Столичный доктор

Глава 16

И с чего начать? Проткнуть как шарик? Нет, что-то такое в голове мелькает, но… Блин, я нейрохирургией занимался примерно никогда. Да, изучал в институте. В интернатуре на операции ходил. Там всё сурово, только из-за плеча выглянуть можно, чтобы увидеть затылок оперирующего хирурга, склонившегося к операционному микроскопу. То ли дело брюхо — срединный разрез от мечевидного отростка до лонного сочленения, и всем всё видно.

Вспоминай, доктор, думать — это не больно!

— Евгений Александрович, вам плохо? — прорвался в сознание голос Вики. — Бледный весь…

— Всё хорошо, сейчас продолжим, — ответил я.

Посмотрел вокруг, и взгляд наткнулся на отца Серафима, целующего крест. Ну конечно, крестообразный разрез, удалить сгусток… Только сначала…

— Виктория Августовна, скальпель подайте, — я протянул руку. — Готовьте спринцовку, сейчас промывать будем.

— Так нестерильно… — моя помощница про чистоту раны быстро усвоила.

— В шприц набирайте раствор! Начали!

Щелеобразный разрез, аккуратно. Один, два, еще и еще. Вопреки ожиданиям, кровь фонтаном не хлынула. Уже хорошо. Осторожненько теперь крестик, четыре лепесточка. Нет, помельче, лучше восемь. Вот так, отворачиваю… Ох ты ж… Мама моя… Чувствую, как по спине прокатилась капля пота, неприятная, противная. И сразу же вдоль позвоночника — еще. На лбу тоже капельки выступили.

— Лоб мне просушить! — прошипел я, и Вика промокнула кожу салфеткой.

Сгусток в отверстии огромный, почти черный, какой-то хищный на вид, особенно отблеск света от него… Напишу книгу про вампиров, вставлю описание. Так, хватит ерничать. Руки? Не дрожат. Вдохнул глубоко, выдохнул. Священник, как почувствовал, громко забормотал «Богородице, дево…». Аккуратно теперь промыть… Шприц, второй… Готово! Ну всё, закрыть, повязочку, и везти. Ну да, в таком состоянии катать не рекомендуется, но у меня ситуация безвыходная. Где мне здесь лечить эту несчастную?

Куда везти, вопросов нет. Проторенной дорожкой, к Сан Алексеичу. Очень надеюсь, что довезем. А что гадать? Грузим — и вперед. Судя по сопению, жива. Уповаю на то, что от моих манипуляций хуже не стало.

— Что там городовой? Сани нашли? — спросил я, ни к кому не обращаясь.

Но полицейский, оказывается, бдил. Слушал происходящее. И как только услышал, что в нем опять возникла нужда, сразу зашел.

— Готово всё, доктор. Звать парней?

— Давайте, — разрешил я, завершая перевязывать голову.

— Даже не просите! И денег не возьму! — Бубнов замахал на меня руками, открыл табакерку, засадил себе в нос понюшку табака. Громко чихнул в мою сторону. Даже не прикрываясь платком. Вот сволочь! Разожрался как тюлень, сидит колодой бородатой в Думе — трактором не выдернешь. Сеченов ему не указ, на пользу для общества он плевать хотел с высокой колокольни, отбывает часы.

— Что же мне делать? — я встал со стула для посетителей, забрал бумаги со стола главы медицинской комиссии московской Думы. Поход в которую оказался совершенно бессмысленной затеей. Тут просто не хотели брать на себя ответственность со скорой помощью. И даже впрямую отказываются от взятки. Совсем берега потеряли — ничего не боятся.

— Ежели будет повеление, — задумался Бубнов — Хотя бы от Великого князя Сергея Александровича… Тогда за нами дело долго не станет, одобрим быстро.

Я уже повернулся уходить, но Бубнов, повертев записку от Ивана Михайловича, все-таки напоследок сделал хорошее дело.

— Слышал, что завтра в здании на углу Тверской и Камергерского переулка открывается выставка фонографов с записями. Говорят, Сергей Александрович там будет с визитом в полдень.

Ну вот… Мне предлагают время и место лизать задницу московскому генерал-губернатору. Отличная затея, дело точно выгорит. Я ведь такой большой специалист по общению с великими князьями, можно сказать политик! Хотя с другой стороны мвдэшному чину взятку сунуть смог… Значит, вживаюсь в роль. Только вот генерал-губернатору «барашка в бумажке» в карман не положишь. Эта «голубая кровь» летает возле Олимпа, ему со всей Москвы собирают поди. Что же делать?

— Спасибо за сведения, — сухо ответил я, откланялся. Вторая неудача за день. Первая — это Повалишина. Да, я ее стабилизировал, отправил живой в университетскую клинику. Но перед походом в Думу зашел к Пороховщикову поблагодарить за стряпчего. Заодно попросился позвонить в больницу Боброву. Но по телефону толком узнать ничего не удалось. Сказал, что хуже стало, да пригласил в клинику ближе к обеду.

До похода в больницу я успевал посетить тренировку по ушу — поэтому отправился домой. Где и был пойман Кузьмою.

— Барин, а можно мне с вами руками махать? — поинтересовался слуга, потирая поясницу.

— Это зачем еще?

— Спину прострелило — мочи нет. А вас китаец вон как быстро починил! За три месяца на ноги поставил.

Я задумался. Школа ушу все больше разрасталась, так, глядишь, еще кто-то из местных захочет. А потом и до властей дойдет. С другой стороны, а что я нарушаю?

— Можно. Но не болтай нигде.

— Могила!

В каретном сарае я объяснил Ли Хуаню, что сегодня у меня важные процедуры в университетской клинике — желательно не нагружать руки. Да и спину с ногами тоже — вроде и получилось немного расслабить поясницу после стояния буквой зю, но чувствовалось.

— Холошо — согласился китаец — Займемся анатманом.

Это он про что?

— А он тут зачем? — Ли указал на Кузьму.

— Спина у него болит. Попросился к нам.

— Очень холошо, — образовался учитель. — Лэй Чан! Он твой!

Слугу уложили на пол на живот, ученик Ли встал ему на спину, начал по ней прохаживаться, надавливая то там, то сям ступнями. Я услышал тихое похрустывание.

— Ой, божечки! — заголосил Кузьма. — Умираю. Как есть умираю… Чичас всего поломают!

— Замолчи! Сам хотел — теперь терпи!

Мы же вчетвером уселись на соломенные подстилки, скрестили ноги и занялись медитацией. Под причитания слуги было трудно сосредоточится, а все попытки его заткнуть кончались ничем. Поэтому Ли решил прочитать нам лекцию на тему «правильного состояния души». Наличие которой буддизм не отрицал. Наша душа, как оказалось должна быть перед тренировками «подобна яркому, чистому зеркалу и подобна спокойной воде». При этом наличие анатмана, специальной субстанции внутри живых существ — приписывалось и животным. Которые не исключены из колеса сансары и могут переродиться в будущем в людей. Как и люди, благодаря плохой карме, опуститься на ступеньку ниже — вернуться в животных.

После краткого экскурса в основы буддизма, Ли уделил внимание правильному дыханию. Даже озвучил нам старую китайскую пословицу — «дыхание бог силы».

— Губы сомкнуты, лот заклыт, язык касается неба, — вещал нам китаец: — Воздух входит и выходит целиком челез нос…

Мы попробовали дышать животом, опуская и поднимая диафрагму. А еще делать это незаметно. Оказалось, что опытный боец в схватке может легко «вычислить» соперника — в момент перехода от фазы вдоха к выдоху возникает «брешь» в обороне. Энергия «ци», «небесный круговорот» между разными точками в теле — все это требовало осмысления.

После необычной тренировки, в самом расслабленном состоянии, я приехал на Большую Царицынскую. Посмотрел на часы — два пополудни. А сколько дел уже успел сделать!

А ведь я в этой больнице дальше приемного покоя и не бывал. До двадцать первого века здание не дожило. Сейчас — обычная двухэтажная больница. Стены кирпичные, потолки высокие, ничего примечательного снаружи. Обычная доза лепнины и прочих украшательств. Да и внутри — без изысков. Я в приемное ломиться не стал, пошел через парадный вход. Лестница каменная, широкая. Внизу швейцар сидит. Пальто принял у меня, дорогу к обители руководства показал, налево от лестницы на втором этаже.

Боброва я услышал из кабинета заведующего хирургией. Он как раз заканчивал распекать кого-то за нерасторопность. Я слушать не стал, отошел от двери. Освободится, зайду, а что сейчас мешать? Пистон подчиненному — дело интимное, хотя иногда и довольно громкое.

Вот когда кабинет покинул, вытирая лоб, полный мужчина лет сорока с лицом типичного преподавателя труда, я даже двери закрыться не дал, протиснулся внутрь.

Я мельком осмотрелся. Уважают профессоров, места не жалеют. Кабинет почти квадратный, метров двадцать пять. Два больших окна, тяжелые на вид книжные шкафы. Судя по легкому беспорядку среди книг, они здесь явно не для мебели. Заголовки в основном на немецком, но на английском тоже встречаются.

Ну и письменный стол — отдельная песня. Красота, нечего сказать! Явно дуб, отлично обработанный. И стоит, будто вырос здесь. Разбогатею, тоже такой куплю. Вот письменный прибор, хоть и из бронзы, богатый и вычурный, не понравился. Явно подарок чей-то. и на столе вперемешку истории болезней, небольшая стопка журналов, верхний — тоже на немецком.

— Здравствуйте, Александр Алексеевич. Рад встрече.

— Проходите, Евгений Александрович. Присаживайтесь, — он встал, шагнул навстречу, протягивая руку. — Чайку?

— Можно! На улице метель, весь продрог. Что там с крестницей моей? По телефону, признаться, ничего не понял.

— Пока жива, — Бобров тяжело вздохнул. — Вы большой молодец! Такую операцию, да на кушетке…Жду от вас статью в ближайшее время! Как вы решились? Я о таком не читал даже ничего!

— Давайте уже плохие новости.

— Лихорадка нарастает, ткани вокруг раны воспалены… Динамика отрицательная. Сами понимаете, травма тяжелая, перевозка…

— Есть одно новое лекарство — я с благодарностью принял чашку чая — Называется стрептоцид. Показывает отличные результаты против кокковой флоры. Убивает все напрочь в ране.

— Что за стрептоцид? — заинтересовался Бобров. — Ничего не слышал.

— Это результат нашей разработки с профессором Талем. Недавно осуществили синтез препарата, проверили эффективность. Повторяю — результаты выше всяких похвал. В том числе и при лечении гнойных осложнений. Сейчас оформляем привилегию.

— Я бы и рад… — замялся Александр Алексеевич. — Но без разрешения… Тут я бессилен. Пока нет.

Ну понятно, брать на себя ответственность практически за эксперимент на людях… Сейчас этические нормы, конечно, не такие суровые, вон, какой-то деятель заразил кучу народу сифилисом и гонореей с целью выяснить, одно это заболевание, или два. Но тут могут быть совсем другие мотивы. Может, место Боброва начальству надо для кого-то своего, и они откровенно ждут малейшего промаха? Или еще какие-нибудь интриги… Ладно, попробуем зайти с другой стороны.

— Но участие в плановых операциях в силе? — уточнил я.

— Да, я вам дополнительно сообщу.

— А сейчас ее посмотреть можно?

— Перевязки сейчас… Подождать придется… Кстати, не желаете ли проконсультировать пациента? Какие-то странные боли в животе, никак не определимся.

— Охотно. Руки помыть можно где-нибудь?

Мужчина, сорок два года. Худощавый, недельной небритости. В карте указана только фамилия с инициалами. Громов И.И. Боли в животе справа внизу, немного тошнит, однократно рвота. Температура небольшая, тридцать семь с копейками. Но пациент непростой, как мне шепнул Бобров, приняли по просьбе сверху. Потому и возятся, а понять, что с ним, не могут. Вдруг я свежим взглядом рассмотрю что-нибудь?

Александр Алексеич больного щупал долго, но как по мне — недостаточно тщательно. Симптомы раздражения брюшины проверял несколько небрежно, Ладно, я сюда не критиканствовать пришел, а коллеге помочь.

Оказалось, болит уже двое суток. Стула не было, газы отходят. Во рту суховато. Ладно, это часто бывает. Тошнит, не пьет, откуда влага возьмется? А вот с брюхом мне почти сразу понятно стало. Уж не знаю, называются ли эти сейчас симптомы по авторам, заострять на этом внимание как раз не буду. Но у нас тут такой набор — не то что студентам показывать можно, но в куче дают уверенность в диагнозе.

Закончил мучить пациента, кивнул Боброву. Пошли руки мыть.

— Что скажете? — спросил доктор.

— Аппендицит. Советовал бы произвести аппендэктомию в ближайшее время. В обозримом будущем, сами понимаете, продолжение воспаления, перитонит, и логичный финал.

— Вот балда! А я и не подумал! А ведь точно! Ох, как не вовремя… Мне сейчас и оперировать не с кем…

— Так давайте я. В моей квалификации не сомневаетесь?

— А давайте! — согласился Бобров.

— Вопросов не возникнет?

— Каких? Я — руководитель клиники, пригласил коллегу, ученого, поделиться опытом.

— Только позвольте, я отлучусь буквально на часик. Съезжу… свое привезти надо. А вы пока пациента подготовите. И… можно, я помощницу возьму с собой? Дочь покойного профессора Талля. Она интересуется медициной, думаю, ей будет любопытно.

— Женщину в операционную?

Бобров задумался. Явно не готов к таким инновациям, но и отказывать мне не хочется.

— Хорошо, только пусть на галерке сядет. В обморок не упадет?

— Не должна. На трепанации черепа инструменты подавала…

Видимо, я произнес это недостаточно уверенно, хирург посмотрел на меня в сомнениях. Надо срочно переводить разговор на другую тему.

— Обсудим план операции?

Осторожные расспросы внесли некоторую ясность. Да, хирурги уже умеют удалять аппендикс, но делать это не любят. Есть проблемы с остановкой кровотечений — нет аппаратов прижигания, а еще нет нормальных расширителей раны. Так что велик риск порвать аппендикс и разлить гной по брюшной полости со всеми вытекающими. Поэтому хирурги ждут до последнего — авось рассосется само. Иногда, кстати, так и бывает — иммунитет подавляет воспаление и больной выздоравливает, получая бонусом целый аппендикс. Который, как выяснится в будущем — совершенно не бесполезный придаток, а очень даже нужный. Отросток представляет из себя склад полезных кишечных бактерий. Такой своеобразный НЗ. Если вдруг по какой-то причине бактерии в кишечнике гибнут, то есть место откуда они могут обратно размножиться.

Домой примчался весь в мыле, сразу мобилизовал Кузьму ехать с запиской к Таллям за Викой, после чего сгреб и спрятал в саквояж укладку с масками. Дел на пару минут, и дожидавшийся меня извозчик везет назад, на Большую Царицынскую. И еще кое-что я взял с собой — упаковку со стрептоцидом. Штука маленькая, в карман уместилась — и совсем незаметно.

Бобров уже ждал. Не то чтобы нервно ходил из угла в угол, но, увидев меня, бумаги отложил, и встал.

— Пойдемте, операционная готова.

— Одну минутку, — я поставил на стул саквояж, достал укладку.

— Что это?

— Сейчас будем мыться, покажу.

— Не желаете до операции зайти к вашей протеже Повалишиной, посмотреть?

— Ни в коем случае. Даже возможный контакт с гнойной инфекцией… Чревато. Лучше после.

Бобров хмыкнул задумчиво, и мы пошли к нашему аппендициту.

В предоперационной надели халаты, шапочки. Я достал маску и протянул Боброву.

— Это зачем?

— Александр Алексеевич, я заметил у вас легкий насморк. Зима, понимаю. Но содержимое вашего носа может попасть в рану и вызвать бактериальное заражение. Или на инструменты. С теми же последствиями. Я предлагаю ввести обязательное ношение этого изделия в операционной. Штука копеечная, зато какой эффект сразу. Давайте попробуем. Хуже не станет.

— Ну давайте, — с легким сомнением в голосе протянул руку Бобров. — Поможете с завязочками? Непривычно как-то. Но один мучиться не буду. Много там у вас?

— На всех хватит.

— Вот пускай и надевают.

А в университетской клинике, оказывается, есть свои резиновые перчатки. Толстоваты немного, но терпимо. На вопрос — откуда такое богатство, внятного ответа не прозвучало, одни туманные намеки на чудеса. Но зато получил обещание на выделение и мне некоего количества.

Мы зашли в анатомический театр. Обычная лекционная аудитория амфитеатром, сотня слушателей легко разместится. Места, близкие к операционному столу, довольно плотно заняты. Разделение весьма показательное. Вот эти, на самых козырных местах, солидные и с общим для всех чуть уставшим выражением лица — скорее всего, местные врачи. Более молодые, переговаривающиеся между собой, и сидящие чуть поодаль — студенты. И… Вика. Сидит в одиночестве в первом ряду. И все, как мне показалось, то и дело на нее косятся неодобрительно. Девушка раскраснелась, перебирает платочек в руках. Волнуется!

Ладно, мне надо сосредоточится на Громове. Он усыплен, на лице лежит марля. Уже стемнело, две керосиновые лампы очень так себе освещают операционный стол.

Я поперед батьки лезть не стал. Не моя епархия. И на крючках постою, не гордый. Профессор выходит вперед, рассказывает сотрудникам об операции. Все слушают внимательно, записывают. Даже Вика.

— Ну-с, приступим, помолясь, — сказал профессор, перекрестился и сделал разрез.

Ага, оперируем, как и договаривались, по Макбурнею. Нас, помнится, за такое ругали, предлагая вместо проклятой американщины отечественный вариант Волковича-Дьяконова.

— Господин Баталов, — внезапно произнес Бобров, промокая тампонами кровь, — продолжите?

И это ожидаемо. Хирург хочет посмотреть, чего я стою.

— Для разреза выбираем точку на границе между наружной и средней третью линии… — я начал громко рассказывать ход операции. — Собственно, он уже сделан. Сосуды кожи перевязаны, доступ облегчается тем, что ассистент держит крючки, тем самым расширяя края раны…

Сколько этих аппендэктомий за свою жизнь я сделал? А кто же их считал? Хоть и не этими руками. Но все равно, столько выпить, чтобы забыть все эти ретроцекальные, подпеченочные, тазовые, и еще кучу атипичных расположений червеобразного отростка — это вряд ли получится.

Но у нас случай самый банальный, студенческий. Антеградная аппендэктомия, вон он, отросточек, сейчас мы его в рану выведем, и аккуратненько… Но для слушателей всё происходящее — новинка, поэтому терпеливо комментирую каждый шаг. Теперь зажим на брыжейку, перевязать… Две лигатурки на отросток… Есть… Чик — и готово. Культю прижигаем… До чего ж вонюча эта карболка! Кисетный шов, погружаем культю…

И тут вдруг Громов И.И. зашевелился. Раздался громкий стон, больной начал дергаться на столе.