Стая

Кто приходит ночью

— Стены давят на меня! Я умираю, спасите!

Плачет по мне театр, рыдает кинематограф. Задумчиво шмыгнув носом, окидываю взглядом громадный холодильный шкаф, который мне удалось почти бесшумно придвинуть к двери, открывающейся внутрь. Вроде бы крепко стоит. Не должен рухнуть, когда они начнут таранить дверь с той стороны. Теперь главное орать правдоподобней.

— Пожалуйста, не паникуйте! — раздается громкий голос работника станции. — Мы вас вытащим!

Забравшись в генераторную под видом электрика, пришедшего посмотреть, что случилось с освещением, я прикрыл дверь и подтащил к ней громадный холодильник, который нормальному человеку даже с места сдвинуть не удастся. У людей от такого усилия может вылезти грыжа, но я оборотень. У нас такое в крови. Теперь главное натурально имитировать панику. Давайте, дилетанты, спасайте меня.

Первая часть моего гениального плана почти завершена. Теперь вторая.

Залезаю на стул и принимаюсь аккуратно раскачивать болты приличного размера вентиляционной решетки. В общем-то, металл отойдет как по маслу, но придется наделать прилично шума, прежде чем я ее окончательно оторву.

— Вы в порядке?! — Заботливый приторный голос вырывает меня из задумчивого спокойствия. Точно, я совсем забыл, что играю тут умирающего от клаустрофобии.

— Ой-ой-ой, быстрее, я сейчас упаду в обморок! — Слегка напрягаю руку, чтобы сорвать решетку и понижаю голос до натужного шепота. — Тяни-и-и-ись…

Болты гнутся с адским скрипом, и я морщусь, представляя, что услышу в свой адрес от Вальтерии, когда выберусь. Она сказала действовать тихо, несмотря ни на что. Дверь перестают атаковать, работники станции вслушиваются в скрежет металла и на мгновение затихают.

— Что у вас там?!

— Ноги не держат! — Я, наконец, отрываю решетку и бездумно откидываю в сторону. О том, что решетка железная, вспоминаю, когда она уже с грохотом бахает об пол. Вот тебе и ой. Нужно было просто слезть со стула и осторожно положить ее на пол.

За дверью стихают разговоры. Еще раз бесцельно клацает прижатая шкафом ручка непокорной двери, словно кто-то самый неутомимый все еще надеется попасть внутрь. Давай, дерни еще раз десять, на одиннадцатый получится.

Когда думаешь, что ты последний дурак на земле, то кто-нибудь всегда с энтузиазмом тебя в этом переубеждает.

— Кажется, он потерял сознание. — Любитель клацать ручками говорит так, будто я уже закончился.

Приподнявшись на руках, втискиваюсь в вентиляционную шахту. Тот редкий случай, когда я рад, что не родился с ростом под потолок. Вперед придется ползти гусеницей. Главное, чтобы они не услышали, как мое пузо шаркает по металлу над их головами. Поэтому сейчас на сцену драмкружка должна выйти моя нежная драгоценная Вальтерия.

— Господи, да достаньте его кто-нибудь оттуда!

Аж уши заложило, заорала так заорала. Слегка переигрывает, но для дебюта очень даже недурно. А еще называла мой план дурацким. Ухмыльнувшись в темноту, я продолжаю настойчиво ползти вперед, собирая локтями пыль и паутину. Еще пару метров и потом направо…

— Мисс Рихтенгоф, не поддается! — оправдывается кто-то из работников.

— Притащите двухметрового, пусть ломает дверь!

— Не положено!

— Вы вообще соображаете?! — Она разворачивается куда-то позади себя. — Хэлл! Иди сюда, черт побери, у меня там пациент без сознания!

Вошла во вкус. Ну, пускай хотя бы выпустит пар, мне меньше достанется за брошенную на пол решетку.

С другой стороны вентиляционный люк выходит в коридор, ведущий к нужной нам лестнице. Решетка тут уже заботливо сдернута, и я замираю, слегка высунув голову наружу. Мимо тяжело протопал Байрон Хэлл, ради трудоустройства которого это все и затевалось.

А возле стены напротив стоит Вал, нетерпеливо ожидая, пока доблестный охранник на испытательном сроке дойдет до места назначения. Заметив мое перепачканное лицо, она быстро подмигивает, не меняя непроницаемого выражения лица.

Господи, надо будет напомнить ей, чтобы поспала хотя бы пару часов. На вид нам обоим примерно по тридцать, но со своими уставшими черными глазами она умудряется выглядеть на все сто. Галстук уехал куда-то в район ключицы, бейджик «медперсонал» грустно повис на груди. Стоя на фоне белой кафельной плитки, Вальтерия кажется бледнее раза в два.

Может, потому что она вампир. Но мне кажется, что она просто перестала себя жалеть.

Хорошо, что у нее есть я. Друг всегда познается в беде.

Когда Байрон скрывается за поворотом, я торопливо спрыгиваю на пол и стряхиваю с одежды налипшие паутину и пыль.

— Зря сомневалась в твоих умственных способностях, — шепчет Вал.

— Я же говорил, что прокатит. Ты придумала, как сломать замок?

— Нет нужды его ломать.

Мы останавливаемся возле тяжелой железной двери. Быстро набрав код на панели, Вал дожидается зеленого сигнала лампочки в дверном косяке и толкает громадную створку плечом.

— Ах, да-а-а-а! — Я ударяю себя по лбу рукой. — У нас же Байрон на испытательном сроке.

— Естественно. — Вал воровато оборачивается. — Теперь быстро меняем бумаги в папке и лезь обратно.

2

— Я принесла тебе кофе. — Вал ставит передо мной пластиковый стаканчик и мрачно смотрит на обеденный поднос. — Почему ты даже не притронулся к еде?

— Да я там столько паутины на себя намотал, что весь аппетит пропал. — Морщусь и придвигаю к себе стакан с кофе. — Мне же еще обратно пришлось ползти, чтобы было кого вытаскивать.

— Да, было бы странно, если бы Байрон вынес дверь, а там пусто. — Вал вздыхает.

— Тогда даже они бы смекнули, решетка-то на полу осталась. — Я смеюсь. — За американо спасибо. Не угостишь сигаретой?

— У тебя все дома? — Она указывает рукой на бензиновые генераторы, выстроившиеся вдоль стены в паре метров от нас.

— Ой…

Вал присаживается на стул напротив и тоже сжимает в руке стаканчик, хотя я уверен, что он абсолютно пуст. Вампир никогда не ходит обедать с остальными, но, по ее словам, люди стали замечать, что она практически никогда не покидает рабочее место, а это выглядит подозрительно.

По правде говоря, сборище столов с садовыми стульями возле блока и столовой-то назвать было нельзя. На мой вопрос, почему им не есть внутри — Вал объяснила, что она тут не работает, а только временно помогает, поэтому они могут столовку развернуть хоть в туалете.

— Ну и день… — Я задумчиво откидываюсь на спинку стула, покручивая в руках стакан с кофе. — Не брать человека на научную станцию, потому что у него природоохранная организация в послужном списке…

— Будь любезен, веди себя тише. — Вал хмуро смотрит на мой форменный комбинезон. — Для сотрудника энергокомпании ты слишком много знаешь.

— Ах, да, прости. Маскировка. — Я делаю вид, что прячусь за своим пластиковым стаканом. — Мы ведь суперагенты на задании.

Вампир закатывает глаза. Я наклоняюсь над кофейным стаканом так, что приятный горьковатый аромат слегка щекочет нос.

— Когда было последнее обращение? — внезапно спрашивает Вал. Настолько внезапно, что застает меня врасплох.

Я тяжело вздыхаю, сцепляя пальцы в замок.

— Ты действительно решила обсудить это прямо сейчас?

— Я должна знать.

Организм оборотня устроен практически так же, как и человеческий, исключая пару мелких деталей, которые здорово портили жизнь. Во-первых, я не переносил серебряные предметы и религиозную символику. Бежал от японской посуды и новомодных сплавов как от чумы. Один вид ножа, не требовавшего заточки, вызывал зубной скрежет. Но весь кошмар состоял даже не в этих банальных признаках нечисти.

С самого детства я страдал от того, что обращался в зверя. Мои приступы никак не соотносились с фазами луны, а приходили вместе с приливом негативных эмоций. Одним словом, если я злился, то тут же чувствовал, как дрожат руки, и организм готовится к превращению. Я столько раз пытался найти хоть какой-нибудь способ контролировать свою звериную натуру! Однако долгая жизнь издевательски усмехнулась и показала, что это невозможно. Неудивительно, что я был сам себе противен. Но жить любил гораздо больше.

Такое странное сочетание мальчишеского оптимизма и траура по невозможности что-то исправить. Кто угодно мог попасть под мою звериную лапу, когда вскипала кровь.

— Земля вызывает Джексона.

Встряхиваю головой, прогоняя навязчивые мысли. Вампир выжидающе смотрит на меня, все еще ожидая ответа.

— Извини, задумался. — Грустно вздыхаю и опускаю взгляд. — Вспомнил ту ночь, когда я едва не…

— Снова начинается навязчивое самобичевание?

— Конечно, начинается! — громким шепотом отвечаю я. — Ликантропия хуже лишая, от нее не излечиться. Вспомни, когда я кинулся на тебя, а ты даже не пыталась защищаться! Сколько раз говорил — лучше пристрели.

— Столько драмы, Бруно, остановись, — резко обрывает меня Вал. — Во-первых, ликантропия — это не болезнь, а врожденная особенность. Во-вторых, я бы ни за что не причинила тебе вреда.

— Есть еще и «в-третьих»?

— Есть. Твой инфантилизм порядком достал.

— Прости, — невесело улыбаюсь я.

— Принято. — Вал разминает затекшую шею. — Ты проигнорировал мой вопрос об обращениях. Я должна быть уверена в том, что переливания облегчили тебе жизнь, а не наоборот.

Вампир часто приносила пакеты человеческой крови из клиники и закачивала ее мне, чтобы снизить риск обращения. Черт знает почему, но это действительно помогало. Даже не помню, кому из нас пришла в голову эта идея.

Однако при каждом переливании приходилось сталкиваться с массой неудобств. И дело даже не в том, как сильно расширялись зрачки Вал при виде свежей человеческой крови. В ее выдержке я не сомневался.

Тонкая игла, которую Рихтенгоф вводила мне под кожу, ужасно жглась. С развитием медицинских сплавов меня все меньше пугало серебро. Вторым большим минусом переливания стало ощущение похмелья. Часто сразу после принятия человеческой крови я убегал в туалет или на следующий же день падал в лихорадке и валялся в кровати до тех пор, пока мой организм не соглашался, что новые клетки крови не такие уж и противные.

Ну а третьей и самой большой занозой в исподнем стало то, что Вал запрещала мне пить. Алкоголь негативно влиял на качество крови, снижал самоконтроль, и я мог запросто пустить под откос все переливание одним бокалом виски. Если иглой в руке меня напугать нельзя, то сухим законом — ой как можно.

Со временем мы сократили количество переливаний. Последний раз я получал человеческую кровь больше двух месяцев назад. Пусть так оно и остается, хочу попробовать справиться со своими демонами самостоятельно.

— Один раз я почти превратился.

— Сколько раз говорила, чтобы ты не пил перед сном!

— Мне плохо спалось.

— Не ищи оправданий своему алкоголизму. — Вал отводит взгляд, наблюдая за бригадой, толпившейся вокруг кофеварки. — Хотя главное, что ты сдержался. Возможно, когда-нибудь мы найдем способ полностью подчинить твой неуправляемый рептильный мозг. И чужая кровь тебе не потребуется.

— Звучит здорово.

Мое внимание привлекает хруст гравия под колесами увесистого черного внедорожника, приближающегося к посту охраны. Вал тоже заметно напрягается, заметив подъезжающую машину.

— Кого это сюда принесло? — спрашиваю я.

— Служебная, — быстро отвечает Вал, выбрасывая стаканчик в урну. — Начальник станции. Мы вовремя успели.

— Давай свалим куда-нибудь в тень.

— Согласна.

Внедорожник въезжает в послушно распахнутые железные ворота. Мы даем неплохой крюк и встаем за железной стеной блока, спрятавшись под навес. Вал останавливается так резко, что я врезаюсь в ее спину, едва не расплескав горячий кофе.

— Смотри, — шепчу я. — Это у него аллергия на лесников?

— Ага. — Вал прищуривается. — Лицо знакомое, но вспомнить не могу.

— И чем ему лесники не угодили?

— Пойди спроси. Но Байрону нужны деньги, он сильно сюда рвался. — Вал усмехнулась. — Твой спектакль, возможно, спас его от финансовой ямы.

Из внедорожника выпрыгивает сначала водитель, суховатый старик с седой козлиной бородкой. За ним появляется среднего роста крепкий мужчина. Мне не удается хорошо его разглядеть — мешают солнечные очки на половину лица и шляпа, тень от которой закрывает все остальное. Роскошный зеленый костюм отдает духом мафии — цепи, медальоны, черные перчатки. Отряхнув брючину, он шагает в сторону станции.

— Джон Уоллес, — тихо говорит Вал.

— Вырядился как Коза ностра. Он кто вообще такой?

— Не особо за ним слежу. Знаю только, что инвестор. Вкладывается в селекционные исследования.

— Посреди леса?! — Я фыркаю. — И что, он тут новые сорта елок выводит?

— Хороший вопрос.

Пару долгих минут мы ожидаем возле стены, буравя взглядами блок станции. Через минут пять оттуда появляется огромная фигура Байрона Хэлла. Он торопливо проводит рукой по коротко остриженным белесым волосам и чуть не падает с крыльца. Явно перенервничал во время моего спектакля. Ему еще и финальную часть собеседования сейчас устроили.

Когда Байрон замечает нас в тени навеса, то останавливается, забыв, куда шел. Его круглое загорелое лицо озаряет дружелюбная улыбка, в синих глазах искрится благодарная радость.

— Зайцы вы мои! — радостно восклицает Хэлл и стискивает меня в медвежьих объятиях так основательно, что у меня даже очки с носа съезжают. — Ох, не знаю, как вас благодарить-то теперь. Ты просто гений.

— Стараюсь, — хрипло выдавливаю я.

— Прости!

Хэлл выпускает меня из своей мертвой хватки и протягивает увесистую ладонь Вал.

— Рада, что смогли тебе помочь, — говорит вампир, и они обмениваются рукопожатиями. — Они тебя взяли?

— Уоллесу как будто резко стало не до инспекций. — Байрон вздыхает. — Он просто спросил у меня, кто это такой приезжал на станцию. Я ему так и ответил, что врач Вальтерия Рихтенгоф. Он хотел с тобой пересечься, но я смекнул, что нужно соврать. Сказал ему, мол, вы уже уехали. Похвалил, что я нашел своего специалиста вместо вызова скорой. Так-то.

— Как документы? — спрашивает Вал.

— Ой, пять баллов! — Хэлл сияет. — Не знаю, чего ты там переписал, Бруно, но они сказали, что такого охранника надо брать с окладом повыше. С вами мне ни черта не грозит. Спасибо.

С Байроном Хэллом мы были знакомы уже много лет. Это был один из немногих людей, знавший нашу тайну и не пытавшийся ее выдать. До этого мы относились к охотникам как к машинам для добычи трофеев, но Хэлл заставил нас совершенно иначе взглянуть на все человечество. Он трепетно любил природу, оружие использовал лишь для самозащиты и был, скорее, опытным рейнджером или егерем, чем зверобоем. Неудивительно, что мы быстро сдружились и нашли общие темы для разговора.

И когда ему потребовалась работа в частном научном проекте, мы с радостью помогли. Уоллес, как оказалось, не брал на работу людей с опытом лесника, а документы Байрона уже попали к нему на стол. Пришлось тихо навести порядок в послужном списке Хэлла, начав день с театральной постановки.

— Мы тогда поедем, — говорит Вал. — Не хотелось бы пересечься с Уоллесом и испортить впечатление. Там и так не все особо в историю с обмороком поверили. Да и какой-то свой врач вместо бригады скорой помощи… Белыми нитками шито, будет лучше, если все об этом забудут.

— Ну, давайте прощаться. — Хэлл снова стискивает меня как куклу, и я издаю звук собачьей резиновой игрушки, на которую со всей силы наступают пяткой. — Буду рад вам в любое время, заходите в гости!

В росте я сильно уступал Хэллу, упираясь ему взглядом куда-то в грудь. Одно радует, я еще не самый мелкий, Вал была почти на целую голову ниже.

Если снова этому вслух порадуюсь, то моя звезда закинет меня в лес, и рост ей не помешает.

3

Мы вернулись обратно в город по запруженному машинами шоссе — час-пик даже в нашем маленьком Сьеррвуде ощущается скверно.

Почти всю дорогу до моего дома мы провели в молчании. Я устало поворачивал ручку радио, стараясь ловить только те песни, которые мне нравились. Наткнувшись на "Beggin you", начинаю громко подпевать и барабанить рукой по всем поверхностям, до которых дотягиваюсь. Вал не обращает никакого внимания и просто устало смотрит на дорогу, давно привыкшая к моим неистовым танцам.

Преодолев пробку, мы въезжаем в знакомый квартал, где я уже пару лет снимал небольшую комнату над автомастерской. Вонь бензина помогала мне заниматься любимым делом — моделированием. Я мог раскрашивать солдатиков или собирать какую-нибудь ерунду из картона целый день, и никто особо не жаловался на едкий запах клея или грунтовки.

Вал останавливает машину напротив обшарпанной деревянной двери, ведшей в многоквартирный дом-улей, набитый бедностью и тараканами. Заглушив мотор, еще минуту задумчиво барабанит пальцами по рулю, невидяще глядя перед собой. Как я и предполагал, мысли вампира витали где-то далеко. Не сомневаюсь, если вместо сна и отдыха она снова поедет что-то доделывать.

— Сладких снов. Если хочешь, заберу тебя завтра утром.

— А ты отдыхать не собираешься? Выглядишь отвратительно.

— Спасибо, Бруно. Очень тактично и обходительно с твоей стороны.

Под глазами Рихтенгоф залегают глубокие черные круги. Скорее всего, работает без сна уже недели две, а то и больше. Конечно, вампирам нужно спать гораздо реже, чем обычным людям. Вал хватило бы одного анабиоза в неделю, но она даже этим злоупотребляет.

Я так долго не протяну и буду громко причитать, что умру, если не посплю хотя бы одну ночь за четверо суток. И ничего зазорного в этом не вижу. Женевской конвенцией запрещены пытки в виде лишения сна, а к себе их применять и того ужасней.

— Тебе точно не нужна моя помощь? — уточняю я. — Понятно, что спорить бесполезно…

— Бесполезно, — вздыхает Вал. — Поэтому не будем тратить драгоценное время. В твоем присутствии нет необходимости, я сама прекрасно справлюсь.

— Фиг с тобой.

Устало вздыхаю и потираю опухшие глаза. Мои возражения смысла не имеют. С аналитическим мозгом выигрывать споры гораздо проще, чем без. Лишь бы ее аналитический мозг не отказал от усталости.

— Ладно, пойду посплю. — Я широко зеваю и потягиваюсь с характерным придушенным звуком. — Оставлю телефон включенным. Звони, если что.

Вал медленно кивает.

— Доброй ночи.

Я уже сто лет борюсь с мыслью целовать тебя на прощание. Успокаивает лишь то, что у тебя есть только я и работа. Никого на горизонте. Год от года — легче не становится, но я уже привык. Мне просто страшно разрушить то, что между нами есть. Проще расшифровать клинопись на глине, чем понять, о чем ты думаешь, поэтому я не пытаюсь.

Уставшим взглядом провожаю отъезжающую машину, машу рукой и плетусь к двери. Свидание с подушкой сейчас будет не менее актуально.

4 (Прошлое Рождество)

То Рождество мы отмечали вместе с Вальтерией, Байроном и его дочкой Оливией. Ближе к ужину появился Джейсон, наш общий с Оливией приятель. Праздновали мы в Грауштайне, большом доме Вальтерии, но сама хозяйка почти все время просидела в своей лаборатории в подвале.

После плотного рождественского ужина у Байрона внезапно звонит телефон. В праздники люди пытались уничтожить местный национальный парк с еще большим рвением, поэтому ему нехотя пришлось собраться и уехать. Чтобы другу не было так скучно, Вальтерия предложил свою помощь. Вампир не выпила ни капли глинтвейна и была единственной, кто мог сесть за руль, но дело было не только в этом. Работа заменяла вампиру прочие радости жизни, в том числе и празднования. Грауштайн и так превратился в уютное рождественское гнездо, увитое гирляндами. Мне не хотелось травмировать Вал еще сильнее, поэтому я не настаивал на том, чтобы она осталась.

Когда Хэлл выходит на крыльцо, она словно нарочно не торопится с пуговицами на своем пальто. Убедившись, что Байрон нас не слышит, Вал наклоняется к моему уху:

— Приятного вечера.

Сердце неприятно переворачивается в груди, улыбка на моем лице меркнет. Подмигнув, Рихтенгоф выходит вслед за Хэллом. По крайней мере, получит то, чего хотела весь вечер. Долгожданное уединение с работой.

Не со мной.

Джексон, уйми свое бешеное сердце. Чем ты можешь удивить женщину, прожившую на этом свете половину тысячи лет? Любовь приходит и уходит, попробуй переключиться.

Только вот я уже пробовал. Закончилось скверно. Лучше уж молча любить ту, кто не интересуется отношениями, чем искать ее отражение в чужих глазах.

Хорошо, что сегодня я проведу этот вечер с другом и бывшей девушкой, к которой никогда не питал ничего большего, чем звериное любопытство. Тот самый скверный эксперимент переключения. Зато им можно будет вскользь пожаловаться на разбитое сердце. Оливия сама признавалась, что не хочет обзаводиться бойфрендом, а Джейсон подтвердил — от женщин одни неприятности.

Не помню, зачем я вышел из дома. Было далеко за полночь, мы долго сидели на софе возле камина, обсуждая все на свете. Оливия рассказывала нам с Джейсоном о своем детстве, вспоминала смешные истории об отце. Потом я принялся вещать о том, как когда-то работал в мастерской, как неудачно учился играть на гитаре. Джейсон и Оливия были невероятно приятными собеседниками. Впрочем, я выпил уже достаточно глинтвейна, чтобы меня окончательно накрыло дружелюбием и желанием общаться.

Скрипя кедами по снегу, возвращаюсь обратно в дом, ощущая спокойное счастье, переполняющее грудь. По крайней мере, в это Рождество я остался не один, со мной друзья. Отношения с Джейсоном налаживались, я почти перестал считать его позером и придурком.

Честное слово, я не помню, зачем покинул дом. Если бы я задержался еще на десять минут, то не мучился бы так сильно. Но все мы в тот вечер выпили больше нужного.

Аккуратно приоткрываю входную дверь, чтобы в шутку напугать своих друзей и столбенею возле порога. Притаившись в тени, вжимаюсь спиной в стену, не совсем понимая, что происходит.

Джейсон и Оливия стоят напротив камина, глядя друг другу в глаза. На лицах обоих танцуют таинственные отблески пламени.

— Здесь был мой отец, и ты даже не рискнул сказать ему.

— Ты права. Как только он вернется, я обо всем ему сообщу.

Он протягивает руку и осторожно касается запястья девушки.

— Зачем ты ушел из команды? — упавшим голосом спрашивает Оливия. — Зачем бросил работу?

— Больше никаких разъездов по стране. Мое место рядом с тобой.

Долгий болезненный вдох сводит грудную клетку, громко свистит в горле. Однако они не замечают моего присутствия, поглощенные вниманием друг друга.

Слегка наклонившись к лицу Оливии, Джейсон прикрывает глаза и припадает к ее губам целомудренным поцелуем. На их лицах — резная тень от крошечной веточки омелы, божественного благословения, которое так жестоко обошлось с тем, кто принес его в этот дом.

То была не ревность, а черная отравляющая зависть. Не вы двое должны были сегодня соединить свои сердца под символом Рождества. Господи, почему жизнь настолько несправедлива?

Я должен отвернуться, потому что внутри все рушится. Но я не в силах не смотреть. Зависть обхватывает сердце хищной ладонью. Замахнувшись ногой, врубаюсь во входную дверь, и та оглушительно хлопает. Влюбленные вздрагивают и оборачиваются на меня.

— Бруно? — сипло осведомляется Джейсон.

— Собственной персоной. — Кривлю натянутую улыбку. — Прошу прощения, что помешал.

— Ты не…

— Не беспокойся, я просто накину куртку и пойду прогуляться.

Дрожащими руками стягиваю с вешалки верхнюю одежду. Сердце колотится в груди как сумасшедшее, в горле застревает комок обиды.

— Все в порядке? — осторожно спрашивает Оливия.

Я замираю возле входной двери, распахнув ее ровно наполовину. Снаружи рвется холодный ветер, разбрасывающий перья свежего снега. Душа надломлено хрустит.

— Нет. Я вешал эту омелу не для вас.

Внутри кипит странное чувство горечи, смешивающееся с алкогольным дурманом. Толкнув деревянную дверь, практически вываливаюсь на улицу и тут же запрокидываю голову, с наслаждением втягивая прохладный ночной воздух.

Сегодня на редкость светлая ночь. Качаясь поломанной шаландой, шагаю вперед, не разбирая дороги. Земля трясется под ногами, мотая тропинку то вправо, то влево. Я не мог залить за воротник столько глинтвейна. Со мной явно что-то не так. Слабость приливает к сердцу холодной волной. Остановившись, хватаюсь за куртку и тяжело вздыхаю, борясь со странным ощущением, ломающим ребра. А потом ноги продолжают нести меня в сторону леса.

Что-то невероятно яркое светит мне прямо в лицо. Я слепну от резкого красного сияния, ударившего по глазницам. Оно такое мерзкое и ядовитое, совсем как одиночество в рождественскую ночь.

— Да что за…

Не договариваю и громко вскрикиваю. Грудь пронзает острая боль. Охнув, сгибаюсь пополам и едва не оседаю на землю. От невыносимого жара, поднимающегося в груди, меня бросает в пот. Это чувство было мне известно. Слишком хорошо.

Мы были знакомы с ним уже больше ста лет.

Повалившись в снег, выгибаюсь дугой, силясь прервать мучительные судороги. Издав пронзительный крик, смотрю на горизонт, будто пытаясь зацепиться за его ровную линию. Последнее, что видят мои глаза — громадные лапы елей, безжизненно опустившихся над сугробами.

Больше ничего.

Взор застилает красная яростная мгла.

5

— Да чтоб тебя!

Роняю бутылочку клея и торопливо вытираю лужу рукавом. Сложив руки на деревянном столе, уныло смотрю на синеватое мерцание старого телевизора. Звук убавлен почти на минимум, оставляя лишь фоновый шум. Без него я просто не мог ничего клеить.

Который день пытаюсь придумать, что можно сделать из этого куска гофрированного картона, но в голову ничего не дельного не приходит. Сначала хотел носорога, потом замок, а сейчас на меня смотрит недоделанный лебедь, которого как будто лоб в лоб сбил грузовик. А потом сдал назад и еще раз сбил.

За спиной скрипит приоткрывшееся окно, громко бряцает подоконник. Резко обернувшись, смотрю на медленно отходящую створку, впускающую в душную комнату ночной ветер. Белый тюль надувается парусом, и я торопливо поднимаюсь со стула, чтобы закрыть окно. Не хватало еще нюхать машинное масло и бензин. Скорее всего, очередная птица не рассчитала траекторию и врезалась в подоконник. В Сьеррвуде даже птицы какие-то психованные.

Остановившись посередине комнаты, я сладко потягиваюсь и смотрю в пустой лист с маленькой завитушкой в правом верхнем углу, где я пытался начертить макет. Она плывет перед глазами, улетает за границы, потом снова возвращается назад, когда я резко встряхиваю головой. Похоже, кому-то и вправду нужно хорошо выспаться, пока пол с потолком не улетели как эта завитушка.

Вернув листы картона в папку, скидываю махровый халат и присаживаюсь на жесткую кровать со старым матрасом. Еще пару секунд смотрю в мерцающий экран телевизора, даже не соображая, что показывают. Потом щелкаю кнопкой пульта, и в комнате повисает приятный бархатный мрак.

Устроившись под тонким одеялом, прикрываю глаза, стараясь расслабиться и отпустить мысли в свободный полет. Мобильник молчит, значит у Вал все в порядке. Или она опять геройствует, не считая нужным звать меня.

Хорошенько выспаться я не мог уже дня три, поэтому, перевернувшись на бок, проваливаюсь в глубокий сон.

Надеюсь, что завтра я склею какой-нибудь танк из своей картонки.

Мне снился ад, в котором горели грешники, скукоживаясь от страха и боли. Мрачная бездна без конца и края. Громкие крики и раскаленный металл котлов, в котором вращалась бесконечность пороков. Нужно немедленно просыпаться.

Слишком жарко. Обжигающее пекло неприятно стискивает кожу, и я нервно подскакиваю на постели, возмущенный реалистичностью кошмара.

Оборотням они не снятся.

Потирая глаза в полусонном бреду, я с трудом разлепляю глаза. Густой белесый туман, в котором погрязла вся комната. Горло наполняется едким запахом гари, от которого перехватывает внутренности.

Пожар.

Перемахнув через письменный стол, в один прыжок оказываюсь у двери и наваливаюсь на нее всем весом тела. Оттуда тянет невероятным жаром, пахнет бензином и машинным маслом. Если вовремя не вырвусь отсюда, то погибну как печеная картошка в бензине — тут все на воздух взлетит вместе с моей квартирой. Несмотря на адские усилия, дверь не поддается, словно ее подперли чем-то тяжелым с другой стороны.

— Черт!

Я едва успеваю отпрыгнуть в сторону, когда изношенный пол прошивает здоровенный язык пламени, вырвавшийся с автомастерской. Едва не падаю навзничь, пораженный злобой огня.

Пламя тут же перекидывается на деревянный стол, охватывает бумаги. Меня обдает пеклом пожара, задевая кожу руки. Вскрикнув от боли, пячусь в противоположную сторону. Через мгновение половина комнаты тонет в черном дыму, а стол разламывается пополам, взметнув в воздух сноп обжигающих искр.

Человек бы давно задохнулся в этом горячем смраде, но я сумел проснуться. И теперь пора бежать, пока не начал рушиться пол.

Времени нет, поэтому я разбегаюсь, насколько это возможно, и выпрыгиваю из окна. Сверкает стекло, в обожженной руке застревают осколки. Автомастерская полыхает сверхновой звездой. Перед приземлением меня обдает обжигающим воздухом, полоснувшим по обнаженной спине.

Рухнув на землю, почти теряю сознание от боли и удара об асфальт. Озираясь по сторонам, вижу паникующих людей и гигантский черный внедорожник, остановившийся прямо там, где мы с Вал распрощались до утра.

Это просто дым, я просто надышался…

Плохо соображая, что делаю, перекатываюсь на живот и упираюсь руками в асфальт. С трудом поднявшись на ноги, ковыляю к можжевеловым кустам возле соседнего дома. Рухнув в изгородь, оцарапываю руки кривыми ветками. От ожога саднит кожа, в груди застревает густой дым, покрывая внутренности сухой горькой резью.

Приподнявшись на локте, смотрю в сторону горевшей автомастерской. Интересно, каким чудом я вообще выбрался?

Судорожно выискиваю черный внедорожник, но тот словно пришел следом за кошмарным сном — его и след простыл. Облегченно уронив голову на мягкую землю, я понимаю, что спасен. Просто привиделось.

Слишком тяжело оставаться в сознании. Голова тяжелеет, раны ноют, осколки впиваются в кожу. Потерявшись между сном и реальностью, я закрываю глаза.

6 (Прошлое Рождество)

— Спокойно, Бруно. Без резких движений. — Ровный голос Вальтерии кажется гулким, словно кто-то вставил в уши стальные трубки для усиления звука. — Глаза открыть можешь?

Шуршание медицинского халата и тихие шаги по голому кафелю. Обострившийся слух тут же улавливает эти детали. Мышцы одеревеневшего лица отказываются слушаться, и я едва выдавливаю несколько слов:

— Где… я… сейчас?

— Ты дома.

Щелчок выключателя. На потолке в тысячу светил полыхает лампа, сработавшая катализатором моего воскрешения. В эту же секунду распахиваю глаза.

— Вот дьявол!

Операционный свет слепит, и каждый лучик электричества выжигает в глазах слезы. Переборов свинцовую тяжесть мышц, я неловко протягиваю ладонь и смахиваю скопившиеся в уголках глаз соленые капли.

— Как ты себя чувствуешь?

Вал стоит в углу лаборатории, прислонившись к столику для инструментов. На ее рубашке красуются четыре гигантских полосы, а бледную кожу пересекают блестящие глубокие алые порезы.

— Откуда? — выдыхаю я.

— Пустяки, заживет. — Рихтенгоф даже не смотрит на свои ранения. — Как ты себя чувствуешь?

— Это я тебя… так?

— Бруно, прекрати.

— Я или нет?!

Вампир тяжело вздыхает и сдается под натиском моей надвигающейся истерики.

— Ты. Но ты был не в себе, я понимаю.

— Боже…

Едва удерживая простыню на бедрах, оглядываю свой обнаженный живот и грудную клетку со змеей татуировки на ключицах. Разумеется, одежда разлетелась в клочья, когда я обратился. Мышцы ноют после тяжелой трансформации, а на предплечье темнеет синяк.

— Тебя было просто не удержать, — мрачно поясняет Вал, кивая на фиолетовое пятно. — Я старалась не применять силу, но…

— Что значит «старалась не применяться силу»?! — вскидываюсь я. — Мы уже тысячу раз это обсуждали! Если я нападаю, ты должна защищаться! А если бы я тебя убил во время своего приступа?!

— Это исключено.

— Господи, Вальтерия… — Прячу лицо в ладонях. Мышцы в руках дрожат от слабости и боли. — Я надеюсь, эти порезы — единственное, что я с тобой сделал.

— Не волнуйся. Все будет в порядке.

Она слабо улыбается и шагает в сторону столика для препаратов, чтобы взять оттуда шприц с успокоительным. Сердце обрывается куда-то в район пяток, когда я вижу, как сильно она хромает на правую ногу.

— Что с тобой? — шепотом спрашиваю я.

— Закончили, — резко отвечает вампир. — От твоих запоздалых сожалений мне легче не становится. Ты не виноват, поэтому осядь уже.

— Но…

— Хватит. — Рихтенгоф перекатывает ампулы по железному столику. — Нужно будет вколоть еще — для профилактики. Одиночный приступ может спровоцировать множественные обращения.

— Не хватало, чтобы я тебя еще раз покалечил. — Потираю лоб ладонью и встряхиваю головой. — Если бы ты только знала, из-за чего я взбесился…

— Примерно представляю, — сухо откликается вампир. — Когда мы вернулись, то обнаружили Оливию и Джейсона спящими в обнимку на диване. Громкие вопли Байрона остановил лишь невероятный жест твоего друга — он встал на одно колено и сделал девушке предложение.

— Как ты на это отреагировала?

— Никак, Джейсон никогда особо не дружил с головой. Меня больше интересовало, куда подевался ты.

— Как хорошо, что я в это время валил сосны в лесу…

— Я догадалась, что с тобой произошло, но все равно подумала так же. — Вал невесело улыбается. — Не думала, что тебя так это заденет.

— Это от зависти, — бурчу я. — Выпил и почувствовал себя до одури одиноко, когда они целовались под омелой. Кошмар.

— То есть даже не ревность?

— Зависть от ревности я отличаю. — Свешиваю ноги со стола, придерживая простыню на бедрах. — Еще и предложение руки и сердца. Хорошо, что я застал только первый акт спектакля.

Тупо смотрю на свои голые ступни. Зрение все еще острое — так бывает сразу же после приступа, когда звериная кровь еще не отхлынула.

— Как там Байрон? — спрашиваю я.

— Убит горем, сломлен и пьян до зелена змия. — Вал поднимает глаза к потолку. — Отсыпается наверху.

— А где… ну…

— Ромео и Джульетта уехали, я их особо не задерживала. Не хотела, чтобы тебя снова заклинило.

— Здорово. И Байрон не расстроится, когда проснется.

— У него будут заботы поважнее надвигающейся свадьбы, — усмехается Вал. — Еще сутки Хэлл будет сражаться с тяжелым похмельем.

— На этой мрачной ноте обещаю, что больше никогда не буду пить.

— Неужели? — Вал вскидывает бровь. — С чего бы это?

— Если бы не вчерашний глинтвейн, этого бы не случилось. — Я указываю на ее раны. — Потеря контроля для оборотня непозволительна. Особенно, если есть риск убить того, кто так дорог сердцу.

Вампир усмехается и запускает руку в карман, растерянно глядя куда-то в пол.

— Знаешь, этот кулон… Ну, твой подарок… Он просто чудесный, спасибо.

— Не за что, — улыбаюсь я. — Рад, что тебе понравилось. И тот ярмарочный череп не забудь куда-нибудь на стену повесить. Знаю, что ты давно хотела его в коллекцию.

— Извини, что не поздравила тебя своевременно.

— О чем ты?

— Новая одежда лежит в углу, — говорит она. — Постарайся побыстрее, я буду ждать снаружи.

— Что ты задумала?

Не ответив, Вал покидает лабораторию. С трудом поднявшись на ноги, шлепаю к стулу, накидываю клетчатую рубашку и натягиваю плотные джинсы. Задаваться вопросом, откуда они взялись, у меня не было времени. На шатающихся ногах взобравшись по железной лестнице, я выскакиваю на улицу вслед за Рихтенгоф.

Яркое зимнее солнце снова ослепляет. Смотрю на лазурное небо сквозь пелену подступающих слез. Ненавижу, когда глаза оборотня начинают чудить сразу после обращения.

— Хватит плакать, соберись уже.

Вальтерия стоит на крыльце, спрятав руки в карманах брюк. Скорчив рожу, я с силой тру кулаками веки.

— Сейчас сдохну. — Стараюсь остановить поток слез. — Лучше бы я оставался слепым кротом.

— Ничего, скоро твоя близорукость к тебе вернется. А пока — держи. Получше рассмотришь свой презент.

Рихтенгоф вкладывает в мою руку что-то железное. Растопырив пальцы, пялюсь в свою ладонь.

— Ключи? — У меня, наконец, получается проморгаться. — От чего?

Вал вытягивает руку, указывая на другую сторону заснеженной лужайки. Возле подъездной дорожки красуется светлый внедорожник, могуче вздымаясь среди белоснежных сугробов на своих высоких колесах.

— Вау! — Я не могу подобрать слов. — Это что?

— Машина, Бруно. На ней ездят.

— Ты мне ее даришь?

— Ну, разумеется, иначе зачем я тебя сюда тащила?! — раздраженно откликается Рихтенгоф. — Увесистый кроссовер, достаточно сдержанный и мощный. Я долго не сомневалась, сразу представила тебя за рулем и…

— Спасибо, Царапка.

Прерываю монолог вампира и, распахнув объятия, крепко прижимаю ее к себе и целую в щеку. Та неловко поглаживает меня в ответ, не готовая к такому проявлению эмоций. Отцепившись от Вальтерии, радостно соскакиваю с крыльца и бегу навстречу подарку.

— Он просто невероятный! — Заглядываю в салон и не могу сдержать искреннего щенячьего восторга. — Я тебе подарил обыкновенный кулон и череп с ярмарки. А ты купила мне внедорожник!

— Брось. — Рихтенгоф делает вид, что ей все равно, но в тоне ее голоса слышится удовлетворение. — Просто видеть больше не могу твою старую колымагу.

— Спасибо!

— Ты счастлив?

— По уши! — Я расплываюсь в широкой улыбке. — Моя волшебница!

Вал улыбается, коротко кивает и оборачивается на дом.

— Пойдем обратно, — говорит она. — Скоро проснется Байрон. У него практически пулевое в голову, поэтому нам нужно найти аспирин.

7

Из пелены бессознательности меня вытягивает обжигающая боль, внезапно пронзившая руку. По сравнению с ней ожоги казались детским лепетом, легким синяком от падения с велосипеда. Зашипев, распахиваю глаза.

Ну, конечно. Рептильный мозг верно определил местоположение. Я в больнице. Вернее говоря, в частной клинике, где работает Рихтенгоф.

— Лежите смирно, — мягко говорит медсестра, устанавливая капельницу. — Сейчас придет врач.

Морщусь и смотрю на длинную трубку, заканчивающуюся острой иглой, врезавшейся в под кожу. С отвращением выдернув современный сплав из тела, я облегченно вздыхаю и сажусь на постели.

— Что вы делаете?! — Девушка тут же пытается уложить меня обратно на койку. — Прекратите, иначе мне придется ввести успокоительное!

— Просто позвольте мне дождаться врача, — сиплю я, стараясь не поддаваться. — Со мной все в порядке.

Медсестра в замешательстве.

— Вы отравились угарным газом, — констатирует она. — Кроме того, ваше состояние…

— Девушка. — Быстро читаю ее имя на бейджике. — Сара. Пожалуйста, не беспокойтесь, мой доктор поставит меня на ноги и без капельниц. Честное слово, я не умру до ее прихода. Но если она не придет, тогда точно умру.

— Как трогательно.

В дверях замечаю фигуру Вал. Прошелестев длинным белым халатом, она входит в палату, не сводя с меня пристального взгляда.

— Здравствуйте! — Медсестра переводит удивленный взгляд с меня на появившуюся из ниоткуда Рихтенгоф. — Я ставлю пациенту капельницу, но он…

— Все в порядке. Не могли бы вы нас оставить?

Девушка обескуражено моргает.

— Но ведь… так положено…

— Вы абсолютно правы, — спокойно говорит Вал. — Пациент бредит, поэтому ему нужно немного подыграть, чтобы не перевозбуждать и без того истощенную нервную систему. Сходите к кофейному автомату, вы выглядите очень усталой.

— Но…

— Все будет в порядке, уверяю вас.

Пронзительный глубокомысленный взгляд делает свое дело. Вампирский гипноз. Медсестра собирается что-то возразить, но потом передумывает. Нечеловеческой энергетике невероятно сложно противиться. Пробормотав что-то про должностную инструкцию, она забирает папку и покидает мою палату.

Осторожно прикрыв за девушкой дверь, вампир присаживается на краешек койки, быстро оглядывая мои повреждения на руках и груди.

— Ты бы видела, как я с окна сиганул! — усмехаюсь я, но Вал, кажется, не смешно. Она вздрагивает и напряженно смотрит мне в глаза.

— Я тут чуть с ума не сошла.

— Прости, — быстро извиняюсь я. — Не подумал об этом.

— Думать тебе вообще не свойственно. — Вал хмурится, заметив усыпанный осколками ожог на моей левой руке. — Зачем ты выскочил в закрытое окно?

— Говорю же, времени не оставалось. — Быстро пожимаю плечами. — Там все было в огне. Дверь кто-то подпер с другой стороны. Окно было моим единственным шансом не задохнуться.

— Неплохо было бы сначала его открыть.

— О… Об этом я тоже не подумал.

— Хорошо, что твоя глупость удачно соизмеряется с везением. — Вал подвигает к себе долото и ловким движением прикрывает лицо медицинской маской, чтобы лишний раз не соблазняться запахом крови. — Потерпи, будет немного щипать.

Сдавленно вскрикиваю и морщусь, когда Вал слишком резко ухватывает пинцетом крупный осколок.

— Извини. — Стекло со звоном отправляется в долото. — Так что там случилось с этой автомастерской?

— Ее подожгли.

Прервавшись, вампир выпрямляется, едва не уронив пинцет.

— Ты сейчас серьезно?

— Клянусь тебе, — уверенно отвечаю я. — Когда я вывалился из окна, то приземлился возле парковки. И видел там черный внедорожник. Пришлось срочно отползать в можжевельник.

— Где тебя и нашли, — мрачно заканчивает Вал. Покачав головой, она возвращается к работе. — Поразительная внимательность. Я полагала, что ты уполз туда подальше от дыма.

— Что там? Сколько погибших?

— Когда мне позвонили, то речь шла о бытовом пожаре и трех жертвах. Казалось бы, вполне штатная ситуация…

— А было что-то необычное?

— Меня слегка смутил адрес горевшего дома. — Голос Вал приглушает медицинская маска, но в каждом слове я отчетливо слышу тревогу. — Как думаешь, кого я больше всего боялась увидеть в морге городской больницы?

— Понял.

Вампир хмыкает и продолжает ловко извлекать осколки из моих ран. Я перевожу взгляд на приоткрытое окно, откуда приятно тянет прохладным воздухом. На синеватом горизонте собирались теплые потеки рассвета, до которого я все-таки дожил.

— Все порезы затянутся буквально завтра. — Вал сосредоточенно осматривает мой ожог на левой руке. — А вот это — довольно гнусная рана. Будет заживать гораздо дольше.

— Это же огонь, — вздыхаю я. — Огонь нас убивает.

Вал с грохотом водружает долото обратно на столик для инструментов.

— Внедорожник тебе точно не почудился? — Рихтенгоф заученным движением стягивает медицинские перчатки.

— Не знаю. Я надышался дымом. Но своим глазам пока верю.

— Ясно.

Вздыхаю и поудобнее усаживаюсь на койке, натягивая одеяло почти до подбородка. Хочется сказать что-то о том, мне очень повезло не погибнуть. Но озвучивать это вслух считаю лишним — Вальтерия и так сильно нервничает.

— Мне сегодня несколько раз звонила Оливия, — как бы невзначай говорит вампир. Она отводит взгляд и делает вид, что заинтересовалась пейзажем, открывающимся из окна.

— Дочка Хэлла?! — сиплю я, поперхнувшись воздухом. — Но зачем?

— Спрашивала, все ли с тобой в порядке. — Вал кивает на мой телефон. — Очевидно, узнала про пожар из местных новостей, но не смогла тебе дозвониться.

— Странно. После того рождественского ужина мы не общались. А еще в одну нашу встречу она хотела, чтобы я исчез раз и навсегда.

— Ее желание едва не исполнилось. — Вал морщится. — Не знаю, что там между вами происходит, но…

Я усмехаюсь и откидываюсь на подушку.

— Лучше не спрашивай.

Повисает пауза. Вал все еще рассматривает порозовевший горизонт. Я обвожу задумчивым взглядом свои ранения, прикидывая, какое из них останется шрамом на всю жизнь. Стоит ли перезвонить Оливии и сказать, что отделался лишь ожогом и царапинами?

— Я ведь едва не убил ее тогда… — Громко прокашливаюсь в кулак и опускаю глаза.

— Тем не менее, все закончилось благополучно.

— Просто ты снова вовремя оказалась рядом, — мрачно резюмирую я. — Разруливала последствия моих ошибок, а потом успокаивала мою подругу.

— Так, прекращай, — резко обрывает меня вампир и поднимается с койки. — Я не хочу об этом говорить.

— Ладно, не будем.

В тот роковой день Оливии пришлось буквально вызванивать Вал и просить о помощи. Мы с Рихтенгоф тогда крепко разругались. И первым не хотел извиняться никто. Пока Вал занималась работой, я всем видом демонстрировал, что мне неплохо живется и без нее. Да, то самое чертово переключение.

Но ведь в тот вечер, когда мы с Оливией расстались, все могло закончиться трагедией. Однако каким-то образом я очнулся скованным по рукам и ногам.

— Мне пора. — Вал смотрит на часы, висевшие над входом в палату. — У меня еще остались есть дела. Ты не единственный пострадавший. Мы любезно помогаем тем, кто не поместился в городской больнице.

— Сьеррвуд — не столица, поэтому у нас что ни бедствие, то больница ломится. А что потом, когда закончишь?

— Отправимся домой.

— Здорово. Пойдем пинать головешки, в которые превратилась моя квартира.

— Поживешь у меня. В Грауштайне есть пара гостевых комнат и отдельная ванная.

— Ничего себе… — У меня перехватывает дыхание. Я почти благодарен тому, кто сжег мою конуру. — Спасибо.

Вал кивает и быстрым шагом покидает мою палату, снова прошелестев длинным медицинским халатом.

Я хорошо знал, что она тратит все свои сбережения на большое имение далеко за городом. Легенды о вампирских замках отчасти правдивы, Вал на дух не переносила тесные помещения. Для нее не было ничего ценнее уединения и безмятежного одиночества на природе.

Откинувшись на подушку, смотрю в белоснежный потолок, усыпанный лампами, и медленно закрываю глаза. Порезы ныли уже не так сильно, как раньше. Горло почти не болело от дыма, сознание прояснялось. Я не жалел, что потерял единственное жилье и все личные вещи. Что печалило больше всего — это пострадавшие в пожаре невинные люди.

8

Покручивая в руках ключи от машины, я сижу на капоте серебристой «тойоты» Вал. Она позаботилась о том, чтобы меня выписали сразу после того, как я хорошенько высплюсь. Медсестра проводила меня из палаты, пожелав всего доброго, но я до сих пор чувствовал ее почти осязаемый напряженный взгляд между лопаток.

Еще бы. Вчера я выглядел как кусок котлеты, напичканный стеклом, а сегодня о пожаре напоминают лишь пара синяков и никак не заживающий ожог, скрытый под аккуратно наложенной повязкой.

Огня боятся все, не зря испанская инквизиция предпочитала именно этот вид казни.

Стеклянные двери клиники поблескивают в закатном солнце, и на улицу выходит пузатый мужчина в сером костюме, сжимая в руке кофейный стаканчик. Кажется, это Томас, старый коллега. Вслед за ним, слегка покачиваясь, появляется Вал. На фоне упитанного врача моя любовь выглядит как кладбищенское привидение, забывшее снять халат и именной бейджик. Пузатый, увлеченный рассказом, не замечает, как судорожно глаза вампира выискивают родную «тойоту» на стоянке. Заметив меня, она облегченно выдыхает. Я жизнерадостно улыбаюсь и машу здоровой рукой.

Обменявшись рукопожатиями с коллегой, Вал широким шагом направляется к машине.

— Лови. — Вампир подбрасывает связку ключей, которую я ловко перехватываю одной рукой. — Ты за рулем.

— Ничего себе, — присвистываю я, открывая дверцу. — Что это с тобой?

— Устала. — Вал устраивается на соседнем сиденье и блаженно запрокидывает голову.

Аккуратно выезжаю со стоянки и направляюсь к главному шоссе, ведущему из города. Выбирая себе жилье, вампир решительно отказалась приобретать квартиру рядом с людьми. Отдаленный лесной район, соединенный с городом лишь узкой проселочной дорогой, больше напоминал локацию для съемки артхаусных ужастиков. Обитаемых мест там было мало, людей еще меньше. За последние пятьдесят лет никто так и не решился обжить этот лес, чему вампир была несказанно рада.

Грауштайн не был похож на шикарные замки. За серым безликим камнем скрывались холодные просторные комнаты, обставленные книжными полками и скудной мебелью. Никаких роскошных канделябров, бархатных кресел и резных статуй. Даже обидно. Будь я вампиром, уже бы не выдержал и прикрепил на фасад пару гаргулий. Замок Дракулы, гип-гип!

Потянувшись к радиоприемнику, краем глаза замечаю, что Вал сонно склонилась к окну и прикрыла глаза. Благоразумно передумав, возвращаю руку на руль. Сердце в груди тепло подрагивает — меня невероятно умиляло, когда она засыпала. Пока спит — не орет и не работает, сопит себе блаженно носом. Прекрасно.

В ожоговом центре пациентов было хоть отбавляй — дом, в котором я жил, сгорел как спичечный коробок. Интересно, что скажет полиция, когда заметит в подвале дома автомастерскую, которой там быть не должно?

Ой, как будто они до этого не знали. И когда полиция в Сьеррвуде хоть какой-то беспредел останавливала, а не возглавляла?

Как бы там ни было, Рихтенгоф ужасно уставала работать с людьми, хотя и не признавалась в этом. Постоянный запах крови, расширившиеся зрачки и расфокусированное зрение. Кроме того, приходилось низко наклоняться для того, чтобы пациент не смог увидеть хищного затуманенного взгляда. Представляю, как отвратительно ей пришлось в палатах, где у каждого второго кровотечение или сильный ожог. Постоянный контроль природных инстинктов ужасно утомляет.

— Какого дьявола?

Слегка приоткрыв сонные глаза, Вал смотрит на топливную стрелку. Постучав по окошку пальцем, она хмурится.

— Не вопрос, сейчас заеду на заправку, — отвечаю я, выкручивая руль вправо. Мы съезжаем с главного шоссе, направляясь к небольшому придорожному магазину и автозаправке по другую сторону дороги.

— Я заливала полный бак сегодня утром.

— Может, ты перепутала дни? Не удивлен, ты просто засыпаешь на ходу.

Вал собирается что-то возразить, но потом отмахивается и снова прислоняется лбом к оконному стеклу. Я останавливаю машину на заправке и копаюсь в карманах в поисках бумажника. На пустом шоссе никого нет, и супермаркет стоит тут единственным островком неонового света. Вокруг мигающего уличного фонаря кружится стайка мошкары.

— Сейчас вернусь, — быстро говорю я. — Мне надо в магазин за пивом и едой.

— Ага. — Вал неторопливо отстегивает ремень безопасности. — Пойду залью бак.

— Давай я?

— Иди уже за своим пивом.

Пока Рихтенгоф возится с машиной, перебегаю пустую дорогу и вхожу в небольшой супермаркет. Здесь пахнет пластмассой и свежим ремонтом. Побродив между полок, останавливаюсь возле пивного охладителя и решительно хватаю пару банок. Так, еще возьмем пару пакетов с кислыми леденцами, шоколадку и чипсов. В Грауштайне уже даже мыши не вешаются, там больше полувека нечего искать.

— Может быть, заполните нашу анкету? — Продавец вытягивает из-под стойки зеленый лист бумаги, пока я распихиваю оплаченные покупки по карманам. — У вас будет шанс получить оригинальную скидочную карту.

— Ой, нет.

— Пожалуйста! — неожиданно громко просит парень. Я вздрагиваю, недоуменно вскинув брови. — Мне не хватает всего одной анкеты до премии!

— Ладно, давай ее сюда. — Похлопав по карманам, пожимаю плечами. — У меня нет ручки.

— Вот, возьмите!

Парень протягивает мне подарочную ручку с резным стержнем и аккуратным пером. Даже отсюда я чувствую резкий запах серебра, от которого слезятся глаза. Рука инстинктивно дергается обратно, и я вытягиваюсь как шомпол, почувствовав опасность.

— Знаете, передумал. — Натянуто улыбаюсь и отхожу от стойки, не сводя взгляда с ручки.

— Отчего же? — разочарованно спрашивает продавец.

Бросаю взгляд в ночное окно и вижу Рихтенгоф, прислонившуюся к капоту машины в ожидании. Вампир смотрит в сторону леса, снова погруженная в свои тяжкие думы.

— Меня ждут. — Киваю в сторону Вал и неловко машу рукой. — До свиданья и спокойной ночи.

Толкнув плечом стеклянную дверь, я торопливо выскакиваю на улицу и прибавляю шаг, торопясь к серебристой «тойоте», припаркованной неподалеку. Заметив меня, вампир хмыкает. Наверняка заметила количество банок пива, распиханных по карманам.

— Уносим ноги, — горячо шепчу я, наклоняясь к ее уху.

— В чем дело?

— Мне только что предложили заполнить анкету постоянного покупателя, а у меня не было при себе ручки. — Бросаю на магазинчик быстрый настороженный взгляд. — И, представляешь, у этого парня она оказалась.

— Ужасно. — Она протяжно зевает. — Как ты только выжил.

— Серебряная ручка, Вал.

— У продавца на кассе? Серебряная ручка?

— Дело дрянь.

— Да, совпадение интересное, — тихо откликается вампир, глядя на стеклянные двери магазина поверх моего плеча. — Поехали отсюда.

Я быстро забираюсь в машину. Высыпав свои покупки на заднее сиденье, поворачиваю ключ зажигания. Глядя на супермаркет в зеркало заднего вида, замечаю, как продавец выходит из-за прилавка, чтобы понаблюдать за нашим отъездом. Напряженно ерзаю на месте. Он явно не просто так подсунул мне серебряную ручку.

Вдавив педаль газа в пол, я ловко выворачиваю руль, выезжая на дорогу, ведущую к главному шоссе. Теперь главное — быстро добраться до Грауштайна, пока этот придурок не сел нам на хвост.

— Следит, — ворчу я, врубая фары.

— Теперь понятно, куда делся мой бензин. — Вал выпрямляется на сиденье. — Будь уверен, они не дадут нам спокойно уехать.

— Кто они?

— Те, кто поджег твой дом.

— Чего?

Выруливаю на проселочную дорогу к Грауштайну. Об этой небольшой тропе знали лишь те немногие, кто жил или работал в лесных районах. Ну, то есть мы и еще пару егерей.

— Плохая идея, — хрипло говорит Вал, оглядываясь по сторонам.

— С чего бы?!

Не успевает вампир ответить на мой вопрос, как фары «тойоты» освещают два громадных черных внедорожника, перегородивших проселочную дорогу. Выругавшись, я пытаюсь сдать назад и замечаю позади еще один автомобиль. Вал тяжело вздыхает, словно увидев назойливого таракана.

— Ладно, пойдем, — раздраженно говорит вампир, резко открывая дверцу машины. — Надо поговорить.

Из внедорожника выпрыгивают пятеро наемников в черной форме. Вооруженные до зубов, они занимают боевые позиции, но на нас это не производит никакого впечатления. Спрятав руки в карманах брюк, Вал без особого интереса наблюдает за тем, как один громила вскидывает мощный дробовик, целясь ей в грудь.

— Хорошая погода сегодня, да? — спрашиваю я.

Командир отряда ругается себе под нос и делает шаг вперед, не снимая нас с прицела.

— Закрой рот! — орет он. — Держите руки так, чтобы я их видел!

Послушно поднимаю ладони в воздух, описываю ими изящный круг и выставляю вперед два средних пальца. Рихтенгоф тихо усмехается. Опешив от такой наглости, главный крепче стискивает оружие в руках.

— Слышь, ты вообще не понимаешь, с кем связываешься! — выкрикивает он.

— Как грубо. — Вал устало потирает пальцами глаза. — Будь так любезен, опусти дробовик.

Он словно оглох от такого нахальства. Сделав еще один шаг вперед, жестом приказывает остальным держаться на расстоянии.

— Вы поедете с нами! — грозно говорит он и кивает на внедорожник. — Или я вас расстреляю и закопаю.

— Слушай, а кто тебя надоумил брать нас живыми? — с любопытством спрашиваю я.

— Личное решение. — Он не спускает нас с прицела.

— Опусти оружие, — холодно повторяет Вал. — Или я за себя не отвечаю.

— Слушай сюда! — выплевывает наемник. — Я не знаю, кто ты такая, но если не сядешь в гребанную тачку, то я размозжу тебе башку, тварь. Ты меня…

Не успевает командир закончить свою тираду, как Вал в один мощный прыжок сокращает расстояние между ними и одним легким движением руки загибает дуло дробовика вертикально вверх.

Ну, понеслась! Радостно заорав, я бросаюсь вперед и одним мощным ударом сбиваю с ног бросившегося на меня громилу. Резкого удара в морду хватает, чтобы отправить его в нокаут. Кто-то пытается обхватить меня со спины, но я отталкиваюсь ногами и взмываю в воздух, вырвавшись из хватки и перекувырнувшись так, чтобы оказаться у обидчика за спиной. Крепкий удар по башке, и второй вояка повалился к своему товарищу. Они даже выстрелить не успевают. Правильно — Вал только что превратила дробовик в гнутый калачик, и они в них резко разочаровались.

Оборачиваюсь назад и ухмыляюсь в темноту. Еще двое бандитов валялись как мешки с цементом — Рихтенгоф разошлась не на шутку.

Вампир стояла поодаль, заломив руку командиру отряда и крепко прижав его к пыльной дороге.

— Кому мы понадобились и зачем? — тихо спрашивает Вал и слегка тянет руку наемника на себя.

— Пошла ты! — Громила брыкается, храбро размазывая слюни по всей дороге.

— Ответ неверный. — Рихтенгоф поудобнее упирается ботинком в спину командира и наклоняется вперед.

— Тупая тварь… А-А-А-А!

Оглушительный вопль катится по лесу громовым рокотом. Я морщусь и слегка потряхиваю мизинцем, прижав его к уху. Мы никогда не связываемся с людьми и не выпячиваем свою сверхъестественную крутость. Но этих, кажется, предупреждали. И вполне вежливо.

— Я потянула ровно в полсилы, — полушепотом говорит Вал. — Еще раз назовешь меня тварью и узнаешь, что такое плечевой сустав, натянутый на затылок. Отвечай на вопрос.

Вояка громко сопит, внимательно вслушиваясь в слова вампира, но не желая идти нам навстречу. Это начинало раздражать.

— Кто нас заказал? — нетерпеливо рявкаю я.

Командир дергается на пыльной дороге, словно рыба, выброшенная на берег.

— Обычно я не калечу людей, но для тебя сделаю исключение. Считаю до трех. — Вампир крепче упирается ботинком в спину бандита. — Раз…

— Ладно-ладно! — кричит громила, задергавшись от страха. — Джон Уоллес! Он заплатил нам за слежку! Я думал, что смогу взять вас живыми и привезти ему.

— Зачем ему это?

— Не знаю! Честное слово!

— А если я дерну?

— Клянусь! — вопит он. — Я ничего не знаю!

Он замолкает — Вал только что с силой приложила его лицом о пыльную землю. Повисает вязкая тишина, и я снова морщусь.

— Грохнула? — Присаживаюсь на корточки, вглядываясь в лицо громилы.

— Руки еще марать. — Вампир отряхивает рубашку и брюки от налипшей дорожной пыли. — Пускай очнется и подумает над своим поведением.

— А лучше бы грохнула.

— Слушай, он больше к нам на выстрел не подойдет, — устало отвечает Вал. — Какой в этом смысл?

— Ты права. Сбежит, теряя ботинки, в соседний штат. — Я снова наклоняюсь к нему. — Сам ты тварь, понял?!

Он, конечно, ничего не отвечает — лежит себе без сознания кульком. Вал еще раз наклоняется к нему, чтобы сорвать связку ключей с кожаного ремня. Ловко подбросив их в руке, направляется к застывшим на дороге черным автомобилям.

— Давай посмотрим, что у них с собой. Может, поймем, зачем мы Уоллесу.

Рихтенгоф открывает самую большую машину и забирается внутрь. Я обхожу внедорожник по кругу, прикидывая, сколько Уоллес вбухал денег на то, чтобы закупить таких бронированных монстров.

— Этот продавец нас сдал, — говорю я и облокачиваюсь на открытую дверцу.

— Ага. — Вал роется в бардачке внедорожника. — Шпионские игры какие-то. По этой дороге только мы и ездим. Зачем тогда фокусы с ручкой? Ждали делегацию?

— Спорим, этот придурок придумал. — Я усмехаюсь, глянув в сторону наемника, который оказался очень несговорчивым. — Меня другое волнует. Уоллесу-то мы зачем?

— Понятия не имею, — бормочет вампир.

— Вот урод. — Я пинаю ногой мелкий камешек, и тот отскакивает к соседней машине. — Придумал же себе что-то. И как узнать?

— Выясним сами. — Вальтерия с кряхтением достает из бардачка папку со всяким барахлом. — Все, что удалось найти. Знаки частной охранной организации, документы. Жаль, что больше ничего нет. — Вал смотрит на неподвижные тела, распластавшиеся по дороге. — Поехали-ка отсюда, пока ребята не очнулись. Нам еще нужно предупредить Байрона, что он нашел не совсем то место.

— А давай их это… — Я крякаю, изображая звук разламывания палки.

— Так, успокойся. Мы же не звери.

9

Мы останавливаемся возле высокого мрачного дома Вальтерии Рихтенгоф. Сквозь приоткрытое окошко просачивается холодный сырой воздух, пронизанный трелями ночных птиц и звоном цикад. Паркую «тойоту» на подъездной дорожке и выключаю фары.

Улыбаюсь и впускаю в сознание такую дорогую сердцу ностальгию. Я помню, как мы вместе завозили сюда все ее барахло, как оборудовали лабораторию. Когда я таскал в библиотеку ящики с гримуарами, то навернулся с лестницы. Не на шутку встревожившись, Вал тогда со всех ног бросилась ко мне, отшвырнув железную стойку для препаратов, которую она катила в лабораторию. Я умилялся ее волнению ровно до того момента, пока вампир не рухнула на колени и не начала баюкать свои рассыпанные книжицы, как будто это не из-за них я пропахал головой двенадцать ступенек.

— Приехали, — тихо говорю я, осторожно трогая Вал за плечо.

Задремавшая Рихтенгоф вздрагивает и резко усаживается на месте, торопливо поправляя расстегнувшуюся во сне пуговицу белой рубашки.

Сначала она пыталась разобраться в документах, которые мы нашли у наемников, но безуспешно — через пару минут бумаги соскользнули на пол, а уставшая вампир заснула, прислонившись щекой к оконному стеклу.

— Спасибо, — сипло благодарит она. — Пойдем.

— Тебе нужно выспаться.

— Именно этим я и собираюсь заняться, если не возражаешь.

Прохладный ночной воздух оглаживает щеки, и я плотнее кутаюсь в толстовку. Повернув ключ в замочной скважине, Рихтенгоф проходит внутрь и придерживает дверь.

— Проходи, — говорит она. — Я сейчас спущусь в подвал и включу генератор. Без него света в доме не будет.

Киваю и на ощупь продвигаюсь в сторону гостиной. В темноте дома раздаются отчетливые шаги вампира, абсолютно беспрепятственно ориентирующейся в кромешном мраке. Пытаюсь напрячь глаза и тут же врезаюсь в журнальный столик. Потирая ушибленное колено, обзываю чертов подзеркальник последними словами.

— Надо же. Какой непереводимый фольклор.

Издевается. Фыркаю и громко прошу вампира заткнуться. Слышу приглушенную усмешку откуда-то из подполья. Через минуту лампочка в гостиной загорается слабым желтоватым светом.

— Сработало! — кричу я.

— Не ори, я вижу.

Подкладываю под голову диванную подушку и с удовольствием вытягиваюсь на мягком диване. Слышу, как Рихтенгоф поднимается из подвала в свою комнату на первом этаже. Скрипит дверца старого шкафа для одежды.

Усевшись поудобнее, извлекаю из кармана толстовки банку пива. Оглушительно громко пшикнув открывашкой, с удовольствием отхлебываю. Дорвался.

— Будешь пиво?! — через весь коридор ору я.

Слышу тяжелый вздох и ухмыляюсь. У вампира уже больше трех сотен лет сухой закон. Она не употребляет спиртного и не притрагивается к человеческой крови. Максимум, который она может себе позволить — свиная или птичья. Иногда удавалось загнать оленя или медведя, когда оставались силы на охоту. Хотя больше всего моя царапка любила носиться за кабанами. Кстати, очень неплохая мысль, надо бы ей предложить.

— Пойдем завтра поохотимся?! — снова кричу я.

— Хватит орать, я здесь.

Вал появляется в дверном проеме, застегивая длинную черную рубашку, которую всегда носила дома. Прошествовав к свободному месту на диване, Вал с удовольствием откидывается на спинку и блаженно прикрывает глаза. Я стараюсь сосредоточиться на своем пиве, но глаза приковывает бледная кожа ее шеи, на которой так и тянет оставить легкий поцелуй.

Мне домашняя одежда ни к чему — рваные стильные джинсы замечательно вентилируют, да и кеды не причиняют неудобств. Правда если Вал опять обзовет меня свиньей, то придется разуваться. Сейчас ей, похоже, все равно.

— Пойдем охотиться? — повторяю я.

Рихтенгоф медленно кивает.

— Серьезно?

— Абсолютно. — Вампир приоткрывает черные глаза. — Я голодна.

Отхлебываю еще пива и ощущаю, как приятное расслабление накатывает на напряженные мышцы. Завтра нас ждет очень веселый день. В последний раз мы охотились больше года назад. Все остальное время она перебивалась тем, что могла поймать с крыльца. Бедные вороны уже не знали, в какую сторону эвакуироваться.

Для нее охота — это способ пропитания, а для меня — это нечто большее. Ощущение стайности, единения с сородичами, когда ты мчишься сквозь лес, преследуя добычу. Ветер свистит в ушах, боковым зрением ты видишь своих, чувствуешь мощь и силу своих ног, которую подпитывает неразрывная связь со стаей. Это трудно передать словами. Думаю, люди испытывают нечто подобное, только называется это эффектом толпы или единения в группе. Для оборотня чувство целостности с сородичами и ощущение стаи рядом — одно из основных условий счастливой жизни.

— Если ты не возражаешь, я пойду спать, — устало говорит Вал. — Можешь отдохнуть в гостевой комнате на втором этаже.

— Спасибо.

— Сладких снов, Бруно.

Оставив легкий укол недосказанности, она уходит, разрывая эту интимную теплую обстановку, от которой успела закружиться голова. Мы вместе живем под одной крышей. Спустя столько лет. С ума сойти.

Поднявшись наверх, осторожно приоткрываю деревянную дверь. От гостевой спальни вампирской крепости ожидаешь, как минимум, люстры, но Рихтенгоф, повинуясь своей минималистичности, вынесла отсюда добрую половину мебели, оставив лишь двуспальную кровать, платяной шкаф и небольшой письменный стол.

Единственное, что привлекало внимание — две больших медвежьих шкуры, лежавших прямо перед кроватью. Мишек жалко, но их бы все равно съела Вальтерия, поэтому я уговорил ее хотя бы что-то оставить для украшения Грауштайна.

С удовольствием плюхнувшись на одну из них, я подтягиваю к себе вторую и накрываюсь ей с головой. Запах пыли перемешивается с едва уловимым медвежьим духом. Для меня куда комфортнее спать на теплой подстилке, чем пользоваться мягкой кроватью. Хотя, если Вальтерия предложит спать вместе в ее постели, я рвану как лось.