, подумала она, может, все и знают, но из уважения к ней стараются не беспокоить. Ник приближался к ней, а Мэри стояла и наблюдала за ним, заметив про себя, что исходившее от мальчика мягкое сияние заметно даже при дневном свете, вероятно, потому, что от того места, где они находились, до окон, расположенных по всему периметру, было далеко, и в центре огромного помещения царил сумрак.

Нику явно было не по себе посреди огромного пустого зала.

— Зачем ты сюда приходишь? — спросил он. — Здесь так… пусто.

— Ты видишь пустоту, — ответила она. — А я — возможности.

— Думаешь, тебе понадобятся все эти этажи?

— В Стране затерянных душ много детей, и каждый день их становится все больше, — ответила Мэри. — Может быть, пройдет еще тысяча лет, пока нам понадобится это пространство, но приятно сознавать, что оно у меня есть.

Мэри подошла к окну и окинула взглядом бледный мир живых людей, надеясь, что Ник догадается оставить ее в одиночестве, и одновременно не желая этого. Она стояла и мысленно ругала себя за то, что не может сохранить дистанцию между ним и собой.

— Что-то не так? — спросил Ник.

Мэри взвесила в уме возможные варианты ответа, но подходящего не нашла.

— Элли хочет уйти, да?

— Да, но это не значит, что я хочу уйти с ней.

— Она представляет опасность для самой себя, — сказала Мэри. — А значит, она опасна и для тебя.

Ник не проявил к этому вопросу особого интереса.

— Она просто хочет отправиться домой и проверить, выжил ли ее отец после аварии. Что в этом плохого?

— Мне кое-что известно о том, что происходит, когда приходишь домой, — сообщила Мэри и почувствовала, как сказанная ей фраза пробудила воспоминания о ее собственном опыте. Боль и разочарование вернулись, словно то, о чем она хотела рассказать Нику, было вчера.

Ник, по всей видимости, угадал ее чувства.

— Если тебе неприятно, давай не будем об этом говорить, — сказал он.

Он был добрым и тактичным мальчиком и воздержался от расспросов, но Мэри неожиданно почувствовала, что готова ему все рассказать. Поэтому она последовала за своим желанием и поделилась воспоминаниями со всей прямотой и честностью, словно на исповеди. Она изо всех сил старалась забыть то, о чем поведала Нику, но, подобно пятнам шоколада на лице мальчика, воспоминания о трагических обстоятельствах собственной гибели навечно остались в памяти Мэри.

— Я умерла в среду, и, подобно тебе, я была не одна, — сказала Мэри. — У меня тоже был товарищ по несчастью.

— Мы не были товарищами, — поправил ее Ник. — Мы с Элли не были даже знакомы, пока не произошел этот злополучный несчастный случай.

— Я тоже погибла в результате несчастного случая, но со мной был человек, которого я знала. Мой брат. Несчастный случай произошел целиком и полностью по нашей вине. Мики и я — мы возвращались из школы. Была ранняя весна, на улице было солнечно, но холодно. Холмы уже были покрыты зеленью. Я до сих пор помню запах цветов, росших на полях вокруг нашего дома — этот запах один из немногих, оставшихся в моей памяти с тех времен, когда я была жива. Странно, правда?

— Так это случилось на поле? — спросил Ник.

— Нет. К нашему дому вел проселок, поперек него проходила двухколейная железная дорога. По ней ходили в основном товарные поезда. Изредка, по неизвестной причине они останавливались в этом месте и стояли часами, ожидая своей очереди. Было ужасно неприятно, когда это случалось, ведь приходилось обходить поезд, а они, знаешь, бывают до километра длиной.

— О боже, — произнес Ник. — Вы полезли под поезд?

— Нет, мы были не так глупы, но в составе попадались пустые вагоны с дверями на обе стороны, и двери эти часто оставляли открытыми, так что мы могли взобраться в вагон и пройти через него. В тот день мы как раз нашли такой вагон. Брат поссорился со мной, я не помню уже, в чем заключался предмет спора, но, наверное, на тот момент он казался важным, так как я была в ярости и гналась за ним. Он бежал впереди и смеялся, а перед нами находился поезд, в нем был вагон с открытыми дверями, и стоял он прямо поперек проселочной дороги. Сейчас я понимаю, что он был похож на проход в другой мир. Мики поднялся в вагон, я — следом. Я хотела схватить его за рубашку, когда он пытался выскочить с другой стороны, но промахнулась. А он продолжал смеяться, и я разозлилась еще сильнее. Брат выскочил из вагона с другой стороны и повернулся ко мне.

Мэри закрыла глаза, и картина возникла перед ней так явственно, словно ее веки были экраном в кинотеатре, в котором шел кинофильм. Кино, как сейчас принято говорить.

— Не нужно продолжать, если ты не хочешь, — сказал Ник нежно, но Мэри зашла уже слишком далеко. Останавливаться не было смысла.

— Если бы я не сердилась на брата так сильно, я бы увидела ужас, внезапно возникший в его глазах. Но я не обратила внимания — слишком сильно хотелось поймать его. Я спрыгнула вниз и схватила его за руку, а он, вместо того чтобы обороняться, обхватил меня руками, и тут я поняла, что кое о чем забыла. Железнодорожные пути были совсем рядом. На одном из них стоял товарный поезд, ожидавший своей очереди, а по второму пути на полной скорости несся другой состав. Мы спрыгнули прямо перед набиравшим скорость локомотивом. Мы не заметили его, так как стены вагона заслоняли нам обзор. Когда я увидела поезд, было уже слишком поздно. Я не помню, как он ударил по нам. Вместо этого я помню лишь тоннель и свет в его дальнем конце. Он был далеко, но чувствовалось, что я к нему все ближе. Я летела по тоннелю, но рядом со мной кто-то был.

— Я помню тоннель, — сказал Ник.

— Прежде чем я долетела до того конца, где мерцал свет, Мики схватился за меня и стал тянуть к себе. Он кричал: «Нет! Нет!» и цеплялся за меня, мы закружились, а я все еще злилась на него и стала отталкивать от себя. Я била его, он — меня, он тянул за волосы, я отталкивала его, старалась отцепиться и, прежде чем осознала, что происходит, почувствовала, как мы летим в сторону, сквозь стену тоннеля. Я потеряла сознание раньше, чем ударилась о землю.

— Со мной и Элли случилось то же самое! — воскликнул Ник. — А потом мы спали девять месяцев подряд.

— Девять месяцев, — повторила Мэри. — Мы с Мики очнулись зимой. На деревьях не было листьев, железнодорожные пути скрылись под снегом, и, подобно всем новичками, мы не могли понять, что с нами произошло. Мы не понимали, что нас нет в живых, но знали, что произошло что-то ужасное. Не зная, что нужно делать, мы приняли самое неверное решение. Мы пошли домой.

— Вы разве не поняли, что проваливаетесь сквозь землю во время ходьбы?

— Земля была покрыта снегом, — сказала Мэри. — Мы решили, что ноги проваливаются в него. Я думаю, если бы мы обернулись, то заметили бы, что не оставляем следов, но никто из нас об этом не подумал. Пока мы не попали домой, я не понимала, насколько все странно. Еще на подходе я заметила, что дом окрашен в другой цвет. Раньше он был светло-голубым, а теперь стал темно-зеленым. Мы жили с отцом и экономкой, мама умерла, когда родился Мики. Папа так и не нашел себе новую жену, но теперь все было иначе. Отец был на месте, но в доме также находилась другая женщина, неизвестная нам, и ее двое детей. Они жили в моем доме, сидели за моим столом, а рядом с ними был отец. Мы с Мики стояли и смотрели, и вот тогда-то мы впервые заметили, что проваливаемся сквозь пол. И вдруг нас обоих осенило, мы поняли, что случилось. Отец разговаривал с женщиной, она поцеловала его в щеку, и Мики закричал: «Папа, папа, что ты делаешь? Ты что, меня не слышишь? Я здесь!» Но отец его не слышал и не видел. И вдруг мы почувствовали, как сила притяжения вместе с тяжестью ситуации буквально вдавливают нас в пол. Понимаешь, Ник, когда приходишь домой, ты в полной мере ощущаешь тяжесть того, что тебя нет на свете. Становится так тяжело, что ты начинаешь уходить под землю очень быстро, как камень, брошенный в воду. И ничто тебя не остановит. Мики провалился первым. Он был здесь, и вдруг, спустя секунду, я вижу, что он увяз по шею, а еще через секунду исчез. Его уже не было видно. Он скрылся под полом.

— А ты?

— И я бы исчезла, — сказала Мэри. — Но мне посчастливилось запрыгнуть на кровать. Понимаешь, когда я почувствовала, что проваливаюсь, я сделала то, что сделал бы, наверное, любой человек на моем месте — попыталась за что-нибудь уцепиться. Я стояла у двери в спальню родителей. Чувствуя, что погрузилась по пояс, я, с трудом волоча ноги, пыталась двигаться, чтобы найти что-то, за что можно уцепиться. Но руки проходили сквозь попадавшиеся предметы, и ничто не могло мне помочь, пока я не уцепилась за спинку кровати родителей. И вдруг я почувствовала, что она не такая, как все вокруг. Твердая металлическая спинка. Я держалась за нее, а потом запрыгнула на кровать. Свернулась на ней и зарыдала.

— Но как…

— Из-за мамы, — ответила Мэри, не дав Нику завершить фразу. — Я говорила тебе, она умерла во время родов. Умерла на этой самой кровати.

— Это было мертвое место! Мэри кивнула.

— Я долго там пролежала. В конце концов в спальню пришел отец со своей новой женой. Ничего не подозревая, они стали укладываться спать. Я не могла видеть их вместе и ушла. К этому моменту я уже немного пришла в себя, и тяжесть родных стен не так сильно давила мне на плечи, так что я не провалилась сквозь пол. Я выбежала из дома, и чем дальше я уходила, тем легче было вытаскивать ноги из земли.

— А что случилось с братом? — спросил Ник осторожно, стараясь не затронуть чувства девушки.

— Я больше его не видела, — ответила Мэри. — Он провалился в центр Земли.

Мэри умолкла и стояла, не произнося больше ни слова. Так продолжалось долго. Девушка чувствовала неприятную тяжесть в том месте, где когда-то при жизни находился желудок. Во всем остальном теле, наоборот, царила странная невесомость. Призраки, живущие в Стране затерянных душ, не умеют летать, как полагают люди, но в тот момент Мэри показалось, что она вот-вот взлетит.

— Я об этом никогда и никому не рассказывала. Ни кому, даже Вари.

Ник осторожно положил руку на плечо девушки.

— Я знаю, это ужасно, видеть, как твой брат исчезает под землей, — сказал он. — Но, может быть, когда-нибудь я буду тебе братом.

Ник придвинулся к Мэри и продолжал:

— А может… как бы это сказать… В общем, возможно, я стану тебе не братом, а кем-то другим.

Наклонившись к Мэри, мальчик поцеловал ее.

Девочка стояла и не знала, как реагировать. За долгие годы, которые Мэри провела в Стране затерянных душ, мальчики время от времени пытались ее целовать, но у нее всегда хватало сил, чтобы не позволить им так обращаться с собой. Но с Ником все было иначе — у нее не возникло желания оттолкнуть его. Мэри помнила и о том, что незнакомые чувства не должны замутнять ее рассудок. Она не оттолкнула Ника, но и не ответила на его поцелуй.

— Прости, пожалуйста, — попросил он испуганно, приняв ее спокойствие за отсутствие интереса к нему.

— Не нужно просить прощения, — сказала Мэри, старательно сдерживая эмоции, скрывая их так, как скрывал ее тело плотный зеленый бархат платья с кружевным воротником.

Ник почувствовал, что она отвергает его, и чувство это после смерти оказалось ничуть не менее горьким, чем при жизни. Это все из-за шоколада, подумала Ник. Нет, наверное, из-за того, что я на год младше. О, нет, ведь я на сто лет ее младше, наверное. Ник не стал дожидаться лифта — он помчался вверх по ступеням, преодолевая две за раз. Добежав до квартиры, он укрылся внутри и тщательно запер дверь.

Нет, Ник влюбился не в первый раз. Была та девочка, с которой он сидел на естествоведении или на истории — по правде говоря, он уже не мог толком вспомнить, но это было, казалось, так давно, и все ушло безвозвратно. Здесь же, в Стране затерянных душ, ничто не проходит, и Нику захотелось сделать так, чтобы он совсем исчез — даже один раз взглянуть в глаза Мэри будет невыносимо, не говоря уж о том, чтобы встречать ее снова и снова, и так целую вечность.

Мэри, Мэри, Мэри… Ее лицо и ее имя — Ника словно заклинило на них… И вдруг мальчик понял, что в голове совсем не осталось места для другого имени, которое там должно было остаться, что бы ни случилось. То, что предсказывал этот чертов Вари, случилось — он забыл свое имя. Дети звали его Херши, но ведь это было не настоящее имя, так ведь? Его имя начиналось с Н. Нэйт. Ноэль. Норман. Оно определенно начиналось с Н!

Мэри знала, что ее плохое настроение всегда улетучивалось под звуки скрипки Вари. Он умел извлекать чудные звуки из инструмента работы Страдивари — той самой скрипки, из-за которой мальчик получил новое имя. В тот день он играл «Времена года» Вивальди, которые Мэри очень любила. Музыка была предназначена для струнного квартета, но среди трехсот двадцати детей, находившихся на попечении Мэри, Вари был единственным музыкантом, игравшим на скрипке. В хозяйстве Мэри было достаточно много музыкальных инструментов. Люди, игравшие на них, любили их, поэтому они в изобилии попадали в Страну затерянных душ. Среди них была труба, которую в мире живых переехал автобус, и пианино, упавшее с шестнадцатого этажа. Время от времени Мэри пыталась организовать оркестр, но в ее приюте до сих пор так и не нашлось достаточное количество музыкально одаренных детей, при этом желавших играть в оркестре.

— Что еще тебе сыграть? — спросил Вари, покончив с Вивальди.

Мысли Мэри были далеко, и она даже не сразу обратила внимание, что Вари перестал играть.

— Я полагаюсь на твой вкус, Вари.

Мальчик снова приложил скрипку к плечу и заиграл какую-то заунывную мелодию. Мэри не могла понять, кто это написал. Она предпочитала оптимистичную музыку.

— Пойду приведу Ника, — сказала Мэри. — Уверена, ему будет приятно послушать твою игру.

После этих слов воодушевление Вари как-то подутихло.

— Мне отвратителен Херши.

— Ты должен научиться любить его, — посоветовала Мэри.

— У него грязное лицо, и мне не нравятся его глаза.

— Он наполовину японец. Нельзя относиться к людям предвзято только потому, что у них азиатские глаза.

Вари ничего не ответил. Он еще некоторое время задумчиво поводил смычком, а потом спросил:

— Почему ты хочешь, чтобы он все время был рядом? Он же ничего не умеет. Он не такой, как я или кое-кто еще здесь.

Мэри ничего не смогла на это возразить — Ник действительно был обыкновенным призраком. Но, с другой стороны, какая разница, умел он делать что-то выдающееся или нет? Почему бы ему просто не быть таким, каким ему суждено быть?

Она встала и подошла к одному из окон на западной стороне здания. Был полдень, погода ясная, и она могла видеть Нью-Джерси на противоположном берегу Гудзона, и лишь далекий горизонт терялся в легкой дымке.

Мир стал таким маленьким для тех, кто живет в нем сейчас. На самолете можно перелететь через всю страну в считанные часы. Можно поговорить с человеком, находящимся в другом полушарии, нажав несколько кнопок на телефоне, который нынче даже проводом к сети не присоединен. В Стране затерянных душ все было иначе. Она представляла собой первозданный мир, населенный детьми, ставшими в каком-то смысле первобытными людьми. В ней было множество белых пятен, неизведанных пространств. Даже Мэри мало что было известно о детях, живущих вдалеке от ее импровизированного приюта. Она провела в Стране долгие годы, но редко отваживалась на исследования, так как забота о безопасности детей, находившихся на ее попечении, требовала неустанного труда, и Мэри не могла позволить себе отправиться в далекое путешествие. Раньше она жила в обнаруженном ею многоквартирном доме, перешедшем в Страну из мира живых, а затем появились башни, и это позволило Мэри расширить свое королевство. Теперь под ее крылом было больше детей, чем раньше, и все же единственным источником информации о жизни за порогом башен-близнецов оставались рассказы сыщиков, приносивших товары на продажу, да и они по большей части распространяли непроверенные слухи. Иногда Мэри нравились их рассказы, а иногда казались чудовищным вымыслом.

Вдруг в голову Мэри пришла превосходная идея. Она придумала, как дать Нику возможность найти смысл жизни и стать не просто призраком, обитающим в ее мире.

— Сыщики рассказывали мне, что мои книги попадались им даже в Чикаго, — сказала она Вари. — А это значит, что и в других городах живут дети, о которых нужно заботиться. Правильно?

Вари отложил скрипку.

— Ты думаешь уехать отсюда?

Мэри отрицательно покачала головой:

— Нет. Но это не значит, что я не могу отправить туда своего представителя. Нужен кто-то, кого я могла бы научить всему, что знаю сама. Такой человек мог бы создать филиал в другом городе, где мы никогда не были. Например, в Чикаго.

— И кого ты хочешь послать?

— Я подумала о Нике. Конечно, пройдут годы, пока я его подготовлю — десять, может, двадцать лет, но спешить, в общем, некуда.

Вари подошел ближе, посмотрел на затянутый легким туманом горизонт и повернулся к Мэри.

— Ты можешь послать меня, — сказал он. — И тебе не придется тратить годы на подготовку.

Мэри посмотрела на мальчика и улыбнулась.

— Очень мило, что ты это предложил.

— Но я могу это сделать, — настаивал Вари. — Я, может, и недостаточно большой мальчик, но другие меня уважают, не так ли? Даже старшие.

Мэри снова тепло улыбнулась ему.

— Вари, что станет с этим местом без тебя и твоей скрипки? Я бы хотела, чтобы ты всегда был здесь и играл для нас.

— Для нас, — повторил Вари, словно эхо. — Я понял.

Мэри поцеловала его в макушку.

— Почему бы тебе не сыграть что-нибудь еще? Что-нибудь веселое.

Вари заиграл какую-то бодрую мелодию, но было в его исполнении что-то неопределенно мрачное.

Элли ни минуты не сомневалась в том, что скоро покинет королевство Мэри. У нее не было ни малейшего желания проводить вечность, ходя по кругу, как на арене цирка, вне зависимости от того, насколько увлекательным было представление. Но Элли была достаточно умна, чтобы не уйти раньше, чем она узнает все, что ей необходимо знать.

Ей нужна была информация.

Нет, не те знания, которыми охотно снабжала всех Мэри. Элли хотела знать правду.

— Я хочу знать то, о чем Мэри предпочитает не говорить вслух! — сказала Элли громко и совершенно без опаски. Она находилась на так называемом подростковом этаже, где любили собираться дети постарше. Никто, как показалось Элли, не обратил внимания на ее слова, лишь один мальчик, игравший в пинг-понг, на миг отвлекся и так неловко отразил подачу, что мячик пролетел через всю комнату.

— Не надо делать вид, что вы меня не слышали. Не думайте, что я уйду только потому, что вы меня игнорируете.

Подростки, подобно младшим детям, проводили дни в рутинных занятиях, но отвлечь их было не так трудно. В комнате было несколько четырнадцатилетних детей, еще несколько тринадцатилетних и парочка двенадцатилетних подростков, страстно, но безрезультатно мечтавших вырасти. В общей сложности детей подросткового возраста в королевстве Мэри было около тридцати — всего одна десятая населения коммуны. Элли пыталась понять, то ли их было так мало из-за того, что дети постарше реже теряли курс на пути к свету в конце тоннеля, то ли они реже принимали решение остаться в гостях у Мэри на долгое время. Ник сказал, что Мэри как раз пишет об этом книгу. Элли подумала о том, осталась ли в мире еще хоть какая-нибудь тема, на которую Мэри не писала бы книгу.

— Если Мэри о чем-то не говорит, значит, на то есть свои причины, — предположил мальчик, игравший в пинг-понг.

У Элли имелись отлично отрепетированные возражения.

— Мэри говорит о том, что есть вещи, которые мы не должны делать и о которых не стоит говорить, но ведь она прямо ничего не запрещает, не так ли?

— Поэтому у нас всегда есть выбор.

— Это верно. И Мэри уважает наш выбор, верно?

На это никто ничего не ответил.

— Так что? — настаивала Элли.

Дети неохотно согласились.

— Хорошо, тогда мой выбор — говорить о том, о чем не следует. И согласно установленным ею же правилам, Мэри должна уважать его.

На лицах некоторых детей было написано недоумение. Это Элли понравилось. Встряхнуть их немного, и они начнут смотреть на многие вещи иначе. Это хорошо.

Одна из девочек вышла вперед. Это была Осень, Элли познакомилась с ней в первый день.

— Так ты, типа, что хочешь узнать?

— Хочу узнать о том, как внедряться в мир живых и как с ними общаться. Хочу узнать, есть ли путь назад, в этот мир. Что бы Мэри ни говорила, мы не совсем мертвы, иначе мы были бы не здесь. Я хочу знать, кто такой или что такое Макгилл. Он действительно существует или это просто пугало, которое кто-то выдумал, чтобы стращать детей?

Все, кто был в комнате, оторвались от своих обычных занятий. Рутинный порядок нарушился. Элли знала, что стоит ей выйти из помещения, и все вернутся к своим делам, но в тот момент внимание всех ребят было сосредоточенно на ней. Один из них бросил играть в бильярд и подошел к ней, но продолжал держать кий в руке, словно опасался, что Элли или кто-нибудь другой нападет на него, и придется защищаться.

— Никто не знает, существует Макгилл или нет, — сказал он. — Но я думаю, он существует, потому что Мэри об этом говорить не хочет. Если бы его не было, она бы нам сказала, правда?

Несколько других детей пробормотали что-то невразумительное, очевидно, соглашаясь с бильярдистом.

— А что насчет пути назад к жизни? Думаешь, это возможно?

На этот раз Элли ответила Осень. Слова ее прозвучали грубовато и прямолинейно.

— Твое тело в могиле, а может, еще хуже — его сожгли. Я не думаю, что ты бы хотела в него вернуться.

— Согласна, но есть и другие способы быть живым… — произнес парень, до этого молча стоявший в углу. Элли повернулась к нему, мальчик посмотрел в сторону.

— Что ты имеешь в виду под другими способами? — спросила Элли.

Парень промолчал, но Осень ответила за него.

— Да он сам не знает, что говорит.

— А ты знаешь?

Осень скрестила руки на груди.

— Есть такие… способности… у некоторых людей. Не у всех. Такие, знаешь, способности, их обычно не приветствуют, и карму они здорово портят. Мэри называет их «криминальными талантами».

К этому моменту все сгрудились вокруг Элли и Осени. Судя по лицам, некоторые дети понимали, о чем те говорят, хотя большая часть ребят не имела о предмете разговора ни малейшего понятия.

— Что это за способности? — спросила Элли. — Как мне узнать, есть они у меня или нет?

— Лучше тебе не знать об этом.

— Прошу прощения, — сказал кто-то за спиной столпившихся вокруг Элли детей. Все обернулись и увидели Вари. Невозможно было понять, как долго он подслушивал. Осень немедленно отошла от Элли подальше и вернулась к прерванной игре. Остальные дети тоже разошлись кто куда, словно Элли была заразной.

— Хорошие новости, — сказал Вари. — Мисс Мэри только что выменяла у сыщика коробку куриных крылышек. Она просила передать, что каждый может прийти и откусить кусочек мяса.

Все ринулись к лифтам, чуть не сбив Элли с ног. Конечно, Элли тоже хотелось откусить кусочек курицы, но она подавила в себе это желание. Вари, терпеливо ожидавший, пока все уедут, заметил, что Элли не торопится присоединиться к остальным.

— В чем дело? — спросил он. — Ты что, при жизни была вегетарианкой?

Элли так и не поняла, был в его словах сарказм или нет.

Глава десятая Разговор в лифте

На следующее утро Элли в одиночестве ехала в лифте. Кабина остановилась на девяносто восьмом этаже, и к девочке присоединился скелет. Элли даже вздрогнула от неожиданности.

— Ну, перестань, — попросил мальчик в карнавальном костюме, когда двери лифта закрылись.

Элли быстро вспомнила, с кем имеет дело. Лицо мальчика покрывал белый грим, глаза были подведены черным, а на теле — дешевый карнавальный костюм из тех, что продают в магазинах накануне Хэллоуина. От мальчика, как и от всех остальных, исходило призрачное сияние, довершавшее мрачноватую картину.

— Прости, — сказала Элли. — Ты меня застал немного врасплох.

В королевстве Мэри было двое ребят, которым «посчастливилось» умереть во время Хэллоуина — этот мальчик-скелет и еще один парень с лицом, выкрашенным зеленой краской, с фальшивой отслаивающейся кожей. Первого все называли Черепом, а второго — Гнилым.

— Я слышал, — сказал Череп, когда закрылись двери лифта, — ты интересовалась криминальными талантами?

— Да, — ответила Элли. — Но что толку интересоваться, если никто ничего не рассказывает?

— Я тебе могу кое-что рассказать, если ты не будешь потом говорить, что слышала это от меня.

Двери лифта открылись.

— Твой этаж? — спросил Череп.

Элли собиралась пойти в игровой зал, чтобы попытаться оторвать Лифа от видеоигры, но с этим можно было и подождать. Она не стала выходить, и двери лифта снова закрылись.

— Расскажи, что ты знаешь. Обещаю никому не рассказывать.

Череп нажал на кнопку первого этажа, и лифт начал долгий путь вниз.

— Есть место в нескольких километрах отсюда. Старое здание, попало сюда уже давно. Раньше в нем была фабрика маринадов, по-моему. Так вот, там живет один парень. Его называют Шаманом. Он учит ребят разным штукам.

— Каким штукам?

— Ну, разным паранормальным явлениям — ну, там, проявляться в виде эктоплазмы, вселяться в живых людей, всякому такому.

— Я не знаю, что это.

Череп вздохнул, показывая, что подробное объяснение не входило в его планы.

— Ну, он знает, как двигать вещи, находящиеся в мире живых, как сделать, чтобы живые тебя услышали, а может, и увидели. Говорят, он даже может проникать в их мир и уносить оттуда вещи. Он заставляет их переходить в Страну.

— И он может научить?

— Так я слышал.

— Ты когда-нибудь встречался с ним? — спросила Элли.

Череп отшатнулся от нее.

— Я знал ребят, которые решили к нему отправиться. Но назад они не вернулись.

Элли пожала плечами, не придав особого значения последним словам.

— Может, побывав у Шамана, они нашли что-то лучшее. Не вернулись, потому что не хотели.

— Может, — согласился Череп. — Если хочешь, я дам тебе адрес.

Элли собиралась продолжить расспросы, но двери лифта раскрылись, Череп вышел из кабины, а снаружи раздались голоса малышей, спешащих подняться на верхние этажи.

Ник. Ники. Николас.

Прошло несколько часов, прежде чем мальчик вспомнил свое имя, но теперь, когда ему это удалось, он больше не хотел забывать его. Его звали Ник. Фамилию он вспомнить так и не смог. Она была японская, потому что папа его был японец. У мамы была европейская внешность, но, к сожалению, Ник уже толком не мог вспомнить лица родителей. Не беда, решил он, вспомню в другой раз. Сейчас же он полностью сконцентрировался на том, чтобы снова не упустить собственное имя.

Ник. Ники. Николас.

Фамилию он тоже смог бы вспомнить. Точно. Он просто обязан был это сделать. Даже если бы ему пришлось найти собственную могилу и прочесть фамилию на гробовой доске. Никто не будет называть его Херши, Кэдбери или Жирарделли. Только Ник, Ники, Николас.

Мальчик собрал все обрывки бумаги, которые только смог найти в комнате, и начал писать на них свое имя, снова и снова. Он разложил обрывки по карманам, засунул памятку в каждый ящик, под матрас и даже под каждую подушку дивана, на котором спал Лиф. Вряд ли тот стал бы возражать, ведь он не приходил домой уже несколько дней.

Ник, Ники, Николас. Пожалуй, даже Нико.

Элли постучала в дверь, оторвав Ника от мыслей об имени. Он знал, что пришла именно Элли, потому что, кроме нее, никто больше не стучал в дверь так сильно. Мэри стучала тихо и вежливо, Элли же дубасила так, что, казалось, дверь вот-вот рухнет.

— Я занят! — крикнул Ник. — Уходи.

Но Элли продолжала стучать, и ему волей-неволей пришлось впустить ее.

Зайдя внутрь, Элли огляделась, и на лице ее Ник прочел замешательство.

— Ник, что ты здесь делаешь?

Ник, наконец, и сам оглядел комнату и впервые увидел, что натворил. Маленькие кусочки бумаги были разбросаны повсюду — не только под подушками и другими предметами, но буквально по всей комнате, которая выглядела так, словно в ней прошел снегопад. Он не только изорвал всю бумагу, которая лежали в ящиках, но и вырвал страницы из всех книг, стоящих на полках. Это были книги Мэри. Он написал свое имя на каждом кусочке, причем с двух сторон.

Только сейчас Ник обратил внимание, что за окнами светло, а он, кажется, начал, когда смеркалось? Неужели он потратил на это всю ночь? Ник онемел. Он не имел ни малейшего представления о том, как такое могло произойти. Он был словно в трансе все это время, и лишь приход Элли привел его в сознание. Самое неприятное, что в глубине души он чувствовал желание выставить Элли за дверь и вернуться к работе. К важной работе. Ник, Ники, Николас.

Подобно малышам, изо дня в день играющим в футбол, или ребятам, ежедневно приходящим посмотреть «Корабль любви», Ник нашел свою «нишу» и даже не понял этого.

Он посмотрел на Элли с виноватым видом, открыл рот, но так и не смог вымолвить ни слова. Ему было стыдно, но он не смог бы объяснить, по какой причине.

— Да, все понятно, — сказала Элли. — Мы уходим отсюда.

— Что?

— Ты слышал. Мы — уходим.

Ник стал возражать. Уйти? Оставить Мэри?

— Нет, я не хочу уходить!

Элли смотрела на него, как на сумасшедшего. Может, так оно и было.

— И что ты будешь делать? Останешься, и без конца будешь писать свое имя?

— Я обещал Мэри, что не уйду.

Правда, подумал Ник, я сказал это прежде, чем она так недвусмысленно показала, что не заинтересована в отношениях со мной.

Элли нахмурилась, и Ник решил, что она вот-вот начнет рассказывать ему, какой Мэри ужасный человек, — но ничего подобного не произошло.

— Если ты и вправду хочешь произвести впечатление на Мэри… если хочешь быть ей полезен, нужно научиться делать что-то необычное, — сказала Элли.

— О чем ты говоришь?

— Ты хотел бы уметь разговаривать с живыми людьми — или, еще того интересней, переходить в их мир, брать нужные вещи и возвращаться в Страну?

Ник укоризненно покачал головой.

— Но ты же говоришь об эктоплазме! Мэри ненавидит это!

— Она ненавидит это лишь потому, что никто из ребят, живущих здесь, не способен превращаться в эктоплазму. И вообще, если Мэри называет подобные способности «криминальными талантами», это еще не значит, что они преступны. Они могут быть криминальными, но только в том случае, если ты используешь их для совершения преступлений. Подумай об этом, Ник. Если ты пойдешь со мной и научишься всему, что стоит изучить, ты сможешь вернуться назад с едой и игрушками для малышей. Ты сможешь добыть для Мэри полтора десятка роз, которые никогда не завянут. Тогда ты будешь для нее что-то значить.

Нику предложение показалось чрезвычайно соблазнительным. Чем больше он думал о нем, тем трудней было отказаться.

— А кто нас всему этому научит?

— Я знаю одного парня, а он, в свою очередь, знает другого парня, который все это умеет, — пояснила Элли.

Ник окинул взглядом комнату, усыпанную клочками бумаги. Если в качестве альтернативы ему уготовано провести вечность, нанося каракули на обрывки бумаги, может, самое время довериться Элли и попытаться избежать этой печальной участи.

— Расскажи, что ты знаешь.

— Подожди, — сказала Элли. — Поговорим по пути в игровой зал.

Стрелка влево, стрелка вверх. Элли нашла Лифа там, где и ожидала: он, как приклеенный, торчал возле игрового автомата.

— Лиф?

— Отстань, мне нужно уровень пройти.

— Лиф, да это старая игра, живые дети уже давно ее забыли. Про нее даже «ретро» уже не скажешь, она же доисторическая просто!

— Отстань!

Ник прислонился к автомату и скрестил руки на груди.

— Он нашел свою нишу, — сказал он. — Я чуть было тоже в свою не угодил.

— Это не ниша, — возразила Элли. — Это рутина. Мэри, наверное, считает, что это здорово, но на самом деле ничего хорошего.

Элли поняла, что, подобно воде, которая все время собирается в низшей точке, затерянные души стремятся создать для себя накатанный путь, который постепенно углубляется и становится канавой, которая вскоре превращается в глубокий овраг. Чем глубже привычная колея, тем труднее из нее выбраться. Элли понимала это и знала — стоит оставить Лифа в покое, он будет играть в свою видеоигру до скончания веков.

— Это неправильно, Лиф!

— Уйди.

Элли зашла за автомат, чтобы вытащить вилку из розетки, но обнаружила, что он не был к ней подключен. Увидев это, Элли выругалась, взбешенная тем, что законы физики в Стране затерянных душ неприменимы. Машины функционировали без источников питания, просто потому, что помнили о том, как они работали в мире живых.

Элли постояла некоторое время в поисках нужных слов.

— Мы идем туда, где тебя научат играть в более интересные игры!

— Зачем ты лжешь? — спросил Ник, но умолк, увидев, что Элли завладела вниманием мальчика. Лиф смотрел на нее, а не в экран монитора. Взгляд у него был остекленевший, словно он только что очнулся от глубокого сна.

— Интересные игры?

— Слушай, — сказала Элли. — Ты спас мою жизнь по пути сюда. Теперь моя очередь. Не продавай душу игровому автомату.

Тем временем на экране Пакку-Ман попал в плен к одному из волосатых созданий и погиб. Игра окончилась. Но, как многое в королевстве Мэри, она тут же началась снова. Не нужно было кидать в щель монетку. Лиф посмотрел на экран, желая вернуться к игре, но Элли дотронулась до его щеки и повернула лицом к себе.

— Мы с Ником хотим научиться общаться с живыми. Я хочу, чтобы ты пошел с нами. Пожалуйста, прошу тебя.

По лицу Лифа было видно, как его сознание борется с зыбучими песками забвения.

— Я не спасал тебе жизнь, — сказал Лиф. — Это уже невозможно. Но я спас тебя от того, что хуже смерти.

Элли подумала о том, что, пожалуй, она уже сделала то же самое для мальчика.

В глубине души Ник понимал, что, отправляясь к Шаману, он предает Мэри, но если Мэри права, то, чему он научится, сослужит ему хорошую службу, когда он вернется назад. Мэри простит его: способность прощать и принимать людей такими, какие они есть — часть ее натуры. Ник ощутил, как в душе его родилось предвкушение и раскрыло крылья, как бабочка, и решил, что это приятное чувство. Почти такое же приятное, как жизнь.

Череп рассказал Элли, как найти Шамана. Он жил неподалеку, но проблема была в том, что ребятам было трудно уйти незамеченными. Страна затерянных душ была прибежищем лунатиков, в королевстве Мэри всегда кто-то был на ногах, не спал и мог увидеть, как они уходят. В итоге было решено покинуть башню поздно ночью, во время грозы. В этом случае можно было надеяться, что на улице не будет детей, а струи дождя скроют исходящее от них свечение, пока они будут пересекать площадку перед зданиями. Если правильно рассчитать время, никто их не увидит. Когда ребята спускались на лифте, Ник повернулся к Элли.

— Надо сходить к психиатру. Я просто поверить не могу, что согласился на это.

— Да ладно, — возразила Элли. — Будет весело. Правда, Лиф?

— Да уж, — ответил Лиф без особого воодушевления.

Дождь не мог даже намочить мраморные плиты, которыми была покрыта площадка перед башнями, но молнии и гром были в Стране затерянных душ так же реальны, как в мире живых. Ребята подождали, пока сверкнет молния и прогремит гром, вышли на улицу и, не оглядываясь, направились в верхнюю часть города.

Если бы они оглянулись, то, возможно, заметили бы Вари, пристально смотрящего им вслед из окна второго этажа. Рядом с ним стоял Череп. Когда Элли, Ник и Лиф скрылись, Вари передал ему одну-единственную карамельку со вкусом вишни — вознаграждение за хорошо выполненную работу.

Глава одиннадцатая Шаман

Нику и Элли не приходилось ходить под дождем со времен их первого путешествия. Фраза «промокнуть до костей» в Стране затерянных душ приобретала новый смысл — струи дождя проникали сквозь их тела на пути к земле.

— Ну, это еще ничего, вот мокрый снег — это да… — высказался Лиф.

Старая фабрика по производству маринадов оказалась именно там, где должна была быть согласно объяснениям Черепа. Здание из белого кирпича располагалось на Вашингтон-стрит. Когда-то давно оно перешло в Страну затерянных душ из мира живых. Большая стальная дверь, ведущая в здание, была приоткрыта, это показалось ребятам странным. Нику она особенно не понравилась.

— Почему у меня такое чувство, что нам лучше туда не заходить?

— Потому, — сказала Элли, — что ты дипломированный нытик.

Нику захотелось доказать, что это не так. Он первым подошел к двери и распахнул ее. Стоит идти — не стоит идти, не важно. Ник решил больше не жаловаться. Он принял решение и чувствовал, что нужно следовать ему.

Как только мальчик очутился внутри, его тут же окутало облако сильного и очень знакомого аромата. В здании пахло копченым мясом и чесноком. Запах был таким сильным, что Ник чуть не упал, словно на него неожиданно подул сильный ветер. Ник почувствовал слабость в коленях.

Перед сносом из здания вынесли все оборудование. Взгляду Ника представилось пустое помещение с бетонным полом и черными балками, поддерживавшими потолок. Предметы, от которых исходил чудесный аромат, висели на крюках под потолком. Чего там только не было: жареные куры, индейки, копченая рыба и целые колбасы.

— Да, это правда, — сказала Элли шепотом. — Шаман может брать из мира живых все, что ему нужно!

— Никогда больше не буду сомневаться в твоих словах, — заявил Ник.

— Bay! — сказал потрясенный Лиф.

Они были настолько сильно захвачены представившимся их глазам изобилием, что не сразу заметили маленького призрака, сидевшего посреди помещения, подогнув ножки. Казалось, когда-то он замерз, да так и остался сидеть, не сходя с места много лет. Исходившее от него свечение имело желтоватый оттенок и слегка меняло яркость, бросая на серые стены легкие подвижные отблески.

— Я ждал вас, — сказал Шаман.

Ник почувствовал, что от страха ноги отказываются ему служить. Элли ободрила его тихим шепотом.

— Он, наверное, говорит это каждому, кто заходит сюда.

— Да он же совсем маленький! — громко изумился Лиф, но Элли зашикала на него, вынуждая замолчать.

Приятели приблизились к сидящему на полу ребенку. В помещении было темновато, но, подойдя ближе, они увидели, что, хотя Шаман умер совсем маленьким, он был очень древним призраком. С физической точки зрения ему могло быть не больше шести лет, но что-то в его облике выдавало возраст — он был похож на усохшего старого колдуна. Бывшая на нем одежда не подходила под это определение в современном понимании — Шаман был укутан в грубо сшитые куски шкур. Вероятно, она была сделана в ледниковый период, тысяч двадцать лет назад.

— Расскажите, зачем пришли, — сказал Шаман писклявым детским голоском. Во рту у него оказался всего один зуб, других видно не было. Вероятно, незадолго до того, как он умер, большая часть молочных зубов вывалилась, а коренные не успели вырасти.

— Нам сказали… мы слышали, что ты можешь научить тому, как являться в мир живых, — сказала Элли.

— Я никого ничему не учу, — отозвался Шаман. — У тебя либо есть талант, либо нет.

Порывшись в одежде, он извлек кусок гальки величиной с куриное яйцо. Посмотрев на него в течение некоторого времени, словно камень хранил в себе мудрость всего мира, он ловким движением бросил его Нику.

— Лови! — крикнул он.

Ник подставил руки, но камень пролетел прямо сквозь его грудь и упал на пол позади мальчика! Камень не был частью Страны затерянных душ, он был из мира живых!

Шаман засмеялся — голос у него был, как у маленького мальчика, а смех — как у древнего старика.

— Подними. Принеси его сюда, — приказал он Нику.

— Как я его подниму?

— Так, как это сделал я, — сказал Шаман.

Ник подошел к камню, нагнулся и протянул руку, чтобы взять его. Пальцы Ника сомкнулись, но камень прошел прямо сквозь них, как он и ожидал. Он попробовал еще раз, сконцентрировавшись на том, что делал. Тот же результат. Камень даже не шевельнулся. Отлично, подумал Ник. Сначала он должен показать нам, что мы ничего не стоим, потом начнет обучать.

Ник выпрямился и повернулся к Шаману, стараясь скорее перейти ко второй стадии.

— Не могу принести, — сообщил он. — Даже поднять камень не могу.

— В таком случае, — сказал Шаман, — урок окончен.

Он щелкнул пальцами, в ответ раздался гром, источником которого явно был не электрический разряд в облаках. Стальная дверь позади ребят с грохотом захлопнулась. По ступеням старой деревянной лестницы спустилось полтора десятка фигур, с головы до ног затянутых в черное. Процессия направилась в сторону Ника. Прежде чем мальчик понял, что происходит, его схватил добрый десяток рук в черных перчатках, и Ник оказался в воздухе.

— Прекратите! Что вы делаете!

— Цена неудачи, — тихо сказал Шаман, — это вечность на ее осмысление.

Черные призраки перевернули Ника вниз головой и засунули в бочку с маринадом, попавшую в Страну затерянных душ вместе со зданием. Бочка была наполнена отвратительной жижей. Ее быстро накрыли крышкой, и Ник оказался в темноте, заполненной соленой жидкостью. Он пережил несколько страшных секунд, думая, что неминуемо захлебнется, но вскоре понял, что этого не будет. Жижа заполнила его, она была сверху и снизу, словом, везде. Она плескалась там, где при жизни располагались ноздри и рот мальчика, и все же он не мог захлебнуться, ни в тот момент, ни в будущем.

Элли стояла и смотрела на бочку, как завороженная, и не верила своим глазам. Изнутри доносились приглушенные сердитые крики, а черные фигуры склонились над крышкой, прибивая ее гвоздями. Так вот почему никто не вернулся, отправившись на обучение к Шаману. Как же глупо было с ее стороны рисковать! А тем более — друзьями. Это моя вина — эта мысль беспрестанно крутилась в голове девочки. Я привела его сюда.

Элли посмотрела на другие бочки, стоявшие в помещении. Неужели в каждой из них сидел горе-ученик, проваливший экзамен? Неужели они так и сидели там внутри, не умирая и в то же время не имея возможности выйти наружу? Неужели им было уготовано судьбой вечно плавать в маринаде, предаваясь невеселым мыслям?

— Теперь второй мальчик, — заявил Шаман.

Лиф замотал головой:

— Нет. Нет, я не пойду! Я хочу уйти отсюда.

— Принеси камень и уйдешь.

Лиф вглядывался в лица черных призраков, но, похоже, у них просто не было лиц, головы были полностью обмотаны тканью.

— Мне эта игра не нравится, — заплакал Лиф. — Не хочу играть в нее.

— Отпусти его, — потребовала Элли. — Что же ты за чудовище безжалостное?

В ответ Шаман лишь улыбнулся беззубым ртом и снова повернулся к Лифу.

— Камень, — приказал он.

Мальчику ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Он приблизился к камню и попытался поднять его. Раз за разом промахиваясь, Лиф расстроено кряхтел, и Элли вдруг вспомнила дурацкий автомат, который можно найти в любом игровом зале. Смысл игры в том, чтобы захватить механической клешней мягкую игрушку. Сколько ни старайся, клешня всегда возвращается вверх пустой. Совсем как рука Лифа.

— Н-е-е-т!

Подручные Шамана склонились над мальчиком и, хотя Лиф и Элли пытались обороняться, схватили его. Их было слишком много. Беднягу тут же запихнули в другую бочку, он отбивался руками и ногами и кричал, жижа летела во все стороны и заливала пол, но ловким черным призракам вскоре удалось закрыть крышку и закрепить ее гвоздями. Элли слышала, как мальчик всхлипывает внутри, барахтаясь в зловонной жиже.

А потом замаскированные бандиты сняли крышку с третьей бочки и замерли в ожидании.

Элли всегда гордилась умением сохранять хладнокровие в экстремальных ситуациях и благополучно разрешать их, если возникала такая необходимость.

— Я принесу тебе камень, если ты выпустишь моих друзей, — сказала она решительно.

Шаман не пошевелился. Даже глазом не моргнул. Элли понимала, что находится не в том положении, когда стоит диктовать условия, но Шаман неожиданно ответил.

— Согласен. Меняю твоих друзей на камень.

Вот он, момент истины. Она привела их сюда, и никто, кроме нее, теперь не сможет вызволить их.

Камень лежал на полу. Казалось, что может быть проще, но когда Элли нагнулась, она ощутила такой ужас, словно перед ней лежал раскаленный уголь.

Поднять камень из мира живых — все равно что поймать тень. Пальцы снова и снова проходили сквозь него, и Элли рассердилась на дурацкий камень: что за тупой кусок мира живых людей, как смеет он отрицать ее существование!

Я существую! Элли чуть было не выкрикнула это вслух. Я существую, и я подниму тебя!

Но пальцы скользили сквозь камень, раз за разом.

— Достаточно! — заявил Шаман, и черные гориллообразные фигуры двинулись к Элли, повинуясь его приказу.

Да двигайся же, чертов камень, двигайся!

Элли собрала всю силу воли в кончиках пальцев и снова сомкнула их на камне, еще и еще раз, но поднять не смогла. Зато в последний раз он сдвинулся с места. Громилы тут же перестали наступать на девочку, а Шаман поднялся на ножки. Элли казалось, что в кончиках ее пальцев сосредоточена вся сила мира.

— Продолжай, — приказал Шаман.

Элли снова нагнулась над камнем и протянула к нему руку. Он снова сдвинулся с места. У нее получилось. Поняв, что это случилось, Элли поверила в то, что сможет сделать это еще раз. На этот раз она попыталась взять камень в руки. Она старалась подвести под него ладони.

Я не оставлю друзей гнить в этих бочках, твердила она камню. Я не стану жертвой этого чудовищного ребенка. Поднимайся с пола!

И камень подчинился! Он глубоко ушел в ее призрачные ладони, но Элли смогла оторвать его от пола! Элли не расслаблялась, понимая, что волнение может нарушить концентрацию. Девочка держала в руках не только камень — рядом с ним лежала вся ее сила воли. Держать было тяжело. Элли никогда еще не приходилось поднимать такие тяжести, но в тот момент дело было не в мускулатуре. Сила духа — вот что помогало Элли держать камень, и девочка чувствовала, что она на пределе. Ей казалось, что душа не выдержит чудовищного напряжения и порвется, как струна. Она медленно подошла к Шаману, держа камень в руках, и громилы молча расступились.

— Вот твой камень, — сказала Элли.

Шаман протянул руку и подставил ее под крепко прижатые друг к другу ладони Элли. Камень пролежал в руках девочки еще несколько секунд, а потом скользнул сквозь них и упал в раскрытую ладонь Шамана. Он сжал пальцы.

— Очень хорошо. Таланты раскрываются лучше всего тогда, когда их обладателю ничего другого не остается, кроме как проявить их.

— Освободи моих друзей.

— Пять лет обучения, — отозвался Шаман.

— Что?

— Ты показала, на что способна. Теперь нужно развить в себе талант и узнать, какие еще способности таятся в глубине души — ведь где одно, там и другое. Проходишь у меня в ученицах пять лет, и после этого я освобожу твоих друзей из бочек.

Элли попятилась.

— Мы так не договаривались.

На Шамана ее слова не произвели должного впечатления.

— Я обещал их освободить. Но не говорил — когда именно.

Услышав это, Элли, вместо того чтобы как следует взвесить свой следующий шаг, увлекаемая гневом, бросилась на Шамана. Толку, конечно, от этого было мало, так как громилы тут же преградили ей путь и заставили отступить. Их сила была так велика, что казалась неестественной — даже для призраков из Страны затерянных душ. Спустя секунду Элли поняла, в чем дело. В пылу сражения она схватилась за ткань, скрывавшую лицо одного из чудовищ, и то, что она увидела под шарфом, ужаснуло ее. Она с самого начала понимала, что под черной материей скрывается что-то необычное. Все призраки, населявшие Страну, носили ту одежду, в которой их застала смерть, так каким образом Шаману удалось собрать шайку громил, с головы до ног одетых в черное? Оказалось, что перед Элли вовсе не дети-призраки. Чудовища были пустыми внутри, и, когда Элли сорвала покровы с лица одного из них, под ними ничего не оказалось — ткань была обернута вокруг несуществующей головы.

Элли закричала от ужаса и потянулась к лицам других чудовищ. Сорвав черные тряпки со всех по очереди, Элли обнаружила, что все они — пустые внутри, бездушные, безгласные солдаты. Умение создавать таких големов было одной из способностей Шамана — он умел оборачивать ткань вокруг сгустков воздуха, создавая верных телохранителей буквально из ничего. Чем громче кричала Элли, тем заливистей смеялся Шаман.

Руки в черных перчатках схватили Элли и потащили к двери.

— Вернешься, когда будешь готова учиться, — напутствовал ее Шаман.

Громилы распахнули входную дверь и выбросили Элли на улицу. Тяжелая стальная дверь лязгнула и закрылась перед носом Элли.

Девочка попыталась приподняться, помогая себе локтями, но не смогла, и спустя секунду поняла, что проваливается в асфальт посреди улицы, по которой ехали машины и сновали живые люди. Она старалась освободиться, но это привело лишь к тому, что Элли увязла еще глубже. Асфальт напоминал смолу, обволакивающую тело Элли и тянущую его вниз. Прямо по ней проехал мусоровоз, его колеса прокатились как раз по тому месту, где находилась голова, словно никакой девочки здесь и в помине не было, и Элли окончательно рассердилась.

Она была так сильно разгневанна, что одна из покрышек на задней оси грузовика лопнула. Водитель ударил по тормозам и свернул к тротуару в паре десятков метров от Элли.

Это что, шина лопнула из-за меня?

Но в тот момент Элли не придала значения этому событию. Мощным усилием воли она заставила себя подняться. Стоя по пояс в асфальте, она с трудом вытянула ноги и, помогая себе руками, выбралась из дорожного полотна.

Элли подбежала к двери, скрывавшей берлогу Шамана. В тот момент она забыла о том, что здание, а вместе с ним и дверь, были частью Страны затерянных душ, и всем телом ударилась об нее, будучи уверенной в том, что пройдет сквозь лист стали, как нож сквозь масло. Но тело отскочило от прочной двери, как мячик, и Элли снова упала на асфальт.

Девочка стучала по двери кулаками, пыталась вышибить ее плечом. Она пыталась залезть в окна, но они были надежно защищены решетками, попавшими в Страну вместе со зданием. Элли провела возле фабрики несколько часов, пытаясь найти вход, но ночь близилась к завершению, а она не была ни на йоту ближе к цели, чем тогда, когда громилы Шамана выбросили ее на улицу. Иссиня-черное небо стало серым, по нему катились рваные грозовые тучи, настало хмурое утро. Дождь превратился в мокрый снег, и капли воды, струившиеся сквозь тело девочки, обратились в иглы льда, пронзающие кожу. Это было неприятно, но не больно. Мертвым не больно, подумала Элли, распаляясь пуще прежнего. Вернее, полумертвым, поправила она себя, сознавая, что неопределенное положение, в котором она оказалась, лишило ее права на телесные ощущения. От всех этих мыслей чувство острой тоски в душе усилилось многократно.

«Вернешься, когда будешь готова» — так сказал Шаман, но Элли отлично понимала, что никогда не станет его ученицей.

Она не была чудовищем и к другому чудовищу в подмастерья не пойдет. Но в этот дом еще вернется, Это уж точно. Но не одна, а с армией, состоящей из трех сотен детей. Подопечных Мэри. Они разберут здание по кирпичикам, если будет нужно, чтобы от него и тени не осталось.

Обратный путь к башням-близнецам Элли проделала бегом. Не останавливаясь, она пересекла мощенную мрамором площадку — границу королевства Мэри, проскочила сквозь вращающуюся дверь и ринулась к лифтам, не обращая внимания на недоуменные взгляды глазевших на нее детей. В лифт Элли в буквальном смысле влетела, с силой ударившись о заднюю стенку. Кабина затряслась, двери закрылись, и через мгновение Элли уже неслась через этажи — на самый верх.

Может, у них с Мэри и были разногласия, думала Элли, но девочка была уверена, что владычица башен пожертвует чем угодно ради спасения детей, находящихся на ее попечении. Вместе они легко одолеют Шамана, и, кто знает, возможно, совместная кампания поможет растопить лед в отношениях Элли и Мэри.

Элли очутилась на верхнем этаже, но Мэри нигде не было. В пустом ресторанном дворике дети предавались обычным утренним развлечениям.

— Мэри! Где Мэри? Я должна найти ее!

Элли вернулась в лифт и опустилась в игровой зал, потом побежала в издательство, затем в комнату, где стоял телевизор. Дети увязались за ней — суматоха, вызванная появлением Элли, заставила их оторваться от привычных дел. Элли неслась по комнатам, как набравший ход локомотив, и за ее спиной возбужденные дети начинали роиться, как потревоженные пчелы.

Мэри нигде не было.

Зато Вари, казалось, умудрялся быть во множестве мест сразу. Куда бы Элли ни шла, Вари всякий раз оказывался там раньше ее.

— Мэри знает, куда ты ходила прошлой ночью, — заявил он. — И все знают.

Элли окинула взглядом толпившихся вокруг нее детей и по тому, как они на нее смотрели и как старались держаться от нее на расстоянии, поняла, что стала для них чужой. Ее боялись. Ей не доверяли.

— Мэри не хочет с тобой разговаривать, — продолжал Вари. — И никогда уже не захочет.

— Слушай, ты, маленький ублюдок, либо ты скажешь мне, где Мэри, либо, клянусь, я выволоку тебя на улицу и затолкаю тебя в асфальт с такой силой, что через секунду ты вынырнешь в Китае!

Вари ничего не ответил, и Элли решила, что пора брать инициативу в свои руки. Элли слышала о том, что Мэри любит спускаться на необитаемые этажи, когда у нее появляется какая-нибудь сложная проблема, которую нужно обдумать. Элли отправилась на пункт контроля за лифтами и обнаружила, что все они стоят на обитаемых этажах, за исключением одного — он был на пятьдесят восьмом уровне.

Спустившись, Элли была поражена пустотой, царившей на этаже. Она знала, что на необитаемых этажах ничего нет, но на некоторых из них царила абсолютная, ничем не нарушаемая пустота. Оказавшись на бетонном полу одного из них, можно было почувствовать себя космонавтом, выброшенным в открытый космос.

Мэри была там. Она стояла у окна и смотрела на мир живых. Она повернулась, увидела Элли, и лицо ее застыло, превратившись в непроницаемую маску. Вслед за Элли на этаж стали спускаться другие дети, те, кому не хватило места в лифтах, бежали по лестницам, чтобы посмотреть, как будут развиваться события.

Мэри двинулась к Элли с такой нескрываемой яростью, что девочка подумала — она вот-вот меня ударит. Но ничего подобного не произошло — Мэри остановилась в нескольких шагах от нее. Как на дуэли, подумала Элли. С такой дистанции, наверное, Аарон Бёрр убил Александра Гамильтона.

— Немедленно скажи мне, где Ник, — потребовала Мэри.

Элли поняла по ее лицу, что девушка плакала, хотя Мэри старалась всеми способами скрыть это обстоятельство.

— Мне нужна твоя помощь, — сказала Элли.

— Сначала скажи, где Ник!

Элли медлила. Все оказалось не так просто, как она ожидала.

— Лифа и Ника захватил в плен Шаман.

Услышав это имя, некоторые малыши взвизгнули от ужаса и прижались к старшим.

— Видишь, а я тебе что говорил? — осведомился Вари. — Они сами во всем виноваты!

— Заткнись, Вари! — крикнула Мэри, впервые, насколько Элли могла припомнить. Она вообще никогда ни на кого не кричала. Закончив с Вари, Мэри обрушила гнев на Элли. — Ты намеренно пошла наперекор моим предостережениям!

Элли и не собиралась это отрицать.

— Знаю. Мне жаль, и ты можешь придумать для меня наказание, какое тебе заблагорассудится, но сейчас нужно спасти Лифа и Ника.

— Они попали в беду из-за тебя.

— Да, — согласилась Элли. — Так и было. Я совершила ошибку, но сейчас…

Мэри повернулась и посмотрела на собравшихся детей.

— Пусть это послужит уроком для всех. Не будет ничего хорошего, если вы уйдете отсюда.

Элли стало противно.

— Отлично. Я — плохая девочка из стенгазеты. Признаю свои грехи. Но, может, пора уже перейти к более насущным вопросам?

Мэри посмотрела на нее грустными глазами. Так печально она, наверное, несколько минут назад смотрела на город за окном башни. По щеке скатилась слезинка, девушка смахнула ее.

— Мы ничего не можем сделать для них.

Услышав это, Элли не поверила своим ушам.

— Что?

— Ник и Лиф потеряны для нас, — пояснила Мэри. — Благодаря тебе.

Сказав это, она развернулась, чтобы уйти.

Элли потрясла головой и почувствовала, что готова броситься на Мэри, как утром бросилась на Шамана, но вовремя остановила себя.

— Нет! Нет, ты не можешь просто так бросить их. Мэри повернулась к ней, и Элли увидела, что ее глаза горят от предвкушения реванша.

— Ты что, думаешь, я не хочу их спасать? Ты считаешь, мне по душе то, что Нику придется провести вечность в лапах этого злого духа?

— Тогда сделай что-нибудь.

— Отправиться спасать их — значит, подвергнуть риску живущих здесь детей, а я никогда не позволю себе поставить их под удар. Я защищаю их! Я не пошлю их на войну! Шаман нас не трогает, и мы его не трогаем. И так со всеми чудовищами. Даже с Макгиллом.

Услышав это имя, дети нервно зашептались.

— Мир за стенами этого дома недружелюбен, если ты до сих пор этого не поняла, — добавила Мэри. — Иногда дети проваливаются к центру Земли, и больше их никто не видит. Иногда их ловят чудовища, и они пропадают навсегда. Исчезновение Ника и Лифа — трагедия, и я никогда не позволю себе повторить ее, послав к Шаману беззащитных детей, которых он без труда захватит в плен.

Будь Элли жива, у нее бы дух захватило от безжалостных слов, сказанных Мэри.

— Ты сама чудовище, — сказала Элли тихо. — Ты ничем не лучше Шамана. Ты говоришь, что ничего не будешь предпринимать, чтобы спасти Лифа и Ника? Что они «допустимые потери»?

— Допустимых потерь не бывает, — ответила Мэри. — Но иногда ничего другого не остается, кроме как смириться с ними.

— Я никогда с этим не соглашусь!

— Я согласилась, значит, согласишься и ты, — сказала Мэри. — Если хочешь остаться с нами, придется привыкнуть к этой мысли.

И вдруг Элли стало на сто процентов ясно, что происходит.

Мэри хочет от нее избавиться. Причем просто выбросить ее она не может, она хочет обставить все так, чтобы остаться невиновной. Если Элли хочет остаться, ей придется смириться с потерей друзей и не пытаться спасти Ника и Лифа. Элли никогда бы не согласилась на такие условия, и Мэри прекрасно это понимала. Возможно, именно по этой причине она была так удивительно спокойна в тот момент и превосходно держала себя в руках.

— Мне действительно жаль, что так получилось, — сказала Мэри. — Я понимаю твои чувства, знаю, что происходит у тебя в душе.

Самое ужасное, что в голосе Мэри звучало неподдельное сочувствие. Ей на самом деле было не все равно. Но за сострадание Мэри Элли пришлось бы заплатить слишком высокую цену.

Элли размахнулась и со всей силой, на которую только была способна ее рука, хлестнула Мэри по лицу. Удар получился таким увесистым, что Мэри попятилась назад. Вари бросился на Элли, и спустя секунду на ее руках висела целая гроздь ребят. Они отталкивали Элли, старались повалить ее и тянули в разные стороны, словно в их силах было разорвать ее.

— Отойдите от нее, — завопила Мэри, и дети мгновенно отскочили от девушки.

— Жаль, ты не чувствуешь боли, — сказала Элли. — А ты ее заслужила.

Элли развернулась, твердым шагом подошла к лифтам и спустилась на нижний этаж. Никто ее не провожал. Куда идти, она еще не знала; пока что ни о чем другом, кроме как о том, что она буквально минуту назад публично развенчала Королеву малышей, думать девушка не могла. Одно ей было понятно — назад она не вернется.

Мэри провожала Элли взглядом, пока за ней не закрылись двери лифта. Элли не знала, но на самом деле Мэри все-таки было больно. Лицо не болело, нет, но душа разрывалась на части, а это хуже, чем физическая боль. Утешало Мэри лишь одно: она поступила правильно. Подставила другую щеку.

— Возвращайтесь к своим занятиям, — приказала Мэри окружавшим ее детям. — Все в порядке.

Толпа постепенно рассеялась, и вскоре на пустынном этаже не осталось никого, кроме нее и Вари.

— Зачем ты ее отпустила? — спросил мальчик. — Ее надо было наказать.

— Остаться одной в мире живых — достаточно суровое наказание, — сказала Мэри.

Вари, похоже, с ней не согласился, но возражать не стал. Как всегда. Мэри подумала о том, что Элли даже не подозревает, как тяжело ей было пожертвовать Ником и Лифом во имя благополучия других детей. Но Шаман обладал способностями, которых у Мэри не было. Глупо было бы идти к нему, и уж совсем безумием было бы пытаться вызволить мальчиков из плена. Глупо и бессмысленно. Но Ника больше не было рядом. Раньше, чем Мэри успела узнать его ближе, он исчез, а она ничего, совсем ничего не могла с этим поделать. На какое-то мгновение Мэри почувствовала, что горе вот-вот захлестнет ее. От жалости к себе и Нику девушка громко всхлипнула, но подавила готовые вот-вот начаться рыдания, загнала их внутрь, как всегда. Ради детей, находящихся под ее опекой.

— Ты поступила правильно, — сказал Вари. Мэри нагнулась, чтобы поцеловать его в макушку, но остановилась, опустилась на колени и поцеловала мальчика в щеку.

— Спасибо, Вари. Благодарю тебя за преданность.

Вари поклонился.

Пока Элли спускалась на первый этаж, Мэри и Вари поднимались на самый верх. На душе у Мэри было тяжело, но она чувствовала, что найдет в себе силы справиться с собой. Суматоха, привнесенная Элли в ее королевство, скоро уляжется. Дети снова будут счастливы, станут играть в мяч и прыгать через скакалку, все пойдет по старому, день за днем, век за веком.

Глава двенадцатая Элли учится

Чувство одиночества, навалившееся на Элли после того как она покинула пределы королевства Мэри, оказалось таким сильным, что иногда ей казалось, будто ее саму посадили в бочку. Она оказалась в мире живых совершенно одна и чувствовала себя так, словно на свете, кроме нее, никого не было. Мэри считала, что мира живых больше не существует, но для Элли он стал единственной декорацией, на фоне которой теперь проходила ее повседневная жизнь. Декорацией, которую она могла видеть, но в которую не могла войти. День за днем Элли размышляла, стараясь придумать план спасения друзей из плена Шамана, и в мыслях об этом шла, куда глаза глядят, так как не могла оставаться на месте. Она стала акулой, которой приходится двигаться всю жизнь, чтобы дышать. Элли нашла в городе множество мертвых мест, где она могла бы отдохнуть, но задерживаться в них долго была не в состоянии. Однажды на Элли снизошло просветление, она поняла, что попала в свою бесконечную колею. Каждый день ее маршрут пролегал по одним и тем же улицам, и так продолжалось уже несколько дней, если не несколько недель. Раньше Элли считала, что у нее иммунитет против рутины, но она ошиблась. Девочка почувствовала, что с этой грозной силой бороться практически невозможно, что рутина неизбежна и мятежный дух Элли чуть было не смирился с этим. Она хотела уже было махнуть рукой и вернуться к своему бесконечному пути по знакомым улицам. Сделать так было легче, чем продолжать бороться. Элли почувствовала, что привыкает. Лишь мысли о Лифе и Нике, сидящих в бочках, вырвали ее из цепких щупалец рутины. Если бы она позволила оцепенению, исподволь овладевающему ее мыслями, взять верх, она бы никогда не смогла освободить друзей.

Первый шаг, как всегда, дался ей труднее всего. На Двадцать первой улице она заставила себя свернуть налево, а не направо, как обычно, и на девочку тут же обрушился приступ паники. Элли хотелось повернуть назад и продолжить привычный маршрут, но она заставила себя этого не делать. Элли сделала шаг вперед, потом еще один, еще и еще. Вскоре паника прошла, превратившись в ужас, который, в свою очередь, утих и стал обыкновенным страхом. Пройдя квартал, Элли почувствовала, что страх улетучивается, сменяясь боязнью — такой, которую испытывает любой человек, которому приходится столкнуться с неизведанным.

Старательно избегая улиц, по которым пролегал ее обычный маршрут, Элли заставляла себя идти туда, где она еще не бывала. В Нью-Йорке почти на каждой улице было много народу, но на некоторых людей было все же меньше, чем на других. По ним-то Элли и предпочитала брести, когда находилась в плену рутины, — ей было тяжело видеть, как толпы людей проходят прямо сквозь ее тело, словно ее нет на свете.

Теперь же она силой заставляла себя ходить исключительно по людным улицам. Однажды, пробираясь по центру во время ланча, когда улицы заполнили толпы бизнесменов и клерков, Элли обнаружила нечто такое, что Мэри еще не успела описать ни в одной из своих многочисленных книг.

На улицах было много народу. Они были не просто людными, они были забитыми битком. Небоскребы деловой части Манхэттена извергали из себя тысячи людей, спешащих на ланч. Конечно же они все шли прямо сквозь Элли, словно ее не существовало вовсе. Это было ужасно неприятно. Когда сквозь Элли проходил человек, это было даже хуже, чем автобус, автомобиль или еще какой-нибудь неодушевленный предмет. Дело в том, что Элли каким-то непонятным образом ощущала скользящую сквозь нее органическую ткань, из которого состоит тело человека. В тот момент, когда Элли и прохожий оказывались в одном и том же месте, она чувствовала, как по венам проходящего сквозь нее человека течет кровь, как стучит его сердце и даже как сокращается его кишечник, переваривая то, что он съел на завтрак. Ощущение было тошнотворным, если не сказать больше.

Еще более странным было то, что в момент, когда сквозь Элли проходила тесная компания оживленно беседующих бизнесменов, девушка на какое-то время теряла ориентацию в пространстве. Ее мысли становились отрывистыми и странными — как бывает, когда человек уже наполовину спит.

— …акции падают… нам нужен подъем… никто не подозревает… а, да, Гаваи…

Когда компания бизнесменов удалялась, все приходило в норму, и на Элли обрушивался обычный дневной шум города. Элли решила, что слышит отрывки их бесед и на время забыла об этом, как вдруг через девушку прошла толпа туристов, направляющаяся в театральный район.

— …слишком дорого… ноги болят… чем это пахнет… карманники…

На этот раз Элли была уверена в том, что это не разговоры, так как почти все туристы шли молча. Впрочем, не все: некоторые были заняты беседой, но говорили при этом по-французски. Элли этого языка не знала, и до нее наконец дошел смысл происходящего. Она словно переходила с одного радиоканала на другой, только в роли радиостанций выступали человеческие головы.

Вдруг Элли отчетливо вспомнила момент, когда подручные Шамана выбросили ее на улицу. Тогда прямо по ней проехал грузовик, вернее, сквозь Элли прошли колеса. Она была в бешенстве, просто в исступлении, и у грузовика лопнула шина, как будто от силы ее гнева. Что перед этим сказал Шаман?

«Тебе нужно развить в себе талант… ведь где одно, там и другое…»

Можно ли было отнести то, что она слышала, и тот инцидент с грузовиком к ее врожденным способностям? Обладала ли Элли умением вмешиваться в дела мира живых, взрывать покрышки и читать мысли людей в течение недолгого времени?

И вдруг Элли задалась вопросом: а почему бы не попробовать продлить этот контакт?

В следующий раз, когда сквозь нее проходил человек, Элли постаралась намеренно прочесть его мысли, надеясь настроиться на его волну.

Для эксперимента Элли выбрала девушку примерно своего возраста. По её внешнему виду Элли определила, что она относится к зажиточному классу — на девочке была форма ученицы престижной частной школы. Элли прошла вслед за ней пару кварталов, приноравливаясь к походке. Когда ей показалось, что она попадает в такт шагам девочки, Элли прыгнула вперед и оказалась внутри школьницы.

— … я могу, но если я так сделаю, возможно, ничего не получится, я им не понравлюсь, хотя, может, понравлюсь, а если нет, то они меня просто не будут замечать, а эта юбка очень тугая, я что, толстею, ой, вот эта пиццерия, нет, на мне эта чертова юбка просто лопнет, но пахнет же так классно…

Ух ты! Девочка резко повернула направо и забежала в пиццерию, а Элли осталась на улице, совершенно потрясенная тем, что только что пережила. Ей удалось настроиться на мысли девочки и слушать их в течение, по крайней мере, десяти секунд. К тому моменту, когда Элли пришла в себя от изумления, она погрузилась в асфальт по колено, и ей пришлось вытаскивать ноги.

Я не должна была этого делать, укоряла себя Элли, но, несмотря на все аргументы, ей хотелось попробовать снова. Пережитый опыт испугал ее, она свернула с Шестой авеню в небольшой переулок, чтобы никто из живых людей на дороге не попадался ей в оставшееся до наступления ночи время. Нужно рассказать об эксперименте Нику и Лифу, подумала Элли, но вспомнила, что, пока не спасет их, шанса что-либо рассказать им не представится. Если Элли о них не позаботится, им придется коротать вечность в бочках с рассолом. Единственный способ спасти их, решила Элли, это найти ребят, которые согласятся помочь ей, и нужно немедленно заняться поисками, пока она не впала в новую рутину. Мэри и ее подопытных придется забыть. Нужно искать других союзников, сделала вывод Элли. Вопрос в том, где их найти?

Она решила, что будет осматривать все призрачные здания на своем пути, попавшие в Страну затерянных душ после того, как они были разрушены в мире живых. Таких оказалось немного. Вероятно, лишь одно из нескольких тысяч зданий, попавших под снос, казалось Господу Богу или Вселенной достойным вечности и попадало в Страну.

Старая гостиница «Уолдорф-Астория» показалась Элли самой многообещающей — в конце концов, это был отель, какое еще здание могло служить пристанищем для детей, застрявших между жизнью и смертью?

Элли прошла сквозь вращающуюся дверь и попала в просторный холл, богато украшенный и обставленный роскошной бархатной мебелью в стиле ар-деко. Из огромного старомодного радиоприемника раздавался голос какого-то давно уже почившего певца, исполнявшего песню «К поцелуям зовущая». Элли пересекла холл и попала в обширный бар. Как ни странно, на великолепных полках, сделанных из вишневого дерева, не было ни одной бутылки. Вместо них на стойке красовался огромный плакат, на котором было написано: «Бар закрыт в связи с сухим законом».

— Добрый день? Есть здесь кто-нибудь?

Элли повторила вопрос дважды и позвонила в колокольчик, установленный на стойке администратора. Ничего. Холл был пуст, и кроме музыки двадцатых годов, не было слышно ничего; от этого сочетания у Элли по спине побежали мурашки. Гостиница не просто пустовала — в ней не было ни единой души. Она напоминала пустотелого колосса или одного из тряпичных солдат Шамана. Элли постаралась как можно скорее покинуть мрачное помещение и выбраться на улицу.

Приходится признать, подумала Элли, что почти все призраки, оказавшиеся в Нью-Йорке, рано или поздно присоединяются к компании, собравшейся под крылом Мэри, но ведь Страна затерянных душ Нью-Йорком не ограничивается…

Глава тринадцатая Время в бутылке

Лиф уже давно развил в себе способность не скучать в одиночестве, но одно дело когда человек живет один в прекрасном зеленом лесу, и совсем другое — когда он сидит в заколоченной бочке с маринадом.

Сначала он был уверен, что Элли вот-вот придет, чтобы спасти его. Когда прошло несколько минут, потом еще какое-то время, потом счет времен пошел на часы, мальчику стало страшно. Через некоторое время страх сменился гневом, но время продолжало свой ход, и злость постепенно прошла, словно растворилась в окружающей Лифа соленой жидкости. Из-за нее до мальчика почти не доносились окружающие звуки, он ничего не видел и совершенно ничего не чувствовал. Постепенно он стал воспринимать окружающую его тьму, как космос, бесконечность, в которой не было ни единой звезды. Его дух заполнил все пространство бочки, от стенки до стенки. Наверное, подумал Лиф, так чувствовал себя Господь посреди хаоса, предшествовавшего творению. Свободный дух посреди бесформенной текучей бесконечности. Лиф почувствовал такой мощный прилив энергии, что, казалось, ему по плечу даже остановить время в границах его вселенной. Это было восхитительно, и, свернув время, Лиф заключил себя в тугой кокон, подменивший собой заколоченную бочку, в которой сидел мальчик.

В отличие от него, Ник чувствовал себя несчастным.

Глава четырнадцатая «Алтарные парни»

«Добро пожаловать в округ Рокланд!» — гласила надпись на плакате. Элли надеялась, что ей больше никогда не придется читать это приветствие. В последний раз под этим плакатом ее чуть было не спровадили к центру Земли, и, не будь рядом Лифа и Ника, она бы никогда уже не имела возможности ходить по белу свету. Я точно с ума сошла, подумала Элли, решившись вернуться на это место. Как бы там ни было, она снова смотрела на проклятый плакат.

— Джонни-О! — крикнула она изо всех сил. — Нам нужно поговорить, Джонни-О!

Элли знала, что они не случайно встретились с предводителем банды малолетних преступников в ту злополучную ночь. Было ясно, что все, кому «посчастливилось» попасть в Страну затерянных душ в районе округа Рокланд, рано или поздно выходили на шоссе и проходили мимо этого плаката. Если сам Джонни-О, возможно, и находился где-то еще, шансы на то, что кто-то из его подручных постоянно следит за этим местом, были весьма велики. Ясно, что кричащая надпись «Добро пожаловать в округ Рокланд!» просто обязана была привлекать ничего не подозревающих несчастных новичков.

Догадка Элли оказалась верной. Ей пришлось шуметь и звать в течение нескольких часов, пока известие о ее присутствии дошло до Джонни-О, и после полудня он появился. На этот раз он пришел в сопровождении десятка подручных, а не четырех, как в первый раз. Было ясно, что их ничем не напугаешь. С губы предводителя шайки по-прежнему свисала сигарета, и Элли стало окончательно ясно, что она будет тлеть во рту Джонни-О до скончания веков.

— Эй, смотри, это та девчонка, что провела нас тогда! — сказал парень с фиолетовыми губами и леденцом в горле.

Джонни-О тут же ему врезал.

— Меня никто не проводил, — сказал он.

Возражений не последовало. Предводитель шайки принял картинную позу и стал похож на самодовольного мальчугана, играющего в серьезного гангстера. Он выглядел весьма комично, особенно принимая во внимание его малый рост и непропорционально большие руки.

— Я думал, ты провалилась под землю, — заметил Джонни-О.

— Неправильно думал.

— Так что? Ты вернулась, чтобы я тебя снова туда послал?

— Я вернулась с предложением.

Джонни-О посмотрел на нее с ледяным спокойствием. Сначала Элли подумала, что он хочет произвести на нее эффект. Потом до нее дошло, что он просто не знает такого слова.

— Мне нужна твоя помощь, — пояснила Элли.

Оборванец Энди взъерошил свои неприятные рыжие волосенки и засмеялся.

— А с какой стати мы должны тебе помогать?

Джонни-О влепил ему затрещину, сложил на груди свои тяжелые руки и повторил вопрос.

— С какой стати мы должны тебе помогать?

— Я могу помочь раздобыть то, что вам нужно.

К этому моменту к плакату подтянулись остальные члены шайки. Некоторые из них были моложе Элли, другие — немного старше, но на лицах у всех, даже у самых маленьких, было одинаковое мрачное выражение.

— Нам от тебя ничего не нужно! — заявил Джонни-О, и хор хриплых недружелюбных голосов поддержал его. Они все стараются выглядеть, как серьезные гангстеры, Элли понимала это. Но на самом деле Джонни-О обуревает любопытство, иначе она бы уже была под землей.

— Вы нападаете на новичков ради крошек, завалявшихся в их карманах и старой жевательной резинки.

Джонни-О пожал плечами.

— Да, и что?

— Что, если я расскажу тебе, где взять настоящую еду? Не крошки из чужих карманов, а целые буханки хлеба.

Джонни-О продолжал смотреть на Элли, не меняя позы.

— А что, если я зашью тебе рот? Ты слишком много врешь.

— Я не вру. Я знаю место, где на потолке висят колбасы и жареные куры. Там ты сможешь получить любую еду, какую только захочешь, и залить ее пивом!

— Пивом… — не выдержав, повторил за Элли один из парней поменьше.

Джонни-О бросил на него негодующий взгляд, парень резко опустил глаза вниз и принялся рассматривать свои башмаки.

— Такого места нет. Ты думаешь, я дурак, что ли?

Ну, да, хотела сказать Элли, но, конечно, не сделала этого.

— Ты слышал когда-нибудь о Шамане?

Судя по лицам окружавших Джонни-О ребят, всем им это имя было знакомо. Послышался шепот, некоторые ребята невольно попятились, а в глотке парня с фиолетовыми губами нервно задергался леденец. На секунду Элли показалось, что даже в глазах предводителя бандитов мелькнул страх, но Джонни-О вовремя скрыл его за широкой улыбкой, из-за которой кончик сигареты поднялся к самому его носу.

— Сначала рассказываешь, что дружишь с Макгиллом, а теперь с Шаманом?

Ухмылка сменилась сердитой гримасой, сигарета опустилась, ее кончик теперь указывал вниз, на землю.

— С меня хватит — ты отправляешься под землю!

— Топить ее! — заорали подручные Джонни-О. — Вниз! Вниз!

Они наступали на Элли. Девочка поняла, что остались считанные мгновения до того момента, когда бандиты одержат над ней психологическую победу и тогда ничто уже не спасет ее.

— Да, я соврала! — крикнула она. — Тогда я вас обманула насчет Макгилла, но вы же меня чуть под землю не отправили. А теперь я говорю правду.

Джонни-О поднял руку, и ребята замерли в ожидании его сигнала.

— Шаман захватил моих друзей, и я не могу одна их спасти! Мне нужны сильные союзники, — сказала Элли, глядя прямо в глаза Джонни-О. — И умные.

Элли не отрывая глаз следила за кончиком сигареты. Поднимется он или опустится? В течение некоторого времени он колебался, словно в нерешительности, и, наконец, победно поднялся вверх.

— Ты пришла по адресу.

Ребята привели Элли в соседний городок, в здание, которое Джонни-О и его шайка малолетних преступников считали своим домом. По дороге Джонни-О несколько раз без видимых причин заставлял всех перейти на другую сторону улицы.

— Это из-за китайских ресторанов, — пояснил Оборванец Энди. — Считается, что они приносят неудачу, или что-то вроде того… По крайней мере, Джонни-О так считает.

По этой причине всем пришлось двигаться зигзагами, то и дело переходя на другую сторону улицы, чтобы не проходить мимо китайских ресторанов, которых в городе оказалось предостаточно. Оказывается, подумала Элли, не только живые подвержены суевериям.

В конце концов, компания пришла в «укрытие», как называли свой штаб члены банды. Хотя называть его укрытием было глупо, потому что живые люди не видели ребят, так что скрываться от них не было ни малейшего смысла. Джонни-О, подобно Мэри, нашел здание, перешедшее в Страну после того, как оно было разрушено в мире живых. Домом малолетним преступникам служила белая дощатая церковь, и это ужасно насмешило Элли. Джонни-О, наверное, ни разу в жизни не был в церкви, а теперь, умерев, жил в ней. Да, вселенская справедливость порой дает о себе знать.

В банде насчитывалось порядка тридцати человек, все — своего рода апостолы Джонни-О, старательно копировавшие его замашки крутого парня. Они называли себя «Алтарные парни». Элли про себя для смеха переименовала шайку в «Альтернативных парней», так как у каждого из бандитов после смерти что-то изменилось в облике. У Джонни-О, например, были большие мужские руки, а у Оборванца Энди было что-то не так с волосами.

— А почему у вас нет ни одной девочки? — спросила Элли.

— Они иногда подваливают, хотят к нам присоединиться, — пояснил Джонни-О. — Но мы их посылаем. Мне девчонки как-то не очень, — добавил он.

Элли не смогла скрыть усмешку.

— Я думаю, ты просто слишком рано умер.

— Наверное, — согласился Джонни-О. — И меня это немного напрягает.

Увидев, что главарь принял Элли в свою компанию, члены шайки исподтишка поглядывали на нее, словно она была каким-то необыкновенным созданием. Да уж, подумала Элли, мне бы такое раньше даже в дурном сне не приснилось — превращаюсь в какую-то Венди из книжки про криминального Питера Пэна и его подручных, затерявшихся на пути в исправительное учреждение.

Элли рассказала «Алтарным парням» все, что знала про фабрику маринадов, Шамана и его пустотелых солдатов.

— Его штучки на нас не подействуют, — заявил Джонни-О гордо.

Элли он не убедил, но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят. Джонни-О взялся ей помочь, и она должна была играть по его правилам.

— Трудней всего будет попасть внутрь. Вход в здание закрыт, дверь очень толстая, стальная. Не какая-нибудь там полупрозрачная дверь из мира живых, настоящая крепкая сталь, попавшая в Страну вместе со зданием. Я била по ней несколько часов подряд и даже не поцарапала ее.

Джонни-О это ничуть не расстроило.

— Это не проблема. Мы ее взорвем.

— У вас есть взрывчатка?!

Джонни-О поманил к себе парня, находившегося в другом конце помещения.

— Эй, Обрубок, ползи сюда! Парень подбежал к начальнику.

— Несколько лет назад, — объяснил Джонни, — Обрубок продавал просроченные фейерверки, которые хранил в гараже. Они загорелись, и Обрубок выиграл билет в одну сторону на поезд, который шел в Страну. В общем, так получилось, что кое-что из его запасов осталось при нем, — сказал Джонни. — Чего не скажешь о его пальцах.

— Да уж, — согласился ухмыляющийся Оборванец Энди. — Теперь Обрубок может сосчитать только до трех.

На рассвете «Алтарные парни» вместе с Элли отправились в путь. У каждого члена шайки в руках было какое-нибудь импровизированное оружие: бейсбольная бита, велосипедная цепь или что-нибудь еще в этом роде. Будь они живы, процессия производила бы на прохожих пугающее впечатление, но в Стране затерянных душ, где не существует страха смерти и даже возможности получить увечье, вооружение носило исключительно декоративный характер. Плохие мальчики, по чистой случайности не попавшие туда, куда следует, тоже нуждаются в игрушках.

Все время, пока колонна маршировала на юг, в сторону Нью-Йорка, парень с фиолетовыми губами бросал на Элли недружелюбные взгляды. Долго он не выдержал и прервал молчание. Когда он разговаривал, его кадык прыгал вверх-вниз, напоминая мячик для игры в пинг-понг.

— Она не из нашей шайки, ей не стоит доверять.

— Душный, да ты вообще никому не доверяешь, — ухмыльнулся Джонни-О.

— Да, и что такого, — взвился Душный. — Может, она нас прямо к Небесной ведьме ведет.

— Заткнись, — отрезал Джонни-О. — Нет никакой Небесной ведьмы.

— Что еще за Небесная ведьма? — спросила Элли.

Джонни-О только рукой махнул.

— Дурацкая сказка. Пугают малышей. Рассказывают ерунду про какую-то ведьму, которая, типа, в небе в районе Манхэттена живет.

— Она питается душами детей, — сказал один из парней.

— Ага, — сказал Оборванец Энди, скаля зубы и изображая руками клешни чудовища. — Как схватит и прямо сквозь нос душу всасывает. Поэтому ее Королевской соплей еще зовут.[3]

Джонни-О умудрился одновременно дать затрещину всем троим.

— Вы такими идиотами родились или только когда умерли, сбрендили?

Он обернулся к Элли.

— Есть такие придурки, что ни скажи, всему верят.

Элли решила, что умней всего будет промолчать.

— Мы должны проверить ее на «лягушках», — предложил Оборванец Энди. — Узнаем, чего она стоит.

Джонни-О объяснил Элли, что каждый, кто просится к ним в банду, проходит особое испытание. Желающий стать членом «Алтарных парней» должен взять монету, пойти на берег Гудзона и бросить ее в реку, но не просто так, а чтобы она запрыгала по воде, как камень при игре в «лягушек». Желающим приходилось использовать монету, которая находилась у них в одном из карманов и попадала вместе с ними в Страну затерянных душ. Монета была одна, поэтому о второй попытке не было и речи. Если с первого раза «лягушка» не получалась, монета исчезала в реке.

Элли почувствовала в рассказе Джонни-О какое-то несоответствие.

— Но… как это можно пускать «лягушек» по воде реки, которая находится в мире живых? Не получится никаких «лягушек» — монета просто провалится сквозь воду и исчезнет.

— Ну да, — сказал Джонни-О и подмигнул Элли. — Но ты же понимаешь, это я решаю, были «лягушки» или нет.

К утру колонна дошла до моста имени Вашингтона через Гудзон. За мостом был Манхэттен — его северная оконечность. Перед входом на мост процессия остановилась. Элли оглянулась и увидела, что вся шайка бесцельно бродит взад-вперед прямо посреди дороги.

— Мы по мостам не ходим, — сказал Джонни-О.

Элли усмехнулась.

— Тебе страшно, что ли?

Джонни-О сощурил глаза и сердито посмотрел на нее.

— Если бы ты хоть раз прошлась по мосту, знала бы, как легко сквозь него провалится. Попадешь прямиком в реку. Но, наверное, у тебя мозгов не хватило подумать об этом.

Элли уже было открыла рот, чтобы парировать, сообщив членам шайки, что ей уже приходилось пересекать реку по этому мосту. Она хотела сказать, что умственные способности главаря прямо-таки вопиют о том, что его следует звать Джонни-Ноль, а не Джонни-О, потому что у него не только голова пуста, но и кишка тонка, но ее вовремя перебил Оборванец Энди.

— Два с лишним десятка ребят провалились, когда мы пытались перейти Таппан Зи по мосту. Страшно было.

Вспомнив то печальное происшествие, парни потупились и обнаружили, что успели уже уйти в асфальт по щиколотку. Вытащив ноги, все стали ходить взад-вперед, ожидая приказаний.

— Не, это, конечно, печально, но когда это уже было, — сказал Джонни-О, сжимая крепкие кулаки. — Но мы все равно по мостам теперь не ходим.

Элли пришлось проглотить задуманную тираду, целью которой было посрамить бандитов, струсивших по такому несерьезному поводу. Она подумала о том, что было бы, если бы они с Ником и Лифом не сообразили сделать специальную обувь перед путешествием домой.

— Джонни-О прав, — сказала Элли. — Не стоит рисковать понапрасну.

— Пойдем по тоннелю, — заявил Джонни-О и первым направился туда, где находился вход.

Четыре часа спустя, когда над Нью-Йорком бушевали снежные вихри, компания подошла к тоннелю имени Линкольна. Вдоль стены тянулась галерея, предназначенная для передвижения обслуживающего персонала, но Джонни-О предпочел пойти прямо по осевой линии между полосами движения, так что автомобили то и дело проезжали сквозь кого-нибудь из ребят. Вот ведь мачо, подумала Элли. Надо же, и здесь такие встречаются. Она сама охотно пошла бы по галерее, но не хотела ударить в грязь лицом перед ребятами, поэтому пришлось идти бок о бок с Джонни-О, игнорируя неприятные ощущения от налетавших на нее автомобилей.

Когда колонна достигла дальнего конца тоннеля, ледяные вихри слились в сплошную завесу метели, впервые за эту зиму. Немногочисленные прохожие держались за шляпы и старались не дать ветру распахнуть пальто. Ощущение от пролетающего сквозь тело снега по сравнению с дождевыми струями было иным. Элли показалось, что снежинки щекочут ее. Силу ветра она тоже чувствовала, было ясно, что он холодный. Однако, как и со всеми остальными погодными явлениями, одно дело, когда ты просто чувствуешь изменения, и совсем другое — страдать от них, как это бывает с живыми людьми. Элли видела, что прохожим снежная пурга причиняет куда большие неудобства, но все же ей хотелось быть среди них.

Джонни, как и Мэри, похоже, людьми не интересовался. Элли задумалась. Интересно, сколько времени прошло, пока они стали такими?

Колонна продвигалась медленно, потому что в Нью-Йорке китайские рестораны попадаются на каждом шагу, и Джонни-О каждый раз заставлял свою команду перебираться на противоположную сторону улицы.

— Что за ерунда, — наконец не выдержала Элли. — Ты что, думаешь, в лапше вирус чумы содержится?

В следующий раз она отказалась переходить улицу и прошла прямо перед фасадом, на котором красовалась вывеска «Китайский ресторан Вана Фу».

— Ух ты, она смелая, — восхитился один из малышей, заставив Джонни-О пройти прямо перед рестораном, чтобы доказать, что он не менее храбр.

Когда процессия наконец достигла дома Шамана, Элли с первого взгляда поняла, что что-то не так. Стальная дверь, которая так надежно закрывала вход в здание, теперь была распахнута настежь и слегка погнута.

Джонни-О посмотрел на Элли в надежде получить какие-то объяснения, но девочка только плечами пожала.

Может быть, подумала она, Нику и Лифу удалось выбраться.

Джонни-О, несмотря на свои здоровенные кулаки, самоуверенный вид и показную храбрость, не слишком стремился войти в дом первым. Элли пришлось встать во главе колонны. Она осторожно шагнула внутрь. С тех пор как девочка была здесь последний раз, произошли серьезные изменения. Колбасы, окорока и тушки жареных кур больше не свисали с потолка. Зато ими, уже наполовину обглоданными, был усеян весь пол.

— Боже мой, — только и смогла произнести Элли.

— Черт возьми, — отозвался Джонни-О. — Все, как ты и сказала. Я уже лет пятьдесят не видел такого количества еды!

Не в состоянии справиться с собой, он ринулся вперед. Вся шайка, на ходу теряя боевое построение, последовала за ним. «Алтарные парни» с жадностью животных принялись подбирать с пола куски мяса и полуобглоданные кости и набивать рты. Даже драться за еду им не пришлось — ее с лихвой хватало на всех.

— Нет! — закричала Элли. — Шаман! Он наверняка где-то прячется!

Но ее никто не слушал.

Элли напряженно оглядывалась по сторонам, ожидая нападения пустотелых солдат Шамана. Они наверняка сейчас набросятся на потерявших бдительность ребят, распихают их по бочкам и закроют крышками. Впрочем, время шло, а нападения так и не последовало, и вскоре Элли, оглядевшись, поняла, что и бочек-то никаких в помещении больше нет. Вернее, почти нет. Одна-единственная бочка продолжала стоять в центре, посреди творящегося вокруг безобразия.

Элли обратила внимание на то, что среди беспорядочно валявшихся на полу объедков попадаются клочья черной материи. Потом ее внимание привлек еще один предмет — большая индейка, которую Шаман, вероятно, стащил прямо со стола во время празднования Дня Благодарения. В индейке не было ничего особенного, за исключением одной детали — из бока тушки был вырван здоровенный кусок мяса. В боку зияла дыра — края ее были неровными, словно в индейку запустил зубы динозавр. Следы от зубов можно было видеть вполне отчетливо.

Что за ужасное создание могло вырвать из бока индейки такой здоровенный кусок?

Забыв об индейке, Элли заинтересовалась стоящей посреди помещения бочкой. Внутри кто-то бился и кричал. Слов было не разобрать, но голос показался Элли знакомым. Услышав его, девочка застыла от ужаса, словно ее сковал лютый мороз.

— Джонни-О! Он здесь! — крикнула она.

Джонни подбежал к ней, держа в каждой руке по курице. Подбородок его был испачкан жиром. Выглядел он еще комичней, чем обычно, и на гангстера был совсем не похож. Он неохотно передал кур Душному и посмотрел на него так, словно хотел сказать: «Съешь их — убью».

Подойдя к бочке, они с Элли встали на колени и приложили уши к деревянной стенке.

— Кто здесь? — спросил голос изнутри. — Выпустите меня, и я дам вам все, что пожелаете!

Это был голос Шамана.

Джонни-О посмотрел на Элли, ожидая инструкций. В конце концов, она, как и обещала, привела их к месту, где они впервые после смерти смогли наесться до отвала. Теперь Элли заслуживала, по меньшей мере, уважения.

— Выпустите меня! — закричал Шаман. — Я требую!

Элли заговорила громко, чтобы ее было слышно сквозь доски и рассол.

— Что здесь произошло? Кто тебя туда посадил?

— Выпустите меня, — потребовал Шаман плаксивым голосом. — Освободите меня, и я притащу вам еду из самых лучших ресторанов мира живых и брошу ее к вашим ногам.

Но Элли не обращала внимания на посулы чудовища.

— Где другие бочки?

— Их унесли.

— Кто унес? — настаивала Элли.

— Макгилл.

Джонни-О непроизвольно вскрикнул. У него в буквальном смысле от ужаса и замешательства отвалилась челюсть. Если бы это было возможно, сигарета наверняка бы упала на пол.

— Макгилл?!

— Его корабль стоит на рейде, прямо за Статуей Свободы, — сказал Шаман. — Выпустите меня, и я помогу вам его победить.

Элли поразмышляла над его словами, а потом огляделась. Полосы черной ткани, лежащие на полу, извивались как змеи. Они как будто пытались подняться в воздух, и Элли поняла, что происходит. Шаман старался поднять своих воинов прямо из бочки, чтобы те поймали ребят и заставили их выпустить его. Воины пытались встать на ноги, но это было невозможно. Макгилл изорвал их в клочья, да так сильно, что даже Шаману было не под силу собрать их.

Элли посмотрела на бочку и постаралась найти в душе хотя бы каплю сострадания к сидевшему в ней существу. Он в свое время не пожалел ее друзей, подумала Элли, и поняла, что не испытывает ни малейшего беспокойства за судьбу Шамана.

— Пусть сидит там! — сказала Элли громко, чтобы он ее услышал. — Пусть маринуется в собственном соку.

— Нет! — заорал Шаман из бочки, и обглоданные кости, валявшиеся на полу, поднялись в воздух и заплясали, как исступленные.

Элли это не испугало. Она повернулась к Джонни-О.

— Могу я попросить тебя и всех «Алтарных парней» пойти со мной? — спросила она. — Я вряд ли справлюсь с Макгиллом в одиночку.

Джонни-О попятился.

— Мы получили то, за чем пришли, — сказал он. — Но никто на свете — ни живой, ни мертвый — не заставит меня пойти против Макгилла. Мы тебе помочь не сможем.

Сказав это, Джонни нагнулся и, словно желая извиниться, схватил за ногу индейку, на боку которой красовался след от зубов Макгилла. Джонни оторвал ногу и подал ее Элли, как индеец, передающий другому вождю трубку мира.

— На, держи, — сказал Джонни-О. — Тебе тоже надо поесть.

Элли решила послушаться его совета. Она запустила зубы в ножку и была буквально ошеломлена ароматом мяса, который она ощутила впервые за месяцы, проведенные в Стране затерянных душ. Ей показалось на мгновение, что она попала в рай.

И все же наслаждение не могло заглушить предвкушение ада, который разверзнется перед ней, когда она выследит Макгилла и встретится с ним лицом к лицу.

Покончив с индейкой, Элли развернулась, чтобы уйти, но Джонни-О остановил ее.

— Ты не сказала, как тебя зовут, — сказал он, и лицо его расплылось в улыбке. Кончик сигареты взметнулся к потолку.

— Нам же надо знать, кто ты, если придется рассказывать историю о том, как ты пошла сражаться с Макгиллом.

Элли почувствовала себя польщенной. Джонни-О, похоже, решил, что она заслуживает того, чтобы о ней слагали легенды.

— Меня зовут… — начала Элли, но умолкла, стараясь припомнить свое имя. — Элли, — через некоторое время вспомнила она.

Джонни-О кивнул.

— Элли Отверженная, — сказал он.

Элли понравилось новое имя.

— Точно.

— Удачи, — напутствовал ее Джонни-О. — Надеюсь, ты не попадешь ему в зубы, ну, и все такое.

Элли вышла на улицу и направилась к парку, разбитому в районе старой артиллерийской батареи, на самом краю Манхэттена. Она надеялась увидеть там корабль Макгилла, если, конечно, он еще не ушел. Ей было страшно, но вместе с тем Элли испытывала воодушевление: бороться за свободу друзей было бы непосильной задачей для заурядной одинокой девчонки, но для человека с именем, таким как Элли Отверженная, собираться на битву с Макгиллом было нормальным делом. Ребята будут рассказывать о ней легенды, и не важно, чем закончится для нее битва. Она перестала быть для нее угрозой и превратилась в задачу, которую нужно было решить, вот и все. Элли была готова к поискам решения.