Имеется расхожее мнение, что осужденные к смерти воспринимают приговор как трагедию. Однако Эрик Рыжий, услышав, что его ожидает, лишь расхохотался. У него еще оставался шанс попасть в Вальхаллу, но лишь в том случаи, если он выдержит пытку до конца. Боги уважали мужество воинов и благоволили к ним. Бывший ярл не стал просить о пощаде и снисхождении. С гордо поднятой головой он проследовал в отведенное ему помещение, специально подготовленное вместо камеры смертника. С этой минуты охранники отвечали за жизнь преступника. Он должен был прибыть на свою казнь здоровым. Поэтому здесь были приняты чрезвычайные меры предосторожности. Помещение тщательно вымели, а зазубрины на деревянных балках сточили и отполировали, чтобы преступник не имел возможности поранить себя.
Вечер после приговора прошел при спокойном расположении духа. Эрик не стал отказываться от пищи, как это делают многие ожидающие исполнения приговора. Наоборот, он заказал огромное количество разнообразной еды и напитков. Вскоре его последняя просьба была исполнена. Перед пленником поставили несколько больших деревянных блюд с едой и кожаные меха с лучшим вином. Единственным отличием от обычной трапезы было то, что приговоренному к смерти не подали ножа, да мясо было тщательно отделено от костей, чтобы он не смог вскрыть себе вены. Однако Эрик не собирался вот так расставаться с жизнью. Сделай он это, и последний шанс попасть во дворец Одина, будет утерян.
Первым делом рыжий гигант схватил мех с вином, зубами выдернул деревянную пробку и опрокинул горловину надо ртом, не прижимая ее к губам. Янтарная жидкость полилась в рот, заливая лицо и стекая ручьями по обнаженной груди. Эрик расхохотался, встряхнул волосами и, рыча, словно голодный зверь, впившись зубами в мясо, принялся отрывать от них огромные куски. Скоро из камеры смертника раздался его пьяный голос. Рыжий великан тщательно выкрикивал слова последней в жизни песни:
Перед битвой волчью кровь пьешь из древней чаши,
Поднимаешь черный стяг и вступаешь в бой.
Богом Севера храним, гордый и бесстрашный
Против тысячи один, на земле чужой.
Честно биться ты привык – нож вонзили в спину
Рассмеялся, увидав страх в глазах врага.
И душа рванулась ввысь, злость и гнев отринув
К вечным солнечным морям, лунным берегам.
Пусть последним будет яростный прыжок,
Хватит силы для рывка.
Смерть и слава, погибает старый волк
Разрывая криком, разрывая криком облака!
Крепкое вино сделало свое дело. Эрик, рухнул на мягкие шкуры и захрапел.
Проснулся он задолго до рассвета. Через отдушину, прорезанную в стене, виднелся кусочек темного неба. Уснуть ему больше не удалось. Сказывалось напряжение ожидания смерти. Не зная чем ему заняться, приговоренный к смерти сидел на полу, уставившись в одну точку на стене, размышляя о прошедших годах. Его никогда не волновали жизнь тех, кто пострадал от его рук. Он был счастлив, что оставил свой след в истории, пусть даже и такой кровавый. Потомки запомнят его, и возможно в будущем у него будут последователи. Первый дневной свет проник сквозь узкое оконце. Внезапно Эрик всем своим существом стал ощущать, как молниеносно исчезают мгновения, тают в пространстве, будто их не было.
Скрипнула дверь. На плече легла, чья-то рука. Эрик поднял голову, равнодушно взглянув на вошедших охранников.
– Время пришло, – сказал один из них, – пойдем.
Приговоренный кивнул и поднялся. Его провели через все здание. Двери распахнулись. Эрик сделал шаг из полутемного помещения. Дневной свет ослепил, заставив зажмуриться. В лицо дунул холодный ветер, перемешанный с солеными брызгами близкого моря. Эрик с тоской взглянул на колышущуюся зеленоватую гладь. Больше ни когда не вступить ему на палубу своего "дракара", не вздохнуть полной грудью морской воздух, не ощутить сладкие мгновения битвы, не испить вина после победы.
Устав ждать, охранник грубо толкнул его в спину. Эрик отмахнулся плечом, но все же двинулся вперед, стараясь как можно увереннее переставлять почему-то отяжелевшие так некстати, ноги.
– Ведут! – раздались со всех сторон радостные возгласы.
Эрик шел сквозь расступающуюся перед ним толпу. Он только горько усмехнулся. Совсем недавно многие из этих людей превозносили его, клялись в верности и вечной дружбе, льстиво заглядывали в глаза. И вот теперь смотрят на него будто звери. И нет ни сочувствия, ни жалости в их глазах. В окружающем шуме, он уже не различал, ни проклятий в свой адрес, ни злорадных выкриков, ни глумливого смеха. Все слилось в один общий гул.
Место казни было определено недалеко от уходивших в небо скал. Среди рассыпанных по земле валунов виднелась неказистая на первый взгляд конструкция, составленная из связанных между собой жердей. Перед ней лежал плоский камень в половину человеческого роста. Эрика подвели и поставили перед ним на колени. Двое охранников накинули на кисти его рук кожаные петли, на совесть, стянув их. К ним были привязаны веревки, концы которых, через деревянные бруски на столбах, спускались с двух сторон на землю. Приговоренного к смерти уложили животом на камень. Голову закрепили при помощи металлического обруча. Ноги привязали к вбитым с двух сторон столбам. После этого к нему подошел палач. Он достал из ножен хорошо отточенный нож, при помощи которого рассек кожу у пленника на спине вдоль всего позвоночника. Затем он взял в руки деревянный молоток и при помощи зубила стал ломать ребра, отделяя их от позвоночника. Несмотря на дикую боль, у Эрика не единый крик не сорвался с его губ. Он с такой силой сжал зубами губу, что прокусил ее насквозь. Между тем палач тщательно отделил каждое ребро, после чего одно за другим вытащил их наружу, придав им форму крыльев. Затем он извлек изнутри легкие, расправив их по торчащим костям, закончив композицию. По его знаку два охранника натянули веревки. Руки несчастного раскинулись в стороны. Тело взметнулось вверх, повиснув в нескольких ярдах над землей.
Удивительно, но жертва страшной казни была еще жива. Тело зашевелилось, от чего возникло впечатление порхающей птицы. Эрик вскинул голову, взглянув в небо. Он уже видел, как к нему спускаются по радужному мосту прекрасные Валькирии. На его лице появилась счастливая улыбка.
– Один! – из последних сил выкрикнул умирающий, – я иду к тебе!
Его голова упала на грудь, а душа, не обращая внимания на бренное тело, уже уносилась ввысь…