Страж империи

– Сейчас включу.

Я сел за стол и пододвинул к себе терминал, соединенный по проводу с будкой спецсвязи во внешней базе, щелкнул тумблером. Мигнул огонек и почти сразу пошел вызов входящего сигнала.

На экране появилось лицо собеседника – лысый череп, высокий лоб, очки, нос с горбинкой.

– Здравствуйте, я Матесон, экспертный отдел. Мы тут поковырялись в образце, которым вы нас обеспечили, заодно заподозрили, что одержимый приперся в банк не вклад делать, и провели расследование. Скажите, вы знаете, что это такое?

Он поставил перед своей камерой прозрачный контейнер, в котором что-то темнело. Несколько секунд спустя камера настроила автофокус и я увидел странный желтовато-зеленый кристалл, будто бы окутанный тьмой.

– Смотрите, – сказал Матесон, – если посветить на него фонариком – он отбрасывает тени в разные стороны, в том числе в направлении источника света.

– Кристалл из Зоны.

– Можете что-то рассказать про него?

– Только то, что слыхал от инструкторов – то есть, ничего практически. Если их не трогать – не представляют опасности.

– А если трогать?

– Я ненавидел своих инструкторов, но не сомневался в их компетентности, и потому не трогал. Могу только добавить, что за месяц в зоне частенько приходилось находиться в руинах и зданиях, где такое росло на стене вместо плесени. Насколько могу судить, это никак мне не повредило. Еще одно – я вот вспомнил, что видел вот такие кристаллы, желтовато-зеленые, только на каких-либо человеческих постройках. Обычно – внутри или снаружи на стенах домов. Пару раз – на каменной стене канализационного тоннеля. – Я чуть задумался и добавил: – и еще я не видел их ни на полу, ни на потолке. Только на вертикальных стенах. А где вы это взяли?

– В банковской ячейке, – сказал Матесон. – Хранилось там, замотанное в полиэтилен, в металлической коробочке.

Я нахмурился:

– Погодите… Так одержимый приходил за кристаллом?

– Хороший вопрос, Александер. Неясность вносит тот факт, что одержимый раскурочил большинство ячеек, но примерно треть их осталась нетронутой, включая эту. Поскольку он не вскрывал ячейки, а просто полосовал интерьер своим психоклинком…

– Эфирной струной.

– Простите?

– То, чем одержимые рассекают людей и предметы, выглядит как длинная гибкая струна из эфира. Так оно выглядит. Ну да неважно, продолжайте.

Матесон поправил на носу очки.

– Хм… Ну, одержимый резал банковские шкафы просто так, бесцельно. Многие вещи остались нетронутыми, несмотря на вскрытие ячеек, где они хранились. Шкаф, где лежал кристалл, пострадал меньше других. Потому мы не уверены, что одержимый вообще что-то искал.

– Думаю, вам стоит поискать арендатора ячейки.

– Ищем, с того самого дня. Но человек, на кого она была арендована – девяностолетний старик, не выходящий из дома уже много лет и потерявший документы, как выяснилось. Так что тут пока без особого прогресса.

– Жаль, – вздохнул я. – Держите меня в курсе по возможности.

– Конечно. Но это еще не все. Вы там случайно не завтракали только что?

– Не успел, а что?

– Покажу вам фотографии вскрытия трупа.

– Валяйте.

Он что-то понажимал на своем терминале, и у меня на экране появилась четкая фотография крупным планом. Труп одержимого внутри оказался практически обычным, если бы не одно «но»: вместо правого легкого – целый кластер красноватых кристаллов, расколотый надвое.

– Так вот что там издало хрустящий звук, когда я ему ребра рассек, – хмыкнул я.

– Ага. Приходилось такое видеть?

– Не-а. Они если и отращивают такие кристаллы – то из кожи.

Матесон кивнул:

– Это да. Вот только теперь у нас новый экземпляр. Ладно, что ж поделать, отправляем в один секретный НИИ – может, они чего нового откроют.

Он попрощался и отключился, а я лег досыпать, мысленно отметив, что одержимые и культисты, видимо, меняют не только свой способ действий.

Примерно неделю я маялся скукой и наслаждался тишиной. Тренировки шли своим чередом, и мои курсанты на собственном опыте познали смысл поговорки, распространенной в спецучебках СТО: «Последний легкий день был вчера».

Доктор Толоконникова предоставила мне отчет, согласно которому часть курсантов потеряла в весе. Как я и предполагал, это оказались «платники»: нормальным курсантам, которые до этого учились в весьма крутых школах, терять оказалось нечего по причине отсутствия жира в организме.

За эту неделю я, как следует поразмыслив, решил разделить весь отряд на два отделения – «синих» и «красных». В «синие» вошли двадцать пять сильнейших курсантов, и я даже не удивился, когда своим старостой они избрали Аристарха. Остальные вошли в «красное» отделение – все восемнадцать «платников» и еще шесть самых слабых из обычных курсантов, включая Таю Бурах. Таким образом, среди «платников» теперь есть и сильные парни, так что деление на нормальных и слабаков уже не так очевидно, кроме того, можно дифференцировать нагрузки.

Главной причиной разделения стало некоторое мое переосмысление методики: я не буду отсеивать слабых, ведь, справедливости ради, когда я сам поступал в спецучебку, то был еще слабее этих. Потому пусть и они получат свой шанс… если смогут.

Потому что отсеивать я все-таки буду. Но не тех, кто недостаточно силен телом, а тех, кто слаб духом.

В конце первой недели я сверился со своими записями и пришел к выводу, что прогресс есть у всех, но явно не фонтан. Что хуже – курсанты стали угрюмее, даже весельчаки-оптимисты. Ничего удивительного: шутки тоже требуют сил, а инструктора постарались, чтобы их не осталось совсем.

Ладно, пора показать, почем кило лиха.

В казарме установили динамики, запускавшие сигнал побудки каждые пять минут, и на следующее утреннее построение у курсантов был несколько безумный вид.

– Сэр, вам не кажется, что это перебор? – задал риторический вопрос курсант по имени Ковалевски, входящий в «синее» отделение.

– А что не так? – удивился я.

– Мы так неврастениками станем. Я уже молчу, что после этой бешеной ночки сил нету вовсе.

– Ну это как раз не проблема. Все желающие могут обратиться в медпункт, там госпожа Толоконникова с радостью выпишет путевку на курорт.

– Простите?

– Мы можем поступить так: истязание сиреной прекратится, если кто-нибудь один из вас сдастся и покинет училище. Ну же, леди и джентльмены! Один уходит – остальные спят спокойно. Ну или как минимум без сирены. Смелее же! Всего один шаг вперед и пара слов – «с меня хватит» – и муки закончатся. – Я прошелся вдоль строя, который следил за мной мрачными взглядами, полными затаенной ненависти, и улыбнулся: – желающих нет, да? Понимаю, признать себя слабаком перед всем строем… Можно в любой момент улучить миг, когда никто не смотрит, забежать ко мне в кабинет, сказать, что с вас хватит – и быстренько драпануть отсюда домой, к маме с папой. В этом нет ничего постыдного, на самом деле, просто быть истребителем – не для всех. Тут недостаточно быть лучшим – нужно быть особенным. Исключительным. Если вы не чувствуете себя особенными – значит, не тяните кота за хвост. Все равно не дойдете до выпуска.

– Сэр, в чем логика? – желчно спросил Варински, тот самый курсант, который отжимался в первый день. – Вначале вы говорите, что умышленно сожгли за нами мосты, чтоб мы не могли бросить учебку. Теперь сами предлагаете ее бросить!

Я остановился напротив него.

– Очень рациональный вопрос, курсант. Логичный. Закономерный. Хотя очень простой. Если человек не прошел через «кошмарилку» – он в любой момент может вернуться к прошлой жизни, обратно в то училище, откуда пришел. И это даже не будет значить, что он слабак: оценил, взвесил, прикинул свои силы и сложность задачи, а затем просто вывел коэффициент трудозатрат на перспективы и понял, что при меньших перспективах в том же спецназе сделать карьеру там несоизмеримо проще. То есть, это не признак слабости – это признак рационального мышления. Не сожги я за вами мосты – вы все уже ушли бы, может быть, кроме наиболее амбициозных, если не сейчас – то в ближайшем будущем. Но я сжег. И вот теперь, когда вы лишились ценного дара в надежде обрести нечто большее, уйти и потерять все – значит быть слабаком. А в нашем деле слабаки непригодны: не протянут они долго. И ладно бы сами погибли: из-за одного может погибнуть весь отряд.

– Сэр, – сказал Аристарх, – а при чем тут отряды? Мы сюда пришли за тем, чтобы стать такими, как вы. Чтобы с поганью один на один драться, разве нет?

Я вздохнул:

– Если ты способен победить одержимого один на один – это не значит, что ты должен драться с ним в одиночку, если есть кого позвать в подмогу. Если ты способен победить одержимого в рукопашном бою – это не значит, что ты должен делать так, имея более эффективное оружие. На той зачистке мне просто пришлось выпендриться из-за германского журналиста. Я и раньше убивал одержимых в ближнем бою – но, опять же, не потому, что мне так хотелось, а потому, что в моем «кишкодере» больше не было патронов. Одного из них я вообще зарубил прямо в толпе его чудищ – но не потому, что хотел себе нервишки пощекотать, а потому что он был сильнее меня, справиться с ним иначе, кроме как выкинув неожиданный и смертельно опасный номер, я просто не мог. Мы с вами собрались тут для того, чтобы подготовить из вас эффективных истребителей. Подчеркиваю – эффективных, а не эффектных. Если вы мечтаете красиво рубить погань перед камерами, как это я сделал – бегом валите отсюда, вы стопроцентные покойники, хоть и не знаете об этом… Да, и еще одно. Насчет сирены. Чтоб вы знали – мои окна напротив вашей казармы. Этой ночью я проснулся столько же раз, сколько и вы – как видите, выспаться мне это не помешало. В Зоне я просыпался от каждого шороха – там трудно было. Проснулся – надо проверить, что шумело, нет ли врага поблизости. Всегда на взводе. А тут… Ну завыла сирена – перевернулся на другой бок и заснул спокойно.

– Ага… До следующей сирены.

– Если для вас сирена стала проблемой – то что говорить за одержимых в таком случае? Привыкайте, что вам придется выполнять задачи в условиях, когда против вас абсолютно все.

В обед появились хорошие новости: курсант, угодивший в психушку после «кошмарилки», пришел в норму, доктора заверили, что его психика вполне стабильна и поставили ему «годен». Что ж, посмотрим, выдержит ли его психика ночную сирену.

На следующий день, как только я встал с кровати, зазвонил телефон.

– Алло?

– Доброго денька, – послышался в трубке неторопливый голос. – Меня зовут Вильгельм Потоцкий, а вы, я полагаю, Терновский, да?

– Угу. Чему обязан вашим звонком?

– Я насчет «кишкодеров» звоню.

– Вы нашли способ их закупить?

– Закупить? Нет, я не торговец, я промышленник. Владелец второго по мощности предприятия, выпускающего стрелковое вооружение. Концерн «ППТ».

Хм, «ППТ»… Интересно, интересно…

– И что там с «кишкодерами»?

– Вы говорили министру Сабурову, что в рейховских «Стахльверках» многое принесено в жертву снижению себестоимости. Вот я и интересуюсь, как их, по-вашему, можно улучшить?

– Вроде граф говорил, что на свое производство пока нет финансов? – уточнил я.

– Да, я знаю… Ну, деньги такое дело, сегодня нету, завтра есть, а порой и наоборот… Как говорится в нашей рекламе, выбирайте «ППТ»: если вам нечем платить охранникам – они уйдут, а наш ствол, однажды купленный, останется с вами до гроба! – собеседник хохотнул своей не очень смешной шутке и вернулся в конструктивное русло беседы: – в общем, деньги деньгами, но я бы не стал вторым оружейником всего Северного Альянса, если б не любил свое ремесло.

– Хм… Вы предлагаете мне приехать к вам с моим «кишкодером»? Чертежи снять, все такое? В принципе, если это недалеко и пришлете машину…

– Да это ни к чему, у меня свой «кишкодер» есть. Даже два – первая модель тоже. В моей коллекции, хе-хе, есть почти все стреляющее, от Урала и до Пиреней, как вы сказали. Я просто пришлю к вам инженера, и вы ему растолкуете, как можно улучшить его… под ваши задачи и специфику применения.

Хм… Итак, Потоцкий знает о том, что говорится в кабинете министра обороны. Видимо, накоротке с ним.

– Замечательно, присылайте.

Мы пожелали друг другу хорошего дня, Потоцкий отключился, а я позвонил Арнстрему и предупредил о визите инженера из «ППТ».

Инженер приехал к обеду на служебном автомобиле с логотипом концерна «ППТ» на борту. Вопреки моим ожиданиям, из салона выбрался дебелый парень лет тридцати, в очках, правда, но во всем остальном он совсем никак не походил на яйцеголового изобретателя.

– Здравствуйте, мне нужно к начальнику, – сказал он, – я из «ППК».

– Здравствуйте, это я и есть, – улыбнулся я.

– М-м-м… Я себе вас постарше представлял.

Я улыбаюсь в ответ:

– Взаимно. Я ожидал яйцеголового задохлика.

Рукопожатие у него оказалось предсказуемо крепким.

– Проголодались с дороги?

– Есть такое дело.

Я отвел его в столовую, заодно и сам пообедал в хорошей компании.

Инженера звали Рихард, и родом он происходил из рабочих. Мать – куховарка на вспомогательном заводе «ППТ», отец всю жизнь проработал там же, в цехе по обработке металла, вначале рабочим, потом мастером. Рихард поначалу пошел по стопам отца, затем способного парня заметили, так он оказался в университете, обучение оплатил концерн. В итоге Рихард попал в инженерно-технический отдел, откуда его вскоре перевели в конструкторский.

После обеда я пригласил его в комнату совещаний и принес из своего кабинета «кишкодер».

– Что ж, Рихард, приступим. Итак, первый критический недостаток второй модели – ее ствол. А точнее, тот факт, что он служит также для крепления клинка, и при сильном ударе банально гнется.

Инженер удивленно приподнял брови:

– Серьезно? В них используется ствол от тяжелого пулемета, принятого на вооружение Рейха, и…

– Обточенный ствол, Рихард, обточенный. Причем для облегчения веса не только ребра жесткости стачиваются, но и сам ствол делается тоньше. Перед вами – «кишкодер», который раньше был у моего товарища, но я взял его, когда остался в Зоне, в качестве запасного. А «мой» сейчас лежит там, в серой пыли, потому что я его согнул. И я сейчас жив только потому, что у меня в схроне лежал запасной и сам схрон был близко.

– Да уж, – понимающе кивнул Рихард. – Конструкция не была рассчитана на вашу силу удара…

– А моя сила тут ни при чем. Я так понимаю, имя Радовида Радонича вам ничего не говорит?

– Нет. Кто это?

– Сербский солдат, печально известный тем, что сумел «кишкодером» отбиться от экземпляра Порчи весом в полторы тонны. Его «кишкодер» был заряжен фугасными зарядами, стрелять в упор означало самоубийство. Радонич сумел разделать громадную тушу, подрубив ей ноги и отбившись от щупалец, но через десять секунд после этого подвига он погиб, выстрелив в другую тварь. Фугасный заряд взорвался в погнутом стволе. Прошу заметить: Радонич даже не был эстэошником, просто обычный солдат крупного телосложения, чьи силы умножила безысходность.

Рихард кивнул и провел пальцем по клинку:

– Понятно, конструкцию надо как-то укреплять… Кстати, гляжу, что сталь клинка… так себе. Штамповка, а закалка у штамповки наверняка посредственная.

– И плевать. Статистически, боец СТО применяет «кишкодер» или любое другое оружие со штыком в рукопашной схватке не более одного раза в жизни, даже если сумел выжить после этого. Аэций Красс был первым в истории СТО, кто вступал в рукопашный бой не раз, а именно – аж три. Я – второй такой «уникум». Потому главное требование заключается в том, чтобы после удара клинком боец мог продолжить стрелять. А качество клинка – как раз то, что можно принести в жертву стоимости, тем более что, опять же, в ближнем бою применяется всего один «кишкодер» из шести. Так что укреплять ударную ось надо, и было бы здорово, если бы эта самая ось для ствола являлась кожухом, а ствол проходил бы внутри и таким образом оставался неповрежденным при незначительной деформации кожуха. Сам ствол для этого можно сделать даже тоньше, чем он есть, при условии качественного материала.

Инженер сделал себе какие-то пометки в блокноте и сказал:

– Только есть одна деталь. Когда ствол служит «древком» алебарды, мы получаем две детали – «древко» и ствол – за одну массу. Если сделать высокопрочный кожух с клинком отдельно – масса неизбежно возрастет, а тонкостенный ствол скажется на точности при многократной стрельбе из-за теплового расширения.

Я пожал плечами:

– И плевать, это же гладкоствол, предназначенный для ближнего боя. У меня нет претензий к точности, я даже готов допустить, что она еще немного снизится. Один раз в жизни я стрелял более чем на сто метров – оперенным подкалиберным. Все остальные мои одержимые убиты менее чем со ста метров. А вообще стрельба на сто и более обычно ведется разрывными боеприпасами. Опять же, я бы не возражал, если бы «кишкодер» стал точнее и дальнобойнее, но только при условии, что эта точность возьмется «из воздуха», так сказать, платить за нее весом или надежностью нельзя. И то, учтите специфику применения: старый, опытный одержимый сам под выстрел не подставится. Они прячутся и используют укрытия, а атакуют только когда имеют какое-либо преимущество, чтобы такого пристрелить – надо его загнать в угол, что подразумевает стрельбу на очень коротких дистанциях, зачастую. Стрельба на сто и далее – она по Порче всегда, а когда ты палишь в тушу порядка пятисот кило и вплоть до пары тонн – ну, там хрен промажешь…

– Понятно, – сказал Рихард. – Что еще?

– Материалы. На них рейховские оружейники сэкономили. Вместо дорогих высокопрочных и труднообрабатываемых сплавов используется обычная сталь, пусть и хорошая, а из-за этого общий вес – ну вот такой, какой имеем. На самом деле, к весу нет особых претензий, потому что будь «кишкодер» легче, чем он есть – стрельба мощными боеприпасами стала бы затруднена. Но именно из-за экономии веса пошли на крепление клинка к стволу, а в итоге – получилось, что получилось. Чтобы сделать нормальное крепление – надо выиграть вес где-то в другом месте.

Рихард чуть подумал, глядя на оружие, затем взял его в руки и пару раз приложил к плечу.

– В принципе, это реально, но вылезает другая проблема: утяжеление передней части и облегчение задней сместит баланс вперед.

Я кивнул:

– Да, но это не проблема даже для меня. Будет немного труднее целиться без упора, но снизится подброс ствола, заодно и выигрыш в силе удара. Переучусь без проблем, а те, которые не пользовались «кишкодером» раньше – тем и переучиваться не надо. Ну и последний недостаток – пожалуй, малое число зарядов. Если увеличить магазин – он станет слишком громоздким. Вот если бы под стволом пустить трубчатый несъемный магазин на три-четыре патрона, как у дробовиков, и чтобы из него патроны подавались, если съемный опустел – было бы здорово. Впрочем, это увеличит массу, опять же… Ну это такое, размечтался. Кто хочет иметь оружие семидесятого калибра – должен смириться с тем, что много восемнадцатимиллиметровых зарядов в магазин не всунуть… Как вариант – можно сделать магазины увеличенного объема в качестве альтернативных, чтоб не шесть, а восемь-девять патронов. Если предстоит много стрелять – шестизарядный меняется на увеличенный.

Мы с Рихардом еще обсудили кое-какие моменты с эксплуатацией, а затем он попрощался и уехал. Ну, погладим, что из этого выйдет.

Вечером по радио передали штормовое предупреждение.

Очень вовремя.

В час ночи, когда за окнами уже вовсю гремел гром и хлестал дождь, я в полном бронекостюме и каске ворвался в казарму, где без задних ног дрыхли уставшие курсанты, и врубил сирену.

– Учебная тревога! Подъем и стосекундная готовность!

Они вскочили, как ошпаренные, и принялись одеваться, вполголоса поминая кто что горазд.

Для нового испытания я выбрал марш-бросок через полигон к реке. Дождь к этому времени уже хлестал вовсю. Темень, разрываемая сполохами молний, завывания ветра и холодный шквал – отличная погодка. В Зоне мне сильно не хватало шквалов и гроз.

Десять километров в полной экипировке, хоть и без оружия и боеприпасов – тот еще забег. Сами по себе пробежки на длинные дистанции для подразделений вроде СТО не очень нужны: обычно СТО вступает в бой либо на своих позициях, если это Край, либо приезжает на зачистку на транспорте, а затем побеждает или погибает за короткий промежуток времени. Тем не менее, для рейда в зону вроде того, в котором прославились я и мои бывшие парни, выносливость оказалась жизненно важной.

А кроме того, у меня ведь прицел не на физическую подготовку.

Моя первостепенная задача – отсеять морально слабых, чтобы не тратить на них время. И заодно вселить в оставшихся веру в свою исключительность.

И вот мы шпарим по полю к лесу, а за лесом – река. Я бегу в такой же экипировке, как и все: во-первых, чтобы быть эталоном, живым примером, на который надо равняться. Во-вторых, мне и самому есть куда стремиться: во время «сафари» я много раз едва не сложил голову, а самые достойные противники от меня ушли. Такова обратная сторона моего рекорда.

Однажды я вернусь туда, чтобы продолжать начатое – и вернусь куда более сильным, чем был.

Спотыкаясь, поскальзываясь, падая и вновь поднимаясь, мы пересекли размокшее, превратившееся в кашу поле. Впереди – еще около пяти километров леса. Ветки хлещут по забралу шлема, деревья в окулярах прибора ночного видения кажутся причудливыми монстрами, спугнутые зайцы разбегаются во все стороны.

Мы сделали короткий привал, и я воспользовался паузой, чтобы посмотреть, кто держится хорошо, а кто сдает. Оказалось – хорошо держатся единицы. Леонид и Ярин – те самые два феномена, умудрившихся набрать более тысячи баллов при отборе – подустали, кто чуть послабее – те устали явно больше, а вот с «платниками» беда: кто просто упал, кто сидит у дерева. Глазами я отыскал Арлин: едва дышит.

Впрочем, минуту спустя именно она оказалась единственной, кто умудрился пошутить:

– Ребята, а помните те замечательные времена, когда по сирене мы только просыпались, но никуда не бежали в грозу в полной выкладке?

– И не говори, – отозвался Аристарх.

Я ухмыльнулся: «последний легкий день был вчера», гласит присказка, бытующая в учебках СТО Аркадии. Мои курсанты будут постигать ее смысл до самого последнего дня подготовки.

А потом мы побежали дальше через лес. Когда впереди показались лунные блики на воде, устал уже даже я, за остальных и говорить нечего. Впрочем, они еще не знают, что самое страшное только начинается.

Место один из инструкторов разведал заранее: неглубокий «залив» с каменистым дном. Я забежал в воду и побрел дальше, пока не погрузился почти по шею, затем оглянулся. Оказалось, за мной без промедлений последовала большая часть курсантов.

– Вам что, особое приглашение нужно? – крикнул я остальным. – В воду по шею!

– Проклятье, – пробормотал Варински, забредая в реку.

– Что такое, курсант? Водичка холодная?

– Не то слово!

– Ну, ты же в любой момент можешь это прекратить.

И вот мы стоим в воде. В очень холодной воде. Сквозь шум дождя по реке начинают пробиваться звуки клацающих зубов.

– А долго мы так стоять будем? – спросил Аристарх.

– Пока условный противник не прекратит поиски и не уйдет.

– Знаете, сэр, я бы предпочел драться, а не в речке мокнуть…

Я снова ухмыльнулся:

– Есть только одна проблема: оружие осталось в казарме, так что вести условный бой тебе нечем. Но ты можешь сгонять за ним на базу и вернуться.

– Нет, не побегу… Будет слишком большой соблазн застрелиться нахрен.

Повисло молчание, нарушаемое только шумом дождя и клацающими челюстями.

– Парни, х-х-хотите загадку? – спросил, стуча зубами, Рони Кайсан, весельчак и душа компании.

– Ну давай, – ответила ему Тая Бурах.

– Т-ты негров в-в-видела?

– Только на фотографиях.

– У них черная кожа, но белые зубы и белки глаз. А теперь угадай, что у них серое?

Несколько человек предложили свои варианты, вульгарные или не очень.

– В-все неправильно.

– Ну и что же у них серое?

– Хозяева.

Послышался смех.

– Кстати, сэр, раз уж зашла речь о драках, – дрожа от холода, сказал Сато Ярыгин, лидер отряда «красных», сам тоже из сильных курсантов, – что насчет особых способностей?

– А что насчет них? – спросил я.

– Мы не учимся ничему особенному. Только очень жесткая физа. В школах спецназа, кроме физподготовки, много чего преподают. Обучают магии, которую мы можем осилить… ну, могли раньше… А у нас тут – все физа да физа. Ни теории, ни огневой подготовки, ни тактики, ни особых способностей – сплошная физа и ничего больше. Признаться, у нас тут возникла жуткая гипотеза…

– Ну-ка, ну-ка?

– У некоторых из нас возникло подозрение, что тут идет банальный распил казенных денег, а мы здесь просто как прикрытие.

Вот это поворот! Впрочем, я моментально понял, что с «их» стороны такая точка зрения не имеет явных слабых мест.

– А что, министр Сабуров такими делишками грешит? – ухмыльнулся я.

– Вообще-то, нет, – стуча зубами, ответил Сато, – но нынешняя подготовка ставит в тупик всех, кто раньше учился в серьезных училищах.

– Ну так я тебя оттуда выведу. Все люди делятся на две категории: на тех, кто седеет при встрече с Порчей, и тех, которые в состоянии драться с потусторонними приблудами на равных. Шучу, в некоторой степени, но суть понятна, да? Так вот, мне известен только один способ собрать лучшую в мире команду зачистки: сломать и выдавить из нее тех, кто недостаточно силен духом и телом. Ты думал – сдал тесты и все, ты на борту? Да вот хрен там. Отбор продолжается.

Мы проторчали в воде полчаса, хотя голоса недовольства начали звучать уже через пять минут. Даже я потихоньку начал замерзать.

– В общем, дела такие: нам тут сидеть еще полтора часа, – крикнул я. – Но все может закончиться быстрее, если кто-то один сдастся и покинет учебку. Давай, кто тут у нас самый слабый, вылезай и иди домой, потому что впереди тебя ждет все то же самое, только хуже, хуже и хуже.

И тут кто-то в темноте запел похабную песенку про пастушку, у которой было три груди, и ее дела сердечные с кузнецом, у которого было только две руки. Вскоре одинокого певца поддержал еще один голос с порой клацающими от холода зубами, а затем запели почти все, кто знал слова.

Стоя по шею в холодной воде, я слушал, как поют мои курсанты, и думал о том, что раз у них хватает духа петь, то с ними, может быть, получится…

…И что гайки надо прикрутить.

К рассвету мы вернулись на базу – а к обеду половина курсантов выбыла из строя, кто с жаром, кто с простудой, кто с воспалением легких. Доктор Толоконникова высказала мне много нелицеприятных вещей на этот счет, но я остался доволен ночным купанием: никто не сломался. То ли курсанты сильны, то ли я плохо стараюсь…

– Не беспокойтесь, доктор, – ответил я, – что нас не убивает – то делает сильнее!

– Кастрированный кот с вами бы не согласился! – отрезала она.

Так или иначе, но мне не осталось ничего другого, как сделать выходной. Все равно целитель, которого нам прислали из столицы, за день не справится.

Надо будет придумать что-то более изнурительное, но менее вредное для здоровья.

Дни шли за днями, складываясь в месяц, потом второй.

Мои курсанты проявили неожиданную для меня стойкость: физическими нагрузками и почти полным отсутствием выходных мне не удалось сломать никого из них, потому я устроил неделю рукопашных боев. Минимальная защита головы и паха, капы в зубы, жесткие перчатки – и вперед. Рукопашный бой утром, в обед и вечером.

Прогресс кое-какой тоже наметился: колоссальный разрыв между «платниками» и обычными курсантами сократился.

Пресса и СМИ про нас на какое-то время забыли, чему я был только рад, но моим постоянным спутником стала скука. В общем-то, все, что мне оставалось – тренировать курсантов и самого себя, изучать материалы по своему профилю и отслеживать новые тенденции.

Несколько раз за эти два месяца произошли террористические акты культистов, но на периферии, в столице и окрестностях все оставалось как обычно. Оно и неудивительно: именно там СБ работает активнее всего.

Какое-то развлечение случилось один раз, когда километрах в пятидесяти объявился довольно старый одержимый, нападающий только ночью и стремительно отступающий в дремучий лес.

Мне это сообщил лично министр по телефону.

– Хороший повод быть на слуху, – сказал он, – и теперь не надо уже изгаляться с рукопашной схваткой. Просто будьте тем, кто его прикончит – и отлично.

– Угу. Только напоминаю: у меня всего четыре патрона. В этот раз так и быть, поеду, но перед тем, как звонить мне в следующий раз, позаботьтесь достать боеприпасов к моему «кишкодеру».

Когда я прибыл на место, то узнал, что полчаса назад одержимый наткнулся на один из взводов спецназа, рыскающих по лесу. Спецназовцы отбили нападение, потеряв шесть человек, и ранили тварь, так что мне осталось только пойти по кровавому следу.

Вскоре я настиг одержимого, а вернее – нашел. Тварь, в которой уже не осталось почти ничего человеческого, зато прибавилось две собачьи головы на концах щупалец, лежала на небольшой полянке на последнем издыхании. Десятки пулевых ран, пара оторванных наполовину конечностей – тот еще видок.

Я немного поколебался: потратить патрон или потом отчищать клинок «кишкодера»? В итоге решил, что патроны тратить без крайней нужды не стоит, и добил, отрубив голову, щупальца и конечности: даже если одержимый припрятал запасной мозг внутри изрешеченного тела, без конечностей он все равно уже не опасен.

К тому времени, как мы вернулись из леса – я с «кишкодером» на плече и группа из специального отдела, несущая мешок с останками – уже собралась большая группа журналистов и репортеров, узнавших о том, что опасности больше нет.

Меня сразу окружили плотным кольцом микрофонов, посыпались вопросы.

– Чем галдеть, лучше почтите минутой молчания парней из спецназа, которые убили эту тварь. Когда я ее отыскал, оно уже и так почти издохло от ран, полученных в бою с взводом спецназа, так что мне не пришлось даже драться, я ее только порубил в целях обеспечения безопасности, ну так, чтобы наверняка, хотя держу пари, что одержимый все равно уже не смог бы оправиться: его слишком уж хорошо обработали. Так что в данном случае герои – те парни, которые фактически сделали дело, хоть и заплатили дорогую цену за вашу безопасность.

После этого я оставил свою заместительницу Скарлетт давать интервью, а сам пошел к машине.

Это происшествие вызвало определенный всплеск интереса к моей персоне и моей спецшколе, меня снова начали обсуждать в газетах и ток-шоу. Ушлые типчики подметили, что второй мой «выход» не сопровождался никакой показухой, однако, вопреки опасениям, никаких негативных последствий это не повлекло. Кто-то предположил, что во второй раз все увидели «настоящего» меня, без показухи и прочего, а первый раз было целое шоу, потому что мне требовалось заявить о себе громко. И к этому все внезапно отнеслись с пониманием, возможно потому, что я не стал присваивать себе чужие заслуги.

Как-то раз утром Скарлетт сообщила мне, что будет кое-какое мероприятие у короля, и я в списке персон, чье присутствие обязательно, желательно в парадной форме.

Ладно, в парадной так в парадной.

На следующий день к назначенному времени я оделся в парадную форму и по внутреннему телефону позвонил Скарлетт.

– Ну что, поехали?

– Меня в списке приглашенных нет, – ответила она. – Может, ты сам возьмешь машину и поедешь? Ты же умеешь водить?

– Только броневик.

Скарлетт хихикнула:

– А машина – то же самое, только проще.

– Ну не скажи. Когда ты на броневике – тебе необязательно огибать препятствия и другие транспортные средства, во-первых. Во-вторых, нас учили водить только в условиях, когда все регулировщики и полицейские либо убежали, либо умерли, а если ты видишь живого регулировщика – то это одержимый и его надо переехать.

Так что на мероприятие мы поехали вместе.

Оно, как оказалось, проходит снова в королевском дворце. Мы отметились на контрольно-пропускном пункте и прошли внутрь. Тот же самый зал, где я познакомился с Арлин, те же столики с такими же закусками и вкусняшками. Фуршет как фуршет, только не очень многолюдный: человек сто. Люди в форме, в костюмах, есть дамы – преимущественно в вечерних платьях, хотя я заметил и пару в форме. Хм. Ну и два-три человека с фотоаппаратами и камерами.

– Так что тут должно быть-то? – спросил я.

Скарлетт пожала плечами:

– Без понятия. Министр позвонил и сообщил, но без деталей.

Мы устроились у окна и принялись за вкусняшки: у нас на базе, конечно, повара что надо, но тем, которые готовят в королевском дворце, все-таки не ровня.

Впрочем, долго чревоугодничать нам не дали: мягкий женский голос из громкоговорителя внутреннего оповещения пригласил госте во внутренний двор. Как раз в этот момент через зал в том направлении прошел король с несколькими спутниками, среди которых я заметил графа Сабурова. Присутствующие, поприветствовав монарха, потянулись следом.

Идя в самом хвосте, я мысленно отметил, что охраны вокруг не видно. В принципе, будь я убийцей – имел бы хорошие шансы добраться до него. С другой стороны, добраться до короля – полдела, потому что он не то пятый, не то шестой уровень, да и большинство дворян – тоже маги, как и в любой стране мира. Во дворец кого попало не пускают, на КПП «рамки» я не видел, но она там наверняка есть, скорее всего, под декоративными стенными панелями. Если в обитель монарха вхожи только благонадежные – ну, охране не обязательно маячить на каждом шагу, да и среди присутствующих наверняка есть несколько тайных агентов охранки.

Во внутреннем дворе, сразу у двери, стоял какой-то толстяк в хорошем фраке и приветствовал всех входящих, словно своих собственных гостей. С кем-то перекинулся шуткой, какой-то даме комплимент отпустил, у кого-то осведомился, как здоровье жены – понятно, тут он знает всех или большинство. Видимо, случайных людей здесь нет, и сам толстяк как-то связан с мероприятием…

И тут дошла очередь и до меня.

– А, ну вот и вы, – улыбнулся мне толстяк.

– Прошу прощения, – вежливо сказал я, – не имею счастья знать вас в лицо.

– Это поправимо. Я Потоцкий, помните?

– «ППТ»? Естественно, помню.

– Ну вот. Пожалуйте сюда, для вас, так сказать, место в первом ряду.

Посреди дворика я увидел несколько столов, треножники с видеокамерами, громадный экран два на три метра и несколько странных стеклянных кубов сбоку.

Как только вся толпа расположилась перед всей этой экспозицией, причем я оказался перед центральным столом, а по соседству со мной – король, министр и их спутники, Потоцкий встал рядом со столом и включил прикрепленный к нагрудному карману микрофон. Его лицо появилось крупным планом на экране, чтоб было видно и тем, кто стоит позади.

– Ваше величество, дамы и господа! Рад видеть вас всех на моей маленькой презентации! Не буду тянуть кота за хвост и просто представлю вашему вниманию одно изделие, идею которого мне подкинул кое-кто, здесь присутствующий… Итак, узрите же!

Он театральным жестом сдернул с того, что находилось на столе, покрывало, и я увидел специальную подставку, на которой покоилось нечто невиданное и в то же время до боли знакомое.

Вороненая сталь, довольно изящные очертания, характерный приклад скелетного типа – и еще более характерный штык-клинок, придающий винтовке сходство с алебардой. Выглядит как «кишкодер» – только несколько элегантнее, что ли.

– Перед вами – новый образец. Винтовка специального назначения, аналогичная состоящему на вооружении Содружества «Стахльверку М2», прозванному «кишкодером». Спроектировано концерном «ППТ» практически с нуля – с учетом опыта с «той» стороны, специфики применения и пожеланий будущих пользователей… Я не стал ломать себе голову с названием и назвал это «Потрошителем». Ну-с, Александер, что скажете? Давайте, оцените как эксперт.

Я шагнул к столу и взял «потрошитель» в руки. Вес – примерно как у «кишкодера». Выглядит довольно солидно, в руках лежит хорошо. Клинок закреплен на кожухе, как я и хотел. Но стоило мне заглянуть внутрь, как я заметил, что калибр – явно не восемнадцать миллиметров.

– Что-то меня калибр не впечатляет, – сказал я. – Видите ли, господин Потоцкий, у «кишкодера» семидесятый калибр не от простой любви к толстым стволам… простите мою двусмысленность.

– Знаю, – кивнул он. – Мы учли как характеристики «кишкодера», так и задачи, для которых он создавался… Но не стали идти тем же путем. Итак, дамы и господа, конструктивно «потрошитель» – самозарядная винтовка калибра четырнадцать с половиной миллиметров – тот же калибр, что и у самого тяжелого крупнокалиберного пулемета у нас на вооружении. А, уже по глазам Александера вижу, что он хочет сказать о недостаточной поражающей способности крупнокалиберных пулеметов…

– Слабо сказано, – ответил я. – Одержимый – не человек, он может получить сквозную дыру от такого пулемета и не почувствовать.

– Конечно же, мы учли это. В Рейхе проблему решили просто: путем увеличения калибра и мощности оружия, при этом очень многое было принесено в жертву: «Стахльверк» крайне сложен в применении и требует высочайшего уровня подготовки бойца. Даже в аркадианских СТО, по словам Александера, далеко не каждый боец осваивает это оружие на должном уровне.

Тут заговорил один из людей из свиты короля:

– Простите, что перебиваю, граф, но вы меня немного запутали. Вообще-то, мощность крупнокалиберного пулемета не ниже, чем у семидесятого калибра или сверхмощного охотничьего штуцера-слонобоя. Или я ошибаюсь?

Потоцкий кивнул:

– Верно, но дело не только в самой мощности как таковой. Мощность крупнокалиберного пулемета используется для стрельбы на расстояния в два-три километра или для поражения легкобронированной техники. А «кишкодер» сконструирован для того, чтобы всю свою мощь превратить в урон. Чтобы гарантированно вывести из строя цель, которая крайне устойчива к повреждениям. Главная разница – в боеприпасах. Как только что сказал Александер, обычные пулеметные пули недостаточно эффективны, особенно для ситуации, когда счет идет на доли секунды и только мгновенное уничтожение врага дает бойцу шанс выжить. «Кишкодер» для этого использует картечь, свинцовые безоболочечные «слонобои» огромной мощности, разрывные пули и даже фугасы – все то, что позволяет всадить в цель как можно больше разрушительной силы. Цена великолепной убойности – вес, отдача и трудность в использовании, а фугасные заряды представляют опасность и для самого бойца.

Он взял со стола стакан с водой, глотнул, кашлянул и продолжил.

– Мы же поставили перед собой более сложную и интересную цель: создать оружие, которое не будет уступать «кишкодеру» в убойности и при этом превосходить его по многим параметрам. И без ложной скромности скажу: нам это удалось. «Потрошитель» легче освоить – я сам из него стрельнул пару раз, хотя особым бойцом никогда не был и мои лучшие деньки давно миновали. Плечо еще побаливает, но я даже в больницу не попал. – Послышались смешки, Потоцкий тоже хохотнул своей шутке. – Он удобнее, точнее, дальнобойней, при этом столь же универсален, как «кишкодер», и не менее эффективен. Как я уже сказал, главная разница – в боеприпасах. Потому мы как следует поработали не только над «потрошителем», но и над тем, чем он стреляет. Без особенных патронов «потрошитель» – просто мощная крупнокалиберная винтовка. Но с ними… Александер, вам понравится.

С этими словами он сдернул покрывало со второго стола, и на нем я увидел витрину с целой кучей патронов.

– Итак… Основной тип пуль – осколочный. Сердечник состоит из материалов с разной плотностью и прочностью, при попадании и проникновении в цель он сжимается, разламывается из-за перекосов нагрузки, разжимается – и получается огромное количество осколков, идущих внутри цели во все стороны. Как разрывная пуля, только без взрывчатого вещества. Есть два вида: один проникает в цель и разрывается глубоко внутри, он предназначен для стрельбы по большим тушам Порчи. Мы проверяли на свиных тушах: при выстреле в центр неважно с какой стороны – ни единого неповрежденного органа не остается. Второй – разрывается почти сразу после попадания, предназначен для стрельбы по целям человеческих габаритов. На одержимых мы не проверяли по причине отсутствия оных в нашем распоряжении – но я готов держать пари, что такое попадание не переживет даже одержимый. Александер, что скажете?

– А что тут говорить – пробовать надо.

– Обязательно, только чуть позже. Кстати, обратите внимание на маркировку: два зеленых пояска – по большим тушам, один – по одержимым. Второй тип пуль – экспансивно-бронебойный. Мягкая оболочка, расплющиваясь, делает огромную дыру, бронебойный сердечник из карбида вольфрама проникает глубоко в тушу. Универсальный боеприпас, скажем так. Третий тип – оперенный подкалиберный. Классика, так сказать. Достанет цель даже сквозь кирпичную стену. Четвертый тип – термитная пуля. После попадания в тушу раскаляется до трех тысяч градусов и поджаривает зверушку изнутри. И пятый – «магнум». Сверхскоростная легкая пуля чуть меньшего калибра, нежели калибр ствола, имеет всего два тонких ведущих пояска. При таком же импульсе отдачи, как у других патронов, имеет гораздо большую кинетическую энергию.

– Звучит неплохо, – сказал я, – особенно интересно, как будет работать осколочный… Однако не могу не отметить, что отсутствие мало-мальски мощного фугасного боеприпаса, как и картечного, несколько… ограничивает тактическую универсальность.

– Согласен, – кивнул Потоцкий, – потому сбоку на кожухе есть крепление для подствольного гранатомета, к которому имеется, среди прочего, штатный картечный патрон калибра тридцать миллиметров. Гранатомет снимается буквально за две секунды и не мешает применять клинок. Ну и само собой, что вся номенклатура обычных патронов для пулемета полностью подходит к «потрошителю». Дамы и господа, еще какие-нибудь вопросы?

– Давайте уже стрелять, – сказал благообразный старичок, в котором я ни за что не распознал бы любителя оружия.

– Ну, прежде чем стрелять, опробовать бы клинок, – заметил я.

Потоцкий указал на припасенный кусок бревна:

– Пробуйте. Просто к слову: мы соорудили приспособление, имитирующее человеческую руку, только в разы сильнее… Назвали его «Радовидом», ага… Так вот, эта гидравлическая рука согнуть ствол не смогла. При совсем запредельной силе отломится либо кожух, ствол тогда останется целым, как как он внутри кожуха вывешен, либо клинок – его можно заменить в полевых условиях, он фиксируется тут и тут… Кстати, запасной клинок можно носить с собой как тесак, для этого нужна только съемная рукоятка. Все предусмотрено.

Я взялся двумя руками за стержень скелетного приклада – удобно держать. Размахнулся и от души врезал по бревну, да так, что клинок вошел до половины. Если и слабее, чем тогда, когда я согнул свой «кишкодер» – то не намного. Несколько человек в толпе зааплодировали.

Тестовую стрельбу мы провели прямо во дворике: для этого там поставили пулеулавливатели и кубы из прозрачного баллистического геля, имеющего плотность и консистенцию человеческого тела. Всем присутствующим раздали наушники, я оттянул затвор и вложил осколочный – и понеслась.

Первый же выстрел «прочертил» внутри куба рисунок, похожий на одуванчик: пуля вошла в цель сантиметров на шестьдесят и разорвалась, осколки пошли в разные стороны, а самая крупная часть пули – еще немного вперед. При попадании в любое нормальное живое существо, включая лося, льва или носорога, летальный исход был бы обеспечен, либо мгновенный, либо очень быстрый. Порча… ну, она покрепче на рану будет.

В целом, винтовка понравилась: удобная. Отдача мне, привыкшему к жестким «пинкам» в плечо от «кишкодера», показалась мягкой. К тому же благодаря меньшему калибру вместимость штатного магазина составила десять патронов, да и «фирменная» возможность оттянуть затвор и быстро вложить в патронник патрон другого типа без замены магазина тоже на месте.

Отстреляв с максимально возможной скоростью десять патронов, я пришел к выводу, что уменьшение калибра компенсируется меньшим подбросом ствола: легче контролировать отдачу, наводиться на цель после каждого выстрела получается быстрее – как итог, возрастает скорострельность. А особые патроны – ну, жизнь покажет. Хотя куб из баллистического геля после одиннадцати выстрелов превратился просто в прозрачное месиво.

Помощники Потоцкого оперативно привезли на тележке новый куб – и в ход пошли патроны других типов. Специалисты концерна «ППТ» постарались на славу: специальные пули показали одновременно и высокую проникающую способность, и отличные разрушающие свойства. Определенным исключением стали только осколочные пули: двухпоясковый при попадании в куб с человеческими габаритами проходил навылет и разлетался на осколки уже за целью, а однопоясковый при выстреле в большой куб превращал в месиво переднюю его часть. Впрочем, такая узкая специализация пуль с лихвой окупится при правильном применении.

После тестового отстрела мне пришлось высказать свою оценку новому изделию.

– Знаете, сэр… – сказал я Потоцкому, – у меня к «кишкодеру» очень трепетное отношение. В давние времена, в учебке СТО, я получил четыре дня карцера за принципиальный отказ учиться стрелять из чего-то, кроме «кишкодера». Вначале я сказал, что все, кроме «кишкодера» – дерьмо, и получил за это сутки карцера. На следующий день я это повторил и загремел уже на трое суток. Но я остался непреклонен, и инструктора решили, что лучше дать мне желаемое, чем угробить государственную собственность в карцере… Собственно, это я к тому, что ваше изделие… выглядит многообещающе, несмотря на мою приверженность к «кишкодеру». Но сможет ли «потрошитель» подвинуть его с пьедестала лучшего оружия в мире или хотя бы пристроиться рядом – покажет практика. По боеприпасам – ваши оружейники проделали впечатляющую работу, но кое-какое упущение все-таки есть.

– Какое?

– Отсутствие картечного боеприпаса сводит все ваши труды на нет. У картечного заряда «кишкодера» есть, помимо очевидных свойств, одно неочевидное: дробь, сохраняя убойность пули равной массы, не проходит навылет, а экстренные зачистки порой происходят в очень людных местах. Картечь дает шанс убить одержимого в толпе, не убив никого из тех бедолаг, кому не посчастливилось находиться рядом. Все ваши пули обладают высокой проникающей способностью, даже однопоясковая осколочная пуля имеет хорошие шансы на то, что ее осколки пройдут сквозь цель и поразят кого-то из гражданских. Нужен боеприпас, не уступающий картечи по убойности и при этом не проникающий сквозь цель. Проблема заключается в том, что даже если спилить носик у крупнокалиберной пули – при ее энергетике она все равно часто проходит навылет, а снизить энергетику без ущерба для убойности – та еще задача.

– Очень уместное замечание. Мы поработаем над пулей под эти требования, – пообещал Потоцкий.

Далее презентация перешла на вопросы стоимости. Новое оружие, как я и предполагал, оказалось недешевым, а стоимость специальных патронов – тем более. Один заслуженный генерал с кучей орденов заметил, что такие патроны могли бы улучшить эффективность армейских пулеметов на Рубеже, на что другой присутствующий, с виду чиновник-очкарик, моментально вслух произвел подсчеты: обычный патрон стоит два талера, а специальный – под восемьдесят. Даже если специальный патрон в ленте будет каждый десятый, стоимость боеприпасов, которые тратятся на Рубеже за год, увеличится примерно вчетверо.

– Да уж, дорогущее удовольствие, – вздохнул старый вояка.

– Вам оно ни к чему, честно говоря, – сказал ему очкастый. – Такие патроны нужны людям, которые дерутся с одержимыми на очень близких расстояниях. Вы там на Краю начинаете поливать свинцом с трех километров, не считая патронов, а если одержимый в десяти метрах от вас – второй выстрел уже считайте за счастье, там и первый не всегда удается сделать.

– Верно, – добавил Сабуров, – а для вас будет и дешевле, и эффективнее просто докупить еще пулеметов и обычных патронов…

– Согласен! – выпалил военный. – Граф, я ловлю вас на слове!

– Все будет, генерал, – заверил его Потоцкий, – у «ППТ» в этом году заказ от министерства на триста пулеметов, и еще триста бесплатных, а у «Збройовки Славской» вообще заказ втрое выше квоты, насколько я знаю.

Я улучил момент, подошел к министру Сабурову и негромко сказал:

– Доброго денька, ваша светлость. Должен заметить, у вас тут интересные обычаи в плане разработки и презентации новых видов вооружения. Журналисты, куча зрителей…

– Ну так Потоцкий – крупный экспортер. Так и так его продукция идет за рубеж большими партиями. В конце концов, это же винтовка, отнюдь не для войны с другими странами предназначенная, а не секретный новый танк…

– Ясно. Что у нас по финансам? Нам нужно хотя бы двадцать пять винтовок на первое время.

– Как я и говорил, могут быть трудности… Вы, вроде как, сами настояли на варианте без уступок дешевизне – «потрошитель» втрое дороже «кишкодера», который и сам по себе дорогой. Вдобавок, я через одно ведомство вышел на рейховцев, но у них поставки расписаны на полтора года вперед. Если мне удастся убедить кого надо – мы получим «потрошители» по квоте, но не факт, что их будет много, и это случится не раньше следующего года. Видимо, пока придется готовить курсантов с упором на то, что есть на подчиненных мне складах.

Тут сбоку появился из толпы, как чертик из табакерки, Потоцкий и негромко заметил:

– Маленькая поправка, граф: «потрошители» для своих будут по себестоимости на двадцать процентов дешевле. Вот этот образец – экспортный вариант, в нем многое – ручной труд. Стандартный вариант для нас будет сделан с применением штамповки и других методов удешевления…

– Угу, и это возвращает нас к уровню «кишкодера», – ответил я.

– Вы не дослушали, Александер. Удешевление будет происходить исключительно за счет презентабельности, но не тактико-технических характеристик. То, что вы держали в руках, создавалось как произведение искусства, в рекламных целях, вы и сами можете видеть, что некоторые элементы имеют, скажем так, художественные формы, не обладающие практической ценностью. Стандартная модель будет наверняка не такой красивой – но ничуть не менее эффективной. Может быть, вы даже найдете некую микеланджеловскую красоту в простом угловатом дизайне. Ну, знаете, ничего лишнего.

– Хорошо, если так.

Потоцкий отправился что-то рассказывать группе людей, окруживших образец, а я повернулся к министру.

– Еще одно дело, ваша светлость. Раньше было не до того, но теперь нам нужен некромант.

– Для тренировок на мертвых «мишенях»?

– Точно.

– Это проблематично. Некромантия в Сиберии под полным запретом.

Я хмыкнул:

– В Аркадии тоже, и что с того? На всю страну – четыре некроманта с лицензиями, специально для работы в спецучилищах. Тут не только практика на движущемся противнике, но и банальная работа против страха перед мертвечиной.

Министр вздохнул.

– Боюсь, тут все не так просто, как в Аркадии. Мало того, что сама некромантия под запретом – так еще и тот самый эдикт о правах и вольностях гарантирует каждому право на посмертный покой и достойное погребение. Любые манипуляции с трупом, не входящие в процесс погребения – криминальное преступление. Исключение всего одно: вскрытие для определения причин смерти, если есть подозрение в убийстве. Так что даже если король отменит запрет некромантии – эдикт отменить нельзя, и если вы где-то найдете некроманта – он все равно не сможет практиковать. Факт поднятия мертвеца – преступление само по себе, будь некромантия хоть сто раз разрешена.

– Проклятье, да как у вас в медицинских университетах хирургов обучают с такими законами?!

– Ну, тут есть обходной путь. Тело может быть использовано для научных или учебных целей, если покойник при жизни завещал свое тело науке или учреждению. Обычно неизлечимо больные делают это за деньги. Ну там, пожить под конец или семью поддержать, да и тратиться на похороны не надо…

– Вот и выход из ситуации. Нам ведь и нужны тела для учебных целей.

– Угу, которые сами по себе тянут на статью о надругательстве. Нет, обходной путь я, конечно, найду, короля убедить сумею… Только некромантов в Сиберии нет, если не считать «детей Нагаша». А они террористы, как вы понимаете.

– Ладно, допустим. Вы уговорите короля, после этого нам останется только поймать некроманта-террориста. Поймите – он нам нужен. Иначе курсантам придется учиться в реальных боях, а это практически гарантированные потери.

Министру не осталось ничего другого, как снова тяжело вздохнуть.

– Ладно, что поделать-то. Только поймать некроманта – уже проблема. Кто будет это делать?

– Хм… А кто у вас этим занимался до сего момента?

– Спецназ и СБ Сиберии. Только есть момент – задача брать мага-террориста живым перед ними никогда не ставится. Они не обучены этому, нелетальные средства против мало-мальски сильного мага неэффективны, да вы и сами это знаете лучше меня. Как вы предлагаете брать некроманта живьем?

Увы, тут министр попал в десятку: меня тоже никто никогда не обучал брать некромантов живыми.

– Ладно, тогда давайте так. Когда вы найдете некроманта – я попытаюсь провести операцию своими силами, либо с курсантами. Нам не очень срочно – но такой элемент в программе обучения совершенно необходим.

– А если он откажется сотрудничать? Они ведь фанатики.

– Заставим… Пытки в Сиберии запрещены?

– Разумеется.

Я ухмыльнулся:

– Семь бед – один ответ.

Как только я оставил министра решать еще какие-то дела и начал оглядываться в поисках Скарлетт, ко мне подкралась незнакомая девица с болтающимся на шее на ремешке компактным диктофоном.

– Приветствую вас, Александер! Меня зовут Роксана, я из «Обозревателя Светлограда»! Можете уделить мне пять минут времени на интервью?

Я долю секунды поколебался: в зале для фуршета меня ждут салаты, кнедлики и бисквиты. Хотя если вдуматься – кнедлики не убегут, у них ведь ног нету. А у Роксаны есть, причем длинные и стройные. К слову, ведь интервью можно давать где угодно, в том числе и у столика с вкусняшками…

– Да, конечно, почему бы и нет!

В этот момент позади грохнул выстрел, а затем раздались звуки падающего тела и звона металла по каменным плитам. Я моментально обернулся и увидел лежащего тщедушного парня, чуть дальше – «потрошитель».

Короткое замешательство, затем собравшиеся помогают упавшему подняться, кто-то поднимает винтовку.

– Ох, черт, – сказал парень, потирая плечо, – граф, как, черт возьми, вы умудрились стрелять из этой дурынды?! Тут же конская отдача!!!

– Видите ли, юноша, – отозвался Потоцкий, – у меня масса втрое выше вашей, потому меня труднее сбить с ног. Но я же предупреждал, что плечо болит до сих пор…

– Да уж… Теперь я понял, почему крупнокалиберные пулеметы бывают только станковыми… Непонятно только, как кто-то может из этого стрелять?!

Я ухмыльнулся и повернулся к Роксане:

– Давайте куда-то отойдем, к примеру, в фуршетный зал, мне там надо кое-какие дела доделать. В смысле, доесть…

– Да, конечно… Нет, серьезно, я видела, как вы настреляли в очень быстром темпе пару десятков выстрелов. Как вы умудряетесь стрелять из того, что сбивает других с ног?

Я пожал плечами:

– Просто между прочим: мой старый добрый «кишкодер» неподготовленных стрелков вообще в больницу отправляет. С переломом ключицы. Просто СТО или С.И.О. – это не армия и даже не спецназ. У нас другие задачи, другие вызовы, другая подготовка. Другая лига.

Роксана подозрительно прищурилась:

– В таком случае, как вы умудрились несколько лет назад стрелять из «кишкодера», если тогда вы были еще ребенком, по сути, а ваша подготовка только начиналась?

Хм… И эта тоже умная. С одной стороны, мне нравятся умные, но с ними приходится очень тщательно следить за языком: ляпнешь, не подумав, а потом выкручивайся, как себе знаешь.

– Да легко – как из гаковницы. Задний срез клинка – такой же, как тут, ровный и прямой, потому ним можно зацепиться за укрытие и стрелять, не страдая от отдачи. К тому же начинали мы с ослабленных патронов. К концу обучения дошли до полновесных «слонобоев», но только я и еще один парень. Остальные не смогли обуздать такую мощь. А секрет довольно прост: импульс отдачи не принимается на область ключицы полностью, а частично гасится мышцами рук, преимущественно правой. Вы обратили внимание, какая у этой винтовки основательная рукоятка? Разумеется, для этого нужна большая физическая сила и масса тела.

Мы вернулись в зал, Роксана поставила диктофон на столик возле меня и поудобнее взяла в руку карандаш.

– Наверное, будет уместным начать с вопроса, как у вас продвигаются дела в вашей школе? Точнее, у ваших курсантов?

– Замечательно продвигаются. Я бы даже сказал – удивительно.

– В каком смысле?

– В прямом. Меня удивляет, что до сих пор ни один не убежал от запредельных нагрузок, хотя я был уверен, что в первую же пару недель половина разбежится по домам. Должно быть, плохо стараюсь. Надо будет прикрутить гайки… снова.

– А зачем, если они справляются? Обычно всякое училище, включая военные, стремятся подготовить как можно больше специалистов, разве нет? Создается впечатление, что вы набрали курсантов только для того, чтобы теперь от них избавиться.

Я тщательно продумал ответ, чтобы не вызвать какого-либо негатива у общественности, и ответил:

– Понимаете, между моей спецучебкой и обычным военным училищем есть очень большая разница. Крупнейший военный конфликт за последние сто лет – Херсонесская война, в которой приняло участие три миллиона солдат со стороны Содружества и примерно столько же – со стороны Северного Альянса. Причем в виду быстротечности некоторые части даже не успели повоевать. В самой мясорубке приняло непосредственное участие два миллиона человек, остальные четыре были на войне только формально и максимум видели бои издалека. Большинство «участников» приехало на войну, узнало, что начались переговоры, немного посидело в окопах, а затем поехало назад. А всего у Альянса и Содружества в сумме около десяти миллионов солдат. Таким образом, в крупнейшем военном конфликте столетия поучаствовало лишь двадцать процентов военных. Понимаете, к чему я клоню?

– Пока не очень, – честно призналась Роксана.

– К тому, что у некоторого среднестатистического офицера есть хороший шанс вообще ни разу в жизни не встретиться с врагом лицом к лицу. У спецназа эти шансы намного ниже, но тоже есть. Многие боевые столкновения проходят на Рубежах и часто ограничиваются стрельбой по совершающей прорыв Порче, часто с большой дистанции, и если плотность огня достаточна – прорыва как такового не происходит. Фактически вроде бы бой, но реальной встречи с врагом не произошло. Понимаете, солдат и офицеров относительно много, а врагов – относительно мало, и они не очень опасны. Особенно теперь, когда «горячая» фаза завершилась и дело идет к остыванию геополитического конфликта. Потому можно сделать ставку на большое количество армии, чтобы заполнить равномерно всю свою территорию и свести угрозу локальных «сопряжений» к минимуму. И эта армия сыграет свою роль благодаря числу. В то же время все мои курсанты встретятся лицом к лицу с противником со стопроцентной вероятностью. С самым опасным противником на свете. Потому что нас, сиошников, мало, а работы для нас много.

– Теперь понимаю, – кивнула Роксана.

– Вы еще вот что учтите: на войне воюют большие массы людей. Недостаточный уровень офицеров и солдат можно компенсировать числом, а цена ошибки относительно невысока. Офицер сглупил – всегда можно отступить, дождаться подкрепления или, в крайнем случае, поднять белый флаг и капитулировать. А у нас все по-другому. Отряды состоят из десяти-пятнадцати человек, и слабость или ошибка одного может привести к моментальной гибели всего отряда. Подкреплений не будет, отступать обычно некуда, и наш враг пленных не берет. Потому уровень подготовки, достаточный для обычного офицера, совершенно неприемлем для нас. Моя задача – не выпустить энное число бойцов, а подготовить самое исключительное подразделение на свете. Без единого слабого звена. И если, предположим, у нас имеется слабак – я должен закручивать гайки до тех пор, пока он не отвалится. Если с ним отвалится еще десять сильных бойцов – это приемлемая цена. Лучше я выпущу всего пять человек, равных мне во всем, чем двадцать, среди которых затешется один слабак. Потому я буду закручивать гайки до самого конца, сколько смогу.

– А если закрутите так, что не выдержит никто?

– Если что – я на самые тяжелые испытания бегаю вместе со всеми. Я не буду ставить задачи, невыполнимые для меня, а что могу осилить я – то могут осилить и другие. Ну, по крайней мере, я на это надеюсь. В противном случае мне придется вернуться в Зону в одиночку.

– Вы собираетесь туда вернуться? Зачем?

Я улыбнулся:

– У меня там осталась куча недоделанных дел и неоплаченных счетов. Если зачисткой Зоны не заниматься – она будет только расти и расти.

– Хм… Похоже, вы совсем не боитесь эфириалов. Как вы прокомментируете поговорку «Не боится только дурак»?

– В принципе, я с ней согласен, потому что страх – это реакция на опасность. Если человек не понимает нависшей опасности – он дурак. И я, в общем-то, тоже боюсь в какой-то мере, но… Понимаете, если вы привыкли пить чай с шестью ложками сахара – то чай с двумя вам уже не сладок. Мне было безумно страшно шесть лет назад, в Темерине, когда я несколько дней просидел на чердаке дома, битком набитого Порчей. Маленький мальчик, замерзший, испуганный, без еды и воды. Безоружный. Беззащитный. Беспомощный. Вряд ли кто может представить весь мой тогдашний ужас… Но с хрена ли мне бояться теперь, когда у меня есть сила, способности, оружие, умение и неистребимое желание поквитаться за весь тот кошмар? Там, на чердаке, я хлебнул свои шесть ложек страха, и те две ложки, от которых другие впадают в ужас, уже не замечаю.

– Понятно, – сказала Роксана и задала следующий вопрос: – как вы относитесь к Аркадии и что заставило вас уйти, если там вас ждали слава и почет? Не слишком беспардонный вопрос?

– Вовсе нет. Ответ прост: я остался в Зоне, чтобы делать то, что должен был делать. Что я хотел делать. Что должно быть сделано. Когда у меня кончились сухпайки и боеприпасы – вышел к Рубежу, думая, что это рубеж венгрочехов. А оказалось – сиберийский. Ну а потом мне предложили тут создать СТО нового образца… Так уж вышло, что сейчас в Аркадии это мне не удалось бы по ряду непреодолимых причин, не взирая даже на мой авторитет. А тут – вполне может и удаться, потому я остался. Я никогда не устану повторять: либо мы зачистим Зону, либо Зона зачистит нас. Смысл моей жизни – не допустить второго и осуществить первое. Где, как и с кем я буду это делать – вопрос второстепенный.

– Понятно. Следующий вопрос… Эм-м-м… У вас есть хобби?

Вопросы Роксаны плавно становились все более личными: мой любимый цвет? Музыка? Блюдо? Как я провожу выходные?

– Роксана, вы думаете, читателям вашей газеты…

– Журнала.

– …это интересно?

Она пожала плечами:

– Полагаю, что да. Иначе редактор меня бы не посылал. Все-таки мы – не военное издание, а глянцевое, такие вопросы знаменитостям – в порядке вещей. Так что насчет вопроса о выходных?

– У меня их нет. Точнее, вроде как есть, но я провожу их так же, как любые другие дни.

– А как же досуг, друзья, развлечения?

– Пожалуй, что никак. Друзья остались в Аркадии, видите ли, да и я тут не для развлечений. В общем, приятно было познакомиться, но мне пора: сегодня вечером я должен судить «матч смерти».

– Э-э-э… Какой такой матч?

– «Матч смерти». Это когда курсанты играют в футбол, надев полный комплект брони и защитного снаряжения…

– Это, наверное, очень изнурительно?

– Угу. Один мой друг в учебке умер после такого.

– Ужас…

– А вы что думали? СИО – это вам не армия. И даже не спецназ.

– Слушайте, Александер, может, я дам вам свою визитку, и вы как-нибудь, когда у вас выдастся свободный денек, мне позвоните? А то меня тут таким списком вопросов снабдили, что я только треть задать успела.

– Давайте, почему бы и нет?

Я попрощался с Роксаной и вышел к машине. Скарлетт уже ждала меня, и на заднем сиденье я заметил ящик весьма характерного вида.

– Что это?

– «Потрошитель». Потоцкий передал его вам для более плотных и обстоятельных тестов на стрельбище.

– Даже так? Замечательно. Если в «ППТ» доведут до ума боеприпасы – может действительно получиться достойный конкурент «кишкодеру».

Уже на обратном пути у меня зазвонил телефон.

– Терновский.

– Александер, это Потоцкий. В общем, вы уехали прежде, чем я успел разобраться здесь с делами, и не успел сказать вам пару слов, но люди, к счастью, для таких случаев изобрели телефон… Словом, выставочный образец, который вы сейчас везете обратно на базу – мой вам подарок. За помощь в разработке и презентации.

– Хм… Премного благодарен.

– Я и не сомневался. И вот еще что, Александер. Я ни на что не намекаю, но если вдруг так получится, что вы попадете на зачистку и убьете какую-нибудь дрянь именно из «потрошителя» – я в долгу не останусь. Ну вы меня поняли.

Я, конечно же, понимал. Потоцкому нужен пиар, чтобы продавать свою новую разработку – а мне нужно оружие для отряда.

На следующий день, когда я только позавтракал и собрался в тир для обстоятельного испытания новой винтовки, ко мне в кабинет внезапно заглянула Скарлетт.

– Тут такое дело, – сказала она. – Позвонил министр и сказал, что надо провести видеоконференцию между своими, так сказать.

– Когда?

– Чем скорее, тем лучше. Можно прямо сейчас.

– Хм… Ладно, давай сейчас.

Скарлетт быстро организовала все в своем кабинете, и когда я туда вошел, то заметил, что экран ее терминала разделен надвое: на одном кабинет министра, в котором находятся сам министр и Зарецки, а на втором – неизвестный мне молодой человек в очках, хотя его лицо показалось мне знакомым.

Мы обменялись приветствиями и граф сказал:

– Знакомьтесь – это мой младший сын Ян.

– Которому король служить запретил? – брякнул я.

– Не наступайте на мозоль, – поморщился Ян.

– Упс, не хотел. Так о чем речь?

– Я нашел, где взять дополнительное финансирование, – сказал граф.

Я поудобнее устроился в кресле.

– Замечательно, хотя что-то подсказывает мне, что будет не все так просто.

Граф криво усмехнулся:

– Это точно. Если коротко – Ян работает в одном засекреченном научно-исследовательском институте, который связан со всеми исследованиями Зоны, эфириалов и так далее. Бюджет у этого НИИ… солидный, скажем так. Поэтому мы можем получить финансирование от них в порядке подряда… за кое-какую работенку. Ян, излагай конкретику.

Ян кашлянул.

– Если совсем коротко – надо войти в Зону километров на десять, неся с собой один прибор, а затем вернуться обратно. Все.

Я приподнял бровь:

– Что за прибор?

– Радиопередатчик.

– В Зоне не работает электроника и электротехника. Рации и видеорегистраторы начинают выходить из строя уже на трех-четырех километрах. Исключение – приборы ночного видения иногда работают в подземных тоннелях, а мощные радиостанции могут передать сигнал с дирижабля на большой высоте, но на поверхности ничего не пашет уже на пяти километрах. На десяти – тем более, там даже обычные фонари отказывают.

Ян кивнул:

– В этом-то и дело. Мы тут разработали экранированный передатчик, который, в теории, должен работать. На трех километрах он работает без перебоев, на четырех тоже, но группа, которая пыталась зайти на пять километров, понесла потери и вернулась, утратив и передатчик в том числе. Он потом еще два дня сигнал посылал.

Хм…

– А он большой?

– Ранец весом одиннадцать килограммов. Второй прототип, который мы собираем, будет примерно на килограмм легче.

– Многовато… – И тут у меня появилась идея: – а можно сделать такой мотор для броневика, чтобы работал в зоне?

Сабуров-младший кивнул:

– Можно. И рации в будущем будут поменьше – но чтобы сделать действительно компактную модель, нужно время и деньги. Финансирование нужно, понимаете? А чтобы мой проект не закрыли – я должен показать результат.

– Просто отнести его на десять километров? Он сам передаст данные?

– Да, мы его сами запеленгуем с Рубежа.

– Звучит несложно. Могу сходить, как только кто-то достанет мне боеприпасы к «кишкодеру», а то в новой винтовке я пока не очень уверен.

И тут министр забарабанил пальцами по столешнице.

– И вот тут есть проблемка… Не с боеприпасами.

– А с чем? – насторожился я.

– Вы не можете пойти сами. Под нас уже начали подкапываться, фигурально выражаясь. Если вы пойдете один, без отряда – зададут вопросы. Дескать, почему на вшивого одержимого в банке приперся весь СИО в полном составе, а в Зону начальник школы идет в одиночку?

– И что, это проблема? – удивился я.

– Да, Александер, проблема. Вы там на базе сидите и у вас тишь да благодать, но это только потому, что у вас надежный тыл – мы с Зарецки и моей командой. Есть люди, которые хотят, чтобы проект закрыли. Причем по разным причинам. Одна из главных в том, что «притупленные» – не только убийцы одержимых, но и убийцы магов. У нас тут кое-какая новая информация появилась… Оказывается, свартальвы использовали притупленных в качестве наемных убийц еще тысячу лет назад… В общем, есть недоброжелатели…

– Идиоты, – в сердцах бросил я. – Только это… я не могу взять в Зону курсантов. Они не готовы, даже близко. Пойти с ними на десять километров – это еще не факт, что хоть кто-то из них обратно вернется.

– Вы же на двадцать сходили и назад вернулись.

– Угу. Только с проверенными парнями, которых я давно знаю и у которых был уже хоть какой-то боевой опыт, пусть и всего одна серьезная зачистка. А еще у нас были тренировки, максимально приближенные к реальным, с нежитью. Не готовы курсанты. Не смогу я с ними без потерь вернуться, даже если возьму только лучших. Но есть другой вариант: я возьму отпуск и просто поеду в Зону на охоту. И под этим прикрытием отнесу ваш передатчик.

– В принципе, дельно, – согласился Ян, – но надо сделать это быстро. Я должен получить результаты до того, как один жулик представит свой проект – осталось три дня.

– Что за жулик и что за проект?

Министр невесело хмыкнул:

– Альтернатива СИО, скажем так. Моторизованный техномагический доспех, защищающий мага от одержимого. Если презентация пройдет успешно – мы попрощаемся с любыми дополнительными финансами…

– А мой проект вообще заморозят для экономии средств, – добавил Ян.

Я наклонился вперед и облокотился о стол.

– А можно поподробнее про этот доспех?

Министр кивнул Зарецки:

– Матфей?

– «Силовой доспех с преобразователем Линдеманна», так он официально именуется, – сказал аналитик. – Линдеманн, изобретатель оного, настаивает, что в нем маг сможет поменяться местами с одержимым. Уже не одержимый будет бичом магов, а маги – бичом одержимых. Доспех имеет сервоприводы и питается за счет силы мага, его носящего. Так называемый «преобразователь Линдеманна», питаясь магической силой мага, защищает его от крупных летящих предметов и в какой-то мере от психоклинка одержимого…

– Да нету у одержимых никакого психоклинка, – сказал я. – Эфирная струна – это совсем-совсем другое.

Зарецки развел руками:

– В массовом сознании укоренилась мысль о психоклинке. Также для защиты от него используется специальный материал, на который нельзя воздействовать магией типа психоклинка. Ну или можно, но он стоек к такому воздействию. Более точной информации пока нет.

Я фыркнул:

– Что это вообще за чушь? Эфирная струна режет абсолютно все, и единственный фактор, которым материя может остановить струну – высокая удельная плотность. Этот Линдеманн – профан!

– Хуже, – вздохнул Ян. – Он мошенник. Вот только я не могу этого доказать. Беда в том, что Линдеманн где-то достал психоклинок темных альвов или нечто, что он выдает за психоклинок. В его команде есть свартальв, который подтверждает, что устройство является технически точной копией… А я вот сомневаюсь. Но стержень обмана не в этом.

– А в чем?

– Линдеманн настаивает, что психоклинки свартальвов работают по принципу психоклинка одержимого. Значит, то, что защищает от психоклинка – защитит от одержимого. Свартальв это подтверждает – и потому им верят. Магам слишком импонирует идея «надень доспех и стань неуязвимым для одержимых».

– У короля же есть советник-свартальв. Он что, не поможет разоблачить другого свартальва?

– Он бы, может, и рад, да не может. У меня тоже есть сотрудник-свартальв, вполне лояльный нашему делу, да только свартальвам запрещено разглашать некоторые тайны своего народа. В частности, свартальвы до сих пор отрицают факт наличия у них такого изобретения, как психоклинок, хотя их существование давно не секрет, людям в разные времена попадали в руки несколько образцов. Дело в том, что свартальвы, находящиеся в Сиберии, не будут действовать против своих законов, а свартальв из команды Линдеманна – «предатель», изгой. Он говорит, что вот это психоклинок, сделанный по принципу психоклинка одержимого – и ему верят, а другие свартальвы даже если и знают, что это ложь – не могут уличить его, поскольку не вправе сказать про психоклинок ни слова.

Я потер виски.

– Так, запутался… По порядку. Есть техномагический доспех, который защищает мага от летящих предметов… Только маги и сами могут от них защищаться, разве нет?

– Можем, – подтвердил Ян, – но там фишка в круговой защите без необходимости поддерживать кинетический щит. Доспех сотворяет кинетический щит вместо мага, за счет его силы, но без его участия. Тут ничего фантастического, и подобные устройства давно известны. Они не так эффективны, как щит мага, громоздки и неудобны, но имеют право на жизнь, хоть я и сомневаюсь, что при нынешних технологиях можно сделать боеспособный доспех с таким преобразователем.

– Так может, это не мошенничество?

– Мошенничество. Линдеманн обещает сделать удобный и универсальный боевой доспех, если ему дадут много денег. В Рейхе пытались сделать аналог и даже сделали – но их экспериментальный силовой доспех суть броня, которая носит сама себя. Он пригоден для обычного поля боя, защищает от пуль и осколков – но не от одержимого… Александер, я вам проще объясню. Допустим, некий инженер пообещает вам сделать винтовку, в два раза мощнее «кишкодера», в два раза легче, с вдвое меньшей отдачей и в два раза надежнее и прочнее – только давайте деньги на разработку. Большие деньги. Что вы ему ответите?

– Чтобы он с небес на землю спустился. Если это настолько очевидная лажа – почему этому Линдеманну верят?!!

– Он балансирует на грани фантастики. Не настолько явно, как мой пример. Ну и вишенка на торте – защита от «психоклинка». В теории, от настоящего психоклинка защищаться можно, как и от любой другой магии, но мало кто понимает, как. Линдеманн говорит, что его «преобразователь» защищает и от одержимых – и в качестве доказательства демонстрирует, что он действительно защищает… от «типа психоклинка» сомнительного происхождения и сомнительной мощности. И безапелляционно заявляет, что это аналог эфирной струны…

– Но это же явная чушь. Струна на то и струна, она эфирная, и к магии отношения не имеет! Там принцип другой!

Ян вздохнул:

– А чем докажете?

– Нахрена мне доказывать, если я это вижу? Я своими собственными глазами могу видеть эфир и я вижу, из чего состоит то, чем одержимые пытаются меня покромсать!

– А я вот не вижу. В теории, аппаратура, позволяющая фиксировать эфир, у нас давно есть. Но замерить параметры «струны» у одержимого еще никому не удалось. Одержимые, сами знаете, не очень покладистые объекты эксперимента… Александер, у вас сколько классов образования?

– Три в детстве, потом улица… Потом в учебке меня еще доучили как следует писать, читать и считать.

– Ну вот. Слово человека с тремя классами против слова образованного, дипломированного инженера-техномага. К кому прислушаются? Я знаю, что Линдеманн – аферист. Я понимаю, что его обещания за гранью возможного, но другие думают, что в пределах реальности. Мы с вами знаем, что Линдеманн, даже если он не мошенник, а просто заблуждающийся, никак не мог найти информацию о струне одержимого. Потому что такой информации в природе почти нет. А те крупицы, что есть – чистый опыт таких, как вы, и вы знаете лишь то, что видите. Линдеманн врет талантливо, так, что его уличить невозможно. А свартальвы если и знают больше нас – сказать не могут. Как итог – вот-вот Линдеманн получит зеленый свет и огромный грант. И это катастрофа для многих ученых, чьи проекты лишатся финансирования. Кстати, Александер… это катастрофа и для вас и ваших курсантов тоже. Особенно если внезапно Линдеманн окажется не мошенником, а гением.

– Почему?

– Потому что ваши таланты, наработанные в неописуемых страданиях, перестанут чего-то стоить. Больше не надо будет жертвовать даром магии и подвергать себя многолетним лишениям. Любой желающий сможет стать истребителем одержимых, стоит только надеть костюм.

Я вздохнул. Да, если однажды люди изобретут какую-нибудь магическую свистоперделку, способную в корне решить проблему потустороннего вторжения – я стану динозавром. Архаизмом. Моя профессия просто исчезнет за ненадобностью, впору будет переквалифицироваться в наемного убийцу… С другой стороны – моя великая цель будет достигнута. И плевать, если не мной. Хотя…

– Ну мы же знаем, что он мошенник и у него не получится?

– Знаем. Только он получит финансирование, пожирует за казенный счет и исчезнет, а куча проектов, не таких крутых, но зато реальных, останется в заморозке.

Та-а-к… Картина, конечно, некрасивая, и с этим надо что-то делать.

– Ян, Матфей, а вы можете прислать мне все материалы, что у вас есть по Линдеманну и его разработке?

– Можем, – ответил Ян за двоих.

– А когда там у него презентация?

– Через три дня.

– Достаньте мне приглашение. Поглядим, не удастся ли вывести его на чистую воду.

Закончив совещание, я вернулся в свой кабинет и вынул из коробки «потрошитель» и патроны.

Эх, сейчас бы мне в тир пару мертвецов…

– Значит, так, – сказал я и прошелся вдоль строя, окинув курсантов взглядом. – Поскольку вы все перешагнули тот гипотетический рубеж, до которого я собирался отсеять минимум половину из вас, сегодня мы переходим к обучению по профилю, так сказать. Вы не улыбайтесь особо, это еще большой вопрос, то ли вы настолько стойки, то ли просто я плохо сделал свою работу. Я буду пытаться доломать самых слабых из вас до самого последнего дня, не сомневайтесь, просто больше фокусироваться на одной физе нельзя. Итак… Сейчас мы отправляемся на полигон, где вы будете ловить «одержимого». Одержимым буду я. Как и положено одержимому, я буду швыряться камнями, а тех, кто подберется ко мне близко – еще и хлыстом перетяну. Кто получит камень или хлыст – выбывает. Также я не буду пересекать воду, касаясь ее – то есть, вплавь и вброд не полезу, но буду перепрыгивать при условии, что вижу кого-то из вас, при непосредственной угрозе, так сказать. Вы выиграете, если сможете попасть в меня из маркера хотя бы четыре раза. Учения будут идти четыре часа, по истечении времени выигрывает одержимый. Если вы проиграете – до самой ночи будете пересекать болото туда-назад, а ночью пойдем купаться в речке.

– Проклятье, – сказал Сато Ярыгин. – Недолго же я радовался.

– А в чем проблема? Выиграйте!

Тут инструкторы подвезли тележки с обмундированием: каски с забралами, цепями связанные с запечатанными и опломбированными ранцами, а также спортивную экипировку для защиты паха и груди для девушек.

– Какая-то странная у нас снаряга, – заметил Аристарх.

– Нормальная снаряга, моделирующая реальную операцию. Брони у вас нет, чтобы мои камни и хлыст были болезненными, а чтобы компенсировать вес брони – рюкзаки с песком. Ну и вот ваши «винтовки».

Учебная «винтовка» представляла собой стальной лом с прикрепленным пейнтбольным маркером. Неуклюже, но по весу соизмеримо с боевым оружием.

– Да, к слову. Если кому-то удастся ударить меня «штыком» – тоже победа. Кроме того, сейчас еще рации принесут – у меня будет маячок, подающий сигнал каждые две минуты, вы будете ловить сигнал с расстояния около пятидесяти метров. Вместо таланта чуять одержимых, которого у вас пока нет и не факт, что появится. Вопросы есть? Нет, ну и отлично. Начинайте экипироваться, а я пошел. У меня фора пятнадцать минут.

Отойдя от базы на несколько сотен метров, я скрылся в кустарнике, свернул в сторону, добрался до забора, огораживающего базу и полигон, перемахнул его и пошел в город.

С моей стороны это, конечно, мухляж, но прямо сейчас у меня нет времени четыре часа бегать от курсантов, так что я появлюсь только в конце, когда они крепко подустанут, прочесывая полигон вдоль и поперек, побегаю от них полчаса, а затем загоню в болото. Служба не дружба, как говорится.

Я зашел в первое попавшееся кафе, взял себе кофе со сливками и пару пирожков с мясом, сел за столик и достал из планшетки распечатки документов, присланные мне Яном Сабуровым и Зарецки.

Просмотрев все отчеты, я составил для себя приблизительную картину «проекта Линдеманна». По всему выходит, что боевой костюм его конструкции – в общих чертах штука реальная, но при этом столь же бесполезная.

Рейховский прототип «Айзенриттер», он же «Железный Рыцарь» – массивный, неуклюжий силовой бронекостюм, приводимый в действие за счет магической силы носителя. Его разработка велась не то чтоб сильно в тайне, потому основные характеристики стали известны всему Содружеству еще когда я учился в спецучебке. Всего были разработаны два конструктивно схожих прототипа: обычный и пулеметный. Обычный «Айзенриттер» задумывался как доспех с максимально возможной защитой для боевых магов высоких уровней, и в целом эту свою функцию выполнял хорошо, обеспечивая носителю хорошие показатели защищенности как от обычного оружия, включая близкие разрывы снарядов крупных калибров, так и от вражеского боевого мага.

Однако полевые испытания вскрыли целую кучу недостатков: маг в «айзенриттере» мог передвигаться только медленным шагом, не влезал ни в один броневик через задние двери и мог пользоваться только верхними откидными бронекрышками всего одной модели бронетранспортера. При этом для загрузки или выгрузки ему требовалось взобраться на броневик или выбраться из него, что внезапно оказалось крайне нетривиальной задачей. Помимо этого, работа техномагических приводов отнимала у мага некоторую толику его сил, ослабляя сотворяемые им заклинания, а сама конструкция в целом из-за своих габаритов оказалась уязвима для концентрированного огня и при этом однозначно позволяла идентифицировать мага на поле боя.

Последний гвоздь в гроб проекта забила его стоимость. Бронекостюм мог бы иметь преимущества перед обычными доспехами рыцарей-магов в каких-то условиях, но платить так дорого за вещь, дающую столь незначительные бонусы, было признано нецелесообразным.

Второй вариант оказался куда успешнее. Идея заключалась в том, чтобы снабдить мага среднего уровня, не способного сотворить мощные разрушительные заклинания, бронированным силовым доспехом, оснащенным парой пулеметов или одним крупнокалиберным. При этом носитель доспеха выигрывал как в личной защищенности, так и в огневой мощи, взамен временно теряя способность колдовать, что при изначально малой магической силе и так не очень ценно.

Однако и тут не все вышло гладко: забираться в бронетранспортер со смонтированными на предплечьях пулеметами оказалось еще труднее, чем без них. А с крупнокалиберным пулеметом и патронным ящиком за спиной боец мог перемещаться по полю боя только пешком, потому что бронемашины, способной вместить такую громоздкую конструкцию, у Содружества на вооружении не оказалось. В ходе учений также выяснилось, что ездить сверху на броне транспортера или позади башни танка еще более проблематично: боец просто падал, не будучи в силах удержаться.

Конечно, «железный рыцарь» мог ездить в кузове грузовика – но только на переброске. В бою грузовик слишком уязвим, а делать для «железного рыцаря» еще и бронированного «железного коня» – за рамками целесообразности.

Впрочем, совсем проект не закрыли: возможность носить крупнокалиберный пулемет силами одного человека и вести огонь на ходу, без установки, вкупе с хорошей защитой стрелка показалась военным слишком вкусной, чтобы вот так взять и отказаться от нее. Рейховцы заказали партию из двадцати штук, сформировали отдельную специальную роту и отправили на Край в помощь сербам. Однако проект продолжали преследовать неудачи: каждый раз спецрота оказывалась не там, где была нужна, и долгое время не могла никак себя проявить. В итоге Рейх передал по десятку «айзенриттеров» сербам и венгрочехам, а те разбили их попарно и отправили на наиболее слабые участки Рубежа. Дальнейшая эксплуатация показала, что в оборонительных боях возможность оперативно маневрировать крупнокалиберным пулеметом имеет значительную ценность, особенно там, где нет возможности подвезти тяжелое вооружение на бронемашине. Впрочем, ни венгрочехи, ни сербы не спешили заказывать больше «айзенриттеров» в силу дороговизны, потому вторая партия силовых доспехов состояла только из десяти штук, и на данный момент все десять находятся в распоряжении личной гвардии императора Рейха.

Силовой доспех Линдеманна, судя по всему, есть не что иное, как значительно переосмысленный и переделанный «айзенриттер», так что базис у проекта реальный. А вот сам проект…

Просмотрев заявленные «изобретателем» характеристики, я выделил для себя несколько аспектов, которые показались явно труднореализуемыми.

Первый – защита от телекинетических бросков. Маги и сами могут от них защищаться, как и от пуль, при условии, что мощность не зашкаливает. Если же мощность запредельная, тридцать с гаком тысяч джоулей – громоздкий костюм это уже недостаток, а не защита, потому что одержимые склонны чаще промахиваться, когда «пуляют» с предельной для себя мощью. Большой громоздкий доспех – легче попасть.

Второй – защита от «психоклинка», которого у одержимых на самом деле нет. Уверен, мне удастся донести до ответственных лиц истинное положение дел.

И третий – громоздкость костюма. Одержимый всегда знает, где находится маг. Если маг засунет себя в неуклюжую медленную броню – лишит себя еще и маневра. Хм… Это идея.

Я достал мобильный телефон и позвонил своей заместительнице.

– Алло, Скарлетт?

– На связи.

– Мне нужны отчеты обо всех случаях, когда боевой маг выходил победителем из поединка с одержимым или просто убивал одержимого в какой-либо ситуации. Всю информацию, которую вы сможете накопать в архивах. Если есть возможность – не только по Сиберии, а по всему Северному Альянсу, и вообще по всем возможным подобным случаям за последние лет пятьдесят.

Скарлетт чуть задумалась:

– Это имеет отношение к, кхм, презентации, на которую я только что получила вам приглашение?

– Именно так.

Я собрал документы обратно в планшетку, допил кофе и вышел на улицу. Так, курсанты там гоняют уже где-то час, выискивая «одержимого» – значит, мне надо погулять где-то еще часика два. Чем бы заняться? Поищу-ка я кондитерскую, что ли…

Но вместо кондитерской мне на глаза попалась вывеска ювелирного магазина, на которой были изображены различные украшения. За одно из них мой взгляд сразу же зацепился.

Серебряный кулон с какими-то лепестками или листьями, в центре – небольшой сапфир. Очень похожее украшение несколько месяцев назад, в Варне, я подарил Сабрине. За всеми делами и хлопотами я о ней и думать забыл, что не очень-то хорошо с моей стороны.

Нет, конечно, между нами не было ничего особенного – только хороший секс, еще не факт что добровольный с ее стороны, ведь она – собственность Дома Керриган. Ну и искренняя симпатия, да. Вот только я совсем упустил из виду, что она, скорее всего, считает меня погибшим, при том, что она наверняка меня оплакивала. Сильно или не очень – второстепенный вопрос.

В самом деле, я ушел в Зону и не вернулся, обо мне написали некролог, поставили памятник. О том, что в потенциально враждебной стране по ту сторону Зоны появился некий тип, именующий себя Терновским, Сабрина вряд ли знает, этот факт аркадианскими СМИ наверняка замалчивается.

Как бы там ни было, думаю, я должен дать ей знать, что жив и у меня все хорошо. С другой стороны, как это сделать? Телефонной связи между Сиберией и Аркадией, ясное дело, нет и быть не может: формально война продолжается. Да, Содружество и Северный Альянс заключили перемирие, которое не нарушалось со времен Херсонесской войны, и это де-факто мир, пусть и шаткий. Однако с формальной точки зрения мирный договор еще не заключен, ну а какие могут быть телефонные разговоры через линию фронта?

Впрочем, идея есть.

Я толкнул дверь, вошел в ювелирку и подошел к прилавку.

– Здравствуйте, чем могу служить? – вежливо сказала продавщица.

– Здравствуйте. У вас на вывеске есть серебряный кулон с листиками и сапфиром.

– Вам нужен такой же?

– Нет, мне нужна пара серебряных сережек с сапфирами в похожем стиле.

Но, как назло, в магазине не нашлось никаких серебряных сережек с сапфирами. С рубинами – пожалуйста, с изумрудами – три разновидности, и одна пара даже примерно похожа на тот кулон, что я подарил Сабрине, а вот сережки с сапфирами все продались почему-то, хотя до этого много месяцев не пользовались спросом.

– Вы можете заглянуть в другой магазин, – посоветовала продавщица, – он на этой же улице, только на километр в сторону центра. Оба магазина – одна фирма, ассортимент один и тот же. Может, у них есть то, что вам надо… погодите, я им сейчас позвоню.

Она позвонила и узнала, что у них есть серебряные серьги с сапфирами, причем несколько разных пар. Я поблагодарил и пошел по указанному адресу, а по дороге подошел к банкомату, достал свою платежную карту и проверил, сколько там мне зарплаты накапало: до этого момента у меня не было особого интереса к финансам.

Оказалось, что зарплатой меня не обидели: на аркадианские империалы получилось где-то тысяч пять в месяц, то есть больше, чем пенсия эстэошника. То ли в Сиберии военные так хорошо живут, то ли это у меня персонально такая зарплата…

Во второй ювелирке действительно нашлась пара сережек с «растительной стилистикой», в принципе, если не очень присматриваться – могут сойти за комплект с медальоном Сабрины. Я расплатился – получилось всего три сотни талеров, то есть сотня империалов – сунул коробочку в нагрудный карман и пошел.

На обратном пути, проходя мимо какой-то забегаловки, я учуял запах свежей сдобы. Точно, собирался же в кондитерскую заглянуть.

Захожу – уютненько так. Зал отгорожен от улицы, по сути, стеклянными стенами, причем само здание стоит чуть в глубине, а не вровень с другими зданиями, и потому между тротуаром и зданием втиснулась небольшая живописная клумба. Видок на клумбу неплох, неудивительно, что посетители садятся преимущественно за столики у стены-окна. Внутренняя отделка – дерево, с закосом под крестьянскую избу. Сам-то я не из крестьян, но… как-то по-домашнему тут. Наверное. А то ведь у меня никогда не было своего дома, только благодаря памяти малыша Сашика я примерно понимаю, что такое «дом родной». Моим же «родным домом» стал продуваемый всеми ветрами, проклятый Создательницей чердак, на котором обе сущности, из останков которых я состою, нашли свою погибель в лице друг друга…

– Добрый день, чего изволите? – вывел меня из задумчивости приятный девичий голосок.

Я увидел симпатичную полную девушку лет двадцати с небольшим. Что-то подсказало мне, что заведение – семейный подряд, возможно, потому, что девушка с толстенькими щечками как нельзя лучше подходит на роль дочки пекаря.

– Да я на запах сдобы зашел, – сказал я. – Мне бы чего сдобного да сладкого, пирожных, булочек, в таком вот духе. Ну и чайку или кофе, что там вы подаете.

– У вас сегодня сладкий день? – улыбнулась девушка, явно пытаясь флиртовать.

– Угу. У меня каждый день сладкий, когда удается вырваться с базы.

Я получил пару сдобных, душистых булочек с джемом и сгущенным молоком, кофе со сливками и расположился у окна.

Надолго вкусняшек мне не хватило, и я снова пошел к стойке за добавкой. Тут рядом с девушкой нарисовался сам пекарь – в белой рубашке, белом фартуке и белом колпаке, по возрасту годится ей в отцы, седоусый, но вопреки ожиданиям – сухопарый, а не толстый.

– Как раз штрудель из духовки вынул, – сообщил он, – не желаете ли?

– Конечно, желаю, – сказал я.

Девушка с завидным для своих округлостей проворством метнулась на кухню.

– А вы, стало быть, из той военчасти, что возле города? – полюбопытствовал пекарь.

– Угу.

– А мы все гадали, кто там дислоцируется… Никогда бы не подумал, что у нас остались кавалерийские части.

И тут я вспомнил, что у меня на поясе висит свернутый хлыст.

– Ах, вы про хлыст… Да нет. Использую его, чтобы отбиваться от сержанта, – пошутил я.

Девчушка, как раз появившаяся с порцией штруделя, захихикала, я улыбнулся. В принципе, она несколько полнее, чем хотелось бы, но все равно ничего так…

Дело шло к полудню, в заведении царит тишина, на улице машин нет, потому характерный щелчок ударно-спускового механизма донесся до меня сзади сквозь распахнутую настежь дверь еще до того, как раздался хлопок. Я моментально сместился в сторону и увидел, как на белой рубашке пекаря появилась алая клякса. Девушка взвизгнула и грохнулась в обморок.

Ну, все. Накрылся мой штрудель.

Я развернулся, продолжая смещаться в сторону, и оказался лицом к лицу с самой натуральной расстрельной командой – стволов пятнадцать. Аристарх, Ярин, Ковалевски – и с ними все лучшие стрелки «синей» команды.

Залп летит в распахнутые двери вслед за мной. Стена покрывается красными кляксами, один шарик с краской прилетел в ухо еще ничего не понимающему посетителю. Следующий залп придется по мне – потому что бежать некуда.

…И я выпрыгнул в боковое окно, вынеся стекло, под визг перепуганных посетителей.

В голове попыталась проскочить мысль вроде «как они меня нашли?!» – но не успела.

Я оказался в боковой улочке – буквально три метра между кафешкой и соседним зданием, и оба выхода из нее перекрыты, с каждой стороны по несколько человек. Ну да, расстрельная команда – полтора десятка из пятидесяти, и остальные сейчас где-то рядом. Мои курсанты устроили мне натуральную западню, перекрыли все пути отхода – ну а чего я ждал? Большинство ведь училось в отличных училищах спецназа и не только.

Обе группы начали стрелять, у меня остался последний путь – вверх. Я подпрыгнул, оттолкнулся правой ногой от стены соседнего знания вперед и вверх, затем левой – от стены кафешки, потом снова правой – и оказался на крыше, благо, кафе одноэтажное.

– Цель на крыше! – завопило сразу несколько голосов.

Ну да, кафе оцеплено, как я и думал.

В этот момент по улице проехал автобус, я разбежался, прыгнул вдогонку, приземлился на крышу автобуса и успел распластаться на ней за миг до того, как над головой засвистели шарики.

Я ухмыльнулся, слушая негодующие вопли курсантов, но радовался недолго: внутри автобуса завопили пассажиры, которые не могли не слышать, как я запрыгнул на крышу. Водитель же оказался вполне трезвомыслящим сторонником правила «в любой непонятной ситуации жми на тормоз» – и затормозил.

Деваться некуда, надо бежать! Автобус отвез меня метров на двадцать от кафе, то есть – за пределы оцепления. Так что я спрыгнул с него и рванул в ближайший переулок.

…И оказался под прицелом нескольких пар глаз и нескольких стволов. Здесь меня тоже ожидал пикет второго круга оцепления во главе с Арлин Кирсановой.

Три шарика пролетели мимо, но Арлин, мстительно прищурившись, выстрелила чуть позже других и залепила мне прямо в ухо. А за спиной уже грохочут ботинки остальных.

Мне снова пришлось ломануться сквозь ближайшую витрину – на это раз это оказался мебельный магазин.

Возгласы и визг покупателей и продавцов. Ну да, попробуй не взвизгни, когда сквозь витрину вламывается тип с окровавленной левой стороной головы.

Я метнулся по проходу, за мной в витрину вбежали курсанты, вопя во все горло «всем на землю, это зачистка!», и мне вдогонку снова летят шарики.

В самый последний миг я перекатился через стол и опрокинул его позади себя. Снаряды с краской попали в столешницу, а я перекатом скрылся за угол.

Оказавшись в пустом коридоре, быстро вбежал в дверь для персонала, оттуда – в служебный туалет. Так, передатчик в нагрудном кармане последний раз пикнул пятнадцать секунд назад – у меня минута сорок пять до того, как курсанты получат следующий сигнал. Тысяча проклятий, как они нашли меня в городе, если их рации могут принять сигнал максимум с полусотни метров?!!

Быстрый взгляд в зеркало – ничего страшного, у меня только ухо испачкано и несколько брызг на щеке. Пускаю воду, умываюсь, смотрю в зеркало – все нормально, ухо, впрочем, покраснело от удара, но не очень заметно.

В этот момент в коридоре грохочут сапоги. Открываю небольшое окошко у потолка и просачиваюсь в него, как кот, спасающийся от неминуемой кары за тапочки.

Так, я снова в переулке, рядом никого.

Дворами выхожу, стараясь идти энергично, но без спешки, на параллельную улицу. Взгляд влево, вправо – никого. Так, десять секунд до сигнала…

Перебегаю улицу на красный, заворачиваю за угол, быстро иду прочь.

Когда я отошел метров на двадцать, прямо навстречу мне вышли двое полицейских.

Они обратили на меня внимание потому, что я в форме, а также, возможно, из-за хлыста.

Один из них шагнул мне навстречу и коснулся пальцами козырька.

– Прошу прощения, нам поступил звонок о беспорядках на…

– Если вы про шум и гам на соседней улице, – кивнул я за спину, – то там просто идут учения специального подразделения. Все в порядке.

И тут за спиной крик:

– Вот он!

Я схватил полицейского за воротник и пояс и рывком поменялся с ним местами, и вовремя: полновесный залп прилетел и ему, и его напарнику.

– Какого хре…?!! – взвыл напарник, но в следующий миг подавился шариком.

Я бросился прочь, бросаясь из стороны в сторону и огибая редких прохожих. Вдогонку летит настоящий шквал, не щадящий ни женщин, ни стариков, ни детей, вопли испуганных прохожих – до небес.

Мне удалось выскочить в переулок, получив в спину всего один шарик. Еще два – и я проиграл, надо уносить ноги…

И когда я это подумал, передо мною появились Ярыгин, Рони Кайсан и Тая Бурах. Слева – стена. Справа – стена. Укрыться негде, только куча строительного мусора.

Я перекатом ушел за эту кучу, избежав первого залпа, но деваться все равно некуда!

Возле кучи щебенки и песка – только пустая бутылка, даже кирпича нету. Сзади – топот ботинок, спереди – три готовых к стрельбе ствола, причем Кайсан – как назло, лучший стрелок «красного» взвода. Кажется, попался, но я буду не я, если не попытаюсь.

Я выпрыгнул из-за укрытия, когда троица подбежала чуть ближе, и размахнулся, целясь в Рони. Но в этот момент Бурах выкинула неожиданный номер: вместо того, чтобы начать стрелять или пытаться уклониться – она же не знает, в кого я бросать собрался – шагнула между мною и Рони, одновременно разворачиваясь спиной. Свой метательный снаряд я уже швырнул со всей дури – и, увы, впустую, потому что на спине у Бурах – рюкзак с песком, затылок закрыт каской, ее не пронять. А она, закрыв Рони, дала ему возможность стрелять почти в упор по беззащитной цели.

Но тут произошло нечто странное: бутылка, не долетев до Таи, словно натолкнулась на пружинящий невидимый барьер и отлетела обратно с силой, мало уступающей силе самого броска.

Начали хлопать маркеры, я метался из стороны в сторону, выкладываясь по полной, как в том бою с одержимым, и качал «маятник». Все-таки двигаюсь я быстрее, чем любая мишень, по которой их учили стрелять в учебках…

И каким-то чудом я прорвался. Добежав в считанные мгновения, я толкнул Таю в Рони, и они грохнулись. Ярыгин все-таки попал в меня – стрелок хороший, тут ничего не попишешь. Однако я уже бегу прочь со всей возможной прытью, то ли сотня в час, то ли даже больше. «Маятник» спас: четвертого попадания, которое привело бы к моему поражению, я так и не получил.

Выскакиваю на улицу, смотрю по сторонам и вижу еще один выбегающий из-за угла пикет. Да уж, обложили по полной программе, грамотно. Как – буду разбираться потом, сейчас надо ноги унести.

Выручил меня грузовик, везущий куда-то песок. Я догнал его и запрыгнул в кузов, причем куча песка скрыла мой маневр от водителя, он продолжил спокойно рулить, не подозревая, что везет пассажира. А я помахал рукой курсантам и посмотрел на часы: осталось меньше получаса. Все, им меня уже никак не достать.

Мимо пронеслись две полицейские машины с сиренами: что-то поздно они начали чухаться.

Минут через десять я спрыгнул с грузовика, когда он притормозил на повороте, и потопал обратно на базу быстрым шагом. Не доходя немного, перемахнул ограду полигона и вернулся, как ни в чем не бывало.

– Учения выдались жаркими, сэр? – спросил меня охранник.

Я оглядел себя: перепачканный, форма местами порвана, на рукаве я еще и кровь заметил: оцарапался, когда прыгал сквозь окна, видать, благо, порез был неглубокий и быстро затянулся.

– Да уж…

Интересно, что мне скажет министр, когда узнает?

К тому времени, как вернулись курсанты, я успел принять душ и переодеться в новую тренировочную форму, а также перехватить на кухне сэндвич с куриной котлеткой. И то, возникла заминка, потому что они вперлись прямо через главный вход, а не через полигон, и охрана потратила некоторое время, прежде чем поняла, что это действительно курсанты, так что я уже встречал их на плацу.

– Подразделение, построиться! – лучезарно улыбаясь, скомандовал я и спросил: – ну, докладывайте. Как учения прошли?

Если бы ненависть могла убивать, я упал бы там замертво. Мрачно сверля меня взглядами, они выстроились в шеренгу, при этом Аристарх пренебрежительно швырнул лом с прикрепленным маркером мне под ноги, его примеру последовало большинство курсантов.

– С учетом того, сэр, – он сделал особо саркастичное ударение на «сэр», – что учебный противник повел себя самым бесчестным образом, я считаю, что учения прошли гораздо более успешно, чем предполагал учебный противник… сэр.

– Угу, вы были близки к победе: три попадания я все-таки получил. Кстати, мне любопытно, как вы умудрились найти меня на таком расстоянии от полигона?

– Я разобрал три рации, – ответил мне Ковалевски, – и обнаружил, что их мощность понижена всего лишь резистором. Я их срезал, а ножки скрутил, вернув рациям нормальную мощность… Как чувствовал, что будет мухляж.

Я широко улыбнулся.

– Главный урок этих учений в простой истине: одержимые никогда не играют ни по каким правилам. Думаю, вы хорошо усвоили это. Кстати, давайте поздравим то ли Таю Бурах, то ли Рони: у кого-то из вас двоих обнаружился первый талант отбивать летящие предметы.

Эти двое быстро переглянулись и почти синхронно пожали плечами в недоумении.

– Отбивать? – переспросила Бурах.

– Кто-то из вас двоих отбил брошенную мной бутылку. Ты не видела ее спиной – так что, скорее всего, это Кайсан. Или это был ты, Ярыгин?

– Я ее вообще не видел, – ответил тот, – я целился…

– Тогда, получается, кто-то из вас двоих. Вероятней, что Кайсан, но и ты, Тая, могла сделать это, не глядя.

Тая и Рони снова переглянулись.

– Так это не вы отклонили ее в последний момент, чтобы не попасть в?.. – удивился Рони.

– Конечно же, нет! Я бросал, чтобы попасть, а не чтобы не попасть. Скажу больше: я умею «хватать», «держать» и отклонять в сторону предметы, брошенные мной либо одержимым, некоторые из них даже успели удивиться, когда не смогли бросить мне обратно мою гранату… Но я не умею обивать вещи с силой, а тем более – в свою сторону. Это стопроцентно не я. – Тут я вспомнил про то, что остался без штруделя и того, чем могла бы «угостить» меня вдобавок та пухленькая девушка, и сказал: – …но разбираться с тем, у кого проснулся дар, мы будем позже, а пока – вы проиграли. Марш-марш на болота!

И курсанты понуро поплелись в раздевалку за полевой формой.

А вечером меня ждал не очень приятный разговор с министром.

– Вы поставили на уши полгорода… – сказал он, вызвав меня через видеотерминал.

– Провел учения максимально приближенно к боевым условиям и заодно вскрыл общую медлительность городских силовых структур. Полиция расчухалась только в самом конце.

– …Никого не предупредив.

– Просто между прочим: прорывы и вторжения всегда случаются без предупреждения. Не спорю, такой ход событий мною запланирован не был, просто я перехитрил курсантов, а они оказались тоже не лыком шиты и проявили инициативу, оказавшись в нештатной ситуации. Да, кстати: моя теория оказалась верна, сегодня у одного из курсантов обнаружился дар, сходный с возможностями одержимых. Завтра мы будем изучать это.

– Хоть какая-то хорошая новость, – проворчал Сабуров, – а то весь день – сплошь хреновые. Мало того, что нам надо будет гасить потенциальный скандал, так еще король перенес презентацию Линдеманна на завтрашний день. У вас есть план?

– Полагаю, что да, но мне еще надо ознакомиться с материалами, которые накопала Скарлетт. Увидимся завтра во дворце.

Утром мне пришлось поехать в столицу с самого утра: Скарлетт по указанию министра организовала пресс-конференцию, чтобы как-то уладить инцидент, и там мне предстоит давать интервью. Собственно, «организовать» – сильно сказано, она просто обзвонила всю прессу, имеющую приглашение на презентацию, и сообщила, чтобы они приехали на полчаса раньше.

Ну что ж, раньше значит раньше. Я прихватил у интенданта лом, бросил его на заднее сидение вместе с папкой рапортов – и мы поехали.

– А лом зачем? – полюбопытствовала Скарлетт, выруливая на проезжую часть.

– На крайний случай, если Линдеманн будет упрямым.

– Ты же не собираешься его этим ломом…

– Нет, конечно. Просто фокус покажу.

– Какой?

– Есть вещи, которые я не намерен рассказывать кому бы то ни было без самой крайней необходимости.

Где-то на половине дороги у меня зазвонил служебный телефон.

– Алло, Терновский слушает.

– Добрый день, я из Службы Безопасности. Мы подозреваем, что один из ваших курсантов – на самом деле шпион.

– Чей?

– Пока не знаем.

– Кто?

– Ярин Добровский.

– Аргументы?

– Вы видели его досье из предыдущего места учебы? Табели, зачеты?

– Эм-м… Нет. А что в них?

– У Добровского хорошие результаты в теоретических дисциплинах и практических умениях, но по части физической подготовки он пас задних. То есть, его результаты были удовлетворительно-приемлемые, на уровне пригодности – но не более того. Затем у вас при отборе он внезапно показал сногсшибательные результаты, набрав свыше тысячи баллов, при том, что вместе с ним попасть к вам пытались еще несколько кадетов из его училища. В училище он был им не ровней, а у вас внезапно обставил их. Показал абнормально высокий результат – и это подозрительно.

Я чуть задумался.

– Раз на то пошло – то таких, которые набрали более тысячи, у меня аж два…

– Леонид Бакарски и в своем прежнем училище был феноменально способным, его результат у вас на тестах – ожидаемо и закономерно высокий. А Добровский внезапно показал соизмеримые результаты при полном отсутствии оснований для этого. Иными словами, мы подозреваем, что за его баллами стоит допинг.

Интересное умозаключение, однако…

– Во-первых, допинг скорее свидетельствует о желании дурака проскочить в элитную учебку, потому что нагрузки после испытаний не снизились, как можно было бы подумать, только выросли. Во-вторых, все сдавали тест на допинг, и Добровский, как и остальные, его прошел…

– Это если рассматривать факты по отдельности, – возразил собеседник. – А если вместе – то картина иная. Абнормально высокий результат заставляет подозревать допинг. То, что допинг обнаружен не был, заставляет подозревать шпиона. Поймите, всего три дня назад я бы сделал те же выводы, что и вы, но есть одно «но». Существует засекреченный допинг-препарат, который никак нельзя обнаружить при однократном применении.

– Вот бы нам, сиошникам, такой… – мечтательно протянул я.

– Не исключено, что в свое время он будет и у вас, поскольку разрабатывается для специалистов вроде вас, спецназа, разведчиков, шпионов и тому подобных. Но пока что у него есть сильные побочные эффекты. Еще три дня назад я о нем не знал и сам, но случай помог. Один из бывших однокашников Добровского, удивленный тем, что Добровский, вечный замыкающий, прошел, а этот самый однокашник, куда более способный – внезапно был отсеян, своим удивлением поделился с родственниками, среди которых оказался один из разработчиков нашего секретного препарата. Он первым делом подумал об утечке и сразу же сообщил нам. Мы утечку не обнаружили, но предположили, что если такой препарат разработан нами – он может быть разработан кем-нибудь еще. И если Добровский достал препарат не у нас – то за ним стоит кто-то, кто в состоянии такое создать. То есть – иное государство, потенциально враждебное.