Глава 1
УЖЕЛЬ ЗЕМЛЯ РОДНАЯ?

Невольно к этим грустным берегам

Меня влечет неведомая сила!

А. С. Пушкин


В таинственном мире космоса, в беспредельном просторе миллионов световых лет, среди сверкающих центров атомного кипения материи, мимо звезд, живущих или рождающихся, гигантских или карликовых, через вакуум, материальный, но неощутимый, как пустота, завершал свой путь, возвращаясь на родную Землю, звездолет.

Ослаб стокилометровый трос-буксир, соединяющий два его дискообразных модуля. Закончилось торможение тягового, сдерживающего жилой модуль, снижая его скорость от световой до первой космической. Звездолет вышел на околопланетную орбиту. В кабине управления ощутилась невесомость.

— Никитенок! Куда ты забрался под потолок? Сейчас же спускайся. Держись за скобки, как папа учил.

— Я летаю, мамочка! Я — настоящая птичка, как ты рассказывала. Я снова летаю, как раньше, когда был маленький!

Помнил ведь трехлетний малыш невесомость, которую ощутил год назад. Жилой модуль тогда перестал разгоняться, а тормозить еще не начал. И при почти световой его скорости, за один удар сердечка Никитенка, мимо него мелькали звезды и световые годы расстояний. Осознать это он сможет лишь став взрослым, овладев теорией относительности и поняв парадокс времени.

Вся коротенькая жизнь Никитенка, рожденного на другой планете, прошла в «разгоне» и «торможении» его космического дома, кроме которого он не видел ничего, если не считать книжек и видеофильмов, привезенных родителями с Земли.

Не только папа и мама, математик корабля Надя и штурман Никита, все члены экипажа звездолета обожали мальчика. Он был для них символом грядущих поколений.

— Сейчас же спускайся вниз! — настаивала Надя, отрываясь от иллюминатора, через который вместе с другими звездонавтами рассматривала долгожданную родную Землю.

Ловко подплыв к малышу, она взяла его за ручку.

— Я не знаю где «вниз», — сопротивлялся тот.

Но Надя спустила его. Ее невесомые огненные волосы распустились при этом непослушной волной, напоминая воительницу былых времен, на репродукцию портрета которой еще годовалый Никитенок показывал в их семейной каюте, говоря «мама», хотя волосы у Жанны д’Арк были черные.

С мальчиком на руках Надя встревоженно обратилась к всегда невозмутимому долговязому папе Никите:

— Неужели это Земля наша? Не верится!

— Ну что ты, родная,- возразил низким голосом Вязов. — Компьютеры не могли ошибиться. Мы с Федей с ними крепко дружим. «Гончих псов» с их галактикой с неба никто не угнал. «Туманность Андромеды» на месте, как пришпиленная. Такие ориентиры не подведут.

— Но почему очертания материков не похожи наземные?

— Видно, нынче здесь мода такая на облачный покров.

— И все-таки Надины сомнения можно понять, — вмешался Вася Галлей, второй математик корабля, маленький, подвижный, с острыми чертами лица, который считал для себя Надю недоказанной великой теоремой Ферма.

— Что, Вася, Америки своей отыскать внизу не можешь? — с упреком заметил его закадычный друг, второй штурман звездолета Федоров, сухой, скуластый, нескладный. — Тебе бы только выдумывать неразрешимые задачи да находить хитроумные решения.

Перекидываясь словами,звездонавты тревожно изучали медленно поворачивающуюся перед ними в иллюминаторе голубоватую, затененную с одной стороны сферу, разукрашенную причудливым узором облаков. Но никто не напомнил друг другу, что таких «земель» во Вселенной великое множество, как и звездных «кристаллов», в узлах которых находятся «солнечные системы», во всем сходные между собой, как атомы в кристаллах земных.

— Да, старые карты, пожалуй, не годятся! Кто знает, что тут произошло без нас, — вздохнул Вася Галлей.

— Не могло произойти на Земле ядерных войн! Не могло!- с жаром воскликнула Надя. — Все ядерное оружие уничтожили еще до нашего появления на свет!

— Кабы одно только ядерное оружие грозило людям,- многозначительно произнес Никита.- Сами себе они угроза.

— Не хочу этому верить! Скорее поверю, что не в тот звездный «кристалл» мы попали!

— Уничтоженное и восстановить можно,- мрачно заметил Федоров.- Но вот времени, потерянного нами, не восстановить. Снова разгоняться, выбирать куда лететь, опять тормозить… На Земле еще столетия промелькнут.

— Прикинь еще два корабельных года, штурман. Конечно, Никитенка женить еще рано будет,- усмехнулся Вязов!

— Да и не на ком,- вставил Вася Галлей.

Командиры космической экспедиции Бережной и Крылов не вмешивались в разговор.Но сомнения соратников тревожили и их. Решение о том, улетать ли от Земли, достигнутой в конце бескрайнего путешествия,искать ли другую планету, более похожую на их родину, или решиться на отважный спуск на непонятно как изменившийся земной шар невыносимой тяжестью лежало на командирах. Но не только незнакомые очертания материков смущали их; необъяснимым казалось отсутствие вокруг излучений в радиодиапазоне и безответность радиосигналов, посланных со звездолета. Неужели никто не ждет их?

Бережной отличался от своего добродушного полнеющего коллеги могучей фигурой и решительностью суждений.

— «Це дило треба разжувати» — если «тысячу лет» можно разжевать.

Крылов тихо добавил:

— Не могу поверить, что это было последнее земное тысячелетие.

— Спустимся — побачимо.

— А если найдем пустыню?

— Улетели с Землии, улетим и с Земли,- бодро ответил Бережной.

— Тогда спускаться надлежит так же, как на Землии?

— Если в муравейник руку совать, так лучше в перчатке.

— Скафандры и будут вроде перчаток, — согласился Крылов.

— Так что, хлопцы да дивчины!- обратился Бережной к окружающим, хотя «дивчина» в кабине была только одна.- Готовьтесь снова к подводному спорту. Никитенок подрос, в ранце за спиной у матери уже не поместится. Приладим контейнер.

— Я буду рыбкой, как на картинке!- обрадовался мальчик, по-своему понявший смысл слов командира.- Ура! Я подружусь с другими рыбками. И птичками!

Звездонавты не могли не улыбнуться. Теплее стало у них на душе.

Предстояло прощаться со своим звездным домом.

Командиры остались в рубке управления, обсуждая детали предстоящего спуска на космоплане. «Экспедиция на Землю» начиналась.


Федоров с Галлеем получили задание обследовать поверхность планеты в электронный телескоп, обнаружить населенные места, выбрать район приземления, подобно тому, как это было сделано на далекой планете-двойнике, Землии.

— А ведь города-то есть! Сохранились, что ли?- говорил, не отрываясь от телескопа, Галлей.- Пожалуй, стоит предложить посадочную площадку вблизи такого мегаполиса. От домов длинные тени.

Федоров, как всегда, был согласен со своим другом.

— Все, что думаешь, запиши и забудь, — неожиданно сообщил по браслету личной связи Бережной.- Дороги видел? И движения по ним, говоришь, нет? Так делай отсюда вывод, что встречи нам не подготовлено. Триумфальной арки не соорудили.

— Неужели, командир, вы всерьез хотите как на Землии?

— Безопасность, хлопцы, прежде всего. Кто их там знает, как они живут, если вообще существуют!

— Георгий Трофимович прав,- подтвердил Крылов.- Надо иметь запасной вариант с подъемом к нашему звездному дому.

— Чтоб от родного дома улетать?- возмутился было Галлей, но почувствовал на плече руку друга Феди.

— Хуже не будет, — односложно сказал тот, садясь к электронному телескопу.

— Хуже не бывает, — буркнул Галлей, уступая ему место.


Супруги Вязовы прощались со своей уютной каютой, где вырастили своего Никитенка, живую память о том, что пережито было ими на чужой планете. Надя предложила отправиться в отсек отдыха, где звездонавты любили проводить свободное время среди земных пейзажей, перенесенных голографическими изображениями на стены.

Вязов удивился:

— Зачем нам земные картинки, коль скоро сами там будем? Натуру увидим. Никитенок на настоящее дерево забраться сможет.

— Смогу, смогу! Видишь, как я летаю.

— Там не полетаешь, — заверил отец.

Надя, как всегда, настояла на своем, и они втроем поплыли по знакомым переходам с этажа на этаж, пока не оказались в желанном отсеке. Надя поколдовала около маленького пульта, и они чудом оказались на лесистом берегу реки, где под ногами виднелся не металлический пол, а как бы настоящая трава.

Вязов узнал «место», где сыграна была их с Надей «космическая свадьба» еще на пути к неведомой планете, и понял, почему Надя привела его с сыном сюда.

Все трое, держась за «землю», чтобы не взлететь, уселись на «траве». Мальчику все хотелось сорвать стебельки, но это никак не удавалось. Пальчики проходили сквозь них.

— Подожди, скоро будешь бегать по настоящей травке, — утешал его Никита.

— Почему эта не настоящая? — капризно спросил малыш.

— Потому что игрушечная,- с улыбкой ответил Вязов.

Малышу этот ответ показался убедительным. Игрушечное — это понятно. Но он продолжал допытываться:

— А почему на эти деревья нельзя залезть? Ведь на игрушки можно забираться.

— Потому что это картинки.

— А там, внизу, когда мы к рыбкам прилетим, река будет не на картинке?

— Она будет мокрая.

— И рыбки мокрые?

— Конечно,- улыбнулась Надя и притянула к себе мальчика.- Ах ты,рыбка моя!

— Я- птичка, а не рыбка, — запротестовал Никитенок.

— Орленок,- заметил Вязов.

— Сын орла,- загадочно вставила Надя.

— Значит, ты орел, — заключил разумный малыш, смотря на отца.

— Верно!- лукаво подхватила Надя. — Видишь, как он летает?

Никита почему-то вдруг взмыл вверх и отлетел к реке, повиснув над ее гладью.

Мальчик восхищенно смотрел на него.

Надя грустно улыбалась каким-то своим мыслям.

В браслетах личной связи раздался сигнал общего сбора.


В самом низу многоэтажного жилого модуля хранился спусковой модуль- космолет, способный летать и в атмосфере, и в вакууме.

Звездонавты переходили в него по галерейному переходу, пробираясь через люки. Задраить последний люк выпало Никите Вязову. Надя, прижимая к себе малыша, висела с ним вместе над мужем.

— Неужели придется отдраить его и вернуться в наш звездный дом?- спросила она.

— Не возвращается только прожитое время, как мудро заметил наш философ Федя Федоров, — отозвался Никита.

— Что-то нас ждет впереди? — вздохнула Надя.

— Спустимся — побачимо, — голосом Бережного произнес Никита.

Надя улыбнулась.


Космолет внутри оказался куда более тесным, чем оставленный модуль: без уютных кают, скрашивавших годы полета, без отсеков отдыха, переносящих скитальцев на далекую родную Землю. Он напоминал, скорее, пассажирский воздушный лайнер старых добрых времен. В салоне стояли удобные кресла, где и разместились звездонавты, за исключением двух командиров, занявших места пилотов в головной кабине перед пультами управления.

Никитенок был горд тем, что ему, как большому, как папе с мамой и другим дядям, досталось большое кресло, правда, великоватое. Жаль только, что его привязали к нему ремнями и нельзя снова вообразить себя птичкой.

И еще досадно было малышу,что все, кроме него, оделись не в маленькие, как на нем, а в красивые серебристые костюмы со шлемами за спиной, которые можно надеть на голову и стать похожими на рыцарей с любимой его картины: рядом с ними на коне красовалась воительница, которую Никитенок продолжал называть мамой.

Когда все станут выходить, как объяснила настоящая мама, Никитенка «засунут в ящик» (как игрушку) и крепко закроют крышку. И никак мама не хотела ему сказать, как же он сможет из ящика подружиться с рыбками и птичками.

Но пока что его в ящик не засовывали и можно было прильнуть лицом к окошечку, расплющив носик о толстое стекло,и смотреть, как шероховатая стена отодвигается, превращаясь в огромный волчок, похожий на тот, который смастерил ему для забавы папа: он мог долго крутиться, но когда все смогли летать, волчок уже не запускался, а тоже летал.

Мама с папой и дяди стали теперь почему-то очень серьезными, не играли с Никитенком и даже ничего не рассказывали.

Малыш стойко все терпел, радуясь, что он еще не в ящике, который называли контейнером.

Мальчик вертелся в кресле. Заглянуть бы в переднюю каюту, где виднелись дяди-командиры. Когда они там что-то сделали, стена стала отодвигаться от окошка, превратилась в волчок, а потом уменьшалась, уменьшалась и стала совсем такой, как папина игрушка. Но он не крутился, потому что к нему привязана ниточка, идущая к звездам, а на конце этой ниточки, как объяснила мама, еще один волчок, только он так далеко, что его не видно. Это, однако, было выше понимания Никитенка, как и то, зачем его закроют в ящике, хотя, как настоящий звездолетчик, он готов был все вытерпеть.

Не только юный звездолетчик смотрел на удаляющийся модуль покинутого корабля. Никто из взрослых не мог подавить в себе горькое щемящее чувство при прощании со своим так славно послужившим домом.

Только пилоты космолета Бережной и Крылов целиком были заняты переводом аппарата на спиральную трассу спуска, рассчитанную еще в незапамятные времена прадедом космонавтики К. Э. Циолковским, тем самым, который, по словам Бережного, учил детей в школе считать, а научил людей в космосе летать.

А крохотному звездолетчику так хотелось выскользнуть из ремней, попасть в рубку управления,чтобы помочь главным дядям вести корабль.Но воспользоваться тем, что мама, папа и дяди смотрели в окошечко, малышу все же не удавалось, и командиры остались без его помощи.

И пришлось им самим начать торможение, чтобы войти в плотные слои атмосферы с уменьшенной скоростью, избежав перегрева аппарата.

Предстояло, облетев Землю несколько раз, опуститься точно в выбранном для посадки месте.

Спираль приближалась к концу.

Командиры предложили всем надеть шлемы, укрыть мальчика в контейнере и приготовиться к выходу.

Они первыми надели шлемы, и за прозрачным их забралом трудно было уловить на их лицах тревогу. Отвечая перед собой, перед товарищами, перед человечеством, к которому вернулись, за благоприятный исход всего их путешествия, они, естественно, волновались.

Но они не знали о том, что их ждет впереди.

Загрузка...