Стилист. Том II

Глава 7

Похоже, мои ночные похождения не стали всё же достоянием гласности. В том, что Еким не проболтается, я был уверен, сидевшая на ресепшн фрау, судя по всему, тоже не стала распускать язык. Но мандраж я испытывал до самого завтрака, где пересёкся с Кондрашовой, и та всего лишь снова поздравила меня с победой, предупредив, что через сорок минут выезд в аэропорт.

Мысль о том, что я минувшей ночью убил человека и ещё одного покалечил, меня почему-то не сильно волновала. Враги они, а не люди, а с врагами у нас разговор короткий. Успокаивал себя и тем, что не оставил после себя улик, а главное — умыкнул негативы, которые всё ещё лежали в кармане моего пиджака. Равно как и оставшиеся немецкие марки. От всего этого придётся избавиться. Марки я сжёг и спустил в унитаз. Жечь плёнки не стал, слишком много вони будет, поэтому ножницами из своего парикмахерского набора просто мелко их порезал и тоже смыл в канализацию.

Кстати, после вчерашней потасовки у пиджака под левой подмышкой слегка разошёлся шов. Так вроде не видно, но всё равно неприятно. Ладно, дома попрошу Лену заштопать.

Ещё глодала мысль, как тащить выигранные вчера призы. Впрочем, Еким, услышав мои размышления вслух, махнул рукой.

— Ничего, помогу тебе дотащить до автобуса и сдать в багаж твою технику… Кстати, вчера о нечего делать листал русского-немецкий разговорник. Оказывается, фамилия твоей блондинки Шварц переводится как Чёрный, ну или Чернова. Ей бы больше подошла фамилия Вайс, — хмыкнул он. — Ну так что, может, накатим по одной, простимся с немецкой землёй?

Вот тебе и «женщина в чёрном». Видение Мессинга не обмануло. Да уж, если бы я знал более-менее немецкий — вряд ли был бы таким беспечным с этой фрау. А так ведь, если подумать, и в названии «Schwarzkopf» что-то настораживает, и ресторан, где мы вчера зажигали, назывался «Schwarzwaldstuben». На почве конспирологии можно свихнуться, будем считать, что знаменитый экстрасенс что-то там увидел, и это воплотилось во фрау Шварц. Вообще-то может быть, что настоящая её фамилия звучит по-другому, но в любом случае неприятности на мою голову свалились именно при её непосредственном участии.

Ладно, всё хорошо, что хорошо кончается. Мелькнула мысль, не наведаться ли к дому Ингрид, поспрошать у соседей, где её квартира, и выяснить, вернулась ли она после ночных событий, и если вернулась, то как себя чувствует. Хотя вряд ли она рискнёт сейчас сунуться в ГДР, учитывая, что я мог по возвращении сразу же отправиться в полицию, и дело к утру могло приобрести серьёзный размах. Опять же. ключи-то от бункера, идущего под стеной, я у неё конфисковал. Да и некогда уже проверять, пора спускаться вниз, и думать, как мы с Екимом будет грузить в автобус аудиотехнику.

Глаза страшат, а руки делают. Полтора часа спустя мы уже сидели в самолёте, державшем курс на Москву, а в 15.30 по Московскому времени спускались по трапу в «Шереметьево».

А на выходе из аэропорта меня подловила телевизионная бригада программы «Время». Как они вычислили в толпе мою физиономию — для меня так и осталось загадкой. Еким, помогавший мне нести коробки, вынужден был тоже притормозить.

— Товарищ, отойдите, вы в кадр попадаете, — обратился к нему оператор.

Пришлось рассказывать о своей победе в ГДР. Пообещали, что вечером сюжет выйдет в эфир. Хоть бы подвезти предложили… Хотя с нашими коробками не во всякую машину влезешь.

Поймать такси было той ещё задачей, нужно было отстоять под дождём, что в компании коробок и сумок меня н прельщало. Хорошо, что тут же тёрлись и частники, один из них на 24-й «Волге» за четвертной согласился доставить прямо к подъезду. С Екимом мы сердечно попрощались, а телефонами обменялись заранее, и я помчался домой.

Лена на работе, Наташка в садике, разве что любопытные соседки, которым нечем заняться на пенсии, таращатся в окна. Таксист мне даже помог занести в квартиру вещи, после чего я принялся распаковывать магнитофон и аудиосистему. Визуально вроде всё в целости и сохранности. Подключил, поставив бобину с последним альбомом «Цветов», презентованным Наминым… Вот это я понимаю — ЗВУК! Такой акустикой можно наслаждаться вечно. На другой бобине проверил работу микрофона, и качество записи также оказалось потрясающим, это даже учитывая, что плёнке не один год. В очередной раз

Позвонил Лене на работу, минут пять трещали по телефону, и только после этого отправился в душ, а затем на кухню. Выгреб из холодильника две кастрюльки — одну с борщом, другую с котлетами. Пока грелся борщ, с голодухи съел холодную котлету. Борщ со сметаной зашёл неплохо, даже добавки подлил. Затем, разложив привезённые из ГДР подарки, а книгу Екима поставив на полку, под альбом «The Dark Side of the Moon» от «Pink Floyd» улёгся на диван, закрыв глаза.

Меня всё ещё не оставляли воспоминания о происшедшем прошлой ночью. Ещё и суток не минуло, а такое ощущение, будто было это целую вечность тому назад. Теперь на моей совести, если вспоминать Чикатило, два трупа, а если покалеченного Петера не додумаются искать в лаборатории — то и все три. Но кто посмеет кинуть камень в мой огород?! Перед собой я был чист, убийство будущего маньяка спасло жизни десяткам людей, а смерть Клауса… Как говорится, не я первый начал. На кону стояла моя жизнь, а своя шкура, как ни банально звучит, ближе к телу.

Интересно, если бы я отказался пересекать границу, как бы они меня вербовали? Возможно, у них был заготовлен запасной вариант. Но главным действующим лицом в этой пьесе, «медовой ловушкой» всё равно оставалась Ингрид.

Ингрид… Это отдельная история. Хороша всё же, чертовка! Немного жаль, что оказалась такой сукой. А с другой стороны — я жене не изменил, и это меня успокаивало. Разве только в мечтах, да и то осторожно.

За этими мыслями не заметил, как наступил вечер. А тут и звонок в дверь, к которой я кинулся сломя голову. Сначала закружил на руках визжавшую от восторга Наташку, потом осторожно приобнял и расцеловал беременную жену. Показалось, наверное, но живот у неё вроде как ещё больше округлился по сравнению с днём моего отлёта в ГДР.

— Через пару месяцев в декрет уже уходить, — просветила меня Лена, глаза которой уже светились при виде разложенных на столе гостинцев.

Вид подарков вызвал у моих женщин настоящую бурю второго. Прежде всего, конечно, у Лены. К магнитофону и акустике она отнеслась постольку-поскольку, подарили — и хорошо, а вот ухаживающая косметика и дорогущий парфюм стали предметом обсуждения на весь вечер. Лена всё не могла решить, что из привезённого оставить себе, а что подарить маме.

Наташку кое-как уложили, а сами сели смотреть программу «Время», в которой я не без удовольствия увидел себя любимого, причём кадры из аэропорта перемежались кадрами с чемпионата. А в целом скучная до тошноты передача, вот только альтернативы нет. Нет, всё-таки телевидение из моей прошлой жизни нравилось мне куда больше. Хотя, честно сказать, я предпочитал интернет, но современный обыватель даже слова такого не знает.

Потом перебрались на кухню, чтобы разговорами не будить дочь, и я всё рассказывал супруге про свою поездку, естественно, опуская кое-какие детали. Когда около полуночи уже собрались наконец идти спать, Ленка шлёпнула себя ладошкой по лбу:

— Лёша, совсем забыла! Позавчера звонил этот, как его, Говорухин, кажется, ты ещё помогал ему какие-то трюки для фильма ставить. В общем, у него в ближайшую пятницу премьера в кинотеатре «Октябрь», и он хотел тебя пригласить, ты вроде как там даже в титрах есть. А когда узнал, что я твоя жена, ещё и меня пригласил. Сказала, в кассе на нас будут выписаны контрамарки.

— Так пошли, — просто сказал я.

— Ага, а что я одену? — поджала губы жена.

— В смысле?

— Ну, мне какое-то платье надо…

— Да у тебя вроде в шкафу всего полно? К тому же там гардероба всё равно, наверное, нет, и раздеваться не придётся.

— В «Октябре» как раз есть. И живот уже не спрячешь, четвёртый месяц пошёл. Так на работу сходить у меня есть в чём, не критично, а на премьеру у меня, извини, ни платья, ни костюма брючного. Так что, наверное, придётся тебе идти одному.

— Ну уж нет, если Говорухин и тебя пригласил — то идём вдвоём. У нас ещё есть почти пять дней, сегодня, так что не спеши сдаваться.

— Предлагаешь посмотреть в московских магазинах?

— Кстати, на сколько тебя отпустят в декрет?

— По закону максимум полгода. А что?

— Хм, да нет, это я так спросил… И куда мы новорожденного денем?

— Так в ясли берут с 3-х месяцев.

— Серьёзно?

— Ну да, а что тут такого? Я и Наташку в 4 месяца в ясли определила.

— Так, ладно, с яслями ясно, а насчёт платья… ты ведь платье хочешь? Так вот, завтра нарисую эскиз, если он тебя устроит — пойдём в ателье.

Можно было бы, конечно, напрячь Зайцева, но, по мне, не стоило из-за такой ерунды отвлекать человека от основной работы. Было у меня на примете одно ателье, причём не так далеко от нашего дома. Лично там бывать пока не доводилось, но я слышал о нём неплохие отзывы. Вот и появится повод нагрянуть туда с женой, познакомиться.

В «Чародейке» я был встречен разве что не с цветами и оркестром. Моя фотография с соответствующей подписью уже висела на Доске почёта, а ближе к обеду заявились одновременно корреспонденты из журнала «Служба быта» и газеты «Труд». Пришлось позировать на рабочем месте с феном в руках.

В свою очередь, раздал нашим девчонкам сувениры из ГДР. В частности, купленные в аэропорту пластиковые пакеты, которым коллеги обрадовались как дети — петушку на палочке. Антонине же презентовал две упаковки «дедероновских» колготок «Fit Lady». Привёз всего десять упаковок, но две заранее отложил для начальницы. Та, конечно, порадовалась, хоть и сдержанно, а затем посвятила свои планы относительно меня.

Страна готовилась к празднованию 57-й годовщины Великого Октября, и Антонина предупредила, что я буду идти рядом с ней во главе колонны "Службы быта", мне доверят нести портрет Брежнева. Ну, я и не надеялся избежать демонстрации, как это получилось на первомайскую, когда я слегка простыл. Прикинул, получалось, что в четверг демонстрация, а в пятницу премьера. 7 ноября в стране выходной, ателье работать не будет, поэтому нужно ускориться с платьем для жены.

Вернувшись с первой смены домой, первым делом вырвал из альбома для рисования лист бумаги и с помощью цветных карандашей Наташки и ластика начал творить эскиз. Едва не проспал, когда нужно было идти в садик — с некоторых пор мы с Ленкой договорились, что если я работаю в первую смену, то дочку забирать мне. Главное, что до прихода жены эскиз был готов. Я с долей тревоги ждал её реакцию на рисунок, но в итоге всё закончилось поцелуем и словами:

— Лёшка, тебе нужно было идти в конструкторы одежды.

Ну да, конструкторы, а не какие-то неизвестные советскому человеку кутюрье, и даже не дизайнеры или модельеры. В советской прессе тот же Зайцев именовался как ведущий конструктор Дома моделей. Я бы не против был пойти в эти самые конструкторы, всё же как-никак ступенька повыше, чем просто парикмахер, пусть даже и чемпион мира. Но хотелось бы иметь собственный Дом моды, а заодно ещё и несколько студий по Москве… Блин, опять не в ту сторону мечтаю. Пока всё это не более чем неосуществимые прожекты. Будем довольствоваться тем, что есть, и извлекать максимум из своего статуса чемпиона мира. Например, можно поднять тариф на свои услуги в частном порядке. Или всё же не стоит зарываться… На жизнь я и без того неплохо зарабатывал, а так, чего доброго, рискую зарыться, и даже Гуляков не отмажет от ОБХСС.

А вот ассортимент оказываемых услуг можно расширить. Например, внедрить наращивание ресниц. Согласен, советская женщина с кукольными ресницами 3D длиной 14 мм будет выглядеть нелепо, как женщина лёгкого поведения, может дойти до разбирательства на профкоме вплоть до исключения из партии, хотя коммунистки по определению на такое не подпишутся. Да и многие комсомолки тоже. Мне всегда нравились дамы, предпочитавшие естественное наращивание, которое можно было принять за хорошо прокрашенные ресницы. Вот тут-то и был плюс, с искусственными не придётся тратить массу времени на постоянное подкрашивание, и это самое время можно будет использовать на что-то другое. Особенно это актуально для обладательниц светлых и коротких ресниц, для них наращивание может стать настоящей панацеей.

Насколько я изучал в своё время этот вопрос, в эти годы наращивание уже было доступно на Западе, пережив в 60-е настоящий бум. Правда, до поресничного и даже наращивания пучками дело ещё не дошло, его введут в обиход японцы в начале XXI века. Можно было бы, конечно, воспользоваться современной методикой, пластиковой «бахромой», но меня интересовал именно «японский подход». Тем более когда-то ради интереса я даже прошёл курс по наращиванию, тут мой небольшой опыт мог бы пригодиться.

Тут, конечно, возникал вопрос с расходными материалами. Через вездесущих фарцовщиков можно достать всё, что угодно, вплоть до атомной бомбы, но пока нигде в мире расходники для поресничного наращивания не производят. Отсюда вывод — придётся этим заниматься самому. То есть закупить смолу и силикон чёрного цвета, настругать из него ресничек разной длины. Они должны быть упругими, гибкими и прочными. Надеюсь, что силикон уже изобрели. Клеить можно с помощью обычного пинцета, хотя хотелось бы получить в своё распоряжение специальный, с загнутыми кончиками. Но на безрыбье, как говорится, и рак рыба.

По смолам и силикону, наверное, стоит обратиться к химикам. Эти что хочешь в своих колбах сварят. Смола нужна такая, чтобы застывала в течение нескольких секунд. Понадобится и дебондер — жидкость для снятия нарощенных ресниц. Нужен такой продвинутый химик, чтобы подобрал и смолу и дебондер, который сможет эту смолу растворять. Ну или чтобы эта смола растворялась от жирной мази.

А если ещё удастся это запатентовать, вернее, оформить авторское свидетельство… Стану членом ВОИР[1], моё изобретение получит распространение во всём мире. Вот только мне с этого перепадут какие-нибудь копейки, вся валюта будет оседать в государственной казне.

Сегодня я пользовался спросом, так как около девяти вечера позвонила Брежнева:

— Алексей, поздравляю с победой!

— Спасибо, Галина… А что такой голос невесёлый?

— Да повода особого нет. Папа в последнее время совсем расклеился… Вообще-то я по телефону не могу такие вещи говорить…. Ты можешь ко мне приехать?

— Когда?

— В субботу утром?

— Инструменты брать?

— Бери.

На этом наш разговор закончился. Судя по всему, Галине требовались мои услуги как стилиста, но и выговориться она была не прочь. Ладно, послушаю, с меня не убудет.

Впрочем, до субботы произошло немало событий. На следующий день я попросил Лену задержаться с выходом на работу, да и сам отпросился на пару часов, благо что ко мне никто не записывался на это утро, и мы направились в ателье «Берёзка». Самой опытной тут была портниха Нина Борисовна, выполнявшая функции как закройщицы, так и швеи.

— До вечера пятницы?

Нина Борисовна, принимавшая заказ, озадаченно переводила взгляд с меня на Лену и обратно.

— Вы что, товарищи? Такая работа займёт минимум неделю. Да ещё учитывая праздничные дни…

— А сегодня пятое, поэтому, получается, платье нужно пошить к завтрашнему вечеру, — задумчиво сказал я, немного сбавив обороты.

— Вот именно, это же мне придётся заниматься только вашим заказом, забросив остальные, и практически ночевать в ателье!

— Нина Борисовна, дорогой вы мой человек, я всё понимаю, но и вы поймите — у нас безвыходное положение! Была бы у нас дома швейная машинка — сами бы сшили, а так вся надежда только на вас, как на лучшего мастера Москвы.

— Так уж и лучшего, — смущённо зарделась она.

— Во всяком случае, мне вас так порекомендовали, и я надеюсь, что не ошибся в выборе. Нина Борисовна, — понизил я голос, хотя мы и так общались в коридоре, без посторонних, — сколько всё будет стоить?

— Так ведь мы же ещё ничего не обсчитывали, даже ткань не выбрали.

— Тогда давайте сейчас всё обсчитаем, а сверху я вам плачу…

Далее я сунул в кармашек её фартука четыре 25-рублёвые купюры и натянул на свою мордочку невинное выражение, хотя в глубине души и волновался — вдруг не возьмёт, да ещё и отругает. Ан нет, прикусила губу, задумалась, но деньги возвращать не стала.

— Ладно, идёмте снимать мерки.

Договорились, что на материал для кройки пойдёт более подходящая для этого времени года тафта, а когда Нина Борисовна всё обсчитала, то вся работа без учёта взятки (которую можно было назвать скорее «даткой») должна была обойтись в 21 рубль, 50 копеек.

— Лёшка, я уже жалею, что согласилась на платье, — куксилась Лена по пути к остановке автобуса, откуда мы планировали разъехаться каждый к своему рабочему месту. — Такими деньгами разбрасываешься… Знала бы — не пошла.

Женщины вообще существа затратные, это я понял ещё в той жизни. И чем дороже подарки — тем выше у них запросы. Но мужчины в большинстве своём — существа подневольные, и ради любимой готовы на всё. Не говоря уже о лишней сотне за платье. Тем более я стану испытывать «чувство глубоко удовлетворения», если моя спутница на премьере даже в положении будет выглядеть весьма и весьма презентабельно. Жаль, конечно, что беременной не пощеголять в туфлях на каблуке, но в гардеробе жены я видел изящные туфельки на невысоком каблучке, думаю, на вечер с этим платьем в самый раз.

Вечером я вспомнил про трофейную фотокамеру. Да и то потому, что на неё обратила внимание Наташка. Рылась в вещах, обнаружила и решила поиграть в фотографа. К счастью, не успела, иначе дорогая техника — я был уверен, что недешёвая точно — могла прийти в полную неработоспособность.

Может, испробовать аппарат в деле, посмотреть, на что он способен? Ну а что, плёнки дома навалом, сейчас вставлю свежую кассету… Хотя лучше не торопиться. Маленький счётчик кадров в «Leica» показывал, что плёнка в камере уже заправлена, из которых 19 кадров отсняты. Тут-то что-то во мне и дрогнуло. Учитывая, где я конфисковал этот фотоаппарат, на кадрах может быть какая-то важная информация.

Но узнать это, не проявив плёнку, было невозможно, а, учитывая, что внутри ещё оставались не отснятые кадры, я решил их добить. Поэтому тут же устроил домашнюю фотосессию с близкими, заодно проверив работоспособность аппарата. Повезло ещё, что разъём, он же «горячий башмак» подошёл к нашей фотовспышке. Оставшейся плёнки хватило ненадолго, после чего с помощью автоматической перемотки я смотал её, достал кассету и, чтобы не забыть, сунул в карман плаща.

Назавтра, ещё до того, как вечером с женой отправиться в ателье, я заглянул в другое ателье, с приставкой «фото», и вручил Тузикову кассету с просьбой проявить плёнку.

— А фото печатать будем? — поинтересовался тот.

— Будем, но позже.

— Часа через два будет готово.

— Тогда я после работы загляну.

Заглянул. Не знаю уж, насколько внимательно Тузиков просматривал проявленную плёнку, но держался он так, словно увиденное его совершенно не интересовало. Может, там и впрямь ничего криминального?

С Леной мы договорились встретиться у ателье, всё это время кассета буквально жгла мне карман. Платье, кстати, пришлось впору и сидело на жене достаточно симпатично, и теперь любимая уже не вспоминала про затраченные на его пошив сумму. Едва добравшись до дома, я закрылся в ванной и на свет лампы начал разглядывать плёнку. Последние кадры, понятно, были сделаны мной, а на остальных я рассмотрел какие-то строения, имевшие, если получше вглядеться, военное значение. Да и вон те фигурки людей в форме вроде как с автоматами на это намекают. Не исключено, что фотографировали дислоцированную в ГДР часть из состава ГСВГ.

Так-так, а вот один кадрик, на котором сфотографированы какие-то документы. Эх, жаль, нет дома специальной аппаратуры, мог бы хотя бы увеличить, в негативе прочитать, что за бумаги. Наверное, какие-нибудь секретные документы, иначе зачем бы их фотографировала западная разведка?!

Хранить у себя эту плёнку было чревато. Найди её у меня конторские — проблем не оберёшься. Да и то, что доверился Тузикову, тоже было, пожалуй, неоправданным риском с моей стороны. Вроде на стукача не похож, а так вот кто его знает, в тихом-то омуте…

С другой стороны, не исключено, что фотографировавшие военный объект и документы замыслили какую-то провокацию, и сдай я её куда надо — оказал бы тем самым неоценимую помощь нашей контрразведке.

Ладно, пока плёнку спрячем, займёмся ею с утра пораньше, пока мои будут спать. В садике выходной, у жены тоже, торопиться им некуда. Тем паче ввиду беременности и наличия ребёнка детсадовского возраста жену освободили от демонстрации с колонной работников музея изобразительных искусств. Правда, Лена всё равно собиралась появиться в районе Красной площади, прогуляться с дочкой и нашим ещё не родившимся ребёнком, которого она носила под сердцем, дождаться меня с демонстрации и прогуляться уже всем семейством. Но я уговорил её не рисковать, в центре Москвы в этот день будет настоящее столпотворение.

Утром мне удалось воплотить задуманное. Пока мои дрыхнули, я натянул перчатки, аккуратно отрезал ножницами и убрал в ящик стола часть плёнки, отснятую дома, а остальную часть аккуратно протёр ваткой, уничтожая отпечатки пальцев, и отпустил в конверт. Туда же отправилась и написанная печатными буквами записка на вырванном из тетрадки листе:

«Плёнка изъята у базирующейся в Западном Берлине вражеской разведки. На ней, судя по всему, кадры с военным объектом, а также фотография, возможно, секретной документации». Дальше пусть сами разбираются, главное — чтобы появление плёнки никто не додумался связать с моим визитом в ГДР. В противном случае меня ждут длительные и тяжёлые разборки с органами, которые могут негативно отразиться на моих партийных перспективах, да и вообще — нервные клетки не восстанавливаются.

Тогда ничего другого не остаётся кроме как положить плёнку в конверт и бросить его в почтовый ящик, указав адрес Лубянки. Конверт дома есть, завтра утром пойду на демонстрацию и по пути кину в ящик. Причём без всякого сопроводительного письма, ни к чему лишние следы.

На конверте такими же печатными буквами я написал: «Лубянская площадь, КГБ, дежурному, срочно!» Получилось почти что «На деревню дедушке», но ничего другого в голову не пришло, не на имя же Андропова писать, в конце концов.

Тут уже и Лена проснулась, побежала первым делом в туалет. Оно и понятно, растущий плод давит на мочевой пузырь, потому и среди ночи тоже вставала.

Сорок минут спустя я уже подходил к ДК "Красный пролетарий", где формировалась наша колонна, по пути бросив конверт в почтовый ящик. Под руководством Антонины из грузовика, в кузове которого были сложены плакаты и транспаранты, выудил портрет Брежнева с двумя звёздами Героя на груди. Одна, как я успел когда-то вызубрить, вступая в кандидаты КПСС — Героя Социалистического труда, вторая — Героя Советского Союза. А сколько их ещё появится… Как минимум две. Почему-то мне запомнилось фото Ильича с четырьмя звёздочками[2].

«Да здравствует марксизм-ленинизм» «Да здравствует 57-я годовщина великого Октября» «Решения XXIV съезда КПСС — в жизнь»… От лозунгов рябило в глазах. Оглядываюсь по сторонам — народ выглядит бодро, люди смеются, кто-то втихаря уже разливает по стаканчикам «беленькую».

Наконец двигается и наша колонна московских бытовиков. По Красной площади вигаемся с краю, оказавшись ближе всех к Мавзолею, приветствуем Брежнева и членов в Политбюро. Те машут нам с трибуны. Леонид Ильич, насколько я смог разглядеть, смотрится и впрямь вяло, выглядит каким-то уставшим. Мы ещё и идём в числе последних, может, к этому времени он уже устал махать рукой, приветствуя участников демонстрации.

Миновали Васильевский спуск, сдали портреты с транспарантами, и стали расходиться кто группками, кто поодиночке. Я неторопясь двинулся домой, наслаждаясь солнечной погодой, хотя на душе было немного тревожно. Частью от мысли, дошло ли письмо до адресата (или дойдёт ли после вечерней выемки), а частично от того, что через письмо могут выйти каким-то образом на меня.

Следующим вечером к кинотеатру «Октябрь» подошли заранее, благо пешком всего 15 минут, предварительно сдав Наташку родителям Лены. В окошке кассы получили контрамарки, затем пошли сдавать одежду в гардероб, который здесь и впрямь имелся. Тут же, присев на колено, помог беременной жене переобуться из сапог в туфли.

Вход на первые два ряда в зале, где проходила премьера, осуществлялся, как я понял, по таким же, как и у нас, контрамаркам, остальные почти две тысячи были обычными зрителями. Мы уже собирались двигаться к своим местам во втором ряду, когда нас в проходе перехватил Говорухин.

— Алексей, Елена, общий привет! Прекрасно выглядите, особенно вы, милая барышня! Кстати, видел сюжет по телевизору, поздравляю с победой! — тряс он мне руку. — Ребята, после показа не исчезайте, за кулисами намечается небольшой фуршет, присоединяйтесь.

Сказал и исчез, только мощная залысина отблескивает в свете люстры. А я разглядел в первом ряду Говорухина, молодую Раису Рязанову, слева от неё Павлова и Пузырёва, которых обучал боевым искусствам. Пузырёв, прежде чем сесть, окинул взглядом зал, увидел меню улыбнулся и помахал рукой. Я ответил тем же.

— Кто это? — шепнула мне на ухо Лена.

— Юрий Пузырёв, исполнитель одной из главных ролей. Я его с Павловым — он рядом сидит — обучал трюкам с драками. Посмотрим, чему они научились.

Нет, ну если бы не моя работа с актёрами, то кино походило бы на рядовой советский детектив. Наверное, в прежней реальности он таким и был, иначе я бы запомнил его в копилке Говорухина наряду с картинами «Вертикаль», «Место встречи…» и «Десять негритят».

В конце в титрах не без удовлетворения увидел свою фамилию. А когда в зале зажёгся свет — народ аплодировал, не жалея ладоней. Чёрт возьми, даже мне, сидевшему в четвёртом ряду консультанту, было приятно, не говоря уже о раскрасневшейся от удовольствия Елене.

Затем на сцену поднялись режиссёр, актёры и оператор. Станислав в микрофон поприветствовал публику, поблагодарил за тёплый приём, после чего произнёс:

— Друзья, вам ведь наверняка понравилось, как была снята в финале фильма сцена драки? Согласитесь, такого в советском кинематографе ещё не было. Позвольте представить вам человека, благодаря которому эта сцена получилась такой яркой. Алексей, поднимись, пожалуйста, покажи себя народу.

Пришлось вставать, под аплодисменты смущённо улыбаться публике, слегка кланяясь и прижимая руки к груди.

— Алексей — не только мастер постановочных трюков, но ещё и отличный парикмахер. Только что он выиграл проходивший в ГДР чемпионат мира.

Вот ведь негодяй, заставил окончательно смутиться. Снова аплодисменты, снова поклоны. Сел в кресло, чувствуя, как лоб покрылся испариной.

Вроде бы Говорухин отвязался от моей персоны, стал рассказывать о съёмках. Потом к нему присоединились актёры. На часах был уже десятый час, когда общение с публикой наконец-то закончилось, и народ начал расходиться. Ну а мы двинулись за кулисы.

Фуршет был довольно скромным, на столе стояли две бутылки шампанского и три бутылки водки, тонкими ломтиками были нарезаны сыр и копчёная колбаса. Куски белого хлеба были потолще, из них вкупе с сыром и колбасой можно было соорудить бутерброды. Стояли ещё две бутылки «Боржоми», из одной я налил жене, которая себя в спиртном ограничивала почти два месяца.

Говорухин сказал тост, все выпили, дальше дело пошло веселее. То и дело кто-то (а здесь собралось десятка полтора человек) вспоминал забавные случаи со съёмок картины, те, которые нельзя было рассказать при зрителях. Потом стали меня расспрашивать о поездке в ГДР. Говорухин мусолит зубами трубку, но закурить в присутствии беременной женщины не решается. Когда уже я начал поглядывать на часы, он отвёл меня в сторону, заодно наконец-то раскурив трубку.

— Слушай, Алексей, у моего одного знакомого — дипломата, дома стоит видеомагнитофон «Филипс». Знаешь, что это за штука?

— По-моему, на них фильмы можно смотреть типа с магнитофонной плёнки, — прикинулся я знатоком.

— Точно! Так вот, недавно смотрели мы у него я недавно у одного знакомого посмотрел фильм «Выход дракона» с Брюсом Ли. Слышал про такого актёра?

— Ага, слышал кое-что.

— И вот пока смотрел, посетила меня одна мысль… Может, и у нас снять что-то подобное?

— Думаешь, цензура пропустит?

— Цензура у нас да, злобствует, — задумчиво почесал залысину Говорухин. — Мне вот эту драку в фильм еле удалось отбить, мол, не слишком ли кровожадной она получилась?

Тут-то я и вспомнил виденный когда-то по телевизору фильм «Пираты XX века», в создании которого вроде бы самое деятельное участие принимал как раз Станислав. Во всяком случае, идея была как раз его. Почему бы теперь ему не подсказать тот же сюжет, только на несколько лет раньше?

— Можно обставить всё это в идейном ключе, — говорю я.

— Ну-ка рассказывай, что придумал? — на лице Говорухина появилась заинтересованность.

— К примеру, в одной из стран Юго-Восточной Азии советский сухогруз принимает на борт большую партию опиума для фармакологической промышленности, и в Индийском океане его захватывают бандиты, так называемые пираты XX века. Советским морякам приходится проявить всё своё мужество, дабы отстоять сухогруз и доставить опиум по назначению. Фильм можно так и назвать — «Пираты XX века».

Несколько секунд Говорухин размышляет, затем смотрит на меня и кивает:

— Лёша, ты гений! Я уже вижу, как всё будет выглядеть, ну если не всё, то многое. Завтра же сажусь за сценарий. И учти, — мундштук трубки упирается мне в грудь, — сцены с драками ставишь мне ты.

— Главное, чтобы это совпало с моим календарным отпуском, в декабре у нас утверждается график отпусков, — сказал я. — Ты ведь в этом году всё равно уже ничего снимать не начнёшь?

— В этом-то вряд ли, дай бог сценарий закончить и утвердить его на сценарнйо комиссии.

— Блин…

— Что такое?

— Да я и забыл, что у меня жена в феврале-марте рожает. Понимаешь, на это время и придётся выпрашивать отпуск, не бросать же её одну, даже если тёща поможет. Тем более она сама ещё работает. Какие уж тут съёмки.

— Понимаю тебя… Но, в общем-то, всё равно, наверное, если получим добро, снимать будем летом. Постараюсь задействовать свои связи, чтобы тебя отпустили в интересах, как ты говоришь, идеологически выдержанного фильма. К тому же, уверен, он принесёт большую кассу, а деньги нашей стране, пусть даже конфискованные у своего же зрителя, всегда кстати. А там, чем чёрт не шутит, — заблестели его глаза, — может, и за рубеж фильм продадим. В соцстраны, думаю, однозначно. Короче говоря, жди моего звонка.

Вот, думал я по пути домой, ввязался в очередную авантюру. Что она мне даст, кроме толики лишней славы как консультанта в титрах в конце фильма? Ну да, что-то ещё и заплатят. Да только за то время, что я потрачу на съёмки, я мог бы на своих клиентках (а с некоторых пор и клиентах) заработать в разы больше. Опять же, бросать Лену с маленьким ребёнком на руках… Правильно говорится: «Язык мой — враг мой». И на попятный уже не пойдёшь, Говорухин не поймёт. Увяз коготок, называется.

Утром я был у Брежневой, супруг которой отсутствовал по причине какого-то там крупного совещания. Галина уже успела слегка принять на грудь, от неё явственно попахивало спиртным. По ходу дела выяснилось, что вечером она приглашена в «Прагу» на день рождения режиссёра Юрия Чулюкина, того самого, что снял знаменитую комедию «Девчата». С самим Чулюкиным Брежнева не была знакома, зато знала его бывшую супругу, актрису Наталью Кустинскую. Несмотря на развод, она поддерживала с экс-супругом дружеские отношения, вот и сейчас получила приглашение на его 45-летний юбилей, а заодно и свою подругу Брежневу подтянула.

Всю эту информацию Галина на меня вывалила, пока я занимался её причёской. А потом мы как-то плавно перешли к здоровью её отца.

— Ты представляешь, вся его жизнь — это постоянный стресс, — вздыхала она. — У него же в 51-м инфаркт случился, в 59-м сердечный приступ, который он перенёс на ногах, а в 68-м на фоне событий в Праге ещё и гипертонический криз. Хоть бы курить бросил, так нет, травит себя и травит никотином. Приедет из спецбольницы, выступит на очередном совещании — и снова лечиться.

— Может, ему отпуск взять? По состоянию здоровья? В какой-нибудь ведомственный санаторий съездить. Как думаешь?

— Я-то не против, да не может он себе целый месяц отдыха позволить. Как будто страна без него развалится.

Это точно, развалится, и как раз без уже почившего к тому времени Брежнева. Да, собственно говоря, ещё при Брежневе всё к тому шло, развал СССР был лишь делом времени.

— В конце ноября — только это пока государственная тайна, — понизила она голос, словно опасаясь, что нас могут подслушивать, — в конце ноября у него запланирована встреча во Владивостоке с президентом США Джеральдом Фордом. Он никак не может её пропустить. Представляешь, сколько в самолёте лететь?! А потом и обратно. С его-то здоровьем!

— Вот пусть после этой встречи и займётся собой. Не моё это дело, конечно, советовать, на то Чазов есть, но тут не нужно быть семи пядей во лбу, когда состояние первого лица страны видно по телевизору невооружённым глазом. Да что там, я позавчера шёл с демонстрацией по Красной площади, Брежнев нам рукой махал. Даже мне из колоны снизу было видно, какой он уставший и задёрганный. На его месте я бы плюнул на всё и ушёл на пенсию, а своим преемником сделал, ну, скажем, Косыгина. Умный мужик, в экономике соображает,

— Ты прямо мысли отца читаешь, тот тоже говорит, что хотел бы видеть Косыгина во главе Правительства. Вот только окружение папы вцепилось в него мёртвой хваткой, не хотят отпускать на пенсию. Вот завтра с Юрой идём навещать моих родителей, там отцу всё и выскажу.

Ага, выскажешь, только неизвестно, в каком состоянии ты будешь после вечерней гулянки. Когда сидели с ней за чашкой чая с вишнёвым вареньем на кухне, я между делом посвятил её в свою идею с наращиванием ресниц и поделился трудностями на пути к воплощению моей мечты в жизнь.

— А в чём проблема-то? — с живым энтузиазмом поинтересовалась Галина. — Не можешь найти нормального химика?

— Не просто нормального, а такого, чтобы разбирался в силиконе и клеящих веществах.

— Не переживай, сделаю пару звонков — найдём кого-нибудь. Академика не обещаю, но, думаю, умного дядечку найдём.

Буквально следующим вечером Галина позвонила мне на домашний.

— Слышал про такой Институт биоорганической химии Академии Наук СССР? Находится на ул. Миклухо-Маклая, шестнадцать дробь десять. Завтра до обеда сможешь туда прийти? Тебя будет ждать сам директор института Юрий Анатольевич Овчинников. Между прочим, действительный член Академии наук. Пропуск на твоё имя уже, считай, готов. Только паспорт не забудь.

Я почему-то был уверен, что Овчинников окажется пожилым, близоруко щурящимся обладателем круглых очочков и седенькой бородки клинышком, как у «всесоюзного старосты» Калинина. На самом деле это был довольно молодой, лет сорока, подтянутый мужчина с чисто выбритым лицом. Если бы ни очки в крупной роговой оправе — выглядел бы ещё моложе. Но про эту тонкость я решил умолчать, не место и не время.

— Итак, Алексей Михайлович, из объяснений Галины Леонидовны — довольно сбивчивых объяснений — я понял, что вы хотите внедрить какую-то новую технологию в индустрии красоты, как говорят на Западе. Я правильно понял?

— Совершенно верно, Юрий Анатольевич. Честно говоря, я надеялся обойтись услугами какого-то более скромного учреждения, неужели ведущий институт страны, просто соображающего в этом деле химика, но Галина Леонидовна, как мы видим, весьма рьяно взялась за решение моего рационализаторского предложения.

— Иногда даже такие, казалось, несерьёзные проблемы требуют вмешательства серьёзных людей — снисходительно улыбнулся Овчинников. — Особенно когда с ними сталкивается чемпион мира по парикмахерскому искусству. Да-да, Галина Леонидовна мне про вас рассказывала… В общем, через полчаса я выезжаю на совещание, успеете за это время объяснить мне суть вашей просьбы?

Я уложился меньше чем в десять минут, при этом расписав свой вопрос довольно детально. Директор института с полминуты думал, откинувшись на спинку кресла и протирая очки носовым платком, затем посмотрел на меня чуть исподлобья.

— С различными видами силикона мы работаем не первый год, да и разные клеящие вещества — тоже наш профиль. Знаете что, я, пожалуй, познакомлю вас с Евгением Ивановичем Лысовым. Он у нас заведующий лабораторией полимеров, кандидат наук, думаю, вы с ним сможете подобрать интересующие вас ингредиенты.

Он покрутил диск одного из стоявших на его столе телефонов.

— Андрей Михайлович? Добрый день, а где там Евгений Иванович? Позовите его, пожалуйста… Евгений Иванович, день добрый! Как там у вас дела с министерским заказом? Ну смотрите, не подведите, сами понимаете, дело престижа… А у меня к вам ещё одна небольшая просьба будет. У меня в кабинете сейчас сидит чемпион мира по парикмахерскому искусству, зовут его Алексей Бестужев. Давайте вы с ним пообщаетесь, и он обрисует вам свою проблему. Подходите ко мне, я сдам его вам с рук на руки, а то мне сейчас уже к Шашину нужно ехать. Валентин Дмитриевич не любит, когда опаздывают.

С Лысовым мы уединились в приёмной, Овчинников, уезжая, выпроводил нас из своего кабинета. То и дело ловя на себе любопытные взгляды немолодой секретарши Людмилы Николаевны, я объяснил Евгению Ивановичу суть проблемы. Тот к моим словам отнёсся серьёзно, либо сделал вид, что вопрос наращивания ресниц является настолько стратегически важным для страны, что одной из ведущих химических лабораторий СССР не зазорно этим заняться. Лысов меня даже проводил в эту самую лабораторию, и показал кое-какие образцы уже имеющегося в наличии силикона и клеящих смол.

— Вот эта прозрачная, но клеит так, как вам и надо — через 5-10 секунд схватывает намертво. К тому же гипоаллергенная. А добавить в неё чёрный краситель — не проблема.

— А есть для неё дебондер, он же ремувер? Причём такой, чтобы не пострадали глаза, ничего не разъело?

Лысову эти слова были незнакомы, пришлось объяснять. Тут же мне была представлена мазь на основе жирных масел, которая растворяла застывшую смолу за 8-10 минут.

— Отлично! — воскликнул я, потирая руки. — Если возьму на пробу по пузырьку смолы и дебондера — во сколько мне это обойдётся?

— По пузырьку мы вам и так нальём, — отмахнулся Лысов. — Не забыть только в смолу добавить чёрный краситель. Леночка! Подойди пожалуйста… Сможешь в эту смолу добавить чёрный краситель? Только чтобы она не потеряла свои клеящие свойства? Давай, займись прямо сейчас… А мы с вами, пожалуй, займёмся подбором силикона.

Минут через сорок я остановил свой выбор на марке силикона СК-45. Достаточно прочный, упругий и гибкий. Тут же на моих глазах кусочек силикона расплавили в пламени горелки, вытянув паутинкой. Когда она застыла, я отрезал от неё маленький кусочек длиной в одну ресничку, макнул в смолу и приклеил к нарисованному ручкой в натуральную величину на листочке бумаги глазу. Потом нарезал оставшуюся часть «паутинки», и все «реснички» наклеил на нарисованное верхнее веко. Ничего так получилось, симпатично, разве что ресницы оказались прямыми, без загиба, а также были пока прозрачные и одинаковой толщины, тогда как к кончикам по идее должны сужаться до игольной остроты. Над этим предстояло ещё поработать. Клей же схватывался почти моментально, как я и хотел, и реснички держал крепко. Дебондер тоже не подвёл, реснички снялись достаточно легко. На всякий случай я мазнул им по своему глазу… Нет, вроде не щиплет, годится.

— В силикон краситель тоже добавим, — подбодрил меня Лысов. — Как я понимаю, основная проблема в том, чтобы сделать ресницы загнутыми и сужающимися к кончикам.

— Причём загнутыми одинаково, — добавил я.

На большее пока даже боязно рассчитывать, пусть пока все ресницы будут стандартного загиба. Таким, каким я изобразил ручкой на всё том же листочке бумаги.

— Но при этом в идеале они должны быть разной длины. У внутреннего края глаза клеятся ресницы короче, к внешнему уголку они длиннее. Для начала можно попробовать три варианта: 6, 9 и 12 мм.

В обсуждении ресниц и прочих нюансов живое участие принимала и женская часть лаборатории в количестве трёх человек. Дамы-лаборанты сначала осторожно, а затем, видя, что их не одёргивают, всё более активно стали вмешиваться в испытательный процесс. Я к ним прислушивался, всё-таки делается для женщин, и их мнение для меня тоже было важно.

— Козлова, — обратился к одной из них Лысов. — Ты, я смотрю, тут самая заинтересованная, вот и займись давай, придумай, как будешь заострять и загибать.

— А с меня коробка шоколадных конфет, — добавил я позитива своей неотразимой, белозубой улыбкой.

Прощаясь, я вручил завлабораторией визитную карточку, договорившись, что как только — так сразу. Не прошло и недели, как раздался обещанный звонок.

— Ну что, Алексей Михайлович, можете нас поздравить, — раздался на том конце провода довольный голос Лысова. — Ваш заказ готов и ждёт, так сказать, клинических испытаний. Приезжайте, я попрошу Юрия Анатольевича разрешить заказать на ваше имя пропуск.

Поскольку товарищи от денег наотрез отказывались ещё на предварительной стадии, приехал я в институт с четырьмя бутылками армянского коньяка 5-летней выдержки, одну из которых попросил Лысова передать в качестве низкого поклона директору, и пары больших коробок шоколадные конфет. Оставшиеся три бутылки заведующий лабораторией пусть делит со своими сотрудниками на своё усмотрение. А конфеты уже однозначно предназначалось дамам, пусть попьют чайку в обеденный перерыв, на неделю им хватит.

Из института я выходил с той же спортивной сумкой, что и заходил, только теперь вместо коньяка и конфет в ней лежали пять пузырьков: один со смолой, второй с дебондером, а ещё три вмещали в себя ресницы трёх видов длины — 6,9 и 12 мм. Их там, наверное, в общей сложности было больше тысячи.

Тем же вечером, когда мы уложили Наташку, я уговорил Лену стать моей первой моделью. Ломалась она недолго, я пообещал, что если ей не понравится — тут же снимем. Ну или когда жене надоест с ними ходить.

Уложил Лену на диван, придвинул на стуле настольную лампу, обезжирил её ресницы специальным средством, которое мне вручили в числе прочей ухаживающей косметики за победу на чемпионате мира. На другой стул сел сам, из баночки со смолой капнул в крышечку из-под пузырька, чтобы было удобно макать туда реснички, вооружился двумя заранее купленными пинцетами, и принялся за работу. Самые длинные решил не использовать, ограничился ресничками 6 и 9 мм.

Мда, давненько не брал я в руки шашки… Однако, работал хотя и медленно, но качественно. Жаль, что не купить было специальных накладок на нижние веки, ну я старался особо смолой не брызгать.

Часа через полтора левый глаз был готов. Я откинулся на стуле, любуясь результатом.

— Ну как там? — устало вздохнула Лена. — Можно посмотреть?

— Пока нельзя, вот второй глаз сделаю — тогда посмотришь.

Тут я уже приноровился, и дальше дело пошло веселее. Правда, чаще приходилось разгибаться, спина просто зверски затекала так, но я утешал себя мыслью, что, если всё наладится, то брать буду за наращивание не меньше полтинника.

Наконец-то, разгладив ресницы вымытой под горячей водой щёточкой из-под старой туши, я мог насладиться работой своих рук в полной мере. Нет, ну какой же я молодец!

— Глаза можно уже открывать?

— Не щиплет, не слезятся? Тогда открывай, — улыбнулся я. — Только не вздумай их тереть.

Лена осторожно открыла глаза, медленно села, я поднёс к её лицу настольное зеркало.

— Вот, любуйся.

Честно говоря, немного переживал, но, как оказалось, напрасно. Лена, увидев своё отражение, принялась то приближать, то отдалять зеркало, а потом заявила:

— Потрясающе! Вроде не сильно заметно, что ресницы искусственные, а как изменился взгляд. Но, знаешь, какое-то необычное ощущение…

— Инородного тела на глазах? Ничего, привыкнешь.

— А сколько мне с ними ходить?

— Да хоть пока отваливаться не начнут вместе со своими! А это начнётся через три недели, не раньше.

— А потом ты мне ещё сделаешь?

— Да без проблем! Но глазам желательно отдыхать от нарощенных ресниц какое-то время.

— Ой, завтра девочки на работе обалдеют! — не могла она наглядеться на себя любимую. — Лёш, а голову мыть с ними можно?

— Конечно же, можно, — не смог я сдержать улыбки. — Только старайся, опять же, ресницы не тереть. И давай-ка я тебя сфотографирую.

— Это ещё зачем?

— Будешь моей рекламой. Покажу твою фотографию — вернее, фото твоих глаз клиентке — она тут же проникнется и скажет: «Хочу такие же!» А заодно и для семейного альбома тебя поснимаю, пусть наши дети и внуки помнят тебя молодой и красивой.

* * *

Деньги были на месте. Да и кому пришло бы в голову рыться на берегу Саминки в таком глухом месте, вдалеке от тропинок, наобум раскидывая валежник и копаясь в суглинке? Поэтому Кистенёв если и волновался за сохранность тайника, то чисто так, для порядка. Пока шёл сюда, в голове билась одна мысль — уехать как можно дальше, возможно, на Дальний Восток. Ну или хотя бы на юг, ближе к морю, хотя там будет уже не так безопасно. Со временем, когда шумиха поуляжется, можно будет вытащить к себе и Ирину. Ей-то, понятно, веселее будет в Сочах, нежели в каком-нибудь Петропавловск-Камчатском. Может и правда махнуть к Чёрному морю, снять на первых порах комнатушку в домике у моря? А там, при наличии хороших денег, можно выправить документы, слегка изменив внешность, обзавестись своим жильём и вытащить из Москвы любимую женщину.

Теперь же, глядя на стоявшую перед ним открытую сумку с деньгами, он уже сомневался в своих планах. Не мог он уехать, не разобравшись с тем, по чьей вине угодил в этот грёбаный СССР. Да, бабу неплохую встретил, что удивительно, не модельной внешности, но на которую почему-то запал. Однако в будущем, которое для него было уже прошлым, он имел всё, ну или почти всё, о чём только мог мечтать, выезжая на разборки в середине 90-х со стволом в кармане. И всего этого он лишился из-за какого-то парикмахера, ещё и трахавшего его жену.

Сейчас Игорь Николаевич чувствовал непреодолимое желание вывернуться в Москву и найти этого обсоса. Никакой жалости, если придётся — порвёт его голыми руками, перегрызёт глотку зубами, хотя трофейный пистолет был по-прежнему при нём.

Впрочем, прямо сейчас возвращаться в Москву тоже нельзя, нужно выждать хотя бы недельку, а лучше месяц.

Отслюнявив на карманные расходы тысячу трёшками, пятёрками, десятками и 25-рублёвыми купюрами, Кистень направился в сторону дачного посёлка «Коммунар», который заприметил ещё по пути к тайнику. В это время года там уже вряд ли кто-то обитает, разве что такие же бедолаги, как он, которым некуда податься.

Вскоре он уже забрался в оказавшийся свободным неказистый домик, где в маленькой комнатушке обнаружилась кровать с продавленной сеткой и даже одеяло с подушкой. Печки ни в каком виде не наблюдалось, ну да он и не рискнул бы её зажигать, дым из трубы сразу бы его демаскировал. Ну да бог даст, не околеет, пока вроде на улице не такой мороз, да и тряпок можно насобирать по окрестным домам.

Что порадовало — обнаружился погреб, а в нём с десяток литровых и трёхлитровых банок с соленьями, и даже одна полулитровая с грушевым вареньем. А в самом углу нашлась покрытая пылью полулитровая бутыль с вишнёвой настойкой. С собой у Кистенёва был наполовину съеденный батон, купленный ещё на станции, и он сразу устроил маленький пир.

* * *

Начальник 2-го главного управления КГБ СССР генерал-лейтенант Григорий Фёдорович Григоренко вот уже второй час листал бумаги в папке под № 1994. В неё были подшиты все имеющиеся на сегодняшний день сведения по делу сбежавшего американского разведчика, проходившего как Пётр Крылов, он же Питер Крылофф, он же Игорь Николаевич Кистенёв, он же «Газовик» — в честь несостоявшегося теракта в метрополитене. После того, как Романов был отстранён от этого дела, он взял бразды правления в свои руки. Слишком уж неоднозначной выходила личность преступника. Признаётся в подготовке террористического акта, жертвой которого могли стать сотни людей, и в то же время напрочь отметает обвинения в убийствах и ограблениях. Григорий Фёдорович понимал, что, следуя логике, теракт агента ЦРУ и банальные грабежи как-то мало сочетались между собой. Какой находящийся в своём уме шпион будет грабить обывателей и тем более вора в законе, рискуя погореть на такой ерунде? Поэтому слова «Газовика» о том, что всё это не более чем поклёп со стороны теперь уже бывших студентов железнодорожного техникума казались старому контрразведчику вполне обоснованными. Тем более удивительно, что Бердычев с Дёминым продолжали стоять на своём. Григоренко после отстранения Романова успел пообщаться и с ними, и уж он-то, прекрасно разбиравшийся в людях, видел, что пацаны тоже не врут. От этих взаимоисключающих вещей мозг уже начинал закипать. А тут ещё странные признания «Газовика» под «болтунчиком» на аудиозаписи, где тот заявляет, что был рождён… семь лет назад. Наркотический бред, галлюцинации? Можно было списать на побочный эффект препарата, но прибор, который был найден в квартире подозреваемого, наводил на определённые размышления. Без «болтунчика» «Газовик» говорил об этом аппарате одно, под сывороткой правды — другое. И почему-то подсознательно контрразведчик готов был верить именно тому, чтобы сказано под действием препарата.

А тут ещё Алфёров… Тот носился с этим «айфоном», как кое-кто с писаной торбой, просиживая над ним в лаборатории сутки напролёт. Уверял, что это какие-то технологии будущего. И хотя запустить «айфон» больше не удавалось — даже фото «Газовика» не помогало — учёный уверял, что уже почти разобрался в общих принципах работы устройства.

Ладно, пусть этот мозголом копается в технике, может, что-то выудит полезного. Пока же на повестке дня всё ещё стоял вопрос с поимкой сбежавшего преступника. И ведь как ловко ушёл, как провёл конвоиров… Один погибший, двое получили телесные повреждения, причём старший конвоя словил пулю от своего же. Хорошо, что врачи откачали, даже вроде бы идёт на поправку. Да, хорошо их там, в ЦРУ, готовят, наш разведчик вряд ли сумел бы подобное провернуть. Да и таких лопухов-конвоиров в Штатах, небось, не бывает.

«Жаль, жаль, что закрыли внутреннюю тюрьму, о чём я вчера упоминал на встрече с Андроповым, — думал Григоренко. — Иначе отпала бы необходимость в перевозке важных заключённых. Да и нам было бы удобнее с ними работать».

Накануне глава КГБ был жёсток, устроив серьёзный разбор полётов по делу «Газовика». Григоренко пришлось выслушать нелицеприятные выражения в свой адрес. Надо было с самого начала брать дело в свои руки, не доверяя его этому раззяве Романову. Метившему, стаи, на его место, о чём Григорий Фёдорович был прекрасно осведомлён. Ну теперь ему ещё долго о кресле начальника отдела придётся мечтать, такие проколы не прощают. Хотя и под ним, генерал-лейтенантом, кресло начинает покачиваться, чего доброго, и впрямь отправят на пенсию. А потому нужно как следует напрячься, чтоыд поймать шпиона. Указания в краевые и областные Управления КГБ уже отправлены, те напрягут и милицию, очень хотелось верить, что «Газовик» рано или поздно попадётся в невод правосудия.

[1] ВОИР — Всесоюзное общество изобретателей и рационализаторов.

[2] Героем Брежнев был 5 раз, из них Героем Советского Союза — 4, Социалистического труда — 1.