Староград

Рыбное место

28.11.84

Работа в старом портовом комплексе Старограда — самое тяжёлое занятие во всём чёртовом протекторате, хуже, чем постоянно запылённые и готовые в любой момент рухнуть шахты, хуже, чем вечные стройки, и даже хуже, чем поход в саму Цитадель с флагом Республики наперевес.

Потому что тут ты не только подвергаешь свою жизнь постоянной опасности, таская тяжести на промозглом ветре, ступая по частично обрушенной бомбёжками пристани, в провалах которой плещется колюче-ледяное море, кишащее разного рода морскими тварями, любящими лакомиться мясом неосторожных людей. Нет, тут есть кое-что похуже...

А именно запах, запах чёртовой рыбы, что, как по мне, хуже любых мук, приготовленных нашим душам самой Лилит. Ибо со временем он не просто крепко-накрепко впивается в ноздри, он впивается в самый мозг, его подкорку, кроша весь мир вокруг.

Да и ты сам, в итоге, становишься разносчиком этого запаха, ибо он сливается с твоей душой, превращая обыденные дела в абсолютно тошнотворный ритуал. Так, любая еда начинает отдавать рыбой, и на вкус, и на запах. Да что там еда... Даже простую воду становится невозможно пить и приходится заливать в себя силой, лишь бы только не умереть от обезвоживания. Всё вокруг пропитано этой чёртовой тухлой рыбой.

И только одна вещь сможет спасти из этих адских кругов, а именно блажь, дурман-трава, «вечный покой», называйте, как хотите. «Берег скорби» с самого начала войны производит эту блаженную смесь где-то на островах в океане, а затем свозит всё в свои точки распределения, такие, как этот порт, где мы, в свою очередь, распределяем её между посредниками, ну и себе самую малость оставляем, в том числе, и в качестве пайка рабочим.

Совсем немного на каждого, чтобы отстраниться от окружающего кошмара и разрухи и окрасить всё вокруг в лживые, но всё же яркие цвета, не превратившись при этом в овощ, витающий в мире иллюзий. Даже я, начальник порта и, по совместительству, главный по транспортировке смеси человек, который прекрасно осведомлён о том, как именно она действует на организм тех, кто её принимает, не могу отказать себе в удовольствии принять блажи после тяжёлого трудового дня.

А работа у меня и правда непростая. Людей просто катастрофически не хватает. Я отправлял запрос коменданту, просил его выделить хотя бы пару десятков крепких ребят, а он лишь отмахнулся от меня, словно доставка иностранных товаров и продовольствия — менее важная работа, чем копание в шахтах и стрельба по людям. В конце концов, когда в шахтах добывают этот их «очень важный» минерал, его самосвалами привозят именно сюда, чтобы отправить заграницу. Да ещё и смеют потом предъявлять мне, почему погрузка затягивается на несколько дней!

А ещё это воровство! Сколько солдат день ото дня «патрулирует» каждую улочку этого мегаполиса, вместо того чтобы всей гурьбой охранять только важные объекты. Неужели Салем так боится упустить восстание, что позволяет себе так разбрасываться людьми? Его сложно будет не заметить, если оно вдруг случится.

Особенно высокий шанс того, что оно произойдёт, если людям так и не дойдёт еда, которая ещё с конца войны гниёт там, на складах. Вон, у меня гуманитарный груз для старого ронийского правительства лежит нетронутый уже почти два месяца...

И при этом комендант послал охранять это стратегически важное место всего десять человек! Они просто физически не могут покрыть всю площадь, и сюда постоянно кто-то проникает. Конечно же, тащат всё: одежду, еду, всякий домашний хлам. Однажды даже попытались вынести целый импортный трактор. Ночью кто-то пробрался сюда, сел в один из привезённых Fimi 4000, заправил его, завёл и влетел на всей его скромной скорости прямо в пришвартованную рыбацкую шхуну. В итоге и старенький рыболовный траулер, и качественная импортная техника пошли на дно. А отчитываться за них мне!

Каждый раз, когда я пишу отчёты и совершаю обходы с пересчётом, волосы на голове рву. Мне даже начинает казаться, что и сам персонал иногда поворовывает, но расследовать это тоже некому. В полиции у нас недобор, да и, видите ли, им не до этого. Я даже уволить никого не могу, ну чисто профилактически. Где я потом новых работников возьму?

Вот и приходится половину всей портовой работы делать самостоятельно. Я и начальник, и администратор, и охранник, порой крановщик, иногда водитель погрузчика, а порой случается даже побыть поваром в рабочей столовой. И за всё это мне, конечно же, никто не доплачивает. А потому брать такую специфическую подработку в качестве переходного звена наркотрафика не кажется столь уж аморальным. Деньги есть деньги, и пахнут они получше тухлой рыбы. Да и без них мне нечем будет кормить семью и себя.

Ну и после того, как насмотришься на всякое да набегаешься, пытаясь это всякое исправить, волей не волей хочется закинуться дрянью и улететь подальше от всей этой грязи и дрязг. В такие моменты наплывает чувство абсолютной оторванности от мира, а изменённое сознание рисует абсолютно аморфные образы. Но даже они, пожалуй, не сравнятся со странностью того груза, что в один, не очень прекрасный день прибыл вместе с контрабандистской лодкой, на которой, как сказано выше, обычно доставляли мешки, полные «дурман-травы».

Такие поставки я всегда проверял лично, отчасти потому, что мне просто некому было доверить приём, даже если бы я вдруг решил передать эту преступную работу кому-то другому. Да и с распространителями в городе я не мог связаться никак иначе, кроме как самолично, а значит, и передавать всё это добро мне нужно было самому. Благо, обычно, когда появлялась информация о новом поступлении, мои коллеги по преступному бизнесу являлись сразу в порт и самолично занимались перевозкой груза.

Странность же конкретно этой доставки была в том, что никто не сообщал мне заранее о том, что планируется новое поступление. Просто, без предупреждения, к берегу пристал давно знакомый мне минибалкер, а уже через пару минут его спешно начали разгружать, вытаскивая из трюма и без разбору кидая на жёсткую поверхность причала стальные ящики. В полной растерянности наблюдая этот процесс из окна своего кабинета, находившегося на последнем этаже четырёхэтажного административного здания, я даже не знал, что мне предпринять, пока наконец не решил выскочить и прямо спросить о столь странном грузе у давно знакомого мне капитана, который судорожно командовал процессом.

Однако они работали так быстро, что как только я наконец добрался до таинственных коробок, кораблик уже успел отчалить, оставив меня наедине с четырьмя таинственными стальными ящиками два на два метра, столь небрежно брошенными на берегу. Единственное, что мне теперь оставалось, вскрыть злосчастные коробки, чтобы утолить своё любопытство и понять, от какого груза контрабандисты решили столь скоро и столь странно избавиться.

Как ни странно, мне даже не пришлось идти за специальными инструментами для вскрытия замков. Все блокираторы на дверцах ящиков (которые довольно удачно оказались сбоку у каждой тары), оказались без замков и сдвигались без лишних усилий. Очень странно оставлять ценности без защиты, если не желаешь, чтобы до них добрались любопытные или воры. В данном случае, любопытным вором выступал я.

В самом левом из брошенных ящиков, который я открыл первым, располагалось несколько приваренных стеллажей, с крепко прицепленными к ним ящиками со множеством цветастых маркировок и символов. В основном все маркировки были на абсолютно неизвестном мне словимадзи, но встречались и дубликаты надписей на новославице, благодаря которым я понял, что некоторые ящики содержат хирургические инструменты, химические реагенты и различные медицинские препараты. Всего таких ящиков было штук тридцать, хватило бы, чтобы снабдить инструментами небольшую больницу. Наверное, всё это можно очень дорого продать в местные лечебные учреждения. Практически золото, брошенное на обочине.

Во втором ящике, который оказался изотермической камерой, располагалось множество пакетов с кровью и различные странно пахнущие кейсы без пометок, к которым я не рискнул прикоснуться. Ничего особо интересного, но местным больницам явно приглянётся и это. Вопрос о предназначении груза отпал сам собой — он явно принадлежит какой-нибудь медицинской организации. Только зачем его так просто выкидывать, если всё это можно выгодно сбыть тем же подпольным хирургам?

Ответ дал третий контейнер, содержимое которого вовсе не было похоже на какие-либо врачебные атрибуты. Даже наоборот, вместо инструментов, дающих жизнь, в нём были аккуратно разложены орудия убийств. А если точнее, то несколько миномётных труб, огромные коробки со снарядами, помеченные знаком химической угрозы, и несколько агрегатов угрожающей наружности, о предназначении которых оставалось только догадываться. Теперь всё выглядело так, словно этот груз должен был быть доставлен крайне недружелюбным людям с автоматами, которые появились ровно в тот момент, когда я окончил осматривать ящики со снарядами.

Пара тарахтящих крытых грузовиков, с метками Ордена на боках, подъехали к тому месту, где я стоял, и, без лишних разговоров, из них вылезла пара крепких ребят в форме, а также один мой старый знакомый, лейтенант Ясенев, крайне мутный и самоуверенный тип, с которым тем не менее я имел крепкие товарищеские отношения. В своё время мы тесно сотрудничали в вопросах распространения различных психоактивных веществ. Но лейтенант покинул этот бизнес, а теперь, видимо, дослужился до коллаборационистской гончей. Впрочем, не мне его судить.

Он без лишних прелюдий направился ко мне и с ходу спросил:

— Я надеюсь, что ты ничего не взял из груза! — Голос его, да и остальное поведение, были на удивление мрачными и даже будто бы подавленными.

— Нет, я просто его осмотрел. Я рад, что это ваша посылка, ибо содержимое третьего ящика выглядит довольно угрожающе.

— Не совсем. И нам не было велено вскрывать ящики. Молись, чтобы заказчик не обнаружил, что кто-то совал нос в его дела. Ибо если меня за это покарают, то я незамедлительно сдам твою персону. Я, знаешь ли, имею аллергию на пытки.

— Всё так серьёзно?

— Нет, я преувеличиваю! Конечно, серьёзно. Настолько, что тебе не стоит никому рассказывать о том, что ты вообще в курсе того, что сегодня в порт были подобные поставки. По старой дружбе, я закрою глаза на приказ устранять свидетелей, но всё равно держи ухо востро, а рот на замке, иначе вгонишь в могилу нас обоих.

Пока мы разговаривали, солдаты аккуратно переносили стальные коробки в кузов грузовых автомобилей. Когда они принялись за ту единственную коробку, которую я не проверил, и подняли оную на руки, изнутри послышались сдавленные женские причитания на неизвестном, а может, даже и вовсе не человеческом языке.

— Это что там у вас?

— Понятия не имею. Вопросов не задаю, — безразлично кинул Ясенев.

— Не нравится мне эта история. Ой, не нравится!

— Так не стоило в неё впутываться.

— Не стоило доставлять свои секретные посылки таким образом.

— Не я решал, как это произойдёт.

— Ну, видимо, некоторых вещей избежать не получится. Что же, разойдёмся и забудем, словно бы меня и не было в этой истории?

— Хорошо бы и меня в ней больше не было...

«В Протекторате Рония полно вопиющих нарушений прав человека: детский труд, нарушение условий труда, террор, расовые чистки, пропаганда, наркоторговля и ещё множество других, которые даже перечислять не хочется. Тем не менее всё, что может Мировая Лига — лишь сделать строгий выговор тираническому правительству, словно то непослушный ребёнок. Может, ещё в новостях потом помусолят да обеспокоенно покачают головой. А потом они удивляются, почему эти проблемы существуют в наше цивилизованное время!»

Грегор Карусо, представитель НРР

В докладе «О Ронии» для Мировой Лиги