Стеклянный ветер

Глава 1

Пробуждение Лилипута было ужасно. Все тело ныло от нестерпимой боли, которая, начинаясь где-то в ногах и многократно усиливаясь, отдавалась в голове сотнями разноцветных вспышек. Ощущение было такое, будто кривой уродливый корень, выступающий в роли подушки, пытается просверлить затылок и добраться до мозга. Попытка пошевелить ногами, онемевшими от холода, тут же отозвалась болью в левом плече и затылке.

Как ни странно, в правой руке Лилипут сжимал меч, лезвие которого было покрыто коричневой коркой запекшейся крови. Пальцы, сжимавшие рукоять, от сильного напряжения и холода свело так сильно, что рука по локоть абсолютно ничего не чувствовала. Сведенная судорогой ладонь сама не разжималась, а использовать левую руку он не мог из-за чудовищной боли в плече. И все же, опираясь правой рукой с приросшим к ней мечом о ствол старого дерева, он кое-как смог подняться с остывшей за ночь земли.

Стоя под неведомо каким чудом пробившимся сквозь густые кроны деревьев лучом еще горячего сентябрьского солнца — именно сентябрьского, он был в этом абсолютно уверен, — Лилипут с наслаждением ощущал волны благословенного тепла, окутывающие продрогшее тело. Стараясь не делать резких движений, он принялся медленно сгибать и разгибать онемевшие руки и ноги и поворачивать в разные стороны торе. Здоровое, закаленное и молодое тело быстро откликнулось на разминку, и застоявшаяся за ночь кровь, пробудившись, добросовестно побежала по всем жилам. Очень скоро все тело молодого человека приятно зудело и покалывало. На глазах оживающая рука — наконец-то! — разжалась, и булатный клинок со звоном вырвался на свободу.

Лилипут осторожно дотронулся рукой до затылка, пальцы нащупали волосы, которые из-за засохшей на них крови были как солома. Легкое прикосновение к самой ране откликнулось острой болью, которая молнией пронзила все тело. Он едва устоял на ногах и, обессиленный, откинулся на ствол дерева.

На плечи немилосердно давила тяжесть доспехов, поэтому едва живым пальцам тут же нашлась работа. Упал массивный кожаный с тяжелой железной пряжкой ремень, на котором висел широкий медвежий нож. Со спины сползли заплечные ножны. С трудом, превозмогая боль в плече, Лилипут стал стаскивать с себя тяжелую кольчужную рубаху, при этом, не переставая ругать на все лады броню, не раз спасавшую его грудь от вражеских стрел — чертовщина какая-то, так оно и было; он просто это знал , и все.

Нательная сорочка Лилипута была залита кровью, и на левом плече обнаружилась глубокая ссадина. Рана эта, так же как и болячка на голове, уже начала зарубцовываться, но, растревоженная при снятии кольчуги, открылась, и из нее вновь засочилась кровь.

Ночь уступала место дню. Тени от окружающих Лилипута деревьев становились все более отчетливыми. Кругом все начинало оживать. Жизнь, замершая на ночь, начинала пробуждаться ото сна. Темный, холодный и молчаливый ночной лес стал наполняться светом, теплом и шумом пробуждающегося дня.

В нижней шерстяной рубашке дышать стало легче, и даже острая боль в затылке и плече немного притупилась. Вместе с разливающимся по всем клеточкам осенним теплом стала возвращаться память.

Странно, но в первое время после пробуждения Лилипут не испытывал никакого шока, скорее, все происходящее напоминало чересчур затянувшийся сон. Но, как он ни напрягался, проснуться не получалось.

Нахлынувшие воспоминания, мягко выражаясь, удивляли. Согласно большинству из них Лилипут отчетливо и подробно помнил, когда, где, при каких обстоятельствах произошло то или иное событие и что послужило его причиной. Но были и совершенно новые факты — именно свершившиеся факты! — про которые было известно только одно: они имели место.

Так, например, Лилипут нисколько не удивился, что одет как средневековый вояка, потому как точно знал, что последние полгода находится на ратной службе — или до недавнего времени находился — у какого-то Загорского князя. Он знал, что в совершенстве владеет любым видом холодного оружия, умеет метать ножи, стрелять из лука и скакать верхом. Но самое главное, он догадывался, откуда такая усталость в мышцах и откуда такие страшные раны.

Чтобы выяснить правильность догадок, Лилипут попытался сосредоточиться на воспоминаниях последних дней. Не прошло и минуты, как мысленному взору открылась следующая невероятная картина, в которой он был главным действующим персонажем.

Лилипут находился в пешем резерве правого крыла загорского войска. Задачей его отряда было по мере надобности заделывать резкими контрударами бреши, проделанные противником в передней линии обороны. Поэтому в первые минуты сражения сотня Лилипута в бою участия не принимала.

С небольшой горки, где в засаде расположился его отряд, Лилипут видел всю равнину, на которой разворачивался Ужасный спектакль.

Люди, как бешеные звери, с дикой злобой и животной яростью кидались друг па друга. Звон стали. Крики раненых. Предсмертные хрипы умирающих. Вопли берсеркеров. Фонтаны крови. Отрубленные головы, руки, ноги. Бесформенные туши, бывшие секунду назад пышущими здоровьем могучими богатырями. Удары молний, раскаты грома и прочая магическая чушь, вызванная упивающимися своей силой колдунами…

Все смешалось в голове Лилипута в один чудовищный хоровод.

Поразить стрелой. Дотянуться копьем. Изувечить палицей. Зарезать, заколоть, зарубить — ножом, кинжалом, мечом. Задушить голыми руками. Разорвать зубами.

Все средства хороши в этом кошмарном действе под названием война, основное правило которой: убивать, убивать, убивать — и никакого сострадания к врагу…

Первый яростный натиск степняков, равно как и две следующие не менее бурные атаки, были с успехом отбиты. Первые удары были направлены в центр загорской армии, которым командовал сам князь, где были сосредоточены основные силы загорского войска. Опытные ратники, большинство из которых служило в княжеской дружине, спокойно встречали врагов лесом копий. Атаки захлебывались, и пичугам приходилось отступать под градом стрел, неся при этом чудовищные потери. Но, похоже, подобные мелочи их сегодня совершенно не волновали. Поредевшие отряды пополнялись свежими резервами, и бойня продолжалась. Здесь что-то было не так. Пичугские ханы всегда считались искусными стратегами, и такая несообразность в их действиях, мягко говоря, вызывала недоумение…

Прозвучал сигнал к атаке, и резервный полк быстрым маршем двинулся в наступление вслед за правым крылом загорской рати. Но не успел Лилипут пробежать и сотни шагов, как его отряд был внезапно со всех сторон атакован неизвестно откуда взявшимися у них в тылу пичугами. Удар степняков был настолько неожиданен, что половина полка оказалась вырезана буквально за первые две-три минуты всеобщей свалки.

Лилипуту в первые минуты нападения повезло. Вместе с несколькими чудом уцелевшими товарищами ему удалось перестроиться. Они встали спина к спине и, ощетинившись во все стороны копьями и мечами, приготовились подороже продать свои жизни. Обреченность положения разжигала в них безумную ярость берсеркеров. Враги должны дорого заплатить за смерть их товарищей. Теперь они будут драться до последнего дыхания, не обращая внимания на боль и не считая ран. Единственная их цель —увести за собой в мир иной как можно больше проклятых степняков…

Когда налетел огромный, трехметровый тролль, перед Лилипутом уже корчились в предсмертных судорогах четверо пичугов. Все они были уложены одним и тем же мастерским ударом, который, полностью парализуя противника, обрекал его на долгую и мучительную смерть. Однако эта победа далась Лилипуту слишком дорого. Его левое плечо было рассечено. От потери крови кружилась голова. Началась дрожь в руках и ногах. Мышцы налились свинцовой тяжестью. Приходилось постоянно следить за ногами, уже пару раз он чуть было не поскользнулся на крови своих жертв.

В глазах приближающегося монстра, огромная палица в руках которого казалась детской колотушкой, Лилипут прочитал свой смертный приговор. Было полнейшим безумием пытаться защититься мечом от такого страшного оружия. Увернуться на плохо гнущихся ногах, скользящих от обилия крови вокруг, тоже едва ли получится. И Лилипут бросился в свою последнюю атаку, все оставшиеся силы вложив в свой коронный удар…

Меч Лилипута пролетел в считанных миллиметрах от глаза врага. В ушах раздался свист летящей к его голове булавы. Затылок обожгло, и перед глазами засверкали искры…

Потрясающая отчетливость открывшегося видения убедила Лилипута, что все происходящее совсем не сон. Он попросту не мог бы одной силой воображения воссоздать столь реальную картину древнего сражения. Не говоря уже о монстре. Определенно, это какой-то совершенно чуждый ему, страшный мир. С другой стороны, если все пригрезившееся правда, то почему же он не умер от удара шипастой дубины чудовища? Как умудрился избежать неминуемой смерти? Где тела погибших товарищей и трупы врагов? Почему так преобразился окружающий ландшафт: там была бескрайняя степь, а здесь дремучий лес? В чем дело, и что вообще происходит?

«Бред какой-то, — подытожил сюрпризы памяти Лилипут. — Что же это получается? Ну выпил полторы бутылки пива натощак. И нате, пожалуйста! Кушайте на здоровье! Очутился в каком-то толкиновском мире, полном колдунов и троллей, магии и крови. Спокойствие, Лилипут, только спокойствие… Стоп! А где же тогда Студент, Лом, Гимнаст? Ведь вместе же пили, из одних и тех же бутылок… Ха, все понял! Это не сон — это всего лишь отравление несвежим пивом, пусть даже серьезное, и все дела… Класс! Лежу сейчас в какой-нибудь чистой палате с капельницей в руке, под бдительным надзором современной медицины. И все окружающее безумие — обычные галлюцинации… А, ладно, хватит нести чушь и пытаться уйти от проблем. Что случилось, того уже не изменить. Жив, и это главное. Да, ситуация, мягко выражаясь, неординарная. Но, Лилипут, дружище, ты же всегда мечтал о странствиях, приключениях, подвигах. А как только все это произошло наяву, сразу, как страус, голову в песок и: ой, сплю, ой, у меня глюки! Ну-ка, немедленно прекращай нелепую панику!»

Рассуждая подобным образом, Лилипут начал потихоньку успокаиваться.

«А еще говорят, чудес на свете не бывает. Вот и верь после этого людям. Ну, да ладно, чудо — не чудо, а что теперь делать-то? Как там в сказках: встаешь на дорожку и вперед, до распутья с кирпичом. „Налево пойдешь — коня потеряешь, направо пойдешь — голову потеряешь…“ Ну, коня у меня и так нет, голову — чуть не потерял. Значит, и идти следует прямо, а там уж, куда кривая выведет…»

Твердо решив полностью довериться судьбе, Лилипут стал осматриваться в поисках какой-либо тропинки.

Тщетно. Со всех сторон его окружала непроходимая чаща. Похоже, он находился в одном из тех глухих и дремучих уголков, где никогда не ступала нога человека. Белка, легко и беззаботно, стрелой пролетела прямо перед носом Лилипута. Прискакал заяц и, сверкая своими огромными глазами, смело уселся в двух шагах от него. В этом лесу звери совершенно не боялись человека. Не лес, а страна непуганых зверей. Рай для охотника, а Лилипут, если верить окончательно свихнувшейся памяти, особо не напрягаясь, мог поразить стрелой летящую утку. Только вот ни лука, хоть самого завалящего, ни стрелы, хотя бы одной, у него при себе не было. Да и руки ослабели так, что вряд ли сейчас справились бы с тугой тетивой. Какая уж тут охота, в его теперешнем положении как бы самому не стать чьей-то легкой добычей. Ведь там, где водятся зайцы — должны водиться и волки, и медведи, а может, и кто пострашней, совсем неведомый.

Но пугаться кого-то или чего-то у Лилипута уже не было сил.

Чтобы проверить стойкость ватных ног, Лилипут оттолкнулся от дуба и попробовал сделать шаг. После столь смелого эксперимента стали очевидны сразу две вещи. Первая — если дорого здоровье, то впредь не стоит так отчаянно рисковать: ощущение было такое, будто земля сошла с ума и танцует прямо у него под ногами; и вторая — передвигаться все же он сможет, но нужна какая-то дополнительная опора. Поначалу Лилипут попробовал опираться на меч, но оказалось, что в качестве костыля или, там, посоха острый клинок никуда не годится. Лезвие уходило в землю под немалым весом Лилипута — ни о какой устойчивости в таком положении и речи идти не могло. Пришлось срубить сук потолще, благо, выбор был богат, и смастерить себе костыль. Идти, опираясь на дубовую рогатину, было уже довольно сносно.

Кривясь от боли, Лилипут кое-как закинул за спину ножны. Сложил в дорожную суму кольчугу и ремень с ножом. После чего сделал целых пять шагов в намеченном направлении. Дальше путь преграждала зеленая стена молодых, но уже достаточно крепких деревьев, вперемежку с густым кустарником. Преодолеть подобную преграду можно было единственным способом: стиснуть зубы и прорубить коридор мечом. Лилипут крепко сжал в руке шершавую рукоять меча и пошел навстречу свету.

Каждый взмах отдавался острой болью в голове и плече; в глазах темнело. И даже до боли сжатые зубы были не в силах остановить рвущийся из груди стон. Рубашка, насквозь пропитанная кровью и потом, была густо усеяна вечно голодными лесными комарами, рана на затылке опять закровоточила. Липкая кровь тонкой струйкой стекала по щеке на подбородок, где собиралась в большие тяжелые капли н падала на влажную лесную землю.

— Пить, пить, пить… — стонал Лилипут. Он был готов отдать что угодно за глоток холодной воды. Раза три казалось, что от мучительной жажды Лилипут вот-вот потеряет сознание. Колени сами подгибались, ощущая мягкость л многовековую прохладу толстого зелено-коричневого ковра. Ему хотелось только одного — лечь, уткнувшись лицом в его влажную прохладу и не шевелиться. Но дух и воля воина, укрепляющиеся с каждой минутой пребывания в этом суровом мире, заставляли Лилипута продолжать путь.

Лес кончился неожиданно. До последнего удара перед Лилипутом стояла темная стена из густого кустарника и толстых стволов деревьев. Потеряв счет времени и действуя чисто автоматически, он в очередной раз размахнулся и вместе с колючими кустами разрезал окружающий мрак.

Долгожданный дневной свет больно ударил в уже привыкшие к полумраку леса глаза.

Совершенно не соображающий, ослепленный и замученный Лилипут наконец-то выбрался из дремучей чащобы.

Когда глаза привыкли к яркому свету, оказалось, что Лилипут вовсе не избавился от ненавистного леса, а всего лишь набрел на одну из многочисленных полян. Небольшой лужок, ярко раскрашенный в зелено-желтые цвета подсыхающей осенней травы, аромат которой напоминал запах свежескошенного сена, извиваясь, пересекал тоненький ручеек вода которого искрилась в солнечных лучах сотнями бриллиантовых искорок. В одном месте путь ручью преграждали несколько неизвестно как сюда попавших огромных камней, преодолевая которые быстрая вода собиралась в крохотное озерцо и, срываясь с острых макушек, постепенно восстанавливала прерванный бег.

Щебетание птиц, спрятанных от посторонних глаз раскидистыми переплетающимися кронами старых деревьев, шум колышущихся на легком ветерке листьев, веселое журчание игривого ручейка, стрекот кузнечиков, отогревшихся в теплой траве после холодной ночи — все сливалось в завораживающую музыку, зовущую прилечь у прохладного лесного ручья, забыть обо всех невзгодах и просто радоваться жизни, любуясь окружающей красотой.

При других обстоятельствах Лилипут наверняка залюбовался бы живописностью открывшейся взору картины. Однако теперь, когда в один миг рухнули все надежды на спасение, он почувствовал себя бесконечно одиноким, навечно и заживо похороненным в этом сказочном лесу. Истощенный серьезными ранами и тяжелым переходом, поддерживаемый лишь скорой надеждой на спасение, Лилипут не смог выдержать последнего потрясения. Перед глазами все поплыло, и силы покинули его измученное тело.

Яркий образ, поглощаемый навалившимся со всех сторон мраком, вспыхнул в сознании Лилипута всего на несколько секунд. Но и краткого мига хватило, чтобы навечно запечатлеть видение.

Маг, закутанный в голубой плащ, с голубым посохом в Руках, противостоял в каком-то странном волшебном поединке своему коллеге, одетому в белую рясу, с двумя белыми булыжниками в вытянутых руках. Лица сражающихся были искажены неимоверным напряжением. Видимо, в смертельном поединке сошлись два равных по силам соперника.

От двух камней, извиваясь сотнями колец, поднимался белый смерч, поглощая беспрерывно слетающие с кончика посоха голубые молнии. В месте соприкосновения голубого и белого вспыхивали мириады искр всех цветов радуги. Местность, окружающая противников постоянно изменялась: промерзшие льды в следующее мгновение превращались в раскаленные пески, дремучие леса сменялись вольной степью, высочайшие горы — глубочайшими оврагами, морское дно — огнем вулканов…

Но маги не обращали внимания на эту безумную чехарду, их глаза были намертво прикованы друг к другу.

Видение исчезло так лее внезапно, как и возникло — раз и все.

«Как это все-таки здорово: нежиться под теплым одеялом, когда устал, промерз до костей и у тебя все болит, — неторопливо рассуждал Лилипут, пребывая в объятьях сладостной дремоты. — И совсем не хочется просыпаться, ведь снится такой интересный сон про волшебников. Но, как обычно, на самом интересном месте, когда, кажется, вот-вот сейчас, уже подобравшись близко-близко к чудесной тайне, распахнешь дверь в неведомое — раздаются какие-то пронзительные крики… Надо же, как хорошо слышно, будто я и не дома вовсе, а где-то в лесу, в палатке… Ну, точно в лесу, вон и птицы щебечут, в городе такого не услышишь… Кстати, а почему же все-таки в лесу?..»

Какое-то неприятное воспоминание зашевелилось в дремотном мозгу, активизируя процесс пробуждения. Хватаясь за края призрачного покрывала чудесного сна, уже наполовину истаявшего в результате продолжительной логической перепалки — ведь всем известно: сон и логика понятия несовместимые, — Лилипут пустил в ход свой последний, козырный аргумент: «Но мне ведь тепло, а на улице холодно, значит, я в теплой кровати, в квартире, и все крики и щебет — лишь следствия недавнего сна. Сейчас повернусь на бочок. положу руку под голову, и… Только почему так трудно дышать и мокро?..»

— Спа-а… буль-буль …си-ите-е, то-ону-у-у!!!

Булькающий крик Лилипута был заглушён пронзительным визгом, прозвучавшим уже гораздо ближе. Вволю нахлебавшись воды и окончательно проснувшись, Лилипут ошалело осмотрелся. На сей раз память возвратилась моментально. Он вспомнил все свои чудесные приключения впавшего в детство идиота, который попал — неведомо куда. Оказывается, желание Лилипута утолить жажду, умыться и омыть холодной чистой водой воспаленные раны было столь велико, что уже в полубессознательном состоянии он все же как-то дополз до ручья и, лишившись чувств, плюхнулся прямо в крохотное озерцо, которое, слава Богу, не оказалось слишком глубоким. Вода в нем за день нагрелась — когда Лилипут очнулся, уже вечерело — и «укутала» его израненное тело не хуже пуховой перины.

За спиной Лилипута раздался шум ломающихся под чьими-то ногами веток и хриплое дыхание смертельно уставшего человека. Озерцо находилось на самом краю поляны; шум же доносился с противоположной ее стороны. Увидеть притаившегося Лилипута оттуда было невозможно, поскольку озеро было надежно укрыто со всех сторон густым кустарником.

Рукоять меча как-то сама собой нырнула в правую ладонь, левой Лилипут нащупал в суме медвежий нож. Времени надевать кольчугу не оставалось: шум нарастал. Сомнений быть не могло: кто-то из последних сил бежал к озеру. Странное дело, но на этот раз Лилипут практически не чувствовал ни ран, ни ушибов, ни холода, ни усталости. Наоборот, каждая жилочка его тела была наполнена горячей быстрой кровью.

Ощутив, что полностью готов к встрече с неведомым противником, он чуть привстал и на четвереньках подполз к краю зарослей. Оттуда взору Лилипута открылась следующая картина.

Черноволосая, большеглазая девчушка, лет шестнадцати, не Разбирая дороги, летела прямо на затаившегося в зарослях кустарника Лилипута. В зеленых глазах ее застыло безумие пораженного ужасом человека. Платье, когда-то довольно красивое, превратилось в жалкие лохмотья, которые практически не прикрывали наготы. Но лес не ограничился порванным платьем, он оставил следы своих зеленых когтей на всем ее теле. Руки, одна из которых прикрывала глаза, а другая полуобнаженную грудь, бывшие, по всей видимости, живым тараном в чащобе, полностью заливала кровь, щеки острыми ветками были исполосованы до безобразия.

Было видно, как с каждым шагом силы покидают бедное израненное ополоумевшее от боли и страха существо. Ей осталось добежать до ручейка каких-то пятнадцать — двадцать метров, но тут ее повело в сторону, ноги заплелись, и она рухнула замертво.

«Что может так напугать человека, чтобы он довел себя до такого?..» — не успел Лилипут до конца сформулировать вопрос, как отгадка в тройном экземпляре выскочила из противоположного ему угла поляны.

Три здоровенных волка, склонив морды к земле, бежали по следу девушки. Бегущий первым волк, поднял голову, увидел лежащую без движения долгожданную добычу и радостно взвыл — затянул победную песню. Двое зубастых товарищей вторили ему в унисон. И тут произошло нечто, от чего у Лилипута, до смерти напуганного — казалось, куда уж дальше? — волосы на затылке встали дыбом.

С первыми звуками страшного воя тела хищников стали преображаться. И вот уже вместо волков на поляне стоят трое громил с кривыми мечами в руках. Лишь глаза у них остались холодными, злыми, жестокими, волчьими.

Вой волков услышал не один лишь Лилипут. Девушка, казалось, пребывающая в глубоком обмороке, с первыми звуками воя как ошпаренная вскочила на ноги и из последних сил понеслась вперед. Ей удалось отыграть пять-шесть секунд, пока волки оборачивались людьми, но силы покидали ее слишком быстро. Похоже, она выложила все накопленные за краткие мгновения отдыха силы и теперь могла лишь с трудом переставлять заплетающиеся ноги.

Оборотни возобновили преследование уже на двух ногах, расстояние между жертвой и преследователями таяло с чудовищной быстротой. Девушка понимала, что ей не уйти, но с завидным упорством двигалась к ручью. Ноги у нее снова подломились, и теперь она ползла, оставляя за собой кровавую полосу. В то время как ее руки продолжали подтягивать израненное тело к озерцу, обезумевшие глаза блуждали по заросшим осокой и кустарником берегу.

В какой-то момент девушка увидела Лилипута. Он отшатнулся от этого обжигающего взгляда, полного мольбы и страдания, как от пощечины. И будто какая-то сила потянула его вперед. Он моментально дернулся обратно, но было уже поздно. Лилипута заметили. Все три злодея, как по команде, повернули свои злые хари в его направлении.

Дальше таиться не было смысла. Поначалу Лилипуту ужасно захотелось броситься наутек. Но вид изуродованной девочки, которая, возможно, всю жизнь прожила в лесу и все же не сумела убежать от оборотней, уж точно чувствующих себя в чащобе, как дома, заставил его оказаться от бегства.

Он решил драться.

«Как бы то ни было, но ребята — зверята никак не ожидали кого-либо здесь встретить. Какой никакой, а элемент неожиданности все же есть», — рассудил Лилипут, решительно шагнув навстречу втрое превосходящим по численности и неизвестно во сколько раз по умению силам противника…

Глава 2

Лилипут наслаждался приятным ощущением соприкосновения голого тела с мягким мехом какого-то пушистого зверька, в теплую шкуру которого он был укутан. Молодой человек находился в небольшом бревенчатом домике с прокопченным потолком. В печке потрескивало полено, наполняя домик приятным запахом костерка. И в унисон этим потрескиваньям в голове Лилипута лениво проплывали навеянные спокойствием благодушные мысли: «Лепота! Какая Разница, где я — главное, что теперь, в данную минуту, мне чудо как хорошо. Вероятно, я все же сошел с ума, но сейчас мне это даже нравится. Только не надо больше никаких приключений. Ну, пожалуйста! Пусть теперешнее мгновение растянется на весь оставшийся мне век, и я умру счастливым человеком. Что-что? А не осточертеет ли мне лежать вот так сутки, недели, месяцы, годы напролет? Нет! Никогда мне это не надоест! Буду так лежать в тепле и уюте, и мечтать о героических поступках, о спасенных принцессах, о славе, о богатстве… Ну вот, опять начинается».

Откуда-то извне, из-за стен славного домика, донесся шум приближающихся шагов, через мгновенье дверь широко распахнулась.

«Ну, вот и все. А счастье было так возможно! Ладно, домечтаю в другой раз».

— Однако, горазд ты спать. — К кровати Лилипута приблизилась обалденного вида брюнеточка лет, эдак, шестнадцати. — Давай знакомиться. Меня зовут Лепесток. Спасибо тебе, витязь.

Таких роскошных девочек можно увидеть лишь по телеканалу «Playboy поздно ночью», а тут сама в подруги набивается, да еще говорит, мол, обязана ему чем-то. Хотя постойте-ка, что-то в ней показалось молодому человеку подозрительно знакомым. Кажется, он где-то ее уже видел. Огромные зеленые глаза, окаймленные тоненькими ниточками бровей, очаровательный чуть вздернутый носик, в меру полные губки, естественный розовый оттенок которых не повторить никакой помаде. До синевы черные волосы крепко скручены сзади в длинный хвост. Красивая точеная фигурка в обтягивающем розовом платьице, которое ей едва достает до колеи, стройные прямые ножки, обутые в очаровательные маленькие сапожки… Стоп! Сапожки! Ведь именно эти сапожки Лилипут недавно видел на…

«О, вспомнил! — возопил про себя Лилипут. — Но-о-о? Не может быть. Не могла же она так быстро излечиться от тех чудовищных ран! Неужто я так долго провалялся? Точно, и все мои болячки заросли, — Лилипут незаметно ощупывал правой рукой левое плечо. — Ишь ты, даже рубцов не осталось! Сколько же я здесь отлеживаюсь? Год? Два? Ну, дела! А куда подевались оборотни? Почему они нас не тронули? Я, похоже, как только выскочил из укрытия, от страха тут же в обморок и плюхнулся. Ничего не помню».

— Ну же, что, язык проглотил? Так как тебя зовут? — Это была уже бог весть, какая попытка красотки завязать с Лилипутом знакомство, и лишь теперь, уже заметно повысив свой тонкий голосок, кстати, тоже очень симпатичный, ей удалось-таки прервать его размышления.

Возвратясь с небес на землю, Лилипут поторопился удовлетворить девичье любопытство:

— Лилипут. — И, в свою очередь, как бы невзначай поинтересовался: — Слушай, а сколько месяцев я тут провалялся без сознания?

— Ты что, какие месяцы? — Девушка рассмеялась так, что у Лилипута дух перехватило. — Всего пару дней отсыпался. Ты, наверное, очень крепкий. Любой другой на твоем месте, пролежав так долго в Сонном источнике — а ты пробыл в нем не меньше шести часов — действительно бы месяцами отсыпался. Ты же, когда с оборотнями сражался, на ходу засыпал. Но ты, конечно, мечник умелый! Это надо же, у самого глаза слипаются и даже уже сопишь как во сне, а мечом и ножом с такой скоростью крутишь, что любо-дорого. Не прошло и пяти минут, как двое этих тварей лежали с перерубленным горлом. А один, перекинувшись волком, бросился, было наутек, и получил медвежий нож в сердце аж с тридцати шагов! Причем нож вошел по самую рукоять, я еле вытащила. Ну и силища у тебя!

Лилипут, открыв от изумления рот, во все глаза смотрел на разгоряченную рассказом красотку, которая начала ему в подробностях расписывать, как же это все на самом деле происходило, ежеминутно награждая его все новыми и новыми эпитетами: самый быстрый, самый ловкий, самый смелый… Короче, самый, самый, самый…

Вот дела! А он-то думал, что леденящее кровь действо под названием «волки на бойне» ему только снится. Неужели всех этих крутых ребят, профессиональных разбойников, которые ножами начинают махать раньше, чем научатся ходить, он уработал до смерти всего-то за пять минут?! Круто!

Не в силах поверить столь ошарашивающим фактам, Лилипут засомневался в искренности девушки: «Может, издевается? Просто появились вдруг какие-нибудь благородные охотники и спасли девчонку и меня за компанию. А теперь она мне лапшу на уши. Во заливается! Точно, охотники их порешили. А я от страха поди того… То-то теперь голышом лежу. Стыдно-то как. Но ничего: пой птичка, пой, будет и на нашей улице праздник».

— Слушай-ка, Лепесток, а куда же вся моя одежда подевалась? — перебил на полуслове Лилипут новоиспеченную знакомую, когда девушка, все больше входя во вкус, уже пыталась изображать в деталях его «танцы с волками» на солнечной полянке с мечом и ножом в руках. — И вообще, где я нахожусь и как я здесь очутился, если я, зарубив, по твоим словам, оборотней, тут же свалился и уснул мертвым сном?

Расставив все точки над «ё», Лилипут, продолжая мило улыбаться, внутренне превратившись в один сплошной нерв: «Ну, теперь деваться ей некуда. Придется всю правду выкладывать. Все, хватит! Повеселились — и будя!»

Но девушка, что удивительно, ни капельки не обиделась на столь бесцеремонное обращение, а наоборот, очень весело затараторила:

— Я же говорю, в сонном источнике нельзя слишком долго находиться, а у тебя вся одежда насквозь была его водой пропитана. Пришлось быстренько снимать, стирать, полоскать, сушить, да кое-где и подштопать. Видно, сильно тебе перед этим досталось. Рубаха в пяти местах чем-то острым была прорвана. А лежишь ты сейчас в одной из лесных избушек рода Белого Ужа. — По лицу Лепестка пробежала еле уловимая тень. — Это ближайшая к ручью избушка. За безопасность свою ты можешь не беспокоиться. Тропу к этой избушке знают только люди моего рода. — И опять Лилипут заметил предательскую тень. «Точно, заливает», — подумал Лилипут, а девушка продолжала: — Дотащила тебя сюда я сама. Тут до ручья всего четыре сотни шагов. В этом домике травы целебные на зиму сушатся. Зимой ведь…

Дабы не выслушивать развернутую лекцию о пользе лекарственных растений в промороженном лесу, Лилипут в очередной раз перебил словоохотливое создание:

— То есть как на себе? Ты же сама еле ползла, на тебе места живого не было. Вся в кровище, хоть отжимай. Я ж тебя лишь по сапогам и узнал. И вообще, как это ты за два дня так быстро исцелилась, да так, что даже шрама единого не осталось?

— Чудной ты какой. Мы же у самого Сонного источника повстречались, так что и сам мог бы догадаться.

— Считай, что у меня память отшибло. Сама понимаешь, шесть часов в сонной водичке, а до этого серьезное ранение… Так что ты, уж будь так добра, расскажи мне, темному, чем же так знаменита эта чудесная лесная лужа?

— Ладно, слушай, — охотно согласилась Лепесток. Похоже, девушка не уловила ни капли издевательства в тираде Лилипута. — Сонный источник лишь раз в жизни встретить можно. Живительная сила в нем. Вода его любую рану залечивает, если рана свежая, не более трех дней. Но ни в коем случае нельзя полностью погружаться в источник, как это сделал ты. Иначе можно уснуть вечным сном. Так что сам видишь, ты еще легко отделался — частичной потерей памяти. Могло быть гораздо хуже. Царапины у меня были свежие и несколько горстей воды вполне хватило, чтобы все они быстренько затянулись. Потом я отыскала рядом с источником стебелек Вода-Огонь травы, голубовато-красный такой, с красными цветочками. Она очень редкая, полностью восстанавливает силы. Найти ее можно лишь рядом с Сонным источником. На вкус она напоминает сладкую родниковую воду, но, проглотив ее, чувствуешь, будто потоки огня проносятся по всем жилкам. От потерн крови я еле держалась на ногах, но одного стебелька хватило, чтобы вновь почувствовать Себя здоровой и полной сил.

«Нет, не может человек с такими честными глазами уж так сильно завираться. Да и что тут такого? Забыл, что ли, где находишься? Подумаешь, бассейн с живой водичкой. Колдовство в этом мире есть, оборотни есть, так почему же не быть волшебному источнику? А, нахлебавшись сего чудесного напитка, я вполне мог превратиться в спящего и яростного даже во сне берсеркера, этакого храпящего воителя… Во дела! Выходит, я герой. Девушку спас от поругания, нечисть в количестве трех штук извел и даже не запыхался, — подумал Лилипут и расцвел на глазах от удовольствия. — Спасатель, блин! Кто бы мог подумать!»

— Кстати, Лепесток, а что это за твари за тобой гнались? Много их в вашем лесу обитает? — Вопросы эти Лилипут задавал уже небрежным тоном бывалого рубаки. Вот она — пресловутая звездная болезнь в натуре!

— Увы, господин Лилипут, — в голосе лесной нимфы чувствовалось неподдельное огорчение. — Волколаков в нашем лесу отродясь не было.

Лилипут с трудом подавил вздох облегчения. Оно и понятно, ведь еще неизвестно, удастся ли ему так же хорошо «отоспаться» во время следующей разборки. К тому же Лепесток сама говорила, что источник с живой водицей человеку лишь раз в жизни является. А без этого козыря он предпочел бы не искушать судьбу.

— Прекрасно понимаю твое разочарование, — видимо, девушка все же заметила его вздох, но истолковала его по-своему, — ведь такому герою наверняка захотелось бы очистить лес от всякой дряни. — Она ему откровенно льстила.

— Но если их отродясь не было, то откуда они вдруг появились и почему погнались за тобой? Судя по твоему виду, ты неслась от них чуть ли не через весь лес. Я, признаться, думал, что человек в минуты опасности со всех ног бежит под крышу дома своего. Сама же про каких-то «ужей белых» обмолвилась. Наверняка ведь у вас в роду есть крепкие ребята, которые не хуже меня этих оборотней отделали бы, ты же, сломя голову, через весь лес бросаешься к этому ручейку. Что же, ты от них водой отбрызгаться собиралась? Сама же говорила: Сонный источник человеку только раз в жизни показывается. Значит, ты не могла предвидеть, что он будет именно в это время и аккурат в этом месте. Да и как бы тебя смог защитить волшебный источник, если единственное, что он может делать — это залечивать раны и восстанавливать силы? Тем более что даже это, несмотря на всю его колдовскую мощь, он не может сделать мгновенно. А у тебя не было ни секунды, оборотни тебе в спину дышали.

Лилипута как будто прорвало, он говорил и говорил без умолку. И так разошелся в этом порыве борца за правду, что даже не сразу удивился наступившей вдруг тишине. Странно, такая разговорчивая девушка оставила без ответов такое количество вопросов. Безобразие! В недоумении Лилипут сфокусировал взгляд на собеседнице. Она почему-то отвернулась к противоположной стене. Плечи ее как-то подозрительно часто подрагивали. Что-то с ней творилось неладное.

Повинуясь порыву, молодой человек обхватил девушку за хрупкую талию и повернул к себе лицом. Слезы часто-часто катились из прекрасных глаз и, срываясь с подбородка, падали на платье.

«Ну вот, довел девчонку до слез, — укорил самого себя Лилипут и сразу же поспешил оправдаться: — А чего я, собственно, сказал? Странный все-таки народ женщины. То тараторят — не остановишь, а то ни с того, ни с сего в слезы…»

Ни слова не говоря, Лепесток прильнула к Лилипуту. Укрывавшая молодого человека теплая мягкая шкурка предательски соскользнула на пустую кровать, и он оказался абсолютно голым в объятьях юной прелестницы.

Бесспорно, Лилипуту было от чего потерять голову. Но, мокрая шерсть к обнаженному телу — а платье девушки просто-таки намокло от слез, хоть отжимай — это, мягко выражаясь, не совсем приятно, да ведь и Лепесток была чем-то Действительно расстроена, что остудило пыл Лилипута и настроило его на сугубо братское отношение к мокрощекой «сестренке». Рука его сама потянулась за свалившимся покрывалом и накрыла их обоих…

И вот что рассказала ему Лепесток, отплакавшись и успокоившись.

Род Белого Ужа — древний и очень богатый.

Деревня рода Белого Ужа стоит на самом берегу быстротечной Ласки. Это большое селенье — более сотни домов. Здесь Лепесток родилась и выросла.

Ежегодно по весне в деревне «ужиного» рода начинается ярмарка и продолжается аж до поздней осени. Из всех лесных родов народ спешит к «ужам» со своим товаром, а купцы из-за морей, из других стран привозят разные диковинные вещицы. Ну а род Белого Ужа богатеет, беря подать с торговцев золотом или частью товара. Так длится испокон веков.

Леса вокруг «ужиной» деревни чистые, недаром род Белого Ужа Ордену Алой Розы платит — маги Ордена кругом чары наложили, ни нежить, ни нечисть не проскользнет.

Поначалу родичи Лепесток еще опасались внезапного набега речных пиратов — ведь на берегу живут, как говорится, береженого Бог бережет. Держали постоянную дружину: тридцать лихих молодцев. Но десятки лет не было никаких набегов. Пьяные драки, конечно, случались, но для поддержания порядка у «ужей» и своих сил хватало, для этого вовсе не обязательно было держать под рукой три десятка умелых вояк, а содержание бесполезной охраны стоило роду тысячи золотых колец в год. И вот, лет двадцать назад на Большом Сходе родичи приняли решение распустить дружину.

С уходом наемников люди рода Белого Ужа богатели не по дням, а по часам. Даже в самом беднейшем доме есть стали исключительно на золоте. Все «ужи» ходили разодетыми в дорогущие заморские ткани с золотыми, а то и бриллиантовыми пуговицами. Меч или секиру больше никто в руки не брал — не благородное это дело. Предпочитали, при необходимости, заводить наемников-телохранителей.

Но у Лепесток отец был, что называется, не от мира сего. Он продолжал охотиться, бортничать, ловить рыбу, часто, а подолгу отрабатывал приемы мечного боя. О таких говорят: не может на месте усидеть.

Лепесток была его единственным ребенком, у нее не было ни братьев, ни сестер. Ее мама умерла при родах. Стуб, так звали её отца, хотел сына, а родилась девочка. Не смирившись с таким ударом судьбы, он воспитывал Лепесток как мальчишку, обучая всему, что умел сам.

А земля слухами полнилась о стремительно богатеющем роде — деревня «ужей» стала для многих лакомым кусочком. Стуб не раз обращался на ежегодных Больших Сходах к старейшинам с предложением вновь позвать наемников: деревня за последние двадцать лет разрослась почти вдвое, разбогатела до неприличия, и каждый год благополучие все росло. Но люди были настолько уверены в неприступности колдовских бастионов возведенных магами Ордена Алой Розы, что подымали его на смех — ну что может меч против колдовства?

И вот три ночи назад дождались-таки лихих гостей.

В наступающих сумерках Лепесток с отцом услышали крики ужаса, хриплое бреханье сорвавшихся с цепи псов, треск ломающихся дверей, звон вылетающих из окон стекол. Они прильнули к окну и увидели, что над каждым домом деревни «ужей» засветилось по маленькой зеленоватой луне — это была настоящая магия, а не какие-то базарные фокусы! Зеленый магический огонек, как на ладони, высвечивал схватившихся было за оружие родичей. Освещенные изнутри домов и снаружи, они превращались в прекрасную мишень, и пираты, не жалея стрел, расстреливали почти в упор полусонных людей. Ответить «ужи» не могли, ведь за их домами стоял кромешный мрак, разглядеть в котором притаившегося лучника было совершенно невозможно. Да никто и не позволил бы им долго вглядываться — только высунься из окна, тут же получишь стрелу в глаз. Схоронившихся от стрел добивали в домах головорезы с кривыми мечами. Кровь полилась Рекой. Попытавшихся с оружием в руках противостоять Убийцам, тут же, как ежей, утыкивали стрелами.

Это был даже не бой, это была самая настоящая бойня, в которой у изнеженных беззаботной жизнью родичей Лепесток не было ни малейшего шанса.

Достойное сопротивление пираты встретили лишь в лице шамана рода, — который этой ночью превзошел сам себя! Произнесенное старым колдуном огненное заклинание, образовавшее кольца ярко-синего пламени вокруг трех домов, было под стать невероятно сложным заклинаниям магов Ордена Алой Розы.

Синий огонь мгновенно испепелил полтора десятка пиратов — это внесло нешуточную панику в ряды врагов. Но тут в дело вступил их колдуны. Свечение над домами погасло, в ночи вспыхнула огромная огненная зеленая стрела и понеслась к одиноко застывшему посреди пустынной улицы шаману. Стрела пронзала все на своем пути, ни на миг не замедляя полет.

Синий огонь метнулся от защищаемых им домов и, превратившись в пламенную кисть, попытался перехватить стрелу в полете. Шаман не успел лишь чуть-чуть, на одно, не видимое для глаза мгновение, стрела оказалась быстрее. Предсмертный крик старика был ужасен.

Вновь загорелись зеленые «луны», и воспрянувшие было духом «ужи» опять оказались под градом стрел и мечей. Бойня возобновилась…

К счастью, дом Лепесток стоял на самой окраине деревни, ближе всех к лесу, поэтому до него головорезы добрались не сразу. Как только стало ясно, что резню остановить не удастся и деревня «ужей» обречена, Стуб открыл дверь тайного подземного хода, что вел из дома прямо в густую чащу — до этого момента Лепесток даже не догадывалась о существовании подобного хода, — и велел дочери бежать к ручью, пообещав вскорости ее догнать.

Лепесток бросилась в темноту подземелья. Стуб, натянув кольчугу и вооружившись мечом, должен был пойти следом.

Девушка бежала со всех ног, но охотничьим тропам. На полпути к ручью ветки словно обезумели и принялись цеплять её со всех сторон, так продолжалось с полверсты. Все ее тело было в крови, на руки и ноги было страшно смотреть. Каждое движение причиняло боль, но, помня строгий наказ отца, она продолжала бежать. Внезапно все прекратилось, и деревья вновь расступились на её пути. Она все же добежала до поляны, но тут силы её покинули. С разбегу еще кое-как, на ватных ногах, Лепесток протащилась шагов тридцать и рухнула совершенно без сил.

Её сознание уже окутывалось сетью беспамятства. Прохлада лесной травы успокаивала избитое тело. Но вой, раздавшийся в считанных шагах за спиной, заставил девушку снова вскочить на ноги. Она уже однажды слышала такой вой, когда три года назад маги Ордена Алой Розы изловили в окрестных лесах страшного волка-оборотня. Сомнений быть не могло, беззащитную Лепесток преследовал безжалостный волколак, вернее волколаки, поскольку в унисон вожаку песню превращения подхватили еще два голоса. Избитые ноги вновь подкосились, и девушка поползла к ручью, от страха не чувствуя растревоженных ран…

Тут-то и выскочил из засады Лилипут, и, засыпая на ходу, шутя, перерезал всех оборотней. Покончив с ними, храбрый рыцарь тут же заснул.

Лепесток, чуть отдышавшись, стала оглядывать поляну, на которой что-то неуловимо изменилось. Вскоре обнаружилась причина этих перемен — Сонный источник.

Девушка, уже не спеша, привела себя в порядок. Затем занялась своим спасителем…

Когда Лилипут, укутанный в лисий мех, сладко спал в лесной избушке, а его одежда сушилась на веревке во дворе, Лепесток вновь отправилась на Зачарованную поляну. Была уже ночь. Но при свете луны все видно было не хуже, чем днем. Сонный источник исчез, как и не бывало, и на его месте вновь бежал звонкий ручеек. Чтобы очистить поляну от скверны, девушка натаскала сушняка из леса, обложила мертвых воколаков и сожгла их.

«Сегодня сказочная ночь, — думала Лепесток, лежа на теплой, нагретой за день траве и созерцая бесконечные гирлянды старых, как мир, звезд. — Сейчас придет отец. Ну вот сейчас! Ведь сегодня волшебная ночь, и он просто не может прийти!..» Убаюканная сладким грезами, она уснула.

Проснулась с первыми лучами солнца от пробираются до костей утреннего холода. Отец так и не пришел.

Лилипут по-прежнему сладко спал в лесной избушке. И это была вполне нормально, шутка ли, столько времени пролежать в Сонном источнике.

Лепесток не терпелось поскорее узнать, что же случилось с родной деревней, и куда подевался отец, но, с другой стороны, ей очень страшно было далеко отходить от избушки с сонным воителем. В итоге, страх все же победил.

— Ну а сегодня утром ты проснулся, — подытожила Лепесток

Последние слова девушка сопроводила длинным поцелуем в раскрытые от удивления губы Лилипута.

Платьице девушки, сейчас крепко зажатое между молодыми, бурлящими силой и здоровьем телами, уже давно высохло, и тонкая шерстяная прослойка нисколько не скрывала волнующих изгибов их тел.

Лилипут некоторое время держался, приводя какие-то нелепые доводы нравоучительного характера, но все его красноречие свелось в итоге к пустому сотрясению воздуха. Лепесток была убеждена, что раз он ее спас от неминуемой смерти, теперь она ему принадлежит душой и телом. Такое положение вещей Лилипута, честно сказать, вполне устраивало. И, дабы не искушать судьбу дальнейшими разглагольствованиями на тему морали в лесу, он полностью окунулся в счастливый омут маленьких радостей суровой жизни магического средневековья.

Уже третий день Лилипут жил в этом экологически чистом раю под названием лесная избушка близ Зачарованной поляны. Чудесная лесная нимфа по имени Лепесток оказалась не только великолепной любовницей, но и отменной хозяйкой, охотницей, рыбачкой, собирательницей грибов, ягод, орехов — список ее достоинств можно было продолжить до бесконечности! А как она готовила! Быстро и умопомрачительно вкусно!

Задача же Лилипута была до неприличия проста: поддерживать имидж средневекового героя-рыцаря, грозы драконов. Кстати говоря, его дама сердца о драконах не имела ни малейшего понятия.

Поначалу Лилипут попытался описать девушке свой родной мир, откуда, благодаря треклятому пиву, был так бесцеремонно вышвырнут несколько дней назад. Лепесток очень внимательно выслушала его описание автомобилей, самолетов, ракет, телефонов, телевизоров, компьютеров и прочих благ цивилизации от теплого сортира, до полетов на Луну. После чего нежно обозвала Лилипута замечательным сказочником, ибо таких интересных историй она даже в детстве не слышала. Но Лилипут не очень-то расстроился. Раз здесь сказками считают обыденную реальность его мира, то быть может сказки его мира будут тут обыденной реальностью. Рассудив подобным образом, Лилипут пересказал своей очаровательной подружке парочку рассказов о Конане, в которых место крутого варвара, разумеется, занимал он сам, отважный. Сработало!

Рассказы о Конане полностью удовлетворили любопытство Лепесток касаемо происхождения ее спасителя. Она даже не поинтересовалась, каким образом Лилипут попал на чудесную полянку. Ну как же, такой бравый рыцарь всегда появляется в нужное время, в нужном месте — прямо как Сонный источник! — и приходит на помощь в трудную минуту. Кажется, с рассказами Лилипут все же перегнул палку, и теперь девушка смотрела на него преданными глазами, как на сошедшее с небес божество.

Как-то вечером Лилипут попытался расспросить Лепесток о пичугах, Загорском князе. Слово за слово, рассказал грандиозной битве, в мельчайших подробностях навечно засевшей в его памяти. О чуть не прибившем его громадном тролле и невероятно чудесном, в прямом смысле слова, спасении. Но, увы, ни о чем подобном девушка никогда не слышала.

На следующее утро молодые люди решили прогуляться до деревни рода Белого Ужа. Все равно, сидеть на одном месте уже наскучило, да и следовало узнать, что же там все-таки произошло. Они надеялись встретить уцелевших сородичей девушки — не могли же пираты перебить всех до единого: возможно, кто-то, подобно Лепесток, спрятался в лесу и теперь вернулся на родное пепелище.

Кроме того, Лепесток надеялась встретить там отца. Она вроде бы слышала, как тот пошел следом за ней. Вероятно, он побежал другой тропой. Девушка была уверена, что он уже давно в деревне и с другими чудом уцелевшими родичами восстанавливает разрушенные дома.

Наскоро позавтракав, они тронулись в путь.

Лилипут выступил во всеоружии. Напялил на легкий, практически невесомый, но, тем не менее, плотный и очень теплый шерстяной свитер, подарок Лепесток, проверенную кольчугу, закинул за спину меч, а на ремень повесил отполированный до зеркального блеска медвежий нож. Конечно, с непривычки ему было слегка тяжеловато нести на себе такую кучу железа. Но, ничего не попишешь, сам хвалился, что крутой вояка.

«Лишь бы только по дороге никто не напал, — молился про себя Лилипут, — а то ведь теперь, со всем этим боевым хламом, быстренько сделать ноги вряд ли получится. Так и сгину бесследно в этих дремучих лесах, бог весть как далеко от родного дома!»

Лепесток тоже прицепила к поясу небольшую изящную сабельку, а, кроме того, закинула за спину здоровенный лук и колчан, полный длинных серо-оперенных стрел. Поначалу, увидев грозные доспехи своего спутника, она засмущалась, и начала было разоружаться, утверждая, что в обществе столь грозного воина, как Лилипут, она и так ничего и никого побоится и, дабы не оскорблять храброго рыцаря, сейчас же снимет с себя все эти никчемные побрякушки. Лилипут, разумеется, посмешил се заверить, что она просто умопомрачительно хороша в костюме воительницы с саблей на боку, а лук со стрелами придают ей неповторимый шарм, и все это ему ТАК нравится! В итоге девушка осталась при оружии.

«А то ишь чего удумала, — мысленно возмущался Лилипут. — Времена нынче неспокойные. Вон какие „симпатяги“ бегают по вашему „чистенькому“ лесу. Нападут вот такие, твоего „грозного воителя“ — точно сожрут, а ты, дурёха, чем черт не шутит, может, еще и отобьешься».

Снова потянулся нескончаемый лес, снова деревья, деревья, деревья… Но теперь, следуя за Лепесток по «ужовой» тропинке, Лилипут мог не прорубать себе дорогу. Как ни странно, деревья словно бы сами расступались перед девушкой.

Хотя в сентябрьском лесу было довольно прохладно, Лилипут, стараясь не отстать от быстрого охотничьего шага своей спутницы, весь раскраснелся, и рубашка под кольчугой очень быстро промокла насквозь, хоть выжимай. А тут еще эти проклятущие кровососы учуяли его и накинулись всем скопом. Жуткое дело! Лилипут проклял все, что удалось припомнить; это был довольно короткий список, ибо уже мозги начинали закипать во внутреннем жаре. Но как же он, доблестный воин — опять же, гроза драконов! — мог попросить передышки у какой-то девчонки? Нет, уж лучше умереть от разрыва сердца.

— Лепесток, а не пора ли нам сделать небольшой привал, что-то есть очень хочется.

— Хорошо, дорогой, — согласилась девушка.

«Ура! Клюнула! — мысленно возликовал молодой человек— — Можно плюхнуться на холодный влажный мох… Какое блаженство! Ну что еще опять?»

Лилипут, иди ешь, уже все готово.

Точно — уже пахло жареной зайчатиной. Ну как же она так быстро управилась, он даже дух перевести не успел?

Давясь далеко не от жадности или удовольствия, Лилипут все же проглотил пару совсем не маленьких кусков, изо всех сил изображая безмерное удовольствие. Зайчатина была действительно отменная, но после такого крутого осеннего марафона кусок в горло не лез, приходилось, в буквальном смысле, проталкивать пальцем.

— Спасибо! Все было очень вкусно! — Лилипут вымученно улыбнулся. — А сама-то чего не поела? Ведь пуп, предстоит неблизкий, а привалов больше не будет.

«Спрашивается! Ну, кто тебя тянул за язык?! И так чуть живой сидишь, а все туда же! Это же не кино, тут все всерьез — сказал, надо делать, а не создавать видимость действия!»

— Да мне пока не очень хочется, я лучше водички попью. А то, наевшись, идти очень трудно… Тебе-то все нипочем, ты вон, какой сильный! — наивно — восхищенно сказала Лепесток. — А я уже и так порядком притомилась. Боюсь, с набитым желудком и вовсе встать не смогу. А мы еще только треть пути преодолели. Еще идти и идти.

После заявления девушки, что они прошли ЕЩЕ ТОЛЬКО треть пути, от отчаянья Лилипут был готов разрыдаться. Но, как только Лепесток поднялась с дубового корня, Лилипут моментально оказался на гудящих всеми ответвлениями жил ногах. И, сотворив беззаботное лицо, «играючи» двинулся за ускользающей подружкой.

Бодрящая «прогулка» к родному дому Лепесток будет еще долго сниться Лилипуту по ночам в самых отвратительных кошмарах. Хорошо еще, на них никто не напал по дороге, ибо, если подобная неприятность все же приключилась бы, вероятнее всего, отважный рыцарь с радостью добровольно кинулся на нож врага, лишь бы поскорее прекратить мучения.

Когда они, наконец, куда-то пришли — Лилипут понял это лишь по тому, что идущая впереди фигура вдруг замерла на месте, — он просто упал. Причем на лету умудрился расстегнуть поясной ремень с ножом, отстегнул ножны с мечом и стащил с себя кольчугу вместе с пропитанной потом и мерзко воняющей рубахой. Просто удивительно, как все это время ему удавалось избежать теплового удара.

Минут десять Лилипут охлаждался в мокрой сорочке на холодной земле, пока Лепесток к чему-то прислушивалась, куда-то вглядывалась, ну, в общем, оставила его в покое и с головой окунулась в какие-то свои проблемы. Но, как всегда, одинокая, чудом уцелевшая искорка начинающего засыпать сознания очень скоро разгорелась на полную мощность… Перед глазами, сменяя друг друга, пронеслась череда картин, в которых простуженный из-за сильного переохлаждения Лилипут чихает, кашляет, а лекарств-то тут, в средневековом царстве-государстве, нет и в помине. В итоге, несчастный бедолага загибается от воспаления легких… Дабы избежать столь печальной участи, Лилипут все же поднялся с холодной земли и, подобно старому дедушке, кряхтя, плюхнулся на очень кстати оказавшееся под ногами здоровенной корневище.

Окончательно придя в себя, Лилипут подошел к одиноко застывшей на краю обрыва девушке. Картина, открывшаяся взору утомленного путника, была поистине великолепна.

Медленно текущая лесная речка в лучах заходящего солнца искрилась мириадами разноцветных бликов. Стайка диких уток, прибившись к берегу, отдыхала после утомительного дневного полета. В залепленных тиной прибрежных зарослях квакали прожорливые уничтожители кровососов. Берег густо зарос невысоким кустарником, крепкие дикие побеги которого, торчащие прямо из воды, являлись живой зеленой дамбой, которая не хуже бетона удерживала лесную красавицу в постоянном русле. Сразу же за кустарником начинался настоящий дремучий лес, который тянулся на десятки километров во все стороны.

— Ну, и где же твоя деревня? Что-то я не вижу ни домов, ни пристани, ни даже маленькой прибрежной полянки. Кругом сплошной девственный лес. — Судя по отсутствию реакции Лепесток на слова Лилипута, он мог бы точно так же разговаривать с пустотой. — Ты чего молчишь? Эй, Лепесток, да очнись же! — Последние слова молодой человек уже прокричал, забыв все правила приличия.

Ее неподвижные, остекленевшие глаза уставились в одну точку. Лицо побелело. Руки, безвольно повисшие вдоль тела, были сжаты в кулаки так сильно, что острые ногти продавили нежную кожу на ладонях, и горячая кровь крупными тягучими каплями падала на коричневый мох. Похоже, девушка пребывала в том самом состоянии, когда человек полностью погружен в какую-то свою личную проблему и у него напрочь отсутствует ощущение окружающего мира; в народе это именуется просто — столбняк.

Лилипут схватил ее за плечи и сильно встряхнул раз пять подряд. После такой шокотерапии глаза у Лепесток стали помаленьку проясняться. Залитые кровью пальцы разжались. Все тело начала бить крупная дрожь. Ноги подогнулись. И, не успей Лилипут ее вовремя подхватить, она бы рухнула с тридцатиметрового обрыва головой вниз.

— Но этого же не может быть! Ведь она же была тут, тут, тут!.. За что?! Что мы такого сделали?! Чем прогневили?! — слезы, прорвавшие плотину оцепенения, бурным потоком хлынули из прекрасных глаз.

У Лепесток началась истерика. Даже Лилипут, несмотря на свои далеко не маленькие габариты, с трудом справлялся с этим хрупким созданием, которое, будто получив двойную порцию озверина, теперь изо всех сил пыталось свести счеты с жизнью, сиганув с тридцатиметровой вышки безо всякого парашюта.

— Да пусти же меня! — исступленно кричала она. — Ну, чего привязался?!… Ты не понимаешь! Теперь за мной будет охотиться Орден Алой Розы! От его магов не убежишь, не спрячешься! Не сегодня-завтра они схватят нас в лесу! Из-за меня погибнешь и ты! Несмотря на все твое умение, их тебе не одолеть! Я не хочу доставаться им живой! Лучше уж я сама!! Пусти!!!

Не обращая внимания па яростное сопротивление, Лилипут оттащил девушку от края «стартовой площадки в призрачный мир костлявой с косой». Посадил на тот самый, так-своевременно попавшийся минут десять назад ему на глаза корешок. Он укутал ее теплым одеялом из лисьей шкуры, после чего сам присел рядом и, обняв за все еще часто вздрагивающие плечи, притянул девушку к себе. Лепесток постепенно успокаивалась. Подержав ее еще минут десять, Лилипут ослабил хватку и принялся лечить ее изувеченные в шоке ладони: промыл их холодной водицей из небольшой глиняной посудины, предусмотрительно захваченной девушкой из избушки; водичка эта, взятая из ручья на Зачарованной поляне, хоть и не «сонная», но тоже обладала некоторой живительной силой. Затем Лилипут обмотал ее ладони чистыми тряпками.

Пока Лилипут занимался нехитрым врачеванием, окончательно пришедшая в себя Лепесток сорванным до хрипоты голосом начала делиться соображениями: как она дошла до жизни такой, что уже и жить-то совсем не хочет, и куда подевалась родная деревня.

— Прямо за Змеиной горкой, на которой мы сейчас сидим, и находилась деревня нашего рода. С этого обрыва она открывалась, как на ладони. Теперь, сам видишь, кругом сплошной лес. О подобном я слышала лишь однажды, от собственного отца. Как-то раз он очень много выпил и неожиданно разговорился. В тот вечер он рассказал множество удивительных историй. А на следующий, когда я стала приставать с расспросами, велел мне выкинуть из головы услышанную от него вчера чушь. Но я ничего не забыла. Выходит, это были совсем не сказки… Суди сам, вот одна из его истории. Он рассказывал, будто бы в древности один восставший против Ордена Алой Розы род был буквально стерт с лица земли за одну ночь. Ему поведал об этом какой-то купец, который якобы заснул в сотне шагов от жилья, а проснулся в густом лесу. При этом исчезли ночевавшие под крышами домов гостеприимного рода все его слуги и весь товар. Купец подозревал, что сам спасся лишь благодаря давней привычке спать под открытым небом. Это магия самой высшей ступени. На подобное не способен ни один, даже очень одаренный, колдун. Только Высшим магам, соединившим свои силы в единой волшбе, под силу такое… ума не приложу, кому мог перейти дорогу безобидный законопослушный род Белого Ужа? У нас же отродясь не было врагов. А теперь, оказывается, я — последний Белый Уж…

Повествование было прервано новыми рыданьями.

Лилипут решил воспользоваться возникшей паузой и поделиться своими мыслями об услышанном, а заодно, в который раз, попытаться успокоить спутницу:

— Слушай, Лепесток, а с чего ты взяла, что больше никому, кроме тебя, не удалось спастись? Ведь ты сама говорила, что у вас в роду много народа. Может, кого-то вообще не было в деревне во время нападения. Ребята вы все зажиточные, этих, как там их, колец золотых, у каждого с избытком. Наверняка, многие отправились куда-нибудь попутешествовать, к друзьям в гости, например. Да мало ли куда с деньгами-то можно уплыть, благо, пристань под боком.

— Большой Сход у нас должен был быть на следующий день! — воскликнула Лепесток сотрясающимся от беспрерывного рыдания голосом. — Понимаешь ты это или нет? На нем все родичи должны присутствовать. Все! Правило такое! Нарушивший его с позором изгоняется. Сход начинается с первой зарей. Поэтому в ту ночь все до единого родичи собрались в деревне.

— Ну ладно, ладно, все были, все, — примирительно сказал Лилипут. — Только не надо так кричать… Но ты ведь убежала, спаслась от пиратов, а что ж другие-то, дурнее тебя? Тоже, небось, как поняли, что дело пахнет керосином… — увидев недоумение в глазах девушки, Лилипут тут же поправился: — То есть единственная возможность выжить — бежать оттуда без оглядки… Вот, и полетели кто куда, только пятки засверкали. У нас говорят, ужом ускользнул, вот и сородичи твои тоже…

Своим проникновенным выступлением Лилипуту вроде бы удалось вселить в Лепесток хоть какую-то надежду. По крайней мере, она перестала реветь.

— Что ж, быть может, ты и прав, — еще всхлипывая, но, уже успокаиваясь, проговорила девушка. И чуть слышно добавила: — Но вдруг ожившие, цепляющие на ходу деревья, да и волколаки, бросившиеся в погоню…

— Ну вот и хорошо, вот и ладушки! — сделав вид, что не расслышал ее последние слова, радостно воскликнул Лилипут. — Сейчас спустимся с этой Змеиной горки… Кстати, почему такое название? На ней что, змей много, что ли?

— Нет, ужи под ней жили… РАНЬШЕ!

— Да ладно тебе. Сейчас в кустиках внизу пошарим и наверняка встретим трясущихся от страха юрких ужиков.

— Нет, никуда мы не пойдем, — решительно запротестовала Лепесток. — Гляди, темнеет уже. На горе еще светло, а в низине уже ночь. Сейчас поужинаем, и спать ляжем. А вот утром… Кто знает, может, я действительно не самая неуловимая.

— Решено, — улыбнулся Лилипут. — Так мы и сделаем.

Поужинав, Лилипут насобирал кучу мягкого мха и сверху постелил просушенное костром одеяло. Пусть не царское, но очень теплое ложе было готово.

Обнявшись и завернувшись в пропахший костром мех, они окунулись в мир грез и сновидений.

Лилипуту вновь снился все тот же странный сон. На этот раз что-то в нем неуловимо изменилось. Да, точно.

Белый маг кажется начинал теснить голубого. Белый смерч чуть-чуть, едва-едва, стал больше. Голубые молнии слетали с посоха уже не так быстро, как в первый раз, и хотя по-прежнему для глаза они были едва уловимы, но Лилипут каким-то загадочным образом это чувствовал. И еще, чуть заметная тоненькая трещинка появилась на одном из лучей голубой звезды, висящей на стальной цепочке на шее у голубого мага. Лилипут бы ни за что не заметил сам столь незначительной детали, но кто-то третий, чьими глазами он смотрел на волшебный поединок, казалось, специально сфокусировал его внимание па этих неуловимых мелочах.

На сей раз видение длилось заметно дольше. Лилипуту было позволено попристальнее вглядеться в лица сражающихся. Одно из этих напряженных лиц он как будто бы уже где-то раньше видел, по ему не дали разрешить эту загадку, в очередной раз, переключив его внимание на второстепенные предметы.

Поэтому последние две-три секунды чудесного сна Лилипут вглядывался в мельчайшие детали меча — кстати, очень похожего на его собственный. Меч плыл в нескольких сантиметрах от рук голубого мага, в любую минуту готовый прийти на смену посоху. Посередине стального клинка пылала семиконечная голубая звезда, такая же как на груди у мага. Попав в поле зрения Лилипута, она вспыхнула ярко-синим огнем…

От вспышки Лилипут мгновенно проснулся.

Глава 3

На следующее утро молодые люди, наскоро собравшись, спустились с гостеприимной горки и, не теряя времени, приступили к поиску исчезнувшего селения и испарившихся вместе с ним жителей.

Опять пришлось мечом пробивать себе дорогу. Но если раньше он занимался подобной физзарядкой, дабы выбраться из мрачной чащобы на свет божий к людям, то теперь добровольно тратил кучу здоровья, продираясь, все глубже в лесные дебри в поисках чего-то, чего тут, очень на то похоже, никогда и в помине не было. Уже после первой дюжины ударов пот застилал глаза Лилипуту. Очень скоро он с головы до ног был покрыт зелеными каплями густого сока молодого дубняка.

Вскоре начала сказываться накопившаяся усталость. Удары, поначалу сыпавшиеся хлестко и быстро, стали более затянутыми. Приходилось собирать все остатки воли, дабы взметнуть в очередном яростном замахе наливающуюся тяжелой кровью руку. Лепесток, с которой они условились искать в разных местах, рубилась где-то в другой части «заповедника». Звонкие удары ее сабельки временами долетали до слуха Лилипута сквозь треск ломающихся под ударами его булатного клинка молодых дубков.

Неизвестно, сколько прошло времени с начала этого безумного истребления ни в чем не повинных зеленых насаждений, но в конечном итоге терпение Лилипута все-таки лопнуло. Прорубив вполне впечатляющую аллею, он так и не нашел никаких следов людей. Практически не гнущейся рукой молодой человек кое-как запихал кажущийся пудовым меч в заплечные ножны и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, медленно поплелся в поисках Лепесток.

Оказалось, что за пару часов Лилипут вырубил длинный коридор, идти по которому было совсем не здорово. За ватные от усталости ноги постоянно цеплялись остовы истребленных растений, что было странно — Лилипут вырубал молодые деревца под самый корешок, а эти высовывались аж на двадцать-тридцать сантиметров.

«Как же я здесь смог пройти, — недоумевал молодой человек. — Тут же ногу некуда поставить, под ними земли даже не видно! И острые, как колья!.. Минуточку! А это что еще за дела?.. Эй, это совсем не смешно! Ну-ка прекратите немедленно! Мы так не договаривались!»

Чуть видневшийся на расстоянии примерно двухсот метров просвет вдруг исчез. На месте только что срубленного его мечом кустарника внезапно стали появляться новые, гораздо более мощные деревья.

Пару минут Лилипут не мог сдвинуться с места, продолжая тупо пялиться на чудо природы. Ему показалось, что за это время стенки прорубленного тоннеля заметно сдвинулись, да и длина его порядочно сократилась и продолжала уменьшаться прямо на глазах.

Чтобы выбраться из живой ловушки, надо было бежать со всех ног, тогда, может быть, ему еще удастся протиснуться между загораживающими выход стволами. В любом случае, с каждой секундой их количество на пути к спасению стремительно увеличивалось. Стволы дубов с треском срастались, образуя непреодолимую стену. О том, чтобы срубить хоть одно подобное дерево, даже будучи совершенно отдохнувшим, а не уставшим, как сейчас, даже имея в руках настоящий походный топор, а не эту неудобную железяку под названием меч, не могло быть и речи.

И он метнулся из последних сил к ближайшей щели в деревянном «заборе».

Разумеется, Лилипут не успел. Ему удалось сделать лишь шесть прыжков, чудом сохраняя равновесие среди торчащих во все стороны и цепляющихся за ноги обрубков, пол ним оживал хищный ковер зеленых щупальцев. Зеленые тиски сжимались.

От ужаса Лилипут крепко-накрепко зажмурился и дрожащими губами повторял, как заклинание, один и тот же набор фраз:

— Этого не может быть, потому что быть не может! Деревья не могут расти так чудовищно быстро. Я просто слегка переутомился, и мне что-то там мерещится. Сейчас я отдохну, и все пройдет. Вот сейчас открою глаза, и все будет в порядке!.. — и вместо того, чтобы взглянуть правде в глаза, он все сильнее зажмуривался и даже, для верности, прикрыл лицо потными ладонями.

Оцепенение длилось недолго. Из ступора Лилипута вывел грубый удар чем-то острым по спине. Как только глаза открылись, из его горла вырвался страшный крик до смерти перепуганного человека. К нему со всех сторон тянулись толстые, твердые ветки вековых исполинов.

За первым ударом посыпался настоящий шквал пинков, зуботычин, оплеух, подсечек, подножек, подзатыльников, пощечин. Исполинская мощь разозлившегося леса должна была разорвать молодого человека на мелкие кусочки своими кряжистыми лапами, но он выстоял. Нет, не подумайте, что Лилипут вот так стоял и хохотал во все горло, как какой-нибудь сверхчеловек, якобы не чувствуя боли, когда телу сотрясается под ударами сотен здоровенных дубин. Напротив, повинуясь внезапному порыву, который унес страх и усталость, наш герой вновь выдернул меч и стал отбиваться.

Лилипут сам недоумевал, как он это делает, но получалось у него очень здорово. Он будто отгородился от докучливых веток живым щитом из сверкающей стали. Меч крутился в правой руке, зверски выворачивая кисть, со скоростью винта набирающего высоту вертолета, но, несмотря на чудовищные нагрузки, рука совершенно не чувствовала боли. Вокруг стоял треск разрубаемого сразу в десятках мест дерева. Лилипут шутя перерубал ветки в руку толщиной так, как будто они были не из твердой, живой древесины, а из податливого воска.

Если бы его врагами были обычные живые люди, они бы, созерцая столь потрясающее мастерство владения клинком, наверняка бросились бы в панике врассыпную. Но, к сожалению, противником Лилипута был необъятный лес. На месте срезанной ветви тут же вырастала свежая, за ней — следующая. Лес, словно сказочный Змей Горыныч, вместо одной отрубленной головы выращивал две новых — так могло продолжаться до бесконечности.

Меж тем силы Лилипута были отнюдь не безграничны. В яростной попытке с боем пробиться из этого страшного места к Змеиной горке он нисколько не преуспел. До горы было не более полусотни шагов, и Лилипут отчетливо видел ее в просветах между деревьями. Безысходность зверя, пойманного в крепкий, надежный капкан, мало-помалу стала заполнять его душу. Он еще сражался, но в его глазах уже не было былой ярости, веры в успех, восхищения столь внезапно проснувшимся умением владеть оружием пращуров. Все чаще его меч опаздывал с ударом, и на зеленой от крови леса рубашке стали появляться багровые разводы.

— Как нелепо сыграть в ящик, будучи до смерти забитым деревьями в сошедшем с ума лесу, — с возмущением бормотал себе под нос Лилипут, бодрясь от звуков своего голоса. — Как это паршиво! Особенно теперь, когда познакомился с такой замечательной девушкой, как Лепесток. Кстати, а как у нее-то дела? Она же тоже лес рубила! Неужели, спятившие Деревья и на нее накинулись?! Бедняжка. Помнится, я клялся ее защищать, а сам гут дровосеком заделался, вон, сколько хворосту накромсал — всю зиму отапливаться можно!..

Лилипут непроизвольно посмотрел вниз, в надежде отыскать груды хвороста, щепок и опилок, ведь уже около получаса, в поте лица, работал, как большая дисковая пила на лесопилке. От увиденного у него глаза полезли на лоб. Вопреки ожиданиям, под ногами был измочаленный его топтанием на одном месте мох, щедро присыпанный обычной лесной трухой: опавшей листвой, старыми сгнившими ветками — и никакого напоминания о доброй работе славного меча. На глазах Лилипута только что срубленная ветка у самой земли попросту исчезла, как и не бывало.

Чудовищная догадка, зародившаяся в мозгу, нашла полное подтверждение в поведении наседавших со всех сторон молчаливых убийц. Вон та, вторая слева ветвь, на ней два коричневых желудя, вновь тянется к нему своей заостренной макушкой, хотя всего-то мгновение назад она же, начисто срубленная, едва-едва не коснулась земли. Выходит, он без толку тратит силы, сражаясь с непобедимыми волшебными деревьями, у которых только что срубленные ветки в следующую секунду как ни в чем не бывало отрастают вновь. Хрупкая надежда на возможное спасение растаяла, как дым.

Говорят, что даже загнанный в угол заяц яростно бросается на преследующего его хищника, вот и Лилипут, смирившись с неизбежной гибелью, моментально перешел от защиты к нападению.

В этот удар он вложил всего себя без остатка. Со всех сторон сыпалась бесконечная череда ударов, но Лилипут продолжал отводить меч за спину, растягиваясь в гигантском замахе.

И вот меч полетел. Сознание, под нарастающей волной боли в израненном теле, покрылось красноватой дымкой забвения, но тугая пружина изломанного тела разворачивалась в страшном броске.

Три вековых исполина, втиснувшись необъятными стволами друг в друга, закрывали дорогу к спасительной горе — именно на них и был нацелен его последний удар… Ноги оттолкнувшись от земли, послали уже полумертвое от побоев тело вслед за набирающим все большее ускорение мечом… Две ветки, превратившись в идеальные боевые рогатины с множеством заостренных рогулек, с двух сторон бросились наперехват зависшему в отчаянном прыжке Лилипуту. Они опоздали лишь на мгновенье и, щедро располосовав Лилипуту всю спину, с треском врезались друг в дружку.

Меч Лилипута с поразительной легкостью вошел в твердые, как камень, стволы исполинов, а, вонзившись, ни на секунду не замедлил свой разбег, пройдя сквозь с виду совершенно несокрушимую преграду, как раскаленный нож сквозь подмороженное масло.

Крушение исполинских дубов сопровождалось непонятным, совсем даже не деревянным, треском. И после спасительного удара этот звук не прекратился. Наоборот, все более нарастал. Чем-то он отдаленно напоминал треск разрываемой в нескольких местах материи… А начисто перерубленные дубы продолжали стоять, как ни в чем не бывало, лишь оставленный чудесным оружием рубец светился на коричневой броне лесных богатырей ярко-желтым светом. И от этого рубца прямо по воздуху во все стороны потянулись мириады тонюсеньких трещинок.

— Во диво! — прохрипел себе под нос едва живой Лилипут. — Странно! Почему перестали нападать деревья? Я сейчас не смог бы отразить даже самого пустячного удара. И что это за чертов треск?

Внезапно огненно-желтый рубец на дубах стал расширяться, и яркий солнечный золотистый лучик вынырнул из увеличивающегося на глазах разлома.

— Надо же, солнце внутри дерева!..

Что было дальше Лилипут, увы, не помнит, ибо верные ноги вдруг подло ему изменили, он оступился на ровном месте, и последние силы покинули его измученное тело.