Страхи мудреца. Книга 2

ГЛАВА 87 ЛЕТАНИ

На следующий день мы с Темпи пошли в Кроссон за припасами. До Кроссона был целый день пути, но, поскольку нам не приходилось на каждом шагу высматривать следы, мне казалось, будто мы не шли, а летели.

По пути мы с Темпи обменивались словами. Я выучил слова «сон», «запах» и «кость». Еще я узнал, что в адемском языке обычное железо и железо, из которого куют мечи, называются разными словами.

Потом был длинный бесплодный разговор: Темпи битый час пытался мне объяснить, что означает жест, когда потирают пальцем бровь. Мне казалось, что это то же самое, как когда мы пожимаем плечами, однако Темпи дал понять, что это не одно и то же. Что же это было? Равнодушие? Уклончивость?

— Это чувство, которое ты испытываешь, когда тебе предлагают выбирать? — попробовал я еще раз. — Например, когда тебе предлагают яблоко или сливу?

Я протянул обе руки.

— А тебе одинаково нравится и то и другое.

Я свел пальцы вместе и дважды погладил бровь.

— Вот это чувство?

Темпи покачал головой.

— Нет.

Он остановился на мгновение, потом зашагал дальше. Его левая рука, прижатая к боку, сделала жест: скрытность.

— А что такое слива?

Внимание.

Я растерянно посмотрел на него.

— Что?

— Что значит «слива»?

Он снова сделал жест: очень серьезно. Внимание!

Я прислушался к тому, что происходит в лесу, и тотчас услышал — движение в подлеске.

Шум доносился с южной стороны дороги. Той стороны, которую мы еще не осматривали. Разбойники! Я чувствовал нарастающее возбуждение и страх. Станут ли они нападать? Я в своем потрепанном плаще вряд ли выглядел завидной добычей, однако на плече у меня висела лютня в темном дорогом футляре.

Для похода в городок Темпи снова переоделся в свою красную одежду наемника. Но отпугнет ли это человека с боевым луком? Или, напротив, даст понять, что я — менестрель, достаточно богатый, чтобы нанять себе охранника из адемов? Возможно, мы выглядим как спелый плод, который только и ждет, чтобы его сорвали…

Я с тоской подумал о стрелохвате, который продал Килвину, и понял, что магистр был прав: люди станут дорого платить за такое устройство. Вот прямо сейчас я бы отдал за него все до единого пенни.

Я ответил Темпи жестами: понимание. Скрытность. Согласие.

— Слива — это такой сладкий фрукт, — сказал я, насторожив уши и прислушиваясь к предательским звукам, доносящимся из-за деревьев.

Как лучше поступить: убежать в лес и спрятаться там или сделать вид, будто мы их не замечаем? А что я могу сделать, если на нас нападут? У меня на поясе был нож, купленный у лудильщика, но я понятия не имел, что с ним делать. Я внезапно осознал, насколько я ни на что не годен. Господи помилуй, что я вообще тут делаю? Это же совершенно не моя работа. Зачем маэр меня сюда отправил?

И как только я всерьез покрылся холодным потом, в подлеске что-то хрустнуло и зашуршало. Могучий олень с ветвистыми рогами выбежал из леса и пересек дорогу тремя легкими скачками. Секунду спустя за ним выбежали две оленихи. Одна застыла на середине дороги, обернулась и с любопытством уставилась на нас, подергивая длинным ухом. Потом рванулась вперед и скрылась в лесу.

Сердце у меня отчаянно колотилось, я рассмеялся негромким нервным смешком. Посмотрев на Темпи, я увидел, что он выхватил меч. Пальцы его левой руки поджались, выражая смущение, потом сделали несколько быстрых жестов, которых я не понял.

Он убрал меч в ножны — безо всякого пафоса, небрежным, привычным жестом, все равно что руку в карман сунул. Разочарование.

Я кивнул. Я был, конечно, рад, что спина у меня не утыкана стрелами, однако засада, по крайней мере, дала бы нам понять, где искать разбойников. Согласие. Преуменьшение.

И мы молча зашагали дальше в сторону Кроссона.

Кроссон был так себе городок. Домов двадцать-тридцать и густой лес вокруг. Кабы он не стоял на королевском тракте, у него, пожалуй, и названия-то бы не было.

Однако, поскольку Кроссон стоял на королевском тракте, там имелась довольно приличная лавка, снабжающая всем необходимым проезжих путников и окрестные хутора. Была там и небольшая почтовая станция, по совместительству конюшня для наемных лошадей, и кузня, а также небольшая церковь, по совместительству — пивоварня.

Ну и, конечно же, трактир. Хотя «Смеющаяся луна» была чуть ли не втрое меньше «Пенни и гроша», она все-таки была на несколько ступенек выше, чем то, на что обычно можно рассчитывать в подобном городишке, — в два этажа, с тремя отдельными спальнями и баней. На большой вывеске, намалеванной местным маляром, была изображена растущая луна в жилетке, которая покатывалась от смеха, держась за живот.

В тот день я захватил с собой лютню, надеясь, что, возможно, мне удастся игрой заработать себе на обед. Но это был только повод. Я хватался за любую возможность поиграть. Вынужденное молчание томило меня не меньше, чем брюзжание Дедана. Мне еще не приходилось так долго обходиться без музыки с тех пор, как я бродяжничал в Тарбеане.

Мы с Темпи отнесли список нужных припасов пожилой тетке, которая торговала в лавке. Четыре больших каравая дорожного хлеба, двести граммов сливочного масла, сто граммов соли, мука, сушеные яблоки, колбаса, шмат грудинки, мешок репы, шесть яиц, две пуговицы, перья для охотничьих стрел Мартена, шнурки для башмаков, мыло и новое точило взамен того, которое разбил Дедан. На круг товару выходило на восемь серебряных битов из быстро худеющего кошелька маэра.

Мы с Темпи отправились обедать в трактир, зная, что все необходимое соберут не раньше, чем часа через два. Как ни странно, я уже с противоположной стороны улицы услышал шум из зала. Обычно в подобных трактирах становится шумно по вечерам, когда там собираются путники, остановившиеся на ночлег, а не среди дня, когда все либо в поле, либо в дороге.

Когда мы отворили дверь, в трактире воцарилась тишина. Поначалу я понадеялся было, что посетители обрадовались, увидев музыканта, но потом я увидел, что все уставились на Темпи в его красной наемничьей одежде.

В общем зале трактира бездельничали человек пятнадцать-двадцать. Некоторые сутулились у стойки, другие расселись вокруг столов. Было еще не так людно, чтобы не найти, где сесть, однако же нам пришлось подождать пару минут, прежде чем единственная замотавшаяся служанка подошла к нашему столику.

— Что кушать будете? — спросила она, отбрасывая со лба потную прядь волос. — Есть гороховый суп с грудинкой и хлебный пудинг.

— Звучит недурно, — сказал я. — Можно нам еще яблок и сыру?

— А пить что будете?

— Мне свежего сидру, — сказал я.

— Пиво, — сказал Темпи и положил на стол два пальца. — Маленький виски. Хороший виски.

Она кивнула.

— Деньги вперед!

Я вскинул бровь.

— А что, бывают проблемы?

Она вздохнула и закатила глаза.

Я отдал ей три полпенни, и она убежала прочь. Теперь я был уверен, что мне не померещилось: люди, сидящие в зале, действительно смотрели на Темпи неприязненно.

Я обернулся к мужику, который сидел за соседним столиком и молча уплетал свой суп.

— У вас сегодня что, ярмарочный день, что ли?

Он посмотрел на меня как на придурка, и я увидел у него на скуле свежий синяк.

— В Кроссоне ярмарочных дней не бывает. Тут ярмарки нету.

— Я тут был недавно, все было тихо. Что делают все эти люди?

— Да то же, что и всегда, — сказал он. — Работу ждут. Кроссон же последняя остановка на тракте, прежде чем начнется настоящий Эльд. И небольшие караваны обычно нанимают пару лишних охранников.

Он приложился к кружке.

— Но в последнее время в этих лесах слишком много народу ощипали. И караваны теперь ходят редко.

Я окинул взглядом зал. На присутствующих не было доспехов, но теперь, приглядевшись, я разглядел в них признаки ремесла наемника. Их вид был грубее, чем у обычных поселян. Больше шрамов, больше перебитых носов, больше ножей, больше наглости и развязности.

Мужик бросил ложку в опустевшую миску и встал.

— Можете забирать мое место себе, мне плевать, — сказал он. — Я торчу тут седьмой день, и за все время тут проехало всего четыре телеги. К тому же надо быть дураком, чтобы наняться отсюда на север за поденную оплату.

Он поднял большой заплечный мешок и вскинул его на плечи.

— А сейчас, когда столько народу пропало с концами, надо быть дураком, чтобы нанимать лишних охранников в таком месте, как это. Я вам это забесплатно говорю: половина этих вонючих ублюдков наверняка перережет вам глотку в первую же ночь в дороге!

Широкоплечий мужик с лохматой черной бородой, стоящий у стойки, насмешливо расхохотался.

— Ежли ты не могешь выкинуть дубля, это еще не значит, что я бандюк, паря! — сказал он с густым северным выговором. — А ишшо тако скажешь — получишь вдвое против вечорашнего. С процентами.

Человек, с которым я разговаривал, сделал выразительный жест — не нужно было быть адемом, чтобы его понять, — и направился к дверям. Бородач расхохотался.

Тут нам принесли заказанные напитки. Темпи единым духом выпил половину виски, испустил долгий удовлетворенный вздох и расслабился. Я принялся прихлебывать сидр. Я-то рассчитывал поиграть пару часов и тем расплатиться за обед. Но я не настолько глуп, чтобы браться за лютню в трактире, полном безработных наемников.

Не то чтобы это не имело смысла. Через час они бы уже хохотали и подпевали мне. Через два они роняли бы слезы в пиво и просили прощения у служанки. Но делать это ради обеда не стоит. Разве что другого выхода нет. В трактире пахло неприятностями. Еще немного, и вспыхнет драка. Ни один бродячий актер, который недаром ест свою соль, не мог ошибиться в таком деле.

Широкоплечий взял со стойки свою деревянную кружку и с наигранной небрежностью направился к нашему столу. Он выдвинул стул, сел, улыбнулся себе в бороду широкой неискренней улыбкой и протянул руку в сторону Темпи.

— Здоров! — сказал он достаточно громко, чтобы слышали все присутствующие. — Меня Тэм звать. А ты хто?

Темпи пожал протянутую руку Его собственная рука выглядела тонкой и бледной в волосатой лапище бородача.

— Темпи.

Тэм осклабился в улыбке.

— А сюда пошто пожаловал?

— Мы так, прохожие, — сказал я. — Встретились на дороге, и Темпи был столь любезен, что согласился меня проводить.

Тэм пренебрежительно смерил меня взглядом.

— Я, малой, не с тобой толкую, — проворчал он. — Не лезь, когда старшие базарят.

Темпи молчал, глядя на верзилу со своим обычным безмятежным выражением лица. Я увидел, как его левая рука коснулась мочки уха — жест, которого я не знал.

Тэм стал пить из кружки, не сводя глаз с Темпи. Когда он поставил кружку на стол, черная борода возле губ была мокрой, и он утерся рукавом.

— Вот всегда мне было любопытственно, — сказал он громко, так, что его голос был слышен на весь трактир. — Вот вы, адемы. Скока ж вы, красавчики, зашибаете, а?

Темпи обернулся ко мне, слегка склонив голову набок. Я осознал, что он, скорее всего, не понимает этого верзилу с его непривычным говором.

— Он хочет знать, сколько денег ты зарабатываешь, — пояснил я.

Темпи сделал рукой колебательное движение.

— Это сложно.

Тэм наклонился к нему через стол.

— Ну а как наймут тебя караван сторожить? Скока ты возьмешь за день?

Темпи пожал плечами.

— Две йоты. Три.

Тэм расхохотался напоказ, так зычно, что до меня донеслось его дыхание. Я думал, что от него разит перегаром, но нет. От него пахло сладким сидром с пряностями.

— Чо, парни, слыхали? — гаркнул он через плечо. — Три йоты в день! А он и говорить-то толком не могет!

Большинство присутствующих и так слушали в оба уха, а от этой новости по залу прокатился негромкий злобный ропот.

Тэм снова обернулся к столу.

— Мы тута большей частью получам по пенни в день, и то када работа есть. Мне вот два платят, потому как я управляться с лошадьми умею и телегу из грязи выволоку, если чо.

Он повел широкими плечами.

— А ты чо? Неужто ты в драке стоишь двадесяти мужиков, а?

Не знаю, что из этого понял Темпи, но последний вопрос до него, видимо, дошел.

— Двадцати? — задумчиво переспросил он. — Нет. Четыре.

Потом неуверенно помахал растопыренной пятерней.

— Пять.

Это отнюдь не улучшило атмосферу в трактире. Тэм покачал головой с преувеличенным изумлением.

— Положим даже, я тебе хочь на секунду поверил, — сказал он, — ну дык ладно, четыре или пять пенни в день. Но не двадесять же! Чо…

Я улыбнулся своей самой обезоруживающей улыбкой и подался вперед, собираясь вмешаться в беседу.

— Послушайте, я…

Тэм изо всех сил стукнул кружкой по столу, сидр в ней подпрыгнул. Он бросил на меня грозный взгляд, в котором не было ни следа той фальшивой шутливости, с которой он разговаривал с Темпи.

— Слышь, малой, — сказал он. — Вот щас ишшо раз влезешь, я те все зубы вышибу.

Он сказал это даже без особого нажима, так, словно информировал, что если я прыгну в речку, то точно промокну.

И снова обернулся к Темпи.

— Так чо ж ты думаешь, бутто стоишь три йоты в день, а?

— Кто покупает меня, покупает это, — Темпи поднял руку. — И это, — он указал на эфес своего меча. — И это, — он похлопал по кожаному ремню, который притягивал к груди его приметную алую рубаху наемника из адемов.

Верзила хлопнул ладонью по столу.

— Ах вон оно чо! — воскликнул он. — Нать мне и себе красную рубаху купить!

По залу прокатился смешок.

Темпи покачал головой.

— Нет.

Тэм подался вперед и ткнул толстым пальцем в один из ремней у плеча Темпи.

— Чо, я, сталбыть, не так хорош, шоб такую красивую рубашечку носить, а?

Темпи уверенно кивнул.

— Да. Ты не так хорош.

Тэм свирепо ухмыльнулся.

— А чо, коли я скажу, что твоя маманя была шлюха?

Зал затих. Темпи обернулся ко мне. Любопытство.

— Что такое шлюха?

Неудивительно, что этого слова не было среди тех, которыми мы обменивались в течение последнего оборота. На миг я призадумался, не стоит ли соврать, но у меня не было такой возможности.

— Он говорит, что твоя мать — одна из тех женщин, которым мужчины платят деньги, чтобы заняться с ними сексом.

Темпи обернулся к наемнику и дружелюбно кивнул.

— Ты очень добрый. Благодарю.

Лицо Тэма помрачнело, словно он подозревал, что над ним потешаются.

— Да ты ссыкло! Я тебе за ломаный пенни таких навешаю, что хер на задницу уедет!

Темпи снова обернулся ко мне.

— Я не понимаю этого человека, — сказал он. — Он хочет заняться со мной сексом за деньги? Или он хочет подраться?

Трактир взорвался хохотом, Тэм побагровел.

— Я практически уверен, что он хочет подраться, — сказал я, сам с трудом сдерживая смех.

— А-а, — сказал Темпи. — Почему он не скажет об этом прямо? Зачем он вот так?.. — он помахал пальцами и посмотрел на меня вопросительно.

— Ходит вокруг да около? — предположил я. Уверенность Темпи меня успокоила, и я был не прочь подлить немного масла в огонь. После того как адем так легко управился с Деданом, я был бы только рад посмотреть, как он повышибет нахальство из этой конской задницы.

Темпи снова обернулся к верзиле.

— Если ты хочешь драться, перестань ходить вокруг да около.

Адем широким жестом указал на присутствующих.

— Поди и найди других, кто с тобой драться. Позови достаточно женщин, чтобы быть безопасно. Хорошо?

Мое спокойствие улетучилось. Темпи обернулся ко мне. Его голос был полон раздражения.

— Ваши люди так много болтаете!

Тэм затопал обратно к столу, за которым сидели его приятели, играющие в кости.

— Ну, чо, слыхали? Этот мелкий говнюк бает, что стоит четверых из нас. Пошли покажем ему, чо могут сделать четверо таких, как мы! Бренден, Вен, Джейн, идете?

Лысый мужчина и высокая женщина, улыбаясь, поднялись на ноги. Но третий отмахнулся.

— Не, Тэм, я слишком пьян, чтоб драться. Но еще не настолько пьян, чтобы лезть в драку с кровавой рубахой. В драке они сущий кошмар. Я такое видел.

Я повидал достаточно кабацких драк. Вы, возможно, думаете, будто в таком месте, как Университет, драки редкость, но алкоголь — великий уравнитель. После шестого-седьмого стакана разница между мельником, что повздорил с женой, и юным алхимиком, который плохо сдал экзамен, совсем невелика. Обоим не терпится ободрать кулаки о чьи-нибудь зубы.

Даже в «Эолиане», на что культурное место, а и там случались потасовки. Если засидеться допоздна, вполне можно было увидеть, как парочка аристократов в расшитых камзолах обменивается пощечинами.

Короче, к чему это я: будучи музыкантом, ты непременно навидаешься драк. Некоторые ходят в трактир, чтобы пить. Некоторые — играть в кости. А многие ходят, чтобы подраться, а другие — в надежде посмотреть драку.

В таких драках серьезно пострадавших обычно не бывает. Как правило, дело обходится синяками да рассаженной губой. Ну, если очень не повезет, тебе вышибут зуб или сломают руку, но все равно дружеская потасовка в кабаке не имеет ничего общего с побоищем в темном переулке. Кабацкая драка проходит по определенным правилам, и вокруг стоит толпа самозваных судей, которые внимательно следят за тем, чтобы правила соблюдались. Если дело заходит чересчур далеко, зрители всегда готовы вмешаться и растащить драчунов, потому что всякий рассчитывает, что и для него в свое время сделают то же самое.

Разумеется, исключения бывают. Всякое может случиться, а я со времен обучения в медике прекрасно знал, как легко растянуть запястье или вывихнуть палец. Конечно, для погонщика скота или трактирщика эта травма пустяковая, но меня, человека, зарабатывающего себе на жизнь почти исключительно ловкими и умелыми руками, мысль о сломанном пальце пугала до чрезвычайности.

У меня засосало под ложечкой, когда я увидел, как Темпи отхлебнул еще виски и встал на ноги. Проблема в том, что мы здесь были чужаки. И если дело примет дурной оборот, могу ли я рассчитывать, что разозленные наемники вмешаются и остановят потеху? Трое на одного — это нельзя назвать честной дракой, и, если дело таки примет дурной оборот, это произойдет быстро.

Темпи глотнул пива и спокойно посмотрел на меня.

— Следи за моей спиной! — сказал он и направился туда, где стояли другие наемники.

Для начала я просто удивился, как хорошо он говорит по-атурански. За время нашего знакомства Темпи, который прежде был почти безъязыким, заговорил правильными фразами. Но моя гордость быстро развеялась: я отчаянно пытался придумать, что я могу сделать, если драка вдруг зайдет чересчур далеко.

И ни черта придумать не смог. Я не предвидел такой ситуации и не заготовил заранее никаких хитрых уловок. За неимением другого выхода я достал из ножен свой нож и стал держать его наготове, пряча руки под столом. Мне меньше всего хотелось кого-нибудь пырнуть, однако я, по крайней мере, мог пригрозить им ножом и выиграть, таким образом, время, чтобы мы успели добежать до выхода.

Темпи окинул троих наемников оценивающим взглядом. Тэм был гораздо выше его, с бычьими плечами. Рядом с ним стоял лысый мужик со шрамами на лице и кровожадной ухмылкой. И, наконец, белокурая женщина, на добрую ладонь выше самого Темпи.

— С вами только одна женщина, — сказал Темпи, глядя в глаза Тэму. — Достаточно ли этого? Можете позвать еще одну.

Наемница ощетинилась.

— Не размахивай своим членом! — бросила она. — Я тебе покажу, на что способна баба в бою!

Темпи вежливо кивнул.

Видя, что он совершенно не тревожится, я вновь начал успокаиваться. Разумеется, я наслушался историй о том, как один-единственный наемник из адемов уложил дюжину солдат. Может, Темпи и впрямь способен управиться с ними троими одновременно? По крайней мере, сам он явно в этом уверен…

Темпи обвел их взглядом.

— Я в первый раз так дерусь. Как положено начинать?

Моя ладонь, сжимавшая рукоять ножа, внезапно вспотела.

Тэм подступил к нему вплотную. Он горой нависал над Темпи.

— Начнем мы с того, что отлупим тебя до крови! Потом отпинаем ногами! А потом повторим все сначала, чтобы убедиться, что ничего не упустили!

Сказав так, он с размаху боднул Темпи в лицо.

У меня перехватило дыхание. Драка кончилась прежде, чем я успел его восстановить.

Когда бородатый наемник резко опустил голову и подался вперед, я ожидал увидеть, что Темпи отлетит назад с разбитым носом, обливаясь кровью. Но вместо этого назад отшатнулся Тэм. Он выл, закрывая лицо руками, и между пальцами у него хлестала кровь.

Темпи шагнул вперед, ухватил верзилу за загривок и без труда уложил его на пол нескладной кучей.

Затем Темпи, не мешкая, с разворота ударил белокурую женщину ногой в бедро так, что она пошатнулась. Пока она пыталась восстановить равновесие, Темпи врезал ей кулаком в висок, и она мешком свалилась на пол.

Тут в дело включился лысый. Он шагнул вперед, растопырив руки, как борец. Стремительно, как змея, он ухватил Темпи одной рукой за плечо, а второй — за шею.

По правде говоря, я не знаю, что произошло дальше. Я увидел лишь размытое движение, а потом Темпи, который держал противника за плечо и запястье. Лысый рычал и вырывался. Но Темпи просто вывернул ему руку, и лысый согнулся в три погибели, глядя в пол. Затем Темпи вышиб из-под него ноги, и мужик рухнул на землю.

И все это заняло меньше времени, чем я об этом рассказывал. Не будь я так ошеломлен, я бы зааплодировал.

Тэм и блондинка лежали абсолютно неподвижно, как могут лежать только люди, потерявшие сознание. Однако лысый взревел и принялся неуверенно, но решительно подниматься на ноги. Темпи подступил к нему, стукнул его по голове с небрежной точностью, и мужик обмяк.

Я мимоходом подумал, что это самый любезный удар, какой я когда-либо видел. Таким аккуратным ударом искусный плотник забивает гвоздь: достаточно сильно, чтобы гвоздь вошел по самую шляпку, но не так сильно, чтобы повредить доску.

В трактире воцарилась гробовая тишина. Потом высокий мужик, который с самого начала отказался драться, приветственно вскинул свою кружку, пролив немного пива.

— Молодец, парень! — со смехом крикнул он Темпи. — Никто тебя не упрекнет, если ты угостишь Тэма башмаком под ребра! Видит бог, он сам всегда так делал.

Темпи посмотрел на пол, словно обдумывая предложение, потом покачал головой и молча вернулся за стол. Все присутствующие по-прежнему следили за ним, однако взгляды были уже не такие враждебные, как прежде.

Темпи снова сел за стол.

— Ты следил за моей спиной?

Я тупо уставился на него, потом кивнул.

— И что ты видел?

Я только теперь сообразил, что он имел в виду на самом деле.

— Ты держал спину очень прямо.

Одобрение.

— У тебя спина неровная.

Он поднял распрямленную ладонь и склонил ее вбок.

— Вот почему ты спотыкаешься в кетане. Это…

Он опустил глаза и осекся, заметив мой нож, спрятанный в складках плаща. Темпи нахмурился. В самом деле, нахмурился лицом. Я впервые видел, чтобы он так хмурился, и это выглядело на удивление устрашающе.

— Мы поговорим об этом позже, — сказал он. И сделал жест: сильное неодобрение.

Чувствуя себя более пристыженным, чем если бы мне довелось провести час «на рогах», я потупился и спрятал нож.

Мы уже несколько часов шагали молча, неся тяжелые мешки с припасами, когда Темпи наконец заговорил:

— Есть одна вещь, которой я должен тебя научить.

Серьезно.

— Я всегда рад учиться, — ответил я, делая жест, который, как я надеялся, означал вдумчивость.

Темпи отошел на край дороги, сбросил с плеча тяжелый мешок и уселся на траву.

— Нам нужно поговорить о летани.

Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не расплыться в идиотской улыбке. У меня давно уже чесался язык завести разговор на эту тему, поскольку мы теперь были куда более близки, чем тогда, когда я впервые спросил его о летани. Однако я не решался, опасаясь снова его задеть.

Я некоторое время помолчал, отчасти для того, чтобы взять себя в руки, отчасти для того, чтобы дать Темпи понять, что я с достаточным уважением отношусь к этой теме.

— О летани, — осторожно повторил я. — Ты говорил, что мне не следует об этом спрашивать.

— Тогда не следует. Теперь — может быть. Я…

Неуверенность.

— Меня тянет в разные стороны. Но теперь спрашивать да.

Я выждал еще немного — вдруг он продолжит сам. Но, видя, что он молчит, я задал вопрос, который напрашивался сам собой:

— Что такое летани?

Серьезность. Темпи долго смотрел на меня, потом внезапно расхохотался.

— Я не знаю. И не могу сказать тебе.

Он снова рассмеялся. Преуменьшение.

— И все-таки нам нужно о ней поговорить.

Я заколебался — быть может, это одна из его странных шуток, которых я никогда не понимал?

— Сложно, — сказал он. — Даже на моем языке — трудно. А на твоем?

Бессилие.

— Скажи мне, что ты знаешь о летани.

Я задумался: как описать то, что я слышал о летани, используя только те слова, которые он знает?

— Я слышал, что летани — тайная штука, которая делает адемов сильными.

Темпи кивнул.

— Да. Это правда.

— Говорят, что если знаешь летани, то становишься непобедимым в бою.

Снова кивок.

Я покачал головой, понимая, что никак не могу донести свою мысль.

— Говорят, что летани — это тайная сила. Адемы держат свои слова внутри.

Я сделал жест, как будто подгребал что-то поближе к себе и прятал его внутри своего тела.

— И тогда эти слова становятся как дрова в костре. И этот костер из слов делает адемов очень сильными. Очень быстрыми. Кожу делает прочной, как железо. Вот почему вы можете сражаться в одиночку со многими и побеждать.

Темпи пристально смотрел на меня. Он сделал жест, которого я не понял.

— Это безумные разговоры, — сказал он наконец. — Это правильное слово — безумные?

Он высунул язык, закатил глаза и покрутил пальцем у виска.

Я невольно рассмеялся нервным смехом.

— Да. Безумные — правильное слово. Еще можно сказать «сумасшедшие».

— Тогда то, что ты сказал, — это безумные разговоры, и сумасшедшие тоже.

— Но как же то, что я видел сегодня? — спросил я. — Твой нос ударился о голову того мужика и не сломался. Так ведь не бывает.

Темпи покачал головой и поднялся на ноги.

— Давай. Встань.

Я встал, и Темпи подступил ко мне вплотную.

— Ударить головой — это умно. Это быстро. Можно застать врасплох, если противник не готов. Но я не не готов.

Он подступил еще ближе, так что мы почти соприкасались грудью.

— Ты — громкий человек, — сказал он. — Твоя голова твердая. Мой нос мягкий.

Он обеими руками взялся за мою голову.

— Ты хочешь сделать так.

Он медленно наклонил мою голову, пока мой лоб не уперся в его нос.

Темпи отпустил мою голову.

— Ударить головой — быстро. У меня мало время. Могу я отодвинуться?

Он снова наклонил мою голову, отшатнувшись при этом назад, и на этот раз мой лоб коснулся его губ, словно он собирался меня поцеловать.

— Так нехорошо. Рот мягкий.

Он снова отодвинул мою голову назад.

— Если я очень быстрый…

Он сделал шаг назад и опустил мою голову еще ниже, пока мой лоб не коснулся его груди. Потом отпустил меня, и я выпрямился.

— Тоже нехорошо. Моя грудь не мягкая. Но голова этого человека тверже, чем у других.

Его глаза чуть заметно блеснули, и я хмыкнул, сообразив, что это была шутка.

— Итак, — сказал Темпи, вновь встав на прежнее место. — Что может сделать Темпи?

Он махнул рукой.

— Ударь меня головой. Медленно. Я покажу.

Слегка нервничая, я медленно опустил голову, словно собираясь сломать ему нос.

Темпи так же медленно наклонился вперед, упершись подбородком в грудь. Казалось бы, разница невелика, но на этот раз, когда я наклонил голову, мой нос уперся в его макушку.

Темпи отступил назад.

— Видишь? Хитрость. Не безумные мысли, не костер из слов.

— Там все было очень быстро, — сказал я, слегка сконфуженный. — Я не успел разглядеть.

— Да. Драться быстро. Заниматься, чтобы быть быстрым. Заниматься, а не костер из слов.

Он сделал жест вдумчивость и посмотрел мне в глаза, что было для него редкостью.

— Я говорю это потому, что ты командир. Тебе нужно понимать. Если ты думаешь, что у меня есть тайная сила и кожа как железо…

Он отвернулся и покачал головой. Опасно.

Мы сели рядом со своими мешками.

— Я об этом слышал в историях, — сказал я в качестве объяснения. — В таких историях, как те, что мы рассказываем по вечерам у костра.

— Но ты, — он указал на меня, — у тебя огонь в руках. У тебя…

Он щелкнул пальцами и жестом изобразил внезапно вспыхнувший костер.

— Ты умеешь делать так, и ты думаешь, что у адемов внутри костер из слов?

Я пожал плечами.

— Потому я и спросил про летани. Это кажется безумным, но я видел, как безумные вещи происходят на самом деле, и мне интересно.

Я поколебался, но все же задал еще один вопрос:

— Ты сказал, кто знает летани, становится непобедим в бою.

— Да. Но не от костра из слов. Летани — это такое знание.

Темпи помолчал, очевидно тщательно обдумывая свои слова.

— Летани — очень важная вещь. Все адемы учатся. Наемник учится дважды. Шехин учится трижды. Очень важная. Но сложная. Летани — это… это много разное. Нельзя потрогать или указать что. Адемы проводят всю жизнь, думая о летани. Очень трудно.

— Проблема, — сказал он. — Не мое дело обучать моего командира. Но ты мой ученик в языке. Женщины обучают летани. Я не женщина. Это часть культуры, а ты — варвар.

Сдержанная печаль.

— Но ты хочешь культуру. И тебе нужна летани.

— Объясни, — сказал я. — Я постараюсь понять.

Он кивнул.

— Летани — это поступать правильно.

Я терпеливо ждал, что будет дальше. Минуту спустя он сделал жест бессилие.

— Теперь ты спрашивай.

Он перевел дух и повторил еще раз:

— Летани — это поступать правильно.

Я попытался придумать какой-нибудь классический пример хорошего поступка.

— Накормить голодного ребенка — это летани?

Он сделал колеблющийся жест, означающий «и да и нет».

— Летани не в том, чтобы что-то делать. Летани показывает, как делать.

— Летани — это правила? Законы?

Темпи покачал головой.

— Нет.

Он указал на лес вокруг.

— Закон снаружи, он управляет. Это… металл во рту лошади. И ремни на голове.

Вопрос.

— Удила и уздечка? — предположил я. И сделал жест, как будто натягиваю поводья.

— Да. Закон — это удила и уздечка. Он управляет снаружи. А летани…

Он указал себе между глаз, потом на грудь.

— …Летани живет внутри. Летани помогает решать. Закон сделали потому, что многие не понимают летани.

— Значит, зная летани, человеку не обязательно соблюдать законы?

Пауза.

— Может быть.

Бессилие. Он обнажил меч и протянул его параллельно земле, лезвием кверху.

— Если бы ты был маленьким и мог идти по этому мечу — это было бы похоже на летани.

— Ногам больно? — спросил я, пытаясь немного развеять напряжение. Улыбка.

Гнев. Неодобрение.

— Нет. Трудно идти. Легко упасть в сторону. Трудно стоять.

— Летани очень прямая?

— Нет.

Пауза.

— Как называется, когда много гор и только одно место, где идти?

— Тропа? Перевал?

— Перевал, — Темпи кивнул. — Летани — как перевал в горах. Извилистый. Сложный. Это легкая дорога. Единственная дорога через горы. Только нелегко увидеть. Гораздо легкая тропа часто не идет через горы. Иногда никуда не идет. Голодный. Упасть в яму.

— То есть летани — верный путь через горы.

Частичное согласие. Возбуждение.

— Это верный путь через горы. Но летани — это еще знать верный путь. Оба. И горы — не просто горы. Горы — это все.

— Значит, летани — это культура.

Пауза. И да и нет. Темпи покачал головой. Бессилие.

Я вспомнил, как он сказал, что наемникам приходится учиться летани дважды.

— Летани — это умение драться? — спросил я.

— Нет.

Он сказал это с такой неколебимой уверенностью, что мне пришлось тотчас задать противоположный вопрос, чтобы убедиться:

— Летани — это умение не драться?

— Нет. Тот, кто знает летани, знает, когда драться, когда не драться:

Очень важно.

Я решил сменить направление:

— А то, что ты дрался сегодня, — это летани?

— Да. Показать, что адемы не боятся. Мы знаем, что у варваров не драться — это трус. Трус слабый. Плохо, если они так думают. Так много людей смотрели, драться. И еще показать, что один адем стоит многих.

— А если бы они тебя одолели?

— Тогда варвары знают, что Темпи не стоит многих.

Едва заметная улыбка.

— А если бы они тебя одолели, тогда сегодняшняя драка не была бы летани?

— Нет. Если ты упал и сломал ногу на горном перевале, он все равно перевал. Если я неудачно следую летани, она все равно летани.

Серьезно.

— Вот почему мы разговариваем сейчас. Сегодня. С твоим ножом. Это не летани. Это было неправильно.

— Я боялся, что тебя ранят.

— Летани не растет из страха, — сказал он, как будто цитировал кого-то.

— А позволить тебя искалечить — это летани?

Он пожал плечами.

— Может быть.

— То есть летани — это позволить, чтобы тебя искалечили?

Большой нажим.

— Может быть, нет. Но они это не сделали. А первым достать нож — не летани. Если ты победил и первым достал нож — ты не победил.

Сильное неодобрение.

Я не мог понять, что означает последняя фраза.

— Не понимаю, — сказал я.

— Летани — это правильный поступок. Правильный способ. Правильное время.

Темпи внезапно просиял.

— Старый торговец! — сказал он с заметным воодушевлением. — В истории с мешками. Как это называется?

— Лудильщик?

— Да. Лудильщик. Как надо обращаться с такими людьми?

Я знал, но мне хотелось узнать, что об этом думают адемы.

— Как?

Он посмотрел на меня и стиснул пальцы — раздражение.

— Надо быть добрым и помогать им. И говорить хорошо. Всегда вежливо. Всегда!

Я кивнул.

— И если они что-то предложат, надо подумать и, может быть, купить.

Темпи сделал торжествующий жест.

— Да! Ты можешь сделать много вещей, когда встречаешь лудильщика, но правильным будет только одно.

Он немного успокоился. Предупреждение.

— Но только делать — это не летани. Сначала знать, потом делать. Это летани.

Я немного поразмыслил.

— То есть быть вежливым — это летани?

— Не вежливый. Не добрый. Не хороший. Не долг. Летани — не что-то из этого. Каждый раз. Каждый выбор. Все другое.

Он устремил на меня пронзительный взгляд.

— Ты понимаешь?

— Нет.

Удовлетворение. Одобрение. Темпи встал и кивнул.

— Это хорошо, что ты знаешь, что не понимаешь. Хорошо, что ты говоришь. Это тоже летани.