Стилист. Том II

Глава 9

Звонок раздался вечером 18 января.

— Звоню с уличного таксофона, — торопливо говорила Галина. — Завтра у папы день рождения, вечером соберёмся у родителей, а перед этим папа заедет ко мне домой, он обещал в этот день пораньше освободиться с работы. Я попросила его заехать, очень попросила. Сказала, что это очень важный и конфиденциальный разговор. Тут-то ты с ним и встретишься, будешь в этот момент делать причёску и макияж.

— А он вообще знает, что я у тебя бываю? По идее ведь это незаконная подработка, с которой я не плачу налогов, твой отец, как лидер страны, должен идти в авангарде борьбы…

— Ой, да ладно! — своим смехом прервала меня Галина. — Юра вон тоже, как ты первый раз у нас появился, бурчал, что тебя хоть сейчас в ОБХСС сдавать можно, вот только это ляжет пятном на меня и на его карьере может отразиться. Да и какой ОБХСС захочет связываться с дочерью генерального секретаря? Себе дороже выйдет. В общем, 19-го подходи ко мне где-нибудь к часу дня.

Чтобы попасть днём 19 декабря к Брежневой, мне снова пришлось договариваться с коллегами насчёт подмены. Вообще я чувствовал, что времяпрепровождение в «Чародейке» начинает мешать настоящему зарабатыванию денег. Слишком много я отдаю времени парикмахерской за скромную зарплату, тогда как мог бы использовать его более рационально. За те же проведённые в «Чародейке» часы можно было бы обслужить на дому пяток клиентов, заработав в разы больше.

К сожалению, такое понятие, как индивидуальный предприниматель, в СССР неприемлемо, НЭП пока никто возрождать не собирается. Вот здесь я уже как-то не очень радовался существующему ныне строю. Трудись, как все, и не вздумай дёргаться, иначе за тебя крепко возьмутся. Это я всё ещё умудрялся выходить сухим из воды, другого «бизнесмена» давно повязали бы соответствующие органы. Мне просто повезло, что на моём пути встретился Гуляков, хоть какая-то, а защита. Тем более что пока мне не приходилось сдавать ему с потрохами симпатичных мне людей.

Ровно в час я позвонил в дверь квартиры Чурбановых. Юрий Михайлович в это время, что неудивительно, находился на службе, поэтому нам никто не мешал спокойно попить чайку с вареньем, а затем сесть у зеркала и неторопясь заняться внешним видом клиентки.

В четверть третьего раздался звонок в дверь. Брежнев, переступив порог, получил от дочки поцелуй в щёку и поздравление с днём рождения, затем она помогла ему снять пальто с воротником из каракуля, повесив в прихожей, а на полку сверху положив шапку-пирожок из всё того же каракуля.

— Галчонок, я сам, — сказал генсек, когда Галина попыталась снять с него ботинки. — А то уж совсем за старика меня считаешь.

В общем-то, глядя из комнаты, как покрасневший Леонид Ильич с кряхтением пыжится, развязывая ботинки, я подумал, что Брежнев и есть самый настоящий старик. Увы, но от этого факта было не скрыться. И чем дальше — тем хуже. Год-другой — и Брежнев превратится в посмешище, станет персонажем анекдотов.

А ведь политический лидер должен быть лидером во всем, а не живой развалиной. Пусть и не Александр Македонский, который сам в бой вёл свою армию, но хотя бы как Президент России XXI века: тот вон и в 70 по льду с клюшкой бегал и на дельтаплане со стерхами наперегонки летал.

— Ой, забыла тебе сказать, у меня же гость, он мне причёску на вечер делает… Знакомься, Алексей Бестужев, чемпион мира по парикмахерскому искусству.

— Очень приятно, Леонид!

А вот рукопожатие у генсека было крепким. Причём, похоже, он рассчитывал сжать мою ладонь так, чтобы продемонстрировать свою силу, но и я не собирался уступать. Постукались бараны лбами, как говаривал один мой знакомый из будущего.

— Папа, чай будешь? — спросила Галина, когда мы наконец закончили жать друг другу руки.

— А может, что покрепче?

— Коньяк?

— Давай! И лимончик порежь.

— А тебе можно? Ты же вроде на таблетках…

— В небольших дозах яд — лекарство, как говорит наш любимый Чазов. Свою норму я знаю. А вы, Алексей, не откажетесь?

— Почту за честь. Но сначала хотелось бы закончить с причёской, тут работы осталось на пятнадцать минут.

— А я смотрю, какая-то ты у меня, Галина, сегодня растрёпа, оказывается, попал в разгар процесса. Тогда, конечно, занимайтесь причёской, а я на кухне сам покомандую.

Уложились мы даже чуть раньше. Леонид Ильич тем временем уже расставил на кухонном столе тарелочки с ломтиками сыра, копчёной колбасы и посыпанными сахаром дольками лимона. Маяком возвышалась бутылка «Юбилейного».

— О, настоящая красотка! — похвалил Брежнев мою работу. — Милости прошу к столу!

Мы сели, я на палец разлил спиртное по стоявшим здесь же бокалам и, прежде чем выпить за именинника, протянул ему коробку мужской туалетной воды. Франция, обошлась недешево, но, я надеялся, это поможет сразу установить контакт.

— Поздравляю, Леонид Ильич!

— Ох ты, спасибо, Алексей, не ожидал.

Галина улыбалась, глядя на отца. И в её глазах я видел настоящую, дочернюю нежность.

— А с меня подарок вечером, — сказала она. — Папочка, любимый, с днём рождения тебя!

— За именинника! — поддакнул я, поднимая свой бокал.

Чокнулись, выпили, закусили, чем бог послал. Я снова налил. Снова выпили.

— Может, тебе хватит? — спросила Галина у отца, когда я начал разливать по третьей.

— Да что тут пить, Галка?! Вот в прежние годы… Эх, здоровье уже не то, и Чазов посадил меня на таблетки. А без них уснуть не могу, всю ночь ворочаюсь, всякая ерунда в голову лезет. Правда, целый день потом сонный ходишь, сам не своей.

Леонид Ильич покосился на меня. Понятно, пошёл приватный разговор, а тут посторонний завис, вроде как нужно ему намекнуть, что пора бы уже, раз дело сделал, отбывать восвояси. Что ж, пора вставить свои пять копеек.

— Леонид Ильич, Галина пригласила вас к себе по моей просьбе. Это у меня к вам важный разговор.

Брежнев с упрёком покосился на дочь, поиграл бровями, пожевал губами, и всё-таки выдавил из себя:

— Вот оно как… Ну что ж, я готов вас выслушать.

Не знаю уж, что он собирался услышать от парикмахера, жалобу на начальников или просьбу об улучшении жилплощади. Похоже, я сумел его удивить, когда завёл разговор о его самочувствии, в целях сохранения которого пора бы уже подумать о выходе на покой, а дела передать более молодым коллегам.

— Смотри ты, у нас даже парикмахеры в курсе состояния моего здоровья! — с долей раздражения воскликнул Брежнев. — Галя, это ты что ли про меня всё ему рассказала?

— Не всё, а то, что касается вашего здоровья, — ответил я за кусавшую губы и притихшую Галину. — Вы немало сделали для страны, но — простите за прямоту — чем дольше будете оставаться у штурвала, тем судно всё больше будет крениться на бок. Настало время коррелировать курс, уступить своё место людям, которые реально что-то соображают в экономике.

— И кто же это у нас такой умный? Кому я должен уступить? — сдвинул густые брови генсек.

— Хотя бы Косыгину. А заодно собрать группу учёных-экономистов, настоящих учёных, для которых на первом месте наука, а не государственные награды и премии. Пусть сидят и думают, как вытягивать страну из болота, в которое она погружается всё глубже и глубже. Они должны взять всё лучшее из мировой экономики, без оглядки на коммунистические идеалы, чтобы думали не о том, как завоевать космос, а о том, как накормить каждого жителя Советского Союза. Иначе этот колосс на глиняных ногах однажды попросту рухнет.

На побагровевшем лице генерального секретаря ЦК КПСС появилось странное выражение, словно он чем-то подавился, а отхаркнуть не может. Я даже испугался, не хватит ли того апоплексический удар, то бишь инсульт, но вроде бы обошлось. Кровь постепенно отхлынула от его лица, зато заиграли желваки.

— И кто же это тебя такому научил, а? — с металлом в голосе поинтересовался он, переходя на «ты». — Откуда ты такой умный выискался? Может, тебя подослали вражеские спецслужбы? Решили через дочь подобраться?

— Папа, не надо…

— Помолчи, Галина! Не до тебя сейчас. Я вот пытаюсь выяснить, что это за человек сидит со мной за одним столом и пьёт со мной коньяк?

— Человек я обычный, просто немного соображающий в политической и экономической ситуациях, — сказал я спокойно. — Повторюсь, всеми расчётами должны заниматься специалисты. Неужели вы не замечаете, что происходит с экономикой страны? Или вам подсовывают прилизанные отчёты, из которых видно, как замечательно и беззаботно живётся советскому человеку? Вы уж простите меня за откровенность, но коммунизм у нас наступил, наверное, только для комсомольских и партийных лидеров, имеющих возможность пользоваться такими благами, о которых простой заводчанин, инженер или ткачиха могут только мечтать. Одни спецпайки и спецобслуживание чего стоят! Только вот когда вы последний раз бывали в обычном московском магазине? Не как генеральный секретарь, когда к вашему визиту завозят десятки сортов колбасы, а после вашего отъезда их тут же убирают с прилавков, а как рядовой обыватель? И это ещё Москва находится в привилегированном положении, па полках провинциальных магазинов килька в томате да «Завтрак туриста», а за варёной колбасой выстраиваются километровые очереди. Вот эту туалетную воду, что я вам подарил, тоже ведь так просто не укупишь, а во всём мире она продаётся спокойно. Да что там говорить, жители 1/6 части суши до сих пор не знают, что такое туалетная бумага. Все по старинке подтираются газетами с портретами, извиняюсь, вождей. Можно, конечно, поставить в заслугу государству бесплатные жилье, медицину и образование, но тут тоже не всё так просто. Бесплатный сыр, сами знаете, где бывает, но это уже вам расскажут экономисты, если, конечно, у них хватит на такой поступок смелости.

В кухне повисло тягостное молчание, только слышно было, как тикает за цепочками гирек маятник настенных часов. Леонид Ильич задумчиво посмотрел на бокал в своей руке, затем поднёс его ко рту и одним махом влил в себя порцию коньяка. Пожевал губами, глянул на меня исподлобья:

— Я знаю, что у нас за колбасой очереди стоят, не так уж я и далёк от народа. И что выбор на прилавках не такой уж и большой, тоже знаю. Вот только нашей стране пришлось пережить самую разрушительную войну в истории, от которой мы до сих пор оправиться не можем. А сегодня Запад снова бряцает оружием, и нам приходится тратить огромные средства на вооружение. Давайте мы завалим магазины колбасой, а завтра придут американцы, и нам что, встречать их хлебом-солью? Автоматов-то у нас не будет, мы всё на колбасу потратили.

— Если уж на то пошло, то Германия от войны пострадала не меньше, западным немцам тоже пришлось восстанавливать страну из руин. Однако сегодня у них одна из крепчайших экономик мира. Понятно, благодаря «плану Маршалла» немцы получили неплохую материальную помощь. Но думаю, они и без того может чуть позже, но поставили бы свою экономику на ноги. Теперь мы видим то, что видим. Они не бросают миллиарды на освоение космоса, мы же ввязались с американцами в заранее проигрышную «лунную гонку». И даже проиграв её, продолжаем отправлять на орбиту пилотируемые корабли, хотя могли бы ограничиться спутниками связи, реально приносящими пользу. С ракетами, но без штанов. Видимо, рядовые советские граждане должны намазывать эти ракеты на хлеб вместо масла и на дырявые зубы вместо пломб.

Я уж не говорю о миллиардах, которые мы тратим на поддержку социалистических режимов не только в Европе, но даже в отсталой Африке. Это же бездонная яма! Какие мы там цели преследуем? Всю историю России мы за кого-то заступаемся, и никто не платит нам благодарностью. Бились за болгар с турками — во всех войнах «братушки» воевали против нас. А мы им сейчас шлём и шлём миллиарды инвалютных рублей, на которые у себя могли бы построить сотни, а то и тысячи школ, больниц и квартир. Если посчитать деньги, которые мы вкладываем в поддержание дружественных нам режимов, это получится просто космическая сумма. Вкладывать нужно туда, куда это выгодно, я имею в виду Кубу, где мы держим под боком у Штатов военные базы. Всё остальное — деньги на ветер, все эти так называемые «братские народы» при первом же удобном случае переметнутся на сторону врага. И меньше слушайте тех из своего окружения, кто пытается запудрить вам голову. Того же Андропова, например.

Я одним глотком влил в себя порцию коньяка, закусив лимонной долькой. Брежнев молчал, ожидая, видимо, что я ещё скажу.

— А что касается защиты наших рубежей, — продолжил я, — то стране не нужна огромная армия, состоящая из миллионов необученных мальчишек, тупо марширующих по плацу или строящих дачи генералам. Кинь их в бой — половина тут же погибнет. Армия должна состоять из специалистов, профессионалов своего дела, знающих, ради чего они рискуют своей жизнью. Я уже не говорю о том, что значимость сухопутных войск, ВМФ и ВВС уже далеко не та, что была лет тридцать назад, почти всё решают ядерные боеголовки, которых у нас с избытком.

Леонид Ильич уже не искрил в мою сторону, наверное, мой спокойный, рассудительный тон на него так подействовал вкупе с выпитым коньяком. Сидел, смотрел в свой пустой бокал, и что-то обдумывал. Наконец поднял голову, тяжело поглядел на меня:

— Вот уж не думал, что услышу такое от парикмахера. Ладно, ступай, мне ещё с дочерью поговорить надо. Если понадобишься — передам через неё.

— Хорошо, но прежде, чем я уйду, возьмите вот это, — я протянул ему заклеенный конверт. — Здесь мои соображения по поводу политико-экономических изменений, которые давно назрели. Прошу, найдите время, чтобы с ними ознакомиться, я даже не буду против, если вы покажете мои записи человеку, которому доверяете. Но только не Юрию Владимировичу и не Суслову. Первый не погнушается и со мной разобраться, и вас, если пойдёте ему наперекор, уберёт, а второй так закостенел в своих убеждениях, что его легче отправить на пенсию, чем в чём-то переубедить. И насчёт здоровья своего всё же подумайте, курение и барбитураты до добра не доведут. Вы мужчина, тем более лидер государства, у вас должна быть сила воли. Ещё раз, с днём рождения вас, Леонид Ильич!

Последние фразы я говорил с нажимом, глядя Брежневу прямо в глаза. Не факт, что моё внушение окажется удачным, но, во всяком случае, попытку я сделал и совесть моя чиста.

У двери провожавшая меня Галина покачала головой:

— Алексей, ну вот что ты сейчас устроил? Отца от твоих слов чуть инсульт не хватил.

— А если бы не сказал, то потом точно хватил бы, когда он надорвётся на работе. И с таблеток ему слезать надо, сама же слышала, он от них всё время сонный ходит. Надеюсь, твой папа адекватно воспринял мою критику. А ты сегодня вечером на дне рождении папы будешь самой красивой.

Ну вот, хоть такой грубой лестью вызывал на её лице улыбку. На лестничной клетке у лифта дежурил человек в штатском. На моё появление он отреагировал удивлённо-тревожным взглядом, я в ответ как можно более искренне улыбнулся:

— Здравствуйте!

После чего нагло прошествовал к лифту, а «штатский» дёрнулся к двери, на ходу вытаскивая из кармана рацию. На первом этаже меня встретил его близнец — такой же подтянутый, с металлом в глазах мужчина. Ещё один стоял у припаркованной возле подъезда «Чайки». Я не исключал, что сейчас мне заведут руки за спину и сунут в вызванную по рации с Лубянки чёрную «Волгу», но ничего такого не произошло. Хотя, покидая двор, буквально чувствовал спиной взгляд охранника-водителя.

Гуляков выцепил меня на следующий день. Видно было, как ему с трудом удаётся сдерживать обуревавшие его чувства.

— Алексей Михайлович, вам не кажется, что вы переходите все границы? — процедил он сквозь зубы.

— Я? Вы о чём, Иннокентий Павлович?

— О чём?! Мало того, что я покрываю ваши левые заработки, так вы ещё и припёрлись к Галине Леонидовне в тот момент, когда к дочери заехал генеральный секретарь ЦК КПСС.

— Так откуда же я знал, что Брежнев заявится, когда я делал Галине Леонидовне причёску?! — с видом невинно оскорблённого заявил я.

— И что там было?

— Ну как что… Поздравил Леонида Ильича с днём рождения, я доделал работу, потом мы выпили по бокалу коньяка в честь именинника и я пошёл.

— И всё?

— И всё, — подтвердил я, глядя на собеседника честными глазами.

Тот буравил меня взглядом, затем, видимо, решив, что я не вру, немного расслабился.

— Ладно, проехали… пока. Кстати, ваша информация по Ерофееву подтвердилась, он действительно собирается подрабатывать редактором и корректором студенческих рефератов в МГУ.

Интересно, бросил ли Венечка курить и ограничил ли себя в питие? Зайти что ли на эту квартирку, проверить… Пока я над этим размышлял, Гуляков подбросил мне новую задачу.

— Сейчас мы с вами кое-куда проедем, там с вами хочет поговорить один человек.

— Это очень срочно? — спросил я, напрягаясь. — А то я на работу опаздываю.

— Срочно, Алексей Михайлович, — ответил тот, поворачивая ключ в замке зажигания. — А насчёт работы не беспокойтесь, вашему директору позвонят.

Дорога заняла не более двадцати минут. «Москвич» заехал во двор дома сталинской постройки, и мы с Гуляковым поднялись на третий этаж. В однокомнатной квартирке, выглядевшей так, словно тут как минимум год никто не жил, нас встретил подтянутый мужчина с проседью в волосах и шрамом у левого виска.

— Яков Петрович, — представился он, протягивая руку.

Я подозревал, что он такой же Яков Петрович, как я Самуил Израилевич. Хотя мог и ошибаться.

— Присаживайтесь, разговор у нас с вами, Алексей Михайлович, будет серьёзный.

Я уж и так понял, что не блины есть позвали. Ну давай, выкладывай, какую пакость приготовил, Яков Петрович. А то вон даже Гулякова и то выпроводил на кухню.

— Алексей Михайлович, мы приготовили для вас задание весьма важное и ответственное и, исходя из того, как вы с ним справитесь, мы сможем делать выводы о том, насколько ценным нештатным сотрудником вы являетесь. И заслуживаете ли вы тех послаблений, которые мы вам оказываем. А послабления, согласитесь, довольно серьёзные.

Я молчал, ожидая продолжения и гадая, какую свинью мне собираются подложить.

— Как у вас с английским языком?

— Да-а… Как сказать, более-менее.

Не признаваться же, что языком Шекспира владею если и хуже самого драматурга, то ненамного. Правда, в те времена, говорят, английский сильно отличался от современного, но это уже частности.

— Надеюсь, этого будет достаточно, — пробормотал Яков Петрович. — Бывали когда-нибудь на Софийской набережной?

— Бывал вроде бы, а что?

— Может быть, проходили мимо резиденции посла Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии? Так вот, посол Великобритании Теренс Вилкокс Гарви, помимо прочего, ещё и писатель. Послезавтра в резиденции он проводит приём по случаю презентации своей автобиографической книги «Моя дипломатия». Приглашены новоиспечённый министр культуры СССР Пётр Нилович Демичев, председатель правления писателей СССР Константин Федин, ну и ещё несколько творческих работников. Самое главное, что супруга посла хочет появиться на вечере во всём своём великолепии и, будучи наслышана о том, что чемпион мира по парикмахерскому искусству проживает в Москве, попросила, чтобы вечернюю причёску ей сделали именно вы.

— Вот оно что, — выдохнул я, и как ни в чём ни бывало поинтересовался. — Цена вопроса?

— Бестужев, не наглейте. Если даже вам будут предлагать деньги — не вздумайте брать. Ваша работа — это жест доброй воли со стороны СССР, вы представляете на территории капиталистической страны нашу социалистическую родину. Уяснили?

— Уяснил, — без особого энтузиазма подтвердил я.

— А теперь переходим к основному…

Он запустил руку в карман и показал мне плоскую коробочку чёрного цвета, размером меньше спичечного коробка.

— Что это?

— Подслушивающее устройство.

— То есть…

— Вы правильно поняли. Вам нужно будет его установить в рабочем кабинете посла, который располагается на третьем этаже.

— Хм… Э-э-э… И как же мне туда попасть? — спросил я без особого энтузиазма.

— Держите, это ключ от двери рабочего кабинета. Смотрите не потеряйте. А теперь идите сюда.

Он пригласил меня к столу, на котором уже разложил карту.

— Это план левого крыла резиденции. Здесь, — палец с аккуратно обстриженным ногтем ткнулся в карту, — на третьем этаже находятся апартаменты, где живут мистер Гарви и его жена, миссис Тереза Гарви, там же, скорее всего, вы будете делать ей причёску. Сами подберёте момент, чтобы попроситься выйти в туалет. Туалет находится вот здесь, — снова палец уткнулся в карту, — а вот здесь находится рабочий кабинет хозяина резиденции. Надеюсь, вам не дадут провожатых для похода по нужде, иначе из нашей затеи ничего не выгорит.

Он пристально посмотрел на меня, я встретил его взгляд с решительным выражением лица, подтверждавшим, что в интересах безопасности моей Родины готов на всё, что угодно. Надеюсь, именно так подполковник или, может, даже полковник КГБ (почему-то мне казалось, что именно эти звания ближнее всего подходят к его внешности) расшифровал мой настрой.

— А не может так получиться, что в коридоре кто-то дежурит или дверь стоит на сигнализации?

— По нашим сведениям, в том крыле на этажах не дежурят. Насчёт сигнализации информации не поступало. Если вдруг что-то зазвенит — сразу убегайте в направлении туалета. В крайнем случае скажете, что неправильно поняли, где находится уборная, и ошиблись дверью.

— Наивно звучит.

— Наивно, — согласился чекист, — но другого объяснения тут не придумать. Будем всё же надеяться на лучшее. Когда проникнете в кабинет, прикрепите «жучок» с обратной стороны картины, которая висит позади кресла. Не ошибётесь, это портрет Уинстона Черчилля, кумира нашего мистера Гарви. В кабинете больше ничего не трогайте. С этой стороны «жучок» снабжен липучкой, сейчас она прикрыта бумажной лентой. Чтобы приклеить подслушивающее устройство, нужно будет сначала отклеить бумажку. Клеится к любой поверхности, даже влажной, но, думаю, проблемой может стать только пыль. Сильно её не тревожьте, может просыпаться на пол или на стену. Кнопок на устройстве нет, так что включать ничего не надо, он срабатывает автоматически, на человеческий голос.

— Подслушивающее устройство в телефоне могло бы дать больше информации.

— Телефоны в резиденции регулярно проверяют на предмет «жучков». Да и сунуть микрофон за портрет быстрее, чем выкручивать и обратно вкручивать мембрану.

Сладко поёт, вот только у меня на душе как-то тревожно.

— Яков Петрович, ведь если я попадусь, меня же после этого ни в одну капстрану не пустят, с таким-то клеймом.

— А с чего это вы в капстрану засобирались? — прищурившись, поинтересовался тот. — И давно у вас такие мысли появились?

— Да я так, к примеру…

— Не очень хороший пример. В общем, я так понимаю, возражений нет? «Жучок» спрячете в дипломате с инструментами. Только не в своём, а вот в этом.

Он достал из шкафа дипломат в коричневой коже.

— Вам могут устроить досмотр, тем более кто знает, что вы в этом дипломате несёте. Этот снабжён двойным дном, смотрите, вот здесь находится маленький, изолированный фольгой тайник, размером как раз под наше устройство, куда я его сейчас помещаю, предварительно протерев отпечатки пальцев. И вот вам тоже пара медицинских перчаток, не касайтесь «жучка» голыми руками, а то наследите. Всё понятно? Держите. Завтра вам позвонят, где и во сколько нужно быть. И не забудьте паспорт. Обычный паспорт, гражданина СССР

Так заграничного всё равно нет, подумал я, по возвращении из ГДР пришлось сдать его Антонине. Это вам не Россия XXI века, тут много чего нельзя хранить дома, загранпаспортов с валютой в частности.

В здание резиденции посла Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии на Софийской набережной я вошёл за два часа до прибытия советской делегации. По идее, времени навести марафет на голове супруги посла должно было хватить с лихвой.

Миссис Гарви обладала немного вытянутым, лошадиным лицом, а крашеные каштановые волосы были собраны на затылке в большой пучок. Встречала она меня в компании мужа — мужчины лет шестидесяти, лысоватого, с небольшим животом, но в целом подтянутого. Который к тому же сносно говорил по-русски, что, впрочем, для посла неудивительно. А вот его жена Тереза на-нашему не знала ни бельмеса, кроме «Здравствуйте» и «Спасибо», поэтому мистер Гарви предложил себя в качестве переводчика. Однако я сказал, что немного знаю английский, и уж как-нибудь мы обойдёмся без господина посла, и эту новость тот воспринял, как показалось, с облегчением.

Вопреки моим скрытым надеждам, миссис Гарви действительно повела меня в апартаменты. Пока поднимались, думал, что у конторы здесь наверняка есть свой человек, какая-нибудь завербованная уборщица, которая подтвердит, что мы были в апартаментах.

Клиентка оказалась довольно приятной в общении женщиной. Призналась, что в Лондоне она вот уже почти двадцать лет ходит к одному и тому же мастеру, а вот в Москве пока приличного мастера не нашла. Поэтому, когда узнала, что появилась возможность заполучить чемпиона мира по парикмахерскому искусству, ни секунды не сомневалась.

Я сунул ей свою визитку, заявив, что в «Чародейке» всегда найду для мисси Гарви время, после чего поинтересовался, что клиентка хочет увидеть на своей голове.

— Something to your taste[1], — подумав, сказала она.

Ладно, тогда мой любимый градуированный боб. Стерильные перчатки натянул заранее, объяснил, что это новый мировой тренд, а «жучок» между делом сунул в карман, где уже лежал ключ от кабинета.

самый разгар работы я начал покусывать нижнюю губу и всем своим видом выражать физический дискомфорт. Естественно, это не укрылось от взгляда миссис Гарви, посматривавшей на меня в зеркало.

— Are you all right?[2]

— I think I drank too much tea this morning[3].

— You need to go to the toilet![4] — утвердительно воскликнула она.

Далее последовало предложение проводить меня в уборную, на что я попросил просто объяснить маршрут, и пообещал, что уложусь в пять минут. Оказавшись в пустынном коридоре, пол которого был выстлан ковровой дорожкой вылинявшего бордового цвета, я нарисовал по памяти план этажа и уверенно повернул направо. Третья дверь по коридору, это, похоже, была она. Опустил ручку, толкнул — закрыто. Ещё раз оглянувшись, сунул ключ в замочную скважину, тот легко повернулся, щелчок замка — и добро пожаловать в рабочий кабинет посла Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии в СССР мистера Теренса Вилкокса Гарви. Тут же закрыл дверь на ключ изнутри, оставив его торчать в замочной скважине.

Неплохая обстановочка, в таком, что ли, викторианском стиле. Массивный стол, изготовленный, такое чувство, из морёного дуба, на котором стоит фото какой-то молодой женщины с мальчиком. Возможно, дочери и внука. Кожаный диван в мой рост, стены обшиты серебристыми буазери с патиной. Только камина не хватало. Самое главное, что портрет премьер-министра, сэра Уинстона Черчилля находится там, где и обещал Яков Петрович.

С замиранием сердца, чуть ли не на цыпочках я подошёл к облачённой в тяжёлую, покрытую бронзовой краской раму картине. На то, чтобы прикрепить «жучок», ушло не более пятнадцати секунд. Ну всё, теперь можно уходить.

Звук ткнувшегося в замочную скважину ключа заставил меня замереть на месте и моментально покрыться противным, липким потом. Сука! Вот это попал так попал!

— Who's there? Open immediately! I'll call security![5]

Судя по взволнованному голосу, с той стороны двери бушевал не кто иной, как хозяин кабинета. Твою же мать, даже под стол не спрячешься. Это же надо, как обидно, полминуты не хватило, чтобы исчезнуть из кабинета и очутиться возле туалета. И ничего не придумаешь, считай, попался с поличным. Разве что… Надеюсь, он не сразу признает мой голос, и что мой едва заметный акцент меня не погубит. Во всяком случае, это поможет немного отсрочить катастрофу.

— One moment! I'm a security officer[6].

— Is that you, George?[7] — послышался вопрос с сомнением в голосе.

— Yes, mister Garvey[8].

— How did you end up in my office?[9]

— I'm conducting an inspection to detect eavesdropping devices. I locked the door so no one would interfere[10].

С той стороны двери повисла тишина, я буквально чувствовал, как посол переваривает услышанную информацию. Я для видимости какого-то действа приподнял и с шумом поставил на стол телефонный аппарат, после чего принялся ходить по кабинету.

— Hm… I didn't know you had a key to my office. Will it last? I need to pick up important documents[11].

Вот ведь, рвётся в кабинет за какими-то документами. И не отправишь его восвояси, будет стоять под дверью до последнего. А даже если уйдёт, то затем может поинтересоваться у какого-то там Джорджа, как прошла операция по поиску «жучков». Дальше ситуация может развиваться как угодно, и кто-кто при желании легко сопоставит моё поход в туалет и незнакомца в кабинета посла, прикидывавшегося офицером безопасности. Значит, другого выхода, кроме как идти ва-банк, просто нет.

— One second![12]

Я подошёл к двери, повернул ключ и потянул ручку на себя.

— Good afternoon, mister Garvey! — с чувством собственного достоинства приветствовал я посла, немигающим взглядом глядя в его расширявшиеся от удивления глаза. — I'm George, security officer. Now you will take the necessary documents and leave the office. I'll close the door myself. After that, you will immediately forget that there was a stranger in your office. Do you understand me? Repeat what you must do.[13]

Всё это я говорил размеренно, не отводя взгляда, словно удав, гипнотизирующий кролика. Правда, кролика весьма большого, килограмм на девяносто. Поначалу мелькнула мысль сказать всё это на русском, которым господин посол более-менее владел, но в последний момент я решил использовать всё же его родной язык, который до его сознания должен дойти быстрее, нежели язык чужой страны.

— I have to take the documents, leave the office and forget that someone was in my office[14], — механически повторил Теренс Вилкокс Гарви.

— Now do it[15].

Посол прошёл мимо меня, выдвинул ящик стола, взял из него серую папку и вышел из кабинета. Я выглянул в коридор, глядя на удалявшуюся спину в тёмном костюме, вышел следом, запер дверь и направился обратно в комнату, где меня поджидала

— Still, I got a little lost[16], — с улыбкой объяснил я причину своей задержки, мол, слегка потерялся.

— It's okay, the wives of ambassadors can tolerate it[17], — улыбнулась она мне в ответ.

Ну да, конечно, жёны дипломатов вообще как жёны лейтенантов, кочуют по гарнизонам, и привычны ко всему. Именно это, наверное, подразумевала миссис Гарви.

Каждую секунду я ждал, что в комнату влетят сотрудники службы безопасности и под вопль мистера Гарви: «Grab him!» начнут меня крутить. Но время шло, никто не вмешивался в рабочий процесс, и я понемногу успокаивался. Благо что работа сама по себе меня всегда захватывает.

Я не ограничился одной лишь причёской, достал из дипломата набор декоративной косметики, потратив дополнительно двадцать минут своего времени, но результат вызвал у Терезы почти что дикий восторг. Редкое зрелище, когда немолодая дама ведёт себя словно получившая на день рождения долгожданного щеночка девочка.

— Now I see that this is the work of a real world champion! How much, how much do I owe you?[18]

— No money, missis Garvey, no money! Consider it a gesture of goodwill[19].

Мой отказ от денег её слегка расстроил, впрочем, и меня самого тоже, но если уж дал слово…

— Do you have a girlfriend or a wife?[20]

А вот насчёт подарков уговора не было. Почему я должен отказываться от небольшого презента для моей Ленуськи в виде сумочки «Kelly» от модного дома «Hermes»?! Пусть и слегка ношеная, на одном уголке чуть потёртая, но если не приглядываться — с виду практически новая! В моём будущем такая оригинальная сумка стоила от 10 000, и Я, конечно, для приличия слегка поломался, но в итоге всё же с благодарностью принял подарок, который к тому же прекрасно втиснулся в дипломат с инструментами.

Резиденцию посла я покидал с чувством лёгкой тревоги. Мистер Гарви прощаться не вышел, похоже, был занят своими делами. А может, сидел сейчас где-нибудь в уголке, пялился тупо перед собой и мучительно пытался понять, что с ним произошло, когда он ходил за документами. Надеюсь, так и не вспомнит, иначе не избежать крупного международного скандала. Впрочем, пусть ещё что-то докажут: отпечатков моих пальцев в его кабинете не найдут, а камеры слежения если и изобрели, то в коридорах посольства я их точно не видел.

Лена подарку обрадовалась, если бы она ещё знала, сколько стоит эта сумочка… Но я ничего говорить не стал, и так понятно, что заграничная вещь, фирменная, не какая-нибудь фабрика им. Бебеля при всём моём к ней уважении, а значит по определению дорого. Ну и пусть перед подругами и коллегами с ней красуется, пусть завидуют. Муж заработал!

* * *

Генеральный секретарь ЦК КПСС скучал по запаху табака. Хоть бы кто зашёл, закурил, а он бы просто стоял рядом и втягивал в себя дым. С тех пор, как Чазов рекомендовал (а практически запретил) ему употреблять спиртное и курить, он по-настоящему мучился. Особенно скучал по сигаретам, ему даже иногда снилось, как он достаёт сигарету из пачки «Новость», закуривает и втягивает в себя ароматный дым.

Брежнев посмотрел на лежавшую перед ним на столе раскрытую папку. Она была совсем тоненькая, в ней находились всего три листочка машинописного текста. Вся информация, что для него собрали подопечные Андропова на женского мастера парикмахерской «Чародейка» Алексея Михайловича Бестужева.

Получалось, что за минувшие год с небольшим, с тех пор как его нашли потерявшим память на вокзале, парень столько успел сделать, что не всякий и за всю жизнь успеет. Познакомился с одним из ведущих конструкторов одежды Советского Союза, по его протекции устроился в лучший салон-парикмахерскую Москвы, а возможно, что и страны. Предложил новые виды причёсок, тут же завоевавшие популярность у жительниц столицы. Познакомился с его дочерью, Галиной, вернее, она сама к нему подошла после победы Бестужева на чемпионате Москвы. Обзавёлся собственной клиентурой…

Леонид Ильич невольно крякнул, вчитываясь в эти строчки. То, что этот Бестужев зарабатывал в парикмахерской, не шло ни в какое сравнение с тем, сколько он имел на своих клиентках.

Естественно, налоги не платит, так как занимается незаконным видом трудовой деятельности. Причём в КГБ знают о его «левом» заработке, но смотрят на это сквозь пальцы. И понятно почему: молодой человек является их внештатных агентом. Ведёт разведывательную деятельность промеж артистов, писателей и прочей творческой интеллигенции, среди которой не редкость и космополиты. Мало того, буквально на днях Бестужев принял участие в какой-то сверхсекретной операции Комитета, о которой человек, составлявший бумагу, не имел права рассказать даже ему, первому лицу государства. Нет, при желании он мог потребовать показать ему этот документ под грифом «Секретно», и так уже бывало, но такие его действия у Юрия Владимировича каждый раз вызывают изжогу. Неохота лишний раз с ними связываться.

Женат на женщине с ребёнком, сотруднице музея изобразительных искусств, познакомились, когда догнал укравшего у неё сумку вора. Сейчас ждут пополнения в семье.

Вот ещё фигурант предложил идея «Бессмертного полка». Хорошая затея, должна найти отклик у советских людей, тем более вряд ли найдётся семья, которую не затронула война. Да и он сам не будет против пройти впереди колонны с чьим-нибудь портретом, раз уж сам пока ещё живой.

Победа на чемпионат мира… Об этом он уже знал со слов дочери. А вот ещё и песенки сочиняет, одну из них продал какому-то ансамблю «Цветы». Надо бы выяснить, что за ансамбль, какой у них репертуар. А песню, кстати, продал аж за три тысячи, и тоже избежав налогов. Непорядок! И неужели одна песня может столько стоить? Это же цена «Запорожца».

В кино ставил сцену драки. Он ещё у нас, оказывается, владеет каким-то необычным видом борьбы, а тренируется в динамовской секции.

А тут пишут, что спас группу детского сада, на которую едва не наехал грузовик с пьяным водителем. Пострадал, сломал несколько рёбер. И тут без Галки не обошлось! Хорошо хоть она в погоне на мотоцикле не участвовала, а то они с Викторией Петровной уже могли бы и без дочери остаться.

Вот ещё интересно, подозревался в убийстве жителя Новошахтинска, однако свидетели на очной ставке его не опознали. Ну, не опознали и не опознали, значит, одним грехом меньше.

Интересный тип, решительный и при этом мозговитый. Брежнев покосился на ящик стола, в котором лежало распечатанное письмо, переданное ему парикмахером. Его он прочитал на следующее утро после своего дня рождения. И после прочтения остались противоречивые чувства, равно как и после той памятной встречи в доме у Галины. Этот парикмахер предлагает сократить чиновничий аппарат, уменьшить роль правительства в экономике страны, разрешить создание кооперативов, при этом не подпуская частных предпринимателей к природным богатствам, сделать приемлемые налоги, разрешить кооперацию советских фирм с иностранными, а также дозированное появление на советском рынке западных производителей. Пусть отечественные фирмачи конкурируют с производителями тех же джинсов «Levi's» и стараются делать не хуже. Опять же, западные фирмы — это приток иностранной валюты. Посыл должен быть таким, что у страны, проводящей политику «открытых дверей», по определению не может быть врагов. Таким образом, гонка вооружений, выжимающая из экономики страны последние ресурсы, пойдёт на спад.

«В чём секрет успеха американской экономики? — вопрошал в своём письме Бестужев. — Америка всегда была пронизана духом постоянного соперничества. Всё начинается ещё со школы: в американских школах считается абсолютной нормой рваться наверх, расталкивая локтями других, чтобы или стать первым, или хотя бы подняться повыше в школьной иерархии. Дух соперничества сохраняется и дальше, во взрослом возрасте. Американская мечта подразумевает вполне определённую стратегию успеха: бороться, превозмогать, идти вперёд и, опираясь на собственные силы, стать в итоге победителем. Соединённые Штаты Америки стали сверхдержавой в том числе благодаря тем самым индивидуалистам, которые рыли землю копытом и шли вперёд, игнорируя любые преграды». Далее — что уже ни в какие ворота не лезет — автор предлагает дистанцироваться от уничтожающей личность идеологии коллективизма, призывая, напротив, через литературу, фильмы, музыку мотивировать амбициозность людей, в первую очередь подрастающего поколения. Глядя на лидера, за ним якобы потянутся и другие. Здоровый дух соперничества вдохнёт жизнь в угасающую экономику СССР.

Писал Бестужев и том, что Брежнев уже слышал от него во время личной встречи. Также в письме упомянуты и более узкоспециальные вещи, которые до генсека доходили с трудом. Впрочем, в окружении генсека имелся человек, соображающий в экономике куда лучше его самого, хоть Брежнев того и недолюбливал. И с минуты на минуту он должен был появиться.

— Можно, Леонид Ильич?

— Входи, Алексей Николаевич. Садись, разговор у меня к тебе будет.

Предсовмина, как обычно, был одет достаточно консервативно, хотя и со вкусом. Глядя сейчас на него, Брежнев непроизвольно вспомнил фотографию канадского визита Косыгина, когда того приняли в вожди какого-то индейского племени и нахлобучили на второе лицо государства головной убор из разноцветных перьев. С кислой миной и в перьях второе лицо советского государства выглядело весьма забавно.

— Как Люда, зять, внуки?

— Да вроде живы-здоровы.

— А сам как?

Ясно было, что Брежнев не за тем его позвал, чтобы справиться о состоянии здоровья Предсовмина и его близких. Но Алексей Николаевич не торопил события, знал, что Брежнев не любит, когда лезут поперёк батьки в пекло. Тот, впрочем, на семейных делах надолго не задержался. Неожиданно спросил:

— В магазины заходишь?

— Захаживаю, по пути с работы частенько в булочную возле кинотеатра «Арбат» заглядываю, хлеб покупаю. Да и так захожу время от времени, когда по работе, когда так просто, из любопытства.

— Ну и как тебе? Дефицит ощущается?

— По некоторым позициям имеется, но хлеб, молочные продукты всегда в продаже и по доступной цене.

— Хлеб — это хорошо, — прищурившись, глянул на собеседника Брежнев. — А с колбасными изделиями, говорят, до изобилия далеко. Особенно на периферии.

— Тут я соглашусь, некоторый дефицит ощущается, но вы же знаете о четырёх категориях снабжения. Преимущество в снабжении имеют особый и первый списки, куда входят Москва, Ленинград, крупные промышленные центры, национальные республики и курорты союзного значения. Это ещё с довоенных времён повелось. Но, хочу заметить, обираем мы в основном население РСФСР, а союзные республики мало того, что получают дотации, так ещё и практически всю производимую продукцию оставляют для себя. Да и там не всё так однозначно. Взять хотя бы Украину… Львов у нас высшая категория снабжения, а Крым и русские области Донбасса снабжаются по третьей.

— Я уж слышал об этом, ты мне скажи, что нужно делать, чтобы все регионы СССР снабжались если не по высшей, то хотя бы по первой или в крайнем случае по второй категории?

— Откровенно, Леонид Ильич? Если бы нашу с Либерманом экономическую реформу не загубили, то сейчас ситуация была бы на порядок лучше. Административный аппарат и вы в том числе увидели в реформах посягательство на ваши права и власть, и с помощью подзаконных постановлений и актов их свернули. Сейчас мы наблюдает, к чему это привело, и боюсь, дальше ситуация будет хуже. Я приведу только один факт: если в 1967 году, в разгар реформ, на закупку зерна было затрачено 50 тонн золота, то в 1972 году — 458. И это в стране, которая сама себя может спокойно обеспечивать зерном.

Видно было, что у обычно спокойного и уравновешенного Косыгина накипело, и сейчас он, не мудрствуя лукаво, рубил перед генеральным секретарём правду-матку. По мере того, как Предсовмина вываливал всё новые факты, лицо Леонида Ильича всё больше мрачнело. Наконец, не выдержав, он хлопнут ладонью по столу:

— Понял я, понял, Алексей Николаевич, что не всё гладко, и что ситуацию нужно исправлять. Кстати, мне тут один… хм, скажем так, знакомый дочери на днях тоже высказал свои соображения по экономическим реформам, и даже изложил их в письменном виде. На вот, ознакомься.

Извлечённый из ящика стола конверт перекочевал в руки Косыгина, тот достал бумаги и с интересом принялся их читать. Первый раз прочитал быстро, затем вернулся в начало и стал читать уже более вдумчиво, заодно вооружившись ручкой и блокнотом, в котором делал какие-то пометки. Брежнев тем временем попросил помощника организовать чай, и вскоре на столе стояли два стакана в подстаканниках, а также вазочка с конфетами и печеньем.

Впрочем, Косыгин так увлёкся чтением, что ему было не до чая. В конце концов, устав смотреть на полностью забывшего о том. что он в этом кабинете находится не один, Предсовмина, Леонид Ильич не выдержал:

— Алесей Николаевич, ты забирай это письмо и изучай неторопясь. А пока скажи мне, толков там изложено или так, ни о чём?

— Да в общем-то толково, даже есть моменты, которые мне и в голову не приходили. С этим действительно нужно плотно поработать.

— Поработай, Алексей Николаевич, поработай… И заодно подтяни молодых и талантливых экономистов. Эту тему нужно рассмотреть со всех ракурсов.

— Понял, Леонид Ильич! Могу идти?

— Подожди, у меня к тебе ещё один вопрос.

Брежнев нервно потискал в ладонях пустой стакан в подстаканнике, поставил на место, поднял на собеседника глаза.

— Посоветоваться хотел с тобой… Вот, думаю уходить на покой, а твою кандидатуру предложить вместо себя. Пойдёшь?

Косыгину стоило больших усилий сохранить на лице выражение невозмутимости, разве что чуть дёрнул уголком губ. Несколько секунд молчал, не отводя взгляда, затем тихо, но уверенно произнёс:

— Нет, Леонид Ильич, не пойду. Я сейчас на своём месте. Мне ближе экономика, а в качестве первого секретаря партии буду распыляться на второстепенные вещи, не говоря уже о том, что придётся изображать из себя свадебного генерала на всяких встречах и приёмах, не в обиду вам будь сказано. Нет, не пойду.

— Я не обижаюсь, сам всё понимаю, — буркнул Брежнев. — Ну а кого тогда на моё место порекомендуешь?

— Стариков из Политбюро не хочу предлагать, тем более с их закостеневшим мировоззрением. А из тех, кто помоложе и хорош здоровьем, импонируют Романов и Машеров. Оба себя на своих постах проявляют с положительной стороны, дело своё знают, крепкие хозяйственники, понадобится — и в международной политике поднатореют. Других кандидатур не вижу.

— Романов, говоришь, с Машеровым? — задумчиво протянул генеральный секретарь. — Товарищи толковые, может, и впрямь не прогадаем.

Оставшись в кабинете один, Леонид Ильич откинулся в кресле, закрыв глаза. Вспомнились детские годы, проведённые в посёлке Каменское Екатеринославской губернии. Как в годы Гражданской войны к поселку подходила очередная банда, и отец прятал в своём доме четверых детей еврея Черняка. Как в 25-м на танцах познакомился с совсем ещё молоденькой Викторией. Как учился в аграрном техникуме, как в 30-м поступил в Московский институт сельскохозяйственного машиностроения, но тут умер отец и пришлось возвращаться на малую родину. Как учился на вечернем отделении в металлургическом институте, а днём работал кочегаром и слесарем… Трудное было время, трудное, но счастливое. А сейчас, казалось бы, когда страна восстановилась после страшной войны, и можно почивать на лаврах, выясняется, что не всё так гладко. Он догадывался, но предпочитал верить услужливо подсовываемым доброхотами отчётам, которые рисовали радужные картинки победно марширующей экономики. А сейчас его, что называется, окунули мордой в дерьмо, заставив взглянуть на окружающую действительность трезвым взглядом. И ему, только что отметившему 68-й день рождения, уже трудно тащить на своих плечах огромную страну. Значит, пора уходить на покой, передав бразды правления более молодому и сильному. Вот только кому — Романову или Машерову?

[1] Что-нибудь на ваш вкус.

[2] С вами всё в порядке?

[3] Похоже, утром я выпил слишком много чая.

[4] Вам нужно в туалет!

[5] Кто здесь? Откройте немедленно! Или я вызову охрану!

[6] Один момент! Я сотрудник службы безопасности.

[7] Это вы, Джордж?

[8] Да, мистер Гарви.

[9] Что вы делаете в моём кабинете?

[10] Я провожу проверку на предмет обнаружения подслушивающих устройств. Я запер дверь, чтобы мне никто не мешал.

[11] Хм… Я не знал, что у вас есть ключ от моего кабинета. Это надолго? Мне нужно забрать важные документы.

[12] Одну секунду!

[13] Добрый день, мистер Гарви! Я Джордж, офицер Службы безопасности. Сейчас вы возьмете необходимые документы и покинете офис. Я сам закрою дверь. После этого вы сразу же забудете, что в вашем кабинете был посторонний человек. Вы меня понимаете? Повторите, что вы должны сделать.

[14] Я должен взять документы, выйти из кабинета и забыть, что кто-то в нём был.

[15] Делайте.

[16] Похоже, я немного заблудился.

[17] Ничего страшного, жёны послов отличаются терпением.

[18] Теперь я вижу, что это работа настоящего чемпиона мира! Сколько, сколько я вам должна?

[19] Никаких денег, миссис Гарви, никаких денег! Считайте это жестом доброй воли.

[20] У вас есть девушка или жена?