Уехать мне не дали. На выходе поймали Серега и Денис. Начальник СБ отправил к знакомому хирургу, тоже бывшему афганцу на осмотр. Сопровождали меня Денис, Вова, Артём, Вася и еще трое охранников на двух машинах, чтобы случайно с пути не сбился. Жил хирург в Строгино, частном секторе — Троице-Лыково. Час мы добирались туда, ещё минут тридцать катались по улочкам между домов, пока не нашли нужный. Разговаривать с доктором пошел Денис, знавший врача ещё по Афгану. Вернулся минут через десять и пригласил меня следовать за собой. Я следом за ним, нырнул в бледно-голубую со слезами ржавчины калитку, обошел поленницу, не обращая внимания, на рвущуюся с цепи, рычащую и заливающуюся басовитым резким лаем немецкую овчарку, зашел в дом.
Хозяином оказался крепкий седой мужик лет пятидесяти с волевым лицом и усталым взглядом. Представился Анатолием Викторовичем, предложил лечь на кровать, снять верхнюю одежду. Разбинтовал, стянул марлю, сделал укол обезболивающего, посмотрел, поковырял рану. Затем вынес вердикт:
— Внутренние органы целы, порез неглубокий, чистый, воспалений пока не вижу. Впрочем, времени прошло слишком мало, чтобы делать однозначные выводы. Если абсцесс не появится, через пару дней будешь как новенький. Даже зашивать не советую, рана уже почти не кровоточит, шрам останется, но со временем побелеет и будет едва виден. Делайте перевязки, следите за состоянием раны и всё будет в порядке.
Доктор продезинфицировал порез, наложил марлю, затем бинт и заклеил пластырем.
. Уже уходя, я достал из бумажника две сотенные, бросил на стол:
— Спасибо, док, это вам.
— Заберите деньги, — в голосе Анатолия Викторовича зазвенела сталь. — Я в них не нуждаюсь. Возможно, у вас сложилось ложное впечатление, но я не принимаю у себя кого попало. Вы помогаете ребятам, побывавшим за речкой, и всегда можете на меня рассчитывать.
Я глянул в глаза хирургу, увидел там спокойную твердость, вздохнул, подобрал деньги и повторил:
— Спасибо, док.
На обратной дороге заехали пообедать в «Снежинку». В кафе попросил заведующую, вышедшую поприветствовать дорогих гостей, предоставить телефон. Алевтина Игоревна, любезно улыбаясь, проводила до приемной и указала на парочку разноцветных аппаратов, стоящих на двух, придвинутых друг к другу столах.
Первым делом перезвонил Анне, узнать обстановку. Секретарь доложила: Семеновича в тяжелом состоянии увезла «Скорая». Прогнозов не дали, сообщили — состояние тяжелое. Большинство милиционеров и эксперт, уже уехали, сфотографировав места побоища и проведя все необходимые следственные действия. Парочка оперов осталась, снимают показания у сотрудников. Приехали Дмитрий Федорович и некий хлыщ лет двадцати восьми, представился Владимиром Александровичем Гусинским, сообщил: он будет одним из директоров и будущих совладельцев «Ники» и «ОСМА-авто». С ними общались Ашот Ервандович, Сергей Петрович и Олег Владимирович. Уже после разговора Гусинский захотел посмотреть документы. Сначала в приемной, затем в бухгалтерии. Был мягко послан Анной и жестко — Еленой Петровной.
Полковник секретарю понравился. Спокойный, деловитый, общается вежливо, но подчеркнуто держит дистанцию. Не приставал, никуда не лез, общался с Сергеем, Олегом, работниками прокуратуры. Гусинский произвел, наоборот, отталкивающее впечатление. Слонялся по офису, лез к сотрудникам с каверзными вопросами, давал ценные замечания и указания, которые никто не просил, путался под ногами, мешал работать. Успел побывать в помещении «ОСМА-авто», пообщаться с продавцами, даже к Ашоту зашел в кабинет, и был вежливо выдворен побелевшим от бешенства и еле сдерживающим себя коммерческим директором. Зная характер приятеля, живо представил, каких титанических усилий ему стоило сдержаться и не выпнуть наглого «советчика» мощным пинком по костлявой заднице.
Попросил Анну, аккуратно сообщить сотрудникам, чтобы сохраняли спокойствие, на конфликт не шли, но особо не откровенничали, пообещал скоро приехать и разобраться с наглым визитером.
Затем повинуясь внезапно возникшему желанию не откладывать неприятный разговор в долгий ящик, набрал рабочий телефон Сани. Друг снял трубку после первого гудка. Сообщил товарищу, что готов встретиться с Евой в скверике, напротив дома, в шесть вечера. Саня обрадовался, сказал, прямо сейчас перезвонит Маринке.
Пообедал с ребятами в «Снежинке». Нас обслужили по высшему разряду. Постелили белоснежную накрахмаленную скатерть, порадовали кулинарными изысками: наваристым борщом с большим кусками свинины на кости, горячим свежевыпеченным хлебом, огромной отбивной и тающей во рту картошкой пюре.
В офис приехал сытым и довольным. Даже ещё побаливающая рана не испортила настроение.
Опера уже закончили снимать показания и уехали. На проходной встретил грустный Матвеевич, в авральном режиме вызванный из дома заменить раненного напарника.
— Михаил Дмитриевич, Сергей Петрович сказал, попытка ограбления была, Семеновича подстрелили. Он выживет? — вахтер смотрел с такой надеждой, что мне стало неловко.
— Не знаю, Степан Матвеевич, — вздохнул я. — Ранение тяжелое. Но мы сделаем всё, чтобы выжил. Любые деньги заплатим, самых хороших врачей подключим, дорогие лекарства купим. Сергей Петрович этим вопросом уже занимается.
— У него жена, трое внуков, — военный отставник опустил взгляд, стесняясь выступивших на глазах слез. — Такой же как, я — всю жизнь честно служил, по гарнизонам скитался, имущества толком не нажил, денег не заработал. Ещё лет пять назад в общаге жил, очередь подошла, квартиру двухкомнатную государство выделило, он как ребенок радовался. «Теперь мы с Танюхой заживем» говорил. На таких как Семенович наша армия держится.
— Знаю, Матвеевич, знаю. Все что сможем, сделаем. Остальное в руках Господа. Если, не дай бог, не вытянем, близких не оставим: денег подбросим, чем нужно — поможем, — пообещал я.
— Спасибо, Михаил Дмитриевич, — внезапно охрипшим голосом поблагодарил вахтер. — Вы хороший человек, настоящий.
— Перестань, — я поморщился. — Глупости не говори.
Отвернулся и в сопровождении охраны, быстрым шагом двинулся в приемную. Оттуда доносились громкие голоса.
— Когда там Елизаров появится? Сколько можно ждать⁈ Его же предупреждали, что мы приедем после обеда. Мишка, что совсем зазнался? — возмущался неизвестный мужчина.
Впрочем, я сразу его узнал. Вещающий скороговоркой, чуть скрипучий голос, несомненно, принадлежал моему старому знакомому — Володе Гусинскому.
— Не знаю никаких Мишек, — сухо ответила Анна. — У нас есть Михаил Дмитриевич Елизаров, генеральный директор «Ники». К нему все обращаются именно так. Панибратство здесь не поощряется.
— Да перестань, — барственно отмахнулся будущий медиа-магнат. — Будешь ещё меня тут жизни учить. Я Мишку давно знаю. Всегда так его называл. Возражений не было.
Я стремительно распахнул дверь и вошел в приемную. Анна и Гусинский, стоявшие у рецепшена, обернулись. В глазах Анны мелькнули радость и облегчение. Чуть отодвинувшись назад, так чтобы посетитель не мог её видеть, она театрально закатила глаза и провела ладонью по горлу, выражая свои чувства.
В первую секунду лицо Гусинского испуганно вытянулось, но уже в следующее мгновение приняло прежнее самодовольное и надменное выражение. Похоже, мужик мнит себя пупом земли. Уже сейчас в восемьдесят девятом мания величия проглядывает. Что же дальше будет? Теперь я понимаю, почему его в моей прошлой жизни пинком выбросили из РФ и лишили всех активов. Став медиа-магнатом Гусинский обзавелся таким чувством собственного величия, что зарвался. Возомнил себя выше всех, самым могущественным человеком, назначающим и увольняющим президентов. Самоуверенность, наглость в сочетании с языком без костей, хвастливыми разговорами в своем кругу, хамство в отношении первых лиц государства окончательно похоронили его бизнес. Но коммерсантом, всё-таки он был талантливым, а человеком — неординарным.
— Привет, Гусенок! — ухмыльнулся я. — Кого ты давно знаешь, и как его называл? Я что-то не расслышал. Повтори, пожалуйста.
Бывший фарцовщик и таксист хотел ответить, но глянул на меня и благоразумно промолчал.
— Вообще, Гусенок, прав. Мы, конечно, знакомы давно, — весело подтвердил я. — Два года, это жуть как долго. Бывает, прилетаю я в Домодедово, а там такой аккуратный и ухоженный серенький «ВАЗ» одиннадцатой модели стоит, клиентов ждет. Рядом Володька в полупоклоне угодливо согнулся. И довезет куда надо, и лезгинку спляшет, и туфли ваксой почистит. Любой каприз за ваши деньги исполнит. Чернявенький, прилизанный, очечками радостно сверкает, в пиджачишке отглаженном. ГИТИС окончил, культурную программу для иностранных участников на Играх Доброй Воли разработал — настоящий гигант мысли, отец будущей советской демократии. Как такому отказать, когда клянчить джинсы на реализацию приходит? Мы ему, конечно, пару десятков брюк и рубашек выдали. Володька их с удовольствием взял, но вот денежки возвращать не спешил. Пришлось настойчиво напоминать, с намеком на будущий интенсивный массаж печени и почек. Гусенок проникся и сразу все отдал.
— Что ты несешь? — возмутился Гусинский. — Я уже давно не таксую, и тебя никогда не подвозил.
— В остальном возражений нет? — хладнокровно уточнил я и тут же наехал:
— А ты что несешь? Когда это меня Мишкой называл? Решил перед красивой девушкой выпендриться? Ради бога. Только не за мой счёт.
Пару секунд мы мерялись взглядами, затем Гусинский отвел глаза.
— Ладно, был неправ, извини, — буркнул он.
— Вот это другое дело, проехали, — усмехнулся я. — С чем пожаловал?
— Давай в кабинет пройдем, — предложил Гусинский.
— Давай, — согласился я, открыл дверь, посторонился, пропуская гостя, обернулся к секретарю.
— Анна, кофе нам завари. И тарелочку печенья принеси.
— Хорошо, Михаил Дмитриевич, — кивнула секретарь. — Кофе заварю. Ирочка сейчас придет и принесет.
В кабинете, махнул рукой, предлагая Гусинскому устраиваться напротив. Владимир Александрович осторожно опустил задницу на стул, чуть поерзал, устраиваясь поудобнее, подозрительно прищурился и спросил:
— Откуда знаешь, что я таксовал?
— Земля слухами полнится, — туманно ответил я. — А если серьезно, всегда предпочитаю побольше знать о своих деловых партнерах. Информация никогда не бывает лишней, помогает правильно вести дела. Ты у нас раза четыре партии шмоток брал на реализацию. Неужели думаешь, мы не наводили справки, кто такой и чем дышит? Те же Юджин и Айван тебя как облупленного знают.
— Понятно, — ухмыльнулся Владимир Александрович. — Слушай, я чего тебя искал. Филипп Денисович, ты знаешь, дал команду, чтобы мы вместе с Дмитрием Федоровичем помогали тебе вести бизнес. Чтобы работать с твоими предприятиями, мне надо посмотреть бумаги, разобраться во всех нюансах сделок, вникнуть в процесс, понять, как все работает.
Гусинский сделал паузу.
«А потом отобрать у тебя фирмы и дальше рулить самим, наполняя бездонные карманы генерала, ну и себя любимого не забывать», — мысленно дополнил я.
— Ну и? — подбодрил взглядом потенциального партнера.
— А мне никто ничего не показывает, — пожал плечами Гусинский. — На вопросы толком не отвечают. Все вежливо или не очень отшивают. Ты пойми, я тоже деловой человек, мое время на вес золота. У меня своих предприятий и проектов хватает — «Интерфэкс», СП «Мост» с американцами в мае создали, сейчас банк запускать будем. Если так будет продолжаться, я просто скажу Филиппу Денисовичу, что со мной сотрудничать категорически не хотят. Дальше сам с ним разбирайся.
— Так, — я побарабанил пальцами по столешнице. — Проблему понял. Она возникла, частично, не по моей вине. Учредители знают, что вы должны появиться, а сотрудники пока никаких инструкций не получали. Просто потому, что не было понятно, когда именно вас на фирму заводить. Только вчера генерал предупредил, что вы в офисе появитесь. Собирался провести общее собрание, предупредить и проинструктировать сотрудников, но сам знаешь, какой форс-мажор случился. Понимать должен — не успел по объективным причинам.
— Понимаю, — кивнул Гусинский. — Поэтому и тебя дожидался, а не генералу жаловался.
В кабинете появилась Ирочка с подносом, и мы замолчали. Девушка расставила чашки с дымящимся кофе, сахарницу, тарелку с печеньем и тихо удалилась.
— Этот вопрос мы обязательно решим, — пообещал я, как только дверь за девушкой закрылась. — Потерпи до завтра. У меня с утра как раз планерка будет с руководителями, а потом общее расширенное совещание с начальниками отдела. Вот я всех доведу позицию руководства.
— А почему не сейчас? — поинтересовался Владимир Александрович, отхлебнув кофе.
— Потому, что, — я демонстративно глянул на часы. — Во-первых, мне скоро уезжать, Во-вторых, как бы это сказать поделикатнее, сейчас не очень хорошо себя чувствую. А если честно, совсем хреново. Не каждый день ножики в живот втыкают.
— Понял, извини, не подумал, — сразу сдал назад Гусинский. — Тогда я поехал. Завтра с утра, надеюсь, никто никаких препятствий чинить не будет?
— Не будет, — улыбнулся я. — Приезжай в одиннадцать, вникай потихоньку в дела. До этого времени всех предупрежу.
— Значит, договорились, — Гусинский встал и протянул руку. — До завтра.
— До завтра, — я крепко пожал ладошку коммерсанта, сделав вид, что не замечаю болезненно скривившегося лица.
Когда Гусинский вышел, я облегченно откинулся на кожаную спинку кресла. Ещё чуть времени выиграл, дальше нужно предупредить сотрудников, как общаться с Владимиром Александровичем, и, главное, чтобы Светлана Васильевна ничего не заподозрила. Если донесет своим гэбэшным кураторам, сломает всю игру. У нашей кадровички «и нюх как у собаки, и глаз — как у орла». Запросто может расколоть бухгалтерш или Вилена, если заметит что-то подозрительное…
Опускающееся к линии горизонта солнце еще робко постреливало лучиками, развеивая наступающие серые сумерки. Дул холодный осенний, пронизывающий до костей, ветер. Зеленый сквер, напротив дома был почти пуст, лишь на дальней скамье, пенсионеры увлеченно играли в шахматы, позабыв обо всем на свете.
Сидящую на скамейке, зябко кутающуюся в легкую курточку девушку, я заметил издалека. Сердце дрогнуло и замерло, распознав до боли знакомую фигурку. Я с силой прикусил губу, сжал кулаки, царапая ногтями кожу, чтобы привести себя в чувство, чуть дрогнувшим от волнения голосом приказал следующим чуть позади Артёму и Василию.
— Здесь побудьте.
Охранники спорить не стали. Послушно остановились. Я мысленно выдохнул и решительно двинулся вперед.
— Здравствуй, Ева.
Задумавшаяся девушка, невидящим взглядом смотрящая куда-то вдаль, вздрогнула. Беспомощно глянула васильковыми глазами:
— Здравствуй, Миша.
Сердце пропустило удар. За прошедшие пару лет Ева внешне почти не изменилась. Наоборот, даже расцвела, чуть округлилась, формы стали более мягкими и женственными.
Но прошедшее время и заботы оставили свой след. Милое личико болезненно осунулось, в глазах уже нет той девичьей восторженности и некоторой наивности. Наоборот, так устало и отрешенно смотрят женщины, уже в полной мере познавшие тягости жизни…
— Зачем искала? — нарочито грубо спросил я.
— Подожди секунду, — Ева расстегнула куртку, полезла за пазуху, достала мятый и потертый конверт, и протянула мне. — Прочти.
— Зачем? — так же холодно осведомился я. — Что там такого, что я не знаю?
— Прочти, — безжизненным голосом повторила девушка.
— Ладно, — согласился я. — Давай.
Взял из тоненьких пальчиков надорванный, посеревший от времени конверт. Вытащил лист бумаги.
«С полями, в клеточку, из школьной тетради», — отметил автоматически.
Развернул, вчитался в первые строки, написанные аккуратным девичьим почерком, и обомлел.
— Это, что такое, мать вашу⁈ — просипел вдруг охрипшим голосом.