Спящая Красавица

Глава 25 Допрос

Утром Виктора разбудил грохот. Он с трудом заставил себя открыть глаза и сесть, долго моргал, как будто настраивая четкость своего зрения, и, наконец, рассмотрел Грейс. Девушка замерла на пороге, придерживая двери руками. Видимо, поспешив к нему в комнату, она не рассчитала силы, толкая двери, и таким образом стала причиной грохота.

Глубоко вздохнув, девушка ярко-красной фурией метнулась к окну и широко распахнула шторы, впуская в комнату солнечный свет.

— Ты такой бледный, я решила, что немного солнца тебе не помешает, — улыбнулась Грейс. Виктор потер глаза и устало буркнул:

— Будить меня для этого было обязательно? Мне кажется, за последние несколько недель я еще ни разу не проснулся просто потому, что выспался, а не от того, что кто-то меня разбудил…

— Я, может, соскучилась, а ты мне весь кайф ломаешь своими капризами.

Виктор в ответ лишь улыбнулся и послушно поспешил вылезти из кровати. Грейс в кои-то веки не пыталась заставить его валяться в постели весь день, и такую возможность упускать было нельзя.

— Кстати. Ты можешь вызвать как можно скорее своих сиделок? И Дэвиэну, и Сашу? У меня возникла пара вопросов…

— Считай, они уже здесь, — Грейс кивнула, вытащила из кармана брюк телефон и скрылась в прихожей.

Она никогда не задавала вопросов. Виктора немного удивляла эта ее черта, ему всегда казалось, что такие девушки, как Грейс должны быть очень любопытными, но она переубедила его. Она никогда не задавала лишних вопросов и никогда не делала обиженное выражение лица, стоило ему хоть о чем-то умолчать.

Она знала, что рано, или поздно, он все ей расскажет. И была абсолютно права.

Виктор проводил ее взглядом и скрылся в ванной, что бы хоть как-то привести себя в порядок.

— Поразительно, — обратился он к своему отражению, уже одеваясь, но фразу свою так и не продолжил, все еще придирчиво осматривая себя.

С момента возвращения из Безмирья прошло всего несколько дней. Всего несколько дней в нем жила Болезнь, он даже почти научился ее сдерживать. Но даже этих нескольких дней оказалось достаточно, что бы что-то в нем незаметно изменилось и продолжало меняться. Он не изменился внешне — не осунулся и не стал бледнее, да и тени под глазами не стали темнее. Было что-то еще. Что-то во взгляде, что-то в движениях, обычно рассеянных, раскованных, но немного резких.

Пока шло время, Болезнь, понемногу, захватывала его.

Виктор закатал рукава рубашки, оголяя татуировки на запястьях и, засмотревшись на эти рисунки, задумавшись, вдруг поймал себя на мысли, что этим утром даже не вспоминал о Тристане. Он не пытался найти ее рукой, он не проснулся с желанием снова уснуть, лишь бы вернуться к воспоминаниям, ему не хотелось спрятаться от этой пустоты и боли, которая теперь сопровождала его, и не хотелось вернуться назад, что бы снова просыпаться рядом с ней.

Что-то заставляло его забыть. И он не мог сказать, что это было плохо.

Он не звонил отцу слишком давно. С последнего их разговора прошло несколько недель, хотя Виктор обещал позвонить, стоит появиться каким-то новостям. Гадатель знал, что Пенелопа звонила Учителю, когда они вытащили Грейс, но так же он отлично понимал, что Грег ждет именно его звонка.

Инстинктивно Виктор понимал, что Учитель хочет сказать ему что-то очень важное.

Он набрал номер Учителя и дождался гудков, досчитал до трех и услышал его голос.

Как и всегда, Грег чувствовал, что Виктор звонит ему. Его голос не был ни заспанным, ни уставшим, а наоборот, бодрым, как будто Учитель несколько часов просидел у телефона с книгой, в ожидании звонка.

В прочем, Виктор не мог быть уверенным, что это было не так.

— Первый, — Учитель улыбался в трубку. — Ты обещал звонить, если что-то случится.

— Я забыл. Бывает, — Виктор сел в кресло и потер лоб. — Пенелопа тебе все рассказала?

— Она рассказала мне, что вы использовали доску Уиджа, что вы нашли Звезду и что ты напился и разбудил спящую красавицу.

Виктор рассмеялся в трубку и не ответил.

— В любом случае, сынок, — голос Грега вдруг зазвучал обеспокоенно. Эти интонации Виктор еще никогда не слышал у своего отца, он был всегда уверен в себе и своем сыне, но сейчас что-то его волновало. — Ты в порядке?

— Кашляю, но это не то, что может меня убить. Да и Чистильщик, которого ко мне прислали, оказался обладателем весьма… радикального взгляда на свое братство. Так что, если в ближайшее время нигде не появится тикающий крокодил, я еще какое-то время попорчу тебе репутацию…

Виктор бодрился из последних сил. Ему хотелось рассказать кому-нибудь, кто понимал бы его эмоции, как сильно ему не хочется, что бы Джек и правда был причастен к этому делу. Он не мог сказать об этом Пенелопе потому, что не хотел передавать ей еще и свои тревоги, а его отец наверняка знал обо всем и так.

— Не в этом смысле, — Учитель фыркнул. — Мне кажется, с тобой должно что-то произойти, но что именно я не могу увидеть.

— Если ты не можешь, то что уж говорить обо мне?

— Ты сильнее меня, сколько раз повторять, — Грег разочарованно вздохнул. Виктор представил себе, как отец изящным движением касается лба запястьем, словно пытаясь показать ему, что его упрямство вызывает у него жар, и невольно улыбнулся. — Ты даже сильнее, чем должен быть. Ты не только Гадатель, ты что-то большее, просто ты не хочешь этого видеть в себе.

— Ты прав, не хочу. Я бы даже не признавал свою способность предсказывать, но, к сожалению, предвидение не та вещь, о которой можно просто забыть, — Гадатель пожал плечами. Он прекрасно знал, что их разговор придет именно к этому. Снова раздражение и ругань, вместо спокойного диалога.

Видимо, поймав себя на такой же мысли, Грег тихо шикнул в трубку:

— Я не хочу сейчас ругаться с тобой, Первый, — он постучал ногтем по трубке и Виктор поморщился. — Эта девушка, Грейс. Она нравится тебе?

— Какая разница? — Гадатель рассеянно улыбнулся. Он поднялся и стал бродить по комнате, пытаясь найти, чем занять руки. Перебирал листы в блокноте на тумбочке, заглядывал в ящики, поправлял стопки одежды.

— Она странная, почти как Крысолов. В том смысле, что, мне кажется, она близка к обретению какой-то силы, или чего-то подобного, или… Я предчувствую что-то. Но не могу увидеть все четко, как будто кто-то мне мешает, — он вздохнул. — Попробуй понять, что вас ждет в будущем.

— Я вижу в ее будущем работу и семью, отец, — Виктор запнулся. Ему было странно, что он чувствует сожаление, говоря о подобном будущем для Грейс.

— Ты просто не хочешь видеть и признавать… — снова начал Грег, но не стал продолжать. Махнув рукой на упрямство сына, он произнес: — Подожди немного прежде, чем принимать какие-то решения.

— Ладно, — Виктор вздохнул. В какой-то момент он пожалел, что отца сейчас не было рядом с ним, что бы можно было попросить совета прямо здесь и сейчас, почти ничего не объясняя. Он знал, что Учитель прочитал бы его сомнения по его выражению лица, и тем более понимал, что разделенные тысячами километров, общаясь только по телефону, они не могут читать мысли друг друга по мимике и движениям. Сейчас все было гораздо сложнее.

— Мы вчера поймали девочку-барменшу, когда она пыталась подкинуть мне Ловца, — отчеканил он. Со стороны его отца послышался тихий стук, похоже, Грег уронил курительную трубку. Учитель тихо закряхтел в телефон, видимо, наклонившись, что бы поднять беглянку, и только после этого произнес:

— Ты ей увлекся.

— Она — Источник. Я только вчера это понял, но порвал с ней намного раньше.

Грег присвистнул. Он отлично понимал, что Виктор может увлечься симпатичной девушкой просто потому, что ему скучно, или он все еще страдает из-за Тристаны, или просто потому, что он пьян. Он с детства приучал своего сына не привязываться к тем, связь с кем будет мимолетной и быстро забудется, но в то же время, просто по голосу Виктора, по его интонации, он понял, что не так было с Аурикой. Как и его сын, он на мгновение ощутил ее тепло и так же привязался к ней.

По крайней мере, Виктор был в этом уверен. Его отец обладал эмпатией, и это часто служило ему на пользу.

— Мы расспросили ее, и она сказала, что сиделки были ее сообщницами. Они все работают на Оливера.

— Что ж…

— Этого следовало ожидать, да, — Виктор закивал. — Не знаю, как вести себя с ними прямо сейчас.

— Будь собой. Ты справишься, просто задавай правильные вопросы и действуй по обстоятельствам. Ты о чем-то еще хочешь спросить?

Виктор помолчал, собираясь с силами:

— У меня есть версия, что к этому причастен Джек.

— Хочешь, что бы я снял тебя с этого задания?

— Нет. Нет, ни за что, — Виктор четко осознавал, что действительно не хочет уходить, не разгадав эту загадку. — Я справлюсь, даже если он стоит за всем этим.

— Если что-то случится, обязательно позвони, — произнес Грег.

— Последний вопрос, — Гадатель облизнул губы и выпалил, стараясь избавиться от этих слов как можно скорее: — Что ты можешь сказать о местах силы?

— Что бы ты держался от них подальше. А если найдешь одно — уничтожь. От них одни беды и страдания, даже если говорят иначе.

— И как мне сделать это?

— Способы всегда разные, но я верю, что ты найдешь правильный ответ, — Учитель замолк и повесил трубку, не прощаясь и не предупреждая. Как, в прочем, и всегда.

Виктор глубоко вдохнул и замер. Он догадывался, что ответ Учителя будет именно таким. Он вспомнил, что и сам пару раз читал что-то о таких местах и это были не книги о Бермудском треугольнике или подобном. Чаще это были заметки, зачастую на полях старых книг по магии, о том, что где-то нашли очередное место силы, а потом, в самом конце, на форзаце Виктор мог найти какие-то даты и перечень событий. В таких местах не жили люди, но в такие места часто приходил кто-то. Их называли божьими местами и приходили туда просить о чем-то Богов, словно забывая, сколько бед одно исполнившееся желание может принести. Они не связывали это с местами силы и винили только себя.

Таким местом был маяк, о котором писала Грейс. Виктор был уверен в этом и надеялся, что им удастся избежать визита туда, хотя и отлично понимал, что все получится совсем иначе.

Грейс действительно оказалась расторопной и вызвала сиделок сразу же после просьбы Виктора. Женщины приехали довольно быстро, так что застали Виктора завтракающим. Пенелопа же наоборот, пришла чуть позже. По ее взъерошенным волосам и заспанному взгляду безошибочно угадывалось, что она всю ночь не спала, а потому, как она смутилась, стоило Виктору посмотреть ей в глаза, с кем она всю ночь проговорила. Виктор начинал немного беспокоиться о ней, вот-вот должно было наступить Полнолуние, а в Полнолуние Пенелопа хуже всего переносила осознание того, кем именно она является. В этот период просыпалась самая чувствительная и эмоциональная ее часть.

— Полнолуние скоро, — тихо произнес Гадатель, когда девушка села рядом.

— Да, — Пенелопа поморщилась, снова встала и достала из кармана пачку сигарет. — Трудно быть Женой и Жрицей одновременно. По крайней мере, это продлится всего пару дней…

— Что это значит? — тут же вмешалась Грейс. Она опустилась на то место, которое только что освободила Пенелопа, и теперь внимательно смотрела на Медиума.

Пенелопа растеряно замерла, потом махнула рукой в сторону Виктора и отошла к окну, открывая форточку и закуривая.

Грейс перевела взгляд на Виктора. Гадатель почувствовал себя совсем как когда-то в детстве — ему было немного обидно и, в то же время, смешно. Когда Джека по каким-то причинам не было рядом, а от Виктора и Пенелопы требовали каких-то объяснений, маленькая Медиум, как правило, именно таким образом переводила всю ответственность на друга. Язык у Виктора был подвешен не так хорошо, как у Крысолова, так что он начинал сначала мямлить, а потом неожиданно дерзить, огрызаться и пытаться избежать дальнейших вопросов, и выглядел при этом ужасно жалко и комично.

— Пенелопа — Жрица. Она подвластна лунному циклу и вместе с Луной она проходит все стадии. Тебе повезло, ты застала ее в период растущей Луны. В такие дни Пенелопа олицетворяет собой юность, она цветет и пахнет, она готова свернуть горы и узнавать новое. Хотя сарказм у нее даже в этот период не отнять.

— Что значит повезло? — Грейс удивленно вскинула брови. Виктор терпеливо вздохнул и продолжил:

— Иероним познакомился с Пенелопой, когда Луна шла на убыль и умирала. Вместе с ней старела и умирала Пенелопа. Представь себе весь ее сарказм, тщательно приправленный старушечьей ворчливостью и уверенностью в своей мудрости, присущей только самым древним старикам. Это… тяжело, поверь мне, — он улыбнулся, снова посмотрев на Пенелопу. — В Полнолуние ей хуже всего. В детстве было немного проще — она становилась более женственной, взрослой и вила из нас с Джеком веревки, сама того не понимая, а сейчас… она даже поцеловать своего любимого человека не может, связанная клятвами, а три дня в месяце олицетворяет собой Женщину, готовую заводить семью. Или, точнее, она превращается в ту девушку, какой была бы, будь совершенно обычной. Юную, влюбленную и жаждущую любви в ответ.

— Ты меня запутал, но, кажется, я что-то поняла, — Грейс потерла виски и осеклась, когда дверь в номер открылась. Иероним спускался в бар, что бы позвать Аурику, и теперь привел ее с собой.

— Вот теперь все в сборе, — произнес альбинос, прикрывая за собой дверь. Виктор кивнул, залпом допил остывший кофе, и обвел присутствующих взглядом.

Ему все меньше хотелось здороваться или что-то объяснять — он был уверен, что они и так знают, зачем они здесь. Он краем посмотрел на Грейс, пытаясь подобрать нужные слова, что бы начать говорить, посмотрел на ее немного напряженную улыбку и, вдруг, вспомнил едкий запах лекарств, окружавший спящую девушку два года. Быть может, попытайся он обнять ее, он снова почувствовал бы этот запах. Этот запах наверняка останется с ней надолго — впитавшись под кожу, в каждую частицу ее тела, он смоется окончательно еще очень не скоро.

Виктор вспомнил тонкие некрасивые шрамы на запястьях, уродовавшие тонкую бледную кожу девушки в Безмирье и исчезнувшие сейчас. Он замечал иногда, как Грейс морщится и трет левое запястье, будто оно все еще ноет или болит, или и вовсе кровоточит по ночам.

Гадателю пришли в голову первые минуты ее пробуждения и то, как она, словно испуганная маленькая девочка, рыдала в его объятиях и все никак не могла успокоиться.

Ему давно было наплевать на то, что кто-то может хотеть его смерти. То-есть, конечно, это его шокировало и заставляло мысленно содрогаться, но в то же время он отчетливо осознавал, что может понять своих недоброжелателей. Он может понять их решения и поступки, даже если не может их одобрить.

Гораздо больше его выводило из себя то, что мистер Льюис втянул во все это Грейс, совершенно постороннюю девушку. А сиделки и Аурика ему подыграли.

Виктор сделал глубокий вдох и мысленно досчитал до десяти, прогоняя ярость и нервную дрожь, и оставляя вместо них спокойствие.

— Я думаю, мне нет смысла рассказывать вам историю о том, как Оливер усыпил свою собственную дочь для того, что бы заманить к себе кого-то из тех, в чьих жилах есть магия. По каким-то причинам он посчитал, что я буду лучшим вариантом. Возможно, именно в этом и была его ошибка, — Виктор с удивлением услышал, как тихо фыркнул Иероним. Обычно невозмутимый Чистильщик, казалось, не мог скрыть своего презрения к человеческой недальновидности.

Виктор почти физически ощутил, как напряглась Дэвиэна. Краем глаза он заметил намек на самодовольную улыбку на устах у Саши. Почему-то именно это придало ему бодрости.

— Еще Оливер обратился к тем, кто единственный может убить такого как я. Мало кто об этом знает, а откуда узнал Оливер мне, как весьма плохой копии Шерлока Холмса, еще только предстоит выяснить. Он заключил сделку с Чистильщиками, что стало причиной присутствия здесь и сейчас Белоснежки, — Виктор кивнул на Иеронима. Ухмылка тут же исчезла с лица Чистильщика, он недовольно сощурился, но промолчал. — Оливер даже нашел женщину, которая сделала ему вот это, — Виктор достал из кармана Ловца и показал всем. — Это такая штука, которая может забрать магию у умирающего колдуна и передать ее тому, кто, допустим, совершенно бездарен. Даже место, которое выбрал Оливер не случайно. За городом есть маяк, который построен в очень энергетически сильном месте.

Пенелопа прервала его, тихо кашлянув. Виктор обернулся и молча бросил ей Ловца, даже не задумавшись, просто зная, что она намекает именно на это. Девушка повертела камушек в руках, тут же убрала в карман и снова полезла за сигаретой.

— Вчера Иероним поймал Аурику. Ловец был у нее, она несла его мне, что бы подбросить в тумбочку. Иероним, по мнению Оливера, со своей работой не справился, так что он нанял еще одного Чистильщика. Я не знаю, где его искать, и когда он объявится, но что-то подсказывает мне, что совсем скоро. И это совсем не дар провидения, — Виктор развел руками: — Возражения?

— Зачем ты собрал нас? — тут же спросила Дэвиэна. Ее голос больше не звучал убаюкивающее. Ощущение, которое ее голос вызывал теперь, скорее было сравнимо с той тревогой, что испытываешь, стоит ветру стать чуть сильнее, чем обычно, а вою собак прозвучать чуть позже, чем пройдет ранний вечер.

— Что бы вы ответили на мои вопросы, принцесса Ди, а после прекратили ошиваться рядом с Грейс.

— С чего бы нам делать это? — Дэвиэна скрестила руки на груди и нахмурилась. Она старалась выглядеть безразличной, но серьезной, словно все еще не до конца осознавала, что происходит. Она защищалась, даже сама не до конца это осознавая, и Виктору даже показалось, что она готова наброситься на него.

— Потому, что это Ваш единственный шанс, Дэвиэна, доказать, что Вы отличаетесь от Оливера. Поверьте мне, я не побоюсь отдачи и прокляну Вас, если захочу. Я — Гадатель. Помните об этом, — он положил руки себе на колени, тыльной стороной вверх, что бы женщины постоянно видели его татуировки.

Эти татуировки пугали даже его самого. Рисунок был почти ничем не примечателен, простые ровные линии, теплые краски, но Виктор знал, что они значат на самом деле. Бывали ночи, когда он просыпался от легкого покалывания в коже, в тех местах, где были татуировки, и после засыпал с трудом, что бы утром открыть глаза и понять, что полон сил и веры в то, что знает, где должен оказаться дальше.

Виктор медитировал, связывая эти татуировки с ритуалом, как, в прочем, и любой другой член Колоды. Татуировки на спине Пенелопы связывали ее с Луной так же, как татуировки Виктора связывали его со стихиями.

Это были не просто отличительные знаки, не просто способы связи и восстановления сил. Это было клеймо означающее, что у его носителя есть Магия, и поводок для того, что бы остановить зазнавшегося.

Так думал Виктор. Быть может, так же думала и Пенелопа. Но многие, даже Учитель, носили эти татуировки с гордостью.

— Она не станет с тобой говорить, Гадатель, — Саша вдруг схватила с блюдца перед Виктором чашку из-под кофе, перевернула ее, что бы гуща стекла по стенкам, а после поднесла к своему лицу и принялась вглядываться в получившиеся кофейные кляксы. Виктор скептически хмыкнул, женщина посмотрела на него и тут же поставила чашку обратно, смутившись. — Дэвиэна слишком упряма, она не сможет признать своих ошибок. Но я… я и Аурика, мы не откажемся с тобой говорить.

— Такой подход меня не устраивает, — Виктор покачал головой. Дэвиэна удивляла его. Он не мог смириться с таким поведением и поверить, что она не считает поступки Оливера неправильными. Единственное, что могло оправдать ее — это Магическая Лихорадка. Дэвиэна уже была готова на все, лишь бы стать колдуньей, но еще не решалась все это осуществить.

Он узнавал в ней Тристану и понимал, в каком печальном положении находится женщина.

— Я передумал, — вдруг произнес Иероним. Виктор вскинул голову, глядя на Чистильщика с интересом. — Мы должны их разделить. И расспросить по отдельности.

Он посмотрел на Пенелопу, и у Виктора внезапно екнуло сердце, словно во взгляде или движении альбиноса было что-то особенное. Он смотрел на Медиума с трепетом и в то же время сомнением.

— Мы с Гадателем останемся с Дэвиэной, а вы возьмите с собой оставшихся женщин и поговорите с ними где-нибудь в другом месте, — отчеканил он.

— С чего это ты решил, что знаешь лучше нас? Ты всего-то наемный убийца, — вдруг поднялась со своего места Грейс. Она подбоченилась и смотрела на Чистильщика с вызовом. Виктор улыбнулся, глядя на Иеронима — он слегка растерялся, хотя, похоже, отчаянно пытался сделать вид, что совершенно спокоен.

Бледный и спокойный Чистильщик был явно полной противоположностью дерзкой, энергичной и страстной Грейс. На глазах у Виктора они общались впервые, хотя даже этой пары фраз ему хватило, что бы понять, какой конфликт между ними назревает. Этот конфликт пока был почти незаметен, он только зарождался, но Виктор уже ощущал его, каждой своей клеточкой.

Прежде, чем Иероним успел открыть рот, что бы ответить Грейс, Виктор вступился за него:

— Именно потому, что он Чистильщик, я доверяю ему больше остальных в том, что касается допросов, — он посмотрел снизу вверх на Грейс и тут же отвел взгляд.

— Ты уверен, что поступить так, как хочет он — правильно? — девушка поджала губы. Виктор чувствовал, что она ждет решения именно от него. Она решила бы все сама, но сейчас она верит, что главенство за ним. И он должен решать.

— Грейс, Пенелопа. Возьмите с собой Сашу и Аурику, и оставьте меня и Иеронима наедине с Дэвиэной.

Грейс развела руками.

— Тогда мы будем в моем номере, — больше ни она, ни Пенелопа не проронили и слова. Медиум затушила окурок, выбросила его в форточку и, вместе с Грейс, Аурикой и Сашей, поспешила к выходу из номера.

Проводив Сашу взглядом, Виктор в очередной раз вспомнил русские сказки и злых ведьм. Сказки часто казались ему правдивее той истории, о которой пишут книги, и сейчас он чувствовал это особенно остро. Словно Саша не столько злая ведьма, сколько ехидная старуха, обладающая мудростью, невольно оказавшаяся не на той стороне.

Иероним коротко коснулся его плеча — легко, тут же убрав руку, просто чтобы привлечь внимание, и тут же сел рядом.

— Я надеюсь, ты понимаешь, что не выйдешь отсюда, пока не станешь немного более разговорчивой, — Иероним подался чуть вперед.

Виктор же наоборот, откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. Короткого взгляда на Иеронима ему хватило, что бы вспомнить одни из их самых первых разговоров, в котором Чистильщик упоминал, что лучше него в Братстве нет никого.

Он снова удивлял Виктора тем, как резко изменился. Он не был похож на того растерянного и задумчивого юношу, который когда-то называл Виктору свое имя, и не был похож на человека, решившего изменить мир, но все еще сомневающегося, каким стал неделю назад. Он был другим. Таким, каким Виктор видел его лишь однажды, тогда в баре, когда произошла их первая встреча.

"Интересно, — вдруг задумался Виктор, — он уже тогда настолько сомневался в своем Братстве, что так легко поддался на мой блеф…"

Теперь Иероним лишь внешне выглядел уставшим. Залегшие под глазами темные круги и впавшие щеки не исчезли, но в его выражении лица, в его движениях и интонациях не было даже намека на переутомление.

Он был Чистильщиком. От корней волос до кончиков ногтей. Каждой фиброй его души, каждой клеточкой тела он был идеальным Чистильщиком, даже если его Братство представляло себе идеал совершенно иначе.

— Начинай говорить, — отчеканил Иероним. Виктор перевел взгляд на Дэвиэну. Женщина нервно сжала в руках подол своей юбки, но лишь сильнее поджала губы, показывая им, что говорить не намерена.

— Надеюсь, — протянул Виктор, — ты не собираешься предложить мне игру в плохого и хорошего полицейского. Из тебя хороший не получится, а я даже под дулом пистолета не соглашусь угощать ее пончиками.

— "Хороший полицейски-злой полицейский" — полная херня, — ответил Иероним. — Но нам стоит начать попробовать расспросить ее по-хорошему.

Виктору не понравилось, какой акцент Чистильщик сделал на последнем слове. Первая ассоциация, появившаяся у Гадателя, была именно с Инквизицией и пытками, и от одной мысли о насилии над сидящей перед ними женщиной, ему стало дурно. Как бы сильно ему ни хотелось получить от Дэвиэны хоть крупицы информации.

Но Дэвиэна молчала.

— Дэвиэна, ведь уже понятно, что у Оливера ничего не получится, — Виктор закатил глаза. — Зачем же упрямиться?

— Ты недооцениваешь мистера Льюиса. И пока он сам не скажет, что провалился — я ничего не расскажу о том, что знаю. Даже если этот белый варвар подвергнет меня пыткам.

— Белый варвар, — Виктор не смог сдержать улыбки и посмотрел на Иеронима. Чистильщик был невозмутим. Он встал, повернулся к Виктору и замер, как если бы ждал распоряжений.

— Быть может, нам и правда стоит попробовать пытки? — тихо, но четко произнес он и, видимо приняв молчание Гадателя за согласие, направился к шкафу.

После того, как Виктор позволил ему занять диван в гостиной, Иероним сдал ключ от своего номера и перенес весь свой скудный багаж к Гадателю.

С собой у него был лишь странного вида небольшой темно-коричневый чемоданчик, позвякивающий каждый раз, когда Иероним рылся в нем или передвигал с места на место, и сумка побольше, в которой Чистильщик хранил одежду.

— Дэвиэна, Вы знаете, кто такие Чистильщики? — Виктор подался вперед и посмотрел на Дэвиэну исподлобья. — Это детище Святой Инквизиции. Они не остановятся ни перед чем, что бы узнать правду, — он скосил взгляд на Иеронима и нервно прикусил губу. Ему никогда не нравился ни этот металлический звон чемоданчика Иеронима, ни мысль, что в чем-то Братство Чистильщиков все еще не далеко ушло от своих корней.

Чистильщик молча положил на стол чемоданчик и открыл его, демонстрируя Виктору и Дэвиэне содержимое.

Виктор несколько раз напряженно моргнул, глядя на набор из нескольких пар тонких и, по-своему, изящных щипцов, спиц и игл. Здесь были и странные устройства цилиндрической формы, казалось бы полые внутри, но в то же время с торчащими на одном из конце шипами, что-то напоминающее пилу, обратные ножницы, ножи и снова спицы, но теперь как части странных приспособлений.

Виктор, в силу своей причастности к магии, избегал лишних знаний о пытках. Мысль о том, что родись он в средневековье, ему пришлось бы выдержать все это и, скорее всего, он даже не смог бы погибнуть, заставляла его содрогаться.

То, что он увидел сейчас, мало походило на то, о чем он когда-либо читал. Жуткие инструменты одновременно и приковывали к себе взгляд, и вызывали ощущение ужаса.

— Наверное, страх перед такими вещами у меня в крови, — пробормотал Виктор. Ему не стало дурно, но вдруг стал душить приступ кашля, и продолжил он лишь успокоившись.

— Ты в порядке? — спросил Иероним. Виктор посмотрел на него краем глаза и коротко кивнул, понимая, что это не столько знак внимания, а попытка намекнуть ему, что здесь и сейчас все эти инструменты не имеют к Гадателю никакого отношения.

— Дэвиэна, — Виктор видел во взгляде женщины и страх, и решительность и это ему совершенно не нравилось. Он потер подбородок, задумавшись, и не переставая на нее смотреть.

Ему нужно было найти ее слабое место до того, как Иероним пустит в ход свои инструменты. Чистильщик, похоже, понимал, что Виктор не хочет спешить, и специально не торопился, осторожно, но тщательно проверяя остроту каждой иглы и каждого ножика.

Иероним пугал Дэвиэну тем, что умеет. Виктор слабо улыбнулся и решил, что должен действовать так же.

Достав из кармана колоду и быстро ее развернув, он пару раз перетасовал карты и вытянул одну. Посмотрев на играющих на поляне детей и лося, держащего на рогах солнце, Виктор лениво произнес:

— Дэвиэна, у Вас ведь есть внуки? — он взглянул на женщину и снова опустил взгляд, глядя на собственные руки, тасуя колоду. — Не бойтесь, отвечайте. Это никак не связано с Оливером.

— Да. Вы сами знаете об этом, — произнесла женщина, неохотно. Виктор заметил едва слышный стук зубов, как будто женщина боялась сильнее, чем ей самой хотелось бы.

— Сколько? — Виктор вытащил еще одну карту и посмотрел на трех детей, собирающих в корзины монетки, которое им сыпало с неба солнце. — Трое? Два мальчика и девочка?

— Откуда Вы… — Дэвиэна удивленно выдохнула и привстала. Иероним тут же махнул рукой, останавливая ее, и усадил обратно:

— Не приближайся к нему, — пояснил Чистильщик. Виктор почувствовал себя неловко, но постарался сдержать удивление.

— Откуда Вы узнали? — переспросила Дэвиэна.

— Я — Гадатель, сколько можно Вам повторять, — Виктор чувствовал, что повторяя уже второй раз за утро эту фразу, чувствует раздражение. Он вытащил еще одну карту и произнес, вглядываясь в изображение красной башни, обвитой змеей, и многорукой богини войны и смерти у ее подножия: — Что же с их родителями? Они погибли? В аварии?

Дэвиэна молчала. Она не побледнела — посерела. Виктор напугал ее и женщина, похоже, не знала, как ей реагировать на происходящее. Гадатель отложил карты в сторону и склонился к женщине:

— Сколько Вам лет, Дэвиэна? Пятьдесят? Или больше? — Гадатель кивнул ей на Иеронима и тихо спросил: — Как Вы думаете, Вы выдержите пытки?

Женщина молчала. Виктор покачал головой. Ему не было жалко Дэвиэну, даже не смотря на то, что он был против насилия. Ему было жалко тех детей, которые потеряют последнее, что осталось от их семьи. А в том, что это произойдет, если Иероним возьмется за пыточные инструменты, он не сомневался.

— Вы не сделаете ничего, крики услышат в отеле и…

— Я могу купить этот отель, Дэвиэна. Вы думаете, бизнесмены уровня Оливера платят мало тем, кто занимается прогнозами для них? — Гадатель покачал головой. — Подумайте о своих внуках, Дэвиэна.

Женщина молчала. Виктор посмотрел на Иеронима. Чистильщик натягивал тонкие кожаные перчатки, в некоторых местах запачканные чем-то бурым. Гадатель прикусил губу — ему становилось все неуютнее.

— Я могу начать с иголок под ногти. Или отрывания ногтей. Или… — начал Иероним, снова перебирая свои инструменты, и вдруг замолк. Он вскинул голову, глядя на Дэвиэну, и просто молчал.

Виктор повернулся к женщине. Дэвиэна сидела закрыв руками лицо, ее мелко трясло, как от холода, страха и отвращения к себе одновременно:

— Я расскажу, хорошо. Я расскажу.

Виктор испытал облегчение, хотя и сам толком не мог понять, потому ли это, что сиделка все же заговорила, или потому, что Иероним так и не пустил в ход все свои инструменты.

Дэвиэна опустила руки к своему подбородку и так и замерла. Она смотрела прямо перед собой, но, казалось, ничего не видела. Похоже, Виктор и Иероним напугали ее настолько, что даже не применив к ней пытки, довели ее до состояния, в котором человек готов признаться в чем угодно, лишь бы его отпустили. Присмотревшись, Виктор увидел, что она плачет — тихо, неслышно и почти незаметно. Не трясет плечами, не шмыгает носом и даже не стонет. Только слезы, бегущие по щекам и выдавали ее.

— Он нашел меня сам. Написал письмо по электронной почте, сказал, что ему какая-то цыганка порекомендовала мои услуги. Мол, я не только хороший медик, но и в эзотерике разбираюсь. Я спросила, что этот человек нам предлагает и он ответил, что его предложение — подарить мне настоящую магию, а не те попытки гадать или что там еще, которые у меня есть. Он знал про то, что я дружу с Сашей и про то, что Аурика — наша воспитанница. Все знал. Что мы вместе пытаемся колдовать. Что я и Саша познакомились в медицинском училище, и все это только убеждало его, что мы подходим ему идеально. Еще и то, что здесь маяк рядом…

— И Вы согласились.

— А Вы бы не согласились? — Дэвиэна развела руками. Виктор поразился тому, как не замечал раньше ее жажды. Ее лихорадило и едва заметно трясло от одного присутствия Гадателя рядом, ведь он мог колдовать, ведь в его жилах текла магия.

— Если бы Вы были мной, обычным человеком, разве Вы бы не согласились?

— Я не знаю, — Виктор пожал плечами. — Я мечтаю стать обычным человеком, но если кто-то сделает мне предложение вроде того, что Оливер сделал Вам — я откажусь. Вероятно, будь я на Вашем месте, тоже отказался бы.

— Вам так кажется, — произнесла Дэвиэна, склонив голову набок. Ее снисходительность задела Виктора, но он не подал вида. — Я согласилась. Уговорила Сашу и Аурику и согласилась, сначала даже не спрашивая, что он хотел. А потом он рассказал, и я… согласилась, — женщина пожала плечами.

Когда Грейс будничным тоном говорила о жизни в Безмирье и убийствах, Виктору не становилось не по себе. Ему не хотелось ударить ее, не хотелось заставить ее понять, что она не права.

Дэвиэна всего лишь говорила о том, что согласилась на предложение мистера Льюиса и ее тон по-своему его раздражал… Виктор снова откинулся на спинку дивана и скрестил руки на груди, как если бы защищался.

— В чем был его план? — спросил Иероним. Похоже, Чистильщик заметил, что Виктор злится, увидел, как Гадатель хмурится и смотрит на женщину, и решил взять все в свои руки.

— Он сказал, что знает способ, получить магию и что для этого ему просто нужно будет найти носителя магии и провернуть кое-какое дело. Он постепенно рассказывал нам, сначала о том, что нам придется следить за спящей девушкой, потом о том, что к нам приедет магичка или волшебник и нам придется убедить его или ее остаться. Потом он сказал, что для того, что бы украсть у кого-то магию, нужно убить его и…

Виктор прикрыл глаза рукой и поджал губы.

— Вот так просто. Мир сложная штука и многие вещи в нем, мне не понять никогда.

— Вообще-то, внимание Чистильщиков к этой женщине было бы совершенно оправдано. Я так считаю, — вдруг произнес Иероним.

— Белоснежка, пожалуйста… Не сейчас, — Виктор вздохнул и кивнул Дэвиэне: — Продолжайте.

— Потом он сказал, что ухаживать мы будем за его дочерью, и поэтому он просит от нас самой лучшей заботы о ней. Все это время Саша возмущалась. Мы тогда много спорили, она настаивала, что я втягиваю нас в неприятности, но я всегда добиваюсь желаемого. Всегда, — женщина вытерла ладонями щеки и снова вцепилась в подол своей юбки. — Аурике поручили только подкинуть Ловца. В ее задачи не входило ни сближение, ни влюбленность, ни что-то еще. Она не справилась.

— Мне сейчас очень жаль, что я настолько нетерпимо отношусь к насилию, что не дам Иерониму пустить свои инструменты в ход, — прошипел Гадатель. — Мне совершенно плевать, что я должен был умереть по его плану, меня поражает, как спокойно вы согласились стать соучастниками убийства и то, что Вы согласились помочь ему ввести собственную дочь в подобие комы.

— Я думала, что он имеет право решать за нее.

Виктора переполняли эмоции — удивление, злость, ужас и что-то еще, все это его почти душило. Он вдохнул и не смог выдохнуть.

— Ты в порядке? — раздался рядом с ним голос Иеронима. Гадатель вздрогнул, почувствовав его легкое прикосновение, тряхнул головой и будто очнулся от забытия. — Слушай, если тебе тяжело…

— Все в порядке, — Виктор отмахнулся и снова посмотрел на Дэвиэну: — Я надеюсь Вы никогда не попадете в мир магии. Люди, которые готовы платить чужими жизнями за нее не то, что вы не достойны ее. Вас просто нельзя к ней подпускать, что вы ничего не натворили, — он потер переносицу и тихо добавил: — Хотя бы ради внуков, Дэвиэна, остановитесь сейчас.

Его беспокоило то, как много людей в последние годы были поражены этой Лихорадкой. Словно мир постепенно поражала эпидемия и люди, один за другим, просыпались с мыслью, что нуждаются в магии.

— Я не считаю нужным с ней разговаривать дальше, — Иероним принялся закрывать свой чемоданчик. — Я уведу ее?

— Да, если… считаешь нужным, — Виктор потер лицо руками, избегая смотреть на Дэвиэну. — Пусть Аурика успокоит ее и отведет домой. А я хочу поговорить с Сашей.

Иероним увел Дэвиэну, но Виктор этого даже не видел. Только слышал, как закрылась за ними дверь.

Он не узнал ничего нового, все сказанное Дэвиэной они знали и так. Но, почему-то, рассказ сиделки вызвал у него столько негодования и злости, словно он слышал о таком варианте развития событий впервые. Что-то другое злило его. Что-то еще, не только слепое согласие Дэвиэны на план мистера Льюиса, что-то, что вертелось на языке, но никак не могло оформиться в сознательную мысль.

А потом Виктор понял. Больше всего его раздражало то, что он не понял, что сиделки его обманывают. Он понимал, что Аурика очаровала его, что он не мог пройти мимо источника, но в то же время не мог найти оправдания тому, что так слепо доверился двум сиделкам.

Виктор посмотрел на чашку, оставленную Сашей, взял ее со стола и стал всматриваться в остатки кофейной гущи на стенках. Он видел не то, что видела бы там Саша. На его глазах цыганочка из кофейной гущи сделала пару па, и Виктор тут же решил, что это его прошлое. Он увидел что-то, напоминающее маяк, и фигурку старика, что бродит рядом туда-сюда, крест и что-то, по очертаниям напоминающее череп.

— И что ты там видишь? — раздался у него над ухом голос Грейс. Виктор вздрогнул и поднял взгляд, смотря на девушку. Глядя на нее он немного успокоился и перестал злиться на себя.

— Вижу свое прошлое. Еще маяк, Оливера, Белоснежку и смерть, — рассеянно пробормотал Гадатель. Он даже не задумывался о своих словах, просто на автомате озвучивая то, что видел. Испуганный взгляд Грейс отрезвил его, и Виктор слегка сжал ее руку в своей:

— Спокойно. Будущее гибкое и изменчивое. Все еще может наладиться.

— Я ведь могу поймать тебя на слове, — в ответ улыбнулась Грейс. — Сейчас поднимутся Иероним, Пенелопа и эта женщина, Саша.

— Хорошо, — Виктор кивнул. Ему не хотелось сейчас ни с кем говорить, но просто сидеть вот так, держать ее за руку и чувствовать, что чувствует и делает все верно.

Вскоре Пенелопа и Иероним привели Сашу. Старуха выглядела так, словно торжествовала. Виктор насторожился бы, но, почему-то, Саше он симпатизировал больше ее товарок. Ему казалось, что эта старуха лучше остальных осознает, что происходит.

— Кто из вас троих дал Грейс яблоко, из-за которого она уснула? — сразу же спросил Гадатель. Ему не хотелось терять время, и он был благодарен, когда сиделка стала отвечать так же быстро:

— Я отвозила мистера Льюиса на маяк, — прохрипела Саша. — Но яблоко заколдовал он сам. Он сам положил его в корзину с фруктами, которую принесли в номер.

Виктор почувствовал, что Грейс сжимает его руку чуть сильнее. Ее пальцы дрожали, хотя внешне она оставалась совершенно спокойна.

— Как он проинструктировал вас, что вы должны были делать?

— Следить за тем, что бы с юной леди все было в порядке. Чтобы ей не стало хуже. Мы ухаживали за ней и, кстати, то, что она смогла встать на ноги так быстро и наша заслуга тоже, — ответила Саша. Казалось, говоря все это Виктору, она чувствует облегчение, словно постепенно избавляется от тяжелой и страшной ноши. — Мы должны были тщательно изучить твое дело, что бы знать, на что надавливать, когда ты приедешь, что бы ты остался. Хотя, говоря про сны и прочее, мы не врали.

— Я знаю, — Виктор кивнул. — И благодарен хотя бы за это.

— Как Оливер отреагировал на пробуждение дочери? — резко продолжила за Гадателя Пенелопа. Сиделка повернулась к Медиуму, кивнула ей и ответила:

— Он разозлился. Мы хотели, что бы он поговорил с ней, но он был так зол, что в первый день мы не решились дать трубку молодой леди.

Грейс поморщилась — Виктор понимал, что ей неуютно и больно слышать что-то об отце, и тем более о нем говорить.

Любому было бы больно на ее месте.

— Он поговорил со мной на следующий день. Выражал бурную радость, обещал приехать в течение недели, — произнесла Грейс. Виктор это и так знал, ведь она уже рассказывала об этом. — Потом я пыталась снова с ним созвониться, но он ссылался на дела. Может он просто понимает, что откусывая яблоко, я знала, что произойдет, и боится этого разговора.

— Любой бы его избегал, — Пенелопа пожала плечами. Она снова достала Ловца и теперь заворожено рассматривала его. — Я, конечно же, имею в виду любого нормального человека, но не буду отвечать за психопата, усыпившего собственную дочь. Без обид, Грейс.

Грейс пожала плечами. Она казалась совершенно равнодушной к происходящему, но, наверное, каждый из присутствующих понимал, какого труда это ей стоило.

Иероним прервал молчание первым:

— Вы знаете, кто вдохновил Оливера на это?

— Он что-то говорил про ведьму, но не называл имен, — Саша пожала плечами. — Я, так понимаю, она взрослая и опытная, кто-то из ваших…

Виктор посмотрел на Пенелопу и нахмурился. Девушка выгнула бровь и поджала губы, и Гадателю ее намек был предельно ясен. Единственная женщина, которую они знали, и которая подходила под критерии "цыганка" и "ведьма" была Тристана. Но Тристана не подходила по возрасту, да и едва ли была бы способна придумать столь хитроумный план.

Виктор почувствовал себя неуютно. Он не верил в то, что Тристана была причастна к происходящему. Он был уверен в этом настолько же, насколько верил в участие во всем Джека. Это был его стиль, его почерк. Это чувствовалось в каждой мелочи — как тщательно он пытался подобрать нужные ему подставные, и не очень фигуры, как старательно пытался привязать ко всему магические артефакты, как хитро он водил их за нос.

К тому же Джек все еще был Трикстером. Пусть его и звали Крысоловом, Виктор отлично знал, что не только это имя лучше остальных охарактеризовало бы его лучшего друга. Виктор назвал бы его Локи. За все его коварства и злые шутки, а так же за мастерство перевоплощения.

Увидев, что Пенелопа готовится задать ему вопрос о Тристане, Виктор перебил ее и задал вопрос Саше:

— Знаете, где Грейс прятала дневник?

— Нет. Этого мы не знали, хотя когда со стены исчезла одна из рамок, почти сразу догадались, что в ней что-то было…

Виктор фыркнул, а потом долго не отвечал. Он потер переносицу и закрыл глаза, задумавшись, и тут же, вздрогнув, осекся, услышав голос Чистильщика. Иероним задал вопрос:

— Вы знаете, где находится тот, кого прислали вместо меня?

Саша посмотрела на Виктора, словно спрашивая у него одобрения этого вопроса, но когда Гадатель кивнул, заговорила не сразу.

— Когда он приехал, он первым делом пришел в бар и сказал, что знает кто такая Аурика. Девочка испугалась, но не подала виду. Тогда он сказал, что она должна помочь ему скрыться. Он знал, что Гадатель вычислит его, а тем более вычислит, если теперь среди его челяди есть Чистильщик.

— И она… она спрятала его? — Виктор едва сдержался, чтобы не скривиться.

— А ты на её месте предпочел бы жить дальше в постоянном страхе, что он встретит тебя в темном переулке и убьет? — Саша ухмыльнулась. — Я понимаю, что поведение девочки тебя несколько оскорбляет, но и ты ее пойми…

— Ты не тому человеку этот вопрос задаешь, — фыркнула Пенелопа. — Так где же второй Чистильщик?

— В квартире ее брата. Рома на две недели уехал и оставил ей ключи, что бы она иногда протирала пыль. Вот мы и…

— Как скажешь, — выдохнул Виктор. — Белоснежка, ты хоть знаешь, кого прислали вместо тебя?

— Могу ли я быть уверенным в той информации, которую мне предоставляют? — парировал Иероним. — Пусть женщина опишет его.

— Я не уверена, что у вас такие часто встречаются, — Саша криво улыбнулась и посмотрела на Чистильщика. — Как и ты, он слишком заметный. У него рыжие космы и голубые глаза.

Иероним не отвечал. Виктору даже показалось, что альбинос боится вздохнуть.

Напряжение в комнате все возрастало, оно покалывало виски, запястья и шею, стук в стук с ударами пульса. Виктор тряхнул руками, пытаясь избавиться от этого ощущения, просто смахнуть его, но неудачно.

— Ты знаешь его? — озвучила общий вопрос Грейс, обращаясь к Иерониму.

— Мы все друг друга знаем, — огрызнулся альбинос и, замявшись, добавил: — Я знаю его. Это Саймон Нортлейк. И это не то имя, которое мне назвали.

— Судя по твоей реакции, даже не то, которое тебе могло бы понравится.

Виктор с трудом мог представить себе, что сейчас чувствует Иероним. Теперь, когда из-за одного неверно подобранного задания, он лишился всякого доверия своего братства и окончательно расстался с собственной верой в свое братство, Иероним смирился с происходящим. Быть может он и шел к этому решению долго, но даже спустя годы ему это далось очень тяжело, и это понимали как Виктор, так и Пенелопа. Медиум спрыгнула с подоконника, подойдя к Чистильщику, осторожно коснулась его плеча. Альбинос вздрогнул, но впервые за все эти дни даже не попытался ее оттолкнуть.

Может быть, он и правда был не таким, каким считал его Виктор.

Гадатель с сожалением отпустил руку Грейс, поднялся и отошел к окну. Запах сигарет Пенелопы не выветривался и Виктор пару раз кашлянул, тут же успокоившись, и присел на подоконник, испещренный ожогами от сигарет Пенелопы. Солнце за спиной прибавляло ему уверенности в своих силах и спокойствия, и сейчас это ощущение было нужно ему как никогда сильно. Даже если оно было обманным.

— То, что к тебе приехала Пенелопа, уже было неожиданно, — вдруг снова прервала молчание Саша. — Вы ускорили процесс развития ситуации.

— Странно, что он не догадался, что я приглашу медиума, — Виктор фыркнул. — Когда имеешь дело с миром потусторонним, без того, кто способен по таким мирам гулять не обойтись.

— Я убедила его, что вы так не сделаете. Точнее, я не сказала ему, что вы можете это сделать, а та ведьма, что вдохновляла мистера Льюиса, наверное, надеялась, что он сам догадается.

Ответ Саши удивил Виктора. Даже все же согласившись на план своих подруг, эта женщина все равно стояла на своем. Она не верила в то, что делает, ей не нужна была магия. Ее поведение говорило лишь о том, что ей было нужно что-то другое.

— Почему Вы вообще согласились в этом участвовать, Саша? — Виктор чуть наклонился вперед. Он все больше понимал, откуда у него брались мысли, что Саша, наверняка, сбежала из славянских сказок. — И теперь так охотно отвечаете на мои вопросы? Почему Дэвиэна Вам не помешала?

— Слишком много вопросов, господин Гадатель, — Саша расплылась в жуткой, но теплой улыбке. — Я знала твоего отца, в юности, и была в него влюблена. Ради него я стала гадать, хотя знала, что он никогда не вернется в мою жизнь. Когда я поняла, что смогу увидеть его сына, мне стало интересно…

— И как? Оправдал он Ваши ожидания? — Грейс улыбнулась. — Мои вполне. Неприступный, печальный Принц.

Виктор смутился. Он принялся рассматривать узоры на подоконнике, образовавшиеся за все недели, что Пенелопа была с ним рядом. По степени ожога на гладком дереве, Виктор почти безошибочно угадывал, какая из сигарет в какой из дней лунного цикла была выкурена.

— Такое точное определение, спасибо, мисс Льюис, — Саша рассмеялась. — Те же движения, та же манера говорить, та же манера работать. Ты настоящий сын своего отца.

Виктор виновато улыбнулся, но не ответил. Ему хотелось бы сбежать от этих привычек, от всего, что объединяло бы его с Учителем. Виктор любил отца и в то же время не хотел становиться таким же. Боялся этого, хотя знал, что это неизбежно. Он все больше и больше становился похож на Учителя — была ли это любовь к французским булкам, или медленно открывающиеся способности к гипнозу. И все это не могло не огорчать Гадателя.

— Вы не ответили на последний вопрос, Саша.

— Дэвиэна не мешает мне потому, что пообещала не мешать делать то, что я захочу, когда наша работа будет завершена, даже если я захочу кому-то об этом рассказать. А она завершена — Ловец у тебя, ты привязался к мисс Льюис. То, что должно произойти дальше зависит уже не от нас, — женщина развела руками. — Я только одного боюсь. Что даже зная план мистера Льюиса, вы ошибетесь и он добьется своего.

— Ну, это мы еще посмотрим. По крайней мере, тогда Вы получите настоящую магию.

— Мне она ни к чему.

Слова Саши ласкали слух. Встречая столько одержимых магией в последние дни, Виктор радовался каждому, кто так просто относился к магии.

Гадатель прикрыл глаза, прислушиваясь к тиканью часов, и мысленно повторил последнюю фразу Саши несколько раз. Эта женщина понимала, насколько счастлива, будучи свободной. Виктору отчаянно хотелось симпатизировать ей, к тому же он все еще не мог заставить себя отделаться от ассоциаций со старыми сказками.

Именно так в его представлении вела себя славянская Баба-Ега. Именно так откидывала назад прядь спутанных грязно-серых волос, именно так незаметно следила за каждым его движением и ехидно улыбалась. В том, что Саша не была из Колоды у Виктора даже не было сомнений, но в то же время он был уверен, что она оказалась рядом не просто так.

— Кое-что меня очень смущает во всей этой ситуации, — Виктор вцепился в подоконник посильнее, словно боялся упасть. — Неужели только из любопытства?

— Ты не можешь так просто оставить это? Так тревожишься из-за ее отца, — Саша посмотрела на Грейс и развела руками: — Кто-то должен был за вами присматривать, раз Геда была так далеко. Кто-то должен был сделать так, что бы с юной мисс Льюис было все хорошо, и что бы молодой Гадатель остался в целости и сохранности.

— Вы и про Геду знали, — ахнула Пенелопа, хотя в ее голосе не было даже намека на удивление.

— Но Вы не смогли бы противостоять мне, — вмешался Иероним. Виктор заметил, что Чистильщик снова становится мягче, по-своему спокойнее, и теперь по мелким изменениям в его выражении лица, едва заметной мимике можно было понять, какая же у него на самом деле реакция.

— Ты не знаешь, как хорошо я умею прятать людей, — прохрипела ему в ответ Саша, и Виктор едва сумел избежать мысли о том, что прятала бы она его, наверняка, в печке.

И в то же время ему стало легче. Интуиция не подвела его и Саша действительно оправдывала всю симпатию, что вызывала, даже не смотря на весьма необычную и пугающую внешность.

— Вы тоже можете идти, — наконец произнес Виктор после долгой паузы.

Саша поднялась и подошла к нему:

— Прости, что мы делали это все, — она подалась вперед, привстала на цыпочки и поцеловала его в лоб, как будто почувствовав то же, что и Виктор, как будто поняв, что ледяной ком в легких Гадателя снова начал расти, и решив согреть его.

И в свое прикосновение, в это движение она вложила все тепло, которое могла, даже не будучи способной к таким вещам.

А после она направилась к дверям, медленно и устало.

Виктор прикусил губу, обдумывая услышанное, и вдруг вспомнил вопрос, который он забыл задать.

Но должен был. Саша знала больше, чем они думали, даже больше, чем Дэвиэна и, наверняка, во многом больше, чем сам мистер Льюис. Быть может, она хотя бы видела, или слышала этого человека, может ей встречалось его имя, или он приходил к ней во сне.

— Саша, что Вы знаете о Крысолове?

— Ничего, кроме легенды про Гаммельн. Вы ведь о нем? — женщина обернулась. Виктор разочаровано покачал головой, и сиделка, пожав плечами, ушла, даже не попрощавшись.

Ответ Саши Виктора не столько разочаровал, сколько просто расстроил. Он отлично понимал, что Джек скорее правил бы из тени, но в то же время понимал, что тот не смог бы усидеть на месте. Он был бы рядом с мистером Льюисом постоянно и его наверняка запомнили бы.

И даже если бы он представлялся чужим именем, Саша узнала бы, что Виктор говорит о нем. Она узнала бы его под именем Крысолов даже в том случае, если Джек ни разу не назвал бы и этого имени.

Потому, что первое, о чем она подумала бы, увидев Джека — сказка о Гаммельнском крысолове. А даже если бы она не знала ее, Джек сам бы ей ее рассказал. Он был в восторге от этой истории и упоминал бы Гаммельн постоянно, просто так, без повода. Он рассказывал бы факты о нем, рассказывал о Крысолове и жителях Гаммельна.

Джек сделал бы это еще и потому, что не мог бы не оставить Виктору знак. Он не смог бы удержаться от этого хвастливого приветствие. В прочем, отказаться от возможности передать Гадателю привет, было бы совершенно не в его стиле.

— Почему ты спросил ее про Джека? — прервала размышления Виктора Пенелопа. — Сомневаюсь, что ему вообще есть дело до этой семьи, — она нервно теребила бусины на Ловце. Виктор вспомнил, как в детстве ее мать пыталась отучить дочку от привычки теребить бахрому, бусины, просто ленты или шнурки, но безуспешно.

— Он приходил к Грейс в Безмирье, — ответил Виктор. Пенелопа осеклась и посмотрела на Грейс.

— Это правда?

— Да. Он чудесный. Очень помог мне и…

— Это очень плохо, — не дала ей договорить Пенелопа. — Очень плохо, — она опять потянулась за сигаретой. — Тогда нужно действовать максимально непредсказуемо.

— Что? Почему? — Грейс возмущенно всплеснула руками. — Он. Помог. Мне. Выжить.

— Он никогда не делает ничего просто так. Он ведь Крысолов. Ему не зря дано это имя, — начала Пенелопа, но Грейс перебила ее:

— Вы его даже не знаете.

Виктор осекся. Грейс была абсолютно уверена в своих словах, и в этом не было ничего удивительно. Несколько месяцев в Безмирье она провела с ним бок о бок. Он научил ее выживать и ушел, как будто специально.

— Мы знаем его, Грейс. Мы знаем его лучше, чем кто-то еще. Мы с ним вместе выросли, — устало произнес Виктор. — Собирайте вещи, возьмем машину на прокат и поедем к маяку.

— Прямо сейчас? — Пенелопа скривилась.

— Ты сама сказала, что нужно действовать непредсказуемо. Ну, и вот…

— Ладно, — Пенелопа затушила окурок о подоконник и выбросила его в форточку. Схватив Иеронима за рукав, она потянула его к выходу: — Идем, тебе собраться проще, чем мне. Хоть поможешь упаковать доску Уиджи…

— Пождите, — Виктор кивнул на чемоданчик Иеронима и тихо спросил: — Ты правда пустил бы их в ход?

От одного воспоминания о странном наборе инструментов, спрятанном в таком невзрачном чемоданчике, у Виктора по спине пробегал холодок.

— Я ни разу не пускал их в ход, хотя и умею ими обращаться, — Чистильщик вернулся, взял чемоданчик: — И потом, их изначально создавали не для пыток, а в медицинских целях… — он поставил чемоданчик в шкаф и скрылся за дверью.

— Подумать только, медицинские инструменты… — пробормотал Гадатель. Сожаление о том, что он уделял таким мелочам слишком мало внимания, ушло почти сразу же после того, как только за Пенелопой и Иеронимом закрылась дверь.

В номере наступила тишина. Виктор устало потер лицо руками, искренне пытаясь сдержать нервный смех, а потом направился к дверям в свою комнату.

Грейс снова коснулась его руки.

— Я не хочу верить, что он — плохой.

Виктор замер, смотря куда-то в сторону. Все это было так давно, что от болезненных воспоминаний осталось лишь легкая, почти неуловимая, горечь на кончике языка. Что-то, что невозможно распробовать. Он так долго не мог простить Джека, что перегорел и стал остывать, и забывать всю ту боль, что испытывал раньше. И теперь все, что он помнил — детство и юность, и последние несколько дней их дружбы, омраченные случаем с Тристаной. Все это было словно скрыто в густом белом тумане.

Больше всего сейчас Виктор боялся, что вернувшись, Джек разбудит в нем то, от чего Гадатель так долго бежал. И в то же время, он все еще надеялся, что ошибается и в Джеке еще осталось что-то, что можно было бы назвать светом.

И все же, даже пытаясь найти в Джеке добро, Виктор все еще не мог его простить.

Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от оцепенения, и ответил Грейс:

— Я тоже не хочу в это верить. Ты даже не представляешь, как сильно я не хочу верить в то, что он не тот, кем я его считал. Но он — Крысолов. Он жесток, циничен и расчетлив. Ему было нужно, что бы ты была ему должна Грейс. И ты теперь действительно его должница.

— Я ведь не знала…

— Я тебя и не виню, — Виктор хмыкнул. — Собирайся.