СССР-2061 [Антология]

Андрей Каминский Северная железная дорога: Хатанга

Трель интеркома выдернула Юрия из сладкого утреннего сна. Информационная система включила искусственный рассвет несколько минут назад. Дом уже перешёл в утренний режим и два раза напоминал хозяину, что пора просыпаться и завтракать, но Юрий никак не мог стряхнуть с себя дрёму. Ночью ему снился сон, в котором он беседовал со своим старым приятелем из Вьетнама, и разговор этот казался ему столь важным и не завершённым, что он никак не хотел просыпаться.

— Вас вызывает центральное управление Свердловской железной дороги, товарищ Клименко Игорь Николаевич, передать, чтобы он перезвонил позже? — осведомился дом.

— Нет, соедини, только аудио и виртуальный аватар, — Юрий поднялся с кровати и сонно побрёл на кухню к заварнику с горячим кофе. Сейчас это было ему необходимо, чтобы проснуться и нормально соображать во время разговора. Искусственный рассвет срабатывал в это время года часов в 6 утра. И что понадобилось Клименко в такую рань?

— Добрый день, товарищ Иванов, — раздался голос Клименко по громкой связи, — а что это ты только по аудио? — проекция управляющего Свердловской железной дорогой появилась за кухонным столом напротив Юрия, система автоматически дорисовала ему кружку кофе, чтобы вписать в ситуацию.

— У кого день, а у кого 6 часов утра. Ты сейчас в каком поясе находишься? — раздражённо осведомился Юрий, налив себе крепкий чёрный кофе без сахара.

— Прошу меня извинить, забыл свериться с системой о разнице во времени. Сейчас удобно разговаривать?

Вежливость вопроса Игоря Николаевича могла ввести в заблуждение тех, кто был с ним не знаком. Это был крупный мужчина в годах, с седыми волосами и каким-то странным лицом. С одной стороны, горбатый нос и точёные черты давали сходство с римскими легионерами, но с другой, широкие скулы и чуть суженные глаза говорили о том, что в предках у Игоря Николаевича явно были татары. Общее впечатление этот идеально выбритый и ухоженный немолодой уже человек, одетый в деловой костюм, тоже производил двоякое. Строгие сухие черты его лица наводили на мысли о жёсткости, но по выражению живых глаз и манере держаться было видно, что человек этот отнюдь не злонамеренный, и скорее даже по-отечески заботливый. Одного, глядя на это лицо, было заподозрить никак нельзя: того, что этот человек мог забыть о разнице во времени, где бы он ни находился. Значит, он знал, но разговор не терпел отлагательств.

— Да чего уж там. Стряслось что-то? — перешёл к делу Юрий, с каждым глотком кофе ощущавший, как сон отступает.

Кухонный мастер выдал порцию овсяной каши, варенье и яичницу на тосте. И Юрий начал завтрак, приготовившись слушать.

— Ничего экстренного, если ты об этом, — сказал Игорь Николаевич успокаивающим, но задумчивым тоном.

Юрий и Игорь были знакомы уже несколько лет. Впервые столкнулись на работах по прокладке железной дороги до Норильска. Тогда эта стройка пребывала в печальном состоянии. Начатая ещё буржуазным правительством, она несколько раз замораживалась. В первый раз из-за разворовывания средств, во второй из-за того, что у рабочего и младшего управляющего персонала не хватало квалификации для работы в северных условиях. Сложная погодная обстановка, болотистая лесотундра, вечная мерзлота, северные реки, ненадёжные грунты. В этих условиях сотню километров можно было положить без сучка без задоринки, а какие-нибудь десять последующих проходить несколько месяцев, намыв тридцатикратные объёмы песка и утопив несколько единиц техники. В общем, тогда Юрию досталась не стройка, а сплошная головная боль. Срывы сроков, несчастные случаи, перерасход средств были нормой. Её удалось довести до конца ценой неимоверных усилий, и линия сообщения между Норильском и Коротчаево действовала уже несколько лет, связывая комбинат цветных металлов с большой землёй.

— Ничего экстренного, и всё-таки ты звонишь ни свет ни заря? Я, между прочим, в отпуске, — продолжал выпытывать Юрий, ткнув в проекцию ложкой. Его аватар на той стороне этот жест не повторил.

Это была чистая правда. После работ по модернизации порта во Владивостоке Юрий уже пять дней как был в отпуске. Следующего назначения ещё не получил, но, по правде сказать, уже ждал его с нетерпением.

— Выкладывай, что там у тебя?

— Наглец ты, однако, Юра. Ни такта, ни деликатности, — нахмурился Игорь Николаевич.

— Они ещё не проснулись, — парировал Юрий.

Игорь Николаевич усмехнулся и перешёл к делу:

— Помнишь ли ты Читина Алексея Васильевича?

Юрий утвердительно кивнул, жуя тост. Его виртуальный аватар на другом конце провода тоже кивнул, но остальные движения оставил за кадром.

— Ну, так вот. Министерство хочет возродить проект дороги на Хатангу. И похоже, его покровитель в министерстве хочет поставить Читина на этот участок.

Юрий в задумчивости остановился. Читин был таким же управляющим, как и Юрий, но его работа на Норильском направлении была катастрофой, за что его и сняли. На его место и пришёл Юрий разгребать бардак. Несмотря на явную некомпетентность и узколобость, Читин имел покровителей где-то в министерстве, поэтому его не могли просто так выгнать. Тем более, что участок, который он принял, был проблемным и до него. Тогда просто посчитали, что специалист он нормальный, но столь экстремальная работа ему не по зубам. На других местах он ничем значительным не прославился ни в хорошем, ни в плохом смысле. Похоже, что он и его покровители решили, что теперь история с Норильской дорогой уже забылась и пора бы дать ему новый участок, который может служить толчком к повышению.

Хотя Юрий и не мог ничего доказать, но он был уверен, что бардак, который развёл тогда Читин, не был следствием одной только сложности и запущенности участка. Серый человек, напоминавший вечно озабоченного чем-то хомяка, Юрия раздражал. Этим «хомяком» была налажена мощная система хищений и откатов. Как и куда всё девалось, какая была схема вывода средств и так далее, он тогда так и не смог выяснить, хотя и пытался. А поскольку никаких весомых доказательств так и не нашёл, не стал выносить это дело на суд. Игорь Николаевич знал о подозрениях подчинённого, но без конкретных улик тоже был бессилен.

Расправившись с завтраком, Юрий перешёл к тренажёру. Утренняя зарядка — это было святое. Несмотря на то, что Юрий недавно разменял шестой десяток и в официальной обстановке мало кто называл его иначе, чем Юрий Афанасьевич, он поддерживал хорошую физическую форму. Разогреваясь и подтягиваясь, он не прерывал беседу.

— Игорь, ты же знаешь, как я к нему отношусь. Нельзя его туда ставить. Жаль, я его за жабры-то прихватить не смог, — тяжело дыша от усилий проговорил Юрий, плохо скрывая раздражение.

— А тебя никто и не спрашивает, можно или нельзя его ставить, — нахмурился Игорь Николаевич.

Юрий развёл руками:

— Ну, а что ты тогда от меня хочешь?

— Перестань ты пыхтеть, сядь и послушай минутку внимательно, — продолжая хмуриться, призвал к серьёзности Игорь Николаевич.

Юрий послушался и сел на скамью.

— Твои подозрения насчёт Читина я помню, — проговорил Игорь Николаевич примирительно, — Участок этот слишком важный. Более того, я думаю, что когда ты ознакомишься с планами министерства, то увидишь, что они не до конца понимают потенциал региона. Я бы хотел, чтобы ты за него взялся.

— Хорошо, я согласен. Когда приступать?

— Согласен он. Кто ж тебе даст приступать? Вопрос о назначении пока не решён до конца. Проект ещё на стадии обсуждения.

— Тогда что ты предлагаешь? — удивился Юрий, который был уверен, что Игорь Николаевич для того и звонит, чтобы назначить его на проект.

— Есть всего один вариант, как ты можешь перехватить инициативу. Необходимо представить конкурирующий проект, который будет во всех отношениях лучше, чем то, что предложит Читин и его команда.

— Ну, это то не сложно, — проговорил Юрий, ожидая продолжения.

— Это ещё не всё. Единственный способ переплюнуть его лобби — это общественное обсуждение. Твой проект должен не просто быть лучше в глазах двух-трёх спецов. Ты должен будешь заставить министерство вывести проект на общественное обсуждение и выиграть дебаты, — заговорщицким тоном проговорил Игорь Николаевич.

— Может, лучше пусть поставят его? Поставь меня его замом, на этот раз я накопаю материал и засадим этого ворюгу? — предложил Юрий.

— Нет, на этом участке подобные игры недопустимы. Тем более, что «комитет» уже работает по нему, и за Читиным следит их агент. Так что оставь это им. Они своё дело знают, и когда он снова запустит руку в народный карман, его схватят, не волнуйся. Но на этот проект его назначить не должны, — лицо Игоря Николаевича сделалось спокойным, он уже знал, что Юрий согласится.

Общественные слушания, о которых говорил Игорь Николаевич, были одним из тех элементов государственного управления, из-за которых Юрий и вернулся в Союз. В своей сфере ему ещё не приходилось сталкиваться с дебатами, и он их несколько опасался. Решения правительства и любых его ведомств и органов были абсолютно публичны. В штатном режиме решения принимались компетентными органами. Но легко можно было инициировать общественные слушания по самым разным вопросам, и мнение общественности было главнее любых решений чиновников. Этическая и техническая комиссии проверяли проекты перед вынесением на дебаты, и если проекты проходили проверку, то ставили вопрос на обсуждение. Дебаты мало походили на базар в различных ток-шоу прошлого, с криками и оскорблениями. Проекты оценивались не простым большинством, а по сложной системе компетенций и подсчёта голосов, в которой голоса разных людей имели разный вес. Но в итоге участникам необходимо было убедить именно общество в преимуществах своего проекта. Юрию казалось, что слишком много в его области нюансов и сложностей. И хотя он и верил в человеческий разум, но сознание человека, работавшего долгое время в условиях капитализма, никак не могло привыкнуть к тому, что общество может принимать решения не хуже специалистов.

— Я понял вас, Игорь Николаевич. Дебаты — это вещь обоюдоострая, тут можно и проиграть, и тогда Читина уже никак не снимешь, — перешёл Юрий на более официальный тон.

— Что я слышу! Девушка, позовите, пожалуйста, Юрия «костолома» к телефону и скажите ему, чтобы он так больше не шутил с аватарками, — Игорь Николаевич проговорил это нарочно по-шутовски, игнорируя серьёзность Юрия, чтобы побольнее зацепить его.

«Костолом» — это было его прозвище, когда он занимался боксом и выступал в любительских соревнованиях. Казалось, это было совершенно в другой жизни, ещё до возвращения в Союз. По возвращению Юрий бился на ринге совсем немного, но Игорь как-то застал пару его боёв. Прозвище было дано ему за дело. Юрий и сам не знал, как это получалось, но на ринге он становился совершенно другим человеком. Всегда вежливый и сдержанный деловой человек, забинтовав пальцы и зажав капу в зубах, превращался в жесточайшую машину, единственной целью которой, казалось, было переломить противника, нанеся ему как можно больше повреждений. Треснувшие рёбра были для его оппонентов самым обычным делом. Хотя подобная свирепость и не гарантировала победы. Напротив, часто в пылу боя Юрий слишком увлекался и пропускал момент, когда противник, уйдя с линии атаки, перехватывал инициативу. Психолог во времена работы Юрия в США говорил, что таким образом он выпускает на волю своё бессознательное, и что это совершенно замечательно и необходимо. Его бывшая жена Ирина очень любила его именно таким, свирепым зверем, её зверем, как она любила думать. Но сам Юрий чем дальше, тем больше видел в этом какое-то потакание своему внутреннему «оно», и постепенно стал избегать боёв. А после переезда в Союз, проведя всего несколько, и вовсе забросил это дело.

— Игорь Николаевич, а у вас всегда подколки на уровне начальной школы? Я же не сказал, что не сделаю. Я сделаю, просто обозначил риск, — сказал не на шутку уязвлённый Юрий, окончательно перейдя на «вы».

— Ну вот. «Сделаю» — это уже совсем другой разговор. А риски я и без тебя знаю. На том и порешим, — примирительно улыбнулся Игорь Николаевич, — Материалы уже у тебя в доступе, ознакомься. Первое собрание завтра в 16:00 по твоему времени, можно онлайн. Собирайся, крайний срок послезавтра ты должен быть в Москве. Там и встретимся. Я познакомлю тебя с твоей командой.

— Принял. Будем работать. По Хатанге у меня и свои соображения давно имеются, ещё со времён начала ремонта моста через Обь.

— На том и порешим. До скорого.

— До скорого.

О Хатанге Юрий действительно думал давно и плотно. Небольшой северный посёлок на Таймыре, мимо которого должна была пройти северная транссибирская магистраль от Норильска до Анадыря, обладал огромным потенциалом, воплотить который мешал арктический климат. Просматривая файлы, присланные Клименко, в которых была стратегия министерства и план команды Читина, он уже представлял те слабые места, которые можно вынести на дебаты. Читин, как классический бюрократ без фантазии, брался сделать ровно то, что ему поручало министерство. Но министерские чиновники упускали из виду очень важный момент, что и хотел использовать Юрий в своём проекте.

Он часто имел дело с подобными персонажами, когда работал в США в крупной компании, занимавшейся нефтедобычей. С одной стороны, конечно, буржуи выстроили замечательную систему выявления и стимулирования честолюбцев. Инициатива и фантазия ценились и поощрялись, но далеко не всегда. Необходимо было иметь очень хороший нюх, когда стоит проявить фантазию, а когда стоит действовать по принципу «ты начальник, я дурак». Читин хоть и жил и работал всегда в Союзе, но был из породы людей с чрезвычайно чутким нюхом к «барской воле». Юрий же подобных людей всегда презирал.

Закончив зарядку, он отправился в душ. Глянув на себя в зеркало после утреннего туалета, он усмехнулся:

— Стареешь, брат, — подмигнул он отражению.

Это было несправедливое замечание. На вид никто не дал бы ему и 35 лет. Спортивный, среднего роста, с аккуратной короткой стрижкой, он был чем-то похож на молодого Алексея Смирнова, советского актёра совсем другой эпохи. С одной стороны, конечно, сказывалась привычка к спортивному и очень активному образу жизни, но и доля специальных процедур по поддержанию молодости, которые были практически обязательны для менеджмента на его предыдущем месте работы, тут была не маленькая.

Юрий Афанасьевич Иванов был возвращенцем. Он родился в 1986 году, и смутно помнил из детства какие-то танки, броневики. Тогда было очень интересно смотреть новости, ведь вдруг опять покажут танчики. А ещё он помнил сахарную вату, чудные статуи на пляже и ласковое море, где они с родителями бывали каждое лето, пока ему не исполнилось семь. Запах лета на Украине у бабушки, и лютый ветер, мешавший дышать, по дороге в садик зимой, дома в Сибири. Позже, когда он подрос, то понял, что страны, в которой прошло безоблачное детство с поездками в Севастополь и Ялту больше нет и никогда не будет. Школьные годы прошли относительно спокойно, так как жили они с родителями в богатом городе, и лихие 90-е обошли их стороной. Но новая жизнь всё чаще учила, что выживает самый хитрый и самый зубастый. Затем настала очередь университета. В университете он усвоил, что спорт — это часть будущей карьеры, и реально успешные люди всегда в хорошей форме, и увлёкся боксом. Тогда же он начал пробовать, как тогда говорили, «мутить темы», и на горьком опыте познал, что в бизнесе друзей не бывает. Кое-как раскидавшись с долгами, чудом не угодив в тюрьму и закончив обучение, начал строить карьеру. И тут он нашёл своё призвание. Устроившись в крупную международную компанию, он начал расти, затем перешёл в другую, а затем с повышением и в следующую. Уже работая в Штатах, приезжая домой в отпуск, чтобы повидать престарелых родителей, он встретил Ирину. Их любовь была страстной. Причиной тому, как он сейчас понимал, были не деньги, и даже не то, что он перевёз её жить за границу. Ей действительно нравился прежний «он». Тот, каким он был. Зубастый, опасный зверь, корпоративная пиранья, жестокий боксёр, воплощение американской мечты, «победитель» по всем американским понятиям.

Но однажды все переменилось. Тогда его фирма стояла на пороге подписания крупного контракта на различные услуги с Вьетсовпетро, которая осваивала огромный новый пласт в районе островов Спратли. Вьетнамская сторона настояла на том, чтобы руководитель проекта сотрудничества был знаком с вьетнамской культурой и историей. Для этого они приглашали посетить Вьетнам с визитом, познакомиться с человеком, отвечающим за сотрудничество с их стороны, заглянуть в несколько музеев и исторических мест, ну и естественно, вкусить различных других вещей, проходящий под строкой «представительские расходы», что не писалось в письме, но все понимали, о чём речь. Кто же от такого откажется? Тем более, что из Вьетнама и до Бангкока рукой подать.

Всё шло как обычно, покутили в Хошимине, покутили в Бангкоке, где Юрий не упустил возможности побиться на ринге, не мало удивив своего визави, смотались на побережье. Представитель вьетнамской стороны Фи Динь Хтык оказался совершенно своим парнем. Естественно, откатали и обязательную культурную программу с музеями, тоннелями партизан и так далее. Юрий смотрел на всё это, как на диковинку, но не более того. Миллионы погибших в той далёкой войне были для него лишь цифрами, советские символы забавным «карго» маленького народа. Но как-то вечером сидя в ресторанчике морепродуктов на побережье и потягивая прохладное лёгкое пиво, Юрий заметил беззаботно:

— Фи, во Вьетнаме, когда мы сидим в заведениях без официантов, ты всё время наливаешь мне пиво. Никогда не даёшь мне наливать.

— У нас принято, чтобы наливал младший — это традиция, — с извечной улыбкой, проговорил Фи.

Тогда Юрий пропустил это мимо ушей. Но на другой день Фи спросил его, когда они лежали загорали на берегу океана, потягивая ледяное пиво:

— Юрий, вы родились США? — спросил Фи глядя на него, щурясь от солнца.

— Нет, я родился в России, в США переехал уже по работе, — удивился Юрий такому вопросу.

— Так я и думал, — задумчиво и серьёзно подтвердил Фи на чистом русском какие-то свои мысли, — Вам никто не говорил, что вы похожи на Алексея Смирнова?

— Нет. А где вы так хорошо научились говорить по-русски? — ошарашено уставился на него Юрий.

— Я учился в Москве в политехе, — с какой-то грустью ответил Фи.

— Ничего себе. Вы не говорили этого раньше, — искренне удивился Юрий.

— Вы не спрашивали, — Фи пожал плечами.

— А почему вы вспомнили Смирнова? — после некоторой паузы, спросил Юрий.

— Мне тогда очень нравились фильмы с его участием. «Полосатый рейс», «Посторонним вход воспрещён», «В бой идут одни старики», но особенно меня впечатлил фильм «Разведчики», — сказал Фи, а взгляд его, казалось, устремлялся куда-то далеко в прошлое.

— А чем он так вас впечатлил? Комедийная роль в не комедийном фильме, — удивился Юрий, с трудом припоминая этот фильм и откупоривая новую банку пива.

— Он и был разведчиком во время войны, много раз награждён. «Антрекот по Сигаевски» — это же своеобразная шутка, несуразного человека играет тот, у кого опыта гораздо больше, чем у остальных, — неожиданно грустно сказал Фи, — Печальная у него судьба, хотя больше половины жизни веселил людей. Вы чем-то на него похожи. У вас тоже, какой-то потерянный взгляд.

Не давая опомниться, он засуетился, как будто взболтнул лишнего, поднялся и собрался уйти:

— Ну, что это я? Похоже, мне уже сегодня хватит, пойду отосплюсь в номере.

— Фи, постойте, — попытался задержать его Юрий, — А сколько вам лет?

Выглядел этот маленький, проницательный вьетнамец моложе Юрия, но учёба в политехе, да ещё и перечисленные фильмы, как-то не вязались с тем, что помнил Юрий о своём студенчестве.

— Шестьдесят два, — сказал он, обернувшись, и ушёл.

«Господи. Шестьдесят два. Нет, конечно, технологии омоложения, всё понятно. Но этот человек ещё застал войну. Пусть ребёнком, но он что-то помнил. Там, где у Юрия были воспоминания о Севастополе, абрикосах и мороженом, у Фи должны были быть разрывы снарядов, тоннели и жизнь впроголодь, — музейные экспонаты, виденные накануне, стали обретать жизнь, — Он учился в Москве. Получается в 80-х. — думал Юрий. — Что должен был чувствовать он, видя, как старшие братья предают ту идею, с которой на устах его народ шёл к победе. И почему он сказал, что я похож на Смирнова? Почему он сказал, что у меня потерянный взгляд?»

Работа по проекту с вьетнамцами прошла отлично, но Юрий никак не мог забыть тот случай. Странные слова, странное сравнение. Вьетнам весь был пронизан советской символикой, советской музыкой, как будто младший брат помнил старшего, даже после того, как старший потерял честь. Юрия, чихать хотевшего на все вопросы политики до этого момента, никак не отпускала мысль, что когда он родился, Фи учился в Москве, той уже неизлечимо больной, но ещё советской Москве. А когда маленький Юра смотрел в телевизор в надежде увидеть танчики, и танчики стреляли в какой-то большой дом с часами на башенке, и Юра радовался, что показывают танчики, что должен был чувствать Фи? Что он чувствовал, зная из детства, что такое взрыв мины или авиабомбы. Что он чувствовал, когда старший брат топтал наследие отцов и дедов? Он, маленький вьетнамец, в чьей семье даже в конце двадцатого века авторитет патриарха был непререкаем, и в чьей квартире на шестидесятом этаже элитного бизнес-комплекса есть алтарь предков, что он чувствовал?

— Почему он сказал, что у меня потерянный взгляд? Почему он так смотрел на меня? — думал Юрий, — Я ни в чём не виноват. Я был ребёнком.

— А я разве в чём-то вас обвиняю? — говорил этот взгляд из его воспоминаний.

— Но почему я должен отвечать за то, чего я не делал? Да, мы всё продали, а вы храните это. Зачем!? Хотите предъявить нам!? Ткнуть носом в наше дерьмо!? Хотите сказать, что вы лучше нас!? — мысленно орал Юрий.

— Разве я требую ответа? — отвечал спокойный вежливый голос с улыбкой.

— Да иди ты к чёрту вместе со своим серпом и молотом, со своей войной, со всеми вашими «Катюшами», которые вы исполняете в честь старшего брата, я ничего вам не должен!

Голос молчал. Но взгляд оставался и жёг в самое естество. Через какое-то время после командировки Юрий запил. Пил зло, но не очень долго. Потом, мысленно послав вьетнамца вместе с его взглядом, окунулся в работу. Даже добился определённых успехов, но они больше не радовали его. На ринге он стал ещё более жесток, но и это не давало облегчения. Ирина чувствовала его метания, и клокотавшую в нём злобу, но не понимала её. Он брал её прямо в раздевалке спортзала, был для неё диким зверем, но она чувствовала, что зверь этот уже ей не принадлежит. Да и Юрию это не помогало. Их малолетнего сын он тогда вообще не замечал. Он всё никак не мог ответить себе на вопрос, что же хотел от него этот маленький младший-старший вьетнамец? Почему он сказал, что у Юрия потерянный взгляд? Это у него-то?

— Да я на коне, — лгал себе Юрий в мыслях и чувствовал, что лжёт, — я точно знаю, чего хочу, ничего я не потерянный.

— Да, наверное я ошибаюсь, — подзуживал голос, становясь ехидным, чего реальный Фи себе никогда бы не позволил.

Юрий ушёл в работу с головой и почти перестал появляться дома. Ирина отдалилась от него. И через некоторое время они развелись. Она, забрав сына, ушла к его коллеге американизированному индусу Стиву Надкарни. Стив был полной противоположностью Юрия. Абсолютно домашний, приземлённый человек, с замечательным карьерным нюхом, но без капли фантазии или дикости. Иногда Юрию казалось, что Ирина сделала это ему назло, а иногда, когда он думал более здраво, он приходил к выводу, что она просто искала тихую гавань чтобы растить сына. Поразительно, но он не испытывал никакой потери от этого разрыва, хоть и был бешено зол, но в конце концов испытывал даже какое-то облегчение.

К этому моменту в России произошли коренные изменения. Была восстановлена власть советов и управление перешло в руки трудящихся. На работе произошёл скандал, к которому приложил руку Надкарни. Что-то щёлкнуло в голове Юрия. Головоломка сложилась и он понял, что должен ехать домой. Спрос на специалистов его класса был велик. И поработав в разных областях, он нашёл себя в строительстве железных дорог, где и познакомился с Игорем Николаевичем.

Теперь, проработав некоторое время с командой специалистов в Москве и подготовив проект железнодорожного строительства до станции Хотанга с перспективой продолжения до Анадыря, Юрий должен был презентовать свой проект в министерстве. Это был очень важный шаг. Именно отталкиваясь от этой презентации, техническая комиссия будет выносить решение о пригодности или не пригодности проекта к общественным дебатам. На счёт этического соответствия Юрий был более чем уверен, тут всё было в полном порядке, но он внёс некоторые изменения в техническую часть, причём в последний момент. Об этих изменениях не знала ни его команда, ни Игорь Николаевич. Юрий мысленно пообещал себе проставиться и всячески извиниться перед всеми за это, но он прекрасно понимал, что эти изменения он не смог бы продавить через команду, в то время как они в сумме и были тем козырем, который на дебатах не сможет перекрыть Читин.

Тимур Егорович Зубатов, председатель комиссии министерства, после доклада Юрия долго молчал, а затем начал со слов:

— Вы это серьёзно? — Удивлённый взгляд этого седого человека и его интонация говорили о том, что Юрию действительно удалось его удивить.

Юрий ответил ему совершенно серьёзным взглядом, ему было не до шуток:

— Конечно.

— Нет, я понимаю, — продолжил меж тем Зубатов, — вы, товарищ Иванов, человек с очень развитым стратегическим чутьём. И я лично считаю, что в той крайне смелой части, где вы подвергли критике и пересмотру концепцию станции в Норильске и Коротчаево, вы можете оказаться в итоге правы, — Зубатов чем-то напоминал одного телеведущего прошлого, тоже смотревшего на своих гостей поверх очков и вечно говорившего в нравоучительной манере, так что зрителям сразу становилось понятно, что прав тут только ведущий, — Возможно, вы правы и в части того, что уже на этом этапе необходимо заложить мощный узел на Хатанге. Пласты там действительно богатейшие, и если ваши расчёты логистики одобрит министерство тяжёлой промышленности, то, возможно, мы стоим на пороге открытия нового промышленного района мирового масштаба, — в чём Зубатов явно сомневался, — Это всё уже тянет на проект неслыханной дерзости и авантюрности. Но вы серьёзно хотите, чтобы под ваш проект министерство тяжёлой промышленности сконструировало и построило для вас дирижабль грузоподъёмностью в несколько тысяч тонн?

Юрий чувствовал спиной взгляд Игоря, прожигающий дыру у него в спине. Этот взгляд должен был спрашивать: «Ты что брат, совсем из ума выжил?»

— Товарищ Зубатов, разрешите вам напомнить. Хатанга находится в районе, где залегают те же самые пласты, что и в Норильске. Титан, никель, молибден там найдены очень давно. Полигайские алмазы тоже открыты давно, речь идёт почти о 40 % мировых запасов технических алмазов, — уверенно отчеканил Юрий, — При нашей схеме логистики, которую проверит и одобрит министерство тяжёлой промышленности и министерство природных ресурсов, — утвердительно подчеркнув слова «проверит и одобрит», продолжил он, — добыча там становится выгодной. Мы не отрицаем план министерства по линии на Анадырь, мы лишь увеличиваем значение таймырского узла и предлагаем смелый эксперимент в логистике.

— Вы не ответили на вопрос про летающего монстра из ваших фантазий, — не позволял сменить тему Зубатов.

— Товарищ Зубатов, а как идёт реконструкция моста через устье Оби? — поинтересовался Юрий.

— Какое это имеет отношение к делу? — насторожено проговорил Тимур Егорович, подозревая, что его опять сбивают.

— Прямое. Ещё когда этот мост только строили при буржуазной власти, возникли очень большие проблемы. Сложнейшая геология. Чередование слоёв грунта и льда, подземные водные потоки, текущие прямо под рекой. В итоге, мост хоть и был построен, но уже через мизерный срок нуждался в реконструкции. Мы имели подобный опыт и на стройке в Норильском направлении, и более того, подобный опыт был и тогда, когда строилась Коротчаевская ветка. При этом строительство можно технологически выстроить совершенно иным образом, если у нас будет кран-балка в небесах, способная перемещать базовые сверхтяжёлые конструкции, — пояснил Юрий.

— Товарищ Иванов, вы такой же безумец, как и товарищ Карпенко, от которого я уже как-то слышал подобные речи, — сказал Зубатов, устало соглашаясь, — Ваш проект проходит по всем формальным признакам и будет принят к рассмотрению. Он очень амбициозный и я сомневаюсь, что вам удастся выиграть общественные дебаты у товарища Читина.

— Спасибо, товарищ Зубатов. А насчёт дебатов — это не нам с вами решать.

На том презентация и закончилась. Игорь Николаевич готов был съесть Юрия с потрохами, хотя вердикт комиссии и был положительным. Он долго высказывал всё, что думает о способности Юрия работать в команде, о его уме, вернее о его отсутствии, о его совести, хотя, что там говорить о том, чего нет. Поостыв и взвесив в голове основные пункты изменений, он спросил:

— Ну, допустим, со станциями я чего-то подобного от тебя и ожидал, но что это ещё за идея с супер дирижаблем? — воскликнул он.

— Ну, ты же сам слышал от Зубатова, что это безумие чистой воды. Мозги у меня, видимо, закипели от работы, — не удержался от ёрничества Юрий, и примиряюще добавил, — Вот завтра мы с тобой съездим к этому самому Карпенко, о котором он говорил, и сам всё увидишь.

Для того, чтобы встретиться с Карпенко, Юрий и Игорь прилетели в Тюмень. Карпенко оказался одним из председателей тюменской коммуны номер один. Это была старая организация, сформировавшаяся задолго до смены власти в стране. Тогда сеть потребительских и производственных кооперативов охватила самые разные сферы жизни людей. При достижении веса в несколько тысяч человек коммуна одной из первых начала печатать свои платёжные средства. А при новой власти смогла распространиться и на соседние города. Когда масса людей перевалила за второй десяток тысяч человек, коммуна стала заниматься не только производственной деятельностью на основе существующих технологий, но и стала вести собственные производственные разработки. В сотрудничестве с местными университетами и привлекая инженеров и учёных из других городов, им удалось создать мощный технопарк по разработке роботизированной техники. Их роботы уже имели известность далеко за пределами родного города и даже страны. Карпенко в этой структуре был инженером-конструктором и параллельно выполнял роль координатора по Ленинскому району города.

Встретиться с ним удалось только вечером, в обстановке его простого кабинета на дому, так как он только покончил со своими кординаторскими обязанностями. Это была переделанная в приёмную однокомнатная квартира в многоэтажном доме, оформленная в спокойном офисном стиле. Приглушённые тона, светлая мебель и запах лазерной печати пополам с кофе. Центр переговорной комнаты занимал круглый стол, на стене висела интерактивная доска для работы, стену напротив занимал шкаф с книгами, а в углу у шкафа ютился буфет. Присмотревшись, Юрий заметил, что книги эти, очевидно, были личным хобби хозяина: здесь были собраны целые серии редких изданий.

Анатолий Николаевич Карпенко был полноватым человеком в годах, невысокого роста, с залысиной посередине головы, напоминающей тонзуру, мясистым лицом и носом картошкой. Растительность на лице он явно не жаловал. А уши врастопырку делали бы его этаким смешным аляповатым старичком, если бы не его глаза. Искрящиеся бездонно голубые глаза казались полны энергии, как колодцы, наполненные молниями.

— Здравствуйте, Юрий Афанасьевич, рад наконец-то увидеть вас в живую, — начал он зычным басом, который не соответствовал его габаритам.

Пройдя к буфету, он предложил гостям напитки.

— Здравствуйте, Анатолий Николаевич, позвольте представить вам Игоря Николаевича Клименко, — сказал Юрий, пожимая руку Анатолию и присаживаясь.

— Здравствуйте, Анатолий Николаевич, заочно мы уже знакомы. Наше управление рассматривает возможность применения некоторых из ваших роботов, — сказал Игорь Николаевич, потирая руку после железной хватки Клименко.

— Очень приятно, и давайте без формальностей — подтвердил Анатолий.

— Хорошо Я хотел бы, чтобы вы продемонстрировали Игорю то, что показывали мне при нашем последнем разговоре, — перешёл к делу Юрий.

— То, за что Зубатов окрестил меня безумцем? Много он понимает, этот Зубатов, — проговорил Клименко с явным пренебрежением, — Компьютер, выведи презентацию по «Небесному крану».

Компьютер вывел изображение на интерактивную доску и приятный голос диктора стал комментировать появлявшиеся слайды и видео:

«Ещё в 2009 году омские инженеры разработали проекты дирижаблей-гигантов с принципиально переработанной система контроля спуска. Это были проекты дирижаблей с грузоподъёмностью тысяча пятьсот и две тысячи пятьсот тонн. К сожалению, в то время инвесторов не удалось убедить в необходимости строительства подобного транспорта. В наше время, когда дирижаблестроение переживает второе рождение, мы возвращаемся к этой теме. Доставка грузов в малонаселённые и труднодоступные районы, необходимость освоения природных ресурсов Сибири, новые большие стройки — всё это бросает вызов привычным способам транспортировки. Представляем вам проект „Небесный кран“».

На экране появилась модель круглого линзовидного дирижабля диаметром около 70 метров.

«Небесный кран представляет собой переосмысление концепции дирижабля с точки зрения новых технологий. Все современные дирижабли имеют модульную конструкцию и выполнены из композитных материалов, обеспечивающих прочность и надёжность, но они все приводятся в движение углеводородным топливом. „Небесный кран“ имеет два источника энергии: вспомогательные солнечные батареи на верхней поверхности линзы…»

Тут дирижабль предстал в разрезе.

«… и ядерную силовую установку в качестве основного источника питания. Его турбинные двигатели выполнены по принципу электрического фена. На борту имеется синтезирующее оборудование для возможности самостоятельного пополнения резервуаров газа в экстренной ситуации. Спускаемая платформа представляет собой готовый временный базовый лагерь для того, чтобы проводить работы на земле, пока не будет пущен постоянный лагерь. На борту имеется пилотируемый самолёт, вертолёт и беспилотные аппараты разведки и доставки грузов. „Небесный кран“ может быть выполнен в двух базовых вариантах грузоподъёмностью 2500 и 4500 тонн. Практический потолок составляет 12000 метров, крейсерсерская скорость на этой высоте 450 км/ч, на более малых высотах она может варьироваться в зависимости от погодных условий вплоть до минимальных 150 км/ч. „Небесный кран“ способен стабилизировано зависать над любой местностью и с помощью кран-балки манипулировать грузами с точностью до 30 см. При наличии наземной команды коррекции и поддержке дронов, точность может быть доведена до 2 мм.»

Когда презентация закончилась, в комнате повисла тишина. Первым её решился прервать Игорь:

— Это просто фантазия на тему или у вас есть инженерный проект и расчёты?

От волнения Игорь встал и теперь расхаживал по комнате.

— Да, совместно с Омском и Иркутском мы разработали полный готовый проект, — заговорил Клименко, покачиваясь на стуле, — Честно говоря, если бы не было ограничений на атомную силовую установку со стороны министерства тяжёлой промышленности, мы бы его уже и построили просто по линии коммуны для коммерческой эксплуатации. Но дело застопорилось на ключевом элементе. Другие силовые установки не дают той самой рекордно низкой цены тоннокилометра, которой мы хотим добиться.

— Я давно следил за их разработками, — убеждая начальника, вступил Юрий, — если бы работы в этом направлении шли с 2009 года, то могло бы и так случиться, что сейчас нам вообще не было бы нужды строить железные дороги. 4500 тонн — это полный железнодорожный состав. Но чтобы переплюнуть железную дорогу, нужны годы, сотни судов и переработанная инфраструктура, а грузы нужны сейчас. Но эти летающие монстры могли бы не просто ускорить, а радикально изменить всю картину строительства железных дорог в труднодоступных районах.

Игорь навис над столом и махом допил свой кофе.

— Да что ты мне рассусоливаешь, — отмахнулся он, — я по-твоему кто? Не понимаю, по-твоему, что ли, что это всё меняет? Но понадобится очень много связок, необходимо будет наладить работу с управлением по атомной энергетике, министерством тяжёлой промышленности, министерством транспорта, управлением авиаперевозок. Ох, и заварил ты, Юрка, кашу, — закончил он как-то невпопад, радостно.

— Это всё нужно делать и Читину. Любой проект массовой стройки подразумевает плотное взаимодействие всех ведомств, — сказал Юрий, разводя руками.

— Одно дело связаться с ними и попросить их сделать то, что они делали всегда, а совсем другое сподвигнуть их заняться совершенно новой для них деятельностью. Чиновник — существо инертное и непривычного не любит.

По лицу Игоря было видно, что идея ему нравится, но он всё ещё немного сомневается в том, что её удастся продвинуть. Дебаты — это дело очень серьёзное, и прожектёрство тут не приемлемо. Если представлять проект, то основания под ним должны быть железные.

— Ну, у нас тоже уже кое-какой опыт продвижения своего проекта имеется, да и иркутские авиастроители ждут не дождутся, чтобы построить нечто масштабное, — подал голос Анатолий, — так что я думаю, мы можем помочь друг другу. Более того, у нас уже есть аэродинамический обсчёт и моделирование на супер-компьютере, мы их сделали за свой счёт, — сказал он как бы невзначай.

Игорь Николаевич остановился и его лицо стало твёрдым и спокойным. Он всегда так делал, когда принимал важное решение.

— Добро. Вы входите в нашу команду, — уже командовал Игорь Николаевич, никого не спрашивая, — Прорабатываете остальные аспекты и будем представлять проект на дебатах. Я в вас верю, теперь нужно, чтобы в вас поверило общество.

Последующие недели работы были загружены до отказа. Юрий летал в Иркутск, в Тюмень, в Москву, в Свердловск, в Нижний Тагил, в Архангельск, в Якутию, в Китай, в Казахстан, и снова в Москву. Посещал места будущих работ в Норильске, Коротчаево и Хатанге. Совещания шли непрерывной чередой, на борту самолёта, в отеле, в аэропорту через виртуальную реальность и в живую. Необходимо было уладить цепочки поставок, согласовать сроки, подтвердить интересы, и так без конца. Китайцы должны были поставить роботов-фермоукладчиков для мостостроя, авиационные площадки должны были подтвердить сроки для изготовления дирижаблей. Необходимо было договориться о поставках топлива для реакторов, согласовать с вагоностроителями новый тип железнодорожных тележек, проконсультироваться у алмазодобытчиков об особенностях их производства и подтвердить интерес к таймырским алмазам. Согласовать с севморфлотом заинтересованность в новом потоке грузов. Работы было невпроворот, и без команды, предоставленной Игорем, и в которую вошли многие представители тюменской коммуны, выделенные Анатолием, он, конечно, давно бы сгорел. Но его функцией было распределение задач, координация работы. Только самые важные и трудные переговоры он вёл сам. Поскольку его проект выходил далеко за рамки стандартного, ему необходимо было проработать многие связи ещё до его принятия, чтобы заручиться поддержкой и согласием максимального количества заинтересованных групп.

Всё шло слишком гладко и Юрий стал даже сомневаться, всё ли он предусмотрел? По его прикидкам, Читин уже давно должен был бы начать ставить палки в колёса его команде. По крайне мере, по линии министерства транспорта Юрий ожидал куда большего сопротивления. Но однажды Лерочка, помощница Юрия, скинула ему ссылку на эфир:

— Посмотри, о чём они говорят.

Юрий в это время был в гостинице в Гонконге и, надев шлем, открыл ссылку. В эфире была популярная передача, в которой известный ведущий Владимир Чайкин беседовал на различные темы с экспертами и видными специалистами в своих отраслях. На этот раз тема была отраслевой баланс. Особенности планирования, и вред и польза новаторства в промышленности. Чайкин, круглолицый и хитрый, как всегда, задавал вопросы с подколкой и неизменным сарказмом в голосе:

— … то есть, вы хотите сказать, что для нашей экономики новые идеи вредны? Разве это не напоминает нам о временах застоя, разве не на этом погорела предыдущая плановая структура? — насел на эксперта Чайкин в своей экспрессивной нравоучительной манере.

— Что вы, что вы. Я имел в виду совершенно иное, — постарался реабилитироваться за какое-то своё предыдущее заявление эксперт из госплана, молодой человек, явно привыкший больше возиться со статистикой, нежели давать интервью, — я пытаюсь сказать, что необходимо сначала договориться о терминах. Новые технологии — это единственное, за счёт чего наша страна может конкурировать на мировой арене, но необходимо различать новые технологии и прожектёрство, фантастические авантюрные мечты. Например, взять хотя бы освоение Сибири. Конечно, нам необходимо широко применять роботов и новую технику, тем более что часть её мы производим сами, а часть может поставить дружественный нам Китай. Но с другой стороны, ведь есть существующие объекты. Огромная часть инфраструктуры нам досталась в наследство и нам необходимо опираться на неё, а не переделывать её.

— Звучит разумно. Вы хотите сказать, что нельзя допускать авантюризма и непродуманных внедрений в промышленности? — понимающе уточнил ведущий.

— Да, именно это я и пытаюсь сказать, — радостно ухватился за эту возможность чиновник госплана, — Многим бы хотелось, например, взять и переделать всё, что уже есть в наших объектах инфраструктуры, якобы они не эффективны. Но мы же помним, как двадцать лет назад подобные эффективные оптимизаторы разграбляли страну. Новаторство должно быть ограничено рамками…

И так далее, и тому подобное. Юрий бы совсем не обратил внимание на эту болтовню, если бы в течении короткого времени на другом центральном канале не вышло следующее шоу с похожей дискуссией. Тогда он связался с Игорем.

— Игорь, здравствуй.

— Привет Юрий, — Игорь Николаевич, судя по тону, явно работал и был занят.

— Ты смотрел шоу Чайкина?

— Вечером жена глядела, я тоже краем уха слышал. Я его не люблю, болтовня — это не моё.

— Бог с ней, с болтовнёй. Мы ждали хода от команды Читина. Это и есть их ход, — перешёл к делу Юрий, чувствуя, что теряет внимание Игоря Николаевича.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Игорь Николаевич.

— А то, что чередой по центральным каналам идёт волна информации о том, что экономика должна быть экономной. План — дело святое, новаторство хоть и хорошо, но лучше уж как-нибудь помедленнее. Думаю, за тем, чтобы перейти к вопросам проблематизации нестационарного атома, дело не станет. Ну, и вопросы того, что инфраструктура — это святое и ничего менять нельзя, куда ж без этого. Эта волна подготовит настроение, и к моменту дебатов общество будет иметь фон из постоянных консервативных обсуждений. Понимаешь, куда я клоню? — разъяснял Юрий, заводясь.

— Ты хочешь сказать, что они манипулируют сознанием? Но так это же уголовная статья, — брови Игоря Николаевича взлетели вверх в изумлении.

— Никакой прямой манипуляции нет. Так просто ты их под статью не притянешь. Они ведь говорят правду, обсуждают реальные проблемы и реальные темы. Просто фон получается однообразный. Формально закон они не нарушают. Нужно что-то придумать в ответ, — Юрий был в растерянности.

— Юра я тебя понял. Этот твой Читин действует через своих покровителей в официальном эфире, а мы пойдём другим путём. Кажется, я знаю, кого привлечь к этому. Минутку, я подключу Анатолия, — на лице Игоря Николаевича светился азарт.

Через пару минут в разговор вошёл Анатолий Николаевич.

— Здравствуй, Анатолий Николаевич, — поздоровались Юрий и Игорь.

— Что так официально, вроде вместе работаем, можно и попроще, — пробасил Анатолий.

— Хорошо, буду попроще, но мне больше нравится с отчеством, — сказал Юрий.

— Анатолий у нас есть проблема, и нам нужны специалисты для работы со СМИ. Насколько я помню, ваша коммуна в своё время с этим плотно работала, — перешёл Игорь к делу.

— Расскажите-ка поподробнее…

В итоге Анатолий сказал, что берёт этот вопрос на себя. Несколько дней ничего не происходило. В эфире были всё те же передачи, и та же дискуссия о «здоровом консерватизме». Иногда выступали одиозные фрики, ратовавшие за совсем исконно посконное, но их «разумные консерваторы» одёргивали. Со стороны же людей, выступавших за прорывное новаторство, в основном приглашали всяких знаменитых фантазёров или проходимцев, которые неизменно выступали за самые радикальные изменения, но фантазии их были столь дики и неправдоподобны, что прислушаться к ним мог разве что фундаментально неграмотный человек.

Затем Анатолий скинул Юрию в коммуникатор ссылку:

— Я кинул клич в нашей коммуне. У нас ребята тёртые, ещё при капитализме рекламные компании поднаторели делать. И чёрный пиар, и партизанские методы освоили, тогда ж без этого было никак, — сказал он, как бы оправдываясь, — Ну, сейчас они, понятное дело, всё в рамках закона сделали, но погляди.

Юрий открыл ссылку и увидел ролик о новейшем прорыве в области медицины. Какой-то доктор рассказывал о том, что они в Москве открыли первый в России центр по выращиванию протезов внутренних органов по новой методике, которая ещё только проходит испытания. Короткий зажигательный ролик, основной упор в видеоряде сделан на вау-эффект от работы сверхточной техники. Камера то и дело облетает роботизированные манипуляторы или проникает внутрь текстур для увеличения. По тексту и буржуев уели, и сердца новые выращивать можно в несколько раз дешевле, чем по остальным методикам. В общем, оставалось только порадоваться за нашу медицину.

— Анатолий, а какое отношение это к нам-то имеет? Ну доктор, ну органы, — воззрился на него Юрий.

— Подобных роликов мы заготовили десятки. Будет идти целая кампания, — принялся растолковывать, как ребёнку, Анатолий, — Они будут стрелять в сети чуть ли не каждый день. Некоторые, как ты видел, вполне профессиональные, другие будут якобы любительские или случайные. Будут и по актуальным событиям, и по историческим прецедентам, и про нереализованные проекты, зарубленные реакционерами. ОГАС вот вспомним, например. И ещё немного в серой зоне поработаем.

После этих слов он прислал ещё несколько ссылок. По ним были какие-то карикатуры, одна из которых изображала знакомого Юрию по передаче Чайкина консерватора в образе луддита, громящего машины. Нарисовано было злобно, не без изюминки.

— Анатолий, за такое и в суд подать могут. Оскорбление чести и достоинства, все дела, — настороженно проговорил Юрий.

— Юра, будь спокоен. Делали не мы. Я просто намекнул паре людей, да и всё, — улыбался Анатолий во все зубы, он явно был горд работой своих людей — Подпись видишь под карикатурой? Это известный карикатурист, сам придумал, сам нарисовал, но с этой стороны нам тоже помощь будет. А насчёт оскорбления скажу тебе, что этот дурак из передачи уже повесил у себя на страничке этот шарж и чуть ли не гордится им.

— Но ведь на эфир то мы никак не повлияем, — не унимался Юрий.

— И не нужно. Чем больше они будут дудеть в свою дуду, тем больше будут загонять себя в яму, — с хитрым прищуром пояснил Анатолий, — Мы будем работать через сеть, пара хороших заходов, и ролики да «фотожабы», высмеивающие этих ребят, будут висеть в топе всех развлекательных ресурсов вообще без нашего участия. Они не угадывают, чего хотят люди. Этот их консерватизм — не та энергия, которой жаждут массы. Массы жаждут прорыва в будущее, а эти хомяки домашние не могут им этого дать.

— Ладно, убедил. По тонкому лезвию ходим, в прелесть бы не войти, — практически сам себе сказал Юрий.

— Ты что, религиозный? Такими словами кидаешься, — неожиданно посерьёзнел Анатолий.

— Не религиозный, просто образованный.

— Я понимаю, о чём ты, — лоб Анатолия прочертила морщинка, улыбка совсем ушла, — но думаю, что ты не до конца понимаешь, чем мы занимаемся. Мы не применяем манипуляций. Мы просто дали импульс для другого рассуждения. Без того, чтобы этот импульс срезонировал с настроениями масс, ничего не будет. Либо правы мы, и общество хочет идти вперёд, и тогда наши вбросы добьют настроение до критической массы, либо прав Читин, и тогда его кампания победит. Можно сказать, что мы стартуем дебаты раньше их официального начала, вот и всё.

— Знаешь, я хотел бы, чтобы вы дополнили кампанию одним напоминанием, — осенило Юрия, — нужно напомнить о построении нового человека, предпринятом в СССР. Не спрашивай зачем, всё потом увидишь.

Иванов ещё много думал над тем, что сказал ему Карпенко. В конце концов, ведь именно за этим он приехал в Союз. Именно это ощущение того, что реальное народовластие возможно, привело его сюда. Там, в США, когда его жизнь уже начала идти наперекосяк, но ещё не обрушилась в пропасть. Когда взгляд и фраза маленького старого вьетнамца уже преследовали его, но он ещё не понял, что нужно с этим делать, он начал замечать новые для себя детали. Ситуации, которые раньше воспринимались, как должное, обрели новый цвет.

В корпорации, где он работал, царила социалистическая атмосфера. Работники, особенно менеджмент, имели большой пакет страховок и всевозможных не денежных бонусов. По американской манере, все обращались друг к другу только по имени, вне зависимости от должности, разницы в возрасте или времени знакомства. Это очень расслабляло и сближало, но эта близость была лишь видимостью. У Юрия был наставник Марк Фарнхем, который взял его и Стива Надкарни под опеку на второй год работы. Они часто выезжали в охотничий домик Марка, чтобы порыбачить на Кенае и отдохнуть. Природа Аляски умиротворяла и давала отвлечься от корпоративной атмосферы. Марк родился здесь, и с детства привык выезжать с отцом в лес, к чему приучил и своих подопечных.

Юрий хорошо помнил, как Марка с помпой уволили. Ему оставалось меньше года до пенсии. Он вёл проект по разработке сланцев в самих США. Местные жители восстали, т. к. разработка велась с полным игнорированием экологических стандартов. Марк отвечал за то, чтобы пресса не писала о местных жителях иначе, чем как о неграмотных ретроградных реднеках, которые совсем одурели в своей глуши и просто не понимают счастья от прихода в регион крупных компаний.

Вскоре после первого всплеска сочувствия общественность поверила в эти байки, и переключила свой гнев на пострадавших жителей. Да ещё и местные байкеры однопроцентники устроили теракт, в котором погибло несколько рабочих. На местных тогда не оттоптался только ленивый. Когда работы подошли к концу, а итогом им стало полное уничтожение подземных вод, компания, не долго думая, свалила всё на Марка. Добыча уже шла, и откатывать что-то было поздно. Его с позором уволили, лишив корпоративной пенсии и всех привилегий, все иски к компании были повешены на него. Руководство, оказывается, и слыхом не слыхивало ни о каких последствиях для экологии. Он был уничтожен. Юрий хорошо помнил, как ещё за несколько месяцев до того, как разразился скандал, Марк отдалился и замкнулся в себе. Он постарался сделать всё, чтобы его протеже не зацепило этой историей. Юрий так же помнил, как именно Надкарни выступал главным разоблачителем Фарнхема перед советом директоров и на суде. Старик сильно сдал во время процесса, и однажды не явился на суд. Полиция нашла его в его домике в лесу, повесившимся на тщательно связанной петле.

СМИ, которые какой-то год назад приглашали Марка в студию для того, чтобы вместе с ним посмеяться над реднеками и пошутить насчёт близкородственных браков, из-за которых у населения глубинки, видимо, все мозги давно скисли, полоскали его без умолку. Теперь из него слепили чудовище, обманом уничтожившее природу целого региона, обманувшего начальство, присвоившего себе миллиарды долларов. Никто и не подумал извиниться перед местными жителями. Какие-то мизерные компенсации им выдали городские власти, и на том вопрос закрыли.

Юрий, столкнувшись с разводом, окончательно осознал, что больше не хочет быть частью всего этого мира. Ему претила лицемерная дружба на работе, когда с неизменной улыбкой тебе пожимают руку и загоняют нож под рёбра. Он презирал систему, низвёдшую людей до рабов медиа и СМИ, забывавших о том, что им рассказывали год назад. И в нём совсем не было жалости к тем, кто, живя в этой системе, не желал осмыслить своё положение и изменить его, как те самые реднеки, с которых всё началось.

Он приехал в Союз именно потому, что поверил, что здесь может быть по-другому. И это была его последняя соломинка для того, чтобы сохранить веру в людей.

Наступил день общественных дебатов по их теме. Дебаты проводились довольно часто, если в комиссиях или министерствах встречались конкурирующие подходы к какому-либо вопросу. Они охватывали различные сферы жизни общества. На этих обсуждениях конкурирующие проекты или законопроекты защищались их инициаторами. Всенародное электронное голосование проходило в два этапа: онлайн во время трансляции самих дебатов, и офлайн в течении месяца, когда запись дебатов и сами проекты могли посмотреть все желающие. В течении месяца голосования участники дебатов не имели права более дорабатывать свои проекты или выкладывать в сеть свои комментарии или замечания. Результаты считались по сложной формуле, в которой вес голосов варьировался в зависимости от компетентности человека, его веса в общественной работе и так далее. Результаты дебатов считались окончательным решением. Обязательно присутствовал блокирующий пункт «против всех» на случай, если вдруг ни один из проектов не показался общественности привлекательным.

Формат их больше всего напоминал защиту диссертации или докторской. Выступления и презентации сторон. Вопросы комиссии, вопросы сторон друг другу и заключительное слово. Модератор дискуссии никогда не допускал базара или нарушения регламента, это жёстко каралось, вплоть до снятия с дебатов.

По результатам жеребьёвки выступление открывал Читин. Его презентация сопровождалось слайдами, видео и объёмными моделями:

— Уважаемые товарищи. Мы представляем вам наш проект северной железной дороги. Этот проект был рассмотрен и признан возможным всеми ведомствами нашего Союза, — растекался он сладкой патокой, — Мы провели многочисленные консультации с министерством тяжёлой промышленности, все узлы нашего проекта много раз опробованы и отработаны. Мы предлагаем пролить железную дорогу от города Норильска до станции Хатанга, далее через Тикси и Угольное по северу нашей страны до самого Анадыря. Эта магистраль Транссиб-2 позволит связать нашу страну в северных широтах и сделать многие районы ранее недоступные пригодными для освоения.

И так далее и тому подобное. В своей речи Читин упирал в первую очередь на проверенные и освоенные технологии. Второй Трансиб должен был стать важной транспортной артерией, но он предлагал строить его из того, что есть. Вся новизна проекта заключалась лишь в самой новой дороге. Но это была и сильная сторона его проекта. У него были очень чёткие обсчёты от госплана по объёмам поставок рессурсов, поскольку были использованы только те технологии, которые уже были в эксплуатации, поэтому предсказуемость в его проекте была очень высокой.

Юрий смотрел на него и не мог понять. Где в этом невысоком человеке средних лет, без выдающихся внешних черт скрывается та гниль, которую он обнаружил? Он доподлинно знал, что этот человек не чист на руку. Рано или поздно комитетчики обнаружат улики и его посадят. Но сколько он не всматривался, сколько он ни глядел, он никак не мог рассмотреть в нём хоть что-то, что выдало бы его. Читин в своём выступлении был величайшим радетелем за народное хозяйство, его рачительность чувствовалась во всём, после его выступления оставалось впечатление, что если довериться этому человеку, то будущее окажется в бесконечно надёжных руках.

Когда он закончил, настала очередь Иванова:

— Уважаемые товарищи. Я хотел бы, чтобы вы взглянули на экран и посмотрели, что же такое Хатанга.

На экране появилось видео с облётом посёлка. Малоэтажные дома всего пара улиц, аэропорт, котельная, небольшой ДК и речной порт. Посёлок насчитывал от силы 10 000 жителей.

— Невероятная природа этого сурового северного края хранит в своих недрах несметные богатства: медь, титан, полиметаллы, золото, молибден, никель, железо, сурьма, бор, ртуть, соль, каменный уголь, нефть, газ, слюда, гипс, уникальные месторождения импактных алмазов, содержащие до половины мировых запасов этого сырья. Всё это лежит в субарктических условиях в полной неприкосновенности и недоступности для человека. Несмотря на возрождение арктического морского пути, Хатанга пока остаётся от него в стороне. И всё так и останется, поскольку добывать все эти богатства некому, а стоимость их добычи и транспортировки запредельная.

На экране появилась кинохроника из железнодорожного строительства прошлого века. Комсомольцы основывают поселения и прокладывают новые пути.

— Условия для строительства железной дороги на крайнем севере очень тяжёлые. Вечная мерзлота, пучинистые почвы, бесконечные болота и мелкие речушки — всё это условия, в которых нам предстоит работать, — продолжал нагнетать Юрий, — Если проводить аналогии, я хотел бы напомнить, как весь Советский Союз в восьмидесятых годах прошлого века работал на постройку одной только Коротчаевской ветки железной дороги. Но именно освоенность Новоуренгойского месторождения стала залогом выживания страны на последующие тридцать лет.

На экране появилась схема транспортного терминала:

— Проторенного пути не существует, никто в мире до нас не делал ничего подобного. Но я предлагаю сделать так, чтобы эти ресурсы стали доступны нам уже сегодня. Наша команда спроектировала новый тип железнодорожных терминалов пригодный для условий севера, — Юрий посмотрел на комиссию. Он понимал, что ему необходимо убедить не людей, сидящих в зале, а тысячи людей, смотрящих трансляцию. Его глаза горели и он обращался в камеры — Сейчас составы формируются из специализированных вагонов. Эти вагоны на ключевых сортировочных станциях всё время перетасовываются с помощью локомотивов. Их приходится гонять с пути на путь, и фомирование одного состава может занимать часы. Мы предлагаем уйти от традиционной схемы сортировочных станций. Вместо них мы предлагаем закрытые линии без тупиков, с кран-балками для разгрузки-погрузки. Как в порту, когда приплывает корабль и на него загружают контейнеры. Состав полностью становится на линию погрузки-разгрузки, кран сканирует метки на контейнерах состава, и снимая нужные, полностью загружает его всего за 20–30 минут. Это потребует совсем иных поездов, нежели сейчас. Мы предлагаем отказаться от классической схемы локомотивного движения. Можно установить электродвигатели на сами телеги подвижного состава, сделать их высокоскоростными и беспилотными. Каждая телега будет представлять собой самодвижущуюся платформу под контейнер стандартного размера, и при переформировании состава нужно будет сменить только контейнеры. Для питания электродвигателей мы применим токопроводящий рельс. В этом регионе это практически инвариант, потому что провода не применимы из-за оледенения. Мы предлагаем использовать четыре экспериментальные станции: Коротчаевскую, Норильскую, Хатангскую и ещё одну у Хатангского залива. Там, в заливе, мы планируем разместить порт, через который, благодаря контейнерной таре, будет чрезвычайно удобно поставлять и забирать грузы со всей ветки.

На экране появились слайды с моделями новых железнодорожных тележек, новым типом состава, портом, транспортной моделью региона и отметками новых комбинатов на месте разработки ископаемых. Затем эти слайды сменились «Небесным краном» и роботами-рельсоукладчиками.

— Конечно, стройка подобного масштаба в таких условиях потребует новых технологий, которые наши НИИ уже готовы нам дать. Это и многоцелевой дирижабль «Небесный кран» грузоподъёмностью в 4000 тонн, и новый подвижной состав для высокоскоростной дороги, и новые технологии строительства для того, чтобы возвести комфортабельное жильё для всех, кто захочет осваивать этот труднодоступный регион. Типичные купольные домики здесь не подойдут, всё-таки это Заполярье, но монолитные бетонные купола с шубой из пенополиуретана как раз созданы для подобных условий. Нам необходимо будет напечатать сотни таких домов, но когда мы закончим, мы получим новый центр, готовый дать доступное сырьё всем высокотехнологичным отраслям нашей промышленности, а так же готовые технологии для продолжения Транссиба-2 в кратчайшие сроки, и модернизации всего нашего железнодорожного хозяйства, — закончил Юрий не без некоторого пафоса.

Настало время вопросов. По правилам дебатов первым отвечал на вопросы он.

— Скажите, а как вы собираетесь обеспечить высокоскоростную дорогу на такой широте? Её и на юге-то не просто сделать, — задал вопрос кто-то из комиссии.

— Спасибо за вопрос. Кроме специального проекта самого полотна, которое мы планируем укладывать с помощью термитной сварки, мы так же планируем использовать систему автоматической балансировки вагонов, что позволит им проходить повороты на высокой скорости. Кроме того, составы будут обеспечены дронами для разведки и наблюдения, это не считая системы мониторинга на самой дороге.

— А зачем вам такой огромный дирижабль, да ещё и атомный? Это же очень опасно, — спросил представитель агентства авиаперевозок.

— Современные советские дирижабли не падают. А проект «Небесного крана» предусматривает многократное резервирование, поэтому особой опасности нет. А для всей северной стройки это устройство сможет обеспечить качественное изменение. Мы сможем моментально передислоцировать посёлки строителей. Мы сможем помогать монтажу, сможем доставлять грузы, сможем доставлять в готовом виде сверхтяжелые конструкции, изготовленные на юге. С подобным устройством время стройки сокращается в несколько раз.

— В планах министерства транспорта нет порта Хатанга, — подал голос Читин.

— Действительно, он и не нужен при текущих условиях. Но если принять нашу схему, то разработка месторождений становится выгодной. Более того, если использовать нашу новую схему разгрузки, то негомогенные перевозки море-железная дорога-море-автотранспорт становятся очень выгодными и быстрыми, — распалялся Юрий.

— Но вся инфраструктура заводов заточена под специализированные вагоны. Мы не в США. Это там всё подвозят автотранспортом, а у нас везде железнодорожные подъездные пути, вы игнорируете существующую инфраструктуру — решил перейти к обвинениям Читин.

— Отнюдь, и для любого завода всё останется точно так же. Моторизированная телега с завода приезжает на станцию, получает свой контейнер с грузом и точно так же сбрасывает его на разгрузке завода. Нет нужды гонять вагоны с железной дороги до разгрузки, все вагоны в деле.

И так далее и тому подобное. Юрию пришлось ещё не раз объяснять и про выгоду от дирижабля, и обосновывать в цифрах экономическую выгоду от выигрыша по времени на новых станциях, и выигрыш от ускорения передвижения составов. Но главного вопроса, который он так ждал, никто ему не задал. Пришла очередь Читина отвечать на вопросы. Комиссия так же насела и на него. Он отвечал, приводил обоснования, доказывал, что классический проверенный подход не только хорош, но и соответствует текущим планам, а значит будет получена значительная выгода, поскольку нет нужды проводить изменения. Когда Юрий почувствовал, что вопросы комиссии практически иссякли, он задал свой вопрос:

— Алексей Васильевич, а какой предполагается в вашем проекте эффект, — выдержав паузу, Юрий ввернул, — для строительства нового советского человека?

Читин замялся впервые за сегодняшнее выступление и попытался найти слова:

— Ну как же, Трансиб-2 будет новой транспортной артерией связывающей страну. Это обеспечит новые транспортные возможности и коммуникации… — он пытался найти слова чтобы, сказать ещё что-то.

— Но ведь это есть и сейчас. В Союзе практически нет проблемы с движением людей. Личная малая авиация, новые самолёты и дирижабли и так связали людей страны между собой, — заметил кто-то из комиссии.

— Ну, будет больше возможностей для заселения районов крайнего севера и их освоения… — не сдавался он, хотя аудитория начала чувствовать, что он выдумывает на ходу.

— Но ведь старая транспортная схема не делает добычу полезных ископаемых здесь рентабельной, производство логичнее размещать южнее, да и жить в этих районах не особо полезно для здоровья, — опять парировали из комиссии.

— Нуу… Товарищ Иванов, а что вы скажете на этот счёт? — попытался вернуть вопрос Читин, что на этом этапе дискуссии не запрещалось.

В этот момент Юрию практически стало его жаль. Он попался в эту ловушку с головой и, как и рассчитывал Юрий, не был способен ответить на этот вопрос, так как не рассуждал в этих категориях. Для Читина сфера строительства человека находилась за пределами рассмотрения и понимания, кроме того, он просто плохо знал историю Свердловской железной дороги.

— Уинстон Черчиль когда-то сказал: «Я не могу предложить ничего, кроме крови, тяжелого труда, слез и пота». Вступив в бой с природой Севера, мы обеспечим нашему обществу, а если возродим практику международных стройотрядов, то и миру, новый фронтир. Этим проектом мы даём нашей цивилизации новые пространства для освоения, новую границу, куда должны устремиться все, кто жаждет свежего и неизведанного, кому трудно дышать в офисах или в рутине мегаполисов, но кто готов героически трудиться и видеть, как его руками воздвигаются города там, где до этого был только лёд. Эта новая граница освоенного мира, бросающая вызов всем лучшим человеческим качествам. Именно здесь будет выкован новый советский человек. Стройка в условиях Арктики, когда нужно быстро принимать решения, брать на себя ответственность и работать на общее огромное дело — это личный вызов каждому, кому рутина уже набила оскомину. На стройке подобного рода, как это уже было на стройке Коротчаевской ветки, как воздух нужны будут молодые, инициативные рабочие люди со свежим подходом. Возникнут новые города, целиком построенные теми, кто будет жить в них. Поверьте, человек совсем иначе относится к городу, который он воздвиг своими руками посреди снежного ничто. А ведь строительство в Заполярье — это почти как строительство на Луне. Оно потребует рывка в технологиях, рывка в управлении и личного героизма всех, кто будет участвовать в нём, — Юрий выступал, как на митинге, — Управление Свердловской дорогой на несколько лет станет главным заказчиком новых технологий в стране. Причём не абстрактных «технологий», а очень конкретных технических решений. Молодые люди получат здесь признание и поле для работы не по каким-то бумажкам и надуманным регалиям, а по делам и заслугам. Если кто-то думает о карьере, то это тоже идеальное место. Только на Севере вы сможете взлететь до начальника участка или архитектора города практически сразу после университета. Работу и испытания для этого мы вам дадим, придётся очень много пахать, мало спать и забыть о себе, но и возможности ваши будут практически безграничны. Карьеристы и проходимцы вылетят сразу — они не способны работать самоотверженно. Но те, кто останутся, будут достойны управлять тем, что им будет поручено, и они будут молоды, эпоха их достижений ещё будет впереди. Люди, воспитанные на подобном процессе, будут авангардом общества, с которых остальные смогут брать пример.

Юрий ликовал. Он выплеснул в этой речи то, что давно кипело внутри него, даже если бы после этого дебаты оказались безнадёжно проигранными он всё равно был бы счастлив. Эта жажда нового прорыва витала в воздухе уже долгие годы, но никто не решался высказать её окончательно. Советский человек должен был заявить о себе не как о обывателе, а как о хозяине природы и мира, но никак не решался снова делать этот окончательный шаг. Ему всё казалось, что новая неудача на этом пути похоронит все надежды теперь уже навсегда. Но Юрий верил в людей, и ставил на них всё.

После были ещё какие-то небольшие вопросы, но в целом на этом дебаты завершились. После дебатов Юрий встретился с Игорем и Анатолием в баре неподалёку от здания министерства. Пригласили туда и команду проекта.

— Ну, как мой счёт? — самодовольно спросил он.

— Ты проиграл вчистую, — Игорь был подавлен — что же теперь будет?

— А ты, Толя, тоже думаешь, что я проиграл? — осведомился всё так же улыбающийся Юрий.

Анатолий посмотрел на товарища, ожидая подвоха.

— Счёт не в твою пользу почти в два раза, но ты сияешь. Колись, в чём подвох? — спросил он Юрия настойчиво.

— Да ты что? Ты же сам подал мне эту идею.

Анатолий и Игорь воззрились на него непонимающе.

— Ну вы даёте. Кто главным образом голосует онлайн? — сжалился над друзьями Юрий.

— Ты хочешь сказать…

— Именно это я и хочу сказать, — перебил он Анатолия, — онлайн голосуют в первую очередь заинтересованные. Специалисты, партийцы, министерцы — те, кто следит за профильными заседаниями больше всего. Их голоса наиболее весомые, и даже тут мы получили всего два к одному.

— О чём вы толкуете? — Игорь воззрился на них непонимающе.

— Он хочет сказать, что даже среди наиболее консервативной части мы зацепили очень многих, — начал пояснять Анатолий, до которого, кажется, начало доходить, — но следующий месяц голосовать будут все, кто посмотрит трансляцию, а это обычные люди, и если мы правильно угадали предыдущие настроения, то их будет много-много больше, чем специалистов.

— Бармен, пива мне и моим друзьям, — крикнул Юрий, — сухой закон рабочего периода объявляю закрытым, нужно отметить.

Бармен налил в кружки пенящегося азотированного напитка, похожего на сметану.

— Который сейчас час? — спросил Юрий, отхлёбывая из бокала.

— Десять вечера, — ответил бармен.

— Как раз уже новости прошли и все закончили работу. Ну-ка, Толя, открой страницу голосования, — попросил Юрий.

Анатолий открыл страницу, и они с Игорем не поверили своим глазам. Счётчики уже сравнялись, при этом счётчик Читина, вырос на какие-то несколько сотен голосов.

— Ну, за победу! — возвестил Юрий, глянув на экран, — всё-таки народовластие — великая вещь! До дна! — и уже тише, — А то когда начнётся стройка, нам снова будет не до этих маленьких радостей, — и совсем про себя, — ну что, Фи? Наверное, я не такой уж и потерянный.

— До дна! — подхватили друзья и подняли бокалы.